CC BY
15DOI: 10.31518/2618-9100-2018-1-2
УДК: 94(47).073, 94(57)
Н. П. Матханова*, Е. Н. Туманик** Василий Михайлович Муравьев: опыт биографического очерка на базе эпистолярного наследия
Статья посвящена важнейшим аспектам биографии Василия Михайловича Муравьева, адъютанта генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева-Амурского. На базе комплекса источников личного происхождения, в основном эпистолярных, в рамках исторической концепции «человека второго плана» характеризуются вехи и события жизни В. М. Муравьева, его личность, создается образ молодого человека на государственной службе середины царствования Николая I.
Ключевые слова: Сибирь, администрация, Н. Н. Муравьев-Амурский, В. М. Муравьев, историческая биография, персональная история
В последние годы методы и подходы персональной (новой биографической) истории сверхпопулярны. Они позволяют возобновить на новом этапе и, можно надеяться, новом уровне изучение жизни и деятельности отдельных личностей, даже не сыгравших заметной роли в истории. О внимании к этой проблематике свидетельствуют не только реконструкции биографий многих «людей второго плана» в контексте исторической эпохи, но и глубокий теоретический анализ проблемы в рамках работы над проектом «Человек второго плана в истории». Результаты представлены в серии сборников, издававшихся в Ростове-на-Дону под редакцией Н. А. Мининкова1. Н. А. Мининков и его коллеги в статье, обобщающей результаты пятилетней работы, предложили своеобразную классификацию персонажей и героев подобных исследований, разделив их на три категории. Первая - «"выдающиеся личности" ("персоны первой величины")», «экстраординарность личных качеств которых создавала у современников и потомков впечатление их исключительности». Вторая - «человек второго плана, который «в большей мере интегрирован в социальный контекст и в этом смысле - типичен», он «выделяется из толпы, но в то же время "не дотягивает"... до масштаба "творца истории" и "вершителя судеб"». И, наконец, лица «"третьего плана" (исторического фона, единиц социального ландшафта) - безымянные, вербально и визуально не представленные как индивидуумы»2.
В дополнение к этим разработкам можно привести давние рассуждения С. А. Венгерова. В предисловии к своему знаменитому «Критико-биографическому словарю русских писателей и ученых» он обосновывал необходимость включения в него не только «крупных» и «больших» писателей. «Я считаю совершенно ненаучным изучать литературу только в ее крупных представителях, - писал он. - Нет одиноких вершин на равнине, всякая литературная эпоха есть сплошной горный кряж, одного происхождения и одного и того же свойства. А для изучения свойств данной горной породы столь же характерны мелкие отроги, как и венчающие горный кряж вершины»3.
Среди многочисленных офицеров и чиновников Российской империи были выдающиеся деятели администрации - такие, как братья декабрист А. Н. Муравьев, гр. М. Н. Муравьев-Виленский, Н. Н. Муравьев-Карский или их родственник Н. Н. Муравьев-Амурский4. Но были и рядовые, служившие и выполнявшие более или менее важные
* Наталья Петровна Матханова - д-р ист. наук, профессор, главный научный сотрудник, Институт истории Сибирского Отделения РАН. E-mail: nmatkhanova@mail.ru
** Екатерина Николаевна Туманик - канд. ист. наук, ученый секретарь, Институт истории Сибирского Отделения РАН. E-mail: kattum@mail.ru
1 Человек второго плана в истории. Вып. 1-5. Ростов-на-Дону, 2004-2008.
2 Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней). 2-е изд. Пг., 1915. Т. 1. Вып. 1-3. С. XIV-XV.
3 Там же.
4 По линии Муравьевых Александр, Михаил и Николай были шестиюродными братьями Муравьева-Амурского, но по материнской линии Мордвиновых их родство было ближе: мать Муравьева-Амурского приходилась племянницей их матери (МуравьевМ. В. Муравьевы. Родословная. Ревель, 1893.).
обязанности. Без них огромная махина государственного аппарата просто не могла бы функционировать. Как это было принято в окраинных регионах, офицеры и чиновники нередко выполняли схожие обязанности. Одним из таких офицеров был сын М. Н. Муравьева Василий Михайлович.
Эпоха гр. Н. Н. Муравьева-Амурского традиционно привлекает пристальное внимание исследователей, а многоплановая разработка данной темы, пожалуй, еще на долгие годы останется актуальной для истории России. Очень важно изучение окружения самого выдающегося генерал-губернатора Восточной Сибири - круга тех лиц, на кого он опирался в своей служебной деятельности, работавших под его руководством и сопричастных великому делу освоения Амура. Рассказывая о соратниках Н. Н. Муравьева, воссоздавая на исторической основе их биографии, правомерно строить исследование именно на базе современного направления науки, изучающего роль и место «человека второго плана» в истории. Василий Михайлович Муравьев как раз является классическим примером подобного «человека второго плана», у которого, правда, были все перспективы и возможности со временем стать «персоной первой величины», если бы ему суждена была долгая жизнь. В. М. Муравьев недолго прослужил в Восточной Сибири: он приехал вместе с новым генерал-губернатором Н. Н. Муравьевым его адъютантом в феврале 1848 г., а 13 апреля 1849 г. уже скончался. В. М. Муравьев был любимым адъютантом генерал-губернатора Н. Н. Муравьева-Амурского, оказавшим своему начальнику огромную помощь в управлении краем на первом этапе его служебной деятельности. Известно, что В. М. Муравьев принадлежал к числу самых близких подчиненных начальника, жил (вместе с еще несколькими ближайшими сотрудниками генерал-губернатора) в его доме, пользовался его абсолютным доверием и даже привязанностью. В. М. Муравьев относился к числу «молодых, образованных и проникнутых идейными устремлениями» приезжих чиновников, входивших в «ближайшее окружение Муравьева в первые годы его генерал-губернаторства»5. Это был, пожалуй, лучший адъютант и очень способный молодой чиновник в свите генерал-губернатора в 1848 г. Можно сказать, что опора на таких помощников, как В. М. Муравьев, очень помогла Н. Н. Муравьеву войти в должность, крепко взять в свои руки управление краем и определиться с направлениями административной политики.
От последнего периода жизни В. М. Муравьева остались письменные свидетельства как его собственные, так и его сослуживцев, друзей, родных и знакомых. Они позволяют судить о взглядах молодого человека на многие проблемы эпохи, его административной карьере, личных и служебных качествах, нравственном облике. В данной статье на базе, в основном, эпистолярных источников мы постараемся охарактеризовать личность, а также основные вехи жизненного пути В. М. Муравьева, уделив особое внимание сибирскому периоду. Биография Василия Муравьева, прожившего очень короткую, но яркую, активную и насыщенную жизнь, специально не разрабатывалась.
Василий Михайлович Муравьев (9 июня 1824 - 13 апреля 1849), третий сын гр. М. Н. Муравьева-Виленского, безусловно, принадлежал к числу передовых молодых людей своей эпохи - и по морально-нравственным качествам, и по образованию и карьере, и по политическим убеждениям. Выйдя из семейного круга, который по полному праву можно считать, следуя разработкам Н. К. Пиксанова и Ю. В. Манна, одним из истинных «гнезд русской культуры»6, он был воспитан в рамках своей большой семьи и в соответствии с ее ценностями, а прежде всего своими родителями, уделявшими огромное внимание детям. Поколение, предшествовавшее в семейной истории Василию Муравьеву, было блистательным. Его отец, герой 1812 года, основатель «Московского общества математиков», декабрист и один из авторов устава Союза благоденствия, преподаватель мо-
5 Матханова Н. П. Высшая администрация Восточной Сибири в середине XIX века: Проблемы социальной стратификации. Новосибирск, 2002. С. 127; Она же. Генерал-губернаторы Восточной Сибири середины XIX века: В. Я. Руперт, Н. Н. Муравьев-Амурский, М. С. Корсаков. Новосибирск, 1998. С. 148.
6 Пиксанов Н. К. Областные культурные гнезда. Историко-краеведческий семинар. Введение в изучение. М.; Л., 1928; МаннЮ. В. Гнезда русской культуры. Кружок и семья. М., 2016. С. 3.
сковского учебного заведения для колонновожатых, в 1827 г. начал административную карьеру (вице-губернатор в Витебске, губернатор в Могилеве, губернатор в Гродно, губернатор в Курске). С 1842 г. М. Н. Муравьев занимал должность управляющего Межевым корпусом; это время совпало с началом военной службы Василия. Дядя Василия Муравьева - один из самых известных декабристов Александр Николаевич Муравьев, «первый декабрист», основатель Союза спасения и Союза благоденствия, к середине 1840-х гг. успевший послужить на двух губернаторских постах - в Тобольске и Архангельске . Мать В. М. Муравьева - Пелагея Васильевна Шереметева, родная сестра жены декабриста И. Д. Якушкина Анастасии. Таким образом, по материнской линии Василий Муравьев был также связан с декабристами близким родством - Якушкин был его дядей; самые тесные родственные и дружеские отношения связывали В. Муравьева и с двоюродными братьями Вячеславом и Евгением Якушкиными, сыновьями декабриста.
Дедом Василия Муравьева был выдающийся военный педагог генерал-майор Н. Н. Муравьев, основатель и руководитель упомянутой школы колонновожатых. После своей отставки и вплоть до кончины в 1840 г. Н. Н. Муравьев принимал самое деятельное участие в воспитании внуков. Но особенное влияние на молодежь семейного клана Муравьевых-Шереметевых оказывала бабушка - Надежда Николаевна Шереметева (1775-1850). Н. Н. Шереметева, урожденная Тютчева, по праву считается одной из выдающихся русских женщин своего времени. Прекрасно известно, какое мировоззренческое и нравственное влияние она оказала на творчество Н. В. Гоголя. Эмоциональность, искренность, сильные чувства, деятельный характер, простота в обращении, страстность натуры - вот отличительные черты ее характера и личности; именно эти качества привлекали к ней людей. Н. Н. Шереметева имела достаточно глубокие для своей эпохи христианские убеждения и много занималась благотворительностью. Она горячо любила всех своих внуков, принимала деятельное участие в судьбе каждого из них, но к Василию была привязана особо. Василий Муравьев также питал к бабушке доверительное почтение и любовь, она была очень близка ему, что отразилось в его письмах к ней за то время, когда он жил с ней в разлуке, вступив на поприще службы. Сохранилось более 30-ти писем В. М. Муравьева к Н. Н. Шереметевой за 1843-1848 гг., написанных с Кавказа, из Курска, Риги, Иркутска.
Обратим отдельное внимание на то, что воспитанию подрастающего поколения уделялось основополагающее внимание в декабристской системе ценностей, восходящей еще к Уставу Союза благоденствия, который был разработан А. Н. и М. Н. Муравьевыми. В собственных детях они, конечно же, хотели вырастить достойную себе смену, своеобразный идеал «слуги Отечества», воспитанный, в том числе, и на собственных переоценках пути в тайном политическом обществе . Личность Василия Муравьева выковывалась совершенно сознательно, став ярким образцом декабристского воспитания. Собственно говоря, именно этим во многом и интересен данный исторический персонаж.
Показательно, что среди выявленных отзывов о Василии Муравьеве нет ни одного отрицательного, что относится даже к оценкам декабриста Д. И. Завалишина, занимавшего крайне критическую позицию по отношению к Н. Н. Муравьеву-Амурскому и его окружению. Приехавший вместе с В. М. Муравьевым в Сибирь и принадлежавший к тому же «нашему кругу» близких соратников генерал-губернатора Б. В. Струве вспоминал о знакомстве с ним: «С этого часа начинается то близкое знакомство мое с Василием Михайловичем, которое кончилось бы тесною дружбою, если бы смерть не похитила прежде времени этого славного юношу, про которого Головин писал Муравьеву, что он приобретает в нем хорошего офицера, усердного к службе, при том дельного, основательного и скромного. Я от себя прибавлю, что это была душа теплая, чистая, светлая, благоговевшая перед сердцем и умом своей матери Пелаг[еи] Вас[ильевны] Муравьевой, урожденной Шереме-
7 Туманик Е. Н. Декабрист Александр Николаевич Муравьев: начало политической биографии и основание первых декабристских организаций. Новосибирск, 2006.
8 Там же. С. 291-296.
тевой. "Она чует сердцем и понимает умом многое, что другим невдомек", - говаривал про нее Василий Михайлович, читая получаемые им от нее за шесть тысяч верст задушевные письма»9. Упомянутый Головин - это Е. А. Головин, командир Отдельного Кавказского корпуса, под началом которого служили и Николай Николаевич Муравьев, и его молодой родственник и подчиненный.
Важным источником, ярко рисующим личность В. М. Муравьева, является комплекс его писем к Н. Н. Шереметевой, о котором было сказано выше. Прежде всего, Василий Муравьев - человек стойких патриотических убеждений, преданный присяге и добросовестный молодой офицер, не щадящий жизни в военных походах, которых за его плечами было несколько в период службы на Кавказе. В. М. Муравьев вступил в военную службу около 1843 г. и оставался на передовой военных действий вплоть до середины ноября 1846-го. Незаурядное мужество и личная храбрость, стойкость духа читаются в его кавказских письмах к Н. Н. Шереметевой. 12 декабря 1843 г. Василий пишет из станицы Кавказской: «Поход наш кончился, и мы пришли сюда на зиму отдохнуть месяца на два, а там опять в путешествие до следующего октября или ноября месяца: славная жизнь! Чего лучше можно желать в мои лета и по моему характеру!»10 А вот описание летней кампании 1845 года (письмо от конца июля из станицы Червленой), во время которой Василию исполнился только 21 год: «Благодарю Вас, любезная бабушка, за поздравление и за письмо Ваше, которое я получил тот час же по приходе из похода. Но еще больше благодарю за молитвы Ваши обо мне, грешном, видно, они были услышаны Господом, и ради [н]их я вышел невредим; а было время, когда я мало надеялся на такую благость Божию, так что следующий день не считал более своим и ежеминутно был готов отдать душу Всевышнему. В том месяце мы забрели в такие места, что никак не чаяли вынести живота своего; но, благодарение Богу, я выбрался благополучно и до будущего года думаю, не придется мне больше воевать. В письме своем, любезная бабушка, Вы спрашиваете, где-то я в день своего рождения? И вспомнил ли я об нем? Вспомнить-то вспомнил, а был в это время в таких местах, в которых у нас в отряде 9 июня положено было человек 100 солдат! Трудно и поверить, но это действительно так было; 9 выпал снег на пол-аршина, и я в тулупе едва мог согреться; вот в какой землице мы обретались [с] 7 июня. Итак, если не получали давно от меня, то винить меня нельзя, из этих стран сообщения в продолжении почти полутора месяца почти никакого не имели. [...] ...Я... делал верст по 25 в день, по камням и по горам пешком, ибо у меня за экспедицию пропали две лошади; ходил не на богомолье, но бить себе ближних и чуть сам побит не был»11. Спустя менее чем через месяц Василий с особым чувством констатировал: «.В последнем письме моем от 27 июля ... я писал о спасении нашем, в котором явно была видна рука Всевышнего, выведшая нас из ужаснейших мест; и вот, не прошло еще и месяца как мы отдыхаем, и я опять готов идти на прежние опасности, так уж создано сердце человеческое; едва начинают изглаживаться из памяти минувшие ужасы и кровавые сцены, которых были свидетелями, опять готовы идти на новые опасности, находя в них особенное какое-то удовольствие»12. За этот поход В. М. Муравьев получил «Анненский крест с бантом» (Орден Св. Анны 3-й ст. за боевые заслуги) и был представлен к Ордену Св. Владимира (по всей видимости, 4-й ст. с бантом, который тогда очень ценился в разряде военных наград и уступал только Ордену Св. Георгия 4-й ст.).
После участия в Кавказских войнах В. М. Муравьев был переведен в Ригу адъютантом к лифляндскому, эстляндскому и курляндскому генерал-губернатору Е. А. Головину, также переведенному с Кавказа, и попробовал свои силы на административном поприще, впрочем, не снимая военного мундира. Только «по платью военный», он занимался
9 Струве Б. В. Воспоминания о Сибири // Русский вестник. 1888. № 4. С. 163.
10 Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Ф. 349. Карт. 34. Д. 13. Л. 3.
11 Там же. Л. 15-15 об., 16 об.
12 Там же. Л. 17 об.
13
«письменными делами», как писал в своем послании к бабушке от 24 декабря 1846 года . В первые дни 1848 г. ротмистр Василий Муравьев по личному желанию был назначен адъютантом к генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву, который приходился ему родственником, и в начале февраля выехал из Москвы к новому месту службы. Н. Н. Шереметева, душевно радуясь за внука, собирала в своем архиве отзывы «о Васе от его начальников» - отрывки из писем третьих лиц, устные свидетельства. Она, отметив, что «Вася объяснился с генералом (Головиным. - Н.М., Е.Т.), и тот нашел весьма основательным и дельным желание его служить в Сибири», сохранила выписку из написанного на имя М. Н. Муравьева послания от Е. А. Головина, скрепя сердце отпустившего способного молодого человека к другому начальнику: «При этом случае я не могу не уделить Вам как отцу, что я не без сожаления расстаюсь с вашим сыном, которого хорошие качества подают много надежд, он будет весьма полезен для службы и способен к исполнению обязанностей, требующих деятельности рассудка и основательного постоянства, что он показал и на опыте. Я поздравляю Ни[колая] Ни[колаевича] с таким адъютантом, а для сердца родителей приятен будет сей искренний и по справедливости заслуженный мой об нем отзыв»14.
По пути в Иркутск к новому месту службы В. М. Муравьев по разрешению Н. Н. Муравьева навестил в Ялуторовске своего дядю декабриста И. Д. Якушкина, специально сделав крюк в 160 верст, направляясь в Тобольск из Тюмени. В письме
B. М. Муравьева из Иркутска от 15 апреля 1848 г. есть подробное и эмоциональное, сильное и трогательное описание этой встречи, состоявшейся приблизительно в конце февра-ля-начале марта: «...Когда он вошел в комнату, то мы стояли молча несколько минут друг перед другом, он узнавал меня, и я - его по портрету, но признаться не решались. Ив[ан] Дм[итриевич] обнял меня первый, и с той же минуты мы считали себя уже как бы давно знакомыми. Несколько часов, которые мне можно было уделить ему, мы проговорили об родных, в особенности же об Вас, любезная бабушка, и детях, и тут-то я вполне оценил эту прекрасную душу, но для полноты этой оценки надо видеть, впрочем, и жилище его, а также и школу, и тогда всякому нетрудно убедиться в высокой добродетели и редких качествах этого человека. Сознаюсь, что время пребывания моего в Ялуторовске было весьма приятно, и тут я увидел, что все похвалы, слышанные мною об Ив[ане] Дми[триевиче] слишком слабы, чтобы по ним можно было верно заключить об его достоинствах. Положением своим он доволен и так привык к нему, что не предполагает возможности перемены его. Ивана Дм[итриевича] беспокоит только то, что он слишком много проживает денег! И через это отнимает у своих родных, при этом я не мог с сокрушенным сердцем н[е] подумать о детях, которые слишком много тратят на свои прихоти, между тем, как могли бы очень легко увеличить содержание своего отца, весьма незначительное, что я мог легко видеть из образа его жизни»15. После этой встречи 23 марта 1848 г. И. Д. Якушкин написал сыну Евгению, что «хотя не вдоволь, но все-таки с истинным наслаждением поговорил о вас, милых»16.
Отличительной чертой воспитания Василия Муравьева было его безусловное уважение и даже пиетет к декабристскому прошлому своей семьи, что ярко проявилось, в частности, в его отношении к дяде-декабристу, с которым он встретился в Ялуторовске, а также даже в общении с Д. И. Завалишиным, человеком непростого и в определенной степени строптивого характера. Итак, на основании писем В. М. Муравьева, можно сделать определенные выводы о том, что глорификация декабристского фактора была серьезнейшей компонентой его воспитания. Безусловно, все это было свойственно и другим молодым представителям семейного родственного круга Муравьевых-Шереметевых-Якушкиных. И в этом явлении огромная и неоценимая заслуга бабушки Надежды Николаевны Шере-
13 НИОР РГБ. Ф. 349. Карт. 34. Д. 13. Л. 40-41 об.
14 Там же. Ф. 340. Карт. 35. Д. 12. Л. 49-49 об.
15 Там же. Ф. 340. Карт. 34. Д. 13. Л. 59-59 об.
16 Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. Редакция и комментарии
C. Я. Штрайха. М., 1951. С. 308.
метевой, вокруг которой и под духовным авторитетом которой концентрировался фамильный клан, сформированный семьями ее дочерей.
Для В. М. Муравьева не существовало тех проблем относительно восприятия статуса и общественного положения ссыльных декабристов, которые были свойственны, например, Б. В. Струве и другим молодым людям, приехавшим в Сибирь на службу. По словам Струве, они были «в некотором недоумении, как держаться по отношению к государственным преступникам, декабристам. Недоумение это немедленно было разрешено генерал-губернатором: он позволил нам смотреть на них как на равноправных членов местно-
17
го общества» . Все они стали бывать в домах Волконских и Трубецких, встречаться, в том числе в доме Н. Н. Муравьева, с П. А. Мухановым и другими. В. М. Муравьев и сам невольно помогал Н. Н. Муравьеву ломать эти нежелательные стереотипы - в силу семейного воспитания декабристы были для него не государственными преступниками, а лучшими представителями дворянской элиты. Также свободно В. М. Муравьев общался и со ссыльными участниками польского национально-освободительного движения. Вот что о знакомстве с ним записал в своем дневнике 7 августа 1848 г. политический ссыльный Юлиан Сабиньский: это человек «еще очень молодой, служил на Кавказе, где был близко знаком с Михальским Вильгельмом18, о котором отзывается с дружелюбием и уважением»19.
На базе имеющихся источников можно охарактеризовать два важнейших аспекта, составляющих основу сформировавшегося к концу 1840-х гг. мировоззрения В. М. Муравьева. Прежде всего, важным и определяющим штрихом к его портрету является глубокая вера, которой проникнуты практически все его письма - он христианин в полном смысле этого слова, что в первую очередь формирует его моральный облик. В Иркутске по рекомендации брата Леонида Василий Муравьев нашел прекрасного духовника «необыкновенного ума и отлично хороших свойств», узнавшего, пожалуй, лучше всех душу молодо-
20
го человека, который «любил его беседу»20. Второй момент - политические убеждения В. М. Муравьева, отличающиеся консервативно-охранительными государственническими чертами и неприятием революционных идей. Показательно его высказывание из письма к М. С. Корсакову от 27 мая 1848 г., где он иронизирует относительно «прелестной гвардии, которая стремглав стоит на месте для справедливой кары врагов отечества»21. Речь идет о походе для подавления восстания в Венгрии. В. М. Муравьев высказывает досаду относительно промедления в пресечении распространения европейской революции, которая представляет несомненную опасность и для России. В этом высказывании интересна и типичная для поколения Муравьевых-декабристов категория «Отечества», сформированная еще в переписке Священной артели. Весьма вероятно, что это понятие было глубоко усвоено Василием именно на базе семейного воспитания. Как видно, в оценке политических реалий 1848 г. он был полностью солидарен со своим дядей-декабристом Александром
Николаевичем Муравьевым, написавшим проект действий против революционной опас-
22
ности и подавшим записку на имя Николая I .
Сибирские письма В. М. Муравьева отражают тот деятельный и напряженный ритм, которым жила администрация нового генерал-губернатора, в центре которой он находился как адъютант. Помимо писем к бабушке Н. Н. Шереметевой23, к этому комплексу относятся послания к родственнику и приятелю М. С. Корсакову, одно из которых уже проци-
17 Струве Б. В. Воспоминания о Сибири. С. 169.
18 Участник польского революционного движения, сосланный рядовым на Кавказ.
19 Сабиньский Ю. Сибирский дневник. Т. 2. Иркутск, 2015. С. 589.
20 НИОР РГБ. Ф. 340. Карт. 34. Д. 14. Л. 41 об.
21 Там же. Ф. 137. Карт. 111. Д. 16. Л. 3.
22 Туманик Е. Н. Заслон революции: проект А. Н. Муравьева о создании царской дружины // Гуманитарные проблемы военного дела. Военно-научный журнал. 2016. № 2 (7). С. 95-99.
23 См. публикацию сибирских писем В. М. Муравьева к Н. Н. Шереметевой: ТуманикЕ. Н. Письма Василия Михайловича Муравьева к Н. Н. Шереметевой из Сибири за 1848 г. // Гуманитарные науки в Сибири. 2015.
Т. 22. № 3. С. 38-43.
24
тировано выше24. Они охватывают самый начальный период генерал-губернаторства Н. Н. Муравьева, становления его политики в крае, которое во многом предопределило его дальнейшие преобразования, и могут служить важным источником как вышедшие из-под пера его любимого адъютанта - ближайшего помощника, полностью разделявшего его политику, молодого человека, близкого ему родственно и духовно. Едва прибыв в Иркутск, 25 марта Василий Муравьев был командирован на десять дней в Кяхту «на китайскую границу» для детального негласного и по возможности точного исследования русско-китайской торговли25. Молодому боевому офицеру, пусть даже хорошо знакомому по прежней службе с принципами делопроизводства, приходилось в самые сжатые сроки на практике осваивать новую для себя административную науку. В письме от 27 мая 1848 г. к М. С. Корсакову В. М. Муравьев, сообщая о своей занятости, замечает: «У меня мало опыта в судейских делах», поэтому приходится трудно26.
27
Преданный своему начальнику, «несравненному Николаю Николаевичу» , он оставил в письмах несколько восторженных отзывов как о нем, так и о начале его управления (например, письма от 15 апреля и 14 июня 1848 г. к Н. Н. Шереметевой). Эти оценки представляются достаточно типичными для молодого окружения Н. Н. Муравьева, и можно считать их вполне объективными. 15 апреля 1848 г. В. М. Муравьев писал из Иркутска: «... 6000 верст отделяют ото всего родного, впрочем, и это горе вознаграждается Николаем Николаевичем, которого чем больше знаешь, тем больше начинаешь его любить и уважать. И привязываешься всею душою, и я нисколько не удивлюсь, если это возрастет до такой степени, что я буду дорожить службою при нем так, что не захочу выехать из Сибири раньше его. Давно желал я встретить такого человека, но, не имевши в том удачи, потерял было и надежду. Богу угодно было навести меня на Николая Николаевича, и в нем
28
нашел я такого начальника, с которым службу можно считать за великое счастье»28. Слова «не имевши в том удачи» важны для понимания причин переходов В. М. Муравьева с одного места службы на другое до перевода в Сибирь.
В весьма примечательном письме от 27 апреля 1848 г. к М. С. Корсакову, также написанном вскоре после приезда, В. М. Муравьев пишет: «Ты ищешь службы, она есть здесь, разумная, полезная и в высочайшей степени приятная, надо признаться, любезный Ми-хайло, что ты счастлив как немногие, только что начинаешь службу и попадаешь к такому начальнику, как Николай Николаевич; я седьмой год шляюсь по Руси православной, видал всякого народу много, и во все это время постоянным и самым пламенным желанием моим было найти такого начальника, которого я мог бы любить и уважать. Последнее время я уже было отказался от этой надежды, считая ее несбыточной, но Богу угодно было свести меня с Николаем Николаевичем, который, обладая всеми этими качествами, умеет вселять к себе неограниченную привязанность, так что, узнавши его хорошенько, едва ли захочешь когда с ним разлучиться. Ко всему этому надо еще прибавить, что край здешний в высочайшей степени интересен и так как он еще юн, то работы на пользу его предстоит много, людей, которым Н[иколай] Н[иколаевич] мог бы довериться, очень мало, почему ты можешь ожидать, что сложа руки сидеть не будешь в Иркутске, следовательно, не нужно и общество, а нужны добрая воля и изрядное здоровье, у тебя, кажется, за этим дело не станет, и я уверен, что приехавши сюда, ты точно так же будешь судьбой своей доволен, как и я, смотри только, не мешкай. Зная тебя, хоть и не много, уверен, что будешь доволен и службой новою, и жизнию сибирскою, и увидишь на опыте, как полезна здешняя школа и все в ней приобретаемое достается легко и радостно»29.
25 НИОР РГБ. Ф. 137. Карт. 111. Д. 16. Л. 1-6 об.
25 Там же. Ф. 340. Карт. 34. Д. 13. Л. 56, 58; Матханова Н. П. Высшая администрация Восточной Сибири... С. 126.
26 НИОР РГБ. Ф. 137. Карт. 111. Д. 16. Л. 3 об.
27 Там же. Ф. 340. Карт. 34. Д. 13. Л. 62 об.
28 Там же. Л. 58-58 об.
29 Там же. Ф. 137. Карт. 111. Д. 16. Л. 1 об. - 2 об.
Через полтора месяца энтузиазм не остыл, и в письме от 14 июня к бабушке переданы те же впечатления и оценки: «Я же в Иркутске существую как нельзя лучше и никогда мне так хорошо не было, это истинное мое счастье, что мне удалось попасть под начальство такого человека как Николай Николаевич, все мы, т[о] е[сть] приехавшие с ним, от него в восторге, зато здешние чиновники с нечистою совестью не очень-то его возлюбили, они никогда и не воображали, что может стрястись такая беда над ихними головами, и было уже время, а то они уже дошли до такой наглости, что и поверить трудно. Много работает Ник[олай] Никол[аевич], да и впереди еще трудов предстоит немало, но с его способностями, желанием добра и рвением все пойдет хорошо, лишь бы хватило силы и здоровья, а народ уже стал чувствовать благодетельную перемену, и везде благословляют имя нового генерал-губернатора»30. Это доверие, эту веру в благие намерения и возможность перемен разделяли и некоторые другие подчиненные Муравьева-Амурского, особенно из числа окружавших его в первый период управления. Интересно, что эта риторика вошла в самые первые биографические очерки о генерал-губернаторе Н. Н. Муравьеве - как видим, она исходила от его ближайшего окружения, причем молодого и искреннего, чему служит доказательством данное письмо.
Василий Михайлович находился в курсе сокровенных планов своего начальника и со-общаел о намерении его отправиться за Байкал и «в те заповедные страны, которые прилегают к общей нашей зазнобушке Амуру». Его отзыв о Сибири, очевидно, близок к мнению генерала Муравьева: «По твоим вопросам, чем запасаться, - пишет он Корсакову, -вижу, что имеешь жалкое представление о великолепной Сибири и разумной нашей службе. [...] Приедешь сюда, также невзлюбишь северной Пальмиры и согласишься, что она единственная причина, мешающая полному развитию Сибири, которая обладает всеми нужными элементами, чтобы стать наряду счастливейших стран земного шара»31.
Но вот как отзывается сам генерал-губернатор Н. Н. Муравьев о своем адъютанте (из письма к Н. Н. Шереметевой от 23 июня 1848 г.): «.Он славный помощник и славный человек»32. И другие свидетельства, собранные Н. Н. Шереметевой: «Николай Николаевич] благодарит за Васю очень, говорит, что это не адъютант, а клад для него, что он и не предполагал в нем найти столько знания по службе, сколько нашел, не говоря о прочих достоинствах. Точно, он очень деловой молодой человек, он же во все это время один при генерале. [...] Николай Нико[лаевич] пишет, что по совести должен сказать, что всякое письмо следует мне начать благодарностью за вашего сына. Такого благонамеренного, трудолюбивого, усердного и делового адъютанта я никогда не могу иметь»33. Не удивительно, что со временем Н. Н. Муравьев и его супруга очень привязались к молодому родственнику и полюбили его практически как родители34.
Честный и прекрасно образованный и В. М. Муравьев старался не только как можно более добросовестно и ревниво исполнять свои обязанности, но в нем не было ни малейшего желания «выслужиться», сделать карьеру ради карьеры - это замечательное семейное «муравьевское» качество-принцип вполне запечатлелось в его жизненных правилах. Искренность, скромность и доброжелательность позволяли ему успешно решать многие конфликтные и сложные вопросы, с которыми он сталкивался во время адъютантской службы, как это было, к примеру, в отношениях с декабристом Д. И. Завалишиным, человеком непростого характера (тем не менее оставившего хороший отзыв о молодом Муравьеве), с искусством дипломата организовав его первую встречу с новым генерал-губернатором35. При этом Д. И. Завалишин впоследствии очень негативно отзывался о Н. Н. Муравьеве и в искаженном свете вспоминал о своей встрече в Нерчинске с Васили-
30 НИОР РГБ. Ф. 349. Карт. 34. Д. 13. Л. 61-61 об.
31 Там же. Ф. 137. Карт. 111. Д. 16. Л. 5 об., 6 об.
32 Там же. Ф. 340. Карт. 34. Д. 14. Л. 63 об.
33 Там же. Ф. 340. Карт. 35. Д. 12. Л. 50, 52.
34Матханова Н. П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири... С. 236.
35 Завалишин Д. И. Воспоминания. М., 2003. С. 503-504.
ем Михайловичем, который будто бы говорил ему, что генерал-губернатор «не всегда рассудителен . он горяч и увлекается в необдуманные действия, а остановить, сказать ему правду никто не посмеет, да он ни от кого и не примет. Одни только вы будете в состоянии удерживать и подчас образумить его; вас, я уверен, он послушает. Мы и пытались было, да он нас не слушает»36. Завалишин даже утверждал, что Василий Михайлович был
37
одним из тех, кто разочаровался в генерале . Конечно, эти оценки навеяны исключительно субъективизмом мемуариста, не выдерживают проверки по другим источникам и не являются достоверными.
Впрочем, тот же Д. И. Завалишин донес до нас преданность делу, ревность и добросовестность В. М. Муравьева. Свою вторую поездку в Кяхту и Забайкалье, уже более длительную, чем весной, В. М. Муравьев совершил в свите генерал-губернатора во второй половине лета - начале осени 1848 г., возвратившись в Иркутск в середине сентября. Новая встреча с Д. И. Завалишиным в Чите произошла в начале сентября 1848 г. при возвращении Василия из Забайкалья немного раньше самого генерал-губернатора. Сам В. Муравьев написал бабушке, что был отправлен Н. Н. Муравьевым в Иркутск с поручением потому, что надо было непременно кого-то послать, а он как раз немного приболел, что и стало поводом. Но Д. И. Завалишин свидетельствовал, что В. М. Муравьев, остановившись в Чите, не мог даже прийти к нему лично, был «очень болен и не в состоянии одеться ... это было начало его предсмертной болезни»! Тем не менее, он настоятельно просил навестить его, чтобы поделиться своими переживаниями о службе - даже в столь серьезном положении служебные обязанности были для него на первом месте (столь типичное «муравьевское» служебное рвение, свойственное как отцу Василия, так и его дяде
38
Александру Николаевичу!) . В письме от 1 ноября 1848 г. к М. С. Корсакову Василий Михайлович с досадой сообщает о своем самочувствии, становящемся помехой для активной служебной деятельности: «.Кровь приливает к голове, вот уже другая неделя, как я страдаю этою скверною болезнью, и если бы не она, то в настоящее время я был бы уже в Енисейской губернии, куда мне предстоит командировка»39.
11 апреля 1849 г., будучи «опять сильно болен», Василий Муравьев писал своим родным, что, тем не менее, «ему гораздо лучше», и он «собирается в Камчатку»40. Именно на способного и компетентного адъютанта Н. Н. Муравьевым возлагалось ответственейшее поручение, но через два дня Василия Михайловича не стало. Миссию выполнил М. С. Корсаков; это была та самая поездка, в ходе которой посланцу генерал-губернатора надлежало встретиться с Г. И. Невельским41. Б. В. Струве подробно описал болезнь и смерть В. М. Муравьева, с которым жил в одной квартире и к которому привязался на чужбине «со всею пылкостью юной души»: «Еще с осени 1848 г. В. М. Муравьев стал прихварывать, вследствие хронической перемежающейся лихорадки обнаружилось общее расслабление организма, которое, в свою очередь, преимущественно отозвалось на деятельности мозга, раньше вероятно уже пораженного контузиею, полученною на Кавказе. 13-го апреля искренне любимый и уважаемый всеми знавшими его Василий Михайлович скончался в страшных конвульсиях . Он умер у меня на руках»42.
Прощание и похороны описаны в Иркутской летописи: «16 апреля 1849 г. совершено погребение чиновника особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири, ротмистра Василия Михайловича Муравьева, родного племянника генерал-губернатора
36 Завалишин Д. И. Воспоминания... С. 503-504.
37 Институт русской литературы Российской академии наук (Пушкинский дом), Рукописный отдел (ИРЛИ РО). Ф. 265. Оп 2. Д. 1068. Л. 3 об.
38 Завалишин Д. И. Воспоминания. С. 512-513.
39 НИОР РГБ. Ф. 137. Карт. 111. Д. 16. Л. 11 об.
40 Там же. Ф. 340. Карт. 35. Д. 12. Л. 17.
41 Корсаков М. С. Дневные заметки. Пребывание в Иркутске и Путешествие в Охотск. 13 марта - 24 апреля 1849 г. // НИОР РГБ. Ф. 137. Карт. 41. Д. 6. Л. 25 об., 27 об.; Струве Б. В. Воспоминания о Сибири. С. 33.
42 Струве Б. В. Воспоминания о Сибири // Русский вестник. 1888. № 5. С. 34.
Муравьева, проживавшего с генералом в одном доме43. Приглашения были по билетам в дом генерал-губернатора к выносу тела. В 9 часов утра прибыл в дом генерал-губернатора Муравьева преосвященный Нил, архиепископ, с духовенством; из дома следовал за гробом по Большой улице до Благовещенской церкви . процессия . последовала в Знаменский монастырь; гроб был поставлен на катафалк, играла музыка и пели два хора певчих. По прибытии процессии в монастырь приехал преосвященный Нил и совершил литургию и отпевание в присутствии генерал-губернатора Муравьева с супругой и прочих чиновников. Преосвященный проводил гроб до могилы, приготовленной в ограде Знаменского монастыря»44. 29 октября 1849 г. Пелагея Васильевна, мать В. М. Муравьева, писала Н. Н. Шереметевой: «Посылаю Вам описание погребения Васи и Слово, говоренное его духовником, которое всякий раз, что читаю, лишь более и более трогает . Проповедь такое на меня произвела впечатление, что я тотчас же написала к духовнику и надеюсь, что
45
не в последний раз» .
Кончина Василия Муравьева произвела ошеломляющее впечатление не только на его родных, но и на Н. Н. Муравьева-Амурского. 22 мая 1849 г. П. В. Муравьева сообщала брату А. В. Шереметеву: «Не знаю, как начать. Вчера получили от Васи от 11 апреля ... вчерась же Леонид получил от Нико[лая] Нико[лаевича], что 13 апреля в час скончался. Знаю, сколько тебя огорчит его смерть, но что делать, видно Богу так угодно, а жаль, мочи нет как жаль, славный был человек, плачу я очень, и все мы плачем, крепко всякий его пожалеет. Приготовь матушку, ее сильно поразит, она его так любила. Также и Николая [старшего брата В. М. Муравьева. - Н. М., Е. Т.], он будет огорчаться и об нем, и об нас ... Обнимаю всех вас от души, которая, признаюсь, глубоко потрясена. Подробностей никаких не имеем, только пишут, что Нико[лай] Ни[колаевич] ... в отчаянии»46. Сам Н. Н. Муравьев в письме к брату Валериану назвал смерть Василия Муравьева поразившим его «жестоким горем», признавался, что они с женой «любили его как сына»: «.Сердце невольно страдает, и мы долго не утешимся от этой потери»47.
Итак, Василий Муравьев, способный, скромный, деятельный, отличных человеческих качеств и образования - один из лучших представителей молодого поколения 1840-х гг.; его образ, думается, во многом достаточно типичный, несколько не вписывается в общие представления о молодежи той эпохи, сформированные, в первую очередь, литературными «печоринскими» стереотипами лишнего человека. По сути дела, В. М. Муравьев ничем не отличается от молодежи эпохи декабристов, к которым, кстати, питает безграничное уважение, за исключением того, что воплощает в жизнь свои убеждения не через деятельность тайного общества, а целиком и полностью на государственной службе. В окружающих социуме и государстве он находит вполне отвечающие потребностям его личности условия для реализации своих общественных, корпоративных и гражданско-политических запросов. У него нет противоречий с властью, и он находит полные возможности, не вступая в конфликт с государством и обществом, для реализации своих способностей и интересов на поприще государственной службы. Кстати, в один ряд с В. М. Муравьевым вполне можно поставить и его молодых сослуживцев М. С. Корсакова и Б. В. Струве. Думается, вполне правомерно на этом частном примере сделать вывод о том, что атмосфера 1840-х гг. часто способствовала формированию именно таких личностей, предоставляла им свободу выбора и давала прекрасные возможности для самореализации на ниве офици-
43 На самом деле Василий Муравьев был адъютантом своего дальнего родственника, но иркутяне, как и вообще сибиряки, не склонны были различать военные и гражданские должности подчиненных главного местного начальника.
44 Иркутская летопись (Летописи П. И. Пежемского и В. А. Кротова). С предисл., добавлениями и примечаниями И. И. Серебренникова. Иркутск, 1911 / Труды Восточно-Сибирского отдела ИРГО. Вып. 5. С. 297.
45 НИОР РГБ. Ф. 340. Карт. 34. Д. 14. Л. 41-42.
46 Там же. Ф. 340. Карт. 35. Д. 12. Л. 17-17 об.
47 Цит. по: МатхановаН. П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири... С. 236.
альной общественно-полезной деятельности, что и такие молодые люди, как Василий Муравьев, были востребованы временем.
Список литературы
Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней). 2-е изд., Санкт-Петербург: Типография М. М. Стасюлевича, 1915. Т. 1. . Вып. 13. 436 с.
Завалишин Д. И. Воспоминания. М.: Захаров, 2003. 608 с.
Иркутская летопись (Летописи П. И. Пежемского и В. А. Кротова). С предисл., добавлениями и примечаниями И. И. Серебренникова. Иркутск, 1911 / Труды Восточно-Сибирского отдела ИРГО. Вып. 5. 418 с.
Манн Ю. В. Гнезда русской культуры. Кружок и семья. Москва: Новое литературное обозрение, 2016. 608 с.
Матханова Н. П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири середины XIX века: В. Я. Руперт, Н. Н. Муравьев-Амурский, М. С. Корсаков. Новосибирск: Издательство СО РАН, 1998. 428 с.
Матханова Н. П. Высшая администрация Восточной Сибири в середине XIX века: Проблемы социальной стратификации. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. 250 с.
Пиксанов Н. К. Областные культурные гнезда. Историко-краеведческий семинар. Введение в изучение. М.; Ленинград : Государственное издательство, 1928. 148 с.
Сабиньский Ю. Сибирский дневник. Т. 2. Иркутск: Артиздат, 2015. 838 с.
Струве Б. В. Воспоминания о Сибири // Русский вестник. 1888. № 4. С. 145-184; № 5. С. 27-70.
Туманик Е. Н. Декабрист Александр Николаевич Муравьев: начало политической биографии и основание первых декабристских организаций. Новосибирск: Институт Истории СО РАН, Параллель, 2006. 372 с.
Туманик Е. Н. Письма Василия Михайловича Муравьева к Н. Н. Шереметевой из Сибири за 1848 г. // Гуманитарные науки в Сибири. 2015. Т. 22. № 3. С. 38-43.
Туманик Е. Н. Заслон революции: проект А. Н. Муравьева о создании царской дружины // Гуманитарные проблемы военного дела. Военно-научный журнал. 2016. № 2 (7). С. 95-99.
Человек второго плана в истории. Вып. 1. Ростов-на-Дону: РГУ, 2004. 192 с.
Человек второго плана в истории. Сборник научных статей. Вып. 2. Ростов-на-Дону: РГУ, 2005. 328 с.
Человек второго плана в истории. Сборник научных статей. Вып. 3. Ростов-на-Дону: РГУ, 2006. 292 с.
Человек второго плана в истории. Сборник научных статей. Вып. 4. Ростов-на-Дону: РГУ, 2007. 374 с.
Человек второго плана в истории. Сборник научных статей. Вып. 4. Ростов-на-Дону: РГУ, 2008. 300 с.
Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. Редакция и комментарии С. Я. Штрайха. М.: Издательство Академии наук СССР, 1951. 740 с.
Natalya P. Matkhanova*, Ekaterina N. Tumanik** Vasily Mikhailovich Muravyov: the Experience of Biographical Review Based on the Epistolary Heritage
The article is devoted to the most important aspects of biography of Vasily Mikhailovich Muravyov, who was aide-to-camp to the governor-general of Eastern Siberia N.N. Muravyev-Amursky. The authors characterize the events of V. M. Muravyov's life and his personality on the basis of a set of personal sources, mainly epistolary, and within the framework of the historical concept of «a second person». The article creates an image of a young man in public service in the middle years of the reign of Nicholas I.
Keywords: Siberia, administration, N.N. Muravyev-Amursky, V.M. Muravyev, historical biography, personal history
Статья поступила в редакцию 5.09.2018
* Matkhanova Natalya P. - Doctor of Sciences (History), Professor, chief researcher, Institute of History of the Siberian Branch of RAS. E-mail: nmatkhanova@mail.ru
** Tumanik Ekaterina N. - Candidate of Sciences (History), academic Secretary, Institute of History of the Siberian Branch of RAS. E-mail: kattum@mail.ru
