CC BY
11
Неофилология / Neofilologiya = Neophilology Ш 2023;9(1):31-42 ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology.html
НАУЧНАЯ СТАТЬЯ / ORIGINAL ARTICLE УДК / UDC 808.1:821.161.1 https://doi.org/10.20310/2587-6953-2023-9-1-31-42 Шифр научной специальности 5.9.5
Вербализация телесности в блокадных текстах
Валерий Анатольевич ЕФРЕМОВ1 © Н, Дарья Алексеевна ПОПОВИЧ2
'ФГБОУ ВО «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена» 191186, Российская Федерация, г. Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, 48 2OOO «Юмакс»
121205, Российская Федерация, г. Москва, б-р Большой, 42, стр. 1 Н valef@mail.ru
Аннотация. Современная филология всё чаще обращается к междисциплинарным проблемам, к которым относится и телесность, изучаемая на стыке биологии, медицины, когнити-вистики и философии. Одновременно интерес лингвистики к концептуализации и вербализации телесного и психологического индивидуального опыта приводит к необходимости исследования эго-документов, повествующих о тяжелейших, травмирующих жизненных ситуациях (голод, война, инвалидность, смертельная болезнь, потеря близких и др.). Цель работы - экспликация специфики восприятия телесности жителя блокадного Ленинграда через вербализацию собственного и чужого телесного опыта. Выявлен ряд специфических элементов концептуализации телесности (голод, дистрофия, холод, травма и др.). Анализ воспоминаний блокадников убедительно доказывает, что тело осознавалось голодающими жителями как деформированное, уничтожаемое и стремящееся к неминуемой смерти. Рефлексия над телом и телесностью неминуемо приводит к осознанию жёсткой связанности телесности с психикой и моралью. Выявлены и проанализированы такие специфические формы осмысления и вербализации телесности блокадников, как голодная травма, зимняя травма, отчуждение тела. Проведённый анализ травматического телесного опыта жителей блокадного Ленинграда может послужить дальнейшему развитию лингвистических исследований как телесности, так и травматического опыта.
Ключевые слова: блокада, голод, телесность, эго-документы, «Блокадная книга», Л.Я. Гинзбург
Для цитирования: Ефремов В.А., Попович Д.А. Вербализация телесности в блокадных текстах // Неофилология. 2023. Т. 9. № 1. С. 31-42. https://doi.org/10.20310/2587-6953-2023-9-1-31-42
[СС) 0
Материалы статьи доступны по лицензии Creative Commons Attribution («Атрибуция») 4.0 Всемирная OPEN ACCESS
© Ефремов В.А., Попович Д.А., 2023
31
2023;9(1):31-42 Ш Неофилология / Neofilologiya = Neophilology
ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://joumals.tsutmb.ru/neophilology-eng/
Verbalization of corporality in blockade texts
Valery A. EFREMOV1 M, Daria A. POPOVICH2
'The Herzen State Pedagogical University of Russia 48 Moika Emb., St. Petersburg 191186, Russian Federation 2Umax LLC
1 bldg 42 Bol'shoi Blvd., Moscow 121205, Russian Federation M valef@mail.ru
Abstract. Modern philology is increasingly turning to interdisciplinary problems, which include corporality, which is studied at the intersection of biology, medicine, cognitive science and philosophy. At the same time, the interest of linguistics in the conceptualization and verbalization of bodily and psychological individual experience leads to the need to study ego-documents that tell about the most difficult, traumatic life situations (hunger, war, disability, fatal illness, loss of loved ones, etc.). The purpose of the work is to explication of the specifics of the perception of the corporality of a resident of besieged Leningrad through the verbalization of one's own and others' bodily experience. The number of specific elements of the conceptualization of corporality (hunger, dystrophy, cold, trauma, etc.) were revealed. An analysis of the memories of the blockade survivors convincingly proves that the body was perceived by the starving inhabitants as deformed, destroyed and striving for inevitable death. Reflection on the body and corporality inevitably leads to the realization of the rigid connection of corporality with the psyche and morality. Such specific forms of comprehension and verbalization of the physicality of blockade runners as hunger trauma, winter trauma, and alienation of the body are identified and analyzed. The analysis of the traumatic bodily experience of the inhabitants of the besieged Leningrad can serve as a further development of linguistic studies of both corporality and traumatic experience. Keywords: blockade, hunger, physicality, ego-documents, "Blockade Book", L.Ya. Ginzburg
For citation: Efremov, V.A., & Popovich, D.A. Verbalization of corporality in blockade texts. Neofilologiya = Neophilology. 2023;9(1):31-42. (In Russ., abstract in Eng.) https://doi.org/10.20310/2587-6953-2023-9-1-31-42
This article is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License OPEN/jj ACCESS
ВВЕДЕНИЕ
Блокада Ленинграда - одна из наиболее длительных и экстремальных гуманитарных катастроф в истории человечества. Осмысление этого трагического события середины XX века в последнее время обрело новую степень интенсивности: блокадные тексты, прежде всего эго-документы, становятся предметами возобновлённого изучения не только историков, культурологов и социологов [1; 2], но и антропологов [3] и филологов [4; 5]. Для отечественной гуманитарной мысли всё более очевидной становится мысль о том, что блокадные тексты представляют со-
бой особую нарративную традицию1. Так, в 2017 г. был издан сборник «Блокадные нар-ративы» [4], в котором впервые были представлены научные статьи широкого гуманитарного профиля, посвящённые не блокаде как таковой, а блокадным текстам (дневниковым и художественным), а также кино о блокаде и даже блокадным слухам. «Блокадные нарративы» - первый сборник, в котором внимание уделено изображению блока-
1 Сандомирская И. Блокада в слове: Очерки критической теории и биополитики языка. М.: Новое литературное обозрение, 2013. 432 с. URL: https://avidreaders.ru/download/blokada-v-slove-ocherki-kriticheskoy-teorii.html?f=pdf
Неофилология / Neofilologiya = Neophilology Ш 2023;9(1):31-42 ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology-eng/
ды в различных видах искусства, но в первую очередь, конечно, в дневниковых и художественных текстах.
Примечательно, что тема блокады привлекает внимание не только отечественных, но и зарубежных учёных. В этой связи особый интерес вызывают блокадные тексты Лидии Гинзбург, которые стали объектом научного анализа в работах Эмили Ван Баскирк. Для данной статьи важен следующий тезис исследовательницы: «Показательно, что в «Записках блокадного человека» больше конкретных физических и физиологических деталей, чем в любом другом тексте Гинзбург. Она с пугающей точностью описывает, как перестает быть похожим на себя тело, истощённое дистрофией; какие усилия воли требуются, чтобы ходить и даже просто поддерживать себя в вертикальном положении»2.
ПОСТАНОВКА ЗАДАЧИ
Приведённые выше работы подчёркивают значимость блокадной темы в филологических исследованиях, хотя, безусловно, не представляют собой исчерпывающий список этих трудов. Данный факт свидетельствует о всё возрастающей потребности в изучении блокадных текстов. Важно, что в современных гуманитарных исследованиях можно найти подтверждение гипотезы настоящей работы: мысль о том, что вербализация телесности - одна из ключевых особенностей блокадных текстов, встречается в том или ином виде в работах у Э. Ван Баскирк, А. Пери, П. Барсковой, И. Сандомирской и др.
Собственно лингвистические исследования телесности пока ещё крайне малочисленны, однако уже сейчас можно утверждать, что в русской лингвокультуре при концептуализации тела и телесности можно выделить облигаторные и факультативные признаки. К облигаторным относятся: «1) материальность/осязаемость; 2) целостность/делимость на части; 3) наличие/отсутствие признаков жизни». К факультативным - «возраст тела, его физическое состояние, цвет (кожи) и
2 Баскирк Э. Проза Лидии Гинзбург. Реальность в поисках литературы. М.: Новое литературное обозрение, 2020. С. 121.
психологическое восприятие» [6, с. 92] и ряд других.
Цель исследования - эксплицировать разные аспекты вербализации трансформирующейся телесности в воспоминаниях блокадников.
В настоящей работе вербализация телесности в блокадных текстах рассматривается на материале двух источников: (1) документальной хроники Д.А. Гранина и А.М. Адамовича «Блокадная книга»3 (далее в тексте цитируется это, первое полное издание с указанием страниц) и (2) двух произведений Л.Я. Гинзбург «Записки блокадного человека» (1984) и «Вокруг «записок блокадного человека»4(1987).
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Человек, оказавшийся в блокированном Ленинграде, каждый день боролся за выживание. Анализируя блокадные нарративы, можно наблюдать рефлексию этой борьбы, можно реконструировать образ человека как внутренне (морально), так и внешне (телесно) травмированного голодом, холодом, болезнями. При этом вербализации телесных ощущений и трансформаций в воспоминаниях блокадников уделяется особое внимание, поскольку телесные изменения обусловливают главную опасность, которую влечёт за собой голод, - крайнее истощение, ведущее к смерти (ср. идею И. Сандомирской о «дистрофическом письме» блокадных текстов Л.Я. Гинзбург). Именно поэтому «болезненные трансформации тела, вызванные истощением и дистрофией, становились предметом тщательного наблюдения блокадников» [7, с. 170].
Голод. Не вызывает сомнений, что главным патогенным фактором блокады был голод. Безусловно, сама лексема голод, являясь наиболее частым в анализируемых текстах, многократно реализуется в каждом из системных, языковых значений: голод-ощущение, голод-состояние, голод-бедствие:
3 Адамович А.М., Гранин Д.А. Блокадная книга. М.: Сов. писатель, 1983. 432 с.
4 Гинзбург Л.Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: «Искусство - СПб», 2011. 768 с.
2023;9(1):31-42 Ш Неофилология / Neofilologiya = Neophilology
ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology.html
«ГОЛОД 1. Острое ощущение потребности в пище, сильное желание есть. Почувствовать г. Утолить г. Зверский г. (очень сильный). Умирать от голоду (также: очень сильно хотеть есть). 2. Длительное недоедание. Морить голодом. Умереть с голоду. Из-за голода волки подходили прямо к деревне. 3. Отсутствие или крайний недостаток продуктов питания как массовое бедствие (вследствие неурожая, войны и т. п.). Г. из-за засухи. Г. на Волге в двадцатые годы. Г. в блокадном Ленинграде»5 .
Однако нельзя не отметить, что блокадный голод представляет собой все же явление особого рода. На это указывают, в частности, многочисленные работы, посвящён-ные изучению блокадного голода с позиции медицины [8], психологии [9], философии и этики [2] и др. Так, в одном из сугубо медицинских исследований состояние крайнего истощения жителей блокадного Ленинграда получило особое, крайне точное наименование - «жизнь на минимальном пределе» (vita minima) [8, c. 5].
Важно отметить, что в разных фрагментах «Блокадной книги» Д.А. Гранина и А.М. Адамовича неоднократно выстраивается своеобразная градация испытаний, которым подвергались блокадники, и голод в этой иерархии занимает самую высокую позицию:
- «Вот-вот обрушатся на Ленинград бомбы - через несколько дней. Потом начнутся зверские систематические обстрелы. И самое страшное - голод» (с. 244).
- «Я перенесла всю блокаду. Хуже всего -это голод, - утверждает Лидия Сергеевна Усова, которая была тогда рабочей. - Это страшнее всего. Наш завод каждый день обстреливался. Но мы не шли в бомбоубежище: совершенно перестали этого бояться. Первое, что мы делали, это хватали кусок хлеба и запихивали в рот; не дай бог, если тебя убьют, а он останется!» (с. 44).
- «Надо было что-то кушать, иначе неминуема смерть от голода, а это ещё хуже, чем от обстрела. От голода очень тяжёлая смерть» (с. 24).
5 Большой толковый словарь русского языка / под
ред. С.А. Кузнецова. СПб.: Норинт, 1998. С. 215.
Блокадники в воспоминаниях постоянно описывают и сравнивают не только голод и обстрелы, но и смерть от них. Смерть от голода при этом ощущается как более мучительная: для многих жителей блокадного города голод оказывается гораздо страшнее бомб и снарядов.
Перманентный голод провоцировал разного рода отклонения от здорового состояния, которые также определяют специфику блокадного голода. Мотив больного и страдающего тела, доставляющего человеку физические и психологические муки, проходит едва ли не через все блокадные тексты. Безусловно, в эго-документах описываются и травмы, полученные в результате военных действий (например, ранение снарядом, ранение при взрыве бомбы), однако подробнее всего описаны именно болезненные изменения, происходившие с людьми из-за голода: «то, что делалось в результате голода, это было особенно ужасно, как менялся облик человека» (с. 49). Блокадный голод, действительно, представлял собой явление исключительное, поэтому блокадная травма, вызванная голодом, заслуживает отдельного описания.
Неслучайно в текстах Л.Я. Гинзбург неоднократно встречается полутерминологическое словосочетание голодная травма: «Не сразу Эн понял, почему каждый день на работе часу во втором им овладевает странное болезненное состояние. Потом он догадался -это торопливость, один из оборотней голода или голодной травмы» («Вокруг «записок блокадного человека»6). С одной стороны, пример иллюстрирует восприятие блокадным человеком чувства голода как болезни, однако, с другой стороны, терминологический характер лексемы травма заставляет обратиться к более широкому пониманию слова и концепции, за ним стоящей.
В современной психиатрической литературе «термин «травма» понимается как рана не на теле, а в сознании» [10, с. 122]. Раскрывая этот тезис, Р. Айерман отмечает, что «травма отсылает к реальному событию, физическому или эмоциональному удару, который поражает все чувства и против которого
6 Гинзбург Л.Я. Записные книжки. C. 739.
Неофилология / Neofilologiya = Neophilology Ш 2023;9(1):31-42 ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology-eng/
сознание и тело не могут защититься» [10, с. 122]. В связи с обращением к военной действительности особое значение приобретают феномены коллективной и индивидуальной травмы: «нанесенные раны в той же степени коллективны и социальны, в какой они индивидуальны. Индивидуальная и коллективная травмы могут рассматриваться как усиливающие одна другую, обостряющие шок и чувство потери» [10, с. 123]. Иллюстрации к данным рассуждениям регулярно обнаруживаются в текстах Л.Я. Гинзбург: «На фоне всеобщей, общегородской эволюции каждый проделывал свой собственный путь - от непонимания и легкомыслия до голодной травмы. Индивидуальное притом было включено в групповое, в типические реакции разных пластов населения на трагедию еды» («Записки блокадного человека»7). (Ср. перекликающуюся с идеями Л.Я. Гинзбург современную концептуализацию травмирующего опыта: «травма - это одновременно и конструкт, и реальность; важный способ обозначения и переживания трудного опыта, ответ на вызовы социальности в определённую эпоху»8.)
Именно в связи с широким пониманием голода как культурной и одновременно индивидуальной, превращающейся в блокадную болезнь, травмы, в тексте подчёркивается различие между «обыкновенным» чувством голода и голодом, который испытывает «травмированный» блокадой человек: «Мотивировка обыкновенным чувством голода -это нечто оздоровляющее, успокоительное. Как раз в этот час оно начинает обостряться. Но травмированный человек плохо переносит желание есть; оно, в свою очередь, порождает томление и страх» («Вокруг «записок блокадного человека»9).
Дистрофия. Лексема дистрофия, а также дериваты дистрофический и дистрофик широко представлены в блокадных текстах. Дистрофия настолько глубоко проникает в жизнь ленинградцев, что в текстах блокадни-
7 Гинзбург Л.Я. Записные книжки. C. 647.
8 Миськова Е.В. Травма // Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности / под ред. П. Аронсон. М.: Individuum, 2022. С. 237.
9 Гинзбург Л.Я. Записные книжки. C. 739.
ков отмечаются некоторые лексические особенности блокадной речи. Одна из них - эв-фемизация реалий голода: «Эвфемистич-ность в том, что реалии голода обозначаются неподходящими словами, словами, которые нельзя наложить без остатка: «каша - это вещь», «одуматься» - в применении к каше» («Записки блокадного человека»10).
Другая характеристика блокадной речи -то языковое явление, которое сама Л.Я. Гинзбург назвала «голодной фразеологией»: «И сразу же маниакально немотивированное возобновление темы открытия, темы двух каш, съедаемых подряд. Опять вся прямота голодной фразеологии («бываю сыта...»11)». Катастрофический голод неизбежно влечёт за собой телесные трансформации. Изменения чаще всего были вызваны болезнями, преимущественно - дистрофией: «Старшей, Лоре, было тринадцать лет, и она лежала в голодном параличе, дистрофия была жуткая» (с. 49). Само прилагательное голодный неоднократно употребляется для описания симптомов дистрофии, например, словосочетание голодный понос встречается сразу в трёх частях «Блокадной книги».
Разумеется, что блокадный голод влечёт за собой телесные трансформации. Часть из них касается конкретных физиологических внешних изменений:
- цвет кожи («И вот приходит - лицо серо-зелёное такое» (с. 30); «Вот и сейчас он в пальто, опухший, бледный, кожа да кости, только две чёрные бусинки-глазки говорят ещё о прежнем розовом Шурике» (с. 183); «Это очень страшно: затемнённые квартиры, замёрзшие, совершенно жёлтые, опухшие люди» (с. 74),
- телосложение («Он был такой ужасный, такой грязный, тощий» (с. 30); «Был он худой, истощённый, и, может, оттого так быстро голод одолел его» (с. 290).
Другие трансформации касаются общего впечатления от физического состояния человека, некий взгляд (со стороны или на самого себя) на травмированного голодом человека:
10 Там же. С. 705.
11 Там же.
2023;9(1):31-42 Ш Неофилология / №оШо^уа = Neophilology
КБЫ 2587-6953 (Print), КБЫ 2782-5868 (ОпНпе) Ш http://joumals.tsutmb.ru/neophilology.html
- «Экспедитор замахала руками, заохала, из её крика поняли, что конфеты везут в детский дом, да и мы, два заморыша, были хорошей иллюстрацией» (с. 163);
- «И вот как сейчас помню, тощие мы все какие-то, маленькие, заморенные дети, и такой же фокусник-мужчина: пиджак на нём болтается, горло шарфом повязано» (с. 174);
- «И все такие дряблые-дряблые были» (с. 25).
Для описания тела блокадного человека нередко используются сравнения, причём в качестве объекта сравнения чаще всего выступают соматизмы:
- «Я говорю: «Вы посмотрите на неё!» А она: «Да нет, румяный ребёнок!» - «Вы не смотрите на лицо, у неё же руки, ноги как плети!» (с. 46);
- «У мамы пухли ноги и стали твёрдыми, как камень» (с. 307);
- «Ноги были как тумбы, вот такое опухшее лицо, глаза - щёлки» (с. 44).
Симптомы дистрофии были разными. Так, в нескольких текстах отмечается, что в теле человека не оставалось мышц или жирового слоя, поскольку их сжирал голод, уничтожала дистрофия. Люди ощущали не только внешние трансформации тела, но и внутренние: утрату соединительных тканей, органов:
- «Например, одна женщина-врач рассказала о себе, что ходила по улицам «всегда мокрая», как ребёнок: голод сожрал все мышцы» (с. 25);
- «Алиментарная, третьей степени, дистрофия - это не только скелет без мышц (даже сидеть человеку больно), это и пожираемый желудком мозг» (там же);
- «Люди превращались в каких-то, знаете ли, стариков, потому что уничтожался жировой слой, и, значит, все мышцы были видны и сосуды тоже» (там же).
Одновременно в проанализированных блокадных текстах широко употребляется глагол опухать и его дериваты, что также указывает на симптоматику блокадной дистрофии. (Ср.: «А ведь он уже пухнет», - говорят про него, но он ещё не знает об
этом»12.) Ощущения от опухания (болезненного состояния, вызванного длительным недоеданием) концентрировались внутри организма человека, во внутренних органах: «Я опух, каждая клетка моей ткани содержит воды больше, чем нужно. Распухли все, следовательно, внутренние органы» (дневник Юры Рябинкина)13. Для описания опухания использовался и медицинский термин водянка: «Юра уже и сам не верит, что кому-то он нужен вот такой - сонно-вялый от водянки, обовшивевший» (с. 363). Прилагательное сонно-вялый иллюстрирует изменение в поведении человека, вызванное водянкой.
Данные примеры описывают те изменения, которые происходят с человеческим телом в результате двух самых страшных заболеваний блокадного города - дистрофии или водянки. Главным образом перечисленные сравнения указывают на изменение объёмов тела: последствия дистрофии сопряжены с его уменьшением, а водянки, напротив, с увеличением, «утяжелением».
Возраст и пол. Внешнее проявление дистрофии, главной блокадной болезни, не сводилось к одному лишь изменению объёма тела. Часто дистрофия искажала реальный возраст человека, о чём вспоминают многие блокадники:
- «Как видите по фотографии, это не тринадцатилетняя девочка, скорее старуха» (с. 10);
- «Помню, когда привозили детей, они часто уже есть не могли, так были истощены. Меня поразило и то, что в три с половиной года дети стали совершенно взрослыми... Это было страшно» (с. 133);
- «Сейчас все мы старики. Независимо от возраста. Наши тела и чувства живут ритмом старости...» (с. 334);
- «Дети-старички, безулыбчивые, молчаливые, вялые, все понимающие и ничего не понимающие» (с. 163).
Особенно очевидными были внешние изменения детей, которые визуально становились похожими на стариков. Наиболее ярко данный процесс отразился в оксюморон-
12 Гинзбург Л.Я. Записные книжки. С. 615.
13 Детская книга войны. Дневники 1941-1945 гг. М.: «Аргументы и факты», 2015. С. 63.
Неофилология / Neofilologiya = Neophilology Ш 2023;9(1):31-42 ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology-eng/
ном определении, выраженном приложением: дети-старички.
Визуально искажался не только возраст блокадников, но иногда и такая базовая составляющая телесности, как половая принадлежность: «Я уже настолько похудела, что на ногах совершенно не было тела. Груди - как у мужчины, одни соски» (с. 319). В данном случае соматизм грудь выступает маркером пола, однако в другом примере половую идентичность маркирует голос, который также подвергся изменениям в связи с голодом: «Жёлтое лицо, остановившийся взгляд, заметно терялся голос, нельзя было по голосу судить - мужчина это или женщина, дребезжащий голос, существо, потерявшее возраст, пол...» (с. 49).
В телесности блокадного человека сильно искажены не только достаточно подвижные возрастные, но и базовые биологические (гендерные) параметры человеческого тела.
Походка. Ещё более это изменение раскрывает следующий пример: «Каждое движение происходило замедленно. Медленно поднимались руки, медленно шевелились пальцы. Никто не бегал, ходили медленно, с трудом поднимали ногу» (с. 29). Фрагмент интересен тем, что в нём дана характеристика не внешних изменений частей тела, а изменений в движении, замедленность которого влияла на подвижность отдельных частей тела: рук, пальцев, ног. В другой главе «Блокадной книги» описанию походки уделено особое внимание, так как и она стала отличительной чертой жителей осаждённого города: «Никогда я и нигде не видела и не слышала, чтобы человек шёл так, как в блокаду: человек шёл так, как против ветра идут, понимаете, вот наклонившись всем корпусом вперёд, чтобы не упасть, тяжело вот так переставляя ноги! Почти все так ходили» (с. 41). Походка блокадников была особенной не только за счёт замедленности, но и за счёт наклона корпуса вперед, что, по-видимому, облегчало передвижение ослабленных людей.
Не только тело, но даже его специфическое расположение в пространстве маркирует телесность блокадного человека.
Психика. Интерес представляет также и феномен блокадной телесной памяти, обу-
словленной голодом: «Осталось у нас с мужем ещё до сих пор чувство пережитого голода во рту. Он иногда говорит: «Есть не хочется, но горят зубы, это всё блокада, будь она неладна!» И мне есть не хочется, но ноет язык» (с. 23). Память о пережитом голоде как бы концентрируется в отдельных соматиз-мах: рот, зубы, язык. При этом сами ощущения, возникающие в этих частях тела, также не являются типичными для привычного облика голода, но концептуализируют блокадный голод как состояние особого рода: «зубы горят», «язык ноет».
Голод, безусловно, оказывал влияние и на психическую сферу человека. Из многочисленных примеров можно видеть, что основными каналами воздействия голода на психику становятся ум (голова, мозг) и чувства. В первом случае главной характеристикой, описывающей воздействие голода на психику человека, становится лексема безумие, а также словообразовательно и семантически родственные ей единицы:
- «Работа заглушала непрестанные, доводящие до безумия мысли о еде» (с. 77);
- «Мальчики и девочки рвали, стригли бумажки, сидели, покачиваясь из стороны в сторону, что-то ковыряли непрерывно, методично, стараясь как-то заглушить сводящее с ума чувство голода» (с. 15);
- «Ну вот, эта Нина прямо, знаете, как ненормальная от голода, прямо не знаю что» (там же);
- «Мать издёргалась до предела - на грани голодного безумия» (с. 363).
Следует отметить, что голод лишает человека возможности воспринимать мир на прежнем уровне ощущений, делает бесчувственным:
- «Жестокая правда обстоятельств, условий, беспощадная правда чувств (и голодного бесчувствия) мучит и поныне блокадника» (с. 56);
- «Мы ложимся спать под звуки сирены, под вой зениток, под звуки обстрелов, и мы засыпаем без усилий, от физической усталости, от привычки засыпать в эти часы, и будит нас только сила звука. Разумом мы знаем, что опасность нам угрожает, но чувство молчит» (с. 367).
2023;9(1):31-42 Ш Неофилология / Neofilologiya = Neophilology
^БЫ 2587-6953 (Print), ТББК 2782-5868 (ОпНпе) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology.html
Дистрофия крайне жёстко влияет на психику человека: «У дистрофиков нет страха» (с. 132). Дистрофия, вызванная голодом, -это физиологическое состояние, однако оно способно вносить изменение в психическую сферу человека, заглушать чувства, притуплять ощущения. При этом важно, что дистрофия блокирует не только эмоции, но и телесные сигналы. Так, словосочетание атрофия аппетита, основанное на медицинской метафоре, свидетельствует не об отсутствии аппетита как таковом, а об его патологическом исчезновении. Голод сказывается также и на умственном, когнитивном состоянии человека: «Многие от голодного или полуголодного состояния отупели или поглупели» (с. 388).
Примечательно, что травмирован человек был не только физически, но и духовно, морально: «Как скоро может скатиться человек с вершин культуры до своего первобытного звериного состояния!» (с. 143). В тексте «Блокадной книги» встречается словосочетание моральная дистрофия, построенное на метафорическом переносе: «Вот в чём он ищет точку опоры, чтобы удержаться, не соскользнуть в бездну - от физической дистрофии к моральной» (с. 302). Нельзя отрицать, что голодная травма включает в себя не только физические увечья, не только проявления блокадных болезней и голода как такового, но и нравственные муки, моральные терзания: «Человек открывался в своём несовершенстве, он был унижен физически, он нравственно оказывался уязвим» (с. 303). Причастие унижен важно для понимания внутреннего состояния человека, так как унижен он не только физически, но и морально и, главное, унижен самим голодом: «В иссушенном организме душа, страдающая и униженная голодом, тоже искала себе пищи» (с. 73).
Специфика восприятия и описания телесности блокадного ленинградца связана с неминуемым, жесточайшим влиянием состояния умирающей телесной оболочки на психику и дух человека.
Зимняя травма и отчуждение тела. Наряду с голодной травмой в «Записках блокадного человека» описывается другая кол-
лективная травма - лютый холод, неоднократно называемый Л.Я. Гинзбург зимней травмой: «Сейчас, когда люди оказались в первобытной зависимости от течения суток, от температуры, от света, - чувство умирания дня особенно конкретно. В разгаре белых ночей - это зимняя травма, страшно цепкая, как все травмы этой зимой» («Вокруг «записок блокадного человека»14); «В этом была жадность и нервность временного состояния перед второй зимой, думать о которой не хватало храбрости; была в этом зимняя травма неснимаемой одежды» («Записки блокадного человека»15).
Травма неснимаемой одежды, о которой писала Л.Я. Гинзбург, раскрывается и в «Блокадной книге»: «Я побежала в магазин и успела ещё захватить простые хлопчатобумажные, причём чёрные, чулки в резинку. Сколько там было, не помню, кажется, шесть пар, я купила и все шесть пар на себя надела. И вот так эти шесть пар не снимались. Представляете, чёрные чулки, шесть пар не снимались - это чтобы от холода спастись!» (с. 63). Безусловно, неснимаемая одежда служила ещё одним средством спасения ленинградцев, но теперь уже не от голодной смерти, а от замерзания насмерть.
«Зимняя травма» обусловлена памятью тела о блокадной зиме, главным образом описанной с помощью слов, обозначающих физические характеристики, воспринимаемые человеческим организмом: температура, свет. Однако взаимоотношения организма с внешним миром выстраиваются гораздо сложнее, чем обработка информации, поступающей извне: «тело создаёт новые связи внутри самого себя и творит мир в процессе познания» [11, с. 48]. Из этого следует, что исключительным телесный опыт блокадного человека формируют не холод и темнота как таковые, а замурованное тело: «Месяцами люди - большая часть жителей города - спали не раздеваясь. Они потеряли из виду своё тело. Оно ушло в глубину, замурованное одеждой, и там, в глубине, изменялось, перерождалось» («Записки блокадного челове-
14 Гинзбург Л.Я. Записные книжки. С. 741.
15 Там же. С. 616.
Неофилология / Neofilologiya = Neophilology Ш 2023;9(1):31-42 ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology-eng/
ка»16). Данный фрагмент иллюстрирует связь зимней травмы и памяти о телесных ощущениях блокадного человека, а само тело становится территорией, на которой время оставляет безжалостные следы произошедших с человеком событий.
Человек будто переставал ощущать собственное тело, забывал его, о чём свидетельствует, например, следующий фрагмент из «Блокадной книги»: «Другие вспоминают это редчайшее весною 42-го чудо - случайную баню. И про то, каким себя человек вдруг осознавал, ощущал, когда заново видел своё и другие нагие тела» (с. 73). В этом примере описан процесс, который Л.Я. Гинзбург в «Записках блокадного человека» назвала «отчуждением тела»: «Зимой, пока люди открывали в себе кость за костью, совершалось отчуждение тела, расщепление сознательной воли и тела как явления враждебного внешнего мира»17.
Действительно, раскрывая понятие отчужденного тела, Л.Я. Гинзбург описывает параллельную ситуацию - эпизод, когда человек, моясь, заново видит своё тело, «встречается» с ним: «Самые жизнеспособные иногда мылись, меняли бельё. Тогда уже нельзя было избежать встречи с телом. Человек присматривался к нему со злобным любопытством, одолевающим желание не знать. Оно было незнакомое»118.
Отчуждённость собственного тела -один из специфических атрибутов телесного самовосприятия блокадника.
Труп. Вербализацию ещё более выраженных телесных изменений, не связанных с той или иной отдельной характеристикой человека, а определяющих его в целом, можно проследить на примере употребления лексемы труп: «Менялся облик, лицо, человек был вроде движущегося трупа, а известно, что труп - это зрелище тяжёлое. Эти жёлтые лица очень страшны, причём заметно остановившийся взгляд» (с. 49). Данный пример интересен в первую очередь тем, что содержит в себе лексемы, которые в совокупности создают ассоциативно-семантическое поле
16 Гинзбург Л.Я. Записные книжки. С. 615.
17 Там же. С. 614.
18 Там же. С. 614.
«Труп». Среди них можно отметить уже упомянутые ранее характеристики цвета лица (жёлтые лица) и описание взгляда (остановившийся взгляд), а также контекст употребления соматизма глаза: А глазки их были настолько мёртвые, знаете, даже никакого блеска не было, мёртвые глаза, как стеклянные, если можно так выразиться (с. 168). Стеклянные глаза - метафорическое описание того же остановившегося, застывшего взгляда. Внешность блокадников, как следует из приведённых фрагментов, была схожа с внешностью мертвецов, поэтому и при описании внешности ленинградцев регулярно встречаются слова труп, мёртвый, мертвец:
- «Впечатление, что язык совсем размяк, вата какая-то. Не могу ни шевельнуться, ничего. Просто трупом была» (с. 164);
- «Вот смотрите, какие волосы и какое лицо, совсем как у мёртвой» (с. 193).
Таким образом, одним из важнейших векторов концептуализации телесности блокадника, живущего на пределе человеческих возможностей, становится постоянное сопоставление с неодушевлённым (мёртвым) телом.
Смерть и предсмертное состояние. Другая особенность, которую неоднократно отмечали блокадники, - «обострившееся чувство смерти»: «То ли это особенность гибели от дистрофии, от голода, то ли обострившееся чувство смерти, которой так много было крутом, но известно было в то время, что многие точно ощущали момент её приближения. Как будто слышали её подход, видели её» (с. 81). Людям казалось, что они знают, когда настанет пора умирать. В следующих примерах также реализуется эпи-стемическая модальность 'знание':
- «Знаешь, что с каждым днём твои силы иссякают, что ты изнемогаешь от недоедания день ото дня всё больше и больше, и дорога к смерти, голодной смерти, идёт параболой с обратного её конца, что чем дальше, тем быстрее становится этот процесс медленного умирания.» (с. 350);
- «Ослабевши, лежал беспомощным полумертвецом, покуда жизнь не оборвалась окончательно. Я знала, что не сегодня-завтра упаду» (с. 376).
2023;9(1):31-42 Ш Неофилология / Neofilologiya = Neophilology
^БЫ 2587-6953 (Print), ТББК 2782-5868 (ОпНпе) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology.html
Последний пример интересен ещё и определением человека, находящегося в пограничном состоянии - он назван полумертвецом, чья жизнь не оборвалась окончательно. Использование наречия окончательно, как и приставки полу-, обусловлено ощущениями человека, находящегося в пограничном состоянии, в стадии умирания, на пороге смерти.
Смерть в блокадных нарративах часто выступает объектом страха. Л.Я. Гинзбург даже высказывает мысль о том, что смерть, поскольку она недоступна опыту, равна эмоции страха: Она (смерть) - абстракция небытия или эмоция страха («Записки блокадного человека»19). Кроме смерти, в тексте представлены и другие объекты страха, связанные с тем или иным состоянием тела: страх голода, страх холода. Специфика объекта страха, а именно отнесённость его к области физиологических реакций на внешние условия, указывает на связь психической и физиологической сфер человеческого существования и также способствует созданию телесности и образа телесного человека на страницах блокадных эго-текстов.
Особенно подробно на страницах исследуемых документов описано предсмертное состояние. Ленинградцы часто описывали сам процесс умирания, подчёркивали его отличие от смерти как таковой: «Умереть не трудно, умирать очень тяжело.» Очевидцами неоднократно отмечается, что блокадная смерть, смерть от голода, была тихой. Прилагательное тихий и наречие тихо встречаются в рассказах нескольких жителей Ленинграда:
- «Такой тихой смертью умирали, так спокойно.» (с. 76);
- «Дорогой папочка! Пишу я вам это письмо во время моей болезни когда думала, что я умру и пишу из-за того что я жду смерть, а потому что она приходит сама неожиданно и очень тихо. В моей смерти прошу никого нивинить. (В тексте ничего не правим. - А. А., Д. Г.)» (с. 179);
- «Массовый голод - это тихие смерти: сидел и незаметно уснул, шёл - остановился,
19 Гинзбург Л.Я. Записные книжки. С. 629.
присел. Многие наблюдали, запомнили жуткую «тихость» голодных смертей» (с. 41).
С другой стороны, на двоякость представлений о голодной смерти указывают следующий примеры:
- «Видела я и последнюю агонию человека: человек карабкался, не мог встать, цеплялся за стенку» (с. 173);
- «Но так как умирать от голода очень мучительно, то придётся как-то по-другому умирать. Ты убьёшь меня, а потом и сам.» И говорит это М. Ф., моя жизнерадостная, любящая жизнь жена-друг.» (с. 290);
- «Паника перед голодом, голодным безумием и мучительным умиранием часто губила прежде самой смерти» (с. 280).
В этих примерах предсмертное состояние описывается мучительным, заставляющим человека агонизировать, более пугающим, чем сама смерть.
Рассмотренные примеры позволяют заключить, что для блокадного человека смерть и умирание воспринимались как два разных этапа ухода из жизни. Наступающая голодная смерть (умирание) воспринималась ленинградцами одновременно тихой и мучительной. Люди боялись умирания больше, чем самой смерти. Смерть же, в свою очередь, у многих блокадников не была сопряжена с привычным для неё спектром негативных эмоций: люди могли радоваться тому, что человек умер недалеко от морга, продолжительное время жить с мертвецами в одной квартире, не обращать внимания на лежащие на улице трупы. Более того, живые люди в картине мира блокадного человека также сравнивались с трупами, полумертвецами, что ещё раз подчёркивает уникальное физическое состояние блокадного человека -жизнь на минимальном пределе.
ВЫВОДЫ
Итак, проведённое исследование позволяет утверждать, что для блокадных нарра-тивов характерна особая концептуализация человеческого тела и телесности. Трансформации голодного, больного, травмированного, замерзающего, умирающего тела описаны в эго-документах жителей блокад-
Неофилология / Neofilologiya = Neophilology Ш 2023;9(1):31-42 ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology-eng/
ного Ленинграда с невероятной степенью подробности. С одной стороны, эти автобиографические описания становятся фиксирующим документом эпохи, с другой - попыткой избавиться от сильнейшей травмы, вербализовать чудовищный опыт проживания на грани жизни и смерти, концептуализировать сложнейшие связи телесного и психического, духовного. «К словам обращались, что-
бы преодолеть безмолвное, невыраженное, разрушительное отвращение к дистрофическому телу (равно своему и чужому), к страху, хаосу» [5, с. 11-12].
Таким образом, обращение к человеческой телесности становится ключевым для анализа блокадных нарративов - текстов разных жанров, написанных разными авторами и в разные годы блокады.
Список источников
1. Соболев Г.Л., Ходяков М.В. Противоборство жизни и смерти: некоторые итоги изучения истории блокады Ленинграда // Новейшая история России. 2021. № 2. С. 294-323. http://doi.org/10.21638/11701/spbu24.2021.201, https://elibrary.ru/xxqwgw
2. Яров С.В. Блокадная этика: представления о морали в Ленинграде в 1941-1942 гг. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2021. 590 с. URL: https://spirech.org/b/src/1649673681086-0.pdf
3. «Я знаю, что так писать нельзя»: Феномен блокадного дневника / сост. А.Ю. Павловская. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2022. 462 с.
4. Блокадные нарративы / сост.: П. Барскова, Р. Николози. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 330 с.
5. Барскова П. Седьмая щелочь: тексты и судьбы блокадных поэтов. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха,
2020. 224 с.
6. Рудова Ю.В. Лингвокультурная специфика репрезентирования телесности (на примере русского и английского юмористического дискурса) // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2022. № 1. С. 90-99. https://doi.org/ 10.37482/2687-1505-V158, https://elibrary.ru/gzaddr
7. Воронина Т. Рец.: Alexis Peri. The war within: diaries from the siege of Leningrad. Cambridge, Ma: Harvard University Press, 2017 // Laboratorium: журнал социальных исследований. 2017. № 3. С. 169-172. https://elibrary.ru/ytxldb
8. Симоненко В.Б., Магаева С.В. Основы выживания в блокадном Ленинграде с позиции саногенеза // Клиническая медицина. 2014. № 2. С. 5-14. https://elibrary.ru/rvmlet
9. Косенко Л.В. Психологические последствия голода на примере людей, переживших блокаду Ленинграда // Здоровье - основа человеческого потенциала: проблемы и пути их решения. 2014. Т. 9. № 2. С. 522-523. https://elibrary.ru/vqdjff
10. Айерман Р, Хлевнюк Д. Социальная теория и травма // Социологическое обозрение. 2013. Т. 12. № 1. С. 121-138. https://elibrary.ru/qzvgmj
11. Морина Л.П. Когнитивные аспекты телесности // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. Философия. Культурология. Политология. Право. Международные отношения. 2013. № 4. С. 46-52. https://elibrary.ru/ruwgsl
References
1. Sobolev G.L., Khodyakov M.V. The confrontation between life and death: some results of studying the history of the siege of Leningrad. Noveishaya istoriya Rossii = Modern History of Russia, 2021, no. 2, pp. 294323. (In Russ.) http://doi.org/10.21638/11701/spbu24.2021.201, https://elibrary.ru/xxqwgw
2. Yarov S.V. Blokadnaya ehtika: predstavleniya o morali v Leningrade v 1941-1942 gg. [Siege Ethics: Ideas about Morality in Leningrad in 1941-1942]. St. Petersburg, European University Press at Saint-Petersburg,
2021, 590 p. (In Russ.) Available at: https://spirech.org/b/src/1649673681086-0.pdf
3. Pavlovskaya A.Yu. «Ya znayu, chto takpisat' nel'zya»: Fenomen blokadnogo dnevnika ["I Know is Impossible Write like that": The Phenomenon of the Siege Diary]. St. Petersburg, European University Press at Saint-Petersburg, 2022, 462 p. (In Russ.)
4. Barskova P., Nikolozi R. Blokadnye narrativy [The Narrative of the Siege]. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2017, 330 p. (In Russ.)
2023;9(1):31-42 Ш Неофилология / Neofilologiya = Neophilology
ISSN 2587-6953 (Print), ISSN 2782-5868 (Online) Ш http://journals.tsutmb.ru/neophilology.html
5. Barskova P. Sed'maya shcheloch': teksty i sud'by blokadnykhpoehtov [The Seventh Alkali: Texts and Fates of Blockade Poets]. St. Petersburg, Ivan Limbakh Publishing House, 2020, 224 p. (In Russ.)
6. Rudova Yu.V. Linguocultural features of body representation (exemplified by the Russian and English humorous discourse). Vestnik Severnogo (Arkticheskogo) federal'nogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye i sotsia'nye nauki = Vestnik of Northern (Arctic) Federal University. Series: Humanitarian and Social Sciences, 2022, no. 1, pp. 90-99. (In Russ.) https://doi.org/10.37482/2687-1505-V158, https ://elibrary.ru/gzaddr
7. Voronina T. Review: Alexis Peri. The war within: diaries from the siege of Leningrad. Cambridge, Ma, Harvard University Press, 2017. Laboratorium: zhurnal sotsial'nykh issledovanii = Laboratorium: Russian Review of Social Research, 2017, no. 3, pp. 169-172. (In Russ.) https://elibrary.ru/ytxldb
8. Simonenko V.B., Magaeva S.V. Fundamentals of survival in sieged Leningrad from the standpoint of sano-genesis. Klinicheskaya meditsina = Clinical Medicine (Russian Jornal), 2014, no. 2, pp. 5-14. (In Russ.) https ://elibrary.ru/rvmlet
9. Kosenko L.V. Psychological effects of starvation on the example of the people who survived the siege of Leningrad. Zdorov 'e - osnova chelovecheskogo potentsiala: problemy i puti ikh resheniya [Health is the Basis of Human Potential: Problems and Ways to Solve them], 2014, vol. 9, no. 2, pp. 522-523. (In Russ.) https://elibrary.ru/vqdjff
10. Aierman R, Khlevnyuk D. Social theory and trauma. Sotsiologicheskoe obozrenie = Russian Sociological Review, 2013, vol. 12, no. 1, pp. 121-138. (In Russ.) https://elibrary.ru/qzvgmj
11. Morina L.P. Kognitivnye aspekty telesnosti [Cognitive aspects of corporality]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 6. Filosofiya. Kul 'turologiya. Politologiya. Pravo. Mezhdunarodnye ot-nosheniya = Vestnik of Saint-Petersburg University. Series 6. Philosophy. Cultural Studies. Political Science. Law. International Relationships, 2013, no. 4, pp. 46-52. (In Russ.) https://elibrary.ru/ruwgsl
Информация об авторах
Ефремов Валерий Анатольевич, доктор филологических наук, доцент, профессор, заведующий кафедрой русского языка, Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация, https:// orcid.org/0000-0002-0247-706X, valef@mail.ru
Вклад в статью: концепция исследования, научное консультирование, общая концепция статьи, анализ полученных результатов, обработка результатов исследования, написание и редактирование статьи.
Попович Дарья Алексеевна, магистр в области педагогического образования, старший преподаватель, ООО «Юмакс», г. Москва, Российская Федерация, darya.popovich@maximumtest.ru
Вклад в статью: анализ литературы, подбор первичного материала, обобщение опыта исследователей, сбор данных, анализ данных, обработка материала, написание части текста статьи.
Конфликт интересов отсутствует.
Поступила в редакцию 05.10.2022 Поступила после рецензирования 16.01.2023 Принята к публикации 17.02.2023
Information about the authors
Valerii A. Efremov, Doctor of Philology, Associate Professor, Professor, Head of Russian Language Department, Herzen State Pedagogical University of Russia, Saint Petersburg, Russian Federation, https://orcid.org/0000-0002-0247-706X, valef@mail.ru
Contribution: study conception, scientific consulting, manuscript general conception, obtained results analysis, research results processing, manuscript drafting and editing.
Daria A. Popovich, Master of Pedagogical Education, Senior Lecturer, Umax LLC, Moscow, Russian Federation, darya. popovich@maximumtest. ru
Contribution: literature analysis, source material acquisition, synthesis of previous research experience, data acquisition, data analysis, manuscript part drafting.
There is no conflict of interests.
Received: October 05, 2022 Revised: January 16, 2023 Accepted: February 17, 2023
