CC BY
48
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
И. И. Бурова
«ВИДЕНИЯ БЕЛЛЕ» ЭДМУНДА СПЕНСЕРА:
ПЕРЕВОД ИЛИ АДАПТАЦИЯ?
В эпоху Возрождения стремительное возвышение статуса национального языка в Англии сопровождалось не только появлением многочисленных английских переводов произведений иностранных авторов, как античных, так и современных, преимущественно итальянских, но и теоретическим осмыслением сущности перевода и его задач, и Эдмунд Спенсер, выступив как поэт-переводчик, внес важный вклад в утверждение практики поэтических переводов на английский язык.
В подавляющем большинстве случаев ренессансные переводчики ставили своей главной задачей максимально точную передачу содержания переводимого иноязычного произведения, пусть даже в ущерб форме изложения1. Для некоторых переводчиков опрощение формы мыслилось как неизбежный процесс в силу недостаточного развития национальной словесности2 или даже как желательное качество перевода, позволяющее сделать содержание переводимого текста понятнее и доступнее3 для обычного читателя.
Понятие точного перевода не подразумевало перевода буквального, ибо авторитет Горация служил ренессансным переводчикам предостережением против попыток буквального воспроизведения оригинала: нельзя «идти переводчиком верным другого, / Слово за словом, в тупик попадая...»(пер. А, В. Артюшкова. «Послание к Писонам об искусстве поэзии», ст. 133-134)4, заставляя искать адекватные или приблизительные способы выражения чужой мысли средствами родного языка.
Трактат Ж. Дю Белле «Защита и прославление французского языка» (1549), воспринятый с огромным вниманием не только во Франции, но и в Англии, стал определяющим в формировании отношения к переводу у елизаветинцев, стремившихся к утверждению и расширению возможностей языка национальной литературы. Французский теоретик признавал, что перевод необходим для развития и распространения национального языка, но подчеркивал опасность чрезмерного оптимизма в отношении к переводу как средству совершенствования вольгаре: «.. .верные переводчики могут во многом помочь и облегчить положение тех, кто не имеет возможности заниматься иностранными языками. Что же касается выбора слов - части, безусловно, самой трудной <.. .> выбор слов основывается на словах простых, распространенных, не чуждых общим употребительным нормам, на метафорах, аллегориях, сравнениях, уподоблениях, выразительности и многих других фигурах и украшениях, без которых все речи и стихи становятся голыми, всего лишенными и слабыми, и я никогда не поверю, что можно все это хорошо усвоить при помощи
© И.И. Бурова, 2006
переводов, потому что невозможно передать все это с тон же греллей. с шторой qpu это сам автор, тем более, что каждый язык имеет нечто свойственное ему самому«?.
В рассуждениях Дю Белле проводится четкое различие между хгроза^г-есЕгу и поэтическим переводом. Признавая возможность достойной передачи содержания и лаже некоторых элементов стиля иноязычного прозаического текста, Дю Белле стазил под сомнение возможность поэтического перевода в силу языковых различий и специфики поэтического творчества, обусловленного вдохновением свыше, весьма резко отзьзаясь о попытках современников переводить поэтические тексты. Он видел в поэтических переводах проявление тщеславия современных переводчиков, которые примеряли на себя одежды великих авторов, беря на себя смелость вещать от их имени, претендуя на громкую славу. По мнению Дю Белле, приблизительный поэтический перевод возможен, однако обращаться к нему следует как можно реже «ввиду божественного вдохновения», которое окрыляло поэтов, ввиду «величия стиля, возвышенности слов, значимости сентенций, смелости и разнообразия фигур и тысячи других блесток поэзии», «той энергии и некой мудрости, заключенной в их писаниях, которая называлась римлянами “genius”»6, тех качеств истинной поэзии, которые могут потеряться при переводе. Дю Белле прямо предостерегал современных поэтов от состязания с предшественниками в процессе перевода их текстов на национальный язык, ибо перевод поэзии - «дело трудное и невыгодное», «бесполезное и даже вредное для укрепления языка», «приносящее больше урона, чем славы»7. Иными словами, при переводе творений великих поэтов результатом будет появление более слабого в художественном отношении текста, что может лишь способствовать укреплению неуверенности в возможностях национальной словесности. Идеальный поэтический перевод оказывается сродни самому творческому процессу и может быть лишь результатом вдохновения свыше8.
Свои рассуждения о поэтическом переводе Белле подкреплял ссылкой на практику древних римлян, которые избегали поэтических переводов с греческого, но, «подражая лучшим греческим авторам, превращаясь в них... выбирая согласно своей натуре и содержанию самого подходящего себе автора, они старательно исследовали все его наиболее оригинальные и изысканные приемы и приспосабливали к своему языку. Делая это... римляне создали все эти превосходные произведения... иногда подражая одному из них (греческих авторов. — И. Б.)»9.
В «Пастушеском календаре» Спенсер последовал именно по такому пути. Однако это не означает, что он беспрекословно разделял выраженное в «Защите и прославлении французского языка» мнение Дю Белле о поэтическом переводе, а если и разделял, то не на протяжении всей жизни. Овладение искусством поэтического перевода стало для него одним из этапов доказательства собственной поэтической состоятельности и одновременно утверждения могущества английской поэзии.
Дю Белле оказал значительное влияние на формирование эстетических идей Спенсера, и было бы логично предположить, что английский поэт последует по указанному в «Защите и прославлении французского языка» пути, предпочтя поэтическому переводу иноязычных стихотворных произведений их адаптацию к возможностям английской словесности. Так было, когда Спенсер отверг идею привить античные квантитативные размеры английской поэзии, так было, когда в 1579 г. он опубликовал «Пастушеский календарь», творчески применив в нем модели, заимствованные из произведений лучших поэтов-пасторалистов прошлого. Однако переводческая деятельность Спенсера выявляет его расхождения с Дю Белле, причем именно поэзия самого Дю Белле стала тем материалом, на котором Спенсер доказал не только возможность создания конкурентоспособного переводного
стихотворения, но и полезность поэтических переводов для принимающей их культуры. Вероятно, при движении по этому руслу Спенсера вдохновлял пример Чосера, добившегося больших успехов не только в создании «склонений», но и в сфере поэтического перевода, пример, который, в отличие от рассуждений Дю Белле, внушал оптимизм в отношении возможности переводов иноязычной поэзии на английский язык.
Спенсер занялся поэтическим переводом не ранее 1568 г., когда ему был доверен перевод поэтических фрагментов, включенных в «Театр, в котором будут в равной степени представлены несчастья и беды, проистекающие из сластолюбивой мирской жизни, а также радости и удовольствия, которыми наслаждаются праведные» (“Theatre for Worldlings”, 1569), антикатолический памфлет нашедшего в Лондоне убежище от религиозных преследований голландского протестанта, гуманиста и поэта Яана ван дер Ноота, очень любопытный по своему интернациональному, гетерогенному составу, включавший поэтические переводы с французского и итальянского, оригинальные стихи автора, прозаический текст и гравированные эмблемы. Очевидно, на живом примере ван дер Ноота Спенсер впервые убедился в возможности поэтического перевода, не говоря уже о том, что работа над переводами позволила начинающему английскому поэту лучше познакомиться с произведениями европейских мастеров.
Для «Театра» необходимо было перевести одиннадцать стихотворений из сонетной секвенции Дю Белле «Сон, или видение на ту же тему» (“Un Songe, Ou Vision sur le mesme subject”, 1558; ван дер Ноот остановил свой выбор на сонетах № 1-5,7,9-12 и 15), являющейся продолжением его секвенции «Древности Рима», четыре сонета самого ван дер Ноота, основанных на апокалиптических образах, а также шесть «эпиграмм», часть которых была написана в форме сонетов, а другие - 12-сложниками, заимствованными из французского перевода канцоны Петрарки “Standomi un giorno”, выполненного К. Маро. Эта канцона стала и главным литературным источником замысла «Сна» Дю Белле, так что в процессе переводческой работы Спенсер познакомился с содержащимися в ней размышлениями об изменчивости мира по двум различным французским версиям, а также, возможно, и по итальянскому оригиналу.
Спенсер выполнил переводы рифмованных стихов для «Театра» белым стихом. Это обстоятельство можно объяснить по-разному. Выбор белого стиха может означать нечто большее, чем осознание того, что по-английски, ввиду нефиксированности английского ударения, рифмовать сложнее, чем по-французски. Белый стих, введенный графом Сарри при переводе «Энеиды», мог быть предпочтен переводчиком как придающий тексту эпический размах, подобающий дидактическим целям книги ван дер Ноота. Кроме того, белый стих, более близкий прозе по сравнению с рифмованным, - это и определенный компромисс, на который поэт пошел в свете концепции поэтического перевода Дю Белле, ставя на первое место задачу точной передачи смысла.
Возможно также, что выбор Спенсером белого стиха есть свидетельство его понимания самой оригинальной черты сонетов Дю Белле, который использовал жанр, конвенционально ассоциирующийся с личными, эротическими мотивами, для размышлений на темы, имеющие глубочайшее политическое значение. В сонетных секвенциях, посвященных Риму, Дю Белле создал новый для Европы тип лирики. В нем совместились характерные для гуманистов темы: размышления об изменчивости мира и славе, которая пережила бы монументы, и мотивы любовной поэзии - красота и холодность возлюбленной, отчаяние влюбленного, его гнев и надежды.
Сонетам «Сна», как это и следует из заглавия секвенции, Дю Белле придал форму видений. Этот прием стал подсказкой для Спенсера, который на примере Дю Белле
постиг горацианский принцип пикторопоэзиса и в дальнейшем широко использовал его в своем творчестве. Лирический герой Дю Белле постоянно подчеркивает, что в сонетах он описывает зрительный образ (je vy). В переводах Спенсера в глаза сразу же бросается точно воспроизводимая английская аналогия Isaw/saw(e)/behelde/was 1о see (в 11 сонетах эти выражения повторяются 14 раз). Действительно, в первых восьми строках каждого из сонетов дается развернутое описание зрительного образа - триумфальной арки, орла, гордого дерева и так далее, а в заключительных шести строках констатируется катастрофический упадок, в который пришло то, что являлось визионеру во всем своем великолепии, а также кратко отражается эмоциональная реакция лирического героя по поводу этого печального обстоятельства (например: “О grevous chaunge!” (сон. 9), “I was with dreadfull sight afrayde” (сон. 11)). Элегические описания с акцентом на зрительный образ у Дю Белле, переданные в переводе с соблюдением пропорций оригинала в дескриптивных стихах сонетов, предвосхитили характерную для оригинального творчества Спенсера тенденцию прерывать повествование описанием предметов или мест, которым грозят перемены, особенно ярко проявившуюся в повествовательной манере «Королевы фей». Приведенные примеры позволяют говорить о том, что, помимо точной передачи содержания сонетов «Сна», Спенсер стремится к сохранению синтаксических конструкций оригинала, его художественных образов, воспроизведению авторского соотношения декриптивной и медитативной составляющих поэтических текстов, а также принципа живописи словом, используемого Дю Белле. Эти качества переводного текста намного превышают рамки простой передачи содержания чужого текста.
Важность, которую Спенсер придавал работе над переводами сонетов «Сна» Дю Белле, косвенно подтверждается включением их в сборник «Жалобы» (1591) под названием «Видения Белле» (“The Visions of Bellay”), где они были представлены в новой редакции. Во втором варианте перевода сонетам была придана форма шекспировских. Это обстоятельство можно интерпретировать как известное опрощение формы оригинала, выражающееся в увеличении числа рифм с традиционных пяти, использующихся в итальянских сонетах, до семи. Можно ли говорить о том, что Спенсер отверг принцип соблюдения строфических параметров оригинала при переводе поэтического текста подобно тому, как ранее он отверг диктат квантитативных размеров? Думается, что поэт, создавший «Пастушеский календарь» и уже выпустивший первые три книги «Королевы фей», настолько доказал свое поэтическое мастерство, что облечение перевода в исходную форму итальянского сонета не представляло для него проблемы. Значит, причину, по которой Спенсер предпочел использовать в переводе шекспировскую форму сонета следует искать в другом. На наш взгляд, выбор шекспировского сонета свидетельствует о тенденции Спенсера к «национализации» перевода, о стремлении «перевести» на английский самую форму сонетов Дю Белле.
Новый вариант перевода стал полным, так как в нем появились и четыре исключенные ван дер Ноотом сонета секвенции (№ 6,8,13 и 14). Переведя недостающие четыре сонета Дю Белле, Спенсер вернул секвенции ее формальную целостность, а также характерную для нее некую теологическую двусмысленность.
Учитывая, что в протестантских странах не было столь резкой смены культурного кода, как во Франции времен Плеяды, ван дер Ноот, по всей видимости, воспринимал сонеты Дю Белле не только как дань величию античной цивилизации, но и как аллегорические тексты. Интересно, что в каждом из сонетов «Сна», опущенных ван дер Ноотом, содержится намек на то, что Рим будет разрушен с севера (в № 6 говорилось о гибели капитолийской волчицы от рук ломбардских охотников, в № 8 конец мирной жизни
города был положен нашествием варваров со стороны, откуда «ветры приносят холодные шторма»; в № 14 город погибает от налетевшей с севера бури», в № 13 - северный ветер становится причиной гибели прекрасного судна с ценным грузом, которое, однако, затем поднимают на поверхность). Вероятно, протестантский агитатор ван дер Ноот не хотел включать в свой памфлет сонеты, которые могли создать неблагоприятное впечатление об его единоверцах. Так, силы, несущие гибель Риму, ассоциировались с протестантской Северной Европой, а высказанная в сонете 13 Дю Белле мысль о возможности спасения того, что было севером погублено, оказывалась и вовсе нежелательной в контексте такого прочтения этих стихотворений.
В «Жалобах» Спенсер переводит эти «жесткие» тексты, не отступая от оригинала Дю Белле. Он видит в них как раз не аллегорию, а тот философский смысл, который вкладывал в поэзию руин Дю Белле, связанный с размышлениями поэта о необратимом беге времени. Однако отношение самого Спенсера к поэзии руин неоднозначно. Он всегда ценил и будет продолжать ценить наследие античности, история античной римской цивилизации всегда будет оставаться для него примером для подражания в стремлении создать современную англоязычную гиперкультуру, которая вобрала бы в себя все самое лучшее, что создано разными народами в разные времена: античное наследие, национальную традицию, новые иностранные веяния. В то же время, стремясь достигнуть лауреатского статуса, он не мог разделить тот пыл, с которым Белле описывал языческий мир, противопоставляя его современному, христианскому. Переводя стихи Дю Белле и совершая вслед за ним метафизический экскурс в языческий мир древнего Рима, Спенсер пришел к пониманию угрозы, которую таит в себе прославление языческих руин христианским поэтом.
В полном переводе «Снов» Дю Белле Спенсер изобразил перед английскими читателями опасную в нравственном отношении картину. Визионер сонетов Дю Белле, видимо, на время забывающий о своем христианском долге после открывающего секвенцию сонета, может рассматриваться как прообраз Рыцаря Красного Креста в его первой встрече с Дуэссой, символом римско-католической церкви, привидившейся ему во сне, а затем, последовавшего за ней, забыв свою веру. Пониманием подобной опасности проникнута и оригинальная концовка также выполненного Спенсером перевода «Древностей Рима» Дю Белле (“Les Antiquités de Rome”, 1558), также вошедшего в сборник «Жалобы» под названием «Руины Рима Белле» (“Ruines of Rome: by Bellay”). Воздавая хвалу «первому поэту-лауреату той свободной поэзии, что создала Франция» (“Ruines”, ст. 449-450), Спенсер говорит, что Дю Белле «воздвигнул из праха старый Рим» (ст. 453). Комплимент, таким образом, приобретает двусмысленный характер, тем более, что далее Спенсер противопоставляет искусству Дю Белле творчество Гийома де Саллюста Дю Бартаса (1544-1590), одного из ведущих протестантских поэтов Франции, сподвижника Генриха IV. У Спенсера Дю Бартас выступает и как преемник Дю Белле, и как поэт, который превзошел учителя духовно, так как поставил свою поэзию на службу христианской небесной Музе, а не духам языческих руин. При всей важности идей и творчества Дю Белле английская протестантская поэзия должна была идти своим путем, взяв от него все лучшее и развиваясь в канонах истинной веры. Об ослаблении влияния Дю Белле на Спенсера свидетельствует и символический финал поэмы «Руины времени», возможно, самый поздний по времени создания фрагмент сборника «Жалобы»: если расцвет французской литературы связан с созвездием поэтов Плеяды, то в Англии - с созвездием лебедя-Сидни, вознесенного на небеса не волей языческих богов, но как христианский праведник, мученик за истинную веру.
Итак, с помощью переводов из Дю Белле Спенсер опроверг тезис самого Дю Белле о том, что не нужно заниматься переводами поэтических текстов. Поэт вышел далеко
за рамки передачи общего смысла сонетов Дю Белле, создав адекватный в смысловом и гармоничный в художественном отношении точный перевод сонетов французского поэта, ему удалось органично вписать эти произведения в контекст религиозных взглядов английских протестантов и показать, что протестантская культура может пользоваться всем арсеналом наработок культуры католического мира, пропуская их через идеологические фильтры. Отношение Спенсера к Дю Белле отразило характерную для него тенденцию обращаться к творческим достижениям разных времен и народов и отбирать среди них то лучшее, что может послужить на благо развития национальной поэтической традиции.
1 Линский С.С. Языковые теории в эпоху английского Возрождения // Изв. АН СССР. Отд. литературы и языка. Т. 17. Вып. 5. М., 1958. С. 438.
2 Jones R.F The triumph of the English language. Stanford, 1953. P. 23.
3 Wright L Middle class culture in Elisabethan England. Chapel Hall, 1935. P. 345, 350.
4 Цит. no: Хрестоматия no античной литературе: В 2 т. Т.2. Римская литература / Сост. Н.Ф. Дератани, H.A. Ти-
мофеева. М., 1965.
5 Дю Белле Ж. Ж. Защита и прославление французского языка // Эстетика Возрождения: В 2 т. Т. 2 / Сост.
В. П.Шестаков. М., 1981. С. 241.
6 Там же. С. 243.
7 Там же.
8 Отметим, однако, что всего через три года после выхода в свет «Защиты» ее автор опубликовал перевод четвертой книги «Энеиды», а после его смерти вышел и созданный им перевод шестой книги.
9 Дю Белле Ж. Указ. соч. С. 243.
Статья принята к печати 20 ноября 2006 г.
