DOI: 10.24412/2618-9461-2024-1-22-27
Воронина Наталья Ивановна, доктор философских наук, директор Центра М. М. Бахтина, профессор кафедры культурологии и библиотечно-информационных ресурсов института национальной культуры Национального исследовательского Мордовского государственного университета имени Н. П. Огарева
Voronina Natalia Ivanovna, Dr. Sci. (Philosophy), Director of the M. M. Bakhtin Center, Professor at the Department of Cultural Studies and Library and Information Resources of the Institute of National Culture of National Research Mordovian State University named after N. P. Ogaryov
E-mail: kafkmgu@mail.ru
ВАСИЛИЙ ПЕТРОВИЧ БОТКИН — «ВЫРАЖЕНИЕ ДУХА ВРЕМЕНИ» В МУЗЫКЕ
В статье рассматривается и актуализируется информация о музыке в жизни и литературно-эстетических изысканиях Василия Петровича Боткина. Богатство мировосприятия и интеллектуальное мышление писателя и художественного критика позволили ему сквозь призму музыки передать дух своего времени, а междисциплинарный подход — более широко взглянуть на взаимовлияние музыкальных и литературных форм, сфокусировать анализ на проблеме слушания и слышания музыки, а в целом — на ее восприятии, то есть «проживании» (К. Г. Исупов) в музыке. Автор выстраивает контекст размышлений Боткина как ценителя искусства и музыки, акцентируя внимание на определенных категориях (исполнительство, интерпретация, тембровая природа музыкальных инструментов и др.), рассматривая музыку как способ мышления и как формообразующий элемент, конкретный композиционный ход. Опыт Боткина как уникальная практика одного человека (заметим, дилетанта в данной области), к сожалению, был мало изучен в его время, но представляет интерес сегодня как «сгусток культурно-исторического воздуха» (Г. С. Кнабе). Научная новизна исследования состоит в представлении и анализе комплекса материалов по осмыслению вчувствования в музыку писателя и публициста Боткина, сумевшего в своих поисках переводить литературные образы в музыкальные структуры, в звучащий мир, который дополнял его эмоционально и красочно.
Ключевые слова: В. П. Боткин, Россия, дух времени, наука, культура, искусство, литература, музыка, личность, жиз-несмыслы.
VASILY PETROVICH BOTKIN — «EXPRESSION OF THE SPIRIT OF TIME» IN MUSIC
The article examines and updates information about music in life, literary and aesthetic research of Vasily Petrovich Botkin. The richness of the worldview of the writer and art critic allowed him to convey the spirit of his time through the prism of music; interdisciplinary approach allowed him to take a broader look at the mutual influence of musical and literary forms, focus analysis onthe problem of listening and hearing music, and in general — on its perception, that is, «living» (according to K. G. Isupov) in music. The author builds the context of Botkin's reflections as a connoisseur of art and music, focusing on certain categories (performance, interpretation, timbre of musical instruments, etc.), considering music as a way of thinking and as a formative element, a specific compositional means. Botkin's experience as a unique practice of a layman in the field of music, unfortunately, was little studied in his time, but is ofinterest today as an example «of cultural and historical air» (G. S. Knabe). The scientific novelty of the research consists in the presentation and analysis of materials demonstrating understanding of music of the writer and publicist Botkin, who managed in his search to translate literary images into musical structures, into a sounding world that complemented it emotionally and colorfully.
Key word: V. P. Botkin, Russia, Zeitgeist, science, culture, art, literature, music, personality, life meanings.
Василий Петрович Боткин (1811/121869) (рис. 1) — российский деятель культуры, человек энциклопедических знаний, искусствовед, писатель и публицист, художественный критик, поднявший в своих работах широкий круг вопросов музыкальной теории и практики, рассматривая их в русле становления мысли о музыке в общественном сознании России середины XIX в. Он пытался утверждать и свою независимость во взглядах на музыку, искал новые пути в объяснении новаторских тенденций в инструментальной и оперной музыке, исполнительском искусстве, размышлял об общеэстетических задачах музыкального искусства, представляя феномен музыки как богатство, благотворность, как вольную струю, как самое дорогое, что есть в духовной жизни человека.
Боткин, кроме того, что создал ряд серьезных му-
зыкально-критических работ, оставил большое число высказываний о музыке в письмах, особенно к В. Г. Белинскому, И. С. Тургеневу, Н. П. Огареву, в публицистических произведениях. В совокупности они дают широкое представление о взглядах Боткина на музыку, его оценках творчества отдельных композиторов, различных направлениях музыкального движения.
В 30-е г. он сотрудничал в «Телескопе», «Молве», «Московском наблюдателе», где помещал статьи о концертах, а также переводы произведений Гофмана «Дон Жуан», «Капельмейстер Крейслер» и т. д. В «Отечественных записках» (начало 40-х гг.) особенно примечательны его обзоры немецкой литературы с критикой лекций Шеллинга о «философии откровения», абстрактно-идеалистической эстетики Г. Т. Ретшера, примиренчески филистерских «Писем из Парижа» К. Гуцкова. «Совре-
22
Рисунок 1
менник» (40-50-е гг.) поместил его «Письма об Испании» — впечатления о путешествии, воссоздающие картину быта, нравов, экономики страны и об услышанной музыке (см. [5; 8]).
Не все равноценно в его творчестве, многое ныне представляет лишь познавательный интерес. Тем не менее, важным является сам факт обращения Боткина к музыкальному искусству, потребность фиксировать увиденное в печати и на сцене. В этот момент развития музыкальной культуры России (30-50-е гг.), когда профессиональная музыкальная критика делала первые шаги и, безусловно, нуждалась в подобных материалах, которые создавали серьезные основы для развития самобытной искусствоведческой мысли. И, несмотря на сложность и противоречивость музыкально-эстетических взглядов Боткина, мы находим у него интересные выводы, суждения, которые не потеряли актуальность и сегодня. Можно констатировать, что музыкально-критическая деятельность Боткина — значительная страница в истории русской мысли о музыке середины XIX в. (возрождение интереса к которой началось в начале XX в., благодаря Б. В. Асафьеву, который первый и по праву оценил музыкальное наследие Боткина).
Особую роль Боткина мы видим и в активной подвижнической деятельности среди целого поколения русской интеллигенции, представителей науки и культуры, которые благодаря ему вольно или невольно втягивались в атмосферу музыкальных дискуссий. Достаточно
назвать В. Г. Белинского, М. А. Бакунина, А. И. Герцена, Т. Н. Грановского, Н. А. Некрасова, Н. П. Огарева, И. С. Тургенева, А. А. Фета.
В очерченном кругу русских мыслителей он долгое время был своеобразным музыкальным барометром. С его мнением считались, он слыл «тонким знатоком и просвещенным любителем, человеком, одаренным глубоким пониманием искусства» [2, с. 88]. Авторитет его как музыкального критика был высок.
На этой почве зарождались и получали творческое развитие многие философские идеи относительно природы и происхождения музыки, эмоциональных образов, самих эмоций, восприятия музыки, разных сторон ее функционирования, природы голосов и тембров музыкальных инструментов и др. Это был особый тип философствования, который незримо, неофициально, но весьма плодотворно влиял на становление проблематики философии музыки. А это значило, что в музыкальной сфере накапливался «материал будущих больших принципиальных, ожесточенных идейных споров», складывался «круг вопросов, подлежащих обсуждению», — утверждает Ю. А. Кремлев [11, с. 280-281].
В круг его интересов входило оперное искусство, и он давал оценки итальянским и «германским» сочинениям, позднее начал размышлять о русской опере, причем очень своеобразно о творчестве М. И. Глинки. От «Жизни за царя» до «Ивана Сусанина» был нелегкий мыслительный путь, в котором преобладала сначала социальная сторона (первое название), лишь потом появилось услышанное «очарование» русского мелодизма.
Ранняя работа Боткина о Моцарте (1838) также социально обострена. Критик раскрывает своеобразие личности и судьбы великого композитора, специально избирая для этого, как отмечает О. Ч. Хегай, жанр «музыкально-критического этюда», приближающегося по значению «к литературному портрету» [14, с. 4]. Боткин противопоставляет «светлую сферу гения» и «трудную, стесненную жизнь человека» [4. с. 20]. Моцарт-гений, Моцарт-композитор, Моцарт-человек сливаются в одно нерасторжимое — Моцарт-личность.
Трагические условия жизни — тормоз для осуществления творческих планов композитора и в то же время позор для аристократического общества. Критик пишет о доле художника, «у которого нет ничего, кроме его гения» [4, с. 10]. Не случайно автор рассматривает его биографию, подчеркивая черты индивидуальности: доброту, гуманность, готовность к самопожертвованию во имя дружбы, уникальные творческие способности. Он прибегает к биографическому пересказу как к ключу, непосредственно открывающему вниманию читателя дверь в творческую лабораторию.
«Биографии романтических поэтов (и композиторов. — Н. В.) помогают нам понять сущность социальных причин их творчества», — отмечает А. В. Луначарский [12, с. 250]. Важность исследования жизни и творчества каждого композитора Боткин доказывал тем, что ни в какой иной деятельности личность и все связанные с ней проблемы общечеловеческого и инди-
видуального порядка не находят столь яркого воплощения, как в художественной, и особенно музыкальной. Прогрессивность убеждений Боткина подтверждается и авторским осмыслением гибели А. С. Пушкина, где подчеркивает вновь и вновь, что социальные корни трагической судьбы гения — «в несправедливостях существующего общества».
Поражает и другой факт. В этой статье Боткин осмысливает зависимость творческой личности от эстетических задач эпохи и на примере музыкальных сочинений Моцарта раскрывает особенности творчества, передающего мысли, переживания и чувства своего времени. Так высоко в понимании социальной направленности музыкального творчества и критики общественного порядка в связи с деятельностью композитора Боткин больше не поднимался.
Он философствует о музыке, ее взаимодействии, обсуждая творческий процесс: «Философия есть осадка <...> электрического духа, потребность философии, стремящаяся все основать на едином начале, указуется музыкой. Хотя дух и не владеет тем, что он творит через нее, однако ж он блаженствует в этом творчестве, и всякое истинное произведение искусства самостоятельно и независимо, оно могущественнее самого художника, через свое проявление возвращается оно к божественному и только тем зависит от человека, что свидетельствует о свершившемся в человеке сознании» [3, с. 38].
Это смелые догадки Боткина о диалектическом единстве общего и единичного, объективного и субъективного в результате художественной деятельности, то есть в самом произведении искусства. Мировоззрение музыканта («оно могущественнее самого художника») творит художественные образы, преобразуя внутренние богатства человека. Творчество композитора, всегда являясь отражением окружающей его жизни (причем, по Боткину, как сознательным, так и бессознательным), возвращается вновь к человеку в лице слушателя, чтобы обрести новую жизнь и выстраивает концепцию личности музыканта: «гений, художник, человек». Он неоднократно подчеркивает, что каждый художник неразрывным образом связан с общественной жизнью своей эпохи и среды. Его творчество всегда есть отражение окружающей действительности, даже в том случае, когда является ее отрицанием. Проблема «художник и общество» многоаспектна, так как между двумя этими компонентами возникают разные соотношения. Время от времени Боткин к ней обращался, гневно выступал против угнетения музыкантов, принижения их достоинства. В своих музыкально-критических статьях он бросал обвинения обществу, одновременно высказывая мысли о высоком предназначении художника.
Он отходит от этой концепции в 50-е и особенно в 60-е гг., вставая на путь теории «чистого искусства». В основу своих размышлений он теперь кладет мысли о специфической деятельности художника, посредством которой преодолевалась эстетическая неподатливость некоторого материала для искусства. Все более привлекают Боткина внеисторические идеальные фор-
мы. Высказывания носят уже резко противоположный характер, в том числе о таких категориях, как талант, труд, художественный процесс. Боткин «идет в ногу» слиберальной «эстетической» критикой П. В. Анненкова, А. А. Григорьева, А. В. Дружинина, вызывая осуждение Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова. Наступила та пора в развитии России, когда искусство призвано было менять свой социальный статус. Боткин же уходит в сторону от социальных проблем, предаваясь слушанию музыки в качестве «успокаивающего» средства.
Появляются новые его статьи, в которых Боткин начинает рассматривать особенности музыкального языка, выразительную палитру фортепиано и скрипки, полифоническое мышление в камерной музыке, рассуждает об эстетических задачах исполнительского искусства и т. д.
В 1850 г. написана самая значительная работа Боткина в этой области — «Об эстетическом значении новой фортепьянной школы», впервые напечатанная в том же году в журнале «Отечественные записки». Обилие идей, исходящих из собственных музыкально-эстетических представлений, показывает, сколь богато воображение Боткина и как глубоки и многосторонни его познания и интересы в музыке. Широкая панорама реально-практических представлений, интонационный багаж критика сочетаются с пониманием духовно-практических и духовно-теоретических задач инструментальной музыки. Он рассматривает ее не просто как определенный жанр искусства, но и с точки зрения воспитательного и познавательного потенциала в жизни общества в целом и художественной культуры. Следует сказать сразу о самых различных уровнях его эстетических оценок значения инструментальной музыки.
Существенный материал по данному вопросу дают эпистолярные циклы Боткина, особенно переписка с Белинским, Огаревым и Тургеневым, так как музыка была в ряду источников общения, которые связывали этих людей. С принципиальностью Боткин отстаивал свои убеждения, выступая против формализма и механического подхода к инструментальной музыке: «Ни в одном искусстве к техническому знанию не питают такого слепого уважения, как в музыке: как будто искусство музыки или понимание музыкальных произведений заключается в одном только техническом знании» [7, с. 150]. Он осуждает период «бравурности» у пианистов, «гамм и всякого рода гаммообразных фигура-ций», носивших «на себе отпечаток какой-то натянутой болтливости и тяжелого прозаизма» [6, с. 138]. Те же тенденции он отмечает и у струнных мастеров, заботившихся о блестящих «фейерверках» в своем репертуаре. Он отталкивается от художественно-образного начала в инструментальной музыке, в которой техника служит лишь средством воплощения (заметим, что актуальность этой проблемы очевидна и в наше время, в век распространения электронных инструментов).
Боткин рассматривает концепцию «мелодического потока», связывая интонирование с «музыкальной организацией» и свойствами инструмента, которые
технологической основой не должны перекрывать главное — мелодию. Поэтому он одним из первых в России подчеркивает красоту мелодизма Шопена: «Фортепьяно заговорило у него языком поэзии» [7, с. 139], он «оторвался от рутины современников-пианистов, отбросив избитые пассажи и фигурации» [7, с. 139].
В обзорах фортепианной музыки Боткин обращается к пианистическим средствам, фактуре и гармонии, выявляет тембры и акустику самого инструмента, его звучность и «оркестральность», с учетом реальных возможностей и предугадывания качества будущих инструментов («домашние фортепиано» и концертные). Любопытно его высказывание, связанное с творчеством Бетховена: «Для этого бедного инструмента Бетховен написал столько своих дивных великих сонат. Конечно, всякий инструмент имеет свои недостатки: фортепиано больше, нежели скрипка и виолончель: они не могут долго выдерживать тона, не имеют плавного легато и, наконец, — главное — слабы для выражения. Но зато они имеют важное преимущество перед струнными и всякими инструментами — гармонию, и это вознаграждает отчасти недостатки их» [4, с. 23-24].
Еще одним пристрастием критика была квартетная музыка, о чем он признается в письмах к И. С. Тургеневу: «До какой степени сильно я люблю камерную музыку и симфонический стиль вообще. <...> Хорошо сделанный квартет я променяю только на превосходно спетую оперу» [13, с. 43-44]. Далее идет оживленный обмен мнениями о трио и квартетах Мендельсона, сонатах и трио, 9-й симфонии, 10-м и 16-м квартетах Бетховена, квартетах Моцарта, фортепианных пьесах Шумана, квинтете Шуберта. Боткин удивительно тонко улавливает тембровые краски инструментов, и существо инструментовки, и полифоничность мышления, «столь привлекательную» в камерной музыке. В этих случаях он противопоставляет фортепиано смычковому составу квартета, подчеркивая «проигрышные» позиции одного инструмента. Такую же точку зрения выскажет чуть позже П. И. Чайковский.
Главное, что Боткин никому не подражал в оценке инструментальной и камерной музыки, искал и находил свои оригинальные подходы к истолкованию разнообразных процессов в динамике музыкального творчества. Многие его догадки и утверждения были смелыми для своего времени (новаторство нового фортепианного стиля, гениальность мелодического интонирования Шопена).
«Скоро ли, наконец, придет время, когда музыкальные произведения будут разбирать не с точки зрения музыкальной грамматики и риторики; когда музыкальная критика будет стараться определять эстетическое значение музыкальной пьесы, говорить о характере ее действия на чувство» [7, с. 151]. С таким вопросом выступил Боткин в 1850 г. в преддверии появления профессиональной музыкальной критики в России. Сам же он по отношению к музыке применял основные принципы романтической философии, сформулированные в его работах и письмах. Весьма существенно
влияние идеалистической философии, в русле которой на ранней стадии творчества Боткин ведет исследование в области не только литературы, но и музыкальной критики. Именно в музыкальной критике и публицистике раскрылись его взгляды на сущность искусства, эстетические оценки музыки.
Он анализирует западноевропейскую музыку, прежде всего произведения Бетховена и Шопена. Необходимо отметить, что существовавшие противоречия в мировоззрении Боткина заключались в сложном сочетании реалистических тенденций с романтическими идеалами. Как верно замечает Б. Ф. Егоров, «романтизм для Боткина — не исторически определенный этап в развитии мирового искусства, а типологическая характеристика возвышенной поэзии чувства, причем чувства свободного и в то же время неясного, зыбкого, туманного; всякая ясность — уже порядок, норма, "классицизм", следовательно, разрушение романтизма» [10, с. 10]. Так или иначе, Боткин в своих статьях отразил специфику творчества музыкантов-романтиков — это лирика, фантастика; национально-самобытное, натуральное, характерное.
Прежде всего, утверждение лирического начала в музыке становилось важным этапом в его публицистике. Он изучает фортепианное творчество Листа, Тальберга, Гензельта, Л. и Ф. Лангеров, Шопена и в работе «Об эстетическом значении новой фортепьянной школы» рассматривает подробно: начинает от жанра, подчеркивая склонность композиторов-романтиков к фортепианной миниатюре; анализирует характер мелодики, ее лирические откровения, зарисовки настроений («сила одушевления», «необыкновенное драматическое воодушевление», «мрачная энергия», «сумрачный и грандиозный характер», «величаво движущаяся мелодия» и т. д.); выделяет специфику выразительных средств, которые позволили «благодаря Шопену спасти фортепиано» от какой-то музыкальной «трещетки» и «одушевить» его «дыханием поэзии». «Оставалось одно средство — дополнить этот недостаток богатством гармонической обстановки, но обстановки не натянутой, не искусственной, которая подавляла бы собою рельеф мелодии и полет лирического чувства, <...> и так окружить ее дружным хороводом гармонических аксессуаров, чтоб безыскусственная прелесть мелодии являлась в новом, высшем очаровании» [7, с. 140].
Стремление осмыслить язык романтической музыки приводит к выявлению «новой школы», как он ее называет. Эта школа в его понимании выступает с целым комплексом эстетических задач, утверждая следующие ее достоинства: расширение возможностей фортепиано, показ его оркестровости; внимание к программной музыке, эстетическому обобщению музыкальной идеи; отрицание духа ремесленничества в искусстве; выдвижение художественности как главного критерия музыкального сочинения; понимание технического совершенства как сути выражения содержания, а не самоцели; утверждение исторической роли Шопена как реформатора фортепианного искусства.
В то же время в этой работе мы встречаем целый ряд заблуждений и противоречий. Боткин с сожалением отмечает, что, «стремясь иногда к какой-то ложной и изысканной оригинальности, он (Шопен. — Н. В.) впадает из романтической туманности своей в совершенно непроницаемый мрак безвыходного хаоса. Странное расположение к излишней хроматичности увлекает его иногда в хаос, а именно эта излишняя хроматич-ность составляет темную сторону его гениального дарования» [7, с. 139]. Боткин в данном случае не сумел оценить драматизм в творчестве композитора. Трагические мотивы вызывали осуждение критика. Пафос жизнеутверждения, проявившийся в контрастной образности, оказался чуждым Боткину, пребывающему в «романтической туманности».
Более того, Боткин ставит под сомнение необходимость произведений крупной формы в романтической инструментальной музыке, утверждая, что «особенно превосходны небольшие пьесы <...> — истинно лирические вдохновения!» [7, с. 139]. Он критикует за это и Листа, называя «важными погрешностями» его стиля «несчастную страсть удивлять трудностями» [7, с. 141]. Хотя взгляды Боткина отличались от трафаретного истолкования музыки как простой «выразительницы эмоций» и способствовали более глубокому ее пониманию, данные его суждения оказались иногда заблуждением.
Несмотря на некоторую односторонность музыкальных воззрений Боткина, роль его в истории русской музыкально-критической мысли существенна. Не случайно Б. В. Асафьев, оценив деятельность Боткина, назвал его замечательным русским художественным критиком и считал по праву «одним из первых представителей русской мысли о музыке романтико-идеалистического периода» [1, с. 324]. Деятельность Боткина-критика была плодотворной. Им написано более 70 статей по вопросам
литературы, живописи, музыки, театра, содержащих богатый материал для музыкально-эстетических исследований. Многие суждения и мысли Боткина представляют несомненный интерес до настоящего времени и сегодня способны поражать своей глубиной, так как основаны на разносторонних знаниях. Они современны, потому что учат ценить культуру мысли и чувства, культуру общения.
Совершенно ясно, что без постоянного расширения «смыслового поля» музыки за счет привносимых, причем из самых разных, иногда довольно неожиданных источников, без поиска новых философских смысловых координат в звуковом пространстве, невозможна динамика науки (так же как, например, ни один из стилей в музыке никогда не смог бы существовать долго в нашем «слуховом употреблении»). На этом феномене, собственно, и зиждется музыкальное мышление, сложившееся внутри традиционной динамичной российской культуры. «"Многообразная музыкальная реальность" — эта фраза-постулат наилучшим образом очерчивает суть коренного реформирования музыкального языка», — констатирует А. И. Демченко [9, с. 38]. Иными словами, рассматривая музыкальную культуру как текст в работах Боткина, как некую организацию музыкального материала, заметим, что в ее восприятии всегда немалую роль играют разного рода внемузыкальные аспекты, в том числе эмоциональные, социальные, биографические, политические и т. п., которые способствовали рождению нового смыслового пространства музыки.
Тем не менее, отметим, что некоторые работы Боткина последний раз были изданы лишь в 80-е гг. ХХ в., как и написанное о нем в России, поэтому так актуально обращение в ХХ1 в. к его мировосприятию и способам мышления, к его разносторонним и порой уникальным взглядам на разные виды искусства и их взаимовлияния.
Литература
1. Асафьев Б. В. Русская музыка. XIX и начало XX века. Л.: Музыка. Ленингр. отд., 1979. 341 с.
2. Бернандт Гр. В. П. Боткин. Материалы к творческой биографии // Советская музыка. 1968. № 3. С. 87-99.
3. Боткин В. П. Итальянская и германская музыка // Боткин В. П. Литературная критика. Публицистика. Письма. М.: Сов. Россия, 1984. С. 30-39.
4. Боткин В. П. Моцарт // Боткин В. П. Собр. соч.: в 3 т. Т. 3. СПб., 1890-1893. С. 5-23.
5. Боткин В. П. Музыкальный вечер из классической музыки гг. Оноре и Грасси в зале Благородного Собрания // Московские ведомости. 1851. № 46.
6. Боткин В. П. О романтизме // Боткин В. П. Собр. соч.: в 3 т. Т. 3. С. 134-158.
7. Боткин В. П. Об эстетическом значении новой фортепьянной школы // Боткин В. П. Литературная критика. Публицистика. Письма. М.: Сов. Россия, 1984. С. 128-152.
8. Боткин В. П. Санкт-петербургская итальянская опера
в течение декабря 1848 и января 1849 года // Отечественные записки. 1849. Т. 62, отд. 8. С. 246-247.
9. Демченко А. И. «Многообразная музыкальная реальность». К 85-летию со дня рождения А. Г. Шнитке // Вестник Саратовской консерватории. Вопросы искусствознания. 2019. № 4 (6). С. 36-47.
10. Егоров Б. Ф. Боткин — критик и публицист // Боткин В. П. Литературная критика. Публицистика. Письма. М.: Сов. Россия, 1984. С. 3-22.
11. Кремлев Ю. А. Русская мысль о музыке: в 3 т. Т. 1. Л.: Музгиз, 1954. 300 с.
12. Луначарский А. В. Романтическая литература // Луначарский А. В. Собр. соч.: В 8 т. Т. 4. М., 1964. С. 250.
13. Неизвестная переписка В. П. Боткина и И. С. Тургенева (1851-1869). М.: Академия. 1930. С. 43-44.
14. Хегай О. Ч. Своеобразие мировоззрения и творчества В. П. Боткина: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1983. 15 с.
References
1. Asafev B. V. Russkaya muzyka. XIX i nachalo XX veka [Russian music. XIX and the beginning of the XX century]. L.: Muzyka. Leningr. otd., 1979. 341 p.
2. Bernandt Gr. V. P. Botkin. Materialy k tvorcheskoj biografii [V. P. Botkin. Materials for a creative biography] // Sovetskaya muzyka [Soviet Music]. 1968. № 3. P. 87-99.
3. Botkin V. P. Ital'yanskaya i germanskaya muzyka [Italian and German music] // Botkin V. P. Literaturnaya kritika. Publitsistika. Pis'ma [Literary criticism. Journalism. Letters]. M.: Sov. Russia, 1984. P. 30-39.
4. Botkin V. P. Mocart [Mozart] // Botkin V. P. Sobr. soch.: v 31. T. 3 [Collected Works: in 3 volumes. Vol. 3]. SPb., 1890-1893. P. 5-23.
5. Botkin V. P. Muzykal'nyj vecher iz klassicheskoj muzyki gg. Onore i Grassi v zale Blagorodnogo Sobraniya [Musical evening from classical music of the years. Honore and Grassi in the Hall of the Noble Assembly] // Moskovskie vedomosti [Moscow Ve-domosti]. 1851. № 46.
6. Botkin V. P. O romantizme [On Romanticism] // Botkin V. P. Sobr. soch.: v 3 t. T. 3 [Collected Works: in 3 volumes. Vol. 3]. P. 134-158.
7. Botkin V. P. Ob ehsteticheskom znachenii novoj fortepyannoj shkoly [On the aesthetic significance of the new piano school] // Botkin V. P. Literaturnaya kritika. Publicistika. Pis'ma [Literary criticism. Journalism. Letters]. M.: Sov. Rossiya, 1984. P. 128-152.
8. Botkin V. P. Sankt-peterburgskaya ital'yanskaya opera v teche-nie dekabrya 1848 i yanvarya 1849 goda [The St. Petersburg Italian Opera in December 1848 and January 1849] // Otechestvennye zapiski [Otechestvennye zapiski]. 1849. Vol. 62, ed. 8. P. 246-247.
9. Demchenko A. I. «Mnogoobraznaya muzy'kaPnaya reaPnosf». K 85-letiyu so dnya rozhdeniya A. G. Shnitke [«A diverse musical reality». On the 85 th anniversary of A. G. Schnittke] // Vestnik Saratovskoj konservatorii. Voprosy iskusstvoznaniya [Journal of Saratov Conservatoire. Issues of Arts]. 2019. № 4 (6). P. 36-47.
10. Egorov B. F. Botkin — kritik i publitsist [Botkin as a critic and publicist] // Botkin V. P. Literaturnaya kritika. Publicistika. Pis'ma [Literary criticism. Journalism. Letters]. M.: Sov. Rossiya, 1984. P. 3-22.
11. Kremlev Yu. A. Russkaya mysl' o muzyke: v 3 t. T. 1 [Russian thought about music: in 3 volumes. Vol. 1]. L.: Muzgiz, 1954. 300 p.
12. Lunacharskij A. V. Romanticheskaya literatura [Romantic literature] // Lunacharskij A. V. Sobr. soch.: V 8 t. T. 4 [Collected works: In 8 volumes. Vol. 4]. M., 1964. P. 250.
13. Neizvestnaya perepiska V. P. Botkina i I. S. Turgeneva (18511869) [The unknown correspondence of V. P. Botkin and I. S. Tur-genev (1851-1869)]. M.: Akademiya. 1930. P. 43-44.
14. Khegaj O. Ch. Svoeobrazie mirovozzreniya i tvorchestva V. P. Botkina [The originality of V. P. Botkin's worldview and creativity]: Avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. M., 1983. 15 p.
Информация об авторе
Наталья Ивановна Воронина E-mail: kafkmgu@mail.ru
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева»
430005, г. Саранск, ул. Большевистская, 68
Information about the author
Natalia Ivanovna Voronina E-mail: kafkmgu@mail.ru
Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education «National Research Mordovian State University named after N. P. Ogarev»
430005, Saransk, 68 Bolshevistskaya Str.