CC BY
66
УДК 82.09(=511.131) Н. А. Атнабаева
ВЕНКИ СОНЕТОВ - ПОСВЯЩЕНИЯ В УДМУРТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
В статье анализируется жанр венка сонетов как посвящения в удмуртской поэзии. Рассматриваются общие тенденции развития жанра. Организующие центры венков сонетов - судьбы известных удмуртских поэтов. Исследуются формальные компоненты произведений как посвящений.
Ключевые слова: венок сонетов, жанр посвящения, архитектоника, доминирующие образы, сонет-магистрал, композиция, сюжет.
В удмуртской литературе наряду с утверждением венка сонетов (далее -ВС) как жанра гражданской, медитативной, философской и любовной лирики, выделяется традиция венков-посвящений. Жанр посвящения идеально подходит форме ВС. Проступают общие тенденции развития данного жанра в русской и удмуртской литературах. Первый ВС в удмуртской поэзии появился в 1967 г. -«Шунды но жужа но...» («Солнце заходит - солнце встает») Гая Сабитова. Как и первый русский ВС, это - венок-посвящение.
Опыт написания ВС поэт приобрел, обратившись к русским переводам С. Маршака сонетов У. Шекспира. Вот, например, сонет № 77 великого английского драматурга в переводе С. Маршака и Г. Сабитова.
5. The wrinkles which thy glass will truly show По черточкам морщин в стекле правдивом
6. Of mouthed graves will give thee memory; Мы все ведем своим утратам счет.
7. Thou by the dial's shady stealth mayst know А в шорохе часов неторопливом
8. Times thievish progress to elenity. Украдкой время к вечности течет.
[16. С. 122] [9. С. 70]
Кисыръяськем бамысь гожъёсмыя Лыдъяськомы ваньзэ, мае ыштим. Дыртисьтэм час лушкем шыпыртэмъя Вакыт ортче, кошке берытсконтэм.
[12. С. 30]
Что же явилось побудительной причиной? Яркой кометой в удмуртской поэзии 50-х гг. промелькнул Михаил Покчи-Петров (1930-1959), предопределивший на будущее многие тенденции развития удмуртской поэзии. Жизнь его рано оборвалась. Талантливый поэт и драматург, он оставил заметный след в национальном искусстве. М. Покчи-Петров был хорошо знаком с мировой классикой, и в его творческие планы входила постановка пьесы Шекспира на сцене Удмуртского драмтеатра. Он был дружен с Гаем Сабитовым, и как-то посоветовал ему обратиться к сложному жанру сонета. Об этом расскажет Гай Сабитов в предисловии к сборнику «Радость: Венок сонетов, стихи и песни» (Ижевск, 1973) и включит в текст Венка:
Кошкон азяд малпаськытись чектон Я помню: уходя уже одетый,
Сётид мыным одиг гужем жытэ: Ты на прощанье подал мне совет.
- Эх, сонетъёс куке гожъя вал тон! - Попробуй-ка, мой друг, писать сонеты!
Тырши быдэстыны со визьноддэ. Я твой совет исполнил как завет.
[13. С. 31] Перевод О. Поскребышева
Шекспировский образ времени неуловимо присутствует в «венке» удмуртского поэта. По Шекспиру, существуют две возможности победить Время: в потомстве и оставив свой след в искусстве. Г. Сабитов увековечил своего героя, воплотив в своем произведении обе эти возможности.
«Шунды но жужа но» («Солнце заходит - солнце встает») - это венок-посвящение другу, трагически погибшему в 29 лет. Нравственно-философскую проблему смысла человеческой жизни, сопряженную с личной утратой, Г. Сабитов воплощает новаторски для удмуртской поэзии, использовав традиционную для мировой поэзии форму ВС: «Я стремлюсь в эту устаревшую форму вместить веления своего сердца» [13. С. 5].
Произведение Г. Сабитова носит лиро-эпический сюжет. В 1962 г. Илья Сельвинский характеризует ВС как форму лирическую, которой в наши дни придан и эпический характер. «Появился сюжет, характеры, лирические отступления, описания природы и так далее, а все это потребовало новаторства и в самой структуре сонета, <. > такой венок носит название короны сонетов и разрешает себе самые широкие вольности, не выходя, однако, за пределы архитектурного каркаса венка» [14. С. 132]. ВС, считает поэт, «по-своему содержанию совершенно не оправдывает тех усилий, которые затрачиваются на его конструкцию, тогда как для короны они вполне естественны» [14. С. 133]. Согласно исследованию И. Никитиной, «Венок сонетов, несомненно, варьирует одну тему, но это варьирование рождает множество новых сюжетов - алгоритмов решения диалектической задачи, заложенной в магистрате. Поэтому при кажущемся расширении поэтического пространства от 14 до 210 строк эпизации как таковой не происходит: "читатель имеет дело не с линейным (аналитическим) развитием, но с кристаллообразным (синтетическим) ростом мысли"» [10. С. 68].
ВС Гая Сабитова тяготеет в большей мере к лирическому сюжету и в меньшей - к фабульному. Эпическую канву создают этапы жизненного пути объектного героя (факты его биографии). Лирическую основу составляют переживания, философские размышления лирического героя ВС:
11. Тэрытыны аслам сюлэмелэсь
12. Косэмъёссэ, чик ватытэк, кабен.
Веленья сердца, жар его и грусть Хочу я втянуть в старую колодку.
Перевод О. Поскребышева
[13. С. 18]
Поэт, с одной стороны, идет от личного, субъективного (память о друге), а с другой - следует традиции: в сонете-магистрале обнажается основная цель «венка»:
Строгая форма сонета требует владения не только формальными признаками жанра, но и способностью сосредоточения поэтической мысли, ее философского обобщения.
В духовном облике героя воплотились чаяния удмуртской интеллигенции 50-60-х гг., тенденции эпохи перемен. Короткая жизнь героя была насыщена учебой, творчеством, дружбой, любовью. «Ты полон творческим огнем высоким», -говорит о нем поэт. «Не только боль утраты звучит в ВС, но и радость, что жил на земле человек и художник, жаждущий гармонии, - таким, по убеждению поэта, должен быть идеал героя в жизни и в искусстве, которому дано "вечность крылатую хранить"» [2. С. 5].
Пафос «венка» определяет состояние души лирического героя: «веления сердца, жар его и грусть». В эмоциональном строе ВС мы слышим то торжественно-возвышенную или разговорную интонацию, то элегическую раздумчивость. Переживания лирического героя и его философские отступления сопровождают динамику фабульного развития - показа фактов биографии героя-друга и изображения его внутреннего мира, хотя последнее представлено менее глубоко.
Архитектоника венка сонетов «Шунды но жужа но» соответствует классическому образцу: пятистопный ямб; как и в «шекспировском» сонете, 3 строфы катренов и один дистих. Рифмовка в катренах - перекрестная, в дистихе - парная.
Жестко заданная композиция требует от поэта следования определенным правилам, но в то же время позволяющим раскрыть новые грани развиваемой в этих границах темы, именно благодаря внутренним возможностям структуры. Сонеты демонстрируют развитие лиро-эпической темы по восходящей линии. Заключительное двустишие должно подводить итог.
Но этим требованиям поэт следует не во всех сонетах «венка». В сонетах III, Х, XI идет скорее логическое развитие темы в дистихе, но не ее итог. С первого сонета возникает напряженность, которая достигнет эмоциональной кульминации в XIII сонете, далее движение идет к развязке, и заключительный XV сонет (магистрал) содержит логическое завершение «венка». Это традиционный драматический тип сюжетостроения: завязка - развитие - кульминация и развязка - заключение. В сжатой форме сонет-магистрал содержит афористический вывод из всего произведения. По своей структуре магистрал тоже соответствует традиции.
Заглавие ВС звучит философски как вечный закон жизни и смерти, как победа света над тьмой. Душевная травма, связанная с потерей друга, ассоциируется
1. Сиез-данэз овол ни сонетлэн,
Хоть нет сонету прежнего почета, Я собираю для тебя букет: В бессмертной жизни нашего народа, Пусть жизнь твоя цветет как горицвет!
2. Тыныд гинэ мон бичасько букет:
3. Улон по лаз вордись калыкмылэн
4. Сяська сямен мед жужалоз шудэд!
[13. С. 32]
Перевод О. Поскребышева
с заходом солнца. Но вера в бессмертие дел погибшего друга, светлая память о нем, вера в добро помогают лирическому герою преодолеть боль утраты, победить грусть, воспрянуть духом, и солнечные лучи снова появляются на горизонте.
1. Весяк дырдэ басьтиз ке но кулон, Хотя пересекла дорогу смерть,
2. Кысиз ке но ни тон понна инбам, Погасло небо за одно мгновенье -
3. Зеч ужъёсыд - калык сюлмын пыдло Делам твоим на свете смерти нет,
4. Уз вормы, озьыен, тонэ гыбдан. И, значит, сам ты неподвластен тленью.
13. Будоз садмы, кудзэ мерттим толон - Сад посадили мы - он будет цвесть.
14. Уз люкы асьмеды бугрес улон! Нас разлучить и смерти не суметь.
[13. С. 30] Перевод О. Поскребышева.
«Венок сонетов» Гая Сабитова представляет собой яркую страницу его творчества. Это - и одна из вершин сонетной формы в удмуртской поэзии, для которой «английский» тип сонета становится излюбленным.
В 1990-е гг. появились три ВС-посвящения одному адресату: первой удмуртской поэтессе Ашальчи Оки (Векшиной Лине Григорьевне). Их авторы -И. Бобров «Огпол гинэ адзем вал мон сое» («Один лишь раз я видел ее», 1993), А. Петров «Ашальчи» («Ашальчи», 1999) и А. Кузнецова «Чигвесь» («Монисто», 2000).
Ашальчи Оки как поэт заявила о себе в 20-е гг. ХХ в. Она автор стихов, очерков, рассказов для детей. Наибольшую популярность уже тогда принесли ей лирические стихи, полные глубоких чувств. Она воссоздает мир переживаний удмуртской женщины, стоящей в той давней эпохе на пороге духовного раскрепощения и обновления. Широко используя фольклорную традицию, Ашальчи Оки наследует и завоевания русской классической поэзии. После десятилетий умолчания о ней, с 60-х гг. ее стихи издаются и переводятся на многие языки мира. Влияние личности и поэзии Ашальчи Оки на творческую молодежь так велико, что в последние годы необычайно расцвела удмуртская «женская поэзия». Более ста лет прошло со дня рождения этой легендарной женщины, врача по профессии, поэтессы по призванию. Для наших современников она образец гражданского служения делу и поэтической музе.
Авторы трех ВС, посвященных Ашальчи Оки, ориентируют читателя на избранный ими жанр. Это своего рода сигнал читателю - воспринимать индивидуально-неповторимые авторские акценты на фоне именно венка сонетов.
В то же время носителями жанра становятся и формальные его компоненты (архитектоника сонета), и образ-характер, и событийно-смысловые элементы. Личность Ашальчи Оки воссоздается на основе биографии, описания внешности, психологического склада, творческого наследия, а также из постижения ее духа как в высшей степени национального.
ВС Иосифа Боброва вобрал в себя большинство поэтических образов, которые мы находим и в других его произведениях, как выражение своеобразия авторского почерка и стиля. В этом «венке» есть яркие, «катастрофические», строки. Дистихи сонетов содержат логические выводы всего произведения. Несмотря на некоторую «водянистость» синтаксиса, сонеты сливаются в полнокровный звучный магистрал, в котором сошлись главные идеи «венка».
ВС «Ашальчи» Анатолия Петрова - замечательное достижение не только самого автора, но и удмуртской поэзии в целом.
Оба ВС написаны «английским» стихотворным размером - пятистопным ямбом. Отклонения мы обнаруживаем лишь в характере рифмовки: наряду с канонической перекрестной, авторы используют смежную рифму. Композиция сонетов обоих «венков» демонстрирует развитие лирической темы по восходящей линии: от утверждения темы - к развитию и - в заключительном дистихе -к выводу, развязке. Строгая форма сонета не сковывает эмоционального звучания стиха.
В отличие от ВС А. Петрова и И. Боброва, посвященных Ашальчи Оки, имеющих между собой много общего (лиро-эпический сюжет, система основных образов, внутренняя структура сонетов, тип сонета), «венок»-посвящение А. Кузнецовой «Чигвесь» («Монисто») исключительно своеобразен. Прежде всего -венок акросонетов. И сюжет его - лирический. История, современная жизнь с ее противоречиями, любовь, поэзия Ашальчи Оки, повлиявшая на ее судьбу и творческий путь, - все это отражается через призму женского взгляда на мир. В этом «венке» нет биографической основы как важного элемента предыдущих ВС. Здесь - сконцентрированы черты женской лирики: обнаженность души, незащищенность, стремление к непосредственному излиянию чувств. Лирическая героиня сверхчувствительна, наделена обостренной восприимчивостью.
«Чигвесь» («Монисто») отличается структурно: этот «венок» состоит из акросонетов. По начальным буквам каждой строки сонета прочитывается, например: Токма оволулоно 'Бесполезно не надо жить', Оген шудтэмулон 'Одинокому несчастно живется', Нокин инмаруг лу 'Никто богом не бывает', Улосад медло сад 'В том месте, где ты живешь, пусть будет сад'. Можно констатировать, что опыт создания акровенка в удмуртской поэзии удался. Фразы вливаются в общий смысл стихотворения, не противореча ему. Но есть и акростихи, не имеющие логической связи с содержанием сонета. Также некоторые акросонеты «венка» неудачны в содержании.
Каждый акросонет в «венке» А. Кузнецовой предваряется эпиграфом - из стихотворений Ашальчи Оки, чем заостряется основная идея каждого текста: задается контекст, в котором развертывается авторское высказывание, дополняет, а иногда расшифровывает стихотворение. Фразы из эпиграфа также вливаются в контекст стихотворения, иногда дублируются, а иногда выступают в немного измененном виде. Например, в четвертом акросонете эпиграфом служит фраза Ашальчи Оки: Сюрес дурын баблес кызьпу 'У дороги кудрявая береза'. В контексте стихотворения есть подобная фраза: Сюрес дурын баблес кызьпу сылэ шып-шып 'Тихо-тихо стоит у дороги кудрявая береза'. И таких примеров много, когда эпиграфы углубляют содержание акросонетов, в то же время усложняя и без того трудную задачу, поставленную автором перед собой.
По структуре акросонеты представляют собой, скорее всего, четырнадцати-строчники. Графически они не подразделены на катрены и терцеты. Внутренняя структура сюжетостроения не соблюдена: нет развития темы, нет катастрофических строк, заключений в конце текстов. Магистрал, составляя последовательность первой и всех строк сонетов, не становится логическим сюжетным
завершением «венка». Структурно более удачен последний дистих магистрала: он содержит мотив завершения самого процесса творчества:
13. Мон гажаса тонэ гожти сонетъёсме, Я, уважая тебя, написала сонеты,
14. Ыштыр тусъем ке но, пуни тугокоме. Хотя и похоже на портянку,
заплела свои стихи.
[7. С. 58]
А первые буквы акросонета-магистрала образуют фразу: Тон уд вуны, Окимы 'Тебя не забудем, наша Оки', - как перекличка двух поэтесс.
Пятистопный ямб «венка» соответствует литературной традиции. Это, скорее всего, «английский» тип: последние две строки рифмуются, образуя парность в дистихе. Катрены же вместо канонической перекрестной рифмы содержат в пределах одного стихотворения все три типа рифмовок. Так Алла Кузнецова ломает внутреннюю и внешнюю структуру сонета. Сложная форма акровенка сонетов в итоге сближает сонет с обычным четырнадцатистрочником. Эмоции лирической героини ВС ломают традицию. Но, несмотря на отступления от канона, опыт обращения поэтессы к жанру венка сонетов говорит о том, что удмуртской поэзии доступны самые сложные формы стихосложения.
В поэтической палитре А. Кузнецовой метафоризм стал жанрообразующим фактором, подтверждением чему и является «Чигвесь» («Монисто»). Высокую степень метафоризации поддерживают в нем отобранные автором лексические средства: Туймы шорын луд зазеген уя толэзь 'Посреди реки Туймы диким гусем плывет луна', Кизилиос тулкым вылын -яркыт чигвесь 'Звезды на волнах - светящееся нагрудное ожерелье', Уйшор синкылиен лысвуаське 'Полночь оросится слезами', Лысву кынтйсь весен уй пеймытысь ваське 'Роса замерзшими бусинками спускается из темноты'. Образ луны здесь нетрадиционен. Луну лирическая героиня сравнивает с диким гусем. В удмуртском же фольклоре с диким гусем удмурты сравнивали солнце [См. об этом: 4. С. 70].
Некоторые же метафоры и сравнения, на наш взгляд, не очень удачны: Ню-лэс вадьсын толэзь чаша аръян секта 'Над лесом чашка месяца поит аръяном', Шунам уйшор тылскем дурын чайме веръя 'Теплая полночь у костра пробует мой чай', Эзель учкем солэн синмаз комак синмын 'Судьба смотрела в ее глаза глазами крысы'.
Образ березы - один из доминирующих в «Чигвесь» («Монисто»). В удмуртской мифологии и в фольклоре существует культ березы, наряду с культами сосны, черемухи, осины, ольхи, ели. Согласно мифологии береза - дерево божества Кылдысина. Удмурты сохранили почитание отдельно стоящих в поле берез (их запрещалось рубить, под ними устраивались моления). «Береза в финно-угорской традиции - дерево верхнего мира, ее крона устремлена вверх, к небесам, соединяет небо с землей, куда дерево уходит своими корнями, <. > олицетворяет нежность и светлую любовь» [5. С. 211]. Солярная природа березы задана образом богини-матери (жена и мать верховного небесного божества). Образы деревьев у А. Кузнецовой насквозь традиционны, то есть мифологичны, архетипичны. Особенно, если учесть, что по своему происхождению «каждая метафора, в сущности, является маленьким мифом» [8. С. 32]. Береза не только в русской, но и в удмуртской поэзии - символ женского начала в природно-
поэтическом мире. Этот образ метафорически раскрывает женскую красоту и женскую долю. Лирическая героиня ВС воспринимает Ашальчи Оки в облике березы: Арысь аре кызьпу-нылмурт шудбур куре 'Из года в год береза-девушка счастья просит', Гажан эшез кызьпу-ныллэн лек сйльтдлэн быроз... 'У березы-девушки из-за ураганов погибнет друг сердечный.', Акшан дыре, нылмурт музэн, кызьпу кылбураське 'В сумерках, как девушка, сочиняет береза стихи'. Сумерки в романтической традиции - важнейшее время суток: именно на переломе двух состояний душа обретает высшее знание, полечив возможность соприкоснуться с иными, высшими мирами. Именно на переломе, смене двух состояний (дня и ночи) «Сочиняет девушка-береза стихи», обретая при этом какие-то, может быть, высшие творческие способности. Береза становится в ВС также деревом памяти, символом преемственности, идеи преодоления смерти и забвения: Ашальчимы, солы луса меда, кызьпуоссэ мерттоз? 'Ашальчи, может быть, посвящая ему, посадит березы?'
Лирическая героиня ассоциирует себя с березой: Арысь аре кызьпу-нылмурт шудбур куре 'Из года в год береза-девушка счастья просит', Ваче куто кизэс, мдзмо кык кызьпуос 'Берут друг друга за руки, скучают две березы'.
Судьба Ашальчи Оки, ее поэзия так близки лирической героине, что себя и героиню венка сонетов она ассоциирует с березами, взявшимися за руки. Этот образ символизирует духовную близость двух женщин-поэтов. Недаром Аллу Кузнецову считают последовательницей Ашальчи Оки. Профессор Сорбонского университета Жан-Люк Моро прислал А. Кузнецовой письмо на удмуртском языке, выразив восхищение ее стихами и называя ее последовательницей первой удмуртской поэтессы Ашальчи Оки. В 1995 г. А. Кузнецова стала лауреатом премии имени Ашальчи Оки [См.: 6. С. 245].
Осмысление образа березы как женщины, матери получило широкое развитие в удмуртской женской лирике. Так, в сонете Т. Черновой «Тддьы кызьпуос» («Белые березы») представлена глубокая семантическая трактовка этого образа. В первой строфе он фольклорный (векчи кус 'ствол'):
1. Ворекъяло, чильпырало Сверкают, просвечивают
2. Ваче кутско но бергало, Берутся за руки с друг другом и кружатся,
3. Зыгыръяло огзэс огзы, Обнимают друг друга,
4. Някыръяське векчи куссы. Наклоняются тонкие стволы.
[15. С. 6]
Во второй - также доминирует традиционный взгляд в поисках сходства березы с одеждой девушек: ствол - «юг дэрем», сережки - «сьод чимыос», крона -«вож лента». В третьей строфе появляется часть лица - «бамъёс». Оригинально авторское осмысление слез девушки - с березовым соком. В заключительной строфе береза ассоциируется с невестой: белый ствол березы - подвенечное платье:
13. Бызись нылъёс выллем соос Подобны они девушкам-невестам
14. Асьме палась тддьы кызьпуос. В наших краях белые березы.
[15. С. 6]
Лирическая героиня «Чигвесь» («Монисто»), с одной стороны, словно приравнивает свое «я» легендарной поэтессе, с другой стороны, - возвеличивает Ашальчи Оки, обожествляя ее:
Инмар кадь вал Оки - чылкыт син Как Бог была Оки - дарила светлые глаза!
кузьманы! Мама держала ее образ на иконе. Нэнэ туссэ-буйзэ солэсь возиз мудор вылаз.
[7. С. 57]
Возвышение Ашальчи Оки до уровня богини встречается и в других ВС, посвященных этой легендарной женщине. Авторское сознание ВС «Ашальчи» отождествляет героиню с Солнцем. Сравнение, на наш взгляд, наиболее удачное, отражающее душу героини, несущей свет и добро людям. Символическое сравнение - прием, органичный для сонета, для его «внутренней формы»:
2. Шунды пыртись вал тон котьку юртын. Ты, как солнце, на помощь приходила в дом.
[11. С. 5]
В данном случае А. Петров тоже опирается на мифологию и фольклор удмуртского народа. В статье «Элементы традиционного мировоззрения удмуртов» С. Н. Виноградов пишет: «К космическим телам, особенно к солнцу, удмурты относились с особым благоговением. Солнце в мировоззрении удмуртов занимает важнейшее место как один из могущественных покровителей и основных божеств. Очень многие обряды связаны с Солнцем. <...> Во всех молельных обрядах, в обрядах, связанных с живыми людьми и с белым светом» («люгыт дунне»), действия, повороты согласованы с движением солнца» [3. С. 39]. Примечательно, что удмурт клялся именами Солнца и Луны. Образ героини венка сонетов, отождествляемый с Солнцем, таким образом, возвышает до уровня божества. Автор создает систему символов, выстраивая символический ряд, элементы которого переходят из сонета в сонет («свет - свеча - искра - луч - солнце -огонь»).
Вечная борьба добра и зла образно воплощается в ВС И. Боброва и А. Петрова через дихотомию «света и тьмы». Душа героини стремится к обретению света. Лирическое «я» И. Боброва сравнивает ее с «Данко», «светящейся звездой», «золотым лучом».
5. Со Данко кадь кузьмаз калыкезлы Она, как Данко, подарила народу своему
6. Зырдыт пиштись сюлэм пырыоссэ. Пламенные светящиеся кусочки своего
сердца.
[1. С. 46]
13. Монэ кельтиз пушлань югдытыса. Меня оставила, освещая изнутри.
[1. С. 47]
3. Мыным гинэ пиштись кизилиен Только для меня светящейся звездой взошла,
4. Улон орме югдытыса, пыриз. Освещая жизненное русло.
[1. С. 40]
Образу героини, принадлежащей силам света, солнца и огня, в ВС И. Боброва противостоят негативные силы: «кружащий черный коршун», олицетворяющий страшную болезнь тех лет - трахому, и образ «тучи, покрывающей небо», символизирующий Великую Отечественную войну. Семантика обоих образов, как приближения смерти, опасности, черных полос в жизни героини, находит у А. Петрова воплощение в образе лешего. Он заимствован из удмуртского фольклора, как олицетворение злого начала (автор вводит диалектизм палбам
'леший'). Свет, добро, любовь сливаются в одну гармоничную стихию, в единую симфонию, уводя героиню от «безумия и хаоса».
Борьба противоборствующих сил создает подтекст, влияющий на эмоциональный фон ВС «Ашальчи»: тревожное, мрачное настроение перерастает в жизнеутверждение и мажор. Цветовая символика тоже участвует в противопоставлении двух миров. Белый и красный цвета противопоставлены друг другу. Заметим, что семантика белого и красного цветов, как правило, позитивна. В контексте ВС белый цвет символизирует счастливую жизнь как цвет добра, в отличие от которого образ красного цвета приобретает здесь нетрадиционный смысл. Вместо привычного выражения им жизни, силы, энергии, здесь он несет негативный оттенок - это символ зла: Поромозы «тддьы» но «горд» аръёс 'Закружатся «белые» и «красные» годы'.
Таким образом, жанр посвящения органичен для формы ВС, как жанру ли-рико-психологической и философской поэзии, способной выразить внутренний мир человека, комплекс ощущений и характер мышления личности и традиция венков сонетов-посвящений утвердилась в удмуртской литературе. Как форма выражения гражданской направленности и лирики. Организующим центром произведений нескольких авторов явились образы ярких представителей национальной поэзии.
Рассмотрев формальные компоненты ВС-посвящений удмуртских поэтов, мы обнаруживаем в текстах много общего. Все они написаны «английским» типом сонета. Преобладающий стихотворный размер - классический пятистопный ямб. Внутренняя форма сонетов венков в основном «тема - развитие темы - итог». В магистрале содержится вывод всего произведения.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Бобров И. Чук тол. Ижевск: Удмуртия, 1993. 70 с.
2. Богомолова З. А. Счастье // Г. Сабитов. Счастье. Ижевск: Удмуртия, 1990. С. 3-6.
3. Виноградов С. Н. Элементы традиционного мировоззрения удмуртов // Вестник Удмуртского университета. 1992. № 6. С. 37-39.
4. Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск: Удмуртия, 1994. 384 с.
5. Зуева А. С. Удмуртская литература в контексте языческих и христианских традиций. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1997. 372 с.
6. Ишматова М. Д. Край мой завьяловский: История и современность. Ижевск, 1997. С. 244-245.
7. Кузнецова А. Улонысь но. Уй вотысь но.: Кылбуръёс. Ижевск: Удмуртия, 2000. 276 с.
8. Маковский М. М. Удивительный мир слов и значений: иллюзии и парадоксы в лексике и семантике. М.: Высшая школа, 1989. 201 с.
9. Маршак С. Сонеты Шекспира. М.,1960. 206 с.
10. Никитина И. А. Русский венок сонетов конца XIX начала XX века. К истокам жанра: Дис. ... канд. филол. наук. М., 2001. 195 с.
11. Петров А. Ашальчи: Сонет тугоко // Кенеш. 1999. № 2 С. 3-6.
12. Сабитов Г. Шекспирлэн сонетъёсыз полысь // Молот. 1969. № 8. С. 29-35.
13. Сабитов Г. Яратйсько. Ижевск: Удмуртия, 1975. С. 18-32.
14. Сельвинский И. Студия стиха. М.: Советский писатель, 1962. 343 с.
15. Чернова Т. Чагыр тылы: Сонет // Комсомолец Удмуртии. 1982. 10 апр. С. 6.
16. Schakespeare W. Sonnets. Moskow: Raduga publishers, 1984. 365 p.
Поступила в редакцию 15.05.2013
N. A. Atnabaeva
The Collections of Sonnets - Dedications in the Udmurt Literature
The article analyzes the genre of sonnet-dedication in the Udmurt poetry. General trends of the genre's development are examined. The sonnets are focused on the fates of the famous Udmurt poets. The formal components of the works are investigated as dedications.
Keywords: collections of sonnets, genre of dedication, architectonics, dominating images, sonnet-line, composition, plot.
Атнабаева Наталья Анатольевна,
кандидат филологических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Ижевская государственная сельскохозяйственная академия»
426054, Россия, г. Ижевск, ул. Студенческая, 1 E-mail: а[email protected]
Atnabaeva Natalya Andreevna,
Candidate of Philological Sciences, Associate Professor, Izhevsk State Agricaitural Academy 426054, Russia, Izhevsk, Studencheskaya st., 1 E-mail: а[email protected]
