CC BY
17
УДК 821.161.1.09"18" ; 811.161.1'38
Моспанова Наталья Юрьевна
кандидат филологических наук Брянский государственный университет им. академика И.Г. Петровского
Mo_nati76@mail.ru
ВЕРБАЛЬНОЕ ОТРАЖЕНИЕ ЧУВСТВ ЧЕЛОВЕКА В ИДИОЛЕКТЕ А.К. ТОЛСТОГО
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Правительства Брянской области
в рамках научного проекта № 17-14-32001 а(р)
Особенности поэтического идиостиля А.К. Толстого рассматриваются сквозь призму анализа ключевых лексем в его стихотворных произведениях. Представлен лексико-семантический анализ репрезентантов чувств человека как фрагмент индивидуальной картины мира автора. Особое внимание акцентируется на синонимическом ряде грусть - печаль - уныние - кручина. Рассмотрена частотность употребления лексем, их семантическая валентность, стилистическая функция, особенности авторского употребления. Анализ лексем проводится на фоне мировоззренческих и эстетических взглядов поэта. Автор приходит к выводу о высокой частотности не только самих номинативов, входящих в синонимический ряд, но и их производных. В поэтических текстах исследуемые лексемы организуют вокруг себя другие слова лексико-семантической группы с семантикой «чувство» (радость, веселье, тоска и др.), что позволяет представить характеристику языковой личности А.К. Толстого в различных психологических и эмоциональных состояниях. Сочетание лексем с прилагательными-эпитетами вносит семантические приращения смысла в значение исследуемых лексем.
Ключевые слова: поэзия А.К. Толстого, авторская картина мира, репрезентация чувств, синонимия, лексико-се-мантическая характеристика, грусть, печаль, уныние, кручина.
Антропоцентрический подход в лингвистике на первый план в изучении вывел человека. Его внутренний мир, переживания традиционно обращают на себя внимание психологов, лингвистов. Как замечает В.Н. Телия, «... отбор образов и их оязыковление - это результат культурной интерпретации самих фрагментов действительности с целью выразить отношение к ним -ценностное и эмоционально значимое» [4, с. 82].
Несомненный интерес вызывает исследование чувств и эмоций человека. Они отражают отношение человека к другим людям и миру в целом, позволяют оценить наши ощущения.
Известно, что субъективизм в художественной литературе позволяет определить некоторые особенности языка писателей и поэтов, связанные с их мировоззрением и эстетическими взглядами. В связи с этим интерес представляет выявление семантических и стилистический особенностей языка А.К. Толстого - писателя, поэта-романтика, тонкого лирика XIX века. «Решительное дарование, безыскусственность его творчества» отмечал В.Г. Белинский [6, с. 10]. Критика конца XIX - начала XX века говорит о религиозных основах поэзии, подчеркивая его «реализм духа». [6, с. 10].
До сих пор не утихают споры об особенностях лирики и драматургии А.К. Толстого, а это значит, что его творчество требует дальнейшего изучения.
Поэт рассматривал искусство как мост между земным и «иными» мирами, осознавая тоску по несбыточному, невозможному. Может быть, поэтому в его лирике так много эмотивной лексики. Разнообразные оттенки чувств передаются через синонимы, которые представляют собой своеобразные фрагменты картины мира автора.
Особенно частотны синонимы грусть и печаль, являющиеся частью синонимического ряда
грусть - печаль - уныние - кручина [3, с. 258]. Существительное грусть имеет 14 словоупотреблений, печаль - 39. Значительно и число производных от них. По мнению И. Ямпольского, это ключевые настроения и лексемы в лирике поэта [8, с. 17].
В «Этимологическом словаре» Н.М. Шанского [7] отмечено: «Грусть. Общеслав. Суф. производное от той же основы, что и грудити грызть, мучить»; «Печаль. Общеслав. <...> Печаль буквально то, что печет, жжет» (данные значения подчёркивают негативный характер исследуемых чувств); «Грусть - чувство печали, лёгкого уныния» [2, т. 1, с. 353]; «Печаль - чувство грусти и скорби, душевной горечи» [2, т. 3, с. 117].
Лексема грусть в лирике А.К. Толстого обычно передает состояние человека: «О, если б эта грусть могла пройти порывом...» [5, с. 105]. Это чувство в поэзии Толстого неразрывно связано с состоянием влюбленности: «Быть может, грусть, страдания и годы... / Быть может, вихрь житейской непогоды /Меня с тобой надолго разлучит» [5, с. 486].
Житейские трудности - это ничто по сравнению с грустью по заоблачным далям, где можно найти счастье, покой: «Стремленье тайное к заоблачной отчизне, / Грусть безотчетная по неземной отчизне» [5, с. 495].
В стихотворениях поэта практически нет характеристики самого чувства грусти с помощью прилагательных-эпитетов, которые бы помогли проникнуть глубже в семантику слова. Мы находим всего три примера употребления: безотчетная, тяжкая и обычная: «Прикачнулася, привалила-ся / К сердцу сызнова грусть обычная» [5, с. 86]; «Грусть безотчетная по неземной отчизне» [5, с. 495]; «Радость и горе, волнение дум, / Сладостной мукой встревоженный ум, / Трепет восторга, грусть тяжкая вновь...» [5, с. 424]. И если соче-
© Моспанова Н.Ю., 2018
Вестник КГУ ^ № 2. 2018
253
тание безотчетная грусть подчеркивает неосознанность чувства, неподвластность чувственного мира разуму и отражает негативный характер чувства, то в последнем примере контекст (радость, сладостная мука, трепет восторга) ослабляет семантику прилагательного тяжкая. Таким образом, возможно различная степень интенсивности данного чувства.
Это же подтверждает и активная валентность лексемы с глаголами. Среди них рассеваться, расступаться, прикачнуться, привалиться, пробиваться, пройти, глагольные сочетания могла пройти порывом, мешается пополам со счастьем и др. Например: «Рассевается, расступается / Грусть под думами под могучими» [5, с. 86]; «Росло души неясное желанье, / Со счастьем грусть мешалась пополам» [5, с. 259]; «О, если б эта грусть могла пройти порывом...» [5, с. 105]. Одни глаголы обозначают интенсивность признака, другие, напротив, некоторую неполноту действия. Сочетание мешается пополам делает более актуальной сему «мера» в проявлении чувства. Употребление лексемы грусть с глаголом пройти и номинативом порыв предполагает актуализацию компонента «изменчивость», подчеркивает возможность, стремительность действия.
Краткая форма обуян в сочетании со словом грусть в косвенном падеже ассоциативно рождает в характеристике лексемы компонент «сила» (Ср.: «Обуять - охватить, овладеть с неудержимой силой» [2, т. 2, с. 573]): «И стал я думать, грустью обуян: / "Нет, не поспеть мне вовремя в Кьявен-ну..."» [5, с. 278]. Примеры пассивной валентности лексемы грусть с предикативами в лирике А.К. Толстого немногочисленны.
Функционирование лексемы в контексте способно передать разнообразные чувства, их смешение, душевное смятение: «И так глаза казали-ся полны / Любви и слез, и грусти и надежды, / Таким горели сдержанным огнем, / Как я еще не видывал» [5, с. 266]. Это смешение чувств, их нарастание находим в поэме «Садко». Главный герой тоскует по родной земле. Вспоминая Родину, он чувствует, что «За сердце вот так и хватает! / ... От грусти... хочется плакать! / ...И сердце... / ... С тоски изнывает и чахнет!» [5, с. 201].
Грусть имеет свое материальное, видимое проявление: она может оставлять свой особый след, отпечаток на лице человека, являться причиной слез: «Но дверь отверзлась, и явился в ней / С лицом почтенным, грустию покрытым, /Лазоревый полковник. Из очей / Катились слезы по его ланитам» [5, с. 364].
Многочисленны дериваты лексемы грусть. Так, лексема грустный употребляется в текстах 14 раз, глагол грустить - 8, наречие грустно - 7, немногочисленны случаи категории состояния -4 словоупотребления. Большинство слов характе-
ризует лирического героя: «А настоящий король меж тем одинокою серной / Грустно средь леса бродил» [5, с. 472]; «И о прежних я грустно годах вспоминал» [5, с. 47]; «Былое счастье вспоминая, / Грустней я делался» [5, с. 310]; «Казалось мне, что мне недаром / Грустить весною суждено» [5, с. 311]. В качестве адресата часто выступает любимая женщина: «Что ты голову склонила? / ...Иль грустишь о том, что было?» [5, с. 72]; «Но ты грустна; в тебе есть скрытое мученье, / В душе твоей звучит какой-то приговор» [5, с. 99].
Лексема грустно, выступая в роли наречия или категории состояния, характеризует действия, состояния лирического героя: грустно вспоминая, грустно бродил, грустно сидеть, грустно засыпать и т. д., а также передает состояние окружающего мира, созвучное настроению поэта: «А в доме старинном так грустно / Среди непогоды ночной!» [5, с. 49]. Однако грусть может быть настроением переменным: «Но дайте погрустить, и, может быть, я вас / Еще опережу неудержимым смехом!» [5, с. 306]; «Утро настанет, и грусть с темною ночью пройдет!» [5, с. 306].
Среди производных слов большое место занимают имена прилагательные. Как известно, субъективно-характеризующая функция позволяет им выступать в качестве эпитетов. Заметим, что в целом у поэта они традиционны, общеупотребительны. Может быть, в этой простоте скрыто их своеобразное очарование.
Часто прилагательные-эпитеты появляются на базе метонимического значения (грустные ресницы - грустные очи - грустная улыбка - грустный смех - грустный вид). Наиболее частотным является сочетание номинатива очи с прилагательным грустный. Например: «Так он однажды сидел у входа пещеры, рукою / Грустные очи закрыв и внутренним звукам внимая» [5, с. 235]. Необычно сочетание номинативов ресницы и душа (считается, что душа бестелесна, бесплотна) с прилагательными в примере: «Горними тихо летела душа небесами, / Грустные долу она опускала ресницы» [5, с. 97]. Среди других атрибутивных словосочетаний: грустная обитель, грустная пустыня, грустная звезда.
Таким образом, прилагательные могут выражать: чувства, состояния: «Зачем твой ласковый всегда так робок взор / И очи грустные так молят о прощенье» [5, с. 99]; «... туманный образ брата, / С улыбкой грустною склоненный над тобой» [5, с. 92]; определять производимое впечатление: «Неспящих солнце грустная звезда, / Как слёзно луч мерцает твой всегда» [5, с. 414]; «В пустыню грустную и в ночь преобразуя / Все то, что я люблю» [5, с. 92].
Особенностью употребления дериватов к существительному грусть является наличие их в одном контексте, в пределах фрагмента или стихотворе-
ния в целом. Это нагнетание усиливает эмоциональное восприятие состояния лирического героя. Так, интересно стихотворение, в котором в 12 строках поэт трижды употребляет лексемы с корнем груст (дважды номинатив и один раз предикативное слово). Это стихотворение об опустевшем доме и одиночестве в нем. И это одиночество и пустота рождают чувство грусти автора: «Грустно сидеть одному. Пусто в покое моем!» [5, с. 303]. Писатель надеется, что «Утро настанет, и грусть с темною ночью пройдет!» Но «Ночь прокатилась, и весело солнце на окнах играет, / Утро настало, но грусть с тенью ночной не прошла!» [5, с. 303] Контекст создает ощущение движения времени, но неизменности внутреннего состояния героя. В другом примере такие лексемы подчеркивают состояние душевного уныния: «Былое счастье вспоминая, / Грустней я делался; порой... / Казалось мне, что мне недаром / Грустить весною суждено, / Что неожиданным ударом / Блаженство кончиться должно» [5, с. 310].
Интересно явление «внутритекстовой» антонимии, создаваемой контекстом: «Как праздничный мне лик весны теперь несносен, / Как грустен без тебя дерев зеленых вид!» [5, с. 74]. Весна пробуждает жизненные силы природы, что создает картину радости и праздника (актуализируется сема «радость» сочетанием лексем праздничный, весна, зеленый вид дерев). Этому противопоставлена грусть автора без любимой женщины («без тебя.»), что создает противоположное настроение. С другой стороны, краткая форма прилагательного грустный говорит о непостоянстве признака, возможном изменении этого настроения.
Синонимом к слову грусть является существительное печаль. Оно имеет оттенок усилительности, так как в составе его значения наряду с «грустью» выделяются такие компоненты, как «скорбь» (крайняя печаль, горесть, страдание), «душевная горечь» (горькое чувство от обиды, печали, разочарования). С другой стороны, в синонимах грусть и печаль, на наш взгляд, отмечается некоторая «размытость» лексического значения (ср.: грусть - «печаль», «лёгкое уныние», печаль - «грусть», «скорбь», «душевная горечь»). Таким образом, полагаем, данные понятия можно определить как понятия «с нечеткими краями», у которых невозможно точно и полно определить содержание.
Субстантив печаль более частотен, чем грусть, следовательно, передает большую силу чувства, его интенсивность: «Какая сладость в жизни сей / Земной печали непричастна? / Чье ожиданье не напрасно, / И где счастливый меж людей?» [5, с. 237]; «Зачем же сердце так сжимается невольно. /.И каждая твоя мгновенная печаль / В душе моей звучит так долго и так больно?» [5, с. 90]. Эпитет мгновенная актуализирует компонент «душевная горечь». В этом особенность синтагмати-
ческой связи прилагательного и существительного. Кроме того, этот эпитет, характеризующий чувства героини, наводит сему «легкая», противопоставляя состоянию героя - «звучит так долго и так больно». Местоимение каждая конкретизирует значение лексемы.
Эту же особенность находим в примере, где лексема печаль имеет производное значение «забота» (Ср.: «2. Разг. Забота, беспокойство» [2, т. 3, с. 117]) и конкретизируется усеченной формой местоимения иной: «Чтобы нам дума была лишь о родине... / Ину ж печаль мы закинем за синюю даль» [5, с. 305].
Причиной печали героя может стать человек, и тогда печаль получает грамматическое значение одушевленности, персонифицируясь: «Кто будет в той стране... твоя забота /И кто твоя печаль?» [5, с. 95].
Отметим случаи употребления существительного печаль в форме множественного числа, что нехарактерно для существительных этого лексико-грамматического разряда. Известно, что при этом часто происходит «сдвиг» в лексическом значении слова: «Словно давние печали / Разошлися как туман...» [5, с. 198]; «Былые радости! Забытые печали! /Зачем в моей душе вы снова прозвучали» [5, с. 111]; «К твоим, царица, я ногам/Несу и радость и печали» [5, с. 101].
Лексема печаль чаще употребляется с характеризующими определениями, чем существительное грусть. Например: «В печали великой по всходне крутой /Царевна взошла молодая» [5, с. 155]. Эпитеты, характеризующие существительное печаль, имеют более яркую эмоционально-экспрессивную окраску и подчеркивают оттенок усилительности в существительном: неслыханная печаль, вечная печаль, земная печаль, великая печаль, забытая печаль, мгновенная печаль, горькая печаль, печаль жалобна и громка. Прилагательные актуализируют различные компоненты в значении существительного: силу, изменчивость, временную характеристику и т. д.
Частотны сочетания лексемы печаль с притяжательным местоимением мой(а), твой(а), свой(а): «...И понятна мне твоя печаль» [5, с. 66]; «О, если б ты могла хоть на единый миг / Забыть свою печаль» [5, с. 104]; «Какова моя печаль, / То тебе нетрудно ведать» [5, с. 392]. Такие сочетания подчёркивают личностный характер переживаний лирического героя или героини.
Валентность лексемы печаль с глаголами разнообразнее, чем у лексемы грусть. Печаль можно не только чувствовать, как любое чувство («Всё перечувствовал вместе с тобой, и печаль и надежды» [5, с. 58]), но и воспринимать конкретно разными органами чувств, например видеть: «И смотрит с печалию князь Ярослав / На злую товарищей долю» [5, с. 162]; «Но если б видеть
Вестник КГУ ^ № 2. 2018
255
ты любящею душою / Могла со стороны хоть раз свою печаль» [5, с. 104]. Печаль способна звучать: «И каждая твоя мгновенная печаль / В душе моей звучит так долго и так больно?» [5, с. 90], что позволяет ее слышать: «Не слышны им земной печали клики» [5, с. 70]. Печаль может заполнять душу человека целиком, без остатка, что подтверждают слова полный, исполнен (ср.: Исполненный - «2. чего. Полный чего-либо, проникнутый чем-либо» [2, т. 1, с. 683]): «Был мрачен владыки загадочный взгляд, / Как будто исполнен печали» [5, с. 120]; «Исполни дух молитвой и печалью» [5, с. 232]; «Обычной полная печали, / Ты входишь в этот бедный дом» [5, с. 81].
Печаль, как и грусть, чувство преходящее («Печали вечной в мире нет» [5, с. 226]), ее можно забыть; таким образом, в значении лексемы актуализируется не только «чувственный», но и мыслительный, и волевой компонент: «О, если б ты могла хоть на единый миг / Забыть свою печаль, забыть свои невзгоды!» [5, с. 104]. Возможность управлять этим действием показывает сочетание на единый миг.
Прилагательное печальный, выступающее в роли эпитета, более частотно, чем прилагательное грустный: печальная душа, печальный вид, печальный взор, печальный обряд, печальный суд, печальная степь, печальная жизнь, печальный друг, печальное время, печальное лицо и др.
В стихотворениях мы находим и примеры инверсии. Слово в препозиции приобретает более выразительное значение и акцентирует смысл фразы: «Обычной полная печали, / Ты входишь в этот бедный дом» [5, с. 81]; «В неслыханной решились мы печали / Направиться обратно» [5, с. 293]; «Обряд печальный похорон / Собор отшельников свершает» [5, с. 156].
Исследователи художественных текстов (Г.Ф. Степанян, А.Х. Сатретдинова, С.Г. Ворка-чев и др.) нередко отмечают явление синестезии («соощущения»), важной для стилистической организации художественной речи и выражения авторского мироощущения. Однако в стихотворениях А.К. Толстого применительно к лексике чувств синестезия встречается крайне редко. Как правило, синестезивные метафоры строятся по модели «оценочный признак + зрительный признак»: грустная пустыня, грустная звезда, печальная степь. Встречаются случаи и подобной «внутритекстовой» синестезии: «Как грустен без тебя дерев зеленых вид!» [5, с. 74]; «Какая сладость в жизни сей / Земной печали непричастна?» [5, с. 237]. Реже эти метафоры строятся по модели «оценочное восприятие + звук»: «Но ты грустна... / ...В душе твоей звучит какой-то приговор» [5, с. 99]; «Не слышны им земной печали клики» [5, с. 70], и даже комбинации «оценочный признак + осязание + зрительный признак»: «Там покрасневший клен, /Еще зе-
леный дуб и желтые березы / Печально на меня свои стряхают слезы» [5, с. 90].
Анализируя особенности функционирования лексем грусть и печаль, мы можем отметить синонимические и антонимические (синонимо-и антонимоподобные) отношения в группе существительных в пределах одного фрагмента: радость - печаль, печаль - тоска, грусть - печаль, скорбь - печаль. Например: «К твоим, царица, я ногам / Несу и радость и печали, /Мечты, что сердце волновали, /Веселье с грустью пополам» [5, с. 101]; «Былые радости! Забытые печали!» [5, с. 111].
Лирическому герою свойственно разнообразие чувств, их смешение, смятение: «То я весь в солнце, то в тумане, / Веселость у меня с печалью пополам, / Как золото на черной ткани» [5, с. 306]. Неоднократность употребления наречия пополам в примерах напоминает о том, что чувства радости и грусти (печали) обладают, с одной стороны, полярностью; с другой стороны, взаимообусловленностью, взаимозависимостью, способностью ко взаимопереходу друг в друга. Они «взаимоопреде-лены, познаются в единстве, одно через другое» [1, с. 25], что, безусловно, связано с дихотомией положительного и отрицательного в целом, добра и зла.
На протяжении небольших четверостиший представлены разные слова семантической группы со значением «чувство». Например: «Печали вечной в мире нет / И нет тоски неизлечимой!» [5, с. 226]; «Порою входит так в дом скорби и печали / В цветах красавица» [5, с. 74]; «Всё перечувствовал вместе с тобой, и печаль и надежды» [5, с. 58]; «Грустно жить тебе, о друг, я знаю, / И понятна мне твоя печаль» [5, с. 66]; «Куда пала какая думушка, / Там всходила люта печаль-трава, / Вырастало горе горючее» [5, с. 63]. Из последнего примера видно, что Толстому свойственны стилистические приемы устного народного творчества (фольклорные мотивы, народные названия). Печаль-трава в народе - символ скорби, горечи, тоски.
Другие лексемы в синонимическом ряду грусть - печаль - уныние - кручина, а именно уныние и кручина, не столь частотны.
В стихотворениях поэта используется разговорный вариант - унынье (ср.: «Уныние - мрачное, подавленное состояние духа» [2, т. 4, с. 499]): «Что ни день, как поломя со влагой, / Так унынье борется с отвагой» [5, с. 87]. В основе этих строк лежит языковая и контекстуальная антонимия. В значении лексемы актуализируется сема «подавленность», что позволяет поэту противопоставить ее ассоциативной семе «душевный подъем» в слове отвага (ср.: «Отвага - храбрость, смелость, бесстрашие» [2, т. 2, с. 644]). Полагаем, такие единичные примеры употребления связаны с религиозностью поэзии А.К. Толстого, что не раз отме-
чали исследователи. Уныние в православии - это один из смертных грехов.
Народно-поэтическое слово кручина (Кручина - народно-поэт. Грусть, печаль, тоска» [2, т. 2, с. 140]) также не характерно для стихотворений поэта (всего 5 случаев словоупотребления): «Чем окончится наш бег? / Радостью ль? кручиной? / Знать не может человек...» [5, с. 55]. Лексема имеет при себе постоянный фольклорный эпитет -горькая: «Сменила радость горькую кручину» [5, с. 241].
Таким образом, синонимы в текстах А. К. Толстого представляют характеристику языковой личности поэта в различных психологических и эмоциональных состояниях.
Библиографический список
1. Моспанова Н.Ю. Концептуальная оппозиция «Добро - Зло» в фольклорной языковой картине мира (на материале русских народных сказок): дис. ... канд. филол. наук. - Калининград, 2005. -205 с.
2. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. - М.: Русский язык, 1981-1984.
3. Словарь синонимов русского языка: в 2 т. Т. 1 / под ред. А.П. Евгеньевой. - М.: Астрель, 2003. - 680 с.
4. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический, лингвокультурологический аспекты. - М., 1996. - 288 с.
5. Толстой А. К. Полное собрание стихотворений: в 2 т. Т. 1. - [Л.]: Советский писатель, Ленинградское отделение, 1984. - 640 с.
6. Федоров А.В. А.К. Толстой: проблемы изучения творческого наследия // А.К. Толстой и русская культура. - Брянск, 2008. - С. 7-19.
7. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Школьный этимологический словарь русского языка: Происхождение слов [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://etymological.academic.ru/ (дата обращения: 29.03.18).
8. Ямпольский И.Г. А.К. Толстой // А.К. Толстой. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. - М.: Правда, 1980. - 496 с.
References
1. Mospanova N.YU. Konceptual'naya oppoziciya «Dobro - Zlo» v fol'klornoj yazykovoj kartine mira (na materiale russkih narodnyh skazok): dis. ... kand. filol. nauk. - Kaliningrad, 2005. - 205 s.
2. Slovar' russkogo yazyka: v 4 t. / pod red. A.P. Evgen'evoj. - M.: Russkij yazyk, 1981-1984.
3. Slovar' sinonimov russkogo yazyka: v 2 t. T. 1 / pod red. A.P. Evgen'evoj. - M.: Astrel', 2003. - 680 c.
4. Teliya V.N. Russkaya frazeologiya. Semanticheskij, pragmatiche-skij, lingvokul'tu-rologicheskij aspekty. - M., 1996. - 288 s.
5. Tolstoj A.K. Polnoe sobranie stihotvorenij: v 2 t. T. 1. - [L.]: Sovetskij pisatel', Leningradskoe otdelenie, 1984. - 640 s.
6. Fedorov A.V. A.K. Tolstoj: problemy izucheniya tvorcheskogo na-slediya // A.K. Tolstoj i russkaya kul'tura. - Bryansk, 2008. - S. 7-19.
7. SHanskij N.M., Bobrova T.A. SHkol'nyj ehtimologicheskij slo-var' russkogo yazyka: Proiskhozhdenie slov [EHlektronnyj resurs]. -Rezhim dostupa: http://etymological.academic.ru/ (data obrashcheniya: 29.03.18).
8. YAmpol'skij I.G. A.K. Tolstoj // A.K. Tolstoj. Sobranie sochinenij: v 4 t. T. 1. - M.: Pravda, 1980. -496 s.
Вестник КГУ _J № 2. 2018
257
