CC BY
48
психологическую форму противодействий людей, признающие приоритет содержания над психологической психоформой межличностных конфликтов, решают чеховские задачи принципиально иначе.
Очевидно, что сложившаяся в конфликтологии ситуация, исключающая однозначность ответов на вопросы, часто (если не постоянно) возникающие в жизнедеятельности людей, не
Библиографический список
1. Чехов, А.П. // Собр. со.: в 12 т. - М.: Правда, 1985. - Т. 7.
2. Чехов, М.П. Вокруг Чехова: встречи и впечатления. - М.: Моск. рабочий, 1980.
Bibliograpy
1. Chekhov, A.P. Complete works in 12 v. V. 7. - M.: Pravda,1985.
2 .Chekhov, M.P. Round Chekhov: meeting and impressions. - M.: Moscow worker, 1980.
Article Submitted 16.02.11
нормальна. Она свидетельствует о неразвитости конфликтологии, отсутствии у нее единой теории, о потребности в разработке такой теоретико-методологической конструкции, которая позволит решать задачи, подобные чеховским, с пользой для конфликтеров и того социума, элементами которого они являются.
УДК 415.61
И.Г. Казачук, с.н.с. ЧГПУ, Челябинск, E-mail: avis1389@mail.ru
ВАРИАТИВНОЕ БЕСПРЕДЛОЖНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ
В статье на фразеологическом материале рассматривается вариативное управление процессуальных единиц, отмечаются факты варьирования беспредложных форм косвенных падежей, определяется динамика варьирования в словосочетаниях с управлением фразеологических единиц.
Ключевые слова: управление, вариативное управление, беспредложное управление, синтаксические варианты, фразеологические единицы.
В системе управления процессуальных единиц - глаголов и процессуальных фразеологизмов - выделяются вариативные связи. Под вариативным управлением понимается способность единицы подчинять себе разные взаимозаменяемые падежные формы с предлогом или без предлога с одним и тем же значением. В плане выражения этот тип вариативности предполагает существование в языке одной и той же синтаксической конструкции с названным типом связи «по крайней мере в двух различных формальных модификациях, не связанных с изменением основного лингвистического значения данной единицы» [1, с. 49].
Факты языковой вариантности отмечались учеными еще со времен античности. В русской лингвистике впервые на них обратил внимание М.В.Ломоносов в трудах по грамматике и риторике, в частности в «Российской грамматике» привел варианты родительного и именительного падежа множественного числа прилагательных, относящихся к сочетанию «числительное + существительное в р.п., ед. ч.». Активно изучается языковое варьирование в его различных проявлениях с середины XX века в рамках различных направлений: структурной и коммуникативной лингвистики, лингвистической прагматики, социолингвистики, функциональной стилистики и стилистики языковых единиц. Исследование вариантов имеет большое значение и в аспекте их отношения к норме литературного языка.
Отечественные и зарубежные лингвисты считают вариативность важной составляющей языкового развития. По мнению В.М.Солнцева, «вариативность является одним из внутриязыковых факторов развития и изменения языка» [2, с. 41].
Не существует единого мнения о динамике варьирования в языке: одни ученые говорят о сокращении колебаний, например, в форме управления [3, с. 11], другие, напротив, отмечают широкое распространение варьирования в этой сфере [4: т.2, с. 23].
Языковыми вариантами считаются формальные разновидности одной и той же языковой единицы, различающиеся при тождественном значении частичным несовпадением, обычно регулярным, своего звукового состава. В составе языковых вариантов различают единицы, принадлежащие к разным уровням языка: фонетическому, лексическому, грамма-
тическому. Грамматическим вариантам, к которым относятся синтаксические, т.е. варианты управления, согласования и примыкания, свойственно тождество грамматической функции (функционально-грамматическое тождество). Синтаксическими вариантами считают функционально-тождественные модели с одинаковым структурным содержанием, характеризующиеся одинаковой дистрибуцией и отличающиеся лишь отдельными формальными элементами структуры или «внут-римодельными» преобразованиями, с одной стороны, и имеющие эквивалентную семантику, с другой стороны. Внут-римодельные трансформации являются не настолько существенными, «чтобы превратить данную модель в иную» [5, с. 9]. Лаконичное определение дает З.Д. Попова: «...синтаксическими вариантами являются формально различающиеся синтаксические структуры, выражающие тождественное синтаксическое значение» [6, с. 3], и определяет разновидности синтаксических вариантов: дублеты (чуждые нам взгляды - чуждые для нас взгляды), стилистические варианты (пошла за грибами - пошла по грибы), лексически связанные варианты (работает на почте - работает в конторе), конструктивно обусловленные варианты (любить ребенка - испытывать любовь к ребенку)» [6, с. 9-10].
Вариативность на уровне словосочетания активно изучается в современной лингвистике.
Большой вклад в решение проблемы вариатности управления в русском языке внесли работы К.С. Горбачевича, считавшего, что синтаксическая вариантность на уровне словосочетания наиболее широко и отчетливо проявляется в области управления, которое, в отличие от Л.В.Щербы, определял как лексико-грамматическую связь: «Многие ученые справедливо указывают на двойственную природу этого синтаксического явления. Управление - это факт и лексики, и грамматики. Грамматическая форма здесь особенно тесно связана с конкретным содержанием индивидуального . слова, как бы заряженного определенными синтаксическими потенциями» [7, с. 193-194]. Для синтаксической вариантности он считал важными и одинаковое структурно-грамматическое содержание и тождественное лексическое значение. Основные причины колебания в формах управления К.С. Горбачевич видит внутри системы самого русского литературного языка. К ним он
5З
относит: а) приведение в соответствие формы и содержания языковой единицы; б) смысловая и формально-структурная аналогия; в) смысловое преобразование главного компонента; г) контаминация (семантическая и структурная); д) воздействие форм управления у производящей основы; е) появление стандартизованных блоков, что нередко ведет к переразложе-нию структуры словосочетаний и к разрушению традиционных синтаксических связей [8, с. 68].
К признакам синтаксических вариантов в словосочетании относят: 1) тождество грамматического значения и грамматической модели; 2) совпадение главного компонента (грамматического центра); 3) несовпадение грамматической формы зависимого компонента; 4) взаимозаменяемость зависимых словоформ: требовать ответ - требовать ответа; хвастаться друзьям - хвастаться перед друзьями; преисполниться гордостью - преисполниться гордости; выбивать/выбить почву из-под ног соперников - выбивать/выбить почву из-под ног у соперников; бередить души сельчан - бередить души сельчанам и др.
Управляемые синтаксические варианты могут: а) семантически полностью совпадать, не иметь смысловых различий в условиях одинаковой дистрибуции, т.е. быть дублетами; б) при сохранении общего грамматического значения отличаться оттенками значений или стилистически: слушаться бабушку -слушаться бабушки; выпить воды - выпить воду; говорить о работе - говорить про работу - говорить насчет работы; давать/дать повод к разговорам - давать/дать повод для разговоров; кружить головы девчонок - кружить головы девчонкам; прожужжать все уши о незнакомце - прожужжать все уши про незнакомца и др. Употребление вариантных зависимых форм при одном и том же глаголе или процессуальном фразеологизме не меняет номинативного значения словосочетания, замена одной формы другой не изменяет взаимоотношения между обозначаемыми понятиями.
По мнению Л. Дубровиной, разделение варьирующихся пар на дублеты и синтаксические варианты достаточно условно. И даже относя ту или иную пару к разряду дублетов, она отмечает, что «полное тождество управляемых форм в любой ситуации и при любом объекте - явление редкое» [9, с. 28].
Варианты могут быть представлены формами одного и того же существительного или существительных, принадлежащих к одной и той же лексико-семантической группе. Я с утра не бываю дома и, следовательно, не буду жене мозолить глаза (К.Станюкович). Но машину не привозили, а доморощенный олух мозолил да мозолил глаза властной барыни (М.Салтыков-Щедрин). Худощавый высокий начальник оказался молодым, но успевшим позимовать человеком. ... Узнав, зачем приехали, повел нас в коридор. Видимо, не захотел бередить душу товарищам (В.Орлов). После войны думал, писать или нет родным в Сибирь об этой трагедии? Нужно ли бередить души близких? (Н.Удоденко). Даже дома я особенно не распространялся об этом времени: не хотел бередить душу и себе и близким (В.Кенть).
Исследование вариативного управления проводилось и проводится на лексическом материале, т.е. как вариативное управление глаголов, существительных, прилагательных, наречий, однако это синтаксическое свойство характерно и для фразеологических единиц русского языка.
Специфика вариативного управления фразеологизмов связана с раздельнооформленностью этих единиц. Глаголы и имена, образующие фразеологизмы, обладают в свободном, нефразеологическом, употреблении собственным управлением. Формирование управления фразеологической единицы происходит на базе синтаксических свойств составляющих ее компонентов. Поэтому в большей мере вариативность управляемых форм объясняется тем, что сохраняются, «наследуются», синтаксические связи глагольного и именного компонентов и конкурируют друг с другом. Например, бросить в лицо кому-либо что-либо и бросить в лицо кого/чье-либо что-либо (бросить кому-либо что-либо; лицо кого/чье-либо); перегрызть горло кому-либо и перегрызть горло кого/чье-либо (перегрызть кому-либо что-либо; горло кого/чье-либо) и под.
Неизученность синтаксических свойств фразеологизмов, в том числе и вариативного управления, приводит к тому, что часто не разграничивают управление глаголов и управление фразеологизмов. Так, приводимые в различных источниках примеры, как-то: дать оценку кому-либо, чему-либо/ кого-либо, чего-либо[4: т. 2, с. 36]; прийти на помощь соседу/ к соседу; подводить/подвести итоги чему/чего-либо [3, с. 69], [10, с. 112-113], [11, с. 76] имеют отношение к варьированию падежных форм, управляемых фразеологизмом, а не глаголом или «глагольным именем».
Вариативное управление процессуальных фразеологизмов представлено двумя разновидностями: 1) варьируются формы разных падежей (вариативное беспредложное управление, вариативное беспредложно-предложное управление, вариативное предложное управление); 2) варьируются беспредложная и предложная формы одного падежа.
В вариативном беспредложном управлении процессуальных фразеологизмов центральное место занимает мена родительного и дательного падежей (N2 / N3): бередить душу кого и кому, брить лбы кого и кому, бросать/бросить в лицо кого и кому, вбивать/вбить в голову кого и кому, вставлять/вставить палки в колеса кого, чего и кому, чему, охлаждать/охладить пыл кого и кому, перемывать/перемыть косточки (кости) кого и кому, садиться/сесть на шею кого и кому, тешить самолюбие кого и кому, травить душу кого и кому и т.д., тогда как для глаголов наиболее продуктивным считается варьирование беспредложных винительного и родительного падежей (N2 / N4): требовать что-либо/чего-либо, искать что-либо/чего-либо, выпить что-либо/ чего-либо и др. Кроме того, К.С.Горбачевич в сфере лексики отмечает «агрессию» винительного прямого объекта, увеличение конструкций с этим падежом за счет других (главным образом, родительного и дательного) и предполагает, что объяснить это явление можно «как действием структурной аналогии, так и причинами содержательного и социального характера» [8, с. 71]. Он (Сулла - И.К.) как бы вдалбливал свою мысль в голову своего слушателя (Г. Гулиа). С детства мне вбивали в голову, что тюрьма предназначена для плохих людей, а хорошие (или осторожные) люди в тюрьму не попадают (Д.Жуков). Поговорили, посмеялись два старых мастера и молодой инженер - и как будто все это было так, для перекура. А разговор почему-то запал им в душу (Е. Пермяк). Эти слова запали в душу Василия (Е. Пермяк).
Варьирование родительного и дательного падежей возможно потому, что первая форма определяется структурными, а вторая семантическими свойствами фразеологической единицы. Употребление объекта в форме родительного падежа без предлога определяется управлением именного компонента: он и в свободном, нефразеологическом, словосочетании способен управлять этой падежной формой. Так, в области двойного управления глаголов отмечается явление синтаксического переразложения, то есть изменения связей и отношений между частями сложного словосочетания. Авторы пособия «Именное и глагольное управление в современном русском языке» приводят в качестве примера случаи, «когда в целом ряде типов трехчленных (или многочленных) словосочетаний меняется зависимость одного из компонентов сочетания, а вместе с тем и форма управления» [12, с. 13]: сжал (пожал) руку кому - сжал (пожал) руку кого, и не относят их к вариативному управлению. По их мнению, «эти и подобные случаи переразложения словосочетания неразрывно связаны как с процессом вытеснения в современном русском языке дательного падежа родительным в субстантивных сочетаниях слов, так и с ростом самих субстантивных словосочетаний различного типа» [12, с. 13]. Добавим, что с переразложением меняется и структурный тип словосочетания: сложное словосочетание с одним стрежневым компонентом - глаголом, управляющим двумя зависимыми формами, преобразуется в комбинированное с двумя стержневыми компонентами - глаголом и именем, каждый из которых обладает своим собственным управлением.
Иначе обстоит дело с управлением процессуальных фразеологизмов: и родительный, и дательный являются управляемыми фразеологизмом в целом, и в том, и в другом случае словосочетание остается простым, в нем один управляющий компонент - фразеологизм и один управляемый, представленный вариантами: [связать руки] кому-либо - [связать руки] кого-либо, [вставлять палки в колеса ] кому,-чему-либо -[вставлять палки в колеса] кого,-чего-либо, [запасть в душу] кому-либо - [запасть в душу] кого-либо. Слова, становясь компонентами фразеологизмов, утрачивают свои лексические значения, образуют новую номинативную единицу, но сохраняют способность к управлению.
В большинстве своем существительные-компоненты в составе фразеологизмов относятся в большинстве своем к группе соматизмов (голова, рука, глаза, шея, ухо и др.). По форме это родительный определительный, а по значению - родительный объектный: души хуторян - бередить души хуторян ('волновать хуторян); головы мужиков - морочить головы мужиков ('дурачить, вводить в заблуждение мужиков'). В таких конструкциях наблюдается противоречие между формой и значением зависимого имени.
Форма дательного падежа определяется семантикой всей единицы: дательный падеж является семантическим аналогом винительного, для него также типично значение объекта, непосредственно охваченного действием, - противоречия между формой и значением объекта нет: перемывать косточки соседям - 'обсуждать соседей, сплетничать о соседях'; вскружить голову девчонке - 'увлечь девчонку'; выламывать руки партнерам - 'принуждать партнеров' и т.д.
По употребительности родительный падеж намного уступает дательному с объектным значением:
ФЕ к-во употреблений зависимого Дбп к-во употреблений зависимого Рбп
Знать цену 91% 9%
Мозолить глаза 87,5% 12,5%
Садиться/сесть на шею 81,8% 18,2%
Вбивать/вбить в голову 81,5% 18,5%
Перемывать/перемыть 80,4% 19,6%
косточки
Кружить (вскружить) 75% 25%
голову
Данные нашей картотеки по количеству употреблений дательного и родительного падежей, только частично отраженные в таблице, свидетельствуют о том, что движение в парах осуществляется от родительного к дательному, от противоречия между формой и значением объекта к их соответствию.
Вариативное управление формами родительного и дательного падежей без предлогов допускают фразеологизмы, имеющие модели: «У+ N4»; «У+ рг+ N4»; «У+ N4 + рг + N4»; «У+ рг+ N3». Таким образом, при вариативном управлении наблюдается несовпадение форм внешнего объекта и именного (-ых) компонента (-ов) фразеологизма.
Как и глаголам, процессуальным фразеологизмам при отрицании свойственно управление взаимозаменяемыми формами родительного и винительного падежей: не брать/взять в расчет чего и что; не сбивать/не сбить с толку кого, чего и кого, что; не брать/взять на вооружение чего и что; не держать в поле зрения кого, чего и кого, что; не ставить/поставить на карту чего и что и под., относимое грамматистами к явлениям синтактико-комбинаторной вариативности. А чтобы нашего не сбили с толку братства, То заведем такой порядок мы у нас. Коль нет в чьем голосе ослиного приятства, Не принимать тех на Парнас (И.Крылов). И мне подумалось: сколько же надо прилагать усилий для
Библиографический список
того, чтобы не сбить с толку подрастающее поколение
этими самыми спорными национальными проблемами как в международном плане, так и внутри (Ч.Айтматов).
Варианты формы объекта при фразеологизмах предопределены способностью глагольного компонента к вариативному управлению, которая сохраняется во внешнем окружении ФЕ: брать/взять что-либо - не брать/взять чего-либо; держать что-либо - не держать чего-либо; сбивать/сбить что-либо - не сбивать/сбить чего-либо; сбрасывать/сбросить что-либо - не сбрасывать/сбросить чего-либо и под.
Исторической нормой при отрицании считалось употребление формы родительного падежа, однако, по мнению многих современных исследователей, в последнее время усиливается процесс вытеснения родительного падежа винительным, за исключением тех случаев, когда такая мена невозможна. Поэтому в разговорной речи и литературном языке много примеров равноправного употребления обеих падежных форм [13, с. 86]. На фразеологическом материале эта тенденция подтверждается.
Мена родительного и винительного в конструкциях без отрицания возможна для единицы бить по карману кого,-чьему-либо/кого-либо: вариативное управление в данном случае является следствием сохранения и реализации во внешнем окружении фразеологизма синтаксических валентностей глагольного ( бить кого-либо) и именного ( карман кого,-чей-либо) компонентов и их конкуренции. Однако зачастую эти формы неразличимы, так как для одушевленных существительных характерно совпадение беспредложных винительного и родительного падежей. Кроме того, срыв графика движения больно бьет по карману водителя (Веч. Челябинск). У нас построили кухню и людскую, что сильно ударило меня по карману (А.П. Чехов).
Позиция управляемого имени может свидетельствовать о форме падежа в том случае, если объект расположен между компонентами ФЕ, контактно с глагольным компонентом: бить (ударить) труженика по карману. При такой позиции реализуется синтаксическая валентность глагольного компонента, его способность распространяться формой винительного падежа без предлога. Если же объект находится в постпозиции по отношению к фразеологизму и, следовательно, контактно с именным компонентам: бить (ударить) по карману труженика, то можно предположить распространение фразеологизма как винительным падежом, так и родительным, так как и глагольный, и именной компоненты в равной степени способны реализовать свои синтаксические потенции: глагольный компонент - способность управлять винительным падежом без предлога, а именной компонент - родительным. Доказательств этому было достаточно, и самых убедительных, потому что все они били Запольских купцов прямо по карману (Д.Мамин-Сибиряк). Будем верить, что рыночные отношения, к которым мы подходим не без опаски, приведут все же в норму нашу экономику, не слишком болезненно ударят по карману простого труженика, будут сопровождаться достаточной социальной защищенностью всех малоимущих (Правда).
Материальные различия анализируемых словосочетаний с вариативным управлением не нарушают тождества данных синтаксических единиц, варианты зависимых форм являются одним членом одного отношения «действие + объект». Более употребительный вариант является ведущим в ряду функционально тождественных элементов.
Анализ беспредложного управления процессуальных фразеологизмов расширяет и уточняет представление о таком универсальном свойстве языка, как вариативность, свидетельствующем о динамике языковых процессов и проявляющемся как в структурной организации, так и в функционировании.
1. Семенюк, Н.Н. Некоторые вопросы вариантности русского языка // Вопросы языкознания. - № 1.
2. Солнцев, В.М. Вариативность как общее свойство языковой системы // Вопросы языкознания. - 1984. - № 2.
3. Скобликова, Е.С. Согласование и управление в русском языке / Е.С. Скобликова. - М. : Просвещение, 1971.
4. Русская грамматика: в 2 т. - М.: Наука, 1980. - Т. 1- 2.
5. Шендельс, Е.И. Синтаксические варианты // Филологические науки. - 1962. - № 1.
6. Попова, З.Д. К вопросу о синтаксических вариантах // Филологические науки. - 1968. - № 6.
7. Горбачевич, К.С. Нормы современного русского языка. - М.: «Просвещение», 1989.
8. Горбачевич, К.С. О норме и вариативности на синтаксическом уровне (колебания в формах управления) // Вопросы языкознания. - 1977. - № 2.
9. Дубровина, Л. Вариативное глагольное управление в русском языке первой трети XIX века / Larisa Dubrovina. - Uppsala: Uppsala univ., 2002.
10. Билялова, А.А. Вариантность и факультативность в татарском языке: В сопоставлении с русским и английскими языками: дис. „.канд. филол. наук. - Казань, 2004.
11. Григорьева, М.Ю. Вариативность конструкций глагольного управления: дис. „.канд. филол. наук. - Москва, 1996.
12. Прокопович, Н.Н. Именное и глагольное управление в современном русском языке: учебное пособие / Н.Н. Прокопович, Л.А. Дерибас, Е.Н. Прокопович. - М.: «Русский язык», 1981.
13. Рубцова, В.А. Норма и вариативное употребление глаголов (на материале переходных глаголов речи с отрицанием не) // Актуальные вопросы грамматики и лексики. - М., 1976.
Bibliography
1. Semenyuk, N.N. Selected issues of variability in the Russian language / N.N. Semenyuk // The issues of linguistics. - № 1.
2. Solntsev, ^М. Variability as the common property of the language system // The issues of linguistics. - 1984. - № 2.
3. Skoblikova, E.S. Agreement and government in the Russian language / E.S. Skoblikova. - М. : Prosveshchenie, 1971.
4. Russian grammar: V 2-h t. - М.: Science, 1980. - T. 1-2.
5. Shendels, E.I. Syntactic variants / E.I. Shendels // Philology sciences. - 1962. - № 1.
6. Popova, Z.D. On the issue of syntactic variants / Z.D. Popova // Philology sciences. - 1968. - № 6.
7. Gorbachevich, K.S. The norms of the contemporary Russian language / K.S. Gorbachevich. - M. : Prosveshchenie, 1989.
8. Gorbachevich, K.S. About the norm and variability on the syntactic level (variations in the forms of government) // The issues of linguistics. -1977. - № 2.
9. Dubrovina, L. Variative verbal government in the Russian language of the first third if the XIXth century. - Uppsala: Uppsala univ., 2002.
10. Bilyalova, А.А. Variability and optionality in the Tatar language: In comparison with the Russian and the English languages: dis. ... Cand. filol. / Bilyalova А.А. - Kazan, 2004.
11. Grigorjeva, M.Yu. Variability of constructions with verbal government: dis. ... Cand. filol. / M.Yu. Grigorjeva - Moscow, 1996.
12. Prokopovich, N.N. Noun and verbal government in the contemporary Russian language: manual [Text] / N.N. Prokopovich, L.A. Deribas, E.N. Prokopovich. - М. : «Russian Language», 1981.
13. Rubtsova, VA. Norm and variative use of prepositions (on the material of speech transitive verbs with the negation not) // Current issues of grammar and lexis. - М., 1976.
Article Submitted 16.02.11
УДК 82.09
П. В. Маркина, канд.филол. наук, докторант АлтГУ, доц. АлтГПА, г. Барнаул, E-mail: pvmarkina@mail.ru
ПЕТЕРБУРГСКИЙ МИФ М.М. ЗОЩЕНКО
Аннотация: В статье рассматривается мотив дороги в жизни и творчестве М.М. Зощенко, а также петербургская составляющая городского трансформера. Разрабатывая традиционный миф о райско-адском городе, писатель в парадоксальном соединении положительных и отрицательных коннотаций создает темпоральный крен (Ленинград в сторону первого, Петербург - последнего).
Ключевые слова: М.М. Зощенко, литература 1920—1930-х годов, петербургский миф.
В молодости писатель ищет себя, попытки излечения по-гоголевски дорогой обречены. Путешествия доказывают неизбывность родного города. В юности моменты жизненных разочарований провоцируют М.М. Зощенко на поиск лучшего места. Первым этапом обретения утраченного рая становится исследование оппозиционного северу юга [1, с. 13-14]. Историческая редакция наименования города свидетельствует, что пространство перестает характеризовать только место и сопрягается со временем.
Такая подмена была довольно типичной. Ленинград связан с новым миром и выбором советского пути. Осознание необходимости собственного кардинального изменения приходит к М.М. Зощенко во второй половине 1920-х - 1930-е годы, когда он становится апологетом советской власти. Кризис 1926-го года позволяет писателю переоценить и собственное творчество, а наименование города в этом случае становится темпоральным маркером: нужное советскому государству и близкое автору определяется Ленинградом, а связанное с миром прошлого (например, в «М.П. Синягине», «Сентиментальных повестях» и т. д.) - Петербургом. Такие анахронические наименования города работают на авторскую идею размежевания с дореволюционной Россией. Например, в начале 1920-х годов перемещения по стране были затруднены в силу социально-политической обстановки. Однако сложность избавления от пространства Петербурга вызывает к жизни прежнее название («Случай в провинции») [2, с. 648].
В Ленинграде человеку надо удержаться, так как вредные элементы из города удаляются: «...выперли из Ленинграда куда подальше.. в Нарымский край» («Сильнее смерти») [3, с. 542-543]. Обращает на себя внимание значимый 1926 год. Многочисленные [1, с. 340-365] отъезды М. М. Зощенко из города могут быть рассмотрены в духе рассказе «Чертовин-ка», где человек обречен на скитание по земле в поисках потерянного рая [2, с. 233].
Жителей севера часто заблуждаются, например, в «Порицании Крыму»: «думают, что приедут на юг, искупаются в Черном море - и они снова молоды и прекрасны. И все болезни и ненормальности у них прошли» [4, с. 95]. Подобные попытки исцелиться предпринимались и самим автором, который в «Перед восходом солнца» вспоминает о том, как осенью 1926 года «.заставил себя уехать в Ялту» [5, с. 25]. Однако улучшение было мнимым, и нужный результат не был достигнут.
Отъезд из города - значимое событие, знаменующее особый день [2, с. 169]. В «Рассказе о том, как Семен Семенович в Лугу ездил» странничество определяется как поведенческая стратегия: «Ужасно я люблю всякие путешествия» [2, с. 363]. Расставание же с городом обозначается как утрата жизненного ориентира, например, в «Гиблом месте» [2, с. 245]. К авто-психологической проблеме неприкаянности, потерянности человека в новом времени М.М. Зощенко возвращается в главной своей книге.
