CC BY
0
Научная статья УДК 81'42
DOI 10.18522/2072-0181-2024-117-88-94 ВЕРБАЛИЗАЦИЯ ЭМОТИВНОГО КОДА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ: ПРАГМАСЕМАНТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ А.П. ЧЕХОВА «ДУЭЛЬ»)
А.И. Трубкина
VERBALIZATION OF THE EMOTIVE CODE IN A LITERARY TEXT: PRAGMATIC AND SEMANTIC ASPECT (BASED ON THE NOVEL "DUEL" BY A.P. CHEKHOV)
A.I. Trubkina
Изучение эмотивности как одной из функционально-семантических категорий, определяющих структуру художественного текста, приобретает актуальность в связи с утверждением антропоцентрической парадигмы в современной науке о языке. Сама мысль о выражении эмоций в языковом сознании и собственно их вербализации, разумеется, не нова. Исследования эмотивного компонента семантики языковых единиц позволяют многоаспектно раскрыть частные вопросы основной проблемной сферы лингвистики - связи языка и мышления. Когнитивная лингвистика опирается на ставший аксиоматическим постулат о центральной роли эмоций в формировании и функционировании языковой личности как таковой. Сейчас уже ясно, что любые высказывания имеют эмотивные компоненты, а любые лексические единицы потенциально эмотивны. Мы согласны с В.И. Шаховским: «Поскольку лингвистика - это наука о языке, его взаимодействии с обществом и о том, как человек пользуется языком, вопрос о языковых эмоциях / об эмоциональном языке человека уже давно не вызывал никаких сомнений» [1].
Изучение эмотивности в ее различных проявлениях характеризуется растущим интересом к этой проблемной сфере со стороны представителей различных гуманитарных дисциплин - философии, психологии, лингвистики. Значимые работы в сфере науки о языке [1-6]
Трубкина Анна Ивановна - кандидат филологических наук, доцент кафедры теории языка и русского языка Южного федерального университета, 344006 г Ростов-на-Дону, пер. Университетский 93, ауд. 4, e-mail: aitrubkina@sfedu.ru, т. 8(863)2408209.
дополняют знания об эмоциях: в частности, выяснено, что основу эмоций составляет оценочная деятельность индивида и лингвокультурного коллектива, при этом эти оценки суть результат обобщенного опыта систематизации видовых эмоций.
Релевантность эмоций окружающей действительности позволяет оценивать их как своего рода «внутренние сигналы», обеспечивающие маркированность в языке типовых, базовых в эмоциональном отношении ситуаций. Такие ситуации имеют позитивную или негативную оценку в восприятии носителей языка, эта оценка может быть спроецирована на другие, сходные с базовыми, эмотивные ситуации. Также лингвисты сходятся во мнении об эмоциях как мотивационной основе любой деятельности человека, в том числе, и речевой, т. к. эмоции - и часть объективной действительности, отражаемой языком, и конституенты языковой картины мира, участвующие в ее формировании. Поэтому с уверенностью можно говорить об эмотивности как о форме семантической интерпретации мира, а поскольку эмоции так или иначе воздействуют на адресанта и адресата сообщения, то очевиден и прагматический характер эмотивности. Таким образом, прагмасемантический аспект изучения эмотивности и эмотивного кода в художественном тексте вполне правомерен и обладает обширным эвристическим потенциалом.
Anna Trubkina - Southern Federal University, 93, Uni-versitetskiy lane, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: aitrubkina@ sfedu.ru, t +7(863)2408209.
Эмоциям присваивается в процессе развития языка соответствующий языковой знак с конкретными прагматическими свойствами [7], что оказывает влияние на формирование эмо-тивного кода. Эмотивность последовательно изучается как лингвистическая [8] и функциональная [9] категория, исследователями описываются характеристики и параметры эмотивных средств в разных типах дискурса и текста [10-12], в том числе, и в тексте художественном [13]. Эмотив-ный код трактуется также с позиций выявления и описания процесса метафоризации в ее разнообразных функциях в плане эмоциогенности метафоры [14; 15].
Цель настоящего исследования определяется необходимостью уточнения прагмасеман-тических характеристик эмотивности в художественном тексте, получающей объективацию на разных текстовых уровнях. Материалом исследования избран текст повести А.П. Чехова «Дуэль» (1891) как содержащий репрезентативные контексты реализации эмотивного кода художественного текста. Задачи исследования заключаются в лингвистическом анализе вербальных маркеров эмотивного кода в художественном тексте, в определении прагмасемантических особенностей эмотивности и ее роли в реализации авторского замысла. Методы исследования составили целостный комплекс, определяющими методами являются метод лингвистической интерпретации, компонентный и контекстуальный анализ, а также текстологический анализ.
Любой художественный текст по своей сущности является эмотивным, однако сама по себе текстовая эмотивность все еще остается весьма лабильной в своих границах категорией, для которой отсутствует единая дефиниция, которая безоговорочно была бы принята всеми исследователями. Механизмы вербализации эмоций на уровне текста изучены явно недостаточно, что также обусловливает и несформированность понятийного аппарата при изучении эмотивного кода. В настоящее время очевидно, однако, что в самом общем виде под эмотивным кодом понимают всю совокупность лингвистических механизмов, способов и приемов выражения эмо-тивности, посредством которых осуществляется эмоциональное воздействие на адресата текста (читателя). Адресат в идеале должен адекватно интерпретировать художественные смыслы, опираясь на собственный духовный опыт и на общие с адресантом (автором) фоновые знания о явлениях внешнего и внутреннего мира.
Художественный текст реализует эмоциональные интенции самого автора, и такие интенции закреплены в текстовых и языковых единицах. Прагматика художественного текста формируется при этом не только за счет целенаправленного воздействия автора на читателя, прежде всего, посредством транслируемых эмоций (собственных и персонажных), но и через эмоциональные реакции самого читателя, которые вызваны психологическим резонансом от восприятия событий, поступков и характеров персонажей. Массив текстовых и языковых единиц, которые в своей совокупности и определяют эмотивный код художественного текста, транслирует эмоциональные смыслы и направляет рецептивно-интерпретативную деятельность читателя.
Безусловно, изучение эмотивного кода художественного текста правомерно включает в исследовательскую парадигму понимание важности принадлежности конкретного автора к какому-либо литературному направлению или течению. Эмотивный код может также рассматриваться как важный компонент идиостиля, так как каждый писатель по-своему отражает эмоциональную картину мира, воплощая ее в художественном тексте в характерах своих героев и в авторской оценке происходящего. Мы остановили свой выбор на прозе А. П. Чехова. Для этого писателя свойственен намеренный отказ как от самохарактеризации персонажей через внутренние монологи, так и от авторской оценочности в отношении их мыслей и поступков. Представляется, что такая специфика чеховских прозаических произведений позволит выявить и описать особенности функционирования эмотивного кода с позиций «стороннего наблюдателя», когда автор создает иллюзию отсутствия посредника между читателем и художественным миром - героями и происходящими с ними событиями.
Эмотивный код текста повести «Дуэль» закономерно включает портретные характеристики персонажей. Это и понятно: автор представляет своих героев читателю, не описывая их подробно с тем, чтобы читатель, опираясь на собственный опыт, не только воссоздал их внешность в ее характерологической целостности, но мог эмоционально относиться к внешним признакам героя, поскольку любой человеческий опыт в своей основе всегда эмоционален. Например, в следующем фрагменте «С большой стриженой головой, без шеи, красный, носастый, с мохнатыми черными бровями и с седыми бакенами, толстый, обрюзглый, да еще вдобавок с
хриплым армейским басом, этот Самойленко на всякого вновь приезжавшего производил неприятное впечатление бурбона и хрипуна, но проходило два-три дня после первого знакомства, и лицо его начинало казаться необыкновенно добрым, милым и даже красивым. Несмотря на свою неуклюжесть и грубоватый тон, это был человек смирный, безгранично добрый, благодушный и обязательный» [16, с. 353] портрет одного из героев, доктора Самойленко, помимо внешних признаков (с большой стриженой головой, без шеи, красный, носастый, с мохнатыми черными бровями и с седыми бакенами, толстый, обрюзглый, да еще вдобавок с хриплым армейским басом, казаться красивым, неуклюжесть, грубоватый тон) включает и маркеры эмотивности - прямые номинации эмоций, выраженные лексемами и лексическими сочетаниями (неприятное впечатление, казаться добрым, казаться милым, человек смирный, безгранично добрый, благодушный и обязательный). Особо отметим, что и лексические маркеры внешности героя, и маркеры эмотивности характеризуются оценочностью, которая коррелирует с пониманием автором текста субъективности мнения о Самойленко (ср. повтор лексемы казаться), причем это мнение, по всей видимости, должно характеризовать персонажей, действующих в художественном мире повести, но не мнение читателя о докторе.
Интересны случаи маркирования эмотив-ного кода, оказывающего влияние на восприятие читателем персонажа, через восприятие его внешности другим героем, например: «Глядя на его <Лаевского> согнутое тело, на глаза, устремленные в одну точку, на бледное, вспотевшее лицо и впалые виски, на изгрызенные ногти и на туфлю, которая свесилась у пятки и обнаружила дурно заштопанный чулок, Самойленко проникся жалостью и, вероятно, потому, что Лаевский напомнил ему беспомощного ребенка» [16, с. 359]. Портрет Лаевского, данный через восприятие Самойленко, поддерживает в читателе иллюзию отсутствия посредника между ним самим и воспринимаемым персонажем, формируя эмотивные смыслы текста через обращение к воображению читателя и его собственный опыт. Прямой номинацией эмотив-ности выступает здесь только лексема жалостью, в целом же эмотивность формируется в приведенном контексте через ряд художественных деталей оценочного характера (на согнутое тело, на глаза, устремленные в одну точку, на бледное, вспотевшее лицо и впалые виски, на
изгрызенные ногти и на туфлю, которая свесилась у пятки и обнаружила дурно заштопанный чулок). Таким образом, прямые номинации эмотивности - это такие лексемы, семантическим ядром которых выступает обозначение эмоции, и таковы, скажем, страх, тревога, паника, радость, зависть, счастье, гнев и пр. Хотя эти лексемы и называют эмоции, они не способны передать глубину переживания той или иной эмоции, не могут передать интенсивность жизни души, эмоциональные реакции в конкретной ситуации. Для художественного текста этот факт оказывается определяющим в плане выбора языкового или текстового средства в репрезентации эмотивного кода: ясно, что приоритетными окажутся не прямые эмотивы, а косвенные и вторичные средства выражения эмотивности. Такие средства формируются как на основании самой образной природы такого текста, так и в процессе функционирования языковых единиц в семантическом пространстве художественного текста. Под косвенными средствами выражения эмотивности традиционно понимают условно эксплицитные: они передают эмоции и чувства посредством описания действий, психосоматических проявлений человека, его поступков и мыслей. Вторичные средства эмотивности имплицитно транслируют эмоциональные состояния героев через описания природы, различных объектов внешнего мира, качества предметов в их детализации и пр. В тексте повести «Дуэль» прямые, косвенные и вторичные средства эмо-тивности тесно взаимодействуют, образуя сложный синтез: именно таким предстает эмотивный код художественного текста, направленный на реализацию авторского замысла. Чеховский эмотивный код полимодален, прагматически и семантически сложен для декодирования. Так, в следующем фрагменте «Самойленко любил своего приятеля. Он видел в Лаевском доброго малого, студента, человека-рубаху, с которым можно было и выпить, и посмеяться, и потолковать по душе. То, что он понимал в нем, ему крайне не нравилось. Лаевский пил много и не вовремя, играл в карты, презирал свою службу, жил не по средствам, часто употреблял в разговоре непристойные выражения, ходил по улице в туфлях и при посторонних ссорился с Надеждой Федоровной — и это не нравилось Самойленку» [16, с. 359] представлены, прежде всего, косвенные и вторичные средства передачи эмотивного кода текста. Восприятие доктором Самойленко Лаевского имеет сложный эмоциональный характер: есть поведенческие проявле-
ния Лаевского, которые не нравятся Самойленко, но он их понимает. Эти поведенческие аспекты охарактеризованы косвенными средствами эмо-тивного кода (Лаевский пил много и не вовремя, играл в карты, презирал свою службу, жил не по средствам, часто употреблял в разговоре непристойные выражения, при посторонних ссорился с Надеждой Федоровной), но у Чехова в этом макроконтексте использованы и вторичные средства эмотивного кода, сложным образом отграничиваемые от косвенных средств: такова предметная деталь, запечатленная в действиях персонажа (ходил по улице в туфлях).
Косвенные средства репрезентации эмо-тивного кода представляют эмоции героев через описания их восприятия других персонажей, но в большей степени, через отражение в этом восприятии их собственных переживаний. Например: «Когда он <Лаевский> вернулся домой, она, уже одетая и причесанная, сидела у окна и с озабоченным лицом пила кофе и перелистывала книжку толстого журнала, и он подумал, что питье кофе - не такое уж замечательное событие, чтобы из-за него стоило делать озабоченное лицо, и что напрасно она потратила время на модную прическу, так как нравиться тут некому и не для чего. И в книжке журнала он увидел ложь. Он подумал, что одевается она и причесывается, чтобы казаться красивой, а читает для того, чтобы казаться умной» [16, с. 362]. Восприятие Лаевским Надежды Федоровны, разумеется, субъективно: он считает все, что она делает, что говорит, ложью, и поэтому чувствует раздражение, доходящее в своем развитии до гнева. При этом автор не называет эти эмоции прямо: он описывает ряд сменяющих друг друга эмоциональных состояний Лаевско-го, на первый взгляд, направленных на внешний в отношении его внутреннего мира объект - женщину, которую он увез от мужа, с которой живет невенчанным. Отдельно выделим в приведенном фрагменте предикат казаться, который проецирует эту субъективность героя на другого человека. В приведенном макроконтексте косвенные средства эмотивного кода имеют и имплицитный характер, т.к. эмоции Лаевского не названы прямо.
В художественном тексте эмотивный код зачастую представлен во взаимодействии прямых и косвенных средств, например: «Когда она с озабоченным лицом сначала потрогала ложкой кисель и потом стала лениво есть его, запивая молоком, и он слышал ее глотки, им овладела такая тяжелая ненависть, что у него даже
зачесалась голова. Он сознавал, что такое чувство было бы оскорбительно даже в отношении собаки, но ему было досадно не на себя, а на Надежду Федоровну за то, что она возбуждала в нем это чувство, и он понимал, почему иногда любовники убивают своих любовниц. Сам бы он не убил, конечно, но, доведись ему теперь быть присяжным, он оправдал бы убийцу» [16, с. 365-366]. В приведенном фрагменте представлены прямые номинации эмоций (тяжелая ненависть, оскорбительно, досадно, возбуждала это чувство), но основная смысловая нагрузка перенесена автором на психосоматические проявления чувства ненависти (даже зачесалась голова), а также интеллектуализацию переживаемых героем эмоций (сознавал, что такое чувство было бы оскорбительно даже в отношении собаки, понимал, почему иногда любовники убивают своих любовниц).
Такая же рационализация эмоций присутствует и в характеристике действий Надежды Федоровны, при этом важна и ирония, с которой автор описывает размышления героини о ее измене Лаевскому: «Она <Надежда Федоровна> с радостью соображала, что в ее измене нет ничего страшного. В ее измене душа не участвовала; она продолжает любить Лаевского, и это видно из того, что она ревнует его, жалеет и скучает, когда он не бывает дома. Кирилин же оказался так себе, грубоватым, хотя и красивым, с ним всё уже порвано и больше ничего не будет. Что было, то прошло, никому до этого нет дела, а если Лаевский узнает, то не поверит» [16, с. 379]. Ключевым для иронической оценки становится глагольная лексема соображала, которая дает объяснение тому затрудненному ходу мыслей, который читатель обнаруживает в персонаже: продолжает любить, ревнует его, жалеет и скучает. Отметим в этой связи, что Надежда Федоровна оправдывает свою измену красотой Кирилина, своим сиюминутным желанием, а главное - считает, что Лаевский не может поверить тому, что может узнать о ней.
Весьма значимым в составе косвенных средств эмотивного кода является применение различных изобразительно-выразительных средств. Так, например, А.П. Чехов прибегает к метафоризации, которая усиливается в контексте сравнением: «Вялые, тягучие мысли всё об одном и том же потянулись в его мозгу, как длинный обоз в осенний ненастный вечер, и он впал в сонливое, угнетенное состояние» [16, с. 362]. Развернутая метафора вялые, тягучие мысли... потянулись получает развитие в сравнительном
обороте как длинный обоз в осенний ненастный вечер, приводя к номинации чувств героя (сонливое, угнетенное состояние), также имеющей метафорический характер.
Косвенные средства репрезентации эмо-тивного кода включают, разумеется, и описание внешних проявлений эмоций, например: «Ненависть к фон Корену и беспокойство - всё исчезло из души. Идя домой, он неловко размахивал правой рукой и внимательно смотрел себе под ноги, стараясь идти по гладкому. Дома, в кабинете, он, потирая руки и угловато поводя плечами и шеей, как будто ему было тесно в пиджаке и сорочке, прошелся из угла в угол, потом зажег свечу и сел за стол...» [16, с. 429]. В первом предложении приведенного фрагмента представлены прямые номинации эмоций - ненависть и беспокойство, а психосоматические проявления эмоций описаны автором развернуто: размахивал правой рукой и внимательно смотрел себе под ноги, стараясь идти по гладкому, потирая руки и угловато поводя плечами и шеей, прошелся из угла в угол, потом зажег свечу и сел за стол.
Вторичные средства эмотивного кода играют в прозе Чехова едва ли не первостепенную роль, что вполне объяснимо: для этого писателя принципиально важным становится раскрытие характеров персонажей, мотиваций их поступков посредством применения метода скрытого психологизма, например: «Пустынный берег моря, неутолимый зной и однообразие дымчатых, лиловатых гор, вечно одинаковых и молчаливых, вечно одиноких, нагоняли на него тоску и, как казалось, усыпляли и обкрадывали его» [16, с. 364]. В приведенном контексте пейзаж не является прямым отражением переживаемых героем эмоций, но является условием развития в нем определенных эмоциональных проявлений. Здесь, очевидно, эпитеты эксплицируют эмотивность персонажа (пустынный, неутолимый, вечно одинаковых и молчаливых, вечно одиноких), а не само состояние природы.
Многоуровневое взаимодействие косвенных и вторичных средств эмотивного кода приобретает особую прагмасемантическую значимость в тексте повести тогда, когда автор иронически характеризует своих героев в их восприятии самих себя, например: «Покончив с альбомом, фон Корен брал с этажерки пистолет и, прищурив левый глаз, долго прицеливался в портрет князя Воронцова или же становился перед зеркалом и рассматривал свое смуглое лицо, большой лоб и черные, курчавые, как у негра, во-
лоса, и свою рубаху из тусклого ситца с крупными цветами, похожего на персидский ковер, и широкий кожаный пояс вместо жилетки <. > Он был очень доволен и своим лицом, и красиво подстриженной бородкой, и широкими плечами, которые служили очевидным доказательством его хорошего здоровья и крепкого сложения. Он был доволен и своим франтовским костюмом, начиная с галстука, подобранного под цвет рубахи, и кончая желтыми башмаками» [16, с. 367].
И фон Корен, и Лаевский - обычные люди с их недостатками и достоинствами, с их непоследовательностью и слабостями. Чехов показывает размышления героев посредством косвенной речи, при этом даже эта косвенная речь не дает полного представления о ходе мыслительного процесса персонажей, например: «Он <Лаевский> хотел обдумать свое положение и боялся думать. Ему страшно было сознаться, что доктор поймал его на обмане, который он так долго и тщательно скрывал от самого себя. Всякий раз, думая о своем будущем, он не давал своим мыслям полной свободы. Он сядет в вагон и поедет — этим решался вопрос его жизни, и дальше он не пускал своих мыслей» [16, с. 414]. Очевидно, что и в собственных мыслях Лаевский нерешителен: хотел обдумать свое положение и боялся думать, страшно сознаться, долго и тщательно скрывал от себя, не давал своим мыслям полной свободы, дальше не пускал своих мыслей. В приведенном макроконтексте эмоциональное тесно взаимодействует с рациональным, хотя и совершенно ясно, что Лаевский не способен рассуждать здраво: он боится собственного будущего.
Лингвистический анализ эмотивного кода на материале текста повести А.П. Чехова «Дуэль» позволил прийти к следующим выводам:
- эмоции оказывают воздействие на всех участников коммуникации, а эмотивность является как формой семантической интерпертации мира, так и прагматическим средством этой интерпретации. Эмотивный код художественного текста трактуется в этой связи как совокупность лингвистических механизмов, способов и приемов выражения эмотивности, с помощью которых автор воздействует эмоционально на адресата текста;
- прагматика художественного текста - это не только и не столько целенаправленное воздействие на читателя с помощью эмоций самого автора и его персонажей, сколько эмоциональные
реакции самого читателя на происходящее в тексте, на поступки и характеры героев. Текстовые и языковые единицы, формирующие эмотивный код художественного текста, транслируют эмоциональные смыслы в таком тексте и определяют корректность рецептивно-интерпретативной деятельности читателя;
- эмотивный код текста повести «Дуэль» строится на портретных характеристиках персонажей, при этом автор зачастую обращается к описанию восприятия внешности героев другими персонажами. Для чеховского текста приоритетны не прямые средства эмотивного кода, а косвенные и вторичные средства выражения эмотивности, при этом эмотивный код художественного текста определяется сложным взаимодействием и синтезом прямых, косвенных и вторичных средств эмотивности, что позволяет реализовать художественный замысел, получающий объективацию в авторской иронии. Полимодальность, прагмасемантическая усложненность обусловливает сложность декодирования читателем чеховского эмотивного кода.
ЛИТЕРАТУРА
1. Шаховский В.И. Язык и эмоции в аспекте лингво-культурологии. Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2009. 170 с.
2. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Языки славянской культуры, 2000. 272 с.
3. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. 2-е изд., доп. М.: Эдиториал УРСС, 2002. 280 с.
4. Городникова М.Д. Эмотивные явления в речевой коммуникации. М.: Изд-во МГПИИЯ им. М. То -реза, 1985. 70 с.
5. Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986. 141 с.
6. Kneepkens E.W.E.M, Zwaan R.A. Emotions and Literary Text ^mprehension // Poetics. 1994-1995. Vol. 23: P. 125-138.
7. Foolen A. Quo vadis pragmatics? From adaptation to participatory sense-making // Journal of Pragmatics. 2019. Vol. 145. P. 39-46. doi.org/10.1016/j.prag-ma.2019.03.008 .
8. СултановаЗ.А. Эмотивность как лингвистическая категория // Мир науки, культуры, образования. 2023. № 2 (99). С. 385-387. doi: 10.24412/19915497-2023-299-385-387.
9. Абдулкаримова П.А. Эмотивность как одна из функциональных категорий языка // Инновационная наука. 2022. № 4-1. С. 36-37.
10. Крутова И.Н., Паршина М.В. Языковые средства выражения эмотивности в современной публицистике (на примере блогов и комментариев к ним)
// Гуманитарные исследования. 2020. № 1 (73). С. 62-66.
11. Моисеева А.В. Отражение эмотивности в тексте // Тенденции развития науки и образования. 2021. № 71-4. С. 49-51.
12. Сюткина Н.П. Языковые средства актуализации эмотивности // Евразийский гуманитарный журнал. 2022. № 2. С. 50-57.
13. Полевая А.И. Зависимость категории эмотивности от типа повествователя в художественном тексте // Science Time. 2021. № 3 (87). С. 11-15.
14. Di Paola S., Domaneschi F., Pouscoulous N. Metaphorical developing minds: The role of multiple factors in the development of metaphor comprehension // Journal of Pragmatics. 2020. Vol. 156. P. 235-251. doi.org/10.1016/j.pragma.2019.08.008.
15. Genovesi C. Metaphor and what is meant: Metaphorical content, what is said, and contextualism // Journal of Pragmatics. 2020. Vol. 157. P. 17-38. doi. org/10.1016/j.pragma.2019.11.002.
16. Чехов А.П. Дуэль: повесть // Чехов А.П. Полное собр. соч. в 30. т. Т. 7. М.: Наука, 1985. С. 353-455.
REFERENCES
1. Shakhovsky V.I. Language and emotions in the aspect of linguoculturology. Volgograd: Publishing house of the Voronezh State Pedagogical University "Peremena", 2009. 170 p.
2. Vezhbitskaya A. Comparison of cultures through vocabulary and pragmatics. Moscow: Languages of Slavic culture, 2000. 272 p.
3. Wolf E.M. Functional semantics of evaluation. 2nd ed., add. Moscow: Editorial URSS, 2002. 280 p.
4. Gorodnikova M.D. Emotive phenomena in speech communication. Moscow: Publishing house of Moscow State Pedagogical Institute named after. M. To-reza, 1985. 70 p.
5. Telia V.N. Connotative aspect of the semantics of nominative units. Moscow: Nauka, 1986. 141 p.
6. Kneepkens E.W.E.M, Zwaan R.A. Emotions and Literary Text Сomprehension. Poetics. 1994-1995. Vol. 23. P. 125-138
7. Foolen A. Quo vadis pragmatics? From adaptation to participatory sense-making. Journal of Pragmatics. 2019. Vol. 145. P. 39-46. doi.org/10.1016/j.prag-ma.2019.03.008 .
8. Sultanova Z.A. Emotivity as a linguistic category. World of science, culture, education. 2023. No. 2 (99). P. 385-387. doi: 10.24412/1991-5497-2023-299385-387.
9. Abdulkarimova P.A. Emotivity as one of the functional categories of language. Innovative science. 2022. No. 4-1. P. 36-37.
10. Krutova I.N., Parshina M. V. Linguistic means of expressing emotiveness in modern journalism (using the example of blogs and comments to them). Humanitarian Research. 2020. No. 1 (73). P. 62-66.
11. Moiseeva A.V. Reflection of emotiveness in the text. Trends in the development of science and education. 2021. No. 71-4. P. 49-51.
12. Syutkina N.P. Linguistic means of actualizing emotivity. Eurasian Humanitarian Journal. 2022. No. 2. P. 50-57.
13. Polevaya A.I. Dependence of the category of emotiveness on the type of narrator in a literary text. Science Time. 2021. No. 3 (87). P. 11-15.
14. Di Paola S. Metaphorical developing minds: The role of multiple factors in the development of metaphor comprehension / S. Di Paola, F. Domaneschi, N. Pouscoulous. Journal of Pragmatics. 2020. Vol. 156. P. 235-251. doi.org/10.1016/j.prag-ma.2019.08.008.
15. Genovesi C. Metaphor and what is meant: Metaphorical content, what is said, and contextualism. Journal of Pragmatics. 2020. Vol. 157. P. 17-38. doi. org/10.1016/j.pragma.2019.11.002.
16. Chekhov A.P. Duel: a story. In: Chekhov A.P. Complete Collected Works. In 30. vol. Vol. 7. Moscow: Nauka, 1985. P. 353-455.
Статья поступила в редакцию 02.03.2024; одобрена после рецензирования 17.03.2024; принята к публикации 14.03.2024.
The article was submitted 02.03.2024; approved after reviewing 17.03.2024; accepted for publication 14.03.2024.
