CC BY
121
Научные стремления,4 (8)’13
УДК 821.111 (73) 09 ”19” (092)
Р.Н. Спото
ВЕТХИЙ И НОВЫЙ ЗАВЕТЫ КАК ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ТЕКСТЫ В РОМАНЕ ДЖ. СТЕЙНБЕКА “ГРОЗДЬЯ ГНЕВА”
Белорусский государственный университет
Как известно, в американской литературе центральное место среди прецедентных текстов отдается Библии как «тексту текстов», как Книге Книг. Библия для американской, и вообще для мировой литературы, является не просто прецедентным текстом, а метатекстом, смыслопораждающим текстом. Библейский языковой стиль, словарь и синтаксис, библейская образность, а главное, смысловое содержание Библии оказывали и оказывают влияние на многие поколения писателей всего мира. Одним из авторов, который уникально для всей американской литературы интерпретирует Библию, является обладатель Нобелевской премии 1962 года Джон Стейнбек. Этот автор - один из наиболее значимых и в тоже время один из самых сложных писателей современной американской литературы, его творческая судьба глубоко противоречива. Для многочисленных критиков и литераторов вершиной творчества писателя остается роман «Гроздья Гнева» («The Grapes of Wrath» 1939). Данная статья и посвящена анализу этого великого произведения.
Актуальность исследования определяется целым рядом факторов. Несмотря на широкую известность Джона Стейнбека во всем мире, в белорусском литературоведении его творчество остается все еще недостаточно изученным. Единственная работа, относящаяся к изучению творчества Дж. Стейнбека принадлежит А. М. Бутырчик (2003). В российском литературоведении изучение романа «Гроздья гнева» происходило в силу его ярко выраженной социальной направленности (см.: Батурин 1984; Мулярчик 1963). Причиной этому является, во-первых, насыщенность художественного текста Дж. Стейнбека библейскими мотивами и библейской символикой, что, в силу малого знакомства советского и современного читателя с Библией, делает его содержание крайне сложным для восприятия. Во-вторых, отсутствие качественного перевода, отражающего многоаллюзивность произведений Дж. Стейнбека. Статья носит в значительной мере интегративный характер. Он определил методику исследования, которая является комплексной по своей сути и включает интертекстуальный анализ, осуществляемый с помощью сопоставительного, историко-культурного, герменевтического и сравнительнотипологического методов.
Роман, согласно С. Батурину, композиционно можно разделить на три части: «1. Засуха (главы I - XI); 2. Путешествие (главы ХІІ - XVIII) и 3. Поиски работы в Калифорнии (главы XIX - XXX). <...> Этот роман - это хроника переселения семейства Джоудов из штата Оклахома в штат Калифорния, она ограничена и во времени, и в пространстве. Эти особенности - хроникальность повествования; внутренние деление на три части; ограничение действия местом пребывания Джоудов - дали повод ряду американских критиков утверждать, что Стейнбек якобы построил свой роман под влиянием
87
Научные стремления,4 (8)’13
библейского сюжета об изгнании евреев из Египта» [5, с.102]. Отметим, что ирония С. Батурина по поводу присутствия в тексте библейских сюжетов объясняется прежде всего советской идеологией того времени. В этой статье мы рассмотрим многочисленные библейские аллюзии, связанные с воплощением мотивов Исхода и Судного Дня, рассматриваемые как одни из основных и наиболее важных мотивов в романе Дж. Стейнбека.
С первых страниц романа Дж. Стейнбек создает глубоко символическое описание пылевой бури, разразившейся над полями Оклахомы. Писатель рисует картину грозовой атмосферы, когда буря настолько сильна, что люди даже не чувствуют прихода солнца: «When the night came again it was black night, for the stars could not pierce the dust to get down, and the window lights could not even spread beyond their own yards. Now the dust was evenly mixed with the air, an emulsion of dust and air. Houses were shut tight, and cloth wedged around doors and windows, but the dust came in so thinly that it could not be seen in the air, and it settled like pollen on the chairs and tables, on the dishes. The people brushed it from their shoulders. Little lines of dust lay at the door sills» [4, с. 2]. Подобная атмосфера воспринимается как стихийное бедствие, а черная ночь и кромешная тьма вызывает ассоциации с описанной в Библии Тьмой Египетской: «Then the LORD said to Moses, “Stretch out your hand toward heaven, that there may be darkness over the land of Egypt, a darkness to be felt.” So Moses stretched out his hand toward heaven, and there was pitch darkness in all the land of Egypt three days. They did not see one another, nor did anyone rise from his place for three days, but all the people of Israel had light where they lived» (Ex 10:21-23). «Эмульсия из пыли и воздуха» [2, с.20] аллюзивно предстает как «осязаемая тьма» (Исх 10:21). Таким образом, Дж. Стейнбек проводит параллель с десятью казнями египетскими и очерчивает сюжетную схему: испытание ->
наказание -> исход. Но это лишь поверхностный аллюзивный пласт, которой использует Дж. Стейнбек, вводя подобное описание пылевой бури. Еще один интертекстуальный уровень: обращение к библейской пророческой традиции, а именно к Книге пророка Исаии: «And in that day they shall roar against them like the roaring of the sea: and if one look unto the land, behold darkness and sorrow, and the light is darkened in the heavens thereof» (Isa 5:30); И далее: «And they shall pass through it, hardly bestead and hungry: and it shall come to pass, that when they shall be hungry, they shall fret themselves, and curse their king and their God, and look upward. And they shall look unto the earth; and behold trouble and darkness, dimness of anguish; and they shall be driven to darkness» (Isa 8:21-22).
Дж. Стейнбек, таким образом, уже во вступительной главе пророчествует о тех испытаниях, через которые будут проходить герои его романа, а также о событиях, поглотивших Америку 30-х годов. Возникает атмосфера прихода Судного Дня. Вместе с тем задача автора, подобно пророку Исаии, не только обличить грешников, но и высказать надежду на наступление мировой гармонии. Я. Н. Засурский отмечает, что «эта картина действительно напоминает чем-то о судном дне, создает в книге с первых же страниц интонацию суровую и тягостную» [7, с. 7]. Атмосферу надвигающейся
88
Научные стремления,4 (8)’13
катастрофы передает и описание людей, потрясенных стихийным бедствием: «Men stood by their fences and looked at the ruined com, drying fast now, only a little green showing through the film of dust. <...>The children stood near by, drawing figures in the dust with bare toes, and the children sent exploring senses out to see whether men and women would break. The children peeked at the faces of the men and women, and then drew careful lines in the dust with their toes» [4, с. 3]. Подобное описание снова содержит отсылки к Книге пророка Исаии. Дж. Стейнбек бесконечно напоминает нам, что пыль окружает людей повсюду, они тщетно пытаются стряхнуть ее с плеч, с ног, дети рисуют босыми ногами узоры на пыли. Желание очиститься от пыли сравнимо здесь с желанием сбросить оковы несвободы и перекликается со словами пророка: «Shake thyself from the dust; arise, and sit down, О Jerusalem: loose thyself from the bands of thy neck, O captive daughter of Zion» (Isa 52:2). Таким образом, аллюзия на книгу Исааи звучит как призыв к дальнейшей борьбе с угнетением. Также подобные аллюзии можно увидеть в Евангелие от Марка, где Иисус повелевает апостолам отрясти прах с ног, покидая города не принявших нового учения: «And whosoever shall not receive you, nor hear you? When ye depart thence? Shake off the dust under your feet for a testimony against them. Verily I say unto you, It shall be more tolerable for Sodom and Gomorrha in the day of judgment, then for that city» (Mark 6: 11). Сама тематика гнева Г осподня, Судного дня заявлена еще в названии романа, и уже с первых страниц создается ощущение приближения конца времен. Несмотря на то, что название романа было заимствовано из «Боевого гимна республики», написанного 1861 году Джулией Уорд Хоу -
Mine eyes have seen the glory of the coming of the Lord He is trampling out the vintage where the grapes of wrath
are stored.3 [4, с. 3]
Мои глаза видели Славу Господа нисходящего,
Он ступает и давит виноград, где накопились
гроздья гнева...
(Построчный перевод наш, - Р.С.)
для любого образованного читателя выражения «гроздья гнева» является не только отсылкой к древним символам изобилия (виноградные гроздья - символ плодородия), но прежде всего к библейским образам из Книг пророка Исаии и Откровения Иоанна Богослова: «И воинства небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в виссон белый и чистый. Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным; Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя. <<...>> летите, собирайтесь на великую вечерю Божию, Чтобы пожрать трупы царей, трупы сильных, трупы тысяче начальников, трупы коне и сидящих на них, трупы всех свободных и рабов, и малых и великих» (Откр 19:15-18). Также: «И поверг Ангел серп свой на землю, и обрезал виноград на земле, и бросил в великое точило гнева Божия. И истоптаны ягоды в точиле за городом, и потекла кровь
3 «Цит. по: Злобин, Г. П. Как зрели «Гроздья Гнева» / Г. П. Злобин. // Дж. Стейнбек «Гроздья гнева» / на англ. языке. - М., 1978. - С. 3 - 32.
89
Научные стремления,4 (8)’13
из точила даже до узд конских, на тысячу шестьсот стадий» (Откр 14:19-20). Но и эти библейские отсылки не единственные. С помощью аллюзий, Дж. Стейнбек создает образ неизбежности возмездия, Божьего Суда над теми, кого угнетают. В душах героев романа зреют гроздья праведного гнева, и, подобно пророку Исаии, Дж. Стейнбек предвещает перемены: «“Я —
изрекающий правду, сильный, чтобы спасать. Отчего же одеяние Твое красно, и ризы у Тебя — как утоптавшего в точиле? «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их во гневе Моем я попирал их в ярости моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал все одеяние Свое; Ибо день мщения — в сердце Моем, и год Моих искупленных настал. Я смотрел, — и не было помощника; дивился, что не было поддерживающего; но помогла Мне мышца Моя, и ярость Моя — она поддержала Меня. И попрал Я народы во гневе Моем, и сокрушил их в ярости Моей, и вылил на землю кровь их» (Ис 63:2 - 6). Таким образом, название романа «Гроздья гнева» является полифоничным и многоассоциативным, представляя собой аллюзии на сразу три текста: «Боевой гимн республики», Книгу пророка Исаии и Откровение Иоанна Богослова.
Из последующих глав книги читатель узнает непосредственно о семье Джоудов. Перед нами предстают три поколения семьи. Первым в повествование входит Том Джоуд (Tom Joad). Мы видим Тома на пути домой. Чтобы ускорить движение, он решает воспользоваться попутным транспортом, где из разговора с водителем, мы узнаем, что Том Джоуд возвращается из тюрьмы. Недоверчивый и подозрительный водитель выступает в романе прообразом накопившегося в простых людях зла и изменений, которые произошли в душах большинства людей. Достигнув родных мест, Том решает снять новые башмаки и пиджак, выданные ему еще в тюрьме: «He leaned down and untied the laces, slipped off first one shoe and then the other. And he worked his damp feet comfortably in the hot dry dust until little spurts of it came up between his toes, and until the skin on his feet tightened with dryness. He took off his coat and wrapped his shoes in it and slipped the bundle under his arm. And at last he moved up the road, shooting the dust ahead of him, making a cloud that hung low to the ground behind him» [4, с. 12]. Этими простыми действиями своего героя Дж. Стейнбек снова включает несколько аллюзивных пластов. Подобное описание мы впервые встречаем в Книге Исхода: «...put off thy shoes from off thy feet, for the place whereon thou standest is holy ground» (Ex 3:5). И как отмечалось нами выше в Евангелие от Марка. Таким образом, в образе Тома можно усмотреть аллюзию на пророка Моисея, с которым Господь заключает Завет и на которого позднее будет возложена священная миссия - вывести народ свой из Египта. Для Тома это - «исход» из Оклахомы. Еще один пласт -это аллюзия на пророка Исаию, где Господь повелевает ему снять вретище с чресл и сбросить его сандалии: «...Go and loose the sackcloth from off thy loins, and put off thy shoe from thy foot. And he did so, walking naked and barefoot» (Isa 20:2). Тем самым Бог дает знамение, что случится с народами Египта и Эфиопии: они будут бедствовать, ходить голодными, нагими и босыми. Параллельно возможно предположить, что такое пророчество дается
90
Научные стремления,4 (8)’13
Дж. Стейнбеком относительно судьбы семьи Тома Джоуда и вообще судьбы всех американских фермеров и сезонных рабочих.
Дж. Стейнбек пытался как можно объемнее изобразить образы персонажей книги, для этого он использовал аллюзии на разнообразные сюжеты из Библии. С именем Тома Джоуда связана также аллюзия на притчу о блудном сыне. По возращении домой Том и преподобный Кэйси, которого Том встречает по пути, услышали рассказ о братьях - дяде Джоуде и отце старом Томе Джоуде. Рассказ начинается с того, как братья разделили не занятое никем поле хлопчатника изгородью, причем хлопчатник был одинаково пригодным по обе стороны. Вопреки всему отец Тома принял решение огородить поле проволокой, чтобы чувствовать себя его владельцем. Проволоку старый Том выменял на свинью у своего брата - Дяди Джона (так его называют герои романа). Дядя Джон был неуемен в своем желании насытиться свиньей, поэтому сразу зарезал ее и приказал приготовить мясо: «Pa says, “John, you gonna eat that whole damn pig?” An’ he says, “I aim to, Tom, but I’m scairt some of her’ll spoil ‘fore I get her et, hungry as I am for pork. Maybe you better get a plate an’ gimme back a couple rolls of wire.” “Well, sir, Pa wasn’t no fool. He jus’ let Uncle John go on an’ eat himself sick of pig, an’ when he drove off he hadn’t et much more’n half.” Pa says, “Whyn’t you salt her down?” But not Uncle John; when he wants pig he wants a whole pig, an’ when he’s through, he don’t want no pig hangin’ around. So off he goes, and Pa salts down what’s left» [4, с. 21]. Согласно библейской традиции свинья - нечистое животное, и именно в притче о блудном сыне говорится, что один из двух сыновей некого господина потребовал свою часть наследства. Его отец отдал причитающееся ему, после чего сын, праздно растратив свое состояние, вынужден был пасти свиней4. Работа блудного сына интерпретируется как подобие его состояния, когда внутренняя нечистота соответствует обрядовой нечистоте свиного стада. Блудный сын достиг душевного дна. Дж. Стейнбек в эпизоде раздела земли еще более ярко акцентирует в этой ситуации абсурдность: поле хлопчатника не принадлежит никому, но братья отделяют его, а обмененная свинья, насытив физически, а не духовно, внушает отвращение. Кэйси, как и подобает проповеднику, в каждой житейской ситуации может увидеть глубинную сущность явления, но в этом случае он этого не делает, а предлагает старому Тому разобраться самому в этой истории, спрашивая мнения о причинах ненасытности дяди Джона. Следует отметить, что далее диалог развивается и приводит читателя к философским выводам относительно главного героя. Джим Кэйси одним только последующим вопросом выводит читателя на другой уровень истории семьи Джоудов. «Maybe Tom’ll kill the fatted calf like for the prodigal in Scripture?» [4, с. 22]. Так Дж. Стейнбек намекает, что история дяди Джона, блудного сына, повторяется уже в новом поколении, в Томе Джоуде. Заметим, что русский общепринятый канонический эквивалент слову «prodigal» — «блудный сын», однако в английском языке это слово имеет и
4 См.: (Лк 15:11-32).
91
Научные стремления,4 (8)’13
другие оттенки значения. Кроме непосредственно обозначения человека, который блудит или блуждает, это слово может обозначать «мота, транжиру»; выступать в роли прилагательного «расточительный», «чрезмерный» и в др. значениях. Из этого можно сделать вывод, что в английском языке, как и в английском переводе Библии, это слово имеет отсылку более близкую к материальному его значению, на что и намекает Дж. Стейнбек. В то время как сквозь призму русского Синодального перевода читатель воспринимает это слово в значении «блуждание», прежде всего в духовном плане.
Чрезмерные эмоции Тома и неспособность себя контролировать привели его к убийству, осознание совершенного преступления и есть блуждание. Возможно, что это духовное блуждание заканчивается победой и начинается моральное восхождение, когда Том намеренно портит свои новые одежды, выданные в тюрьме, превращая новый головной убор в поломанный, затертый, засаленый, но привычный, и надевает старый комбинезон. Аллюзию на подобные действия можно увидеть в библейском стихе: «...принесите лучшую одежду и оденьте его...» (Лк 15:22). Многие переводы, в том числе приведенный выше русский синодальный перевод, гласят «лучшую одежду», но в греческом и в славянском тексте говорится о «первой одежде». Сравним данные стихи и в различных английских переводах Библии:
Таблица 1. Сравнение классического и современных переводов фрагмента
притчи о блудном сыне
«Лучшее одеяние, платье» The Holy Bible, King James Version «But the father said to his servants, Bring forth the best robe5, and put it on him; and put a ring on his hand, and shoes on his feet» (Lk 15:22).
The Holy Bible, Darby’s New Translation «But the father said to his bondmen, Bring out the best robe and clothe him in [it], and put a ring on his hand and sandals on his feet» (Lk 15:22).
«Лучшие одежды» The Holy Bible, Contemporary English Version «But his father said to the servants, “Hurry and bring the best clothes and put them on him. Give him a ring for his finger and sandals for his feet”» (Lk 15:22).
«Первое одеяние, платье» The Holy Bible, Young’s Literal Translation of the Bible «And the father said unto his servants, Bring forth the first robe, and clothe him, and give a ring for his hand, and sandals for the feet» (Lk 15:22).
« Чистые одежды» The Message: The Bible in Contemporary Language «But the father wasn’t listening. He was calling to the servants, ‘Ouick. Bring a clean set of clothes and dress him. Put the family ring on his finger and sandals on his feet» (Lk 15:22).
«Хороший плащ, лучший» New Testament in Modern Speech «But the father said to his servants, “Fetch a good coat quickly — the best one — and put it on him; and bring a ring for his finger and shoes for his feet”» (Lk 15:22).
Как видно из таблицы, большинство английских переводов, подобно русскому, склоняются к версии «лучшей» одежды, но есть и современные переводы Библии, которые используют другие определения: «первая, чистая, хорошая одежда». Такое разночтение происходит из-за перевода греческого эквивалента «ярю~ТО^, protos, pro’-tos», который впоследствии перевели
5
Здесь и далее в таблице, выделено нами, - Р.С.
92
Научные стремления,4 (8)’13
как “the best” (лучшие). Ивритский и греческий словари Джеймса Стронга переводят это слово как «первостепенный (по времени, месту, порядку или важности):— до, начало, лучший, главный, первый (из всех), прежний» [12]. Разумеется, «первая одежда» могла быть лучшей в доме. В библейском контексте вернее думать, что отец посылает за одеждой, которую сын сбросил, а отец поднял, сложил и бережно спрятал, подобно Исааку, который хранил одежду, принесенную братьями Иосифа, — разноцветную одежду, испачканную, как он считал, кровью погибшего сына. Так и здесь: юноша надевает знакомую одежду — она ему привычна. Таким образом, и Том Джоуд, подобно библейскому блудному сыну, предпочитает свои привычные первые одежды новым, приобретенным. Кроме того, далее в тексте романа мы сталкиваемся со сценой в долине Калифорнии, где Дж. Стейнбек именно в уста Тому вкладывает слова, которые символизируют духовное очищение: «Jesus! Are we gonna start clean! We sure ain’t bringin’ nothin’ with us» [4, с. 314].
Символично число членов семьи Джоудов - двенадцать: «Le’s see, now. There’s Grampa an’ Granma-that’s two. An’ me an’ John an’ Ma - that’s five. An’ Noah an’ Tommy an’ Al - that’s eight. Rosasharn an’ Connie is ten, an’ Ruthie an’ Winfiel’ is twelve. We got to take the dogs ‘cause what’ll we do else? Can’t shoot a good dog, an’ there ain’t nobody to give ‘em to. An’ that’s fourteen.’’ Winfiel’ is twelve». [4, с. 75 - 76]. По этому поводу есть две версии: «Дванаццаць Джоўдаў выклікаюць асацыацыі з дванаццацю апосталамі Джыма Кейсі, які ў рамане выступае стваральнікам новай рэлігіі», - отмечает А. М. Бутырчик [6, с. 13]. Также можно считать, что двенадцать членов семьи - это олицетворение двенадцати колен Израилевых (Joads-Judas), потомки которых совершили Исход из Египта. Исходя из первой версии, А. М. Бутырчик отмечает: «Будучы адным з верных “апосталаў” Кейсі, ён [Том Джоуд] робіць для сябе выбар -несці у свет яднанасці і дбаць пра арганізацыю страйкаў. “Чалавеку аднаму жыць нядобра” - такую выснову робіць Том з філасофіі Кейсі» [6, с. 28]. Л. Овэнс обращает внимание, что образы Тома Джоуда и Джима Кэйси можно рассматривать и в нетрадиционном ключе. Именно Джим Кэйси был тем проповедующим, который крестил Тома, а в тюрьме Джоуда называли «Jesus Meek». Так можно принять и соотнести Тома с Иисусом Христом, а Кэйси - с Иоанном Крестителем. Подобно Иисусу, Том Джоуд говорит притчами.
Наставником Тома Джоуда, блудного сына, на протяжении всего романа был еще один магистральный, вернее, ключевой герой — Джим Кэйси (Jim Casy). Том встречает проповедника по пути из тюрьмы, и уже по его описанию перед нами предстает герой, наделенный библейской внешностью: «It was a long head, bony; tight of skin, and set on a neck as stringy and muscular as a celery stalk. His eyeballs were heavy and protruding; the lids stretched to cover them, and the lids were raw and red. His cheeks were brown and shiny and hairless and his mouth full-humorous or sensual. The nose, beaked and hard, stretched the skin so tightly that the bridge showed white. There was no perspiration on the face, not even on the tall pale forehead. It was an abnormally high forehead, lined with delicate blue veins at the temples. Fully half of the face was above the eyes» [4, с. 13]. Его
93
Научные стремления,4 (8)’13
портрет сродни канонической греческой иконописи, Кэйси создает впечатление святости и отрешенности от всего мирского. В момент встречи Джим напевает популярную в Америке с 1925 года мелодию «Yes, Sir, That’s My Baby», но измененные слова обладают библейским содержанием:
Yes, sir, that’s my Saviour, Да, Сэр, - это мой Спаситель, Да, сэр, он спаситель,
Je-sus is my Saviour, Ии-сус - мой Спаситель, Хри-стос мой спаситель,
Je-sus is my Saviour now Ии-сус - мой Спаситель теперь. Хри-стос мой спаситель - да!
[12, с. 13]. (Построчный перевод наш, - Р.С.) Перевод Н. Волжиной
[3, с. 32]
Впервые именование «Saviour (Спаситель)» встречается еще в Ветхом Завете и наиболее часто употребляется в Книге пророка Исаии6 7, где Спаситель - это Бог Израиля. Например: «Truly You are God, who hide Yourself, O God of Israel, the Savior!» (Isa 45:15). В Новом Завете можно встретить это переосмысленное применительно к Иисусу Христу именование, начиная с Посланий к Тимофею: «Paul, an apostle of Jesus Christ, by the commandment of God our Savior and the Lord Jesus Christ, our hope» (1 Ti 1:1), и далее, в Посланиях к Титу (Tit 1:3; Tit 1:4 и т.д.), Посланиях Петра (2 Pet 1:1; 2 Pet 2:20) и т.д. Таким образом, в образе преподобного Кэйси соединяются две традиции: ветхозаветная, которая связывает уже замеченные аллюзии на пророка Исаию, и новозаветная как воплощение веры и надежды на существование Иисуса Христа — Богочеловека на земле. Многие критики (Owens, Lieber, Bloom и др.), без сомнения, полагают, что Джим Кэйси представляет собой аллюзию на Иисуса Христа. Христос, как вестник нового сознания и лидер, который пришел помочь угнетенным массам и жертва, чья смерть будет означать для людей новое начало, второй шанс на счастье, образ Кэйси очень удачно вписывается в сюжет романа. Подобно Иисусу, он уходит в «пустыню» бороться со своими сомнениями, и, подобно Христу, Кэйси говорит: «Here’s me, been a-goin’ into the wilderness like Jesus to try find out somepin’» [4, с. 421]. Также как и Христос, Кэйси обнаруживает в себе ответственность за все человечество. Дважды герой описывается озаренным светом, последний раз - перед смертью, в этот момент его называют «that shiny bastard» [4, с. 293], что дословно означает «этот светящийся ублюдок». Необходимо отметить, что в переводе Н. Волжиной этот фрагмент передан как «лобастый черт» [2, с. 350], что не совсем соответствует замыслу Дж. Стейнбека. Писатель, скорее всего, играет понятиями свет-святой и тем самым подключает различные библейские коннотации: озаренный светом Моисей даровал людям Завет от Бога, Слава Г осподня у Исаии, само описание внешности Иисуса Христа и т.д. Также, подобно Христу, Кэйси принимает на свои плечи вину и грехи других людей, добровольно отказывается от собственной жизни ради блага других (садится в тюрьму за Тома). А предсмертные слова, вложенные автором в его уста трижды: «You don’t know what you’re a-doin’» [4, с. 293] («Вы не ведаете, что творите») [2, с. 350], перекликаются со словами Иисуса в Евангелии от Луки Как отмечает Л. Овенс,
6 См.: (Ис 19:20; 43:3; 43:11; 45:15; 45:21; 49:26; 60:16; 63:8)
7 См.: (Lk 23:34).
94
Научные стремления,4 (8)’13
«существуют еще некоторые параллели [с образом Христа]: во-первых, имена Джоудов - двое из них названы Томас, один - Джон, и имя Кэйси - Джеймс8 -это имена апостолов Христа; три доллара в день (тридцать сребреников), оплачиваемые водителю трактора за предательство таких же людей, как он сам, приравнены к тридцати частям серебра, выплаченным Иуде; петух, который кричит в ночь смерти Кэйси, перекликается с петухом, который кричал в ночь перед распятием Иисуса» [11, с. 41]. Кэйси выступает в романе как герой -мыслитель: создает новую религию, в центре которой идея сплоченности, в противовес столкновению вражеских сил. А. М. Бутырчик пишет: «Вобраз Кейсі паўстае ў кантэксце багатай хрысціанскай сімволікі, і яго прызначэнне — паглыбіць чалавечае ўсведамленне ідэі духоўнай супольнасці. Асноўныя палажэнні новай рэлігіі Кейсі можна акрэсліць так: а) вучэнне пра звышдушу “oversoul” - няма асобных душаў, а ёсць адна вялікая душа, б) ідэя “to love all people” (любіць усіх людзей)» [6, с.27].
Сопротивление старой религии, объявление новой, принятие на свои плечи вины и грехов других, добровольный отказ от собственной жизни ради блага других, а также предсмертные слова, вложенные автором в его уста: «Вы не знаете, что творите», позволяют видеть в образе Джима аллюзию на Иисуса Христа, что графически заметно уже в имени героя: Jim Casy - Jesus Christ.
Отметим, что категорически против идентификации образа Джима Кэйси с Иисусом Христом выступил в мае 1977 года преподаватель английского языка в Университете МакМэстер Джэймс Д. Браш (James D. Brasch). В статье «“Г роздья гнева” и старозаветный скептицизм» («The Grapes of Wrath and Old Testament Skepticism») он последовательно доказывает невозможность толкования главного героя романа ни с точки зрения новозаветной традиции, ни с точки зрения отсылок к идеям американских трансценденталистов. Главное, что выделяет Кэйси, — это поиски ответа на вопросы о добре и зле, о предназначении человека. Вместе с Томом Джоудом читатель встречает Кэйси в тот момент, когда он подвергает сомнению и свое право поучать других, и справедливость христианской религии. Это и наталкивает на сравнение Джима Кэйси с автором Книги Экклесиаста, ведь Кэйси называют «preacher» [4, с.14] (проповедником, в переводе Н. Волжиной «преподобный»). Название Книги Экклесиаста, как поясняет Г. В. Синило, «представляет собой греческую кальку названия в оригинале, на иврите, - рп^л <Когэлет, или Коэлет> (от иврит. кегила, или кагал, - “собрание”, “религиозная община”; этому соответствует греч. ekklesia - “собрание”, “церковь” ), что примерно может быть переведено как “Проповедующий в собрании”. Таким образом, еще одно принятое название книги - Книга Проповедующего в собрании. <...> Уже это создает образ профессионального мудреца, говорящего перед общиной, делящегося своими наблюдениями над жизнью, - героя и автора лирической философской поэмы о тайнах человеческой жизни и смерти, о видимой
8 Томас (Thomas), русск. Фома; Джон (John), русск. Иоанн; Джеймс (James), русск. Иаков - национальные варианты передачи библейских имен.
95
Научные стремления,4 (8)’13
бессмысленности бытия и поиска смысла» [9, с. 634]. На этот образ создал аллюзию и Дж. Стейнбек. И хотя Джим Кэйси на протяжении всего романа настойчиво заявляет, что он больше не проповедник, Дж. Стейнбек дает понять, что в глубине души Кэйси не отказался от религиозных заветов непротивления и жертвенности. Но его этические убеждения не имеют ничего общего с представлениями о христианстве в бродячих сектах того времени. Кэйси творит свою собственную «естественную религию», где центральное место занимает сам человек. Вопросы, которые задает себе Кэйси, близки по духу к вопрошающей поэзии Екклесиаста. Несколько раз библейский текст воспроизводится дословно:
“Goes, ‘Two are better than one, because they have a good reward for their labor. For if they fall, the one will lif up his fellow, but woe to him that is alone when he falleth, for he hath not another to help him up.' That's part of her.”
“Go on,” Ma said. “Go on, Tom.”
“Jus’ a little bit more. ‘Again, if two lie together, then they have heat: but how can one be warm alone? And if one prevail against him, two shall withstand him, and a three-fold cord is not quickly broken.’’
“An’ that’s Scripture?”
“Casy said it was. Called it the Preacher.”
“Hush- listen.”
“On’y the wind, Ma. I know the wind. An’ I got to thinkin’, Ma - most of the preachin’ is about the poor we shall have always with us, an’ if you got nothin’, why, jus’ fol’ your hands an’ to hell with it, you gonna git ice cream on gol’ plates when you’re dead. An’ then this here Preacher says two get a better reward for their work.” (Подчеркивание наше, - Р. С.) [4, с.178].
Здесь цитируется Книга Экклесиаста (Эккл 4:9-12). По мнению Дж. Браша, в этом диалоге Тома и Ма заключена главная идея романа - сила в единстве. Несмотря на тяжелое положение семью, на всю бренность бытия, Дж. Стейнбек, как и автор древней книги, пытается внушить читателям оптимизм: «Мы не умрем. Народ, он будет жить - он меняется немножко, а жить он будет всегда» [2, с. 415]. Эти слова являются аллюзией на библейский стих: «There is no end of all peolpe» (Eccl 4:16). Нарастающий людской гнев против притеснения делает простых людей солидарными друг другу. Дж. Стейнбек рисует нарастание широкого народного недовольства системой, при которой сжигают в пароходных топках кофе, жгут кукурузу вместо дров, обливают керосином апельсины, выбрасывают в реки картофель, в то время как миллионы американцев голодают. Здесь есть отсылка к стихам Экклесиаста, «oppression maketh a wise man mad» (Eccl 7:7). Слово «mad» в этом контексте переводится как озлобленный, злой. (В русском синодальном переводе вместо прилагательного «озлобленный» употребляется определение «глупый»: «Притесняя других, мудрый делается глупым» (Еккл 7:7)). Таким образом, название романа, кроме как аллюзий на Книгу пророка Исаии и Апокалипсис Иоанна Богослова, несет в себе отсылки к Книге Экклесиаста.
Из заключительных глав романа мы узнаем, что ребенок Розы Сарон рождается мертвым. Его тельце в люльке, подобно тому, что произошло с Моисеем, пускают по воде, чтобы рассказать всем, что все надежды на достижение Земли Обетованной иссякли. Дж. Стейнбек изображает крах
96
Научные стремления,4 (8)’13
американской мечты. В заключительной сцене романа Роза Сарон - так Дж. Стейнбек воспринял имя Возлюбленной, героини из «Песни песней Соломона»: «I am the rose of Sharon, And the lily of the valleys» (Song of songs 2:1) - кормит грудью умирающего человека. Перед глазами встает образ Марии с младенцем. Дж. Стейнбек вводит эту картину, чтобы выразить, по словам Я. Н. Засурского, «гуманизм народа и его неистребимую жажду жизни, сопротивление силам зла, проявление коллективной воли выстоять и победить» [7, с.336]. А. М. Бутырчик полагает, что наполнение этого образа в “Г роздьях гнева” шире, чем в Библии: «У рэлігійнай традыцыі вобраз Ружы Сарон атаясамліваецца часам з Дзевай Марыяй, якую называюць Містычнай Ружай. Фінальная сцэна рамана дазваляе трактаваць разглядаемы вобраз і больш абагульнена - як вобраз Маці чалавецтва. Акт кармлення згаднелага мужчыны Ружай Саронай увасабляе надзею чалавецтва калісьці пабачыць Зямлю Абяцаную» [6, с.31]. Этот образ гармонично вписывается в концовку романа и ознаменовывает переход семьи от “Я” к “Мы”- идее вселенской любви в Иисусе Христе. В более широком плане, можно утверждать, что это итерпретация понимания Дж. Стейнбеком диалога между Иудаизмом и Христианством, их встреча и переход. Таким образом, исходя из результатов исследования, можно придти к заключению, что причиной появления второго трансцендентного плана в романе Дж. Стейнбека «Г роздья гнева» и обращения писателя к библейским мотивам и аллюзиям является желание автора передать судьбу всей страны, через историю семьи Джоудов. Для достижения этой цели автор использует мотив Исхода народа Израильского из Египта, проводя параллель между судьбами американцев и евреев. Этот мотив реструктурирован Дж. Стейнбеком и может быть интерпретирован как Исход в обратном направлении, потому как Джоуды в действительности так никогда и не достигли Земли Обетованной. Мотив Судного Дня создан с помощью аллюзий на Книгу пророка Исаии, Евангелия от Марка и Откровений Иоанна Богослова. Автор описывает кризис 30-х гг. сквозь призму аллюзий на Судный День. Мотивы и аллюзии в романе выполняют функцию вторичного прочтения или дешифровки, открывая тем самым авторский замысел, наполняя действия и образы духовным содержанием. Каждый образ романа имеет под собой глубокую основу. Двенадцать членов семьи Джоудов могут быть интерпретированы как 12 колен народа Израиля (Joads - Judas) и как 12 апостолов; Джим Кэйси - Проповедник из Экклессиаста, Иоанн Креститель и более всего Иисус Христос; Том - Моисей, Блудный Сын, один из Апостолов Христа; Роза Сарон - героиня Песни Песней, в последней сцене предстает как Дева Мария. Двойственность Ветхо- и Новозаветной интерпретаций героев может быть воспринята как воплощение писателем идеи диалога и перехода от Иудаизма к Христианству, что может быть заметно из реконструкции паттерна, где “Я” переходит к “Мы” - идее вселенской любви в Иисусе Христе. Так писатель создает несколько уровней интерпретации текста, а читателю открываются все новые смыслы.
97
Научные стремления,4 (8)’13
Список литературных источников:
Художественные тексты
1. Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета канонические: Синодальный перевод.
2. Стейнбек, Дж. Гроздья гнева; Зима тревоги нашей / Дж. Стейнбек. - Минск, 1985.
3. Holy Bible: New King James Version, containing The Old and New Testaments. -Nashville, 1982.
4. Steinbeck, J. The Grapes of Wrath. The Moon is Down. Cannery Row. East of Eden. Of Mice and Men / J. Steinbeck. - N. Y., 1979.
* * *
Научная литература
5. Батурин, С. Джон Стейнбек и традиции американской литературы / С. Батурин. -М., 1984.
6. Бутырчык, Г. М. У пошуках Бацькаўшчыны: Вопыт тыпалагічнага доследу творчасці Джона Стейнбека і Кузьмы Чорнага / Г. М. Бутырчык. - Мінск, 2003.
7. Засурский, Я. Н. Американская литература ХХ века / Я. Н. Засурский. - М., 1966.
8. Злобин, Г. П. Как зрели «Гроздья Гнева» / Г. П. Злобин // «Гроздья гнева»: на англ. языке. - М., 1978. - С. 3 - 32.
9. Синило, Г. В. Древние литературы Ближнего Востока и мир ТаНаХа (Ветхого Завета) / Г. В. Синило. - М., 2008.
10. Brash, D. J. The Grapes of Wrath and Old Testament Skepticism / D. J. Brash // Bloom’s Modern Critical Interpretations. - San Jose, 1988. - P.45 -56.
11. Owens, L. The Grapes of Wrath: Trouble in the Promised Land / L. Owens. -Boston, 1989.
12. Strong’s Hebrew and Greek dictionaries by James Strong [Electronic resource]. -Mode of access: http://www.swordsearcher.com/bible-study-library/strongs-concordance-lexicon.html/. - Date of access: 10.11.2010.
Rada Spoto
THE OLD AND NEW TESTAMENTS AS PRECEDENT TEXTS IN THE GRAPES
OF WRATH BY J. STEINBECK.
Belarusian State University Summary
In the article we are trying to express a great variety of the Bible references in Steinbeck’s one of the most famous novels The Grapes of Wrath, 1939. The article investigates motives of Exodus and The Judgment Day and also Old and New Testaments’ allusions. The duality of Old and New Testaments interpretation of characters can be understood as Steinbeck’s idea of passing from Judaism to Christianity, which is seen in reconstructed pattern - from “I” to “We” - the idea of universal love in Jesus Christ. The article has 1 table and 12 works are cited.
98
