CC BY
36
СЛАВНАЯ ДАТА В ЖИЗНИ УЧЕНОГО (К 50-ЛЕТИЮ РАБОТЫ Н. В. КАЛАШНИКОВА В ИНСТИТУТЕ ГЕОЛОГИИ)
В августе 1954 года малочисленный состав геологического сектора Коми филиала Академии наук пополнился вновь прибывшим молодым специалистом из Перми. Это был Николай Власович Калашников. Через месяц Николай Власович сам наметил область научных занятий на всю жизнь — палеонтология. Толчком в его выборе послужило знакомство с богатой коллекцией брахиопод из разрезов карбона, привезенной с Северного Урала В. И. Есевой. Заведующий сектором Александр Александрович Чернов, согласившись с выбором молодого специалиста, стал и первым его наставником в науке. Важную роль в становлении Николая Власовича, как ученого, сыграла Вера Александровна Варсанофьева, а также такие крупные специалисты из Палеонтологического института АН СССР, как Е. А. Иванова, Т. Г Сарычева, А. И. Осипова, Г Ф. Геккер, А. Н. Сокольская и другие.
Важными чертами характера Николая Власовича, как ученого, с первых дней занятий палеонтологией явились скрупулезность и основательность в работе, желание докопаться до сути каждой встающей перед ним проблемы. Отчасти поэтому Н. В. Калашников защитил кандидатскую диссертацию только в 1970 году, хотя готов был к этой процедуре на пять лет раньше.
Еще одной характерной чертой Н. В. Калашникова является его широкий взгляд на палеонтологию, нежелание замыкаться в узком кругу изучаемых брахиопод карбона. Его всю жизнь интересуют также проблемы палеонтологии, вопросы биономического районирования древних морей на территории Европейского Северо-Востока. Им посвящен целый рад публикаций, в том числе мон ографи ческих.
В целом за 50-летний период научной деятельности Н. В. Калашников внес большой вклад в исследования в области палеонтологии, палеоэкологии древних организмов, и стратиграфии отложений каменноугольной и пермской системы Тимано-Печорского региона и севера Урала. Этим проблемам посвящены сотни публикаций ученого, в том числе десять крупных монографий, шесть из которых написаны им единолично.
В отложениях каменноугольной и пермской систем им выявлены и опубликованы 1 новое подсемейство, 8 новых родов и 86 новых видов брахиопод, важных как для познания биоты прошлых геологических эпох, так и для дробного расчленения вмещающих эти остатки горных пород.
Большой вклад Н. В. Калашникова в изучение биоты геологического прошлого высоко оценило Палеонтологическое общество России, избрав его в 1995 году своим Почетным членом. Он оказался третьим среди палеонтологов нашего края, отмеченных этим почетным званием. До этого такой чести были удостоены первый учитель Н. В. Калашникова А. А. Чернов, а также известный геолог и палеонтолог К. Г. Войновский-Кригер.
Н. В. Калашникову уже далеко за семьдесят, но он полон сил и творческого задора. Сейчас на столе перед ним лежит рукопись очередной завершенной монографии «Экосистемы раннего карбона европейского севера России». В ней обобщены данные по палеонтологии и палеоэкологии раннекаменноугольной эпохи значительной части страны. Через месяц-полтора рукопись будет передана в издательство. В планах на ближайшее время — обобщение аналогичных данных для всего позднего палеозой севера Европейской России. Свой опыт и знания Н. В. Калашников передает своему аспиранту А. В. Ерофеевскому — будущему продолжателю исследований ученого. Пожелаем же Николаю Власовичу крепкого здоровья и реализации всех жизненных планов.
К г.-м н. В. Цыганко
ВЕТЕР СЕВЕРНЫХ ДОРОГ
Киносъемка на р. Подчерье
В 1946 г., после окончания Пермс- моя геологическая тропа по изучению кого нефтяного техникума, началась прошлого Земли. Много лет я занима-
юсь исследованиями брахиопод и стратиграфии карбона и перми, палеоэкологии и тафономии организмов. Вспоминая сейчас те районы, где мне пришлось работать, перебирая и просматривая фотографии, слайды, свои записные книжки, убеждаюсь в том, что нет ничего прекраснее Европейского Севера, пейзажей таежного края, безбрежности тундры и сурового аскетизма полярных островов студеных морей.
Я приехал в Сыктывкар, в Коми филиал АН СССР 12 августа 1954 г. Меня оформили в отдел геологии старшим лаборантом. На следующий год я поехал в со ставе геологического отряда В. И. Есевой на реку Подчерье. Для меня все было интересно и необычно: вода в реке чистая, как слеза, дремучая тайга по берегам. Лодку мы поднимали бечевой, как бурлаки, приходилось брести по холодной воде. (Подвесные лодочные моторы появились позднее).
«Ці
г® ^еаИНик , август, 2004 г., № 8
Река Подчерье — моя первая тропа в изумительный мир геологического прошлого Севера. Подчерье — есте-
ственный природный заповедник и лаборатория геолога: много обнажений карбона, фауны ископаемых животных в известняках, экология их и особенности осадконакопления — все это увлекло меня и определило мою специализацию в дальнейшем.
Исследования на реке Подчерье я проводил несколько раз: как в составе отрядов В. И. Есевой, В. И. Чермныха, так и самостоятельно. Собранный материал позволил мне в 1957 г. написать первую статью о палеоэкологии фауны турнейского яруса, а в 1967 г. — первую книгу об экологии фауны и бионо-мическом районировании карбона. В
Мак югорский. Вайгач
последующие годы проводились исследования стратиграфии и брахиопод раннего карбона рек Уса, Щугер, Илыч, Унья, Кожым. Реки Щугер и Илыч удивили меня своим мощным течением,
шириной и простором долины, загадочной красотой известняковых ворот. Изучение карбона, знакомство с при-
родой позволило мне полюбить эти реки и познать красоту таежного края. Каждая река неповторима своей красотой и надолго остается в памяти. Шум текущей воды на перекатах, галечные песчаные отмели и косы, на которых стояли наши палатки, плеск кормящейся рыбы, трепет пойманного хариуса в ваших руках, чистота воздуха, особый аромат лесных полян и изобилие трав и цветов на лугах — незабываемы и радуют душу. Лес покрывает окрестные холмы, река блестящей змейкой крадется между ними, белые прибрежные скалы, как кости Земли, выступают из зеленой тайги.
Работа в тайге имеет свою прелесть и особенности. Реки — наши водные дороги, деревянные и резиновые лодки — наш транспорт, а ноги, как и волка, геолога кормят. Много километров они проходят по берегам рек, ручьев, окрестным лесам в поисках обнажений, и выходов горных пород. Вода — зодчий природы: за многие сотни лет она «пропилила» свое русло на поверхности Земли, создала неповторимые творения — природные ландшафты, живописные скалы и берега.
День за днем описываем обнажения, собираем фауну, берем образцы для изучения. К концу дня уже устаем и с удовольствием забираемся в палатку, в спальный мешок.
Ночь — великая властительница сонного царства — опустилась на землю. Таинственный свет исходит от Луны, вынырнувшей из-за облаков. По-
тихоньку, словно крадучись, начался дождь. Вначале мелкие единичные капельки его зашуршали по листьям, затем он зачастил и, наконец, шумной полосой пошел по лесу, по нашей палатке. Проснувшись, я вслушиваюсь в барабанную дробь дождя по полотну палатки и думаю: «А надолго ли хватит воды у Всевышнего в небесах?» К утру дождь прекратился, взошло солнце. Запылал костер, повар стал готовить завтрак. Далеко над обнажением образовалось белое облако испарений от нагретых за день камней.
С утра предстоит маршрут на ручей, где есть обнажения с фауной. Тихо в лесу, листочки не шелохнутся, слышен только комариный писк около уха. Солнце греет спину, тяжело шагать по нагретому солнцем лесу: душно, комары липнут к разгоряченному лицу, спине, успеваешь только веткой отгонять назойливых кровососов. Упавшие деревья затрудняют путь. Скоро ли ручей? Нет больше сил прорываться через сплетенные ветки упавших деревьев. Наконец начался пологий спуск к реке. Уж виден лес на противоположной стороне долины. Но и здесь не легче — густо заросла долина ивняком. Они плотной стеной закрывают подход к реке. Но уже виден берег ручья, зеркало воды. Это придает нам сил и энергии, мы рвемся к реке, чтобы, опустившись на колени, охладить лицо холодной прозрачной водой, напиться, снять пропотевшую рубашку, рюкзак и, упав на траву, блаженно вытянуть ноги. Короткий отдых, и снова в путь.
Морошка. Вайгач
Особенно красивы реки осенью. «В багрец и золото одетые леса» стоят по берегам. Левитановский пейзаж ласкает ваш взор, радует душу. Ветер шелестит «золотом» листьев осин и берез,
Новая Земля. Выходы московского яруса. 1974 г.
могучие сосны и кедры лениво покачивают ветками. Хорошо в палатке в лесу. Тихо, только слышен шум ветра в кронах деревьев, комары и мошки исчезли с первыми холодными днями, рябчики дополняют наш стол, ягод и грибов в лесу — бери, не хочу! Но надо спешить: еще не полностью изучены некоторые обнажения, нужно дополнительно собрать фауну. А время отъезда стремительно приближается...
В 1961 г. в составе геологического отряда А. И. Елисеева я поехал на реку Усу. Из Воркуты нас вдвоем с Андреем Витязевым на вездеходе военные забросили к слиянию Малой и Большой Усы, где были выходы нижнего карбона. Ниже по течению — обнажения среднего карбона и терригенной перми. Здесь я впервые почувствовал, как зверствуют комары в тундре. Я убегал от них, а они черной тучей гнались за мной. Однажды из палатки мы наблюдали, как по противоположному берегу пастухи гнали стадо северных оленей на новое пастбище. Целый час шли олени мимо нас, на ходу поедали траву, ягоды и грибы. В этот год в тундре было много ягод и грибов. Пройдешь по ягоднику — после тебя остаются
Кладка гаги обыкновенной. Вайгач
«кровавые следы». Красноголовики великанами возвышались над «лесом» карликовой ивы, сыроежки прятались в зарослях карликовой березы. Дров у нас не было, приходилось рубить карликовую березу для готовки пищи на костре.
От места заброски мы, изучая обнажения, спустились на резиновых лодках до железнодорожной станции Елецкая, где встретились с отрядом А. И. Елисеева. Здесь был интересный карбон, и я с удовольствием занялся изучением выходов известняка. На Усе мне удалось найти уникальное захоронение брахи-опод Davidsonina. В литературе не были описаны палеоэкология видов
этого рода, их характер захоронения, взаимоотношение с другими видами брахиопод и животных. По заданию моей руководительницы Елены Алексеевны Ивановой (ПИН АН СССР) я
занялся их изучением и написал статью «О роде Davidsonina в карбоне Северного Урала», которая была напечатана в Палеонтологическом журнале за 1963 г., а затем перепечатана во французском журнале «Internat. Geol. Rewiew» за 1964 г.
В 1978 г. я работал в отряде В. А. Молина на реке Табью — притоке Кары. В терригенных породах нижней и верхней перми мы собрали большое
количество видов брахиопод, пелеци-под, растений и споро-пыльцы, что послужило основой для создания коллективного «Палеонтологического атласа пермских отложений Печорского угольного региона», опубликованного в монографии.
Река Табью безлесная, сильно ме-
андрирует, в излучинах и по ручьям лежат снежники. Сюда часто с Карского моря приходили туманы и приходилось вешать на палатку зажженный фонарь, чтобы приходящие с маршру-
та геологи видели место лагеря. В тундре я не раз находил скелеты оленей, павших от копытки. К сожалению, вездеход, который гнали с Хальмер-Ю, попал в глубокую яму ручья и заглох. Пришлось по рации просить Н. И. Тимони-на помочь нам. Они вытащили «утопленника» и притащили в наш лагерь. Пока чистили и чинили вездеход, Н. И. Тимонин гостил у нас, они с Молиным обсуждали план дальнейших действий.
Большую часть сезона нам пришлось совершать пешеходные маршруты. (О приключениях на Табью я уже писал в ^естЯсасе ).
Полевой сезон для геолога — важная часть исследований: здесь он собирает материал для своих будущих размышлений, заключений, нередко
Река Tабью. Пай-Хой. 1978 г.
За изучением обнажения. Мыс Чайка. 1979 г.
открытий, определения фауны и изучения горных пород в камеральный период. Геолог должен расширять регионы исследований, повышать свой геологический кругозор. Еще в университете меня заинтересовал Север-
ный Тиман: по книге Ф. Н. Чернышева (1902) мы занимались определением брахиопод на практических занятиях на кафедре исторической геологии. Название «Тиман» гипнотизировало и притягивало меня. И наконец, моя мечта осуществилась: три полевых сезона я провел на реках Волонге (1973), Белой, Индиге (1975) и Суле (1980). Поездки в новый регион оказались полезными во многих отношениях. Во-первых, удалось сравнить комплексы каменноугольных и пермских
тундра. На берегах имеются скальные выходы, сложенные средне- и верхнекаменноугольными и нижнепермскими известняками, верхнепермские представлены терригенными породами, в основном аргиллитами и алев-
ролитами. На Волонге нижний карбон обнажен в урочищах Большой и Малой Покаямы.
В Большой Покаяме длинное обнажение заканчивается глубокой ямой — омутом с черной водой и водоворотом. Жуть берет, когда со скалы посмотришь в эту черную «глазницу». В ясную погоду лучики-снопики проникают в темную воду, но и они не могут высветить «нутро» таинственной ямы.
В реках Северного Тимана водится хариус, окунь, язь, горбуша («гор-
одна была альбиносом, хорошо видна в воде. Они ходили кругами по яме, некоторые неподвижно стояли за камнями. Мы сверху долго разглядывали стойбище прекрасных царственных рыбин. Но кто-то из нас неосторожно сдвинул камень и он упал в воду. Моментально спокойствие рыб нарушилось: они заметались по яме, стали выходить на стрежень реки и скрылись вдали.
Более подробно об экспедициях было написано в газете «Заря» в июне 1974 г. под названием «Ветер дальних дорог» и там же в июне-июле 1976 г. под названием «По Тиманской земле».
Много лет геологические исследования Институт геологии проводил на материке. В 1972 г. Н. П. Юшкин организовал исследования на островах Ледовитого океана. На остров Вайгач на-
Краб. Мыс Чайка
правилась комплексная экспедиция: минералоги, тектонисты, стратиграфы и палеонтологи. Так я впервые попал на этот удивительный остров. Прошло уже много лет, а у меня до сих пор свежи в памяти воспоминания о событиях и приключениях, происходивших в период нашей жизни в Амдерме и на острове Вайгач.
В Амдерме мы жили в доме бывшей мерзлотной станции. Отсюда геологи на своем вездеходе маршрутами обходили окрестности. Месторождение флюорита в Амдерме открыто в 1932 г., частично разрабатывалось, сейчас заброшено. На месторождении мы искали разного цвета флюорит, породу амдермит.
Выходы карбона находились на притоке р. Песчаной, около 20 км от Ам-дермы. Вот туда и поехала наша неболь-
Мыс Чайка в
брахиопод уральского и платформенного характера, во-вторых, я ознакомился с природой и геологией незнакомого для меня региона. Реки здесь неширокие, почти безлесные. Лес в основном лиственный, растет по долинам рек. Ближе к морю он почти исчезает, и расстилается настоящая
ледяном плену быль», как называли наши сотрудники) и реже семга. Горбуша к нашему столу шла первосортной рыбой, а на Аляске и в северных районах России сушеная горбуша (юкола) — корм для собак зимой. Однажды с А. И. Елисеевым со скалы мы наблюдали за стаей семги (около 20 особей) в Гришкиной яме,
Река Сула. Выходы нижней перми. 1980 г.
^eaUHutc , август, 2004 г., № В ]
шая группа. Лагерь находился на р. Песчаной, геологи изучали окрестности, я и художник С. Торлопов ходили на приток и изучали карбон. Результаты изучения были опубликованы в статье в сборнике Института геологии.
Наконец нам дали самоходную баржу, и, погрузив на нее снаряжение, мы вышли в море. Карское море встретило нас неприветливо — разыгралась волна и в проливе появились льды. Лавируя между льдинами, баржа осторожно двигалась вперед. Но льдов становилось все больше и больше, пришлось остановиться. Впереди дымил большой пароход, решили пробиваться к нему. Это было гидрографическое судно «Дмитрий Овцын». Наша баржа казалась карликом на фоне громадины-парохода. Вслед за пароходом наша баржа вышла из ледяного плена и направилась к метеостанции «Югорский шар», около которой был разбит лагерь, и стали ждать освобождения пролива от льда. Льдины, отражаясь в воде, казались призрачными, а тени от них при вечернем косом освещении становились зеленовато-голубыми.
Наконец мы прибыли на Вайгач в поселок Варнек. Из поселка на баркасе Дора ленинградские геологи забросили меня и художника С. Торлопова на мыс Костяной северной оконечности острова. Перед этим была остановка в губе Долгой, где имелась заброшенная фактория. Губа, суровая своей красотой, живописно расположилась среди темных берегов.
Палатку мы поставили на берегу небольшого ручья недалеко от прибоя моря. И началась наша полевая жизнь! Вдвоем ходили на обнажения, иногда я оставался на скалах искать фауну, а С.Торлопов шел писать пейзажи. С каждым днем прибывали образцы в наших ящиках.
Мы часто любовались закатами. Они никогда не повторялись, каждый вечер было что-то новое. Солнце не заходило за горизонт, а едва коснувшись его, снова поднималось. В конце июля мы наблюдали его постепенный заход за горизонт. Море в хорошую погоду было гладким с морщинками волн, лениво набегало на прибрежную гальку. Но в шторм волны, как пудовый молот, обрушивались на скалы, заливали пляж.
Все прячутся от непогоды: утки и гуси стайками держатся в заливе в подветренной стороне или отдыхают на
косах, спрятав голову под крыло. Сторожевые птицы бодрствуют, охраняют покой своих сородичей. Лапландский подорожник сидит, прижавшись к скале в расщелине, насекомые прячутся в траве, в камнях, в земле. Только чайки с
пронзительными криками носятся в воздухе. Шторм их не пугает. Что в мире чаек связано с этим явлением? Почему свист ветра, плеск волн будоражит их, заставляет активно двигаться. Не добыча ли, выброшенная на берег волнами, или другие причины?
Дождь косыми струями поливал нашу палатку. Пришлось под дождем укреплять полы палатки крупными камнями, завязывать вход. ^ли® к вечеру штормовой ветер и дождь стали затихать. День на северных широтах уже угасал, и солнце бросало прощальные лучи на поверхность моря. Штормовые ветры ушли на покой, и водная гладь моря стала спокойной и задумчивой.
После шторма берег был покрыт выброшенными водорослями, от которых воздух был насыщен йодистыми испарениями. Среди водорослей и галек можно найти раковины гастропод Neptunea и колпачковых Patella, различных пелеципод, остатки крабов и другой живности. Участками берег завален бревнами, обломками досок, баночками и бутылками с иностранными надписями. Однажды я нашел греческую канистру хорошей сохранности. А в
1976 г., когда я работал в южной части острова, в местечке «Карпово становье», на берегу у кромки воды лежал распух-щий труп... свиньи. На следующее утро его волнами унесло в мире.
На Вайгаче много контрастов. На побережье плач чаек и глухой рокот моря, а отойдешь от берега в тундру — тишина оглушительная. Тундра на западном побережье богаче растительностью, есть участки, покрытые разно-
цветным ковром синих колокольчиков, подушечек голубых незабудок, красных камнеломок и других растений. Около берега растут гусиный лук, желтые кувшинки, а рядом лежит снежник, оставшийся от зимних морозов!
Когда были описаны все обнажения и мы ждали ленинградцев, неожиданно к нашему лагерю пришли Николай Павлович Юшкин и лаборант Саша (сейчас доктор геолого-минералоги-ческих наук Александр Борисович Макеев). Через некоторое время подъехал вездеход с другими сотрудниками. Мы были рады встрече с нашими товарищами.
На следующее утро все на вездеходе выехали на юг. Ночевали в старых балках воркутинской экспедиции. Николай Павлович с «сотоварищами» ушел к бухте Хальмер-Ю (Покойников). Мы выехали на вездеходе, но он сломался в восьми километрах от бухты Покойников, и не заводился мотор. По рации сообщили Н. П. о поломке. Он пришел в лагерь, и мы, оставив вездеход в тундре, пошли пешком. Четыре человека ушли на базу на мыс Гребень, а затем в Амдерму, за помощью. О дальнейших наших приключениях описано в книге Н. П. Юшкина «На островах Ледовитого» и в моих заметках «В краю полуночного солнца», опубликованных в газете «Заря» за 1973 г.
За изучением обнажения. Мыс Чайка. 1979 г.
Прошло несколько дней. Утром 24 августа в лагерь пришел вездеход, арендованный у военных. Поехали за сломанным вездеходом. И что мы видим: наш вездеход идет за другим вездеходом свом ходом! На пришедшем вездеходе поехали за отрядом К. П. Янулова, а на нашем ушли в бухту Покойников грузиться на самоходную баржу. Закончился прощальный ужин, погрузились на баржу и тронулись в обратный путь. При выходе их бухты увидели пылающий закат. Зарево напоминало гигантский пожар за горизонтом. Долго смотрели на багровое зарево, удивляясь таланту художника, имя которого Природа.
В 1976 г. я посетил Вайгач во второй раз, прилетев на вертолете из Воркуты на разрезы карбона в местечко «Карпово становье». Палатку мы поставили около заброшенной промысловой избушки на берегу небольшого озера. Разрез нижнего карбона продолжался с небольшими перерывами на несколько километров по берегу моря и на небольших островках. На одном из островков спугнули гагу с гнезда, но не стали его разорять. На некоторых скалах виднелась накипь желтовато-красных, подобно ржавчине, лишайников, покрывающих известняки. По рации договорились с В. И. Силаевым, который в то время работал на горе Идоло-вой, обмениваться новостями. Однажды я услышал позывные отряда Н. П. Юшкина, работающего на Новой Земле. Оказывается, на «Карате» можно работать и на такие большие расстояния, при наличии открытой водной равнины. Позднее я часто переговаривался с В. Д. Тихомировой, которая вела исследования на мысе Гребень около Варнека. Когда В. И. Силаев вернулся в Варнек и вел изыскания в южной части Вайгача, он пришел с рабочим в наш лагерь. Мы радушно их встретили, поговорили, и они пошли дальше. В «Красном Знамени» за 5—6 января
1977 г. он напечатал статью о своих исследованиях и о нашей встречи.
Мы уже закончили сезон. Были съедены последние сухари, осталось немного пшена и гречки. Мы ждали вертолет, но день за днем проходили, а вертолета слышно не было. Мы уже не снимали палатки и не складывали кухонную утварь и свои спальные мешки... мы ждали вертолет. Надоело играть в карты, пастись на соседней плантации морошки, смотреть в небо. Вертолета не было. Только на одиннадцатый день мы услы-
шали характерный звук летящего вертолета. И вот он, родимый!
Лето 1979 г. застало меня на Пай-Хое, на мысе Чайка. Вместе со мной работал Станислав Лазарев, крупный специалист по брахиоподам палеозоя (ПИН, Москва). Мы подробно осматривали слои московского яруса среднего и верхнего карбона. В разрезе этих отложений содержится более 70 видов спириферид, продуктит и других отрядов. (В настоящее время я и аспирант А. В. Ерофеевский занимаемся описанием брахиопод мыса Чайка).
Мыс Чайка — небольшой выступ известняков в море. Лагерь мы разбили на берегу залива, образовавшегося между выходами башкирского и московского ярусов. Сам мыс сложен верхнемосковскими и касимовскими отложениями. С него и начали мы описание известняков и сбор брахиопод, кораллов и другой фауны.
Марьин корень. Река Подчерье
В первой половине сезона погода была хорошая, солнечная и безветренная. Но к концу июня она испортилась: шел дождь, туманы застилали горизонт и окрестности. «Карат» работал исправно — переговаривались с Тимониным, узнавали новости о работе наших геологических отрядов. Рабочие часто ходили на охоту, приносили иногда и гусей. Они поставили палатку в нижнем течении р. Ламбыдьяха. Однажды принесли дюжину речной камбалы, размером с ладонь человека. На стрелке моря и реки стояла избушка, в которой обитал житель Каратаихи. Его задачей было ловить для колхоза «Дружба народов» омуля. На лодке он переезжал на другой берег реки и ставил сети. Ждал, когда начнется прилив, с которым стая омуля идет в реку. С началом отлива он на лодке перетаскивал конец сети обратно на берег и начинал вытаскивать сеть. Рыбой заполнял бочки. Затем приходил вездеход из колхоза и увозил рыбу. Одному ему тяжело было вытаскивать
сеть и он стал приглашать нас помогать ему. За это он давал нам омуля, при хорошем тоне мы уносили до полрюкзака рыбы.
Однажды утром мы увидели, что залив и мыс Чайка окружены льдами. Удивительное зрелище — льдины тихо касались друг друга, края их ломались, и слышался характерный звон падающих льдинок. Льдины под солнцем плавились и приобретали фантастические очертания голов птиц с острыми клювами, гномов и седловидных силуэтов лодок. При отливе льдины оставались на галечном берегу и исчезали под горячим солнцем или снова уплывали от берега при приливе. Появились нерпы, из Варнека приехали гости и охотились на нерп с лодки. Через несколько дней льды исчезли, появились медузы, мелкие, чуть больше кулака и в форме огурца с красными и синими полосками вдоль тела. Но и они исчезли на другой день. В условленный день прилетел вертолет, и мы улетели в Воркуту.
Нам часто приходится слышать: «Хорошо вам, геологам, в экспедициях! Романтика, хороший отдых на открытом воздухе!» Да, нам приходится быть наедине с природой — дикой и прекрасной. Профессия геолога романтична, увлекательна, но за все надо платить тяжелой работой, особенно в наших северных широтах. Гнус и комарье, тяжелые рюкзаки, набитые горной породой, непогода, сырость и бесконечные дожди, перекаты и снова перекаты — это обычные трудности. Бывает и непредвиденное — внезапные болезни, травмы, наводнения, пожары и другие катастрофы. Все это нужно предвидеть, пускаясь в далекие края. Кроме того, геологу нужно уметь развести костер, поставить лагерь, поймать рыбу и стрелять из ружья, знать хорошо фарватер реки.
Перелистывая страницы геологической летописи, мы узнаем, как развивалась жизнь на планете, какие грандиозные события проходили в глубине и на поверхности Земли. Однако много еще неразгаданных тайн таят в себе листы каменной книги. Проникая внутрь пластов литосферы, изучая ее недра и планеты Солнечной системы, человек открывает секреты Вселенной. Геологи многих стран внесли свой вклад в познание Земли. Много открытий и полезного сделали и геологи нашего института, изучая планету Земля.
К. г.-м. н. Н. Калашников
