CC BY
34В. М. Кириллин
«ВЕЛИКИЙ ПОКАЯННЫЙ КАНОН»
СВ. АНДРЕЯ КРИТСКОГО ПО ДРЕВНЕРУССКОЙ РУКОПИСИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIV в.
Удивительные и еще совсем не изведанные факты средневековой церковно-религиозной, литургической культуры хранят древние славяно-русские рукописи. Таков пергаменный сборник канонов из Постной и Цветной Триодей первой половины XIV в. — РГБ, Вологодское собр. (ф. 354), № 241, 4°, 130 лл. В этой замечательной по содержанию книге (написанной, согласно орфографическим особенностям, на Руси, — вероятно, в северных или северо-западных ее пределах) среди многих любопытнейших для литургистов и филологов гимнографических текстов нашло место самое знаменитое сочинение святителя Андрея Критского — "Великий Покаянный канон" (см. лл. 39 об. — 49).
Переписанный неизвестным русским книжником вместе с другими памятниками христианской богослужебной поэзии, текст означенного сочинения весьма необычен. Последнее легко обнаруживается даже при беглом его сравнении с ныне употребляемой церковнославянской версией. Отличия разительны, и потому вполне закономерно размышление о смысле и причинах появления таковых. Однако без предварительных сведений и замечаний по поводу указанного "Канона" вообще подобное размышление вряд ли целесообразно.
Св. Андрей Критский создал свой покаянный плач, по-видимому, на рубеже VII—VIII столетий. И хотя это величественное произведение до сих пор сохраняет значительное место и огромную роль в молитвенных и душеспасительных трудах православных, ему, к сожалению, совсем не повезло в плане интереса к нему со стороны науки. Исследований, посвященных "Канону", крайне мало, слабо изучены его формально-содержательные особенности, и еще хуже обстоит дело с историей его текста в греко-византийской и славянской книжно-письменных традициях1. Собственно, и данное сообщение есть лишь констатация частных и случайных наблюдений.
Содержание "Канона", поскольку он является лирико-поэти-ческим, медитативно-эвхологическим произведением, адекватно охарактеризовать трудно. Однако прежде всего, полагаю, в нем надлежит различать абстрактный (или теологический) и конкретный (или автобиографический) контексты. В конкретном плане гимн византий-
ского поэта — это и исповедь, и сокрушение, и самообличение, и покаяние, и воспоминание о библейских событиях и лицах — грешниках и праведниках, и молитва, и прошение, и страх, и упование, и радость. Но означенная конкретика всегда сопряжена с абстрактным содержанием произведения. «С исключительным искусством св. Андрей Критский переплетает великие библейские образы... с исповеданием грехов и раскаянием. События Священной истории явлены (в его сочинении — В.К.) как события моей жизни, дела Божий в прошлом как дела, касающиеся меня и моего спасения, трагедия греха и измены как моя личная трагедия. Моя жизнь показана мне как часть той великой, всеобъемлющей борьбы между Богом и силами тьмы, которые восстают на Него»2. Так что абстрактное содержание "Канона", отражая общее, а не личное, прежде всего отражает полноту христианского вероучения. Гямнограф, стихословя о своем, о себе (особенно в тропарях «рыдания»), делает это, неукоснительно ориентируясь на откровенное и опытное знание Церкви (Ветхо- и Новозаветной) о Боге и сотворенном Им мире в его прошлом, настоящем и будущем.
В современной церковной практике "Великий Покаянный канон" читается или поется за общественным богослужением Великим Постом: с понедельника по четверг 1 седмицы — на Великом Повечерии (соответственно, вразбивку, по статиям) и в четверг 5 седмицы - на Утрене (весь полностью)3. Но первоначально, после вовлечения в литургическую жизнь Христианской Церкви, этот гимн полагалось стихословить именно на 5 седмице Поста в память о так называемом Великом землетрясении — «трусе», происшедшем 17 марта 790 г. в Константинополе4. В древности он воспринимался «как молитва во время бедствия, покаянное переживание, состояние сокрушения, печали и слез, — как средство спасения от бедствий»5.
По своему текстовому объему творение св. Андрея Критского является самым крупным, самым пространным памятником гимно-графического творчества в жанре канона. Это сочинение состоит из 9-ти песен, которые в свою очередь составлены из разного числа строф, то есть ирмосов и тропарей, ныне соединенных друг с другом припевом «Помилуй ма, Еже, помилуй ма». Так, во 2-й и 3-й песнях по два ирмоса, тогда как в прочих песнях по одному. Соответственно, во 2-й и 3-й песнях по два Троична и по два Богородична, тогда как другие песни завершаются одним Троичным и одним Богородичным. Помимо этих догматических тропарей, основное содержание "Канона" составляют тропари «рыдания»: в первой песни их 23, во второй — 38г в третьей — 24, в четвертой — 27, в пятой — 21, в шестой — 15, в седьмой и восьмой по 20 к в девятой — 25. В дополнение к указанным строфам в состав гимна введены еще тропари святым Марии Египетской и самому Андрею Критскому, но поскольку они написаны другими, более поздними
авторами6, их следует исключить из общего счета строф. Важно, что очень рано — при жизни ли гимнографа или же по его смерти — "Великий Покаянный канон" получил именно такую форму: девять его песен состоят из разного количества ирмосов и тропарей, которые, кстати, тоже различаются по своему текстовому объему, — во второй песни эти строфы самые краткие, а в девятой — самые пространные.
Между прочим, в подобном строе произведения исследователи справедливо усматривают структурно-композиционную асимметричность. Но вместе с тем архитектоника "Канона" подчинена и симметрии, ибо девять его песен делятся по три на три части: после третьей песни читается "Житие Марии Египетской", а после шестой — кондак, икос и "Синаксарий". Данная симметрия, как замечено, таит в себе сложную и многогранную символику. Она соотнесена и с Троическим богословием, и с учением о девятичинной небесной иерархии ангельских сил, и с представлением о трехчастности мироустройства, и наконец с нумерологическим понятием, согласно которому девятка, по мысли Иоанна Зонары (XII в.), высказанной, кстати, именно в связи с "Великим каноном", есть самая «большая мера среди чисел»7. Что же касается асимметрии "Канона", то она, как полагают, соотнесена «с изменчивой человеческой природой, подверженной блужданию» между грехом и добродетелью. А вместе свойственные его композиции симметрия и асимметрия «символизируют таинственное соединение» в человеке «горнего и дольнего, небесного и земного»8.
Вот каковы формально-соДержательные особенности творения св. Андрея Критского в его целостном виде, сохраненном литургической практикой Православной Церкви до наших дней.
Однако "Великий Покаянный канон" по древнерусской рукописи № 241 из Вологодского собрания весьма отличается от его современной церковнославянской версии. Отличия относятся и к чину исполнения, и к тексту, и, в особенности, к структуре произведения.
Прежде всего следует отметить, что, судя по заглавию «Канона» в указанной рукописи, последний бывал «п'квдшъ &ъ среду в<чръ 5 н^ла» Великого Поста, а не в четверг утром, как ныне. Аналогичные указания встречаются и в других ранних славяно-русских богослужебных книгах. Например, так называемый Типографский Устав (ГГГ, К—5349. Конец XI — начало XII в.) предписывает петь Великий Покаянный канон в среду указанной седмицы — «всчсръ въ третин чдсъ нофи»9.
Думается, в таких случаях, хотя и применялся способ литургического обозначения времени, но подразумевалось все же реальное астрономическое, суточное время. Иными словами, покаянное пение св. Андрея Критского совершалось, вероятно, ночью — с вечера на утро, но в рамках Повечерия или Утрени. Считать именно так по-
!
зволяет, например, летописное свидетельство, относящееся к 6985 (1477) году: «Месяцд мдртд 20 день, въ среду на пятой недели поста, после стодннд, въ 7 чдсь нощи здгореся двор князя Андрея Меньшего, н згорешд дворы обсих князей Андреев, д которнн дворцн малые около их попов Архддггельских, д тс розллетдшд. Прнстоял во сам князь великий н сын его н многые дети воярскые, понеже во не успс и лечи еще князь велнкнй после стодннд велнкдго канона Андрее-ва»10. Здесь время — «в 7 час нощи», несомненно, обозначено по Типикону (византийское, или литургическое время) и, таким образом, соответствует 1-му часу после полуночи согласно астрономическому делению суток; отсюда нужно думать, что, согласно приведенному летописному свидетельству, Андрееве «стояние» совершалось именно в среду вечером, — до случившегося в час ночи, то есть уже в четверг ранним утром, пожара. Точно так же и вышеприведенное указание Типографского устава — в среду «в 3 час нощи» — соответствует астрономическим 9-ти часам пополудни, или вечера среды.
Подобным образом, следовательно, надлежит интерпретировать и вышеприведенные уставные указания Вологодской Триоди относительно молебного покаяния Андрея Критского. Такой древнерусский обычай, по-видимому, отражает старинную греческую традицию внемонастырского богослужения11, хотя и ориентированную на правила устава Студийского монастыря12.
Вместо вышеупомянутого припева на каждый тропарь «Помилуй ма, Еже, помилуй ма» в рассматриваемом рукописном тексте "Канона" тропари (за исключением Троичных и Богородичных) предваряются разными строфами-припевами, которые представляют собой избранные стихословия — либо в виде точных цитат, либо в виде парафраз — из так называемых "Песен Священного Писания", или "Библейских песен"13. Основой для припевов в первой песни творения св. Андрея Критского послужил текст 15 главы "Книги Исход": стихи 1—4 и 15—17; для припевов во второй песни — текст 32 главы "Книги Второзаконие": стихи 21—25; в третьей песни — текст 2 главы "Первой книги Царств": стихи 1—3 и 10; в четвертой песни — текст 3 главы "Книги пророка Аввакума": стихи 2, 3, 17—19; в пятой — текст 26 главы "Книги пророка Исайи": стихи 9—И и 15, 16, 19; в шестой — текст 2 главы "Книги пророка Ионы": стихи 3, 4, 6—8; в седьмой — текст 3 главы "Книги пророка Даниила": стихи 45, 46 и 52—56; в восьмой — текст той же главы и той же книги: стихи 57, 58, 60, 63, а также 80—82 и 86, 88; и, наконец, припевы девятой песни "Канона" воспроизводят текст 1 главы "Евангелия от Луки": стихи 46, 47, а также 68—70 и 72—76. Подобные припевы, между прочим, встречаются в Триоди Постной XII в. № 330 (423) из Синодального собрания рукописей ГИМ14 и также отражают древнюю богослу-
жебную традицию. Более того, первоначально именно они были использованы в качестве исходной, мотивирующей основы-образца в ходе развития канона как специфической жанровой формы гимно-графии, так что на самом деле — если говорить исторически — в роли припевов выступали возникшие позднее тропари 15.
По своей смысловой функции строфы-припевы, думается, задают общий эмоциональный тон, а также тему для конкретного размышления и самовыражения в тропарях. Первые связаны со вторыми как реплики странных, по первому впечатлению, участников столь же странного в плане рациональной логики диалога: когда некто один — как бы не слыша Другого — говорит исключительно о своем, говорит величественно, совсем неопределенно адресуясь, ясен лишь общий пафос его речи: он то обличает и наставляет, то угрожает и предрекает; другой же, мысленно едва поспевая за словами собеседника, но относя их лично к себе, трепещет, винится, оправдывается, просит, надеется и, главное, очень хочет быть услышанным. Однако глас первого силен и всеобъемлющ, а голос второго немощен и подавлен. И тем не менее, именно слова второго особенно важны для нас, немых свидетелей этого диалога, ибо именно они во многом тождественны нашему собственному жизненному опыту, выражают наши собственные осознанные или неосознанные мысли и чувства, ибо именно слова второго определяют наше личное умственное, душевное и духовное состояние.
Вот, например, 1 стих второй песни (л. 40 об.)16: «Сии рдздрд-
жнша ма пс о бз*ь про/пгьвашл мл. но о д'Ьл'Ьх'ь своих*» (ср. Синодальный перевод: «Оки раздражили Меня не богом, суетными своими огорчили Меня» — Втор. 32: 21) — согласно экзегетической традиции, это слова Господа в адрес отпавших от закона или не знавших его, а преобразовательно — в адрес язычников, которым предстоит, по промыслу Божию, войти в лоно Христовой Церкви 17. И данному библейскому изречению вот как ответствует гимнограф в 1 тропаре (хотя это совсем не ответ): «вгимн ибо и БЪЗЪГЛЮ. ЗСМЛС внушай. дшд кдюц1дсл къ вгу н п0юц1н / кму.
Затем следует 2 стих: «И дзъ раздражаю не / о газыц'к. и о газыц'Ь нердзумн'Ь прогневлю а». (Ср. Синод, перев.: «И Я раздражу их не народом, народом бессмысленным огорчу их» — Втор. 32: 21) — вновь слова Господа о том же и^ответ св. Андрея во 2 тропаре: «Вонмн мн вже гако цндръ н млрдъ. омагчн н теплок / мок прними покапннк». Точно также сочетаются стихи-припевы и тропари на пространстве всего древнерусского текста "Канона": слова вторых лишь отзываются на слова первых, но это — косвенно-смысловая перекличка, — чередуются речи о разном; стихи-припевы суть выражение Божественного откровения и воли, тропари же представляют собой вербальный образ посильного
постижения человеком того, как эти Откровение и Воля прилагаются к жизни людей вообще и к конкретной судьбе в частности.
Необходимо также отметить текстуальное отличие анализируемого списка от современной церковнославянской версии "Великого Покаянного канона". По существу, данный список содержит иную редакцию перевода с греческого оригинала (хотя и последний, бытуя в византийской рукописной традиции, конечно же, различался по редакциям). Вот, например, сравнение нескольких строф из первой песни:
1 тропарь:
Отъкуду ндчну плдкдтиса стрдс/наго ми житии д'ЬлТ.. кок на-чд/ло скажю уте. сего ртлдлнига. / 1дк0 млрдъ дджь МИ слезъ! по-
каеа/ниса (л. 39 об.).
¿¡к^д^ ндчн^ плдкдти окданндглу моег\у жнт1а / д'Ьанго; кое лн полож^ начало Хрсте, нын'кшнбм^ // рыдднйо; но гаки» влго^трокенъ, ддждь мн прегр'Ьшежй адстдвленТе18
Троичен:
Пртлга трце. въ кдннств'Ь поклд/накма. възмн времА Ш мене та/жкок гр^уовнок. но 1яко млрдъ дд/жь мн слези оумнленна
(л- 40). _ Т
Прес^цктвсндндА Трце, во еднннЦ'Ь по/кланасмаа, возмн времА мене тажкос гр'Ьх08"««. / " гаю» влРо^трокнд, ддждь мн слезы оумнленТга 19.
Богородичен:
Еце нддеже. н здступнице помоцш. / възмн времА Ш мене тажькок / греховной. но гако млр да дджь мн / слези оумнленна
(там же).
Едце, надежде и предстдтельство тесе / поюцтхъ, возмн ЕреМА 53 М6Н6 ТАЖК06 гр*йховное' н ^^ влдчцд чстдя, КДЮЦ1ДСА Пр1ИМН МА20.
Буквальное сравнение одних и тех же стихословий древнерусского и современного церковнославянского текстов в большинстве случаев обнаруживает очевидное превосходство первого в отношении языка (простота и ясность), стилистики (лексическая, синтаксическая, ритмическая организация) и, как следствие, поэтичности (эмоциональность и экспрессия тона). Попутно необходимо отметить, что церковнославянская версия неудовлетворительна и с точки зрения орфографии: написание многих слов совершенно не соответствует их фонологической этимологии.
Но самая замечательная особенность "Великого Покаянного канона" по Вологодской рукописи № 241 — это его содержательно-композиционная структура.
Прежде всего в составе древнерусского текста отсутствуют чтения, посвященные святым Марии Египетской и самому Андрею
Критскому, то есть тропари им в каждой песни и "Житие Марии" по третьей песни; отсутствует в нем и "СинаксариЗ". Тем не менее упомянутое выше деление покаянного гимна на три части четко обозначено: после третьей песни читается седален 8 гласа (Апслъ двд-НА-10 ВО ИЗБРАНИИ, молву / КЪ Х®И НЪ1№к принесет«, постнок / течении вскмъ прсити. свершдю/фнмъ въ оумилснии. и доврод-•кте/ли творАфнмъ въ вд'кннн^млтвъ!. / да тако постнгнемъ ВИД^ТН Х<* &А. / и славнок въофннк кго. славу / Н XBaAY прино-САЦ1С — л. 42), сохранившийся в употреблении до сих пор, но в ином текстовом варианте 21; далее, после шестой песни, в рукописи воспроизведены два известнейших стихословия св. Романа Сладкопевца — кондак 6 гласа и икос («Дик моп дик мои. въстанн что др*Ь/млсшн. конець прнвлнждкть ТН / CA. И МОЛВИТН ИМДШИ. ВЪЗНИКНИ / ВЪПИЮфИ. ДА ПОфДДНТЬ ТА ВСЬД"Ьи / ВСАЧЬСКАП нс-П0АНА1А.» и «Хво БрАЧЬСТВО ВИД'Ь ШвСрСТО. И (Этого / АДАМОБН точдфек сдрдвик. пострд/ддн оугазвенъ б*ы дыаволъ. н noirfc/ду прнкмлА ръ1ддш£. къ своимъ / си другомъ възпн. что створю ciiy / мдринну. оуви во ма внфлеомлА/нннъ» — л. 45), также сохранившиеся, правда в иной версии, в современном богослужении 22.
Завершают древнерусский список "Великого Покаянного канона" три стихиры на хвалитех 4 гласа и Богородичен: ^
«ficc ЖИТНК МОК СЪ мъггдрн. И СЪ клу/дники ЖИТО ЕЪ1. кдд оуво възмо/гу ли. понс въ стдрости. рдзум*ктн / прсже^нсходд мокго. испрдвн ТЕЛО / съгр*Ьшыш1мъ. и ПОДАТЕЛЮ млти / гн дджь ДО КОНЦА. HjC погнвнувъ.
Бихъ прстъкдннк члвчс. съд-клд/въ гако земнът земная. Браку / оуподовнхъ са твонмь повсл<Ьнне/мь. и прЕступнхъ законъ. ^и осквс/рннхъ ложе мок. сз земла създа/въ. здании си не презри, гн дджь.
Блудно иждихъ житнк дша м0к1д. / плътью мокю оугоженнк съд*Ьлд. / в*ксомъ и ж или цн остдвих.ъ // ст'ртмъ рдвотдга
везв'ксТЬНШМЪ. НО МЛрДНКМЬ ПОфАДИ МА. Прогони/ТЕЛЮ Б'ксомъ. ГИ ДДЖЬ ДО КОНЦ. СЛАв. I ИЪ1н(е). ^
О НЕНЗрСЧЕНЬНАГО ТИ МЛрДН1А. о СТрд/нЬИАГО рЖТВА ГфЕДИВНОК. О КАКО / двца гако МЛАДЕНЦА. НОСИШН на ру/ку творцд всйхъ- и Gj heia въплотн/са ИЗВОЛИВЫИ елгтлю. ги ДДЖЬ до КОНЦА.» — л. 48
06.-49).
Все вместе эти стихословия представляют собой сокращение по-следования так называемых «стихир по длфдвит^ 24 велнкдго канона», ныне чтомых (разумеется, в ином текстовом варианте) на Вечерне в среду 5 седмицы Великого Поста, то есть накануне чтения покаянного гимна 23. Из всего стихословного комплекса указанного последования в древнерусском списке имеются только первая, третья и четвертая стихиры и заключительный тропарь Богородичен. Что же касается их местоположения — именно после "Канона", то ана-
логичное встречается и в других древних Постных Триодях (см., например, Сии. № 330 (423), л. 250 об.) 24.
Текст сочинения св. Андрея Критского по Вологодской рукописи № 241 отличается также своим объемом. Он сокращен как бы в соответствии с сокращением 24 азбучных стихир. И очевидно, что сделано это не механически, а вполне осознанно и с определенными целями. Сокращая полный текст покаянного гимна, неизвестный редактор, надо думать, прежде всего следовал принципу повествовательной сдержанности. Поэтому он упразднил из состава "Канона" те стихословия, которые представлялись ему излишними как повторы, варианты — тематические, троповые, интонационные — уже сказанного.
Вот, к примеру, первая песнь по содержанию тропарей. Рассматриваемый древнерусский текст начинается так же, как и полный церковнославянский. Автор просит Христа дать ему «слези покда-нига» (1 тропарь). Затем призывает свою душу вместо «прсжнАго Бссловесыа» принести «къ ву покдшшкмь слезы» (2 троп.). Эти две строфы являются, между прочим, приступом ко всему произведению. Далее следует тропарь на тему внезапного духовного прозрения и упрека в свой адрес: св. Андрей осознает себя отрешенным от «присносуфдго црвига» за грехи и ревность к «преступлению» Адама. В полном варианте "Канона" после означенной — 3-й — строфы читаются два тропаря, в которых зазвучавшая выше тема самоупрека получает дальнейшее риторическое и образное развитие — причем все в том же контексте истории первого грехопадения: «увы мне, окаянная д^ше, что Людовилдся есн первей 6ве...» и «вместо ©вы ч&ственныА мысленндл мн кисть, бвд...»25. В древнерусском тексте указанных стихословий нет. Здесь очередной — 4 тропарь — это введение к новой, уже исповедальной теме: признавая справедливость изгнания Адама из Рая за нарушение «кднн01а здпОв*Ьдн», гимнограф вопрошает Спасителя о том, что же ждет его самого, который отверг «животнла словесд». В полном варианте "Канона" за этим вопрошанием следуют шесть тропарей, развивающих образно-риторически тему исповеди и самообличения: «Кднново прешедъ Убийство...», «Лвелеве, 1исЛе, не ^подобнхса прдвде...», «ако Кдннъ н мы, д^ше окааннда...», «Бренне, зддтель, жнвосозддвъ, вложил есн мне плоть...», «Извефдю тн, Опдсе, грех«...», «Аще и согрешнхъ, Спдсе...»26. В древнерусском тексте данные стихословия отсутствуют. 5-м по порядку тропарем здесь является 20-й тропарь полного варианта. Он содержит как бы квинтэссенцию покаяния и вместе с тем открывает новую тему — просительную 27: автор признается, что «отг оуностн» отверг «здпов'Ьдн» Христовы и не следуя им прожил жизнь, и все же молит Спасителя о спасении. В полном варианте плача ему предшествуют семь тропарей (включая 6 и 8 древнерусского текста), в ко»
торых тема молитвы о спасении — главная, под сурдинку же звучит и исповедальный мотив: «Поверже мл спсе предъ врлты...» (Волог. № 241, л. 40), «В разбойники впадый азт» семь...», «Икр-Ьн ма преже внд'Ьбъ мимо и/де...» (Волог. № 241, л. 40), «Агнче Божий, вземлАй грехи всех'ь..., «Покаанна врсмл прнхожд^ тн, Ооздлте-лю..., «Не возгн#шдйсл мене Спдсе..., «Вольндл, Спдсе, н небольнда прегрешеннА моа...»28. Несомненно, в результате упразднения, а также, как видно, композиционной перестановки означенных стихо-словий, в древнерусском тексте "Канона" четче обозначился семан-тико-интонационный центр первой песни — это 5 строфа. Зазвучавшая в нем просительная тема слышится еще явственнее в трех последних тропарях рыдания, соответственно, — 13, 21 и 15 полного церковнославянского варианта. Автор призывает Спасителя не отвергнуть его «тъфд» в старости и «прежс конца» дать его «прегр'Ь-шеннгемь ©пуст т.» (6 троп.); признается в Том, что расточил «вдтьство Христово», и просит «отцд цкдротдмъ» о милосердии (7 троп.); наконец, осознав, что его за пребывание «въ злъ1хъ» оставили «н№рен» и «левгнтъ», молит Иисуса вновь о милосердии (8 троп.). Дотошности ради необходимо отметить, что в конце первой песни "Канона" по полному варианту имеются еще два просительных тропаря: «Теве прнпдддю 1нс&е, согрешнх*ь...» и «Не внндн со мною в*ь сЪ'дъ...». Разумеется, в древнерусском тексте их нет.
Аналогичный способ сокращения прослеживается и далее, в прочих песнях творения византийского гимнографа. Таким образом, хаотичность и путанность сюжетно-тематического плана поэтической речи, присущие полному варианту "Великого Покаянного канона", неизвестный создатель версии, зафиксированной Вологодской рукописью № 241, последовательно подчинил закону художественной экономии и логической организации. Растянутое образно-смысловое поле молитвенной медитации св. Андрея Критского он стянул в более плотное и потому более выразительное ядро. Разветвленную, тяжелую купу риторики он разредил, сделал ее более светлой и легкой. Содержательная суть покаянного гимна от этого ничуть не пострадала. Смысловая емкость осталась прежней, но ее художественные контуры проявились более отчетливо, изящно и красиво.
Однако не только ради достижения вящей идейно - стилистической выразительности сокращался полный текст "Канона". Есть также основания полагать, что сделано это и с явным намерением упразднить по возможности характерную для сочинения св. Андрея Критского в его полном виде асимметричность структуры, строже подчинить последнюю симметрии и, сообразно этому, придать ей более наглядную знаменательность.
В самом деле, все девять песен покаянного плача сокращены до взаимного структурного равенства и подобия, так что каждая' состо-
ит из 11 строф — 1 ирмоса (двуирмосность второй и третьей песен устранена), 8 тропарей рыдания, 1 Троична и 1 Богородична. В этот счет, думается, не следует включать библейских стихов-припевов, которых в каждой песни, соответственно числу тропарей рыдания, по восемь, а также — возгласов «Олдва...» и «Нине...» перед Троичным и Богородичным, ибо и те и другие лишь косвенно выражают как общее покаянное содержание плача, так и конкретный смысл привязанных к ним тропарей: у них другая — абстрактно-отвлеченная — семантическая функция, да и поэтика (правда применительно только к собственно славяно-русскому переводу) — другая. Но если исключение стихов-припевов справедливо, то творение св. Андрея Критского по древнерусскому списку, следовательно, состоит из 99 строф: 9 ирмосов, 72 тропарей (что кратно 9), 9 Троичных и 9 Богородичных. На три части оно разделяется тремя стихословиями — седальном и кондаком с икосом, так что в каждой части по 33 строфы: по 3 ирмоса, по 24 тропаря, по 3 Троична и по 3 Богородична. И заключается оно тремя стихирами.
Таким образом, девятеричность "Великого Покаянного канона", или утроенная троичность, в рассматриваемом рукописном варианте обозначена вполне последовательно и рельефно. Это, кстати, должно было дополнительно подчеркиваться тремя поклонами: издревле при пении "Канона" полагалось творить «нд кийждо тропдрл мгганиа три» 29 (последнее как раз было возможно и незатруднительно из-за протяженности стихов-припевов).
Казалось бы, отмеченная стройность должна нарушаться последней строфой, заключающей всю композицию "Канона" по древнерусскому списку, — Богородичным из комплекса азбучных стихир, который как бы выбивается из девятеричности: он — десятый в общем числе Богородичных. Однако его, думается, должно воспринимать именно как архитектурную точку завершения, причем не диссонирующую, а гармонически подытоживающую нумерологическую структуру всёго рукописного текста в целом, самой своей внутренней организацией соотносящуюся со столь ярко выраженной утроенной троичностью покаянного гимна в данном его виде. Ведь замечательно, что этот Богородичен содержит троекратное обращение к Богу — «блгтлю» (см. выше). Конструктивная изоморфность и симметрия тут очевидны.
Итак, в рассматриваемой древнерусской версии "Великого Покаянного канона" системно выдержан структурно-композиционный принцип девятеричности, или утроенной троичности. Знаменательность подобной архитектоники, как и ее предумышленность, несомненна. Но на какую область семантики ориентировано было именно такое построение текста — теологическую, космологическую, метафизическую или художественную, — определенно утверждать
трудно. Скорее всего, редактор знаменитого гимна имел в виду смысловую полифонию.
Однако, в связи с устойчивой традицией Церкви стихословить покаянное «ръ1ддннс» Великим Постом, не лишне напомнить здесь новозаветное свидетельство о последнем мгновении земной жизни Распятого Христа (кстати, припоминаемое накануне Страстной пятницы и в самую пятницу несколько раз — при чтении 12 Страстных Евангелий и затем Евангелий на «царских» часах — 1, 3, 6 и 9). Воспроизведу его по тексту Архангельского Евангелия 1092 г.: «ГО ц|£стъ|(|я же) годин7,1. тьма бъ1 по всей земли, до годин 11 девлтъиа. прТ девлтЬн же годнггЪ. възъпн 1с глмь великъмь. глга... воже еже мои. въскоую лма кси остдвнлъ» (Мф. 27: 45—46) 30. Не этот ли крестный вопль страждущего Спасителя задал тон и настроение^ явился прообразом для оплакивания св. Андреем Критским «стр'лнлго... житии д'клъ», для стенания о своей собственной оставленности в сонме иереев и леввитов? На мой взгляд, вполне возможно, что неизвестный редактор "Канона", всматриваясь в его покаянный текст сквозь призму Святого Благовестил, прозрел — умом или духовно — самое сокровенное плача, первопричинную тайну его числовой знаменательности, и это свое понимание выразил так ярко и отчетливо, так системно подчинил его форму конструктивному принципу девятеричности.
Но не только на символику числа 9 ориентирована архитектоника древнерусского списка "Великого Покаянного канона" св. Андрея Критского. Девятеричность — это его, так сказать, формально внешняя нумерологическая сфера. Внутри же последней (повторю, символически связанной с христианской верой в триединого Бога, Творца Неба и Земли, духовного и материального миров, а также — с евангельским свидетельством о крестной смерти Спасителя, Сына Божия) кроется еще одна нумерологическая сфера — восьме-ричность. Именно по 8 тропарей рыдания из всего их корпуса (и, соответственно, по 8 стихов-припевов) оставил неизвестный редактор "Канона" в каждой песни. Таким образом, число 8 также использовано как организующий структурный модуль текста.
Данное обстоятельство, однако, заставляет полагать (если иметь в виду общий культурологический факт средневековья — склонность к символизму, особенно в области религиозной жизни), что восьмеричная структура песен покаянного плача в основной их содержательной части (между ирмосом и тропарями Троичным и Богородичным) является вместе с тем знаменательной, есть потаенный способ передачи некоей дополнительной информации, иносказания об особом вероучительном, литургическом, историософском смысле гим-нографического произведения в данном его виде.
Действительно, в контексте христианского знания число 8 (и кратные ему 80, 800, 8000), будучи священным библейским 31, на-
делено сложной символико-ассоциативной семантикой. Во-первых, оно соотносится с образом Христа и его пребыванием в мире. В этом отношении оно, следовательно, христологично. Так, в восьмой день Сын Человеческий был обрезан и наречен именем Иисус (Лк. 2: 21); через восемь дней по исповедании апостола Петра (Лк. 9: 20) Он божественно преобразился на горе Фавор (Лк. 9: 28); спустя восемь дней после Воскресения Он во второй раз явился Своим ученикам, и при этом состоялось уверение апостола Фомы (Ин. 20: 26—29). Во-вторых, означенное число соотносится с библейским фактом спасения, и отсюда его сотериологичность: именно восемь человек спаслись во время Всемирного потопа (Быт. 7: 13; 8: 18), на это, между прочим, дважды указывал апостол Петр (Шет. 3: 20; 2Пет. 2: 5).
Вот почему, вероятно, у древних христиан весьма ценилось предсказание языческой пророчицы Сивиллы Кумейской, которая, размышляя об имени грядущего Спасителя, по преданию, утверждала, что «имя Его имеет четыре гласных и две безгласных... общее число их: восемь единиц, столько же десятков и восемь сот — будут означать имя Его неверующим». Предсказание это вполне оправдалось в греческом написании имени '1т|СТо0с32. Вот почему и Беда Достопочтенный, англосаксонский ученый богослов (VIII в.) , как бы развивая мысль античной предсказательницы, писал буквально вот что: «В святейшем имени Иисуса не только этимология, но и общее число, содержащееся в буквах его, показывает тайны вечного нашего спасения (курсив. — В. К.). Ибо шестью буквами у греков пишется имя 'I троСс, коих числа суть следующие: 10 и 8 и 200 и 70 и 400 и 200, которые вместе составляют 888, каковое число, без сомнения, выражает мысль о воскресении. Ибо осьмое число в Св. Писании соответствует славе воскресения, потому что Господь воскрес в осьмой день, то есть после седьмого субботнего. И мы сами после шести веков мира и после седьмого (века) покоя душ, который они имеют теперь в другой жизни, может быть', восстанем в осьмом периоде» 33.
На основании вышеуказанной ассоциативности и знаменательности у числа 8 сформировалась — уже в контексте литургической жизни христиан — эсхатологическая семантика: оно стало символом вечности, то есть нового времени в Царствии Божием, и символом приобщения Церкви, то есть народа Божия, к этой воскресшей жизни. Отсюда день воскресный стал днем Евхаристии и у первых христиан нередко назывался «днем восьмым»; отсюда в ранней христианской Церкви сложились — в рамках Таинства Крещения — так называемые обряды восьмого дня, ибо они совершались в следующее после Пасхи воскресение, то есть на восьмой день: с принявших Крещение омывали святое миро и постригали им волосы — в знак отныне вменяемого им жертвенного свидетельства о
Царствии Божием 34. Однако средневековая Церковь держалась несколько иных крещальных правил. В Древней Руси, например, новорожденным давали имена до Крещения, и чин наречения имени предписывалось совершать как раз в 8 день от рождения. Об этом свидетельствуют Нестор Летописец в "Житии преподобного Феодосия Печерского"35 и Ефрем в "Житии преподобного Авраамия Смоленского"36, а позднее специально рассуждает архиепископ Солун-ский Симеон (ум. в 1430 г.): «У иудеев в осьмой день совершалось обрезание, а теперь мы, верные, в тот же день получаем имя, сообразно с тем, что осьмой день знаменует (курс. — В. К.) обновление... Имя получает младенец в осьмой день, подобно Спасителю, нареченному спасительным именем Иисус» 37. За 8 дней до Крещения над крещаемыми (если они были взрослыми людьми) читались так называемые огласительные молитвы 38, а в 8 день по Крещении — также молитвенно — совершался обряд «разрешения ново-крещенного»: с него снимали белые одежды и куколь, отирали миро и омывали миропомазанные места 39. Указанные правила, между прочим, были изъяснены в знаменитом "Вопрошании" Кирика Новгородца 1136 г. 40
Итак, восьмеричность вообще, — безотносительно к архитектонике "Великого Покаянного канона" в рассматриваемой здесь древнерусской рукописной версии, — символически сопряжена и с проповедью спасения именно через Христа, и с верой в возможность приобщения к вечной жизни в Царстве Божием именно через Церковь Христову. И если уж восьмеричность в принципе могла использоваться иносказательно, то, вероятно, ее знаковый смысл служил бы дополнительной, формальной поддержкой каких-либо аспектов содержания рассматриваемого текста — христологического, со-териологического, эсхатологического, или же всех вместе.
Однако вполне закономерен вопрос: справедливо ли сказанное о символике числа 8 связывать с построением покаянного гимна св. Андрея Критского в древнерусском списке XIV в. и тем самым полагать, что тот, кто осуществил собственно такую переработку оригинала, имел в виду как раз означенную символику? Действительно, ведь в рассматриваемом сокращенном варианте (да и в полной версии) "Канона" даже ни разу не употреблено слово восемь (впрочем, как и девять). Как же вообще тогда можно рассуждать о скрытых намерениях редактора? Но в том-то и дело, что рассуждать не значит утверждать.
Исследователю прежде всего приходится исходить из общепринятого ныне знания о символическом характере средневековой культуры в целом. При этом символическое восприятие или ощущение реального мира, конечно же, по-разному проявлялось в известных культурных ареалах христианского средневековья. Что касается Древней Руси, то здесь, в силу исторических обстоятельств, был
особенно характерен для общества (и естественен) символико-поэтический взгляд на вещи, — в отличие, например, от ученого, символико-созерцательного взгляда, присущего просвещеннейшему греко-византийскому обществу. Это, в частности, сказалось на содержании древнерусских оригинальных экзегетических текстов о богослужении, хотя у нас с раннего времени были известны и литургические толкования признанных византийских авторов — Максима Исповедника, Германа Константинопольского, Феодора Андидско-го41. Таким образом, теоретически вполне можно предположить знакомство неизвестного редактора "Великого Покаянного канона" с подобного рода сочинениями и, соответственно, влияние последних на его творческую мысль.
Далее исследователю необходимо принять во внимание общую особенность богослужебных последований как таковых. Чины и общественных и частных богослужений заметно отличаются конструктивной нумерологичностью: число молитв, возгласов, словесных повторов, припевов, поклонов, действований всегда определенное — 3, 7, 9, 12, 40 и всегда символически значимое или ассоциированное. Это — объективная данность, причем бросающаяся в глаза, следовательно, могущая влиять на сознание участников литургической жизни. И в средние века, несомненно, влиявшая. Во всяком случае многие древнерусские литературные — не богослужебного назначения — тексты хранят следы такого влияния 42.
Наконец, исследователь вправе и обязан спросить: а почему, собственно, покаянный гимн св. Андрея Критского сокращен именно так, как в Вологодской рукописи № 241? почему в каждой песни "Канона" оставлено только по 8 тропарей рыдания, а, например, не по 12 или не по 9, ведь очевидно, что в последнем случае утр денная троичность структуры сочинения была бы абсолютной? Признавая совершенную осознанность данного сокращения, должно признать, что неизвестному редактору плача нужны были именно 8 тропарей, и потому, вероятно, что число 8 для него что-то значило. Если же соотнести искомое значение восьмеричности древнерусской версии "Канона" с областью символических ассоциаций числа 8 вообще, то окажется, что христологическая, сотериологическая и эсхатологическая семантика последнего вполне конгениальна содержанию как раз тропарей рыдания и именно их абстрактному контексту.
В самом деле, и "Канон" в целом, и многие из означенных тропарей адресованы непосредственно ко Христу, суть покаянное обращение к Спасителю и Праведному Судии; в них прямо или косвенно выражена смиренная надежда на конечное спасение и приобщение к вечной жизни в Царствии Божием; соответственно, век) поэтическую ткань этой слезной молитвы пронизывает — где видимой, где невидимой нитью — тема последнего Суда:
«Д-клъ своих* не презри. / здании си не остдви. судии / прлв-днвъш. дфе кдинъ съгр'кшнх* дкъ1 члвкъ. пдче всего / члвкд млрде. но пмлшн око гь. всл/ку власть, прдфдтн съгр'Ьше-нни». — 1 троп. 4 песни (л. 42).
«ПофДДН спсс свокго създдииа. н въ/зифи пко пдстирь погн-
ВЪШДГО. вд/ри ЗАЕЛ^ЖЬШАГО. И © ВОЛКА НСТь/рГИИ. Н СТВОрН ма
п'Ьт'Ьннк. в* пд/жнтн твоих* овець». — 8 троп. 8 песни (л. 47).
Но и многие самоадресованные тропари, обращенные к собственной душе автора, обладают аналогичным контекстом:
«Въсклоннса о дше мою. д*клд свои / нжс съд'Ьлд помъкли. и тд предъ очн / свои принеси, и капла^ испусти слез* / своих*, по-в'Ькь гав'Ь длинна. и вса / мъгсли XV 11 очтишнса». — 2 троп. 4 песни^л. 42—42 об.).
«X* волхв*!, спсъ пдстух*! призвд. / н лллдденець множьство. показа / <мчнк*| и стдрцд прослдвн. и стдру вдовицю. их* же не поревновд дше. / д'Ьлу ни житию, но горе с(е) ти кгдд су/дити та». — 2 троп. 9 песни (л. 47 об.).
Таким образом, абстрактное содержание тропарей рыдания как бы отвечает их числу и, в свою очередь, подчеркнуто символикой последнего.
Итак, выявленные в композиционной структуре древнерусского текста "Великого Покаянного канона" девятеричная и восьмеричная сферы суть не только результат субъективного подхода к переработке исходного варианта указанного сочинения, но и объективно обусловленный рефлекс богословского знания христианской Церкви о своем Основателе. Сокращать творение св. Андрея Критского можно было и по-другому (известны, например, списки с двумя-тремя тропарями в каждой песни — РГАДА. Ф. 381 (Син. тип.) № 134. XIV в. Лл. 106а—109б43), но именно данный, именно такой вариант сокращения оказался наиболее семантически адекватным содержательной природе "Канона". Отсюда очевидна и поразительна богословская и филологическая просвещенность, глубокомыслие, смелая самостоятельность и, как говаривали на Руси, «хитрость» неизвестного редактора не то что популярнейшего, — основного, главного покаянного гимна православных христиан. Остается лишь выяснить, где и на потребу какой богослужебной традиции переработал он произведение великого церковного поэта.
Предварительно и, разумеется, предположительно по этому поводу можно думать следующее.
Прежде всего необходимо подчеркнуть русское происхождение рукописи. На это указывают особенности ее переплета: судя по технике исполнения, он относится к северо-западной, псково-нов-городской традиции, а по стилю — к разряду "обиходных"44. Важно отметить также характерные орфографические свойства текста Вологодской Триоди в целом, а именно отразившиеся на письме северо-
западные диалектные черты русского языка при отсутствии южнославянских примет: «пов'Ькдеть» — 3 л. ед. ч. наст. вр. (л. 27об.); «знжнтсль» — им. п. ед. ч. (л. 89);«оц,Ьсти» — 2 л. ед. ч. повелит. накл. (л. 40 об.), «рожю» — 1л. прост, буд. вр. (л. 50), «о слепч'к» — мест. п. ед. ч. (л. 114), святых «отечь» — род. п. мн. ч. (л. 120). Русское происхождение рукописи подтверждается и текстом "Канона" с "Акафистом" Пресвятой Богородице в этой же рукописи, который, между прочим, «постьса в«чрь» в пятницу, а не в субботу на Утрене 5 седмицы Великого Поста (л. 49—69 об.). Текстуально "Акафист" относится к древней, доевфимиевской редакции 45 и очень близок к разновидности древнейших Триодей, но именно русских, а не южнославянских. Типичные черты подобной разновидности отличают, например, Триодь Постную XII в. из Синодального собрания ГИМ № 31946. Учитывая означенные — конечно же, косвенные — указания, может быть, все-таки позволительно думать именно о русском происхождении рассмотренной выше рукописной версии покаянного плача св. Андрея Критского и в таком случае считать ее древнерусским вариантом последнего.
Для чего же был создан подобный вариант?
Известно, что для общественного богослужения древней греческой Церкви и, соответственно, русской Церкви домонгольского периода характерно большое разнообразие. Но при наличии многочисленных частностей, местных особенностей и Т. д. устойчиво сосуществовали три типа богослужения: кафедрально-епископский, монастырский и приходской 47. Имея в виду историю канона как определенной гимнографической формы, надо помнить, что таковая развивалась на основе библейских песнословий Утрени и как часть Утрени 4в, причем только по монастырскому чинопоследованию 49. В кафедрально-епископских храмах совершались особые Утрени — без пения канонов 50. Что же касается приходского богослужения, то последнее, будучи ориентировано на монастырское, заметно отличалось краткостью. Иными словами, в приходских, или мирских храмах Утрени, Вечерни, Литургии и Т. д. совершались по монастырскому чину, но обычно сокращенно, с опущением каких-то молитв или даже целых разделов службы51. В связи с этим уместно отметить яркую отличительную черту рукописной Триоди, в которой содержится рассмотренное выше творение св. Андрея Критского. Вместе с ним в книге 36 канонов. Из них 26 (понятно, в другой текстовой редакции) употребляются до сих пор. Но по объему они все, сравнительно с печатаемыми ныне церковнославянскими вариантами, — краткие: в составляющих их песнях оставлено обычно по четыре тропаря, включая Богородичен или же Троичен с Богородичным. Таким образом, означенная Постная и Цветная Триодь содержит сокращенные последования канонов. Возможно, это указывает на ее предназначение именно для приходского богослужения.
Но отсюда и переделка "Великого Покаянного канона" св. Андрея Критского также, вероятно, была осуществлена на потребу мирского храма.
Конечно, если бы удалось решить вопрос относительно того, к какому времени относится данная переделка, то, быть может, придется изменить мнение и относительно ее культурно-исторических обстоятельств. Но это уже предмет специального историко-археологического исследования.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 На это ясно указывает, пожалуй, единственная в отечественной научной литературе специальная работа — диссертация протод. Сергия Правдолюбова на соиск. учен. степ, магистра богосл. «Великий канон святого Андрея Критского: (История. Поэтика. Богословие)». Загорск: МДА. 1987. Т. 1—5 (машинопись).
1 Шмеман А., протопр. Великий пост. М.: Моск. Рабочий, 1993. С. 59—
60.
3 Триодь Постная. М„ 1992. Ч. 1. Лл. 89-94, 100 об.-105, 111 об.-116, 121-125 об.; 294 об.-313 об.
4 Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока (в трех томах). Т. 2: Святой Восток (часть 1). М., 1997 (репр. изд.). С. 77. — Карабинов И. Постная Триодь: Исторический обзор ее плана, состава, редакций и славянских переводов. СПб., 1910. С. 35.
5 Правдолюбов С. Указ. соч. Т. 2. С. 47.
6 Филарет (Гумилевский), архиеп. 1) Историческое учение об отцах Церкви. Св.-Тр. Серг. Лавра, 1996 (репр. изд.). Т. 3. С. 242; 2) Исторический обзор песнопевцев и песнопения греческой Церкви. Св.-Тр. Серг. Лавра, 1995 (репр. изд.). С. 199. — Скабаллонович М. Толковый Типикон: Объяснительное изложение Типикона с историческим введением. Киев, 1913. Вып. 2. С. 268. — Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике: Литургика. Серг. Посад, 1918. С. 220. — Правдолюбов С. Указ. соч. Т. 2. С. 56-60.
7 Правдолюбов С. Указ. соч. Т. 1. С. 247—249, 252—257. — Квирика-швили Л. С. 1) Композиция гимиографического канона / Автореф. дисс. на соиск. уч. степ, доктора филол. и. Тбилиси, 1983. С. 20; 2) Вопрос о второй песни гимиографического канона // Известия АН Груз. ССР. Сер. Языка и литературы. Тбилиси, 1977. № 1. С. 69—77.
8 Правдолюбов С. Указ. соч. Т. 1. С. 254.
9 Мансветов И. Церковный Устав (Типик), его образование и судьба в греческой и русской Церкви. М., 1885. С. 144.
10 ПСРЛ. Т. 18: Симеоновская летопись. СПб., 1913. С. 273. — То же в Московском летописном своде конца XV века (ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 309). Означенный факт указан мне А. М. Пентковским, за что приношу ему глубокую благодарность. \
11 Правдолюбов С. Указ. соч. Т. 2. С. 75.
12 Мансветов И. Церковный Устав (Типик), его образование и судьба в греческой и русской Церкви. М., 1885. С. 136, 144.
13 В полном виде подборка их содержится в кн.: Псалтирь следованная. М.,
1988. Ч. 2. С. 65-82.
14 Горский А. В., Невоструев К. И. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки. Отд. Третий: Книги богослужебные (часть первая). М., 1868. С. 506.
15 Карабинов И. Указ. соч. С. 65—66, 72, 99—101. — Скабалланович М. Указ. соч. С. 260—262. — Голубцов А.П. Указ. соч. С. 216. — Киприан (Керн), архим. Литургика: Гимнография и эортология. М., 1997. С. 40—43.
16 Именно во второй песни ""Великого Покаянного канона" по Вологодской рукописи № 241 текст стихов-припевов воспроизведен полностью.
17 Толковая Библия, или комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета / Под ред. А. П. Лопухина. Т. 1: Пятокнижие Моисеево. Птб., 1904. С. 664.
18 Триодь Постная. Ч. 1. Л. 294 об.-295.
19 Триодь Постная. Ч. 1. Л. 296.
20 Триодь Постная. Ч. 1. Л. 296.
21 Ср.: Триодь Постная. Ч. 1. Л. 299 об.-ЗОО.
22 Ср.: Триодь Постная. Ч. 1. Л. 305.
23 Триодь Постная. Ч. 1. Л. 290 об.-293.
24 Горский А. В., Невоструев К. И. Указ. соч. С. 506.
25 Триодь Постная. Ч. 1. Л. 295.
26 Триодь Постная. Ч. 1. Л. 295-295 об.
27 Нова она только для рассматриваемого древнерусского текста, поскольку в нем содержатся не все трапари «Канона».
28 Триодь Постная. Ч. 1. Л. 295 об.
29 Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковнослужителей. Ч. 1. М„ 1993 (Репр. воспроизв. изд. 1913 г.) С. 578.
30 «Въ великыи четвьртъкъ. Веч(ерня).Ева(н)г(елие) 7». — Архангельское Евангелие 1092 года. Исследования. Древнерусский текст. Словоуказатели. М.: Науч.-издат. Центр «Скрипторий», 1997. С. 260 (Л. 109 об.). Ср. там же: «Въ вел(икий) пя(то)к. На утрьнии... На часъ третии» — Мр. 15: 33—34. С. 270-271 (Л. 114 об.-115) и «на час 6» вновь Мф. 27: 45-46. С. 279 (Л. 119). Иная интерпретация последнего мгновения жизни Христа дана апостолом Лукой: «Е^ же година дк-ы шсстла. и тьма бъ|' по всей зимлн. до годн-нъ1 дсватъмь... н възглашь гллсъмь великъмь. 1с реме, оче въ poyivfc твои, предаю дхъ мои. н С( р£КЪ- издъше» (Лк. 23: 44, 46) — Архангельское Евангелие: Евангелие 8 в Великий четверг. С. 263 (Л. 111).
31 Симфония, или Алфавитный указатель к Священному Писанию. Изд. 3. Корнталь: Миссионер. Союз «Свет на Востоке», 1971. С. 116.
32 Невоструев К. И. Слово св. Ипполита об антихристе в славянском переводе по списку XII века. С исследованием о Слове и о другой мнимой беседе Ипполита о том же, с примеч. и прилож. М., 1868. С. 150.
33 Невоструев К- И. Указ. соч. С.150.
34 Шмеман А. 1) Водою и Духом: О Таинстве Крещения. М: «Гнозис-Паломник», 1993. С. 159—170; 2) Введение в литургическое богословие. М.: «Крутиц. Патриарш. Подворье, 1996. С. 88—94.
35 Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1: XI-XII века. СПб.: «Наука», 1997. С. 354.
213
36 Памятники литературы Древней Руси: XIII век. М., 1981. С. 68, 70.
37 Цит. По кн.: Дмитриевский А. А. Богослужение в русской Церкви в XVI веке. Ч. 1: Службы круга седмичного и годичного и чинопоследования таинств. Ист.-археологич. иссл. Казань, 1884. С. 251.
38 Дмитриевский А. А. Богослужение в Русской Церкви в первые пять веков // Православный собеседник, 1882, июль-август. С. 358.
39 Там же. С. 371-374.
40 Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. Т. 1: Период первый, Киевский или Домонгольский. Втор, половина т. М.: Общество любит, церков. истории, 1997 (репринт). С. 426—429.
41 Голубцов А. П. Указ. соч. С. 136-138.
42 Кириллин В. М. Символика чисел в литературе Древней Руси // Древнерусская литература: Изображение природы и человека. М., 1995. С. 208— 285,
43 Правдолюбов С. Указ. соч. Т. 2. С. 137.
44 См. описание аналогичных переплетов: Симони П. Опыт сборника сведений по истории и технике книгопереплетного художества на Руси, преимущественно в до-Петровское время, с Х1-го по XVII 1-е столетие включительно. Спб., 1903. С. 295-296, табл. ХИ-ХЫН. — Клепиков С. А. Орнаментальные украшения переплетов конца XV — первой половины XVII веков в рукописях библиотеки Троице-Сергиева монастыря // Записки Отдела рукописей. М., 1960. Вып. 22. С. 59.
45 Об этом можно судить хотя бы по кукулию: «възъврдньному вобвод*Ь победила, но (так!) ако извывъ СО золт» влгодлренне въспнсдеть ти грддъ твои ЕЦс, но ако имуще державу непов'Ьднму СЗ всЬхъ ма в^дъ свободи, да зову ти: Рлд(у)иса Нев'Ьсто иенев'ЬстндА» (51 об.).
46 Момина М. А. Постная и Цветная Триоди. С. 414—418. Кстати, в более поздней своей работе названный автор,' относя Вологодскую Триодь № 241 к типу русских — «Гимовскому», ошибочно считает ее «деленой» и содержащей только трипеснцы и четверопеснцы (Момина М. А. Типы славянской Триоди // Язык и письменность среднеболгарского периода. М.: «Наука», 1982. С. 114—115). На самом деле данная рукопись содержит именно каноны, причем и «постного» и «цветного» циклов.
47 Голубинский Е. Е. Указ. соч. С. 346.
48 Голубцов А. П. Указ. соч. С. 215.
49 Голубинский Е. Е. Указ. соч. С. 347.
5« Там же. С. 370.
Я Там же. С. 348, 351, 352.
