CC BY
82
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 8 (223).
Филология. Искусствоведение. Вып. 51. С. 109-111.
О. В. Прибылова
ВЕРБАЛЬНАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ МЕТАКОНЦЕПТА ‘ТЕРРОРИЗМ'
В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ ДИСКУРСАХ США
В статье рассматривается полидискурсивная сущность метаконцепта ‘терроризм" Особое внимание уделяется специфике вербализации данного концепта в рамках двух институциональных дискурсов США - юридического и масс-медийного. Анализ концептуальных связей, в которые вступает рассматриваемый концепт, позволяет эксплицировать разные его аспекты.
Ключевые слова: метаконцепт ‘терроризм’, полидискурсивность, институциональный дискурс, юридический дискурс, масс-медийный дискурс, концептуальные связи.
В современном мире терроризм приобрел глобальный, общечеловеческий характер. Не случайно во многих языках получило распространение словосочетание ‘глобальный терроризм" : ‘global terrorism’ (англ.), ‘globaler terrorismus’ (нем.), ‘terrorisme global’ (франц.), ‘terrorismo global’ (исп.), ‘terrorismo globale’ (ит.) и др. Терроризм можно отнести к числу «социально значимых концептов»1, «слов-ключей»2, имеющих социокультурную выде-ленность, доминирующих в сознании социума в определенные периоды времени.
Отметим, что концепт в современной научной парадигме может характеризоваться когнитивно-коммуникативной асимметрией, которая заключается в отсутствии жесткой зависимости содержания определенного концепта от типа дискурса. Отсюда следует, что «одна и та же ментальная единица <.. .> может входить в информационное поле нескольких дискурсов»3. В этом смысле концепт ‘терроризм’ относится к числу полидискурсивных: он актуализируется в целом ряде дискурсов в рамках общенационального дискурса США. Это дает основание относить ‘терроризм’ к метаконцептам, которые мы определяем как ментальные конструкты, своеобразную «надстройку», регулирующую составляющие ее концепты, которые актуализируются и взаимодействуют в каждой определенной ситуации по-разному, имеют конкретное проявление в действительности и определенную вербальную репрезентацию.
Наиболее значимым для нас представляется рассмотрение специфики актуализации концепта ‘терроризм’ в рамках двух дискурсов: юридического и масс-медийного, исходя из более широкой представленности его вербали-заторов в этих институциональных дискурсах. Под институциональным дискурсом мы, вслед да В. И. Карасиком, понимаем «специализиро-
ванную клишированную разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума»4.
Оба типа дискурсов - и юридический, и масс-медийный - являются профессиональными. При этом юридический дискурс в большей степени стеснен рамками институционально-сти, закрыт в отношении способности заимствовать концепты из других типов дискурса. Масс-медийный дискурс, наоборот, характеризуется открытостью, элементы специального знания в нем тесно переплетаются с личностным и бытийным знанием. Различие состоит и в способах актуализации концепта: если в юридическом дискурсе имя концепта, являясь термином, вербализует прежде всего понятийный уровень его содержания, то в рамках медийного дискурса преимущественно реализуются образный и ассоциативный слои концепта.
При рассмотрении разных типов дискурса важно учитывать и такой фактор, как целевая аудитория. Юридические тексты, в частности законодательные акты, создаются специалистами и для специалистов, являясь «статусноориентированными»5, медийные тексты, хотя и создаются в рамках определенного социального института, ориентированы на широкую аудиторию.
С точки зрения дискурсивной типологии концептов, ‘терроризм’ в юридическом дискурсе может быть отнесен к категории «аллохтонов»6, поскольку он выступает конкретизатором системообразующего концепта ‘преступление’. В масс-медийном дискурсе концепт ‘терроризм’ также может быть отнесен к числу аллохтонов, нерегулярно реализуемых и напрямую зависящих от политических событий в мире (правда. последние годы позволяют говорить об относительной регулярности данного концепта).
При анализе дискурсивной реализации концепта весьма значимым оказывается то, в какие связи он вступает в пределах концептосферы, понимаемой как «упорядоченная совокупность единиц мышления народа»7. Концептуальные связи способны формировать новые смыслы, которые «можно определить, лишь установив отношения между всеми элементами»8.
Существуют различные подходы к типологии связей между концептами. Наиболее объективной нам кажется точка зрения Г. В. Токарева, который, вслед за Ю. Н. Карауловым, выделяет три основных вида связей: приватив-ные оппозиции (включения), эквиполентные оппозиции (пересечения) и дизъюнктивные оппозиции (предполагающие отсутствие общих элементов). К данному перечню целесообразно добавить отношения совмещения, или тождества, о которых пишет В. Б. Гольдберг9.
Анализ вербализации концепта ‘терроризм’ в американском юридическом дискурсе позволил выделить наиболее релевантные для него разновидности концептуальных связей.
В рамках привативных оппозиций ‘терроризм’ интерпретируется как ‘насилие’ и ‘преступление’. Согласно нормативно-правовым документам США, терроризм является одним из видов насилия (‘act of violence ’) и квалифицируется как уголовное преступление (‘terrorism offense’).
Эквиполентные связи являются наиболее характерными для данного концепта. Концептуальные признаки терроризма сопряжены с содержанием концептов ‘правительство’ и ‘политика’. Так, терроризм рассматривается в качестве средства оказания влияния на правительство и проводимую им политику: «The term “international terrorism” means activities that appear to be intended to affect the conduct of a government by mass destruction, assassination, or kidnapping» («Международный терроризм охватывает действия, направленные на то, чтобы повлиять на правительство путем массовых разрушений, убийств или похищений») [US Code Title 18 Part 1 Chapter 113B § 1331].
Концепт ‘религия’ задействуется при указании на цели террористических актов. Цели терроризма определяются, помимо всего прочего, как религиозные или идеологические. Стоит, однако, отметить, что не все государственные правовые документы США выделяют религиозную составляющую терроризма. К примеру, «Свод федеральных законов США» (Code of Federal Regulations) указывает только на поли-
тический или социальный характер целей, преследуемых террористами.
В качестве основного инструмента манипулирования как правительством, так и общественным сознанием, террористы используют страх. Соответствующий концепт является одним из ключевых для понимания природы терроризма, механизмов его действия. Запугивание, внушение страха с целью принуждения к определенному поведению является главным мотивом действий террористов: «Terrorism is the calculated use of unlawful violence to inculcate fear» («Терроризм - преднамеренное противозаконное применение насилия для вселения страха») [Department of Defense Instruction Number 2000.16].
Эквиполентные отношения связывают ‘терроризм’ с концептом ‘аудитория’. Нормативноправовые акты акцентируют внимание на эффекте театральности, подчеркивая тот факт, что основной целью террористов является намерение повлиять на широкую аудиторию (‘to influence an audience’), и, очевидно, не без участия СМИ. Террористы стремятся к запугиванию целевой аудитории, гораздо более широкой, чем реальные жертвы теракта.
Немаловажным является и такой фактор, как финансовая сторона террористических актов. В рамках пересечения концептов ‘финансы’ и ‘терроризм’ теракты приравниваются к выгодной, с экономической точки зрения, операции, сделке, которая позволяет террористическим организациям получать доходы, управляя своими активами: «Assets of terrorist organizations» («Активы террористических организаций») [USA PATRIOT Act Title VIII Sec.806].
Перейдем к рассмотрению концептуальных связей, характерных для концепта ‘терроризм’ в масс-медийном дискурсе.
Привативные оппозиции, как и в юридическим дискурсе, представлены концептами ‘преступление’ и ‘насилие’: «...Times Square suspect to be charged with “terrorism transcending national borders,” use of “a weapon of mass destruction,” among other crimes» («Подозреваемому из Таймс Сквер будут предъявлены обвинения в “терроризме, пересекающем национальные границы”, использовании “оружия массового разрушения” наряду с другими преступлениями») [The Time. Holder: Shahzad Charged With Terrorism. 4.05.2010].
Весьма релевантными для актуализации в масс-медийном дискурсе, как и в случае с юридическим дискурсом, являются эквиполентные оппозиции. Терроризм вступает в данный вид от-
ношений, к примеру, с концептом ‘деньги’: «The model, completed in 2002, assesses the likelihood and cost, in human life and dollars, of different kinds ofattacks in every part of the country» («Модель, составленная в 2002 году, позволяет оценить вероятность и стоимость в человеческих жизнях и долларах различных видов терактов в каждом из регионов страны») (The Time. How safe are we: how we got homeland security wrong. 29.03.2004). Приведенный пример позволяет отнести терроризм к страховым рискам, которые оцениваются страховыми компаниями - в том числе и в денежном эквиваленте.
Достаточно частотными в масс-медийном дискурсе могут считаться дизъюнктивные оппозиции, предполагающие взаимное исключение сопоставляемых концептов. Так, ‘терроризм’ противопоставляется ‘мести’: «Russia’s black widows: terrorism or revenge?» («Черные вдовы России: терроризм или месть?») [The Time. Russia’s ‘black widows’: terrorism or revenge. 07.04.2010]. Данный пример свидетельствует
об опровержении того, что теракт может совершаться из соображений отмщения.
Отношения тождества связывают терроризм с такими концептами, как ‘война’ и ‘манипуляция’: «He [the terrorist] was a Nigerian jihadist on a combat mission, deployed to a foreign battlefield» («Он [террорист] был нигерийским джихадистом на боевом задании, переброшенным на вражеское поле») [The Washington Post. Holder’s ignorance. 4.02.2010]. Примечательно, что манипуляция рассматривается не только в традиционном понимании - как воздействие на широкую аудиторию, население страны за счет его устрашения, запугивания, но и как способ управления самими террористами, являющимися пешками в руках «мозгового центра»: «The women who take part in terrorism do it not out of their own desire or willingness but because they are manipulated. They are given no other choice» («Женщины, участвующие в терактах, делают это не по собственному желанию или воле, а потому что ими манипулируют. У них нет другого выбора») [The Time. Russia’s ‘black widows’: terrorism or revenge. 07.04.2010].
Обозначенные дискурсы, помимо актуализации типичных связей концепта ‘терроризм’ (в частности, с концептами ‘преступление’, ‘насилие’, ‘финансы’), обнаруживают своеобразие в отборе сопряженных концептов. В процессе вербализации рассматриваемого концепта юридический и масс-медийный дискурсы дополняют друг друга, выявляя разные
аспекты одного и того же социально значимого концепта. При этом в каждом дискурсе просматривается доминантная стратегия концептуализации терроризма. Юридический дискурс делает акцент на правовой стороне рассматриваемого явления, определяет его жесткие границы как юридического понятия. Масс-медийный дискурс, будучи менее стесненным рамками институциональности, отчасти переплетается с бытийным, позволяет выражать точку зрения отдельной личности, тем самым обогащая набор его концептуальных связей за счет таких концептов, как ‘месть’, ‘война’, ‘манипуляция’.
Таким образом, избранные для анализа вербализации метаконцепта ‘терроризм’ типы дискурсов не могут рассматриваться изолированно: они обнаруживают тенденцию к частичному заимствованию концептуального содержания друг у друга, благодаря чему и возникает целостная картина столь сложного феномена.
Примечания
1 Кузнецов, В. Г. Социально значимые концепты в синхронии и диахронии // Вопросы когнитивной лингвистики. Вып. 4. 2008. Тамбов : ТГУ им. Г. Р. Державина, 2008. С. 38.
2 Будагов, Р. А. Слова-ключи - ^ mots-dёs -ScЫtisselw6rter // Будагов, Р. А. Язык и культура : хрестоматия. Ч. 3. Социолингвистика и стилистика. М. : Добросвет, 2002. С. 63.
3 Приходько, А. Н. Концепт в дискурсах vs концепты в дискурсе // Дискурс, концепт, жанр : коллектив. моногр. / отв. ред. М. Ю. Олешков. Ниж. Тагил : НТГСПА, 2009. С. 127.
4 Карасик, В. И. О категориях дискурса // Языковая личность : социолингвистические и эмо-тивные аспекты : сб. науч. тр. / ВГПУ; СГУ. Волгоград : Перемена, 1998. С. 192.
5 Карасик, В. И. Дискурсивная персонология // Язык, коммуникация и социальная среда. Вып. 5. 2007. Волгоград : ВГПУ, 2007. С. 81.
6 Приходько, А. Н. Концепт в дискурсах... С. 126.
7 Стернин, И. А. Когнитивная интерпретация в лингвокогнитивных исследованиях // Вопросы когнитивной лингвистики. Вып. 1. 2004. С. 65.
8 Токарев, Г. В. Дискурсивные лики концепта. Тула : Изд-во ТГПУ, 2003. С. 15.
9 Гольдберг, В. Б. Структурные связи как компонент языковой картины мира // Филология и культура : материалы междунар. конф., 12-14 мая 1999 года / отв. ред. Н. Н. Болдырев. Ч. 1. Тамбов : Изд-во Тамбов. гос. ун-та, 1999. С. 27-29.
