- высокую степень образности, экспрессивности и выразительности, продиктованную, с одной стороны, спецификой жанра, с другой - особенностями предмета представления - счастья.
Для образа счастья характерны кодовая вариативность, разнообразие форм репрезентации знаний с параллельной опорой на перцептивный, когнитивный и эмоциональнооценочный опыт, т.е. одновременное переживание знаний, понимание их и осознание отношения к этому знанию и пониманию. Нужно отметить, что система эмоций -это единственная организация, позволяющая оценить степень релевантности действий организма в соответствии с доминирующей мотивацией и вероятностной возможностью ее осуществления [2, с. 248]. Блок эмоций суммирует оценки, полученные от первичного анализатора и извлеченные из основной памяти и зависящие от ее состояния [1, с. 34]. Способность обеспечивать компрессию смысла обеспечивается за счет включения себя в комплекс потенциальных возможностей развертывания ситуаций, описания объекта, его качеств и способов воздействия. Счастье существует в ментальном мире человека не в виде четкого понятия, а как пучок понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, которые сопровождают это слово. Счастье не столько мыслится, сколько переживается: оно - предмет эмоций, симпатий, антипатий, а иногда и столкновений. Образы счастья могут трактоваться как некие базовые когнитивные сущности, связанные с личностным содержанием, как содержательный элемент процесса концептуализации, посредством которого вся жизнедеятельность индивида и его отношения в этом мире преломляются в сознании. При этом для каждой функциональной разновидности счастья существует своя степень обобщения. Формирующиеся в процессе жизнедеятельности индивида ментальные структуры отображают складывающуюся у него картину мира, социума и его самого [3, с. 15] .
Литература
1. Данилова Н.Н., Крылова А.Л. Физиология высшей нервной деятельности. Ростов н/Д. : Феникс, 2005.
2. Ноздрачев А.Д., Поляков Е.Л. Начала физиологии / под ред. акад. А.Д. Ноздрачева. СПб. : Лань, 2001.
3. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1988.
Representation ways of the images of happiness: their structures and properties (by the example of the poetic images of happiness of the XVIII -beginning of the XX centuries)
There are analyzed the peculiarities of representation ways of the image of happiness in the poetic discourse. There are defined the types of cognitive correlation of the images, main cognitive signs peculiar to each of them, expressed the representation specificity of the images of happiness in the poetic texts.
Key words: image, correlation, structure, properties, reflection, representation.
м.в. флягина
(ростов-на-Дону)
верх И низ КАК ОСНОВНЫЕ ОБРАЗЫ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА
(на материале географической лексики донских говоров)
Рассматривается роль местных географических терминов в формировании языковой картины мира. Доказывается, что представления о высшей и низшей точках географического пространства и их номинация составляют основу мировосприятия диалектоносителей, своеобразие природной среды способствует развитию детализированных значений у известных географических терминов и превращению общеупотребительных нетерминологических наименований в географические апеллятивы.
Ключевые слова: лексико-семантическая группа, географический апеллятив, семантическая амплитуда, семантический сдвиг, ареал.
В основе народной дифференциации разновидностей земной поверхности лежит четкое противопоставление положительных и отрицательных форм рельефа: гор и равнин. По словам А.А. Соколовой, «в говорах как горных, так и равнинных областей обозначены все основные элементы рельефа, из кото-
© Флягина М.В., 2012
рых может быть построена модель земной поверхности любого уровня - от макроформ до нанорельефа» [10, с. 49]. В связи с этим важным определяющим фактором формирования лексико-семантических групп местных географических терминов является учет тех свойств географического объекта, которые выделяют сами диалектоносители. Иными словами, анализируя лексические единицы, соотносимые с теми или иными разновидностями положительных и отрицательных форм рельефа, следует опираться на субъективное видение реалии диалектоносителями.
Пространство в народной картине мира, в противоположность научному его пониманию, неотъемлемо от восприятия его субъектом. Важнейшими его характеристиками исследователи называют дискретность (взгляд на пространство как на набор локусов), неоднородность (представления о качественных различиях отдельных его частей) и конечность [7, с. 7]. Главными частями географического пространства признаются верх (самая высокая точка окружающего земного пространства -высокая возвышенность) и низ (пониженная часть земной поверхности - низина, впадина).
Семантический потенциал существительных верх и низ в сфере внутрисловной деривации в говорах определяется в первую очередь топологическими характеристиками называемых ими объектов и типом пространства, к которому они принадлежат. В донских говорах лексемы верх и низ употребляются в рамках двух терминосистем - хозяйственной и географической. В обоих случаях данные слова называют верхнюю, максимально удаленную от земной поверхности или, соответственно, самую нижнюю часть объекта или земной поверхности. Однако данные имена могут характеризовать объекты не только вертикальной, но и горизонтальной ориентации. Основным механизмом развития пространственных значений является метонимический перенос, основанный на смежности пространственных участков, занимающих определенное место на вертикальной шкале.
Термины от корня ^ътх- и прежде всего географическая лексема верх неоднократно исследовались в ареально-семасиологическом и этимологическом аспектах. Фиксации этой лексемы и производных от нее встречаются практически на всей территории распространения русских народных говоров. Наиболее обстоятельно проанализировал данную лексему Н.И. Толстой, назвав ее «орловско-курским географическим термином» [12, с. 101].
В донских говорах географическая лексема верх в единственном числе употребляется в значении ‘возвышенность’, а в форме множественного числа обозначает исток реки и значительно реже - устье. Ареальный анализ значений лексемы верх в донских говорах показал, что распространение термина верх ‘общее название возвышенности’ имеет достаточно четкую локализацию - говоры бассейна Северского Донца, верхнедонские говоры бассейна реки Медведицы и частично - среднедонские говоры. На остальной территории донской диалектной зоны лексема употребляется в иных терминологических диалектных и литературных значениях.
Географическая лексема верх унаследована донскими говорами из материнских говоров с сохранением и опорой на исходную сему праславянского ^ъгхъ. В терминологическом значении слово употреблялось еще в древнерусском языке [11, с. 1, 465]. В отличие от южнорусской диалектной географической лексемы, «характеризующейся семантической и словообразовательной разветвленностью» [2, с. 11] и объединяющей противоположные, полярные семемы (‘возвышенность’ и ‘овраг’), в семантике донского наименования не произошло известного семантического сдвига по линии ‘верх’ ^ ‘низ’. Совмещением семем противоположного плана отличаются лексемы, бытующие в орловских, тульских, воронежских, тамбовских, рязанских и курских говорах [8, с. 4, 158].
По мнению Толстого, развитие поляризации у терминов горного ландшафта происходит в том случае, если «осевым» (объединяющим) признаком топообъектов выступает крутизна (так произошло с орловскими терминами верх ‘возвышенность’ и верх ‘овраг’) [12, с. 102]. В отличие от Орловщины, донская территория в меньшей степени характеризуется оврагово-балочной изрезанностью, склоны возвышенностей и оврагов менее крутые, более пологие (это подтверждают и лексические данные: прилагательных со значением ‘крутой’ в донских говорах меньше, чем со значением ‘пологий’), поэтому, вероятно, обозначенный «осевой» признак применительно к Дону не столь актуален. Немаловажным, на наш взгляд, следует считать и тот факт, что в отличие от орловских (и других вышеперечисленных говоров) в донских говорах географический апеллятив верх не имеет повсеместного распространения, используется в известном значении лишь ограниченной частью донских говоров, что также свидетельствует о меньшей
возможности расширения семантической амплитуды слова.
Особый способ пространственной концептуализации обеспечивает лексема верхи в гидрографических значениях. Эти значения ориентированы на синтез категорий вертикальности и горизонтальности. Происходит одновременная актуализация двух систем координат: вертикальной, т.к. речь идет о части реки, находящейся выше или ниже основного русла, и горизонтальной, т.к. река представляет собой горизонтальную поверхность.
В отличие от лексемы верх слово низ не развило в донских говорах четко определенных географических значений и в большей мере используется как хозяйственный термин. Однако наименование характеризуется широким словообразовательным потенциалом: образованные от корня низ- географические термины активно употребляются как при номинации пониженных участков земли, так и для обозначения частей речной структуры.
Лексико-семантическая группа «Общее название низменности» в донских говорах помимо диалектных наименований включает общеупотребительный географический термин низина. Слово образовано от общеславянского корня *nizъ, имеет соответствия практически во всех славянских языках [13, с. 1, 572]. В отличие от других русских говоров, в которых семантика лексемы конкретизировалась, в донских слово употребляется лишь как гипероним: ср. ‘низкое, топкое место, болото’ (кстрм., твер., пск., влг., вят., калуж., брян.), ‘долина, суходол’ (вор.), ‘отлогий длинный овраг’ (вор.) [8, с. 21, 225].
Географический термин низменъ ‘низина’, по данным БТСДК, имеет весьма широкое распространение на донской территории [1, с. 322]. Указанный географический апелля-тив известен также в пермских говорах в значении ‘низкое место на поверхности земли’ [5, с. 113]. Лексема низменъ - одна из немногих форм от *nizъm-, спорадически обнаруживающихся в северно- и среднерусских говорах: ср. сврдл. низметина ‘низина’, перм., сврдл., вят. низметъ ‘низина’, пск., сврдл., краснояр., ново-сиб. низмина ‘низина’ [8, с. 21, 227]. В украинском языке подобных форм, согласно данным словарей Марусенко и Гринченко, не отмечено, равно как и в южнорусских говорах, что позволяет выдвинуть предположение о севернорусском происхождении донской лексемы.
Лексема низовина записана нами единожды в Мясниковском районе Ростовской области в обобщенном значении ‘низина’. Учитывая тот факт, что в украинских говорах слово низовина активно функционирует и имеет
широкую семантику [4, с. 238], не исключаем, что в донские говоры оно проникло с соседней украинской территории. Косвенным подтверждением этому может быть утверждение Б.Н. Проценко о «почти сплошном украиноязычном ареале на западе и юго-западе Ростовской области» [6, с. 39].
Общедонским диалектным наименованием, синонимичным литературному слову низина, является падина ‘низина’, в некоторых донских говорах представленная морфологословообразовательными дериватами падин, падинка и западина.
Слово падина хорошо известно в говорах тех южнорусских областей, которые претерпели значительное влияние украинского языка. В последнем наименование фиксируется с XV в. [9, с. 2, 120], имеет фонетические и морфологические варианты - пад, падь, подина [3, с. 3, 86], которые в современных украинских народных говорах употребляются в следующих значениях: пад ‘низменное место’ и ‘терраса’; падь ‘терраса’; падина и подина ‘небольшая круглая долина’ и ‘долина между двумя горами или холмами’ [4, с. 240]. Вышеизложенные факты дают основание предположить, что донская географическая лексема падина скорее всего появилась в говорах в один из ранних периодов миграции украинцев на Дон, закрепилась и иррадиировала на всей территории диалектной зоны, развив на основе базовой семы ‘низменное место’ другие значения (в частности, ‘яма’).
В донских говорах лексема падина в значении ‘низина’ нами отмечена на большей территории распространения донского диалекта. В отдельных говорах обобщенное значение термина конкретизировано с учетом частных признаков местного топообъекта. Падиной в донских говорах называют низину больших размеров (Падина - широкая бальшая низьминасть такая как луга (Лог)), влажную низину (Падина - эта такая влажная ниская места (Пот.)), размытую речную пойму (Падина - пойма размытая ричная, где када-та рика была (Баз.)). Таким образом, в частных значениях актуализируются дополнительные признаки ‘величина’, ‘влажность’ и ‘местоположение’.
Другое значение донской лексемы падина - ‘яма’, в отдельных говорах имеющее дополнительные семантические признаки - ‘яма на дороге’, ‘яма с водой’. Это значение возникло в результате семантического сдвига ‘низина’ ^ ‘яма’. В значении ‘яма на дороге’ термин употребляется в отдельных донецких говорах (Кам., Тарас.), яму без относительно конкретизирующих признаков именуют падиной в казачьих говорах Тацинского
района Ростовской области; лексема падина в значении ‘яма с водой’ отмечена нами в говорах Аксайского района. Иногда (крайне редко) падина выступает в говорах в качестве антонима термина яр ‘овраг с крутыми склонами’: Падина, ана атлогая, а яр - крутой (Веш.).
Морфолого-словообразовательные дериваты падин, падинка и западина не столь широко распространены на донской территории, как падина. Слово Падин единожды зафиксировано в говорах Чертковского района: Виталий пагнал кос ф падин, ну, тада и мы ф падин сашли, пад бугром (Сетр.) [1, с. 353]. Апел-лятив падинка часто выступает в говорах как уменьшительно-ласкательная форма падины, однако в определении падинки, по нашим наблюдениям, нередко отсутствует прямое указание на величину топообъекта: Едиш, едиш, едиш и фсё нижи, нижи, падинка называиц-ца, а патом апять на-бугор (Чернец.).
Термин западина равно известен как на Верхнем Дону (Шолох.), так и в его низовьях (У-Донец., Конст., Октябр.). Частным признаком денотата, обозначаемого донским термином западина, является ‘влажность’, что нашло выражение в объяснениях информантов: В западини вада скапляица (Рзд.).
Лексема западина активно функционирует в украинских говорах и имеет в них словообразовательные и морфологические дериваты: западина ‘впадина неопределенной формы на земной поверхности’, ‘глубокий овраг’, ‘долина между двумя горами или взгорками’, ‘углубление на месте водоема’, ‘долина потока’, ‘овраг (в общем значении)’ [4, с. 228]; западень ‘углубление’; западня ‘глубокая долина, западина’ [3, с. 2, 74]. Указанные географические наименования мотивированы одним из значений украинского глагола западати ‘проваливаться, провалиться’ (Там же). Не исключено, что донской географический термин западина - украинизм по происхождению, семантически измененный по аналогии со словом падина.
Разнообразие природных и социальноэкономических условий не только определило различия между региональными вариантами традиционной культуры восточных славян, но и способствовало развитию локальных терминологических систем, в том числе географических. Своеобразие природной среды способствует развитию детализированных значений у известных географических терминов и превращению общеупотребительных нетерминологических наименований в географические апеллятивы. Тем самым происходят опредмечивание окружающего мира, дробление пространства на значимые с точки зрения носителей языка объекты.
Литература
1. Большой толковый словарь донского казачества / Рост. гос. ун-т. М. : Рус. словари: Астрель: АСТ, 2003. (БТСДК)
2. Бурко Н.В. Орографическая лексика в орловских говорах : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Орел, 1998.
3. Грінченко Б.Д. Словник української мови. Київ, 1907-1909. Т. 1-4.
4. Марусенко Т.А. Материалы к словарю украинских географических апеллятивов (названия рельефов) // Полесье. М. : Наука, 1968. С. 206 - 255.
5. Полякова Е.Н. От «араины» до «яра»: Русская географическая терминология Пермской области. Пермь, 1988.
6. Проценко Б.Н. Русско-украинское этноязыковое пограничье юга России // Актуальные проблемы диалектологии : тез. докл. межвуз. науч. конф. 24-26 нояб. 1999 г. Вологда : Русь, 2000. С. 38 - 40.
7. Сайфиева А.Ю., Степанов А.В. «Леший-черт, отдай мою животину» // Материалы полевых исследований МАЭ рАн. СПб., 2007. Вып. 7. С. 7 - 24.
8. Словарь русских народных говоров. М.-Л. : Наука, 1965-2007. Вып. 1 - 41.
9. Словник староукраїнськой мови (XIV -XV ст.): у 2 т. Київ : Наук. думка, 1978.
10. Соколова А.А. Ландшафт в системе традиционных пространственных представлений: географическая интерпретация диалектных образов. СПб. : ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2007.
11. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. М. : ГИС, 1958. Т. 1 - 3.
12. Толстой Н.И. Славянская географическая терминология (семасиологические этюды). М. : Наука, 1969.
13. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. 2-е изд., стер. М. : Рус. яз., 1994. Т. 1 - 2.
“Up” and “down” as principal images of geographic space (in geographic vocabulary of Don dialects)
There is considered the role of local geographic terms in forming the language world picture. There is proved that the images of the highest and the lowest points of landscape and their nominations form the basis of dialect speakers’ world view, and particular features of natural environment promote the development of more detailed meanings in general geographic terms and the transformation of commonly used non-term nominations into geographic appellatives.
Key words: lexical group, geographic appellative, semantic amplitude, semantic shift, area.