CC BY
40
УДК 304 С-85
Стригунов Юрий Владимирович
старший преподаватель отделения «Информационные технологии» ГОУ ВПО «Московский государственный университет технологий и управления» (МГУ ТУ) (филиал в г. Ростов-на-Дону) тел. (928) 135 78 00
Важнейшие факторы формирования межгенераци-онных отношений в современной России
В данной статье рассматриваются основные факторы, определившие характер межгенерационных отношений в современном российском обществе.
Ключевые слова: межгенерационные отношения, ценности ли-берально-рационалистической культуры, Россия.
Множество факторов, определивших характер межгенерационных отношений в современном российском обществе, можно объединить в несколько групп.
Первая группа - это долговременные факторы, исторически сформировавшие аксиологическую неоднородность российского общества, приведшие к длительному закреплению модели «противостояния отцов и детей» в ментальности россиян.
Особенности российской культуры обусловлены не историческим переходом от одной цивилизации к другой, а специфическим характером этого перехода, который при наличии существования перманентного социокультурного раскола можно рассматривать как основу особого цивилизационного типа, характерная черта которого заключается в том, что он является продуктом приспособления к этому расколу. Противопоставляя и сталкивая между собой поколения, присущий российскому обществу социокультурный раскол захватывает каждую личность, формируя двойственность мышления, неуверенность в правильности принимаемых решений и в адекватном восприятии их результатов. А. Андреев указывает, что вне зависимости от конкретных случаев существует необходимость соотнесения места и роли изучаемого аспекта специфики и с расколом, и с возможностями его преодоления [1, с. 13-15].
Формирование и усиление российской государственности находилось в прямой зависимости от православной церкви, которая в ходе исторического развития страны приняла черты государственной идеологии. В отличие от Западной Европы, где церковь существовала как независимое от государственной власти образование, в
России деятельность церкви была прямо подчинена интересам государства. Проблемы человека и общества рассматривались государством и церковью только исходя из собственной выгоды. Относилось это, разумеется, и к отношениям между поколениями.
Однако подлинная христианизация России, которая бы затронула глубинные основы национальной культуры, так и не произошла. На смену официальному православию после революционных потрясений начала XX века пришла официальная секуляризация. Ее успех свидетельствовал, в том числе, и о том, что христианизация русского народа была поверхностной. Значительная часть россиян без особых внутренних колебаний сразу же отказалась от православия, многие превратились в «воинствующих атеистов» и участвовали в массовых разрушениях церквей, издевательствах над священниками, глумлении над верующими, характерными для 1920-х годов.
Социально-исторический опыт западной цивилизации свидетельствует о том, что история человеческого общества, так или иначе, приходит к вытеснению традиционной, основанной на этнопсихологических архетипах, культуры культурой рациональной, модернистской. Эмоциональная доминанта, присущая обществам с догосудар-ственным типом культуры, уступает место доминанте рациональной, характерной для государственных обществ. Но при рассмотрении российского социально-исторического опыта становится ясно, что в нашей стране социокультурная трансформация, характерная для западных обществ, не произошла.
В. Г. Федотова в данной связи подчеркивает, что идеализация западного пути социального развития влечет за собой убежденность в необходимости организации российского общества по европейским и американским стандартам. Эта глубоко ошибочная позиция будет существовать, «пока мы не осознаем, что у России есть свои, отличные от Запада задачи, что некоторые наши особенности никогда не позволят нам превратиться в Запад, как бы сильно кто-то ни желал этого... Западный вектор развития сегодня - это лишь усвоение отдельных нужных нам элементов западной экономики, политики, образования, культуры и т.д... Но Западом мы все равно никогда не станем» [2, с. 34, 35].
Ценности либерально-рационалистической культуры, которые на Западе плотно вошли в массовое сознание, в России укоренились только среди незначительного, относительно общей численности населения страны, слоя людей, которые обладали соответствующими данными для усвоения этой культуры - образованием, образом жизни, материальным достатком, социальным положением. Основу этого слоя составляла отечественная интеллигенция.
Русский народ, по определению далекий от государственности и от идеологий, не испытывал потребности в «советчиках» в лице интеллигенции. Крестьянская община относилась к ней с непонима-
нием и даже ненавистью, как к инородному субъекту, пытающемуся навязать с неизвестными целями свой образ жизни и мышления. Человек из народа, по каналам вертикальной социальной мобильности переходивший в слой интеллигенции, практически сразу становился для народа чужим, поскольку терял с ним близость в главном -в мировоззрении, в восприятии окружающей действительности. Как отмечает А.С. Ахиезер, в сознании российских масс «интеллектуальная логика окружена непониманием и враждебностью. Она, в особенности в гуманитарной сфере, имитирует логику эмоций. Об этом, в частности, свидетельствует преобладание при решении сложных проблем логики инверсии, движущей силой которой является возникновение эмоционального дискомфорта» [3].
Следующей характерной социокультурной чертой российского общества является коллективизм. Его происхождение и существование напрямую связано с догосударственной культурой и общинным типом социальной организации. Для русского крестьянина было характерно восприятие себя в неразрывной связи с общиной, в которой проходила вся его жизнь. С самого рождения человека окружал коллектив - семья, многочисленные родственники, соседи, односельчане. Выработке коллективистского мышления способствовала и совместная для всех членов общины трудовая деятельность - обработка общинного поля, строительство домов, борьба со стихийными бедствиями.
Как отмечает С.К. Бондырева, «развитие человечества - это постепенный отрыв от земли все большего числа людей при непременном условии - сохранении способности села кормить город. Процесс ухода людей в города в нормальных условиях именно этим и лимитируется. В нашей стране естественность этой исторической тенденции была нарушена вследствие того, что задача расширения промышленности (и городов) стала самодовлеющей, решалась ценой разорения села, причем в «кратчайшие сроки» [4, с. 247].
Индустриализация, начавшаяся в конце XIX - начале XX века и набравшая особенно стремительные темпы в 1930-е - 1950-е гг., вызвала массовое переселение крестьянской молодежи из деревень в города. В городе брошенные в гигантский «общий котел» крестьянские дети быстро теряли самоидентификацию с конкретной общиной. Ценности родительского поколения, традиции конкретной общины более не казались им абсолютными. Для городского пролетария уже не имел значения опыт крестьянской жизни в общине, который могли передать ему старшие поколения. Авторитет старших родственников или членов общины мерк по сравнению с необходимыми в новых социальных условиях знаниями. «Увидевший город» молодой крестьянин начинал ставить себя выше своих старших родственников, плохо адаптированных к современным условиям жизни.
В русле рассмотрения межгенерационных отношений мы счи-
таем необходимым отметить в качестве важного фактора урбанизацию российского общества. Начало социокультурному расколу между различными поколениями россиян было положено в городе.
Перейдем теперь к следующей группе факторов, определивших межгенерационные отношения современной России. Это факторы, связанные с посттрансформационной культурной травмой. Теорию социокультурной травмы ввел в научный оборот П. Штомпка, использовавший для обозначения последствий радикальных трансформаций для общества и конкретного индивида аналогию между социальной реакцией на внезапные изменения в обществе и реакцией организма на болезненное воздействие извне, также приводящее к нарушению привычных ритмов функционирования организма.
Штомпка указывает, что в основе социальной травмы лежит ломка укоренившихся в конкретном обществе ценностей и смыслов социальной реальности [5, с. 3-12].
Пореформенное российское общество, безусловно, перенесло тяжелую социокультурную травму, последствия которой не преодолены до конца и в настоящее время. Политические и экономические преобразования российского общества имели за собой не только позитивные последствия в плане демократизации общественной жизни. Можно перечислить целый ряд негативных процессов, сопровождавших трансформацию российского общества.
И.Ф. Дементьева подчеркивает, что в годы реформ в российском обществе изменилось отношение к самой возможности детского труда. Вызванное рыночными реформами ухудшение материального положения большинства российских семей заставило многих родителей не только лояльнее относится к трудовой занятости своих несовершеннолетних детей, но и самим направлять их на работу [6, с. 103].
Посттрансформационная культурная травма сопровождалась в России также алкоголизацией, наркотизацией и криминализацией населения, еще раз отметим, что эти процессы затронули, в отличие от обнищания, прежде всего молодые поколения россиян.
Ю.А. Агафонов отмечает, что в современной России подвергаются переосмыслению «определенные иерархические системы ценностей, связываемые с определенными отношениями между ценностями и нормами - нормативно-оценочными порядками или системами» [7, с. 172].
Наконец, трансформация российского общества негативно сказалась и на молодежи. На первый взгляд, социальные преобразования открыли перед молодым поколением новые перспективы, которые нельзя было даже представить в советское время. Но в реальности результатами социальной трансформации смогла воспользоваться лишь малая часть молодежи, обладавшая для этого исходными данными - высоким положением родителей, личными качества-
ми, определенными профессиональными навыками.
В результате мы видим следующее положение вещей: те представители старшего и среднего поколений, которые находятся на верхних этажах социальной иерархии, испытывают по отношению к молодежи опасения как к опасному конкуренту, покушающемуся на их положение; внизу социальной лестницы ситуация меняется с точностью до наоборот - старшее и среднее поколение оказываются вытесненными молодежью как более трудоспособной категорией, что не может не пробуждать у поколения «отцов» негативные эмоции.
Следующая группа факторов, детерминирующих межгенераци-онное противостояние в современном российском обществе, связана с глобализацией. Под глобализацией мы понимаем общемировой процесс формирования единого экономического и культурного пространства. Отметим, что единое экономическое и культурное пространство, тем не менее, дифференциировано. В нем достаточно четко выделяются «мировой центр» - индустриально развитые страны Западной Европы, Северной Америки и Япония, и «мировая периферия» - большинство государств «третьего мира», многие бывшие советские республики. И если центр определяет экономическую и культурную политику, являясь генератором идей и технологий, то периферия обречена следовать в фарватере центра, выступая в роли сырьевого и людского придатка, потребителя производимой центром материальной и духовной продукции [8, с. 38-49].
Экономическая глобализация характеризуется ростом влияния транснациональных корпораций, включением в мировые экономические процессы периферийных регионов за счет переноса на периферию производства из индустриально развитых стран. Немецкий социолог К.Х. Рот подчеркивает, что «эпохальная экспансия торговых потоков способствовала развитию товарных капиталов и «потребительского» типа поведения в самых отдаленных уголках планеты. За этим последовал взлет транснациональных фирм, которые или непосредственно экспортировали капиталы, или участвовали в создании «совместных предприятий» вне зон своего происхождения, и теперь уже развивающиеся страны также подключались к общей модели накопления. Одновременно началась аграрно-капиталистичес-кая трансформация постколониальных территорий. Но, прежде всего, приобрела международное значение финансовая сфера; она открыла новые денежные рынки вне тогдашних монетарных контрольных систем и взвинтила процентные ставки, «освободившись» от падающих уровней прибыли» [9].
Культурная глобализация заключается в создании космополитичной культуры, основанной на стирании границ между национальными культурами. Происходит универсализация культурных предпочтений, вне зависимости от региональных, этнических или конфес-
сиональных особенностей. Но если в экономической глобализации многие исследователи видят позитивные моменты, то глобализация культурная не может не настораживать. Так, В. Межуев отмечает: "То, что является благом для рынка, для культуры - смертельная угроза. Рынок нуждается в единых для всех правилах игры, культура - в их разнообразии. Рынок нивелирует все национальные различия и особенности, культура без них не существует» [10, с. 25]. Глобализационные процессы в культуре на деле оборачиваются отнюдь не взаимодействием равноценных культурных традиций, а унификацией культурных пространств под единый стандарт западной, точнее - американизированной, массовой культуры, при этом происходит исчезновение национальных культурных традиций, что неизбежно влечет за собой мировоззренческий кризис.
В. Г. Федотова отмечает, что в современной России проблемы социокультурного характера, связанные с переоценкой ценностей, с поиском национальной идентичности, представляют даже большую важность, чем экономические затруднения, связанные с переходом от административно-командной системы организации хозяйства к свободному рынку [11, с. 172].
Формируется новый тип идентичности, который мы назовем глобальным. Исследователь Ф.И. Атмурзаева отмечает, что процесс глобализации ведет к осознанию индивидом себя как «гражданина мира», но глобальная идентичность индивида находится в противоречивых отношениях с его предыдущей культурной идентичностью, основанной на конкретных социокультурных традициях [12, с. 110].
Восприятие «общечеловеческих» культурных ценностей характерно, в первую очередь, для молодежи, особенно студенческой. Молодое поколение в силу своего возраста обладает большим потенциалом к коммуникации. В современной России одним из важнейших средств приобщения молодежи к космополитической культуре, получения информации, стал Интернет. Общаясь через Интернет, молодежь как бы преодолевает государственные границы и национальные барьеры, находит единомышленников и собеседников в других странах мира. Национальные различия отходят на второй план.
В меняющемся обществе к негативным последствиям ведут обе линии - и ультраконсервативная, основанная на сохранении традиционных ценностей в статичном состоянии, и космополитическая, ведущая к унификации мировой культуры и разрушению национальных традиций. Как справедливо отмечает И. Валлерстайн, «нам нужно знать не о том, что мы - граждане мира, а о том, что мы занимаем особые ниши в неравном мире и что беспристрастность и глобальность, с одной стороны, и отстаивание узких интересов - с другой, - это не противоположные, а сочетающиеся между собой сложным образом позиции. Одни сочетания желательны, другие - нет. Одни желательны здесь, но не там, сейчас, а не тогда. Узнав об этом, мы смо-
жем лучше понять нашу социальную реальность» [13].
В свете нашего исследования представляется, что достижение компромисса между «общечеловеческими» и национальными ценностями, принятие отечественной культурой своего собственного пути развития, без копирования западных моделей, способствует, в том числе, и уменьшению остроты противоречий между различными поколениями россиян.
Библиографический список
1. Андреев А. Современные дискуссии о специфике России // Тезисы докладов XXXII научной конференции студентов. Самара, 2001.
2. Федотова В. Г. Политический класс, население и территория // Свободная мысль - XXI. 2004. № 2.
3.Ахиезер А.С. Проблемы государственной власти России // Рубежи. 1995. № 6; 1996. № 1-5, 7, 9; 1997. № 1-7; 1998. № 1, 2.
4.Бондырева С.К., Колесов Д.В. Традиции: стабильность и преемственность в жизни общества. М.; Воронеж, 2004.
5.1±1томпка П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе (статья вторая) // Социологические исследования. 2001. №2.
6. Дементьева И.Ф. Социальное самочувствие семьи // Социологические исследования. 2008. № 9.
7.Агафонов Ю.А. Глобализм и дезинтеграция (нормативноценностный аспект) // Глобализация, федерализм и региональное развитие. Тюмень, 2001.
8. Делягин М. 11 сентября 2001 года: завершение формирования пост-советского мира // Гпобализация: варианты для России: Материалы круглого стола. СПб., 2001.
9. Рот К.Х. Глобализация. Принципиальные соображения об изменении мировой капиталистической системы. URL: http: avtonom. org./llb/lndex. html.
10. Межуев В.М. Модернизация и глобализация - два проекта / Глобализация и перспективы современной цивилизации // [ред. Де-локаров К.Х.]; Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. М.: КМК, 2005.
11. Федотова В. Г. Глобализация и российская идентичность / / Глобализация и перспективы современной цивилизации. М., 2005.
12. Атмурзаева Ф.И. Специфика социальных трансформаций в современной России (глобализационный и этнокультурный аспекты). Диссерт. на соискание ученой степени доктора философских наук. СПб., 2006.
13. Валлерстайн И. Ни патриотизм, ни космополитизм //Логос. 2006. № 2 (53).
78
УДК 101.9 Д-40
Джагарова Галина Михайловна
кандидат философских наук, доцент, профессор Военно-техническо-го университета при Спецстрое РФ тел. (903) 148 44 21
Лексема «имя» в тексте труда П.А. Флоренского «Столп и утверждение истины»
Сделана попытка решения проблемы: каков критерий отнесения того или иного авторского текста к определенному тематическому пространству в наследии П.А. Флоренского, - которая актуализирует внимание к лексеме «имя» с целью обнаружения её присутствия в тексте «Столпа...».
Ключевые слова: лексема «имя», П.А. Флоренский, «Столп и утверждение истины», православная теодицея.
Труд П.А. Флоренского (1882-1937) «Столп и утверждение Истины. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах» был опубликован в 1914 году. Он представляет собой уникальное сочетание исповеди, проповеди и научного трактата православного священника, интерес к творчеству которого возрастает на новом рубеже веков и в России, и за рубежом.
На первый взгляд «Столп...» трудно напрямую отнести к произведениям, связанным с темой имени в творчестве о. Павла. Темоука-зуемость на уровне названия самой православной теодицеи, ее разделов отсутствует, а лексема «имя» и ее производные встречаются эпизодически и не выступают у автора объектом специального анализа. В этой ситуации встает проблема: каков критерий отнесения того или иного авторского текста к определенному тематическому пространству в наследии мыслителя? Попытка решения этой проблемы актуализирует внимание к лексеме «имя» с целью обнаружения её присутствия в тексте «Столпа...».
Презумпция латентной тематизации феномена имени в «Столпе...» подтверждается до чтения книги. Во-первых, в самом названии труда «Столп и утверждение Истины» именуется имя Христа, именование настолько явное, насколько и демонстративно игнорируемое, ибо зачастую при публикации труда в его названии имя «Истина» заменено словом «истина». Во-вторых, сама лексема «имя» встречается читателю до текста труда, предваряя и сам текст, и его название. Речь идет о посвящении «Столпа...», посвящении Всебла-
