Ведущий персонаж песенной поэзии тоболо-иртышских татар Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 89

ББК Ш 3(2)

Л. Р. Сурметова

ведущий персонаж песенной поэзии ТОБОАО-иРтыШских татар

Данная статья посвящена анализу самого популярного образа песенной поэзии сибирских татар — коня. В ней рассматриваются тексты лирических песен, записанные автором в 1995-2003 годах в татарских деревнях Тюменской области. Зафиксированные фольклорноэтнографические материалы показывают, что в песенной поэзии сибирских татар, равно как и в разных жанрах татарского народного творчества можно встретить различные описания коней по породе, масти, внешнему виду.

ключевые слова: фольклор татарский, песенная лирика, жанровое своеобразие, система образов.

L. R. Surmetova

THE LEADING PERsoNAGE oF TOBoL AND IRTYsH TATARs' soNG PoETRY

The article is devoted to the analysis of the horse — the most popular Siberian Tatar song poetry image. It concerns the texts of lyrical songs, copied by the author in 1995-2003 in Tatar villages of Tyumen region. Fixed folklore and ethnographic materials show that in song poetry of Siberian Tatars as well as in different genres of Tatar folklore the classification of horses according to the breed, paint and appearance can be met.

Key words: Tatar folklore, song lyrics, genre peculiarity, system of images.

Главным персонажем песенной поэзии сибирских татар, в частности, тоболо-иртышских татар, является конь, потому что он по частотности использования превышает все остальные виды животных. Частотность использования представителей животного мира зависит от их расположения в соответствии с вертикальной моделью мира: образы птиц, соотносящиеся с верхом, занимают большую часть, животные (копытные) соотносящиеся с серединой — меньше и реже всех использованы образы мелких животных — грызунов и насекомых, представляющих низ.

Тем не менее, в песнях данного региона одним из популярных является образ коня. Когда-то обращая на это внимание, русский этнограф С. Г. Рыбаков назвал татарские песни «лошадиными романсами». Он удивлялся тому, что в

песнях о любви татары совершенно неоправданно поют о лошадях. Мы думаем, этому есть объянение!

Как верно отмечают Богаткина О. А. и Петренко А. Г., «конь в жизни тюрков активно использовался не только как средство передвижения, но и в военном деле, не говоря о том, что он являлся и источником пищи» [1, с. 114]. Взаимоотношение коня с человеком наблюдается с самых давних времен. Этой проблеме посвящены немало статей и монографий [2; 4; 5; 8].

Этот традиционный образ связан с древними верованиями, особенно с тотемизмом, отражающим веру в сверхъестественную связь человека с каким-либо предметом или явлением природы. Почитание коня в качестве предка-тотема было принято у башкир и у некоторых других народов [6, с. 174].

Во всех жанрах фольклора сибирских татар образ коня выступает как традиционный персонаж, наделенный человеческими качествами: мудростью, верностью, умением говорить. Этот образ всегда изображается как верный и надежный спутник, близкий друг человека, спасающий его от всяких зол: «Ат ^рсэц атланырсыц, Тал кYрсэц таянырсьщ. Таяныр талларьщ сынса, Ятларга ялынырсын» (Если увидишь коня, то сядешь на него, Если увидишь иву, то прислонишься к ней. Если не будет ивы, чтобы прислониться, То уже будешь на чужих надеяться), зап. в д. Чечкино Ярковского района от Курмашева Ахметратипа, 1930 г.р.

Песни с образами коня объединяет единое содержание: дальняя дорога, разлука с домом, родными и тоска по ним, судьба молодого парня — скитания в поисках счастья: «Карурманда кар тирэн, Менгэн атларым ^ирэн. Менгэн атым арымаса, Кайтыр идем тац белэн» (В дремучем лесу глубокий снег, Кони мои рыжие. Если-бы конь мой не уставал, То я бы вернулся уже на рассвете), зап. в д. Казанское Вагайского района от Вабиевой Чарии, 1927 г.р. или «Сикереп менэм атларга, Карыйм сезнец якларга. Ат атла-нып барыр идем, Сез яшэгэн якларга» (Сажусь я на коней вспрыгивая, Смотрю я на вашу сторону. Поехал бы я на коне, В ваши края, где вы живете), зап. в д. Травный Нижне-Тавдинского района от Сагитовой (Юмачикова) Гижкижа-мал Х., 1919 г.р. В другой песне: «Атларымнын иярлэрен, Алтынга буяганнар, Аерылсак та кYрешербез, Кабергэ куймаганнар» (Покрасили седла коней в золотистый цвет. Увидимся, если и расстанемся, Не похоронили же нас в могиле), зап. в д. Шатаново Ярковского района, от Вал-мухаметовой Амины, 1939 г.р.

В татарской песенной поэзии лошади часто изображаются у воды, высокой горы и в темном

лесу. Они являются посредником между небом и землей, землей и подземным или подводным миром, между серединой земного пространства и краем земли. Народы Азии закалывали коня для того, чтобы он служил своему хозяину и после его смерти. Конь считался проводником душ в места, предназначенные им богами [3, с. 181]. Жирэнчэкэй атнынкуй ялларын,

Кыйбла йакта искэн чил тарый.

Сес туганнарныц исэнлеген,

Тац алтында килеп лэ кош сайрый.

Гриву моего рыжего коня,

Расчесывает ветер, который дует с востока. О вашем здоровье, родные,

Рассказывают птицы, прилетая на рассвете. (зап. в д. Ново-Атьялово Ялуторовского района от Хузиахметова Салимгарая, 1916 г.р.) В песенной поэзии сибирских татар, равно как и в разных жанрах татарского народного творчества, можно встретить различные описания коней по породе, масти, внешнему виду. По-нашему мнению, в первую очередь, мы должны сказать об Акбузате, который, согласно даже башкирскому древнему мифологическому сюжету является вожаком водяных коней, обитающий в разных озерах Башкирии. О божественности этого коня говорит его масть: ак — белый, указывающийся в его названии. В песенной лирике тоболо-иртышских татар, Акбузат изображается пасущимся на берегах реки Ашказар. Тогда как в татарской поэзии Акбузат изображается пасущимся на берегах священной реки Агидель [3, с. 182]: Жднкаэй-^аным китте хэй, сунарга,

Калын киемнэрен кейенеп, Хэйй,

Калын киемнэрен кейенеп.

Ашказаркай йары буйларында,

Акбузаткай торадыр тибенеп, Хейй, Акбузаткай торадыр тибенеп. Милый-миленок ушел хэй, на охоту,

Одев теплые вещи, хейй,

Одев теплые вещи.

На берегу Ашказар,

Акбузат стоит, перебирая ногами, Хейй, Акбузат стоит, перебирая ногами.

(зап. в д. Тукуз Вагайского района от Айнутдиновой Махирозы, 1926 г.р.)

Или:

Акбусатларыныц йакшысы,

Чэчэклэрне таптамас.

Ж;ебеп торган егетлэрне Бер китап та мактамас.

Благородные Акбузаты Не будут топтать цветы.

Парней как «мягкотелых»

Никакая книга не похвалит.

(зап. в д. Новокаишкуль Ярковского района от Абдразакова Вагапа, 1930 г.р.).

В песенном творчестве сибирских татар не унаследован образ коня Аргамак — «скакун», который обозначен в песнях также белым цветом. К.Гафиуллина, анализируя поэтические тексты татарских народных песен об аргамаке, пишет следующее: «Он также необычен: не ест траву, но это незаметно, если даже оседлаешь его, он и недоуздок не сбрасывает» [3, с. 184]. К белям коням было особое отношение: они приносилсь в жертву небесным божествам. На основе связи Акбузат с небом также построена строфа песни «Хаваларда йолдыз» - «На небе звезда». Акбузат — одна из звезд — коней. Привязанной к железному колу на небе. - Полярной звезде — и вращающихся вокруг нее [10, с. 39].

В песенной поэзии данного региона также можно встретить коней голубой масти: «^к ат-лар, ^к атлар, КYк атлар гына ат була. Кулында тапкан малын петсэ, Yс туганнарыц да ят пула» (Кони сивые, кони сивые, Сивые кони только кони. Если кончится у тебя богатство, То даже родные будут чужими), зап. в д. Ново-Атьялово Ялуторовского района от Тимербаева Хасана, 1916 г.р. Или же в некоторых случаях у девушки конь крапчатый, а у молодого парня - темносивый (Синец атыц алмачуар иде. Минем тимеркук иде). А во второй полустрофе говорится, что когда он прощался с ней, то он оставил самого хорошего коня (Аерылышкан чакта саубулаш-кан идем, Иркэмэ яхшыны биреп калдырдым).

У тоболо-иртышских татар, как и у поволжских, встречаются песни о лошадях желтой масти. Содержание этой строфы таково: «На том берегу реки Белой, бежит одна желтая лошадь; Если бы у меня руки были крыльями, То я бы не шел часами [к вам]» (Агыйделнец арьягында Сузылып чаба бер сар[ы]ат. Ике кулым канат булса, Бармас идем бер сэгать), зап. в д. Ново-Атьялово Ялуторовского района от Хузиахмето-ва Салимгарая, 1916 г.р.

В песнях часто говорится о неразрывной связи между всадником и его конем. Это — мотив дружбы и единства коня и мужчины (дигита). В связи с этим фольклорист И.Надиров считает, что «конь и джигит — неотделимы. Они вместе путешествуют в поисках счастья, вместе идут на войну, вместе преодолевают препятствия... Они в совокупности и по отдельности символизируют мужество, трудолюбие, верность, выносливость» [7, с. 134].

Г. Давлетшин отмечает, что мальчиков племени хунну сажали на лошадь еще до того, как они научились ходить пешком [9]. Все детство мальчиков-тюрков проходило в ухаживании за лошадьми, в овладении мастерством верховой езды. Каждый тюркский джигит до достижения совершеннолетия был обязан освоить все пре-

мудрости верховой езды, обращения с конем и оружием, иначе его жизнь считалась проведенной впустую. Поэтому в песнях не раз подчеркивается неразлучность молодого парня или мальчика со своим конем. Приведем образец из нашего фольклора, например, один мальчик только в детстве радовался тому, что у него был конь: «Кони мои, мои уздечки, На которых я садился. Только в детстве это было, Что я радостный ходил» (Атларым-йегэннэрем, Атланып йергэннэрем. Сабый чакта гына будды, Шатланып йергэннэрем). Во второй части таких песен обычно поется о любви, красивой девушке, о молодости, ее быстротечности, безвозвратной любви: «БYген тендэ тешдэремдэ, Акбузатка ташландым. КYргэн тешем раска килде, Сине кYреп шатлан-дым» (Сегодня ночью во сне Я на Акбузата сел верхом. Мой сон подтвердился, Увидев тебя, обрадовался), зап. в д. Красный яр Ярковского района от Рашитовой Мадины, 1927 г.р. В другой песне мальчик ходил бы радостным тогда, когда у него был бы и конь свой, и отец родной «Если бы был у меня Акбузат, То я бы запряг его в пару. Был бы у меня родной отец, То я бы ходил радостный» (Акбузатым булса икэн, Егэр итем парлатып. Yс этием пулса ите, Йерер итем шатланып), зап. в д. Красный яр Ярковского района от Рашитовой Мадины, 1927 г.р., то есть для полного счастья мальчику не хватает только коня и отца.

В зрелом возрасте занятия-игры на лошадях осмеивались. В этом возрасте джигит с помощью лошади уже должен пройти инициацию — переход в число взрослых, брачноспособных — завоевать красавицу с чужих краев для продолжения рода. Например, в первых двух стороках одной песни парень говорит, что если пойдешь в дремучий лес, то пускай у тебя конь будет бесстрашным «Карурманга кергэн чакта, Атын куркак булмасын». А далее он предупреждает, что если луна и солнце хотя и общее, но любимая никак не будет общей «Ай-кояш уртак булса да, Ярын уртак булмасын», зап. в д. Тарманы Нижне-Тавдинского района от Айзатуллиной Мушабары, 1934 г.р. «Мотив завоевания красавицы у потусторонних сил лег в основу многочисленных волшебных народных сказок многих народов мира. Поэтому, учитывая этот обычай, вполне уместно в песнях воспевание лошадей одновременно с описанием любовных переживаний, неотразимой красоты «своей судьбы» — «подарка» из потустороннего мира, куда можно добраться только с помощью верного друга — коня и отобрать красивую девушку у злых духов» [3, с. 178]:

Йомры тояк тайларда,

Матур кызлар байларда.

Безгэ насыйп матур кызлар,

Йери икэн кайларда.

Круглые копыта у жеребят,

Красивые девушки у богатых.

Красивые девушки, которые нам суждены -Где же они ходят?

(зап. в д. Осиновские Вагайского района от Бухарина Ахметшарифа, 1934 г.р.). Во многих случаях лошадь проходит через дремучий лес, либо идет в этот лес. Известно, что образ дремучего леса в песнях чаще всего употребляется как поэтический символ тяжкой, беспросветной жизни, через которую «пройти» очень трудно. Через этот образ в песенной поэзии можно передать горе, переживания, страдания человека, раздумья о его прожитой и будущей жизни:

Карурманга кергэн чакта,

Атым китте адымлап.

Кайгым кара ^лмэк булса,

Юар идем сабынлап.

Когда зашли в дремучий лес,

Пошел мой конь шагом.

Если бы мое горе было - черным платьем,

То я его постирала бы с мылом.

(зап. в д. Новокаишкуль Ярковского района от Котлыбаева Салимана, 1929 г.р.). В песенном творчестве сибирских татар можно встретить понятие «яхшы атлар» - «хороший конь». Иметь хорошего коня для тюрка было очень престижно и важно:

Кара та гынай урман, карацкы тен,

Якшы атлар кирэк лэ угэргэй.

Карурманны Yткэн чакта,

Кисеб алтым куш каен.

Эй! Айрылмаек тускаем.

Дремучий лес, темная ночь,

Нужны хорошие лошади, чтобы пройти через это.

Когда я проходил дремучий лес,

Срубил я двойную березу.

Эй! Давай не будем расставаться.

(зап. в д. Чечкино Ярковского района от Вагаповой Муршиды, 1930 г.р.). Так же, как, чтобы выдержать суровые испытания нужна верная, хорошая лошадь, так же и в тяжелые времена нужны верные, хорошие друзья.

Завершая исследование одного из самых популярных образов песенной поэзии из мира животных — коня — можно сказать, что весьма отдаленные друг от друга образы коней, рек, леса, родины и чужбины, красивой девушки и др. составляют содержание произведения, объединяясь на основе мифологических представлений.

ЛИТЕРАТУРА

1. Богаткина О. А., Петренко А. Г. К истории животноводства Волжской Булгарии и Казанского ханства // Языки, духовная культура и история тюрков: традиции и современность: Труды международной конференции в з-х томах, 9-13 июнь 1992 г. К; М.: Инсан, 1997. Т.3. С. 114.

2. Вяткина К.В. Культ коня у монгольских народов // Советская этнография. 1968. № 6. С. 117—122

3. Гафиуллина К. Национально-мифологические основы: дис. ... канд. филол.наук. К., 2004.

4. Ковалевская В. Б. Конь и всадник: Тутти и судьбы. М.: Наука, 1977. 152с.

5. Липец Р. С. Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе. М.: Наука, 1984. 263 с.

6. Макаров Д.М. О пережитках тотемизма у чуваш / Д.М.Макаров //Вопросы истории и историографии чувашского народа. Вып. 3. Чебоксары, 1974. С.174.

7. Надиров И.Н. Традиционные образы татарской народной лирики //Развитие гуманитарных наук в Татарии. Казань, 1977. С.134.

8. Нестеров С.П. Конь в культах тюркоязычных племен Центральной Азии в эпоху средневековья / отв. ред. Ю.С.Худяков. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1990. 141с.

9. Дэулэтшин Г. Торки-татар рухи мэдэнияте тарихы. Казан, 1999. С.18.

10. Татар халык ижаты. Мэкальлэр хэм эйтемнэр. Казан, 1987. С.39.

УДК 410

ББК Ш 09

Б. Я. Шарифуллин

вербально-иконические тексты на предметах одежды: герменевтика и прагматика

В научной статье с культурологической точки зрения анализируются различные вербально-иконические тексты, которые встречаются на одежде.

ключевые слова: герменевтика, прагматика, иконические тексты, ортология.

B. Ya. Sharifullin

verbal iconic texts on clothes: hermeneutics and pragmatics

The article deals with the culturological analysis of various verbal iconic texts printed on clothes.

key words: hermeneutics, pragmatics, iconic text, orthology.

В октябре прошлого года меня пригласили читать лекции студентам Самарского государственного университета по курсу «Проблемы современной филологии». Читал я свой разработанный уже спецкурс «Язык современного российского города». Знакомясь с окрестностями Самарского студгородка, я увидел на одной из стен университета великолепное «граффити», составленное каким-то неизвестным студентом-филологом: «Единственный, кто в России действительно богатый, так это русский язык»...

В своей статье коснусь только одного, но важного компонента речевой мозаики современного российского города, которую нередко представляют в виде своеобразного калейдоскопа». Наверно, подобный речевой «калейдоскоп» можно было бы определить и как дискурс российского города.

Речь идет о текстах городской среды, представляющих, c одной стороны, собственно, отдельный компонент языкового пространства города, создающий его особый коммуникативный колорит, в том числе, и семиотический, а с другой — тесно взаимодействующих с речежанровым пространством города [1].

Типы текстов городской среды весьма разнообразны: это тексты городских СМИ, наружная реклама в её различных текстовых формах (щитовая, «билдеры», «листовочная» и пр.), городская эпиграфика и граффити, вывески-эмпоронимы (торговых и иных предприятий и пр.), письменные объявления, плакаты, листовки, ценники в магазинах и т.п. Их речежанровая природа несомненна, но они формируют и чисто визуальное, а в целом, и семиотическое представление о городе и его коммуникативном пространстве.

Типология текстов городской среды многоуровневая — можно выделить, во-первых, тексты речевого стандарта (СМИ, реклама и др.) и тексты городской речевой субкультуры (граффити, тексты «хай-тек» типа SMS или «преведовские», тексты на майках и прочих предметах одежды, баджи, флайеры, баннеры и т.п.). По иному параметру можно различать тексты стандартной письменной речи и тексты естественной письменной речи (от частных объявлений на остановках, частных записок, дневников, шпар-