CC BY
33
УДК 94 (575) ББК 63.3 (543)
ВАЗЪИ АХЛОЩДАР ЗАМОНИ Исмоилов Лутфулло Эшонович, н. и. т., дотсенти
НУЗУЛИДАВЛАТИ ТЕМУРИЁН кафедраи мутолиоти шарцй, африцой ва исломии
(ПОЁНИ САДАИ XV - АВВАЛИ Донишкадаи равобити байналмилалии Донишгоци
АСРИ XVI) федералии Цазон (Русия, Цазон)
СОСТОЯНИЕ НРАВОВ В ЭПОХУ Исмоилов Лутфулло Эшонович, к. и. н., доцент
ПАДЕНИЯ кафедры востоковедения, африканистики и исламове-
ГОСУДАРСТВА ТИМУРИДОВ дения Института международных отношений
(КОНЕЦ XV- НА ЧАЛО XVI ВВ.) КФУ(Россия, Казань)
MORALS IN THE AGE OF THE Ismoilov Lutfullo Eshonovich, candidate of historical FALL OF THE TIMURID EMPIRE sciences, Associate Professor of the department of (THE LATE XV - THE EARL Y XVI oriental, african and islamic studies under the institute of CENTURIES) international studies (Russia, Kazan)
E-MAIL: ismoilov-62@mail.ru
Вожа^ои калиди: Темуриён, ахлоци цомеа, Зацириддин Бобур, Хирот, Зайниддин Восифй, Мовароуннацр, Шайбониён
Мацола ба баррасии вазъи ахлоц дар замони фурупошии давлати Темуриён ихтисос ёфтааст. Тазаккур меравад, ки дар дацсолацои охири царни XV, ки нишонацои таназзули давлати Темуриён дар мавзеи азими цугрофй - Хуросон ва Мовароуннацр падидор гашт, ки ин падида дар нузули эътибори марокизи асосии сиёсии мамлакат, болоравии нируцои марказгурез ва тацдиди рузафзуни цамсояцабоили кучй зоцир гашт. Цайд мегардад, ки ин авомил ба тадриц ба касоди вазъи ицтисод ва цаёти цомеа, цамчунин ба коциши ацлоци цомеа оварда расонд. Ишора мешавад, ки дар он замон умумиятцои гуногуни цавмй ба мисли ацолии бумии форсизабон, бумиёни туркнажод, туркзабонони кучй ва табацоти гуногуни ицтимой-зироаткорон, бозаргонон, цунармандон, донишцуёни мадорис, низомиён ва г. зиндагиву фаъолият доштанд, ки цар яке дорои ацлоци хос буданд. Собит мегардад, ки дар мадорики тоърихии он замон бештар вазъи ацлоци цишри цукмрони темурй, цамчунин табацоти миёнаи шацр акс ёфта, вазъияти ахлоции дигар цишрцои цомеа камранг ва сатцй мунъакис ёфтааанд. Бар асоси маводи дастрас маълум мегардад, ки дар цомеаи мусулмонй ахлоци цомеа тацти цавонин ва цоидацои ислом роцандозй мешуданд ва барои назорат ба вазъи ахлоци цомеа ницодцои вижа фаъол буданд. Муайян мегардад, ки дар давраи мавриди омузиш, цеч гуна цавонини исломй наметавонист ахлоци цомеаро дар чацорчуби анъанацои исломй нигоц дорад, зеро ба авзои ахлоции цомеаи он замон хурофа низ таъсиргузор буда, цатто намояндагони воломацоми сулолаи Темуриён низ худ хурофотй буда, барои нигацдошт ва ривоци он саъй меварзиданд.
Ключевые слова: Тимуриды, общественные нравы, Захир ад-дин Бабур, Герат, Зайн ад-дин Восифи, Мавераннахр, Шейбаниды
В статье рассматриваются последние десятилетия XV века, когда особенно отчетливо проявились признаки падения государства Тимуридов в Хорасане и Мавераннахре, что нашло свое выражение в ослаблении основных политических центров государства, усилении центробежных сил, смертельной угрозе со стороны сопредельных кочевых племен. Отмечается, что эти факторы постепенно привели к ухудшению экономической и общественной жизни страны, к ослаблению устоев нравственности в обществе. Указывается, что в стране жили и трудились разные этнические общности и социальные пласты со свойственными им нравами: оседлое персоязычное население, оседлые тюркоязычные общности, тюркоязчные кочевые сообщества, а также различные слои населения и маргинальные группы, а именно крестьяне, ремесленники, торговцы, студенты медресе, военные и прочие. Подчеркивается, что исследуемые исторические материалы в основном лишь описывают состояние нравов тимуридской господствующей политической верхушки, а также нравы средних городских слоев, в них довольно бегло затрагиваются нравы представителей других социальных слоев: преподавателей медресе, представителей судебной системы страны, духовенства, маргинальных и других групп. Из данных материалов исходит, что в тогдашнем традиционном мусульманском обществе общественные нравы регулировались исламскими законами и правилами и за состоянием общественных нравов строго следили особые религиозные институты. Определяется, что, несмотря на строгие исламские законы в изучаемый период, все же они не могли удержать людей в определенной
культурной рамке, на состояние тогдашних общественных нравов в известной мере оказывали влияние также иррациональные формы общественного сознания - суеверие, религиозный фанатизм, невежество. На основе изученного материала делается автор приходит к выводу о том, что в обществе эпохи Тимуридов широко были распространены разные формы суеверного представления и даже представители власти были заинтересованы в их распространении и сохранении.
Key words: Timurids, social mores, Zahir ad-din Babur, Herat, Zayn ad-din Vosifi, Maverannahr, Sheibanids
In the last decades of the XV-th century, the signs indicating the fall of the Timurid Empire in Khorasan and Maverranahr were especially obvious. The fall was manifested in the abatement of the main political centers of the Empire, strengthening of the centrifugal forces, deadly threat from the adjacent nomadic tribes. These factors gradually led to the deterioration of the economic and social life in the country, and contributed to the weakening of moral principles in the society. Different ethnic groups and people from different social strata lived and worked in the country: sedentary Persian-speaking population, sedentary Turkic-speaking communities, Turkic-speaking nomadic communities, as well as various social and marginal groups such as peasants, artisans, merchants, madrasah students, military people, and others. They all preserved their intrinsic morals. Nonetheless, historical literature mainly describes the state of the morals of the dominant political elite, the Timurid, as well as the morals of the middle class urban people. The literature quite fluently touches upon the morals of the representatives of other social groups such as madrasah teachers, the representatives of the country's judicial system, clergy, marginal groups, and others. In the traditional Muslim society of that time, the social morals were controlled by the Islamic laws and regulations. Observation of the social norms and morals was strictly monitored by special religious institutions. However, in that period, even strict Islamic laws could not keep people within a certain cultural frame. Irregular forms of social consciousness such as superstition, religious fanaticism, and ignorance also influenced the state of the social morals to a certain extent. Different forms of superstitions were quite popular in the society during the reign of the Temurid Empire. The authorities themselves were interested in the distribution and preservation of superstitious beliefs.
Состояние общественных нравов в позднем периоде государства Тимуридов, наряду с такими темами, как политика, образование, культура, литература и прочее, является самым обсуждаемым вопросом в письменных памятниках исследуемой эпохи. Разумеется, те переломные общественно-политические события, которые произошли в регионе в исследуемый период, стали частью умов и нравов людей и оказали влияние на нравственную ситуацию в обществе. Но здесь речь идет об относительных, а не абсолютных изменениях в общественной жизни региона.
У исследователя этого исторического периода есть основания с опорой на сведения, содержащиеся в сочинениях тимуридского политического деятеля Захир ад-дина Бабура (умер в 1530 г.) (4), таджикского писателя Зайн ад-дина Восифи (умер в 1566 г.) (3), а также манакибов (мусульманское агиографическое сочинение), констатировать факт падения нравственности в изучаемом регионе. С другой стороны, судя по тем скудным сведениям по этой тематике, возникает предположение о том, что авторы письменных источников серьезно недооценили масштабы морального разложения и духовного кризиса тогдашнего общества. И все-таки то, что стало достоянием современной эпохи благодаря их сочинениям, превосходит возможности воображения современного читателя.
Захир ад-дин Бабур в своем главном сочинении «Бабур-наме» (Записки Бабура), исходя из политических соображений, больше затрагивает нравы высших кругов тимуридского общества, в частности описывает поведение своих политических конкурентов и врагов. Судя по его словам, мораль и нравы высших эшелонов власти, а также средних слоёв населения преступали все возможные рамки нормального человеческого поведения. Резкие высказывания Бабура как представителя тимуридской политической элиты особенно относятся к государству Султана Хусейна Байкара (умер в 1506 г.) в целом и к гератской городской жизни в частности. Он, к примеру, пишет об отвратительных чертах гератского вельможи Ходжи Абдуллаха Марворида. Этот тип был известным распутником, вел нездоровый образ жизни, что привело к болезни, сопровождавшейся язвами, вследствие чего лишился рук и ног (4, 203).
Судя по сведениям письменных источников, нравы были противоречивыми, контрастными. Нередко описание некоторых форм нравственности той эпохи не укладывается в голове у современного читателя. Бабур пишет о жизни царевича Бади аз-Замана Мирзы (умер в 1517 г.), сына Султана Хусейна Байкара, следующее: "Царевич и его верные нукеры, не стесняясь отца, не боясь священного рамазана, который начинается завтра, предавались разврату.Давно
установлено, что такие люди будут терпеть поражение" (4, 27). В письменных источниках встречаются парадоксальные вещи, свидетельствующие о преобладании в обществе двойной морали: обычно воины грабили определенную местность и заодно посещали тамошние святые мазары. Одновременные грабежи и посещения святых мест выражали душевный дуализм современников. В их неспокойных душах господствовали два начала.
Историк нередко констатирует, что пороки в обществе укрепляются и подхлестываются стихийным общественным умонастроением. Современного читателя поражают резкие контрасты, имевшие место в прежнем обществе, где милосердие соседствовало с необузданным гневом и жестокостью, траур - с развлечениями, мораль - с аморальностью, правда - с ложью, честь - с бесчестием. Читатель наблюдает неслыханный разрыв между религиозно-общественным идеалом и действительностью. Когда султан Хусейн Байкара в Герате, будучи пьяным, велел убить своего внука Мухаммада Му'мина, поэты в тот же день собрались на городской площади и объявили траур. Во время траурного шествия во время декламации нелепого стиха собравшиеся начали хохотать и валиться на землю. Траур превратился в трагикомедию (4, 20). Высокая смертность притупляла чувства, поэтому люди привыкли к трауру.
Сведения других письменных источников того периода потверждают, а также дополняют известия Захир ад-дин Бабура и Зайн ад-дина Восифи, и в совокупности позволяют лучше сформировать картину той эпохи. К примеру, факт падения нравов исследователь обнаруживает и в поэме гератского поэта Камал ад-дина Бинаи (погиб в 1512 г.) «Бехруз и Бахрам», где автор беспощадно разоблачает нравственный климат гератского общества. Бинаи ищет источники падения нравов своей эпохи в среде господствующего класса.Он, в частности, говорит о вреде двоежёнства и патологической склонности к мальчикам, что было обычным явлением в жизни гератского общества. В поэме автор перечисляет десятки пороков человеческой натуры, которые были присущи знатным людям той эпохи. К таким порокам он относит: высокомерие, лживость, злобность, пьянство, разврат, мстительность и прочее. Бинаи критикует современное ему гератское общество, порицает мнимых святых и суфийских шейхов:
Не желает Бихруз положения шейха и его чудес.
Не желает он его лицемерия и пустой болтовни (5, 228).
Бинаи, который имел полную осведомленность в суфийском знании, довольно удачно нарисовал в своем произведении колоритный образ шейха-шарлатана. Такой тип обычно надевал на себя маску благочестия. Следовательно, в среде псевдосуфийских проповедников было широко распространены шарлатанство и мошенничество. Для некоторых из них религия ислама была не целью, а средством.
В тогдашней общественной жизни нередко наблюдается союз невежества с благочестием. Граница между мирским и священным была расплывчата. Было широко распространено лицемерное благочестие. Тот же Захир ад-дин Бабур сообщает нам следующий интересный факт. Судя по его рассказам, некий Камал ад-дин Хусейн Гозургахи в Герате выдавал себя за суфия, хотя суфием не был. Он написал слабое сочинение, проникнутое ложью, под названием «Собрание влюблённых», в котором поместил такие вещи, за которые некоторые подозревали его в неверии. К примеру, он приписал пророкам и святым плотскую любовь и нашел для каждого подходящего возлюбленного (4, 204). Богохульство было нередкое явление в истории ислама.
Нередко люди с идиотскими наклонностями и даже сумасшедшие предавались странным религиозным исканиям и, что интересно, находили свое место в обществе. К примеру, в Герате жил некий Шахкасим по прозвищу Нурбахш, знаменитый своей глупостью и невежеством, однако заявлявший, что ему ведомы все явные и тайные науки. Он притязал на святость и на обладание чудотворной силой. Даже гератский правитель Хусейн Байкара верил этому шарлатану.
В этом отношении характерна фигура некоего человека по имени Шейх Баки (живший в том же Герате), который противопоставлял коранической суре, суру собственного сочинения. Это было уже преднамеренное издевательство над религиозным текстом. Создается впечатлние, что в тогдашнем обществе царило всеобщее невежество в вопросах веры. Кроме того, этот человек, известный "своей гордыней, отступничеством и смутьянством", святотатственно отрицал суфийское учение Джалал ад-дина Руми (умер в 1273 г.) (4, 183). Это было уже глупое подражание, карикатура на благочестие и исламские нормы. Скорее всего, это свидетельствовало об утрате границ разумного, воплощении идиотизма, что, как ни парадоксально, интересовало весьма влиятельных и известных людей.
Почти все письменные источники отмечают одну распространенную черту в общественной жизни государства Тимуридов. В нравственном состоянии того времени были широко распространены такие дурные человеческие качества, как высокомерное безразличие (фахр), и артистичное выставление себя напоказ - результат иерархического разделения общества на социальные пласты. Оно было неотъемлемым свойством представителей господствующих групп, а также распространялось среди представителей духовенства и интеллигенции.
Вопреки тому, что ислам часто изображается изначально эгалитарным учением, в нем с самого начала была заложена идея неравенства. В мусульманском средневековье место человека в системе социальной иерархии определялось религиозными, административными, социальными и генеологическими или иными критериями (6, 41).
Источником высокомерия могли служить, кроме иерархического разделения общества, также ложная гордость, происхождение, генеалогия или другие так называемые ранговые показатели - наличие дохода, наследственное или накопленное богатство, власть и прочее. Были случаи составления фальшивых генеалогий влиятельных особ. Многие средневековые авторы по известным личным и другим причинам старались наделить определенных влиятельных людей (в частности, суфийских шейхов, правителей времени и прочих особ) родовитыми и духовными именами, которых у них на самом деле не было. Как явствует из рассказов Зайн ад-дина Восифи, везир Султана Хусейна Байкары - Низам ал-Мулк возводил свое происхождение к первому правоверному халифу Абу Бакру, составил соответствующую родословную и попросил известных людей своего периода подтвердить это. Известный персидский поэт Абд ар-Рахман Джами (умер в 1492 г.) в ответ написал Низам ал-Мулку следующее известное стихотворение, которое подытожило мнение поэта(1, 18) Тому, на ком почиет свет Пророка, Нет нужды в длине и ширине родословной. Тому, от кого не исходит сей праведный свет, Родословная не приносит ничего, кроме проклятий.
Разница между верхним и нижним слоями населения была значительной. Все было выставлено напоказ. Зайн ад-дин Восифи в своем сочинении «Бадое' ул-вакое» (Удивительные события) (3) рассказывает, что верховный судья Хорасана, кази Низам ад-дин, весьма усердствовал в пышности чалмы, изяществе одежды и красоте верховых коней. Складки его чалмы достигали огромных размеров, а роскошь его одежды, красота и резвость коня не имели себе равных (3, 207). Вероятно, вести роскошный образ жизни означало тогда прежде всего хорошо одеваться. Видимо, в те времена искусство хорошо одеваться достигло высшего совершенства.
Внешность, внешний вид играли решающую роль. По этому поводу Зайн ад-дин Восифи, будучи в Мавераннахре и наблюдавший такое явление здесь, пишет следующее: "Крайне хорошо, когда прекрасной манере следуют люди просвещенные, ученые, особенно обладатели сана в шариате, ибо у простых людей глаза устремлены только на внешность, а не на внутреннее достоинство. Следовательно, когда чернь видит ученых в жалкой одежде, она относится к ним с презрением" (3, 155). Из-за того, что жизнь была рассчитана на внешний эффект, в человеческих душах коренилась глубокая зависть.
Кроме Герата, аналогичные пороки общественной жизни наблюдались также и в центральных городах Мавераннахра. По свидетельству Захир ад-дин Бабура, мавераннахрское общество конца XV - начала XVI вв. находилось в глубоком нравственном кризисе. Исламская религия была не в состоянии ограничить или направить в нужное русло самые низменные потребности человека, его животные инстинкты. Не соблюдались простые социальные нормы. Отрицательные стороны бытовой жизни проступали везде. Чувственность и разврат, жестокость и цинизм легко уживались с религиозными обрядами и обязанностями. Никакие законы шариата не могли ограничивать произвол местной и центральной власти, исправить сложившуюся в обществе нездоровую морально-психологическую ситуацию.
Как пишет Захир ад-дин Бабур, при правлении тимурида Султан Махмуда Мирзы (умер в 1495 г.) в Самарканде распространилась такая омерзительная практика, как "бачабози". "Безбородые юноши - дети горожан и торговцев и даже тюрков и военных - не выходили из дома, опасаясь, что их заберут в бачи", с негодованием констатирует Бабур (4, 91). Далее он пишет, что эти скверные дела были в его время распространены настолько, что не было ни одного богатого человека без бачи. Содержать бачей считалось достоинством. Сам Махмуд Мирзо, человек тучный и довольно молчаливый, был весьма благочестивым человеком, никогда не пропускал пятикратных молитв, и, тем не менее, он был склонен к жестокости и разврату и содержал много бачей. Бабур дает этому человеку крайне негативную оценку.
Жестокость и развращённость султана Махмуда принесли ему несчастье, и его сыновья умерли молодыми. К такому заключению приходит Бабур. Он называет вещи своими именами.
Интересно, что из самого сочинения «Бабур-наме» читатель узнает и о патологическом влечении самого Бабура к некоему юноше. Автор сочинения рассказывает, что из-за страсти к нему он стал горестным и безумным, ходил по улицам и садам, как юродивый, с непокрытой головой, босиком, не обращая внимания ни на своих, ни на чужих. Здесь, по неизвестной для читателя причине, Бабур вдруг прерывает свой рассказ и переходит к другой теме. Но впоследствии на страницах своего сочинения он порицает этот вид человеческого порока. Видимо, это явление, как социальная болезнь, было присуще не только средневековой жизни Мавераннахра. Вероятнее всего, оно было составной частью многолетней общей тенденции в общественной жизни мусульманских стран. Недаром в поэме известного поэта Бадр ад-дина Хилали (погиб в 1512 г.) «Шох ва гадо» (Царь и нищий) (2) рассказывается о любви между мужчинами. Кстати, сам Бабур счел эту поэму Хилали аморальной.
Эта эпоха не была эпохой веротерпимости и толерантности, а эпохой суеверий и фанатизма. В каждом крупном городе Хорасана и Мавераннахра было полно мистиков, целителей или обычных мошенников, которые старались этим заработать себе на жизнь. Само общество той поры было погружено в необычную атмосферу мистицизма и таинственности, которая порождала почву для различных иррациональных проявлений. В нестабильные времена, когда страна страдала от политической, экономической и общественной неопределенности, доверчивых людей становилось все больше. Из-за неуверенности в будущем люди просили жизненных советов у тех, кто практиковал мистицизм или какое-нибудь таинственное ремесло. Правда, авторы средневековых сочинений предпочитают не говорить о том, что мнимые чудеса или таинственные деяния становились для того или иного человека источником приличного дохода.
В кругу суеверного и невежественного народа и суфийские шейхи, и их антиподы -шарлатаны легко находили понимание. Иногда обычное народное суеверие отождествлялось с подлинной религиозностью и практически сопровождалось разными нелепостями. Исследователь часто отмечает факт перенесения веры из религиозно-этической сферы в магическую и оккультную сферу (улум-и гароиб). Были случаи, когда неординарное поведение какого-нибудь душевнобольного или вспышка душевной болезни у человека интерпретировались как проявление святости. И это явление отражалось даже в манакибах (мусульманское агиографическое сочинение). В них всегда присутствовал какой-нибудь человек с душевной болезнью, и он являлся важным житийным персонажем в тот особый, таинственный мир суфиев. Хотя в реальной жизни эти люди притеснялись и не занимали каких-то ведущих позиций.
Нередко сам суфизм и его разнообразные проявления граничили с народными верованиями и даже с суевериями. Ныне известно, что во времена общественных бедствий люди, потрясенные невзгодами, охваченные неуверенностью и страхом, отдавались во власть суеверий и искали в небесных знамениях причину обрушившихся на них несчастий. Определенные люди, в частности псевдосуфии, охотно пользовались суеверными представлениями населения. В разных местах расторопные шарлатаны творили "чудеса" (по их собственному мнению), однако их сомнительная деятельность граничила с мошенничеством и обманом. Они приносили им выгоду, то есть деньги и увлекательное времяпрепровождение.
Более подробные рассказы Зайн ад-дина Восифи раскрывают самое важное - общественное настроение широких кругов населения (в основном городского населения) регионов Хорасана, а также Мавераннахра. Восифи, в отличие от Захир ад-дина Бабура, в своих мемуарах более спокойным тоном пишет о крайностях в нравах городских жителей этих регионов. Восифи прекрасно улавливает дух времени и очень стройно излагает историческое развитие региона. Он как посторонний наблюдатель с тонким чувством юмора и сатиры, очень ярко и детально живописует нравы мавераннахрского общества. Судя по его сведениям, дошедшим до нас, необузданные потехи в обществе быстро переходили в неистовый плач по любому незначительному поводу. Или группа людей, сговорившись заранее, связывала человеку руки, бросала его в воду и получала удовольствие от этого издевательского отношения. Однажды свидетелем и жертвой такого зрелища стал сам Восифи.
Далее он сообщает об одном удивительном эпизоде, свидетельствующем о разнузданности нравов даже среди "просвещённых" людей эпохи. Кстати, определение "просвещенный" намного упрощает это понятие. В те времена число грамотных людей было достаточно, однако, количество образованных людей было незначительно, если образованием считать известный уровень развития ума, чувства и действий.
Восифи пишет, что во время беседы о каких-либо научных или религиозных вопросах (мунозара) это обсуждение, точнее научноподобный диспут, быстро превращался в спор,
который потом переходил в брань и взаимные поношения. Участники не стеснялись выражений. Правда, Восифи не всегда указывает место, где происходил этот диспут (в медресе или в мечете), и его предмета. При диспуте участники не соблюдали даже простых правил дискуссии и аргументации, а также корректность и беспристрастность. "Долго тянулся этот спор и не находил разрешения." - подчеркивает Восифи (3, 176-177). Недаром он придает особое значение такому жанру, как поэзия поношения (хачв). Ведь язык тоже является проявлением особой формы поведения. Прозаическое и стихотворное поношение Восифи идейных противников занимает в его мемуарах целую страницу. Особенно примечательны обвинения идейного противника в неверии, отступничестве и ереси. С общем падением нравов, как обычно, пошатнулись и суждения людей.
Восифи рассказывает о том, что некоторые преподаватели медресе проявляли высокомерие по отношению к окружающим или просто показывали свое недостойное поведение, при этом обнаруживали некомпетентность и непрофессионализм в работе. Его заметки достаточно очевидно иллюстрируют интеллектуальный климат Мавераннахра.Он приводит в своем сочинении слова иммигранта Ходжи Табрези, высказанные в адрес мударриса (преподаватель медресе) в медресе Улугбека - Мирза Хорезми: "До чего дошло положение науки и ученых, если такая личность преподает в таком месте и говорит такие слова, и никто его не порицает и не пресекает". Восифи по известным причинам, то есть из-за вражды между хорасанцами и местными богословами, намеренно выставляет напоказ высокомерие, самомнение и зазнайство этого преподавателя медресе (высшее религиозное учебное заведение) и называет его "осел на крыше" (3, 114). Стоит заметить, что интриги всегда были характерны для жизни средневековых медресе. Об этом, в частности, более подробно рассказывает таджикский писатель С. Айни в своих «Воспоминаниях» (7).
Распущенность нравов отмечают и авторы манакибов. Автор житийного сочинения «Са'адия» (Посвящение Ходже Са'аду Джуйбари) также особо констатирует факт падения нравов. Он сетует на извращение нравов и отмечает, что: "люди читают Коран без боязни, без такта и уважения, между братьями, между родственниками не осталось милосердия" (одамон Куръон беодобона ва далерона мехонданд. Бародарон ва хешовандон-ро ба хам шавкат намонд) (10, л.13б). Тогдашнее общество было более жестоким и несправедливым.
В письменных источниках зафиксированы многочисленные случаи, когда под прикрытием соблюдения законов шариата сами представители высшего духовенства творили разные непристойные деяния. Об этом в частности свидетельствует эпизод, рассказанный Восифи в его сочинении. Судя по его сведениям, в Ташкенте в эпоху правления шейбанида Кельди Мухаммада (умер в1532 г.) группа придворных мулл и "просвещенных" во главе с самим шейх-ул-исламом Ташкента под прикрытием правил мусульманской юриспруденции организовала непристойную потеху над наивной и темной женщиной (3, 297-298).
Судя по сведениям манакибов, в центральных городах Мавераннахра легально и активно функционировали питейные заведения (шаробхона), бузахона (притон для наркоманов) и игорные дома (киморхона), которые посещали маргинальные слои общества - воры, мошенники, пьяницы и прочие. В манакибах также встречаются данные о распространении разврата (фиск-у фучур) в этих городах.
Таким образом, письменные источники сообщают нам чуть ли не о системном кризисе, поразившем политическую и социальную жизнь позднего периода государства Тимуридов. Этот кризис сопровождался нравственным падением общества. Многочисленные исторические факты рисуют особенности образа жизни исламского социума на рубеже XV-XVI вв. Парадокс религии ислама в этой эпохе заключался в том, что законы, правила и ограничения шариата были предназначены только для низших и средних слоев населения. Они не коснулись повседневную жизнь представителей элиты. Нравственный авторитет представителей высшей власти оставлял желать лучшего. То, что запрещалось низам - употребление спиртных напитков (бодануши), разврат (фиск-у фучур) и прочее, было позволено верхам. Разнузданное поведение представителей верхушки не имело никакого отношения к подлинному исламу. Создается такое впечатление, что тогдашнее общество было лишено здоровых нравственных ориентиров из-за войн, неустроенности, бедности и голода.
Захват кочевыми узбеками государства Тимуридов, еще более ухудшило состояние нравов. Скорее всего, кочевые узбеки ещё более расшатали хрупкий нравственный климат общества, если учитывать их неоднозначное и кочевое прошлое (9, 20). Культ силы, интриги, измена и доносы на политических оппонентов стали обычным делом. Письменные памятники того периода свидетельствуют о разрушительном произволе кочевых элементов (в частности, в качестве разбойников) в первый период господства Шейбанидов (8, 55).
ЛИТЕРАТУРА:
1. Абдурахман, Джами. Бахаристан (Весенний сад) / Джами Абдурахман//Критический текст и
предисловие А. Афсахзода. - М.: Наука, 1987. - 526 с.
2. Айни, К. Бадриддин Хилоли/К. Айни. - Сталинабад: 1957. - 217с
3. Болдырев, А.Н. Зайниддин Восифи. Таджикский писатель XVI века (опыт творческой биографии)/
A.Н.Болдырев. - Душанбе: Адиб, 1989. - 464 с.
4. Захир ад-дин Мухаммад Бабур. Бабур-наме ("Записки Бабура ") //Перевод со староузбекского М. Салье. -
Ташкент: Госиздат УзССР, 1958. - 529 с.
5. Мирзоев, А. Камал ад-дин Бинаи/А.Мирзоев. - М.: Наука, 1976. - 286 с.
6. Наумкин, В.В. К вопросу о хасса и амма (традиционная концепция "элиты" и "массы" в мусульманстве) /
B.В. Наумкин//Ислам в истории народов Востока. - М.: Наука, 1981. - С. 41 - 61.
7. Садриддин Айни. Воспоминания. Перевод с таджикского А.Розенфельд. - М.: Наука, 1960. -1082 с
8. Семенов, А.А. Семенов А.А. Шейбани-хан и завоевание им империи Тимуридов/А.А. Семенов// Тр. Института истории, археологии и этнографии АН Тадж. ССР. - Т. XII. - Вып.1. - Сталинабад: Изд-во АН Тадж. ССР, 1954. - С. 39 - 85.
9. Туманович, Н. Н. Герат вXVI-XVIIIвеках/Н.Туманович. -М.: Наука, 1989. -287с.
10. Хусейн Серахси. Саадия, рук. (инв. № 109), Институт истории, археологии и этнографии им. Ахмада Дониша, АН РТ.
REFERENCES:
1. Abdurahman, Jami. Baharistan (Spring Garden) / Jami.Abdurahman//Critical text andforewordby A. Afsahzoda. - M.: Science, 1987. - 526p.
2. Aini, K. Badriddin Hiloli/ KAini. - Stalinabad: 1957. -217p.
3. Boldyrev, A.N. Zainiddin Vosifi. Tajik Writer of the XVI-th Century (the experience of creative biography)/A.N. Boldyrev. - Dushanbe: Man-of-Letters, 1989. - 464p.
4. Zahir ad-Din Muhammad Babur. Babur-Name ("Babw's Notes") //Translated from the old Uzbek by M. Salier. -Tashkent: State Publishing House of the UzSSR, 1958. - 529p.
5. Mirzoev, A. Kamalad-dinBinai/ A.Mirzoev. - M.: Science, 1976. - 286p.
6. Naumkin, V.V. On the Issue of Hass and Amma (the traditional concept of "elite " and "masses " in Islam) //Islam in the history of the peoples of the East/ V. V.Naumkin. - M.: Sciences, 1981. - P. 41 - 61.
7. Sadriddin, Aini. Reminiscences. Translatedfrom Tajik by A. Rosenfeld/ Aini. Sadriddin. - M.: Science, 1960. -1082
8. Semenov, A.A. Semenov A.A. Sheybani Khan and his Conquest of the Timurid Empire / A.A. Semenov // The Institute ofHistory, Archeology and Ethnography of the Academy of Sciences of the TajSSR. - V. XII. - Issue 1. -Stalinabad: Publishing House of the Academy of Sciences of the Tajik SSR, 1954. - P. 39 - 85.
9. Tumanovich, N. N. Herat in the XVI-th - the XVIII-th Centuries/ N.N.Tumanovich.- M.: Science, 1989. - 287p.
10. Hussein Sarahsi. Sa'adiya, hands (inv. No. 109), Institute of History, Archeology and Ethnography. Ahmad Donish, Academy of Sciences of Tajikistan.
