Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли и современном социогуманитарном знании Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Электронное научное издание Альманах Пространство и Время. Т. 2. Вып. 1 • 2013

Теории, концепции, парадигмы Theories, Conceptions, Paradigms / Theorien, Konzeptionen, Paradigmen

УДК 005.581(32:342/343:35)

Колотуша В.В.

Vi victa vis est1: проблема силового принуждения в истории философской мысли и современном социогуманитарном знании

1 Сила побеждается силой (лат.).

Колотуша Вячеслав Владимирович, доктор философских наук, доцент, профессор кафедры социальных и гуманитарных дисциплин Московского психолого-социального института

E-mail: [email protected]

Статья представляет собой краткий обзор постановки проблемы насилия и силового принуждения и основных методологических подходов, сформировавшихся на данном направлении в философской мысли от античности до рубежа XX и XXI вв. Показаны основные тенденции трансформации представлений о применении силы, а также особенности становления и развития идеи правового принуждения.

Ключевые слова: сила, насилие, применение силы, силовое принуждение, правовое и неправовое принуждение, право, государство.

Новизна социальных процессов и глубина изменений в современном мире требуют переосмысления феномена применения силы с позиций современного социально-философского знания. Возникает острая необходимость его проблемати-зации как особого вида деятельности, создания целостной социально-философской концепции, объясняющей применение силы в социальном процессе.

Анализ теоретических источников, раскрывающих различные аспекты рассматриваемой проблемы, показывает, что в неявном виде проблема силового принуждения была и изначально объектом философской рефлексии, и находит свое отражение в современных философских работах, представлена в других отраслях социально-гуманитарного знания в виде проблемы социального насилия, военного насилия, государственного принуждения и т.д. При этом взгляды относительно применения силы в отношениях между людьми претерпели качественные изменения. Наибольшее отражение в них нашла проблема войны, которая является традиционной и наиболее разрушительной формой силового принуждения, и проблема армии как наиболее древнего социального института классового общества. Многие теоретические положения исследований, посвященных различным аспектам проблемы силового принуждения, имеют несомненную актуальность для социальнофилософского анализа последнего, служат ценным теоретическим источником для разработки соответствующих концепций.

Вместе с тем, анализ различных источников по исследуемой проблеме показывает, что в философском и социальногуманитарном знании понятие «насилие» применяется для определения различных по сути социальных феноменов. Имеющаяся в отечественной литературе традиция обозначения термином «насилие» любых случаев применения силы и неточного перевода терминов, обозначающих соответствующие социальные феномены в зарубежных работах, затрудняет дифференциацию типов силового принуждения и мировоззренческое самоопределение его субъектов.

В этой связи весьма актуальной является реконструкция взглядов философов, представляющих различные школы и этапы существования философской мысли, на проблему применения силы в отношениях между субъектами социального процесс.

Начнем, однако, с семантики. Известно, что в русском языке словом «насилие» наиболее часто обозначают применение силы. В то же время представляется неправомерным обозначать термином «насилие», несущим негативную аксиологическую нагрузку, любые случаи мотивированного применения силы. Речь не идет о том, чтобы отказаться от понятия «насилие» вообще. Это понятие должно быть органично вписано в объем более общего понятия и иметь явное отли-

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

чие от других видов использования силы. Оно по-прежнему может использоваться для обозначения «беззаконного, неправомерного использования силы» [Бочаров 2001, с. 39].

Понятийной однозначности требует и необходимость обеспечения строгой согласованности терминологического аппарата отечественных и зарубежных обществоведческих работ, так как в настоящий момент существует смысловое несоответствие используемых для обозначения применения силы дефиниций и терминов в русском и романо-германских языках: термин «насилие» в русском языке не тождественен понятию, выражаемому словом violence в английском языке [Гиренко 2001, с. 88] и в романских языках, где группы слова, которые принято переводить на русский язык словом «насилие», этимологически восходят к латинскому «violentia» (жестокость, ярость)2, а оно, в свою очередь, — к корню «vis» (сила).

2 Violence (фр.; violenza fisica, violenza (итал.); violencia, acto de violencia (исп).

Действительно, в древней латыни, по всей видимости, термин «насилие» едва ли мог нести негативную нагрузку, так как насилие во времена Древнего Рима было органичным способом регулирования общественных отношений. В таком аксиологически нейтральном виде данная номинация перешла в романские и германские языки, а затем стала использоваться в западных обществоведческих работах как синоним применения силы без присущих нашему употреблению слова «насилие» отчетливых негативных коннотаций. При этом на русский язык она переводилась не совсем аутентичным вкладываемому в него смыслу словом.

В качестве иллюстрации данных предположений можно привести пример несовпадения перевода с немецкого на русский язык известного утверждения М. Вебера из его работы «Политика как призвание и профессия» о том, что государство претендует на монополию «легитимного физического насилия» [Вебер 1990, с. 645], с переводами англоязычных авторов, которые в том же случае используют словосочетание, переводимое на русский язык как «законное использование физической силы» [Пейдж 2005]. Эту смысловую разницу также характеризует и следующий пример. В русском языке слово «насилие» является однокоренным со словом «изнасилование», в то время как в английском языке для его обозначения изнасилования, как правило, используется слово с другим корнем — «rape».

Есть основания предположить, что традиция всякое применение силы обозначать словом «насилие» объясняется особенностями развития русского языка, отражающего историю развития его носителей, сопровождающуюся в меньшей степени применением силы по сравнению с историей некоторых других народов. Может быть, мы имеем дело с отголоском традиционного общества, внутренние отношения в котором больше регулировались моралью, а не правом, опирающимся на силу. Не случайно, например, Н.А. Бердяев связывал возникновение учения Л.Н. Толстого о ненасилии с особенностями нашей культуры: «Толстовское учение о непротивлении, толстовское отрицание насилий истории могло возникнуть лишь на русской духовной почве. Л. Толстой есть антипод Ницше, он есть русское противоположение Ницше, как и Гегелю» [Бердяев 2007, с. 107].

Анализ лексики английского языка, используемой для обозначения случаев применения силы в отношениях между людьми («violence», «compulsion», «using of force», «compulsion with force», «low enforcement», «peace enforcement»), позволяет также сделать предварительный вывод о необходимости введения для них некоего родового понятия, позволяющего создать прочную основу для различения насильственного (предосудительного) и ненасильственного (непредосудительного) использования силы. Более того, можно было бы предложить западным обществоведам сформулировать и ввести в свой оборот точный синоним негативно нагруженного русского слова «насилие». Вероятно, сегодня этот относительный архаизм может стать сверхактуальным для осмысления и преодоления противоречий современного общества, разрешение которых возможно только при опоре на синтез духовных достижений различных культур. Следует заметить, что на необходимость дифференциации различных по целям и содержанию типов применения силы обращали внимание и многие западные исследователи, в числе которых можно назвать П. Волффа, Ш. Волина, Ю. Галтунга, Б. Герта, Х. Грахэма, Т. Гурра, Н. Мейлера, Р. Мэя и др. (см.: [Денисов 1975, с. 59—63; Дмитриев 2000, с. 31—33; Мэй 2001]). Л. Макфайрлен и П. Уилкинсон, например, используют термин «violence» для обозначения несанкционированного применения принуждения, а морально и юридически оправданное применение физических средств со стороны государственной власти определяется ими иначе [Ненасилие... 1993, с. 26].

Анализ использования терминов «принуждение», «насилие», «социальное насилие» позволяет констатировать ситуацию многозначности их употребления, амбивалентности и неопределенности обозначаемых ими денотатов, и заставляет ввести специальный термин, имеющий строго определенное значение. С помощью такого термина автор стремится привести уже имеющийся терминологический аппарат в некоторую систему и вернуть ему необходимую строгость. Это может внести не только большую ясность и определенность в социально-философский дискурс относительно применения силы в отношениях между социальными субъектами, но может быть также использовано в соответствующих разделах социологии, политологии и других наук. В то же время результаты анализа использования и творческое заимствование сходной терминологии в этих научных отраслях могут быть применены при экспликации социально-философской концепции силового принуждения.

Источниками выявления концепта силового принуждения могут послужить, помимо теоретических работ, различные нормативные акты, словари, анализ использования этого термина в юридической практике и в практике международных отношений. Например, в действующем Уголовном кодексе РФ термином «насилие» фактически обозначается одно из предосудительных средств принуждения, которое заключается в прямом физическом воздействии на тело человека.

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

Принуждением обозначается действие, преследующее определенную цель, а насилием — одно из используемых для этого средств. При этом насилие признается неприемлемым средством, отягощающим вину преступника. В то же время противоправные деяния, совершенные под воздействием чьего-либо насилия, не квалифицируются в качестве преступления [Уголовный кодекс Российской Федерации 2003].

В толковом словаре В. Даля глаголу «насиливать» или «насиловать» придаются такие значения: насилить кого-то, силовать, принуждать, нудить к чему силой, неволить [Даль 1992, т. 2, с. 468]. В одном из словарей, размещенных в сети Интернет, соседствуют два следующих определения: «Принуждение — насилие над волей индивида или социальной группы путем применения санкций»; «Насилие — в широком смысле — применение силы либо разного рода угроз по отношению к определенным социальным субъектам или к их собственности с целью запугивания и принуждения к определенным действиям» [Служба тематических толковых словарей Глоссарийяи 2008]. Заметим, что словарь синонимов русского языка рассматривает принуждение и насилие как тождественные понятия. Такое использование терминов «насилие» и «принуждение» — в качестве синонимов или определяемых с помощью друг друга понятий — было характерно для различных словарей и энциклопедий, в которых под насилием в основном принято понимать применение социальным субъектом различных, вплоть до вооруженного воздействия, форм принуждения в отношении других социальных субъектов с целью приобретения или сохранения господства, завоевания тех или иных прав и привилегий [Философский энциклопедический словарь 1983, с. 401; Краткая Российская энциклопедия 2004, т. 2,, с. 642].

Существуют и другие обстоятельства, вызывающие необходимость обозначать иным, чем «насилие», термином тот вид деятельности, который представляет собой мотивированное применение силы или угрозу применения силы одними людьми против других людей с целью установления определенных отношений. Один из доводов в пользу введения нового термина состоит в том, что от слова «насилие» очень трудно образовать однокоренной глагол, обозначающий действие по реализации какой-либо общественно полезной деятельности. Например, пекарь выпекает хлеб, землепашец пашет землю, сталевар варит сталь, учитель обучает. А солдат и полицейский, защищающие страну и охраняющие правопорядок, следуя этой логике, применяют насилие, а, следовательно, занимаются насилием — или насилуют. С таким подходом никак не могут согласиться, в первую очередь, те, чья профессиональная деятельность напрямую связана с применением силы. Если их деятельность обозначать термином «насилие» (пусть даже — «легитимное насилие»), то они как субъекты его применения являются априорно насильниками, а не защитниками. И наоборот, если они являются субъектами легитимного силового принуждения, если они осуществляют эту деятельность ради торжества права и строго в рамках закона, то они однозначно не могут быть названы насильниками. Если же они выходят за пределы своих полномочий, то их деятельность является насилием.

Предлагая понимать под силовым принуждением особый, всеобщий и необходимый вид деятельности, разновидность социального управления и социального взаимодействия [Колотуша 2009], заметим, что концептуализация силового принуждения находится в русле традиции обсуждения проблемы демаркации насилия и ненасилия, которая берет начало в русской философии конца XIX — начала XX вв., однако в неявном виде идея силового принуждения возникает в античной философии. Античные философы обосновывали необходимость применения силы государством для достижения общего блага, мира, безопасности государства, торжества справедливости. В работах античных философов были сформулированы основные принципы организации государственного силового принуждения, а некоторые из них сохраняют свою ценность и поныне.

Среди античных философов особое место принадлежит Платону и Аристотелю, в работах которых значительное внимание уделяется насилию и принуждению в отношениях между людьми. Анализ текстов этих философов позволяет сделать вывод, что термины «насилие» и «принуждение» используются ими как аксиологически нейтральные и зачастую в качестве синонимов.

Платон одним из первых среди философов указывает на роль силы в реализации законов, а следовательно, и в поддержании необходимых для существования общества отношений. По Платону, закон силой и убеждением обеспечивает сплоченность всех граждан, делая так, чтобы они были друг другу взаимно полезны в той мере, в какой они могут быть полезны и для общества [Платон 1971, т. 3, ч. 1, с. 327].

Многие положения античных философов относительно различных аспектов силового принуждения не утратили своего значения и для нашего времени. Не утратили, например, актуальности идеи Платона о лояльности субъектов государственного силового принуждения, которых философ именовал стражами, высшим органам государственной власти, законам государства и ценностям общества; о необходимости высокого профессионализма стражей, неучастии их в коммерции, уважении ими сограждан. Платон допускал и возможность привлечения женщин к службе в силовых органах государства.

Нечестивой считал Платон вражду воинов к своим согражданам, ибо их цель — охрана свободы государства, служение государственной пользе, и они не могут ни в коем случае действовать вопреки ей. Платон выступал против уподобления стражей «свирепым владыкам». «Если люди, — предостерегал великий философ, — стоящие на страже законов и государства, таковы не по существу, а только такими кажутся, ты увидишь, что они разрушают до основания все государство, и только у них одних будет случай хорошо устроиться и процветать» [Платон 1971, т. 3, ч. 1, с. 208].

Платон сформулировал свою позицию относительно причин такой формы силового принуждения, как война и предложил классификацию войн, высказав при анализе различных видов войны ряд идей, которые много позднее найдут отражение в международном праве, в частности, в той его части, которая регламентирует правила ведения вооруженных конфликтов.

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

«Все войны, — утверждает он в «Федоне», — возгораются ради приобретения имущества» [Платон 1993, т. 2, с. 17]. Платон видит в войне главный источник частных и общественных бед. Он же усматривает источник войны и в потребности государства расширить свои границы, но это возможно лишь до тех пор, пока оно едино [Платон 1971, т. 3, ч. 1, с. 211]. Цель войны, по Платону, — заключение мира. В его «Законах» подчеркивается, что не мир ради войны, а война ради мира [Платон 1971, т. 3, ч. 1, с. 628].

Философ относит к подлинным войнам лишь сражения между эллинами и варварами. Когда же нечто подобное происходит между эллинами, то эти столкновения он называет «междоусобицей», а вражду между ними — «раздорами». Стражи при таких раздорах обязаны «не опустошать страну и не поджигать домов». Вероятно, при ведении войн с варварами Платон допускает это. Платон усматривает источник внутренних войн в «стремлении бедных и неимущих урвать кусок общественных благ». Подобные войны он считает губительными и для их участников, и для остальных граждан.

Аристотель (слева) и Платон (справа). Фреска монастыря Большие Метеоры

Скульптурный рельеф из Трисы. Фрагмент. Ок. 390—380.

Ваза V в. до н.э.

Немалый вклад в развитие идеи силового принуждения внес другой классик античности — Аристотель. Особый интерес представляют его работы «Политика», «Афинская полития», «Этика». Идеи, которые рассматриваются в них, а именно идеи общего блага, государства, справедливости, права, закона, порядка, тесно связаны с идеей силы и — в нашей интерпретации — с идеей силового принуждения. Аристотель определил цели и место военной силы государства, предлагал считать заботу о военных делах прекрасной, хотя и не высшей и главной целью всего, а лишь средством к ее достижению.

Военная сила, по Аристотелю, — необходимое условие выполнения государством своей высшей цели. Она необходима для поддержания власти как против неповинующихся внутри государства, так и против внешних врагов, если они попытаются нанести ему обиду [Аристотель 1983, т. 4, с. 603]. Существование военных, по Аристотелю, необходимо, если государство не желает оказаться под властью тех, кто на него нападает: «Мы допустили бы невозможное, если бы считали, что государство по природе рабское, достойно называться государством, ведь государство есть нечто самодовлеющее, рабство же несовместимо с самодовлением» [Аристотель 1983, т. 4, с. 443]. Аристотель, как и Платон, утверждает, что война ведется ради мира. Справедливой он считает войну для подчинения тех, кто не желает подчиняться, но должен. Задача военной силы — «внушать страх своим врагам, даже если они далеко» [Аристотель 1983, т. 4, с. 389]. Вооруженная охрана нужна там, где правят законы, чтобы они исполнялись [Аристотель 1983, т. 4, с. 480]. Аристотель ставит вопрос об оптимальных размерах военной силы. Она должна надежно оберегать имущество от других завоевателей и заставлять повиноваться себе тех, кто этого не желает. В то же время он критикует Платона за то, что последний установил слишком большую численность для войска, поскольку его невозможно будет прокормить [Аристотель 1983, т. 4, с. 415].

Следует отметить, что идеи Аристотеля об оптимальности численности силовых органов государства и их предназначении вполне актуальны и для нашего времени, а его идея различения справедливых и несправедливых войн знаменует зарождение проблематизации3 разграничения различных типов силового принуждения. Как, впрочем, и ряд идей, высказанных Платоном.

3 Авторство понятия проблематизации принадлежит философу постмодернистского направления М. Фуко. Это понятие фиксирует в своем содержании феномен превращения того или иного социокультурного явления в предмет рефлексивного осмысления и рационального анализа (см.: [Можейко 2001, с. 801—802]).

Взгляды Платона и Аристотеля, других античных философов относительно применения силы в обществе получили свое развитие на всех последующих этапах развития философского знания. Особое место в становлении идеи силового принуждения занимает средневековая философия. Августин Блаженный, Фома Аквинский и другие представители средневековой философии рассматривали идею применения силы в тесной связи с христианским вероучением.

Большое значение имеют, например, идеи Августина о справедливых и несправедливых войнах, недопустимости самоубийства, в том числе и со стороны тех, кто стал жертвой насилия [Августин Блаженный 2000, с. 44—47]. На участие Ав-

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

густина в разработке теории справедливой войны указывает французский историк-медиевист С. Морисон, по мнению которого Августин, бывший изначально противником применения оружия, признал необходимость войны против еретиков, которых нельзя убедить силой духовного оружия, и законность оборонительной войны [Морисон 2003, с. 14].

Августин Блаженный. Фреска Латеранского дворца в Риме. VI в.

Фома Аквинский. Художник Фра Бартоломео. Ок. 1500

Крестовый поход против альбигойцев. Миниатюра XIII — нач. XIV вв.

Битва при Куртрэ. Миниатюра из «Больших французских хроник». XIV в.

Наиболее разработанным в философской мысли позднего средневековья было учение Фомы Аквинского, опирающегося на возрожденные идеи Аристотеля. Он не только теоретически осмыслил суть феодального государства, но и обосновал, в частности, право подданных на восстание, если власть принадлежит узурпаторам и тиранам. Правда, под этим Аквинат понимал посягательство власти на интересы церкви.

Идея использования силы в отношениях между людьми получила свое дальнейшее развитие в эпоху Возрождения и Реформации. Особое место в обосновании необходимости государства, использования им силы принадлежит выдающемуся мыслителю эпохи Возрождения Никколо Макиавелли. Его идеи изложены в произведениях «Государь», «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия», «История Флоренции». Он впервые отделил рассмотрение политических проблем от религии и морали, рассмотрел пути формирования национальных государств абсолютистского типа [Горфункель 1980, с. 155]. Цель такого государства, по Макиавелли, — общее благо, а охранять свободу должны те, кто менее алчен и не мечтает о ее захвате. Судьба на той стороне, где лучшая армия. По Макиавелли, применение силы необходимо для защиты собственности, чести и достоинства граждан, обеспечения их личной безопасности. Однако его известные рекомендации правителю весьма неоднозначны, например, совет не считаться с обвинениями в жестокости для удержания в повиновении подданных, что, видимо, является следствием пессимистичных оценок Макиавелли нравственных качеств своих современников. Безнравственность людей дает право, по Макиавелли, и правителю вести себя безнравственно, не придерживаться данных обещаний [Макиавелли 1990, с. 52]. В значительной степени советы флорентинца были обобщением той насильственной практики, которая составляла основу социального управления современной Макиавелли эпохи, на что, в частности, указывает и Ф. Бурлацкий [Бурлацкий 2003, с. 186].

В «Похвале глупости» Эразма Роттердамского война представлена как одно из наиболее тяжких и позорных проявлений глупости. В антивоенном трактате «Жалоба мира, отовсюду изгнанного и повсюду сокрушенного» он пишет, что начать войну легко, а закончить трудно. Это, по Эразму Роттердамскому, самая опасная и рискованная вещь, если только она не начата с согласия всего народа [Эразм Роттердамский 1963, с. 57].

Эразм Роттердамский (Дезидерий Эразм Роттердамский, Desiderius Erasmus Roterodamus, 1469—1536). Портрет работы А. Дюрера

Титульный лист «Похвалы Глупости» (Morias encomion, id est stultitiae laus, 1517)

Титульный лист трактата «Жалоба мира, отовсюду изгнанного и повсюду сокрушенного» (Querela pacis undique gentium eiectae profligataeque, 1519)

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

Проблема применения силы в отношениях между людьми нашла свое отражение и в работах Мартина Лютера, позиция которого по этому вопросу представлена, например, в его работе «О светской власти» [Лютер 1994, c. 131—164].Ряд аргументов, оправдывающих применение силы с религиозных позиций, вполне мог бы быть противопоставлен религиозной аргументации позиции Л.Н. Толстого о непротивлении злу силой (по Толстому, насилием).

Проблемы власти, применения ею силы являются одними из центральных социально-философских проблем, стоявших перед передовыми мыслителями XVI—XVIII веков в эпоху создания национальных государств в Европе, укрепления их суверенитета и становления государственных институтов.

Важнейший вклад в обоснование социальной необходимости государства, применения им силы внес английский философ Т. Гоббс. Главный вопрос Т. Гоббса, согласно Р. Арону, каким должно быть государство, чтобы, не противореча природе человека, спасти граждан от насилия и обеспечить право на безопасность [Арон 1993, c. 39].

По Гоббсу, государство должно быть абсолютным монополистом применения силы. Заметим, что апология абсолютной государственной власти в исторических условиях того времени была крайне важна для консолидации государств, существующих в условиях постоянной угрозы нападения извне, а также постоянной угрозы гражданской войны. Т. Гоббс обосновывал необходимость государства следующими аргументами: государство спасает одних людей от произвола других и обеспечивает всем обладание плодами своих трудов; ограничивая свои права, люди пользуются ими безопасно; вне государства убивать и грабить могут все, а в государстве — только один человек, вне государства люди защищаются своими силами, а в государстве — посредством сил всех. Отвергая любые покушения на монополию абсолютной власти ее суверена, он считает ее орудием достижения блага народа. А это благо он определяет как мир и безопасность. Условиями их достижения являются: защита от внешних врагов; сохранение внутреннего мира; обогащение; наслаждение свободой, не приносящей вреда. Под безопасностью Т. Гоббс понимал не одну лишь безопасность голого существования, но также обеспечение за всяким человеком всех благ жизни, приобретенных им законным путем, безопасным и безвредным для государства [Гоббс 1964, т. 2, c. 346].

Философ считал болезнью государства неутолимую жажду расширения своих владений. Это чревато неисцелимыми ранами, полученными от врагов, а также «опухолью неассимилированных завоеваний», которые часто являются бременем для государства [Гоббс 1964, т. 2, c. 345]. Ненужность чрезмерной агрессивности государства обосновывается сугубо прагматическими мотивами. В отличие от гражданских обществ, где действует закон «человек человеку Бог», государства в отношениях друг с другом находятся в естественном состоянии, что предполагает войну всех против всех. По Гоббсу, нет нужды соблюдать гуманность при ведении войны [Гоббс 1964, т. 2, с. 331]. Мятежники и бунтовщики должны, в свою очередь, подвергаться расправе не как подданные, а как враги.

Томас Гоббс (Thomas Hobbes, 1588-1679)

Титульный лист лондонского издания «Левиафана»

Т. Гоббса 1651 г.

Джон Локк (John Locke, 16321704). Портрет Г. Кнеппера

Титульный лист лондонского издания «Двух трактатов о правлении» Дж. Локка 1690 г.

Э.Ю. Соловьев отмечает, что буржуазные революции (нидерландская, английская) XVII столетия привели к глубокой секуляризации общественного сознания и сопровождались идейно-нравственным кризисом. Ответом на него стало нарождение и укрепление новой ценностно-нормативной системы — системы правосознания. К основным компонентам этой системы Э.Ю. Соловьев относит, среди прочих, обостренное внимание к проблематике распределительной и карательной справедливости; идею неотчуждаемых прав-свобод, от рождения дарованных каждому человеческому индивиду [Соловьев Э.Ю. 1991, с. 146-147].

Особое место в разработке таких идей принадлежит английскому философу Дж. Локку. Государство, по Локку, — это общество людей, установленное единственно для сохранения и приумножения гражданских благ. Гражданскими благами он называет жизнь, свободу, телесное здоровье и отсутствие физических страданий, владение внешними вещами,

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

такими как земля, деньги, утварь и т.д. Обеспечивать и полностью сохранять эти блага как для всего народа в целом, так и для каждого гражданина в отдельности — таков долг гражданского правителя, опирающегося на законы, равно обязательные для всех. Если кто-либо вознамерится нарушить их, то такая дерзость должна подавляться угрозой наказания, состоящего в полном или частичном лишении нарушителя его благ.

В работах Дж. Локка важное место уделено целям и пределам государственного принуждения. Согласно Дж. Локку, поскольку никто добровольно не согласится лишиться части своих благ, тем более свободы или жизни, правитель вооружен силой, т.е. всей мощью своих подданных, чтобы наказывать нарушителя чужого права. Более того, Дж. Локк утверждает, что вся власть гражданского правителя выражается в принуждении [Локк 1988, т. 3, с. 94].

Дж. Локк признавал право политической власти издавать законы, предусматривающие смертную казнь и, соответственно, все менее строгие меры наказания для регулирования и сохранения собственности; применять силу сообщества для исполнения этих законов и для защиты от нападения извне, но все это только ради общественного блага. Но, по Локку, законы государства должны исходить из естественного закона природы, состоящего в том, что все люди равны и независимы, и ни один из них поэтому не может наносить ущерба для жизни, здоровья, независимости, собственности другого, кроме как творя правосудие по отношению к преступнику [Локк 1988, т. 3, с. 263—265]. Если же гражданские законы не соответствуют этим правилам, то, по Локку, против граждан ведется война руками тех, кто назначен для отправления правосудия.

Сила применяется государством для того, чтобы исполнить закон, который должен соответствовать естественному закону природы (сохранение жизни, свободы и собственности человека). Без силы закон не является законом, так как не претворяется в жизнь. Сила должна подчиняться, по Локку, исполнительной и федеративной власти, сосредоточенной в одних руках для претворения в жизнь законов, изданных законодательной властью, и для отношений с другими странами, с которыми государство находится в естественном состоянии. Однако отличное понимание естественного состояния у Локка по сравнению с Гоббсом приводит и к иному пониманию отношений между странами. Дж. Локк высказывает некоторые идеи установления мирных отношений между ними, однако подробно эти идеи не развивает.

Важный вклад в развитие идеи силового принуждения внес голландский мыслитель Гуго Гроций, написавший монументальный труд «О праве войны и мира» (16232—1625), написанный в период возобновления освободительной Восьмидесятилетней войны, которую вели Нидерланды против испанских Габсбургов и которая на своем заключительном этапе оказалась частью более масштабной Тридцатилетней войны. В трех книгах трактата, в частности, исследуется вопрос о соотношении права и войны. Согласно Г. Гроцию, люди при помощи закона принуждаются к справедливости, законы — средства, призванные способствовать реализации права. Право же не получает своего осуществления, если лишено силы для проведения его в жизнь [Гроций 1994, с. 49]. Государство, по Гроцию, является «совершенным союзом свободных людей, заключенным ради соблюдения права и общей пользы» [Гроций 1994, c. 74]. Гроций первым разработал систему положений, которыми, по его мнению, обязаны руководствоваться государства в своих взаимоотношениях. Он считает их основой не силу, а право и справедливость. Гроций различает справедливые (ведение действий в целях самообороны, защиты своего достояния) и несправедливые (захватнические, грабительские) войны и призывает даже справедливую войну вести благоразумно, не упуская из виду главную цель — заключение мира.

Гуго Гроций (лат. Hugo Grotius, ни-дерл. Hugo de Groot или Huig de Groot, 1583—1645).

Портрет М. ван Миревельта

Титульный лист амстердамского издания третьего тома «Трех книг о праве войны и мира» 1638 г.

Сдача Бреды. Художник Д. Веласкес, 1635 Юстин Нассауский вручает ключи от города Амбро-зио Спиноле 2 июня 1625 г.

Ш. Монтескье, предлагая разделение властей, оптимальные формы правления, тем самым искал пути предотвращения насильственного принуждения со стороны государственной власти. Обобщая опыт применения силы римлянами

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

против других народов, он обнаружил некоторые закономерности, и поныне проявляющиеся в действиях стран, стремящихся установить мировое господство [Монтескье 2002, c. 289—298]. Известный противник смертной казни и жестоких наказаний Ч. Беккариа обращает внимание на мысль Ш. Монтескье о том, что любое наказание, не продиктованное крайней необходимостью, является актом насилия.

Сам же Беккариа утверждал, что всякое проявление власти человека над человеком, которое не вызвано крайней необходимостью, является тиранией, а право верховной власти наказывать за преступления основано на необходимости защищать вверенное ей общественное благо от узурпации частными лицами. Чем больше обеспечивается священное и нерушимое право на безопасность, чем надежнее гарантия свободы граждан со стороны государства, тем наказание справедливее [Беккариа 1995, c. 69—70]. Убедительные аргументы, которые сохранили актуальность и поныне,

Ч. Беккариа выдвинул против смертной казни [Беккариа 1995, c. 167—179].

Шарль-Луи де Секонда, барон Ля Брэд и де Монтескьё (Charles-Louis de Seconda, Baron de La Brede et de Montesquieu, 1689—1755)

Титульный лист первого тома «Духа законов», издание 1747 г. (слева) и «Персидских писем», издание 1754 г. (справа)

Чезаре Беккариа Боне-сано (Cesare Beccaria Bonesana, 1738—1794)

Титульный лист первого издания «О преступлениях и наказаниях» (Dei deleti e delle pene, 1764)

Ж.-Ж. Руссо, пытаясь осмыслить происхождение и основания неравенства между людьми, выступал за свержение силовым способом деспотизма, в котором он видел главное препятствие свободе и равенству людей. Свое отношение к применению силы Руссо наиболее отчетливо выразил в своем политическом трактате «Об общественном договоре, или принципы политического права» [Руссо 1999, c. 195—322]. В этой работе он прослеживает трансформацию силы в право и отрицает так называемое право сильнейшего, так как, по его мнению, сила не творит право и люди обязаны повиноваться только властям законным. Ж.-Ж. Руссо критикует идею Т. Гоббса об отчуждении свободы деспоту ради гражданского мира. Отказаться от своей свободы, согласно Ж.-Ж. Руссо, это значит отречься от своего человеческого достоинства. Он выражает несогласие с Г. Гроцием в том, что победитель имеет право на жизнь побежденного и может превратить его в раба. Согласно Ж.-Ж. Руссо, слова рабство и право взаимно исключают друг друга [Руссо 1999, c. 200—205].

Свой вклад в развитие предпосылок применения государством силы внес английский (шотландский) философ Д. Юм. Он более реалистично описывает становление государства, критикуя способы обоснования идеалов у Гоббса, Локка и Руссо, особенно их концепции общественного договора и естественного права. Д. Юм называет естественное состояние философской фикцией, которая никогда не существовала и не могла существовать подобно фикции о «золотом веке», изобретенной поэтами [Юм 1965, т. 1, c. 64]. По Юму, справедливость порождена в первую очередь потребностью в стабильности собственности: «Нельзя сомневаться в том, что соглашение, устанавливающее собственность и стабильность владений, из всех условий основания человеческого общества есть самое необходимое...» [Юм 1965, т. 1, c. 642]. Хотя правила справедливости искусственны, но непроизвольны, и нельзя сказать, что «закон природы» не подходит для них, если под природным подразумевается то, что присуще целому роду. Государственная власть, по Юму, — очень выгодное и очень необходимое изобретение; возникновение государства было вызвано не спорами внутри общества, а спорами между обществами [Юм 1965, т. 1, c. 695—697]. Внешняя война в обществе, не имеющем правительства, по Юму, необходимо вызывает войну гражданскую. Юм полагал, что истинными родоначальниками городов были военные лагеря, а гражданская власть производна от военной власти. Возникший на основе семейных отношений социальный организм еще долго лишен, по мнению Юма, политической власти. Последняя возникает как результат военных столкновений одних обществ с другими, вырастает из института военных вождей и с самого начала приобретает монархические, а не республиканские черты. Время и привычка придают авторитет как всем формам правления, так и всякой преемственности государей; а та власть, которая вначале была основана лишь на несправедливости и насилии, с течением времени становится законной и обязательной [Юм 1965, т. 1, c. 728].

Важнейшее место в становлении идеи силового принуждения принадлежит великому немецкому философу И. Канту,

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

который активно использовал понятие принуждения. Кант отчетливо указал на взаимосвязь права с принуждением и государством, выявил их неразрывный характер. Если понятие принуждения использовали многие его предшественники, то Кант внес четкие критерии разграничения правового принуждения и принуждения, не являющегося правовым.

Право, по Канту, необходимо связано с принуждением, причем заботой внешней карающей власти должны быть не пороки, а только преступные деяния индивидов, конфликтные отношения между ними. Право ограничивает внешние действия индивидов, их произвол в отношении друг к другу, и лишь для этого нужна его принудительная сила. В свою очередь, дать праву принудительную силу способно лишь государство. Право определяется И. Кантом как всеобщее взаимное принуждение, совместимое со свободой каждого. По Канту, право не только взаимное, но и равное принуждение [Кант 1956, т. 4, ч. 2, c. 139—141]. Философ справедливо утверждает, что вступать в состояние принуждения заставляет людей, вообще-то расположенных к полной свободе, беда, и именно величайшая из бед — та, которую причиняют друг другу сами люди, чьи склонности приводят к тому, что при необузданной свободе они не могут долго ужиться друг с другом. Отсюда и идеал И. Канта — сочетание максимальной свободы под внешними законами с непреодолимым принуждением [Кант 1966а, т. 6, c. 13].

И. Кант всякое ограничение свободы чужим произволом называл принуждением [Кант 1956, т. 4, ч. 2, c. 78]. Но, согласно Канту, не всякое ограничение может быть правовым, а только такое, при котором «произвол одного лица совместим с произволом другого». По Канту, правовое принуждение не есть подчинение одного лица произволу другого, а подчинение закону одного с помощью другого, правомочие применять принуждение к тому, кто наносит ущерб праву, воспрепятствование препятствию для свободы [Кант 1956, т. 4, ч. 2, c. 139—141].

Достаточно подробно изложены и обоснованы философом пределы правового принуждения, исключающего, в частности, право распоряжаться жизнью и членами объекта правового принуждения, использовать его в «низменных целях». Данные ограничения силового принуждения приобретают особую актуальность при анализе насильственных действий во время войн ХХ—ХХ1 вв.

И. Кант, вслед за Г. Гроцием, продолжил эстафету поиска условий прочного мира между народами, написав свой замечательный трактат «К вечному миру». В нем Кант дает развернутую систему международного (межгосударственного) права, конечной целью которого должно стать состояние вечного мира [Кант 1966б, т. 6, c. 257—302]. В число этих условий, среди других, философ включает: международный союз самостоятельных государств, причем гражданское устройство в каждом из государств должно быть республиканским. Под республиканским устройством понимается такой способ правления, который соответствует правовому устройству общества. Другой же способ правления вне зависимости от формы господства (автократии, аристократии, демократии) И. Кант называет деспотическим, где законодательная власть не отделена от исполнительной, где государство самовластно исполняет законы, данные им самим. Такое государство он называет насильственным, определяя применение силы правовым государством как принуждение, а применение силы при деспотизме — как насилие. И. Кант прямо не указывал на необходимость создания международных сил по поддержанию мирового правопорядка, но из его рассуждений это логически следует. Функцией таких сил не является вмешательство в политическое устройство и правление других государств (а именно соблюдения этого условия требует И. Кант), а должно быть принуждение к законосообразности в отношениях между государствами. Данная идея И. Канта во многом соответствует нынешним нормам международного права.

Чрезвычайно важной представляется идея Канта о том, что проблема создания совершенного гражданского устройства зависит от установления законосообразных внешних отношений между государствами, без чего она не может быть решена4.

4 Из этой идеи И. Канта следует, что идеал правового государства возможно полностью реализовать только в мире, где господствует международное право. Однако нарушения международного права, которые сегодня допускают государства, считающие себя правовыми, свидетельствуют о том, что в полной мере идеал правового государства еще далек от своего воплощения.

Кант видел перспективу вечного мира не в том, что государства и их народы осознают блага такого состояния, а в усилении экономических взаимосвязей между различными странами [Кант 1966б, т. 6, c. 287—288]. Анализ событий, происходящих в современном мире, приводит к несколько отличному от заключений Канта выводу. Даже в условиях фактически единой, взаимосвязанной экономики отдельные государства пытаются силой приобрести себе экономические преимущества, а само экономическое сотрудничество лучше развивается в условиях силового равенства государств, представляющих ведущие экономики мира. Установление всеобщего и постоянного мира, по Канту, есть конечная цель учения о праве, которая будет приближаться по мере роста культуры, взаимных связей между странами, при «постепенном приближении людей к большему согласию в принципах». Эту цель будет приближать «не ослабление всех сил, а их равновесие, их активнейшее соревнование». Он не берется предсказывать, когда наступит такой мир, но уверен, что это произойдет, и мы должны добиваться этой «не столь уж призрачной цели».

Идеи Канта в какой-то степени опередили свое время и даже в начале нового тысячелетия остаются не в полной мере востребованными для построения системы глобальной безопасности. Рассуждая по аналогии с Кантом, можно утверждать, что международное право есть ограничение свободы каждого государства условием согласия его со свободой других, насколько это возможно по некоторому общему закону, а для его реализации нужна совокупность общеобязательных международных договоров, которые делают возможным такое полное согласие.

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

© t u п Ь I t n i t и

Wfofopiiie ЬеЗ 3ied)M.

Фогг

D. ©еосз 2BU(e(m -ОДе&^ф фезеГ,

jpnfeffm Set ШФЙ’е ait btf jfititjl rntttfltit iu ssertiu.

ШегИп, 182 1.

3» ter Kfcsieifijje» ssittfitenblvni.

Титульный лист первого издания «Оснований философии права» (Grundlinien der Philosophie des Rechts, 1821)

В той или иной степени проблемы, сформулированные Кантом, получили свое развитие и свою интерпретацию в работах других представителей немецкой классической философии. В первую очередь, в работах великого немецкого философа Г.В.Ф. Гегеля, особое внимание уделившего свободе, праву, государству, войне и другим вопросам, связанным с проблемой силового принуждения. Гегель указывал на необходимость постоянной армии как особого и необходимого сословия, которое называл также сословием храбрости. По Гегелю, истинная храбрость культурных народов заключается в готовности жертвовать собой на службе государству [Гегель 1990, с. 361—362]. Комментируя идеи Л. Фейербаха о наказании и взгляды Ч. Беккариа по поводу смертной казни как недопустимом наказании, Г. Гегель утверждает, что преступник дает согласие на наказание своим деянием [Гегель 1990, c. 147—148].

Г. Гегель связывал господство отношений, основанных на применении силы, с недостаточной зрелостью свободы в

сознании. Человечество было освобождено, по Гегелю, посредством порабощения [Гегель 1993, c. 416]. То есть этапы силового принуждения объективно связаны с этапами созревания свободного сознания. Если включить эту идею в материалистическое понимание истории, то не только зрелость материального производства, но и зрелость сознания определяют способ производства материальных благ, конфигурацию социальных отношений, а следовательно, и господствующий способ силового принуждения. Способ последнего в данном случае понимается в предельно широком значении.

Г. Гегель выдвигает идею исторической эстафеты народов, согласно которой на каждом этапе истории один из наро-

дов занимает руководящее положение. Это народ, который познал сам в себе всеобщий дух, а выполнив свое назначение, уступает дорогу другому народу [Гегель 1993, c. 119]. Именно такие народы посредством войны распространяют достигнутые ими отношения вовне. Как, например, в ходе военных походов Наполеон насаждал в европейских странах новые буржуазные правовые установления. Гегель, как известно, видел в войне положительное начало, зримое воплощение прогресса, тонко уловив то, что до сих пор плохо уживается в нашем сознании, — повышенную агрессивность не так называемых сил мировой реакции, а как раз наиболее развитых стран мира.

Возникновение государственного силового принуждения тесно связано с социальной дифференциацией общества и становлением государства и армии. На первоначальных этапах существования государственного силового принуждения в основном преобладало насильственное принуждение. Поэтому насилие, причем открытое насилие, инструментом которого являлась армия, а основной формой силового противоборства — война, не случайно находились в фокусе различных исследователей. Как не случайно в социально-философской мысли фиксировалось К. Марксом и Ф. Энгельсом господство на определенном этапе человеческой истории преимущественно эксплуататорских отношений, Г. Спенсером — обществ насильственной кооперации, Э. Дюркгеймом — обществ неорганической солидарности [Спенсер 2007; Дюркгейм 1990].

Родоначальникам исторического материализма К. Марксу и Ф. Энгельсу, безусловно, принадлежит значительное место в развитии идеи силового принуждения, раскрываемой ими посредством понятия насилия. Особое место здесь занимает работа Ф. Энгельса «Анти-Дюринг».

Есть основания констатировать, что Энгельса в работе Дюринга не устраивали и даже раздражали чрезмерное морализаторство последнего и нежелание понять прогрессивную роль силового принуждения в историческом процессе, прогрессивность для своего времени рабовладельческих, феодальных и капиталистических отношений, которые прямо или косвенно опирались на силовое принуждение. Фактически Энгельс пишет об обусловленности особенностей силового принуждения потребностями развития того или иного этапа развития общества: «Насилие, вместо того чтобы господствовать над хозяйственным положением, было вынуждено, наоборот, служить ему» [Энгельс 1988, c. 181]. При этом «...насилие есть только средство, целью же является экономическая выгода» [Энгельс 1988, c. 160]. Упрекая Е. Дюринга в непонимании позитивной стороны насилия (силового принуждения) в социальном процессе, он выражает консолидированную с Марксом позицию относительно данного явления. Энгельс и Маркс видели в применении силы положительную сторону, если она применялась в

Иммануил Кант (Immanuel Титульный лист первого изда-Kant, 1724—1804). Гравюра ния «Введения в метафизику с портрета неизвестного нравов» (Grundlegung zur

художника Metaphysik der Sitten, 1794)

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (Georg Wilhelm Friedrich Hegel, 1770—1831). Гравюра Л.Г. Зихлинга по литографии Ю.Л. Зебберса

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

качестве средства революционных изменений в обществе, в качестве «повивальной бабки всякого старого общества, когда оно беременно новым», как орудия, посредством которого «общественное движение пролагает себе дорогу и ломает окаменевшие, омертвевшие политические формы» [Энгельс 1988, c. 185]. Значительное место в работах Маркса и Энгельса уделено различным элементам силового принуждения, их взаимосвязи с различными сферами общества. Так, стало классическим определение Ф. Энгельса армии: «Армия — организованное объединение вооруженных людей, содержащееся государством в целях наступательной или оборонительной войны» [Маркс 1959, c. 5]. Следует заметить, что термин «насилие» Маркс и Энгельс используют в том смысле, в котором мы предлагаем использовать термин «принуждение», — как всякую ситуацию, заставляющую действовать вынужденно. Об этом в частности свидетельствует следующее высказывание К. Маркса: «Меня определяют и насилуют мои собственные потребности.» [Маркс 1968, c. 192].

Большое значение использованию силы в социальном процессе придавал В.И. Ленин, которому принадлежит целый ряд работ, посвященных этой проблеме. И хотя наши взгляды в значительной мере не совпадают с ленинскими идеями, нельзя не отметить, что некоторые теоретические положения, изложенные в этих работах, сохранили свою актуальность. Например, нельзя не согласиться с утверждением о том, что без сознательного солдата и матроса невозможен успех в современной войне [Ленин 1976, c. 155]. Актуальны и идеи о том, что убеждение в справедливости войны поднимает дух солдат, и об обусловленности победы, в конечном счете, состоянием духа воюющих [Ленин 19746, c. 121]. Сохраняет свою значимость его вывод о возрастании связи между военной организацией страны и всем ее экономическим и культурным строем [Ленин 1976, c. 156].

Основу взглядов Ленина на силовое принуждение составляет его учение о государстве диктатуры пролетариата. Так, он справедливо указывает: «.право есть ничто без аппарата, способного принуждать [курсив В.И. Ленина — В.К.] к соблюдению норм права» [Ленин 1974а, c. 99], призывая к строжайшему контролю со стороны и общества, и государства над мерой труда и мерой потребления при социализме [Ленин 1974а, c. 97]. Более того, Ленин фактически призывает к государственному принуждению к труду при социализме. В государстве диктатуры пролетариата силовое принуждение предназначено не только для защиты от внешних и внутренних врагов, но и для внеэкономического принуждения рабочих и крестьян, для их «воспитания» на основе террора. Не случайно известный русский философ Г.П. Федотов зафиксировал сущность октябрьского переворота, который привел не к диктатуре рабочих и крестьян, а к диктатуре пролетариата над крестьянством и интеллигенцией и диктатуре партии над пролетариатом [Федотов 1991, с. 25].

Особое место в становлении идеи силового принуждения принадлежит взглядам немецкого философа Ф. Ницше. Критикуя традиционную мораль, воспевая сверхчеловека, культ силы и стремления власти, Ф. Ницше особую надежду возлагает на государственное насилие в утверждении сверхчеловека. Ф. Ницше характеризовал государство как организованную аморальность. С внутренней стороны эти характеристики распространялись на такие институты, как полиция, уголовное право, сословия, торговля, семья. С внешней стороны аморальность проявляется, по Ницше, в воле к могуществу, к войне, к захватам, к мести [Ницше 2005, c. 394].

Учреждение и сохранение военного государства Ницше рассматривал как самое последнее и великое средство, которое, как великую традицию, необходимо либо возобновлять, либо поддерживать в интересах высшего типа человека, а именно сильного типа, пи все понятия, которые увековечивают вражду и дистанции между государствами, с этой точки зрения, вполне оправданы [Ницше 2005, c. 398]

Многие реалии современного мира, который фактически превратился в мир капиталистический, зачастую вызывают у автора этих строк желание присоединиться к столь мрачной оценке. Однако представляется, что в приведенных словах схвачена всего лишь одна, может быть, и ведущая тенденция современности. В любом случае Ф. Ницше своим творчеством зафиксировал эту тенденцию, выступив певцом господства силы в отношениях между людьми, пытаясь оправдать снятие с этих отношений всяческих защитных оболочек в виде морали. Недаром его идеи были взяты на вооружение нацистами, а их фюрер беззастенчиво «освобождал» солдат фашистской Германии «от такой химеры, как совесть».

Если Ф. Ницше с определенными оговорками может быть отнесен к представителям апологетической позиции относительно силового принуждения, то Л.Н. Толстой, М. Ганди, М.Л. Кинг являются приверженцами позиции ее отрицания (см.: [Ганди 1969; Кинг 1992; Киселев 1996; Новые пророки... 1996]). Л.Н. Толстой в своей работе «Закон насилия, закон любви» определял насилие следующим образом: «Всякое насилие состоит в том, что одни люди под угрозой страданий или смерти заставляют других людей делать то, чего не хотят насилуемые» [Толстой 2004а, c. 814]. Из этого следует, что насилие трактуется Львом Николаевичем предельно широко, как всякое применение силы в т.ч. и против насильников. В работе «Путь жизни» он трактует насилие как «принуждение людей силою» [Толстой 20046, с. 186]. Толстой отрицал не только необходимость применения силы в социальном взаимодействии, но и государство, и право и ряд других социальных институтов, без которых невозможно существование современного общества. Однако нельзя не признать обоснованной критику Львом Толстым революционного насилия, деспотических режимов, использующих государство как аппарат насилия.

К числу авторов, проповедующих ненасилие, относят американского мыслителя Г. Торо. Активный борец против рабства и войны, сторонник гражданского неповиновения, который считал, что лучшее правительство это то, которое не правит вовсе [Торо 2001, c. 260]. Солидаризируясь с неприятием рабства и войны, допуская, что государственный аппарат склонен к злоупотреблению властью, мы, вместе с тем, в целом считаем позицию Г. Торо не адекватной закономерностям социального процесса.

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

В какой-то мере взгляды сторонников идеи ненасилия, а также философов, ратующих за обновление социальных отношений, ликвидацию эксплуатации человека человеком, предвосхитили постепенный переход человечества к ненасильственному миру. Это мир, в котором постепенно изживаются отношения эксплуатации, открытого насилия, очень медленно, но все же утверждается господство права, что, впрочем, не исключает обязательности эффективного правового принуждения.

Развитие идеи силового принуждения может служить примером для иллюстрации закона отрицания отрицания. Идея ненасилия отрицает идею насилия, а посредством идеи правового принуждения происходит отрицание (диалектическое снятие) идеи ненасилия. При этом понятие силового принуждения становится родовым по отношению к своим модусам, которыми являются насильственное силовое принуждение и правовое принуждение.

В истории отечественной философской мысли активизация рефлексии над феноменом силового принуждения, над принципами применения силы государством, ориентирами деятельности его силовых органов в контексте поиска и обоснования новых общественных идеалов произошла во второй половине XIX — начале XX века. Среди отечественных авторов, исследовавших феномен применения силы в тесной связи с феноменами государства и права, особо выделим В.С. Соловьева, Б.Н. Чичерина и И.А. Ильина.

В.С. Соловьев, несмотря на отстаивание своего теократического общественного идеала, не противопоставляет его правовому государству, считая последнее необходимой ступенью его развития, а следовательно, признает необходимость правового принуждения. Он называл право низшим пределом или определенным минимумом нравственности. «Право, — утверждал В.С. Соловьев, — есть принудительное требование реализации определенного минимального добра или порядка, не допускающих известных проявлений зла» [Соловьев В.С. 1988, т. 1, c. 450]. Он отстаивал идею о том, что именно право способствует утверждению нравственности в обществе. В.С. Соловьев считал, что свобода каждого человека или его естественное право жить и совершенствоваться были бы пустыми словами, если бы они зависели от произвола всякого другого человека, которому захочется убить или покалечить своего ближнего или отнять у него средства к существованию; право препятствует злому человеку стать злодеем. Задача права, по мнению В.С. Соловьева, вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он до времени не превратился в ад. Он считал, что пагубные для общества аномалии могут основываться на произволе силы у личных произво-лов, разрывающих общественную солидарность, или, напротив, на перевесе силы у общественной опеки, подавляющей личность. В.С. Соловьев утверждал, что первая аномалия грозит жгучим адом анархий, вторая — ледяным адом деспотизма [Соловьев В.С. 1988, т. 1, c. 453—454]. Отвергая распространение понятия зла на всякое без исключения применение силы, он считал принудительное правосудие нравственной обязанностью [Соловьев В.С. 2001, c. 99—114].

Б.Н. Чичерин первым и необходимым условием общественной жизни называл уважение к праву как взаимному ограничению свободы. Б.Н. Чичерин полагал, что только на почве законного порядка возможно разумное и прочное устройство государственного быта. Право же служит первой и главной охраной человеческой личности и всего того, что ей принадлежит. Ограждая человека от насилия, оно дает ему уверенность и прочность его быта, обеспеченность будущего, а вместе с тем и силы для деятельности. Никто не станет работать, если не будет уверен, что плоды его труда не будут у него отняты. Это утверждение Чичерина созвучно с соответствующей мыслью Гоббса. Сам закон, согласно Чичерину, только через охранение права получает истинное свое значение. Под справедливостью он понимал обеспечение каждого плодами его труда и равномерное привлечение всех к несению общественных тягостей [Чичерин 1992, c. 163]. Каждый член общества, по Чичерину, должен участвовать в общих расходах, сборы на которые носят принудительный характер, и потому вправе требовать, чтобы эти сборы шли на удовлетворение общих потребностей [Чичерин 2005, c. 63].

Борис Николаевич Чичерин (1828— 1904). Портрет В.А. Серова

Титульный лист работы «Собственность и государство» издания 1883 г.

Титульный лист первой части «Курса государственной науки» издания 1894 г.

Обложка второго издания «Вопросов политики», 1905

Б.Н. Чичерин предполагал, что сильной может быть только та власть, которая находит опору в обществе, а твердость законного порядка облегчает повиновение ей. Из всех государственных сил на первое место он ставил войско как главное

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

орудие власти [Чичерин 1992, c. 133]. Военная сила государства, по Чичерину, защищает государство от внешних врагов и заставляет других уважать его права, а также употребляется для охранения внутреннего порядка и безопасности. Государство должно иметь в руках такую силу, которая бы значительно превосходила все частные силы, могущие возникнуть в обществе [Чичерин 1992, c. 197]. Чичерин считал, что принуждение к нравственности есть насилие совести, а потому безнравственно.

Особый вклад в становление идеи силового принуждения внес выдающийся русский философ И.А. Ильин, который отчетливо поставил вопрос о различении насилия и правомерного применения силы, вступив в полемику с теми, кто фактически отказывался признавать их различие. В своем широко известном трактате «О противлении злу силою» он предложил понятие «заставление», выделив его типы — предосудительное заставление (насилие) и непредосудительное заставление (понуждение, пресечение), обосновав социальную необходимость и основные задачи понуждения и пресечения [Ильин 2006, c. 394—396].

Заставлять других, по Ильину, «возможно только в психическом и в физическом порядке» [Ильин 2006, c. 270]. И.А. Ильин «психическое заставление» отождествлял с психической изоляцией и угрозой (в чем бы она не состояла). Наша позиция в данном случае отличается от позиции И.А. Ильина. Представляется, что угрозы различаются между собой и не все из них можно отнести к «психическому заставлению». Если в рамках оговоренных законом условий и наших договорных отношений, то есть не по произволу, работнику угрожают увольнением или снижением денежного содержания — это одно, а если человеку грозят убийством или взрывом его дома — это другое. В первом случае у него есть выбор пересмотреть отношения с работодателем, уволиться и не взаимодействовать с ним, а далее действовать по своему усмотрению. Во втором случае, если человек начнет действовать по своему усмотрению, несмотря на угрозу, не исключено, что угроза воплотится в жизнь.

К разновидностям физического заставления Ильин относил «физическое принуждение» и «физическое понуждение».

В конечном счете, к основным видам заставления он отнес «самопонуждение, самопринуждение, психическое понуждение, физическое понуждение и пресечение» [Ильин 2006, c. 272].

В этой связи заметим, что, в отличие от И.А. Ильина, мы не относим к силовому принуждению случаи самоза-ставления или самопринуждения и, наоборот, некоторые случаи психического заставления относит к силовому принуждению. Силовое принуждение может носить и понуждающий характер, способствуя потенциальному преступнику встать на путь исправления и решиться на взаимовыгодные отношения. Силовое принуждение может носить и пресекающий характер в случае, когда дается силовой отпор тому, кто уже совершает преступление или агрессию. В большинстве случаев оно ограничивается тем, что И.А. Ильин называет психическим заставлением, то есть угрозой действия, а не самим действием, тем самым сковывая волю преступника или агрессора страхом неотвратимого возмездия. Патрулирование улиц полицией, успешные пуски баллистических ракет в заданный район, военные учения и парады в значительной мере преследуют именно такую цель.

Таким образом, знакомство с учениями представителей различных этапов развития философской мысли позволяет нам убедиться в том, что становление идеи силового принуждения носило преемственный, кумулятивный характер. Вместе с тем, являясь традиционной темой философских работ, идея применения силы претерпевала качественные изменения. Идея ненасилия отрицает идею насилия, а посредством идеи правового принуждения происходит диалектическое отрицание идеи ненасилия. При этом понятие силового принуждения выступает родовым по отношению к своим модусам, которыми являются насилие и правовое принуждение.

Современными теоретическими источниками социально-философской концепции силового оказываются как философские, так и нефилософские работы, в которых в том или ином аспекте рассматривается проблема силового принуждения.

Достаточно плодотворными можно признать, например, современные попытки некоторых российских авторов развивать социально-философское учение о войне и армии, в том числе в русле военной социологии. Отрадно, что в последние годы в научный оборот активно возвращаются идеи русских мыслителей дореволюционного периода и послереволюционной русской эмиграции по проблемам русского военного строительства, идейно-духовных начал военной силы России.

Серьезное развитие в последние годы получила теория национальной безопасности. Теоретическое осмысление феномена принуждения находит свое отражение и в современной правовой мысли. Важным источником для развития концепции силового принуждения являются новые наработки политической теории, в том числе военной политологии.

Первостепенное теоретическое значение для построения концепции силового принуждения имеют современные философские работы, которые были непосредственно посвящены данной проблеме или ее отдельным аспектам. Впрочем, не утратили актуальность и некоторые положения работ отечественных авторов советского периода по проблеме применения силы в социальном взаимодействии. Например, работа В.В. Денисова, которая вышла в 70-е годы прошлого столетия [Денисов 1975]. Не разделяя мнения автора данного исследования о том, что социальное насилие возникает вместе с появлением классов и государств [Денисов 1975, c. 5], мы, тем не менее, считаем, что некоторые положения этого фундаментального труда по-прежнему представляют определенную ценность для разработки концепции силового принуждения. Так, В.В. Денисов отмечает, что социальное насилие находит свое конкретное выражение в применении или угрозе применения определенными социальными субъектами «различных форм, методов и средств прямого или косвенного принуждения и подавления» в отношении других социальных субъектов с целью захвата и удержания политической власти и экономического господства, приобретения или сохранения независимости и суверенитета, различного рода прав и привилегий, удовлетворения территориальных и других притязаний, ограничения интересов противоположной стороны, навязывания кому-либо своей воли [Денисов 1975, c. 6—7].

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

В отечественной социальной философии в 90-е годы прошлого столетия и в начале нынешнего века проблема применения силы в социальном взаимодействии, в основном рассматриваемая как проблема социального насилия, становилась предметом специальных социально-философских исследований относительно редко, хотя отдельные аспекты проблемы принуждения и социального насилия репрезентированы специальными научными исследованиями рубежа ХХ— XXI вв. [Емельянова 1997; Агафонова 2003; Борщов 2004; Гелих 2004; Латышева 2007; Лапшина 2007; Михайлов 2006; Сигида 2007]. Следует заметить, что термином «насилие» авторы этих работ обозначают и особый социальный феномен, и способ деятельности, и средство воздействия, и определенные общественные отношения, и феномен ограничения свободы человека объективными обстоятельствами его существования. Так, Ю.П. Емельянова распространяет понятие насилие и на природные отношения. В этом она, вероятно, продолжает традицию Платона, но нам представляется, что в этом случае имеет место некорректный перенос социального явления на мир природы.

Особо следует выделить, на наш взгляд, работы Г.Н. Киреева и Р.Н. Ибрагимова [Киреев 1990, 2005; Ибрагимов 2001].

Одна из монографий Г.Н. Киреева — «Сущность насилия» — вышла в 1990 году в разгар полемики относительно различных трагических и драматических страниц советской истории, связанных с применением насилия. В ней автор, с одной стороны, призывает искать причины произошедших событий в объективных реалиях и противоречиях своего времени, но сам неоднократно сводит объяснение случаев насилия в советский период к субъективным позициям тех или иных политических деятелей. Г.Н. Киреев, справедливо критикуя некоторых авторов за попытку с помощью «абстрактно-гуманистических идей» «нивелировать объективные социально-классовые противоречия» и берясь за «положительное исследование онтологии насилия», в основном ограничивает свое выяснение «действительной сущности насилия» обращением к произведениям К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина [Киреев 1990, c. 8—9].

Безусловно, в работах классиков марксизма-ленинизма нашла отражение проблема применения силового принуждения, а также рассматривались причины и функции насилия в жизни общества. Однако их выводы во многом обусловлены обстоятельствами состояния современной им социальной реальности и науки. Известно, что ими лишь вскользь упоминался азиатский способ производства, определяющий политарную общественно-экономическую формацию. Вряд ли они отчетливо могли предположить, что вместо желаемого ими наступления бесклассового общества в реальность претворилась неополитарная форма индустриального общества, становление которой в значительной мере опиралось на различные формы внеэкономического принуждения.

Под социальным принуждением Г.Н. Киреев понимает зависимость субъекта от объективных условий его существования и подчинение этим условиям. И здесь же он заключает, что принуждение становится действительностью там, где возникает и оформляется социальная необходимость — взаимодействие людей, равных в своем природном бытии и не равных в бытии социальном. Любая форма социального принуждения, по Г.Н. Кирееву, есть сторона социальной необходимости, но не всякое отношение социальной необходимости является социальным принуждением. Социальное принуждение же возникает лишь как результат взаимодействия субъектов с абсолютно или относительно противоположными интересами [Киреев 1990, c. 14]. Заметим в этой связи, что вряд ли когда-нибудь было и вряд ли когда-нибудь настанет такое время, когда интересы взаимодействующих людей полностью совпадут и не будут противоречить друг другу (хотя бы отчасти).

Согласно Г.Н. Кирееву, социальное принуждение распространяется как на тех, кто осуществляет господство, так и на тех, кто подчиняется такому господству. Насилие, по Г.Н. Кирееву, выступает как социальное принуждение по отношению к тем социальным группам, которые подчиняются социальному принуждению со стороны социальной необходимости и со стороны социальных субъектов, осуществляющих господство. Социальное насилие — это социальное принуждение, характерное для классового общества [Киреев 1990, c. 21].

Рассматривая принуждение и насилие преимущественно как виды социальных отношений, Киреев в ряде случаев выходит на признание принуждения видом деятельности. Он максимально расширяет понятие насилия, интерпретируя его в качестве особого, сущностного вида социальных отношений классовых обществ, не затрагивая при этом фактически в своем анализе насилие в отношениях между обществами, пусть даже в качестве особого социального отношения.

Подробный анализ понятий экономического принуждения и внеэкономического принуждения, проделанный Г.Н. Киреевым в своей работе предостерегает от смешения силового принуждения как способа воздействия и как разновидности управленческой деятельности, с одной стороны, и экономического и внеэкономического принуждения как особого вида отношений в классовом обществе, с другой.

Фундаментальное исследование социального насилия осуществлено Р.Н. Ибрагимовым, который поставил цель построить целостную, внутренне непротиворечивую философско-историческую концепцию социального насилия, основанную на феноменологическом подходе к моделированию исторического процесса [Ибрагимов 2001, c. 12]. Реконструируя феномен социального насилия, исследователь указывает на первоначально существовавшую аксиологическую нейтральность употребления терминов, обозначавших это явление [Ибрагимов 2001, c. 98]. Данная идея заслуживает особого внимания, хотя определенная дифференциация различных модусов применения силы, пусть и в неявной форме, представлена, по нашему мнению, уже в работах античных философов.

Проблема управления в работе О.Я. Гелиха [Гелих 2004] является ведущей, и насилие рассматривается им сквозь призму управления, причем понимается предельно широко — от вооруженного насилия до рекламных акций и других манипуляций сознанием. Несмотря на заявленный Гелихом социально-философский характер исследования проблемы

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

управления и насилия, зачастую социально-философский подход подменяется этическим. Об этом, не в последнюю очередь, свидетельствует и избрание свободы и справедливости в качестве критериев оценки разных видов насилия, а также ссылки на работы по этике без оговорки о разнице применяемых к проблеме подходов. В то же время весьма интересно то, что О.Я. Гелих выделяет в социальном управлении принуждение и насильственное принуждение. Следовательно, логическим продолжением такой типологии могло бы стать понятие ненасильственного принуждения как разновидности принуждения как такового.

Нельзя не согласиться и со следующим утверждением данного автора: «Ограничения, выставляемые государством в отношении возможного поведения граждан, могут выступать принуждением, никак не являясь насилием, и в большинстве случаев им не являются» [Гелих 2004, c. 139]. О.Я. Гелих выделяет такие формы насилия, как прямое (или открытое) и косвенное (скрытое или «мягкое»). Он также выделяет принуждение, не становящееся насилием, и насилие, которое проявляется как нарушающее свободу принуждение. Однако нельзя не отметить в связи этим, что всякое принуждение ограничивает свободу, но если такая свобода проявляется в ущерб чужой свободе, то ее ограничение вряд ли можно назвать насилием. Впрочем, скорее всего О.Я. Гелих понимает свободу в ее позитивном значении как не покушающуюся на свободу других. Сама же интенция на разграничение различных типов использования силы в отношениях между людьми может только приветствоваться.

К социальному насилию О.Я. Гелих относит финансово-экономическое, политическое, информационное, вооруженное насилие. Заметим, что вооруженное насилие, как правило, относится к политическому насилию. Вероятно, здесь имеет место деление по разным основаниям.

Нельзя не согласиться с утверждением исследователя о том, что вооруженное насилие «обычно» (кавычки О.Я. Гели-ха) выступает как прямое, но может проявляться и косвенным образом как угроза применения оружия. Однако вполне очевидно, по нашему мнению, что не только вооруженное насилие, но и всякое силовое принуждение выступает как применение силы или угроза ее применения. И вторая его разновидность используется наиболее часто.

Новое философское осмысление силового принуждения вызывает необходимость, в первую очередь, синтеза учения о войне и армии и теории национальной безопасности. Раскрытие содержания и обоснование необходимости предложенного понятия силового принуждения невозможно без его соотнесения с уже существующими понятиями, используемыми для фиксации феномена применения силы в отношениях между социальными субъектами.

Наиболее ценным источником для концепции силового принуждения являются работы, которые посвящены сущности войны. Активно вопросы, связанные с войной, развиваются военной социологией и военной политологией. Военная политология является относительно новой отраслью политологического знания, исследующей военно-политические процессы. Согласно О.А. Белькову, военная политология исследует все многообразие ситуаций, общественных движений, социальных сил, их программ, ориентаций и действий, так или иначе выходящих на военную проблематику. Он же определяет предметную область военной политологии как систему знаний о природе, сущности и формах военного насилия, о возможностях и пределах его использования в политических целях, о способах организации военной силы, ее месте и роли в системе властных отношений [Бельков 2005].

На рубеже ХХ и XXI вв. получили широкую известность работы современных зарубежных авторов, посвященные войне как наиболее распространенной и радикальной по применяемым средствам формы силового принуждения, прежде всего исследования П. Аснера, М. Кревельда, Х. Хофмайстера, У.Ф. Энгдаля, коллективный труд «Нравственные ограничения войны» и многие другие [Аснер 1999; Кревельд 2005; Нравственные ограничения войны... 2002; Хофмайстер 2006; Энгдаль 2008], содержащие множество интересных идей и наблюдений и могущие быть востребованными для уточнения целого ряда аспектов концепции силового принуждения. Вместе с тем, как мы полагаем, они не отменяют и не обесценивают достижений учения о войне и армии, в котором с диалектико-материалистических позиций воссоздается теоретическая модель этих социальных явлений. Так, сохраняет свою актуальность критика в рамках этого учения ир-рационалистических трактовок войны и игнорирования роли экономического фактора. В частности, небезосновательно в свое время критиковалась идея французского социолога Р. Арона о том, что война вызывается только политическими причинами и не имеет экономического основания [Методологические проблемы военной теории и практики 1969, c. 101]. Действительно Р. Арон пытался обосновать независимость экономических и политических процессов, в том числе процессов связанных с использованием силы [Арон 2000, c. 42].

Изучение учения о войне и армии субъектами силового принуждения в советский период позволяло иметь четкое представление о причинах и закономерностях войны как наиболее распространенной формы силового принуждения. К сожалению, в силу ряда причин это учение было чрезмерно задогматизировано и потому не смогло выполнить своей мобилизующей роли для предотвращения распада Советского Союза как единого социоисторического организма. Его неполная адекватность была предопределена, в первую очередь, неполной адекватностью социальной картины мира, сформированной в общественном сознании того времени.

В конце 80-х — начале 90-х годов прошлого столетия советские силовые органы, занимая в целом адекватное своему значению место в социальной структуре общества, оказались безоружными, с точки зрения наличия адекватных мировоззренческих ориентиров. Виной тому не только и даже не столько различного рода происки враждебных сил, сколько несоответствие старых идеологических установок вновь сложившимся реалиям, а также их изначальная внутренняя противоре-

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

чивость. Это стало основой разрыва в цепи субъектов государственного силового принуждения, что развязало руки противникам единства страны, привело к неуправляемому ее состоянию, попранию прав миллионов людей на общий дом, разгулу насилия. В системе установок того времени были, например, такие противоречивые идеи, как безусловное право наций на самоопределение вплоть до отделения, что блокировало волю к силовому противодействию национализму и сепаратизму. Серьезным препятствием к применению силы был и миф об утрате внутренней функции вооруженными силами страны.

Парадигмальный для марксистско-ленинского учения о войне и армии классовый подход гипостазировал лишь одну из линий силового противостояния, что в значительной мере делало его неадекватным обеспечению безопасности общества, личности и государства. Этим утверждением вовсе не исключается ни социальная дифференциация общества, ни возможность доведения социальных коллизий до силового противостояния. Зачастую это является результатом безответственного и некомпетентного выполнения политической элитой своего предназначения. Главными же субъектами столкновения интересов и силового противоборства являются, как правило, общественные организмы в целом, а не их составные части в виде классов.

Недостаточность учения о войне и армии объясняется и тем, что применение силы протекает не только в форме войны. Война — это крайняя, порой вынужденная форма силового принуждения, а не только «продолжение политики». Зачастую она возникает как следствие неудачных политических решений и неэффективного силового принуждения в условиях мира. Кстати, согласно аутентичному прочтению известного утверждения К. Клаузевица, война должна быть продолжением политики [Клаузевиц 1932, c. 18]. То есть К. Клаузевиц делает упор не на то, что есть война, а на то, какой она должна быть. Кроме того, субъекты силового принуждения (прежде всего, силовые органы государства) не сводятся лишь к армии. Особенно это проявляется на современном этапе общественного развития в условиях разнопланового характера силовых угроз, дифференциации силового принуждения и соответственно углубления специализации различных силовых органов, роста роли и значения различных специальных служб, что требует, в свою очередь, качественной координации их усилий. Эта координация будет успешной и при условии рефлексии над силовым принуждением как особым видом деятельности.

Сложились две традиции рефлексии над различными подвидами силового принуждения. Одна рассматривает различные виды силового принуждения изолированно от других его видов, что приводит к определенному гипостазированию и фетишизации их деятельности. Другая традиция состоит в рассуждении по аналогии, в переносе специфических признаков, присущих армии как отдельному субъекту силового принуждения, на другие силовые органы, что чревато искажением теоретических моделей их функционирования, утратой понимания их видовой специфики. В практической деятельности это может привести к использованию способов действий, систем вооружений и т.д. различных силовых органов без учета их видовой специфики. Например, такая тенденция излишнего уподобления пограничных войск армейским структурам имела место в нашей стране в начале 90-х годов.

Вместе с тем, современные работы отечественных авторов по проблеме войны и армии в значительной мере избавлены от одностороннего классового подхода. В них удалось сохранить и развить многие теоретические положения учения о войне и армии, не утратившие свою актуальность для объяснения функционирования воинской деятельности, закономерностей войны как формы силового принуждения и армии как основного субъекта вооруженной борьбы. Значительная часть законов развития и функционирования войны и армии после критического переосмысления может быть включена в концепцию силового принуждения. Важное теоретическое значение имеют, например, разделы названного учения, которые посвящены факторам войны и военного строительства, структуре и составу военной мощи (см.: [Философия... 2004, c. 398—414]). Нельзя, например, не согласиться и с выводом о том, что «преимущество в военном отношении получает то государство, которое находится на более высоком уровне цивилизационного развития» [Философия... 2004, c. 398]. Это положение требует дальнейших разъяснений, и авторская концепция силового принуждения могла бы послужить дальнейшему развитию этого и ряда других выводов учения о войне и армии.

Анализ теоретических наработок учения о войне и армии, их соотнесение с социально-философской концепцией силового принуждения вызывает необходимость введения целого ряда новых понятий. Например, представляется необходимым ввести понятия «силовая организация государства», «силовая мощь», «силовые органы государства» как родовые понятия относительно уже традиционно используемых понятий «военная организация государства», «военная мощь», «армия», «вооруженные силы», «органы охраны общественного порядка» и т.д. Силовая мощь по аналогии с составом военной мощи как ее составляющей включает экономический, научный, социальный, морально-политический, человеческий и собственно силовой факторы. Под фактором в данном случае понимается реализованная часть соответствующего потенциала (см.: [Шаваев 1983, c. 9—49]). Под силовой мощью предлагается понимать совокупность возможностей государства и общества отстаивать национальные интересы при помощи силового принуждения, отражать силовые угрозы личности, обществу и государству как военного, так и невоенного характера.

Глубоко симптоматично, что в современной версии теории войны и армии наметилась тенденция все большего синтеза понятийного ряда этого учения с понятийным рядом теории национальной безопасности, что находит свое выражение в различных работах (см. напр.: [Чижик 2000]). Это, на наш взгляд, вызвано, во-первых, отходом от рассмотрения всех социальных явлений сквозь узкую призму классовой борьбы; во-вторых, признанием в качестве ведущей причины, порождающей феномены войны и армии, коллизии между отдельными социальными организмами (отдельными конкретными обще-

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

ствами, представляющими собой относительно самостоятельную единицу исторического развития, локализованную во времени и пространстве и занимающими определенную территорию [Семенов 2003, с. 21]); в-третьих, бурным ростом научного интереса к вопросам национальной безопасности и развитием в связи с этим самой теории национальной безопасности.

Поскольку важнейшим предназначением силового принуждения является обеспечение национальной безопасности от различного рода угроз, прежде всего силовых угроз, необходимо обеспечить сопряженность понятийного ряда социально-философской концепции с понятийным рядом теории национальной безопасности. Понятие национальной безопасности и ее теория первоначально возникли в США после Второй мировой войны и использовались в основном для камуфляжа экспансионистских устремлений правящих элит этого государства [Тимохин 1987, c. 68—85]. В нашей стране теоретическое осмысление национальной безопасности берет свое начало в 1990-е годы и направлено именно на защищенность нашей страны от внешних и внутренних угроз, что, впрочем, не исключает активности и наступательности по защите своих национальных интересов. Новым для нашего общественного сознания было то, что эта теория включает безопасность личности, являющуюся, наряду с обществом и государством, приоритетным объектом безопасности. Новым было и употребление понятия нации для обозначения единства гражданского общества и государства, обозначения народа, обладающего государством.

Национальная безопасность, или безопасность нации, определяется этой теорией как защищенность жизненно важных потребностей и интересов личности, общества и государства в различных сферах жизнедеятельности от внутренних и внешних угроз, гарантирующую поступательное развитие человека, общества и государства. При этом под защищенностью понимается способность сохранения объектом или системой (природа, человек, общество, государство и др.) своей качественной определенности и возможности выполнения свих функций и задач в условиях воздействия негативных факторов [Прохожев 2006, c. 20]. К числу принципов обеспечения национальной безопасности относят следующие: законность; соблюдение баланса жизненно важных интересов личности, общества и государства; взаимная ответственность личности, общества и государства за обеспечение безопасности; интеграция в международные системы безопасности. Используется понятие совокупной мощи государства, которая определяется, наряду с военной мощью, природными ресурсами, уровнем развития экономики, морально-политическим потенциалом населения, геополитическим положением страны.

В зависимости от источника опасности в теории безопасности выделяют внутреннюю и внешнюю безопасность; в зависимости от ее объекта выделяют безопасность личности — ее права и свободы, общества — материальные и духовные ценности, государства — его конституционный строй, суверенитет и территориальную целостность (см.: [Общая теория национальной безопасности... 2002, c. 22—30]).

Большинство из перечисленных здесь объектов являются базовыми отношениями современного общества, надежность которых обеспечивается эффективным силовым принуждением. Здесь следует особо отметить тот факт, что в работах по теории национальной безопасности активно используется термин «силовой». Так, теория безопасности оперирует понятием «силовые ведомства», применяя его для обозначения составляющих системы обеспечения национальной безопасности. Правда, наряду с термином «силовые ведомства» функционирует термин «силовые структуры» [Общая теория национальной безопасности... 2002, c. 30]. Имеется и более объемное понятие — «силы обеспечения безопасности», которое включает не только все силовые органы государства, но и ряд других органов [Общая теория национальной безопасности. 2002, c. 71]. При анализе международных отношений применяются понятия «силовой баланс», «силовое взаимодействие», «силовое воздействие» (см.: [Общая теория национальной безопасности... 2002, c. 115]). Для работ этого направления характерно также использование следующих выражений: «реализовать цели силовым путем», «не может быть надежной национальная безопасность, не имеющая силового обеспечения» [Возжеников 2002, c. 248].

С сожалением следует отметить, что когда речь заходит о видах безопасности от различных угроз, в перечне таких угроз обозначены только военные угрозы, в то время как помимо военных угроз существует широкий спектр угроз силового характера или, что то же самое, силовых угроз. Сюда, на наш взгляд, должны входить угрозы от различных форм силового принуждения. Это угрозы от международного терроризма, экстремизма, разведывательной деятельности, экономических диверсий и информационной войны, от деятельности организованных преступных группировок, силовых провокаций, вербовки противником агентов влияния среди высшего руководства страны и т.д.

Силовое принуждение как особый вид деятельности генетически связано с правом как основным социальным регулятором современного общества. Право опирается на правовое принуждение и призвано предупреждать и пресекать насилие. Отдельные аспекты силового принуждения находят свое отражение в работах по юриспруденции, посвященные различным видам правового принуждения (см., напр.: [Крамник 2005; Федеральное принуждение... 2006]).

В современной теории права активно ведутся исследования, направленные на уточнение взаимосвязи права и принуждения. Нельзя не согласиться с выводами исследования А.С. Пучнина, который утверждает, что «принуждение как феномен социальной жизни неустраним, и от его роли в формировании правовых, государственных и общественных институтов зависит уровень демократичности, социальной справедливости, гражданской свободы и формального равенства в обществе». Он же отмечает, что проблема соотношения принуждения и права встречается в разных правовых концепциях, но всесторонне никогда не исследовалась. А.С. Пучнин констатирует отсутствие в философии права стабильной академической дефиниции принуждения [Пучнин 2000, c. 1].

Представляется, данный вывод фиксирует некоторый методологический тупик в философии права, что актуализирует

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

необходимость введения социально-философской категории силового принуждения, в том числе на базе использования теоретических наработок теории и философии права. Это в полной мере касается и теоретических положений вышеназванного автора. Среди них заслуживают внимания его выводы о том, что «идея ограничения силы атрибут сущности права», «легитимное, ограниченное принуждение «по праву» является непременным условием гражданской свободы, не противоречит справедливости и поддерживает состояние формального равенства» [Пучнин 2000, c. 5]. Он же предлагает отличать насилие от принуждения [Пучнин 2000, c. 20].

Источником актуальных для социально-философской концепции силового принуждения теоретических положений являются выводы отечественных и зарубежных представителей философии и теории права [Алексеев 1993; Алексеев 1998; Лейст 2008; Ллойд 2002; Овсепян 2005].

Подведем некоторые итоги. Являясь традиционной темой философских работ, идея применения силы в отношениях между людьми, ставшая объектом философской рефлексии со времен античности, претерпела качественные изменения. Изначально применение силы оправдывалось интересами сохранения и благополучия только государства. Постепенно применение силы стало оправдываться интересами защищенности человека, соблюдением его прав и свобод, т.е. происходило становление идеи правового принуждения. Эта идея со временем была распространена и на отношения между государствами, т.е. ценность правового принуждения как регулятора отношений внутри отдельного общества приобрела положительную значимость и для регуляции отношений между государствами.

К числу основных тенденций эволюции взглядов по проблеме применения силы в истории философской мысли можно отнести и постепенный переход от фрагментарного анализа элементов и форм силового принуждения к более целостному его осмыслению; от первоначальной неразличимости типов и форм силового принуждения к их отчетливой дифференциации.

При этом если на начальных этапах философского осмысления применения силы вопрос о допустимости или недопустимости ее использования был выражен весьма абстрактно, то со временем сформировались позиции избирательного отношения к использованию силы, ее полного отрицания и апологетическая позиция. В рамках избирательной позиции возникло направление отчетливого разграничения необходимого, допустимого и социально оправданного применения силы и насильственного, недопустимого использования силы.

Обращение к работам по социальной философии, военной политологии, военной социологии, теории права, национальной безопасности, в которых рассматриваются различные аспекты применения силы, позволяет сделать вывод об актуальности экспликации целостной социально-философской концепции силового принуждения как теоретикометодологической основы различных направлений социально-гуманитарного знания, исследующих отдельные аспекты применения силы в социальном взаимодействии, и придать концепции силового принуждения более содержательный характер, обогатить ее актуальными теоретическими положениями.

ЛИТЕРАТУРА I REFERENCES

1. Уголовный кодекс Российской Федерации. М.: ЭЛИТ, 2003.

2. Августин Блаженный. О граде божием. М.: АСТ, Мн: Харвест,

2000.

3. Агафонова М.Ю. Проблема насилия в социальном познании: Автореф. дисс. ... д-ра филос. наук. Ростов-на-Дону, 2003.

4. Алексеев С.С. Теория права. М.: БЕК, 1993.

5. Алексеев С.С. Философия права. М.: НОРМА, 1998.

6. Аристотель. Политика || Соч.: в 4-х т. М.: Мысль, 1983. Т. 4. С. 375—645.

7. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст, 1993.

8. Арон Р. Мир и война между народами. М.: NOTA BENE, 2000.

9. Аснер П. Насилие и мир: От атомной бомбы до этнической чистки. СПб.: Всемирное слово, 1999.

10. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М.: Стелс, 1995.

11. Бельков О.А. Военная политология. Предмет, структура, функции. 2005. [Электронное издание]. Режим доступа: http:IIwww.viperson.ruIdataI200509Ivoennajpolitologij.doc

12. Бердяев Н.А. Русская идея. М.: АСТ, 2007.

13. Борщов Н.А. Социально-философские проблемы информационного насилия: Автореф. дисс. . канд. филос. наук. М., 2004.

14. Бурлацкий Ф.М. Загадка Макиавелли: Драматургические, исторические, социологические новеллы. М: РИПОЛ КЛАССИК, 2003.

15. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

16. Возжеников А.В. Национальная безопасность России. М.: РАГС, 2002.

17. Ганди М. Моя жизнь. М.: Наука, 1969.

18. Гегель Г. Лекции по философии истории. М.: Наука, 1993.

19. Гегель Г. Философия права. М.: Мысль, 1990.

1. Ugolovnyi kodeks Rossiiskoi Federatsii. ELIT, Moskva 2003.

2. Avgustin Blazhennyi. (2000). O grade bozhiem. AST, Kharvest, Moskva — Minsk.

3. Agafonova M.Yu. (2003). Problema nasiliya v sotsial'nom poznanii: Avtoref. diss. ... d-ra filos. nauk. Rostov-na-Donu.

4. Alekseev S.S. (1993). Teoriya prava. BEK, Moskva.

5. Alekseev S.S. (1998). Filosofiya prava. NORMA, Moskva.

6. Aristotel'. (1983). Politika. In: Soch.: v 4-kh t. Mysl', Moskva. T. 4. Pp. 375—645.

7. Aron R. (1993). Demokratiya i totalitarizm. Tekst, Moskva.

8. Aron R. (2000). Mir i voina mezhdu narodami. NOTA BENE, Moskva.

9. Asner P. (1999). Nasilie i mir: Ot atomnoi bomby do etnicheskoi chistki. Vsemirnoe slovo, S.-Peterburg.

10. Bekkaria Ch. (1995). O prestupleniyakh i nakazaniyakh. Stels, Moskva.

11. Bel'kov O.A. (2005). Voennaya politologiya. Predmet, struktura, funktsii. URL: http://www.viperson.ru/data/200509/voennajpolito-logij.doc

12. Berdyaev N.A. (2007). Russkaya ideya. AST, Moskva.

13. Borshchov N.A. (2004). Sotsial'no-filosofskie problemy informatsi-onnogo nasiliya: Avtoref. diss. ... kand. filos. nauk. Moskva.

14. Burlatskii F.M. (2003). Zagadka Makiavelli: Dramaturgicheskie, istoricheskie, sotsiologiche-skie novelly. RIPOL KLASSIK, Moskva.

15. Veber M. (1990). Izbrannye proizvedeniya. Moskva.

16. Vozzhenikov A.V. (2002). Natsional'naya bezopasnost' Rossii. RAGS, Moskva.

17. Gandi M. (1969). Moya zhizn'. Nauka, Moskva.

18. Gegel' G. (1993). Lektsii po filosofii istorii. Nauka, Moskva.

19. Gegel' G. (1990). Filosofiya prava. Mysl', Moskva.

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

20. Гелих О.Я. Управление и насилие: социально-философский анализ: Автореф. дисс. ... д-ра филос. наук. СПб., 2004.

21. Гоббс Т. Избранные произведения: В 2 т. М.: Мысль, 1964.

22. Горфункель А.Х. Философия эпохи Возрождения. М.: Высшая школа, 1980.

23. Гроций Г. О праве войны и мира. М.: Ладомир, 1994.

24. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.

2. М.: Терра, 1992.

25. Денисов В.В. Социология насилия. М.: Политиздат, 1975.

26. Дмитриев А.В., Залысин Н.Ю. Насилие: социо-политический анализ. М.: РОССПЭН, 2000.

27. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1990.

28. Емельянова Ю.П. Насилие как социальный фактор, его генезис и эволюция: Автореф. дисс. ... канд. филос. наук. Саратов, 1997.

29. Ибрагимов Р.Н. Социальное насилие: феномен, проблема. Абакан: Изд-во Хакасского гос. ун-та им. Н.Ф. Катананова, 2001.

30. Ильин И.А. О сопротивлении злу силою. Путь духовного обновления. Работы разных лет. СПб.: Библиополис, 2006.

31. Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Соч. в 6 т. М.: Мысль.1966а. Т. 6. С. 5—25.

32. Кант И. К вечному миру // Соч. в 6 т. М.: Мысль, 1966б. Т. 6. С. 257—311.

33. Кант И. Метафизика нравов в двух частях // Соч. в 6 т. М.: Мысль, 1965. Т. 4. Ч. 2. С. 107—438.

34. Кинг М.Л. Паломничество к ненасилию // Этическая мысль: науч.-публицист. чтения. М.: Республика, 1992.

35. Киреев Г.Н. Социальное насилие. М.: Прометей, 2005

36. Киреев Г.Н. Сущность насилия. М: Прометей, 1990.

37. Киселев В.С. Учение о ненасилии Мартина Лютера Кинга и движение за гражданское равноправие в США: Автореф. дисс. ... канд. филос. наук. М.: РАН, Институт философии, 1996.

38. Клаузевиц К. Война. М.:Л.: Гос. Воен. изд-во, 1932.

39. Колотуша В.В. Философия силового принуждения: монография. Голицыно: ГПИ ФСБ РФ, 2009.

40. Крамник А.Н. Административно-правовое принуждение. Мн.: Тесей, 2005.

41. Краткая Российская энциклопедия: В 3 т. Т. 2. М.: Оникс 21 век, 2004.

42. Кревельд М. Трансформация войны. М.: Бизнес Бук, 2005.

43. Лапшина И.В. Типы социального принуждения в России и на Западе: сравнительное социально-философское исследование: Автореф. дисс. . канд. филос. наук. Ростов-на-Дону, 2007.

44. Латышева К.В. Принуждение в контексте культуры (социальнофилософский анализ): Автореф. дисс. ... канд. филос. наук. Краснодар, 2007.

45. Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М.: Зерцало, 2008.

46. Ленин В.И. Государство и революция // Полн. собр. соч.: в 55 т. 5-е изд. М.: Изд-во политической литературы, 1974а. Т. 33. С. 1—120.

47. Ленин В.И. Падение Порт-Артура // Полн. собр. соч.: в 55 т. 5-е изд. М.: Изд-во политической литературы, 1976. Т. 9. С. 151—159.

48. Ленин В.И. Речь на широкой рабоче-красноармейской конфе-

ренции в рогожско-симоновском районе 13 мая 1920 г. // Полн. собр. соч.: в 55 т. 5-е изд. М.: Изд-во политической

литературы, 1974б. Т. 41. С. 120—121.

49. Ллойд Д. Идея права. М.: КИНОДЕЛ, 2002.

50. Локк Дж. Два трактата о правлении: соч. в 3 т. М.: Мысль, 1988. Т. 3. С. 135-405

51. Лютер М. Избранные произведения. СПб.: Андреев и согласие, 1994.

52. Макиавелли Н. Государь. М.: Политиздат, 1990.

53. Маркс К. Критика политической экономии (черновой набросок

1857-1858 годов) // К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч.: в 50 т. М.: Изд-

во полит. лит-ры, 1968. Т. 46. Ч. 1. С. 51—508.

20. Gelikh O.Ya. (2004). Upravlenie i nasilie: sotsial'no-filosofskii analiz: Avtoref. diss. ... d-ra filos. nauk. S.-Peterburg.

21. Gobbs T. (1964). Izbrannye proizvedeniya: V 2 t. Mysl', Moskva.

22. Gorfunkel' A.Kh. (1980). Filosofiya epokhi Vozrozhdeniya. Vysshaya shkola, Moskva.

23. Grotsii G. (1994) O prave voiny i mira. Ladomir, Moskva.

24. Dal' V.I. (1992). Tolkovyi slovar' zhivogo velikorusskogo yazyka. T. 2. Terra, Moskva.

25. Denisov V.V. (1975). Sotsiologiya nasiliya. Politizdat, Moskva.

26. Dmitriev A.V., Zalysin N.Yu. (2000). Nasilie: sotsio-politicheskii analiz. ROSSPEN, Moskva.

27. Dyurkgeim E. (1990). O razdelenii obshchestvennogo truda. Metod sotsiologii. Nauka, Moskva.

28. Emel'yanova Yu.P. (1997). Nasilie kak sotsial'nyi faktor, ego genezis i evolyutsiya: Avtoref. diss. ... kand. filos. nauk. Saratov.

29. Ibragimov R.N. (2001). Sotsial'noe nasilie: fenomen, problema. Izd-vo Khakasskogo gos. un-ta im. N.F. Katananova, Abakan.

30. Il'in I.A. (2006). O soprotivlenii zlu siloyu. Put' dukhovnogo obnovleniya. Raboty raznykh let. Bibliopolis, S.-Peterburg.

31. Kant I. (1966a). Ideya vseobshchei istorii vo vsemirno-grazhdan-skom plane. In: Soch. v 6 t. Mysl', Moskva. T. 6. Pp. 5—25.

32. Kant I. (1966b). K vechnomu miru. In: Soch. v 6 t. Mysl', Moskva. T. 6. Pp. 257—311.

33. Kant I. (1956). Metafizika nravov v dvukh chastyakh. In: Soch. v 6 t. Mysl', Moskva. T. 4. Ch. 2. Pp. 107—438.

34. King M.L. (1992). Palomnichestvo k nenasiliyu. In: Eticheskaya mysl': nauch.-publitsist. chteniya. Respublika, Moskva.

35. Kireev G.N. (2005). Sotsial'noe nasilie. Prometei, Moskva.

36. Kireev G.N. (1990). Sushchnost' nasiliya. Prometei, Moskva.

37. Kiselev V.S. (1996). Uchenie o nenasilii Martina Lyutera Kinga i dvizhenie za grazhdanskoe ravnopravie v SShA: Avtoref. diss. ... kand. filos. nauk. RAN, Institut filosofii, Moskva.

38. Klauzevits K. (1932). Voina. Gos. Voen. izd-vo, Moskva — Leningrad.

39. Kolotusha V.V. (2009). Filosofiya silovogo prinuzhdeniya: monografiya. GPI FSB RF, Golitsyno.

40. Kramnik A.N. (2005). Administrativno-pravovoe prinuzhdenie. Tesei, Minsk.

41. Kratkaya Rossiiskaya entsiklopediya: V 3 t. T. 2. Oniks 21 vek, Moskva. 2004.

42. Krevel'd M. (2005). Transformatsiya voiny. Biznes Buk, Moskva.

43. Lapshina I.V. (2007). Tipy sotsial'nogo prinuzhdeniya v Rossii i na Zapade: sravnitel'noe sotsial'no-filosofskoe issledovanie: Avtoref. diss. ... kand. filos. nauk. Rostov-na-Donu..

44. Latysheva K.V. (2007). Prinuzhdenie v kontekste kul'tury (sotsial'no-filosofskii analiz): Avtoref. diss. ... kand. filos. nauk. Krasnodar.

45. Leist O.E. (2008). Sushchnost' prava. Problemy teorii i filosofii prava. Zertsalo, Moskva.

46. Lenin V.I. (1974a). Gosudarstvo i revolyutsiya. In: Poln. sobr. soch.: v 55 t. 5-e izd. Izd-vo politicheskoi literatury, Moskva. T. 33. Pp. 1—120.

47. Lenin V.I. (1976). Padenie Port-Artura. In: Poln. sobr. soch.: v 55 t. 5-e izd. Izd-vo politicheskoi literatury, Moskva. T. 9. Pp. 151—159.

48. Lenin V.I. (1974b). Rech' na shirokoi raboche-krasnoarmeiskoi konferentsii v rogozhsko-simonovskom raione 13 maya 1920 g. In: Poln. sobr. soch.: v 55 t. 5-e izd. Izd-vo politicheskoi literatury, Moskva. T. 41. S. 120—121.

49. Lloid D. (2002). Ideya prava. KINODEL, Moskva.

50. Lokk Dzh. (1988). Dva traktata o pravlenii. In: Soch. v 3 t. Mysl', Moskva. T. 3. Pp. 135-405

51. Lyuter M. (1994). Izbrannye proizvedeniya. Andreev i soglasie,

S.-Peterburg.

52. Makiavelli N. (1990). Gosudar'. Politizdat, Moskva.

53. Marks K. (1968). Kritika politicheskoi ekonomii (chernovoi nabrosok 1857-1858 godov). In: Marks K., Engel's F. Soch.: v 50 t. Gos. izd-vo polit. lit-ry, Moskva. T. 46. Ch. 1. Pp. 51—508.

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

54. Маркс К. Предисловие к критике политической экономии // К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч.: в 50 т. М.: Гос. изд-во. полит. лит-ры, 1959. Т. 13. С. 5—9.

55. Методологические проблемы военной теории и практики. М.: Воениздат, 1969.

56. Михайлов В.В. Социальные ограничения: структура и механика подавления человека. М.: КомКнига, 2006.

57. Можейко М.А. Проблематизация // Новейший философский словарь. Мн.: Интерпрессервис: Книжный дом, 2001. С. 801—802.

58. Монтескьё Ш.Л. Персидские письма. Размышления о причинах величия и падения римлян. М.: Кучково поле, 2002.

59. Морисон С. Крестоносцы. М.: Весь Мир, 2003.

60. Мэй Р. Сила и невинность. М.: Смысл, 2001.

61. Ненасилие: философия, этика, политика. М.: Наука, 1993.

62. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки ценностей. М.: Культурная революция, 2005.

63. Новые пророки (Торо, Толстой, Ганди, Эмерсон). СПб.: Алетейя, 1996.

64. Нравственные ограничения войны: проблемы и примеры. М.: Гардарики, 2002.

65. Общая теория национальной безопасности / под общ. ред. А.А. Прохожева. М.: РАГС, 2002.

66. Овсепян Ж.И. Юридическая ответственность и государственное принуждение. Ростов-на-Дону: Эверест, 2005

67. Пейдж Г. Общество без убийства: Возможно ли это? СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005.

68. Платон. О государстве // Соч.: в 3 т. М.: Мысль, 1971. Т. 3. Ч. 1. С. 120—240.

69. Платон. Федон // Соч.: в 4 т. М.: Мысль, 1993. Т. 2. С. 7—80.

70. Прохожев А.А. Теория развития и безопасности человека и общества. М.: Ин-Октаво, 2006.

71. Пучнин А.С. Принуждение и право: Автореф. дисс. ... канд. юридич. наук. М., 2000.

72. Роттердамский Э. Жалоба мира // Трактаты о вечном мире. М.: СОЦЭКГИЗ, 1963.

73. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: Канон-пресс: Кучково поле,1999.

74. Семенов Ю.И. Философия истории (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней). М.: Современные тетради, 2003.

75. Сигида Н.А. Военное насилие и военная добродетель: социально-философский анализ: Автореф. дисс. ... канд. филос. наук. Красноярск, 2007.

76. Служба тематических толковых словарей Глоссарий.яи. 2008. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.glossary.ru/cgi-Ьіп/дІ.

77. Соловьев В.С. Оправдание добра // Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1988. Т. 1.

78. Соловьев В.С. Право и нравственность. Мн.: Харвест, М.: АСТ,

2001.

79. Соловьев Э.Ю. Прошлое толкует нас. М.: Политиздат, 1991.

80. Спенсер Г. Личность и государство. Челябинск: Социум, 2007.

81. Тимохин П.П. Военно-силовая политика США. М.: Воениздат, 1987.

82. Толстой Л.Н. Закон насилия и закон любви. О пути, об истине, о жизни. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2004а.

83. Толстой Л.Н. Путь жизни. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2004б.

84. Торо Г. Высшие законы. М.: Республика, 2001. С. 260.

85. Федеральное принуждение: вопросы теории и практики.

Сборник статей по итогам конференции. СПб.: Издательский Дом С.-Петерб. Гос. Ун-та, 2006.

86. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры: в 2 т. Т. 2. СПб.: София, 1991.

87. Философия / под общ. ред. Б.И. Каверина. М.: Мегапир, 2004.

88. Философский энциклопедический словарь. М.: Сов.

Энциклопедия, 1983.

54. Marks K. (1959b). Predislovie k kritike politicheskoi ekonomii. In: Marks K., Engel's F. Soch.: v 50 t. Gos. izd-vo. polit. lit-ry, Moskva. T. 13. Pp. 5—9.

55. Metodologicheskie problemy voennoi teorii i praktiki. Voenizdat, Moskva. 1969.

56. Mikhailov V.V. (2006). Sotsial'nye ogranicheniya: struktura i mekhanika podavleniya cheloveka. KomKniga, Moskva.

57. Mozheiko M.A. (2001). Problematizatsiya. In: Noveishii filosofskii slovar'. Interpresservis: Knizhnyi dom, Minsk. Pp. 801—802.

58. Montesk'e Sh.L. (2002). Persidskie pis'ma. Razmyshleniya o prichinakh velichiya i padeniya rimlyan. Kuchkovo pole, Moskva.

59. Morison S. (2003). Krestonostsy. Ves' Mir, Moskva.

60. Mei R. (2001). Sila i nevinnost'. Smysl, Moskva.

61. Nenasilie: filosofiya, etika, politika. Nauka, Moskva.

62. Nitsshe F. (2005). Volya k vlasti. Opyt pereotsenki tsennostei. Kul'turnaya revolyutsiya, Moskva.

63. Novye proroki (Toro, Tolstoi, Gandi, Emerson). Aleteiya, S.-Peterburg. 1996.

64. Nravstvennye ogranicheniya voiny: problemy i primery.

Gardariki, Moskva. 2002.

65. Obshchaya teoriya natsional'noi bezopasnosti. Pod obshch. red. A.A. Prokhozheva. RAGS, Moskva. 2002.

66. Ovsepyan Zh.I. (2005). Yuridicheskaya otvetstvennost' i gosudarstvennoe prinuzhdenie. Everest, Rostov-na-Donu.

67. Peidzh G. (2005). Obshchestvo bez ubiistva: Vozmozhno li eto? Izd-vo S.-Peterb. un-ta, S.-Peterburg.

68. Platon. (1971).O gosudarstve. In: Soch.: v 3 t. Mysl', Moskva. T. 3. Ch. 1. Pp. 120—240.

69. Platon. (1993). Fedon. In: Soch.: v 4 t. Mysl', Moskva. T. 2. Pp. 7—80.

70. Prokhozhev A.A. (2006). Teoriya razvitiya i bezopasnosti cheloveka i obshchestva. In-Oktavo, Moskva.

71. Puchnin A.S. (2000). Prinuzhdenie i pravo: Avtoref. diss. ... kand. yuridich. nauk. Moskva.

72. Rotterdamskii Erazm. (1963). Zhaloba mira. In: Traktaty o vechnom mire. SOTsEKGIZ, Moskva.

73. Russo Zh.-Zh. (1999). Ob obshchestvennom dogovore. Traktaty. Kanon-press: Kuchkovo pole, Moskva.

74. Semenov Yu.I. (2003). Filosofiya istorii (Obshchaya teoriya, osnovnye problemy, idei i kontseptsii ot drevnosti do nashikh dnei). Sovremennye tetradi, Moskva.

75. Sigida N.A. (2007). Voennoe nasilie i voennaya dobrodetel': sotsial'no-filosofskii analiz: Avtoref. diss. ... kand. filos. nauk. Krasnoyarsk.

76. Sluzhba tematicheskikh tolkovykh slovarei Glossarii.RU. 2008. URL: http:||www.glossary.ru|cgi-bin|gl.

77. Solov'ev V.S. (1988). Opravdanie dobra. In: Soch.: V 2 t. Mysl', Moskva. T. 1.

78. Solov'ev V.S. (2001). Pravo i nravstvennost'. Kharvest, AST, Moskva - Minsk.

79. Solov'ev E.Yu. (1991). Proshloe tolkuet nas. Politizdat, Moskva.

80. Spenser G. (2007). Lichnost' i gosudarstvo. Sotsium, Chelyabinsk.

81. Timokhin P.P. (1987). Voenno-silovaya politika SShA. Voenizdat, Moskva.

82. Tolstoi L.N. (2004a). Zakon nasiliya i zakon lyubvi. O puti, ob istine, o zhizni. RIPOL KLASSIK, Moskva.

83. Tolstoi L.N. (2004b). Put' zhizni. RIPOL KLASSIK, Moskva.

84. Toro G. (2001). Vysshie zakony. Respublika, Moskva.

85. Federal'noe prinuzhdenie: voprosy teorii i praktiki. Sbornik statei po itogam konferentsii. Izdatel'skii Dom S.-Peterb. Gos. Un-ta, S.-Peterburg. 2006.

86. Fedotov G.P. (1991). Sud'ba i grekhi Rossii. Izbrannye stat'i po filosofii russkoi istorii i kul'tury: v 2 t. T. 2. Sofiya, S.-Peterburg.

87. Filosofiya. Pod obshch. red. B.I. Kaverina. Megapir, Moskva. 2004.

88. Filosofskii entsiklopedicheskii slovar'. Sov. Entsiklopediya, Moskva. 1983.

Колотуша В.В. Vi victa vis est: проблема силового принуждения в истории философской мысли

И СОВРЕМЕННОМ СОЦИОГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ

89. Хофмайстер Х. Воля к войне, или бессилие политики. 89.

Философско-политический трактат. СПб.: Гуманитарная

академия, 2006.

90. Чижик П.И. Духовная безопасность российского общества как 90.

фактор военной безопасности государства: Автореф. дисс. ... д-

ра филос. наук. М., 2000.

91. Чичерин Б.Н. Основания политики // Российский военный 91.

сборник. М.: ГА ВС, 1992. Вып. 2. С. 72-206.

92. Чичерин Б.Н. Собственность и государство. СПб.: Изд-во РХГА, 92.

2005.

93. Шаваев А.Х. Военная мощь государства. М.: Издательство МО 93.

СССР, 1983.

94. Энгдаль У.Ф. Столетие войны. Англо-американская нефтяная 94.

политика и Новый Мировой Порядок. СПб.: Геликон Плюс, 2008.

95. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный 95.

господином Евгением Дюрингом. М.: Политиздат, 1988.

96. Юм Д. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1965. 96.

Khofmaister Kh. (2006). Volya k voine, ili bessilie politiki. Filosofsko-politicheskii traktat. Gumanitarnaya akademiya, S.-Peterburg.

Chizhik P.I. (2000) Dukhovnaya bezopasnost' rossiiskogo obshchestva kak faktor voennoi bezopasnosti gosudarstva: Avtoref. diss. ... d-ra filos. nauk. Moskva.

Chicherin B.N. (1992). Osnovaniya politiki. In: Rossiiskii voen-nyi sbornik. GA VS, Moskva. Vyp. 2. Pp. 72—206.

Chicherin B.N. (2005). Sobstvennost' i gosudarstvo. Izd-vo RKhGA, S.-Peterburg.

Shavaev A.Kh. (1983). Voennaya moshch' gosudarstva. Izdatel'stvo MO SSSR, Moskva.

Engdal' U.F. (2008). Stoletie voiny. Anglo-amerikanskaya neftya-naya politika i Novyi Mirovoi Poryadok. Gelikon Plyus. S.-Peterburg. Engel's F. (1988). Anti-Dyuring. Perevorot v nauke, proizvedennyi gospodinom Evgeniem Dyuringom. Politizdat, Moskva.

Yum D. (1965). Soch.: V 2 t. Mysl', Moskva.

VI VICTA VIS EST*:

PROBLEM OF COMPULSION WITH FORCE IN THE HISTORY OF PHILOSOPHICAL THOUGHT AND CONTEMPORARY SOCIO-HUMANITARIAN KNOWLEDGE

* Force is overcome by force (Latin).

Vyacheslav V. Kolotusha, Doctor of Philosophy, Professor at Moscow Psychological and Social Institute

E-mail: [email protected]

The article presents a brief overview of the problem of violence, compulsion with force, and low enforcement, as well as the main methodological approaches that emerged in this field in philosophical thought from antiquity to the turn of XX and XXI centuries.

The idea of use of force in relations between people undergone quality changes since antiquity, when it became the object of philosophical reflection. Initially, the using of force was justified by the interests of the preservation and prosperity of the state only. Gradually the use of force becomes justified by the interests of human rights and freedoms compliance, i.e., there is a becoming idea of law enforcement. This idea was eventually extended to relations between states, i.e. value of law enforcement as a regulator of relations within a particular society has acquired a positive value also for the regulation of relations between states. The other major trend in the evolution of views on the problem of using force in the history of philosophical thought is a gradual transition from a fragmented analysis of the elements and forms of coercion to a more holistic understanding of this matter, as well as the transition from the initial indis-tinguishability of types and forms of coercion to their distinct differentiation.

Keywords: force, violence, use of force, coercion, compulsion with force, legal and illegal enforcement, law, state