CC BY
44ВАЛЛЕНШТЕЙН, КОРОНА И СЪЕЗД В РЕГЕНСБУРГЕ
1630 Г.
Прокопьев А.Ю.
Институт истории, Санкт-Петербургский государственный университет, профессор,
доктор исторических наук. Санкт-Петербург.
Муненко В.В.
Институт истории, Санкт-Петербургский государственный университет,
аспирант. Санкт-Петербург Перепечкин К.В.
Институт истории, Санкт-Петербургский государственный университет, аспирант. Санкт-Петербург.
WALLENSTEIN, IMPERIAL CROWN AND DIET OF REGENSBURG 16301.
Prokopiev A., Institut of history, State University St. Petersburg, Prof. Dr. St. Petersburg
Munenko V. V., Institut of history, State University St. Petersburg, post graduate student, St. Petersburg
Perepetchkin K.V., Institut of history, State University St. Petersburg, post graduate student, St. Petersburg
АННОТАЦИЯ
Статья рассматривает вопрос взаимоотношений между императором Священной римской империи и сословиями в период Тридцатилетней войны. В центре статьи - съезд курфюрстов в Регенсбурге в 1630 г. и проблема Валленштейна. Старая историография видела отставку имперского генералиссимуса Валлен-штейна в Регенсбурге в контексте государственно-правовых теорий XIX в. Новая точка зрения позволяет между тем считать т.н. «валленштейновский вопрос» весьма показательным для уяснения характера и структуры отношений между императором и сословной оппозицией. Достижение итогового компромисса было возможно лишь на почве традиционных правовых представлений и солидарности в кругах элиты.
ABSTRACT
The article examines the question of the relationship between the Holy Roman Emperor and the estates during the Thirty Years' War. The authors focus on the congress of electors in Regensburg in 1630 and the problem of Wallenstein. The old imperial historiography saw the resignation of generalissimo Wallenstein in Regensburg in the 19th century state and legal context of the theories. The new point of view allows to show the so-called " Wallenstein question" as very significant for understanding the nature and structure of the relationship between the emperor and Estates opposition. To reach the final compromise was possible only on the basis of traditional legal concepts and solidarity in elite circles.
This article was written with the financial support of the Russian Humanitarian Science Foundation (project 15-31-01009 a1, " Printing and communicative practices of the 16-17th centuries: Central Europe and the Baltic States"
Ключевые слова: Тридцатилетняя война, имперский рейхстаг, Валленштейн, курфюрсты, немецкое дворянство.
Keywords: Thirty Years War, Imperial Diet, Wallenstein, Electors of Holy Roman Empire, German nobility
Кризис в Империи и Тридцатилетняя война чаще всего сопрягаются с общеизвестной периодизацией: пролог, четыре этапа и эпилог Вестфальского мира. В этом нет ничего удивительного: периодизация оформилась вместе с воззрениями на саму войну как системный политический кризис, особенно взглядом из Европы на Германию. Напротив, взгляд из Германии сегодня все больше считается некорректным, нечутким к общеевропейским истокам самого конфликта. Европейские историки вполне разделяют указанную точку зрения. Ответственность за войну ныне в историографии принято аккуратно распределять между всеми участниками. Внутренние причины, имевшиеся в немецких зем-
лях, не отрицаются, но плотно встраиваются в общий дискурс истоков конфликта, в котором они (при всем их многообразии) несколько отодвигаются на задний план. Такова тенденция нынешнего дня.
Между тем, уже давно отмечалась возможность совершенно иного угла зрения. Если поставить в фокус внимания позиции имперской корны и оппозицию к ней ведущих сословных групп, то дуга самого конфликта рисуется совсем иначе. Рост могущества имперского полюса, сокрушавшего врагов сперва в Богемии, а потом и в Германии в виде Евангелической Унии, достигает кульминации изданием Реституционного эдикта в 1629 г. Далее очевидны стагнация и сбой, который падает на
1 Статья написана при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект 15-3101009 а1 «Печать и коммуникативные практики конфессиональной эпохи: Центральная Европа и Прибалтика»).
годы т.н. Шведского периода и оканчивается новой попыткой компромисса в Праге в 1635 г. И ещё дальше - постепенный, мы бы назвали поэтапный демонтаж «пражской системы», в конце которого -окончательное примирение в Мюнстере и Оснаб-рюке. В основе: диалог разных форм между Габсбургами и курфюрстами Империи. В более широком смысле - между короной и верхушкой сословной пирамиды.
И здесь именно 1630 г., съезд курфюрстов в Ре-генсбурге, маркирует точку высшей напряженности. Перелом, после которого начинается очевидная пробуксовка в реализации коронных интересов. Пожалуй, ни одна ассамблея, собиравшаяся в первой половине века, за исключением разве что знаменитого рейхстага 1608 г., окончившегося роспуском самого института, не имела столь широкого резонанса как съезд 1630 г. Ход переговоров, действующие лица и итоги давно и в деталях известны историкам. Но в самих переговорах и в поведении действующих лиц как в своеобразном зеркале отражались приоритеты - и отдельных субъектов, и целых групп.
И именно тогда же завершился первый этап карьеры имперского генералиссимуса из знатного рода подданных богемской короны Альбрехта фон Валленштейна (1583 - 1634), чья судьба познала перед тем невиданный взлет, ошеломивший и друзей и недоброжелателей. Съезд курфюрстов в Регенс-бурге подводил итог его «генералату» и выражал своего рода коллективное мнение о нем ведущих общественных сил.
Обсуждавшиеся тогда вопросы прямо или косвенно, но стягивались в две главные линии. Во -первых, выработка коллективного мнения в отношении интересов престола - избрание римским королем престолонаследника Фердинанда, примирение с Данией и Францией в северной Италии (окончание войны за Мантуанское наследство 1628 -1631). И, во-вторых, решение проблемы имперских вооруженных сил, которую обычно историки связывают с так называемым «валленштейновским вопросом». Так дробить блок обсуждавшихся тем стало привычно с конца XIX в., когда «валленштей-новский вопрос» конституировался в отдельное исследовательское направление. С выходом в свет работ Моритца Риттера и Густава Дройзена Младшего съезд в Регенсбурге стало принято делить на два этапа - на все то, что касалось Империи в целом, включая реституционный эдикт и все что затрагивало будущее Валленштейна. И даже спустя сто лет мы видим постоянное воспроизводство этой старой структурной парадигмы: сословия и император, всевозможные переговоры, и отдельно - Вал-ленштейн.
Умолчим об историографии самого генералиссимуса: съезд 1630 г. особенно в работах Йозефа Пекаржа и позже Хелльмута Дивальда достоин внимания только в связи с Валленштейном. Потому что Империя как государство соседствовала с Вал-ленштейном. И сам герцог Фридландский как носитель государственной идеи позиционировался авто-
рами либо протагонистом, либо тайным разрушителем государственного конструкта. В последний раз в XX в. этот „государственный подход ярче всего предстал у Дивальда. Генералиссимус словно фантом, нависший над зданием городской ратуши, где в главной зале в лучах заката вершилась его судьба и судьба всей Империи. Отставка и уход отождествлялись с началом конца единодержавия, особенно в перспективе победоносного шведского вторжения, конец всем государственным иллюзиям и начало крушения дела Габсбургов и Лиги. Регенсбургский съезд представлялся метиной на пути великой национальной и государственной идеи, оказавшейся обреченной на полях тридцатилетнего конфликта. Валленштейн вытеснял все возможные ракурсы и четко доминировал в мифологеме историков. Крен в сторону изучения последних четырех лет его жизни совершенно логично вытекал из оценки его отставки в Регенсбурге: как конец первой фазы «государственной» карьеры и пролог ко второй. В съезде 1630 г. видели код будущей катастрофы или «государственномыслящего» вождя или врага этого «государства» в виде Империи и имперской короны. Регенсбург предстал форумом врагов будущей единой и сильной Германии или -в зависимости от симпатий - врагов независимой и сильной Богемии.
Рамки самой ассамблеи безукоризненно четко соответствовали долгой традиции. Напомним, что съезды курфюрстов были предусмотрены положениями Аугсбургского мира 1555 г. и вполне успешно рецептировались во второй половине XVI в. Разумеется, кризис кануна войны резко изменил динамику и значение съездов: после распада рейхстага они стали единственным легитимным органом, своего рода консультативной ассамблеей Габсбургов и Империи. До 1630 г. император Фердинанд II с успехом использовал инструментарий съездов: они собирались не реже раза в два года, причем менявшейся баланс сил в самой Империи и разраставшейся конфликт лишь активизировал встречи. Собрание в Мюльгаузене в 1627 г., несомненно, стало самым крупным событием в череде консультаций. Тогда обсуждались перспективы полной реставрации владений католической церкви. Позже в Бин-гене Фердинанд ещё раз сверял свои позиции с интересами партнеров. Несомненно, император стремился превратить съезды в эффективный институт реализации собственных интересов. С точки зрения религиозной ориентации здесь после Белой горы и опалы Фридриха Пфальцского произошел решительный сдвиг: курфюршеская коллегия лишилась в лице Пфальца давнего протестантского партнера. Лютеранские Саксония и Бранденбург оказались теперь в очевидном меньшинстве. Но короне важно было другое: не боясь серьезной оппозиции Дрездена и Берлина, Фердинанд зато опасался очевидной конкуренции единоверцев в лице Лиги во главе с её вождем Максимилианом Баварским. И съезды в Мюльгаузене и Бингене дали понять: католическая элита Империи совсем не склонна подчинять свои интересы короне. Причем, чем сильней стано-
вился аргумент армии Валленштейна в руках у императора, тем сильней росла оппозиция среди курфюрстов. И тем очевидней становилась риторика протеста. В ней невозможно было сыскать ни прямых нападок на окружение Фердинанда и даже самого Валленштейна, ни подозрений на злоупотребление полномочиями короны. Но она последовательно подчеркивала необходимость строго следования традициям и законам.
Точка зрения столпов Империи, курфюрстов озвучивалась в многочисленных мемориалах, протоколах и представлениях как лежавшая в строгом соответствии букве и духу имперской традиции. Растущее недовольство Валленштейном поначалу предопределялось отнюдь не только и столько принципами самофинансирования его армии, сколько совсем иным: дарованием мекленбург-ского лена после опалы тамошних герцогов в ходе «датской войны» в 1627 г. Старая историография между тем слишком сильно акцентировала внимание на военной стороне проблемы. Генералиссимус выступал в представлении и Леопольда фон Ранке и Германна Халльвиха, и позже даже у Генриха фон Зирбика автономным руководителем мощной военной машины. Легко здесь заметить слабость перед соблазном чисто институционной трактовки в духе государственного позитивизма.
Между тем Валленштейну едва ли подходил ореол революционера на поле Марса: ни его армия, ни механизмы её организации не содержали никаких принципиальных отличий от традиционной модели. Что вооруженные силы Империи должны были содержаться подданными короны, что практика реквизиций была прописана в военном уложении 1559 г. было известно всем. Раздражало другое: принципиальное желание избавить от постоев наследственные земли короны и слишком большие полномочия Валленштейна. Но и это до поры до времени оставалось вполне терпимым, если бы не конфискация владений мекленбургских герцогов в 1627 - 1628 г. с последующей инвеститурой Вал-ленштейна. Именно мекленбургский вопрос оставался в центре внимания и в Мюльгаузене и в Бин-гене. Дарование герцогства формально и процессуально не противоречило нормам имперского права, но удивлял выбор нового владельца и спешка, опускавшая долгие консультации с курфюршеской коллегией. Очевидно, что в глазах и духовной и светской половины курфюршеской ассамблеи, сама коллегия выступала постоянно действующим гарантом собственно сословного представительства. Сами столпы Империи в условиях постоянных потрясений чувствовали себя наряду с короной единственной конструктивной силой.
Работа регенсбургской ассамблеи открылась в начале июля и завершилась лишь в ноябре 1630 г. Её кульминация пришлась на конец августа -начало сентября, когда разом обсуждался почти весь комплекс внутримперских проблем. В первый же месяц курфюрсты и их представители предпочли разбирать блок вопросов в совокупности, не от-
влекаясь на частности. Поначалу вновь озвучивалась и тема мекленбургских ленов. Её пытался активизировать глава коллегии Ансельм Казимир Вальбольд фон Упштедт архиепископ Майнцский. Она заглохла, но уступила более общим требованиям касательно Валленштейн и реорганизации военной «директории», т.е командования имперской армией.
На конференции советников императора и курфюрстов 23 августа были повторены уже давно бывшие на слуху тезисы: на фоне тяжких и долгих страданий Империи нынешний военный «директорат» лишь добавляет «несчастья и неурядицу». Необходимы перемены в военном руководстве, генералиссимуса следует заменить другим имперским чином, но с непременным условием соблюдением старых обычаев и имперских постановлений. «Дабы, во -первых, высшее руководство осталось бы за короной, а право выдачи патентов для старших офицеров принадлежало бы и курфюрстам и новому главнокомандующему, ибо не должно быть в том умаления их курфюршеских полномочий». И самих курфюрстов волнует не столько право раздачи полковничьих патентов, до сих пор практиковавшееся Валленштейном, а их чрезмерное число, «из коего проистекает беспорядок и конфузии, которых не должно быть в Священной Империи». Говорилось также, что впредь никакие новые войны и союзы не должны начинаться и заключаться без ведома и воли курфюршеского совета. И чтобы принять окончательное решение по всем перечисленным вопросам. решено было искать в имперской канцелярии, что за «генералат» был в правление покойного императора Рудольфа II «при тогдашней турецкой войне» у его брата эрцгерцога Матфея, каковы были полномочия и «инструментум» оных полномочий. Кроме того, изучить, что за решения принимались в Империи при схожих ситуациях и какие жалобы тогда слали престолу курфюрсты.
В тот же день все высказанные соображения были подытожены и изложены. 15 аргументов приводилось в пользу кандидатуры курфюрста Баварии Максимилиана как преемника Валленштейна. Он - и католический чин Империи, и сословия ему доверяют, и верность его и любовь к престолу известны самому государю, и в тяжкую годину войны не пожалел он и жизнь и имущество свое употребить во благо наследным землям и императора. Он и близкий родственник государю, и сам государь его высоко аттестует, и курфюрст Саксонский (т.е. протестант) питает к нему особое доверие. Разум его и познания общеизвестны, император может положиться на него как на близкого соседа и таким образом его назначение содействует силе обеих «армад» - и армии Католической Лиги и императора. Он же, Максимилиан, ещё будучи юным принцем, категорически отказался принять римскую корону из любви и респекта перед австрийским домом. Следует также иметь в виду родство и его доброе правление. И в самом конце: Баварец сможет навести порядок в армии и он хорошо зна-
ком с французским королем, от связи с которой теперь многое зависит. И в этом случае шведскому королю, который уже высадился летом с войском на севере, противостоять будет вся Империя, и мир бы мог быть быстро заключен.
Во всем этом перечне сквозит главная мысль: кандидат совершенно свой человек, он прирожденный чин Империи, ему доверяют сословия и ему доверяет император. Первые три пункта здесь самые важные. Все последующие - лишь их детализация и производное.
Это позволяло советникам ниже заключить: Баварец не будет вступать в отдельный мир, союз или иное предприятие без воли императора на основании полномочий, которые обычно имели все другие генералы. «И в управлении его не делалось бы ничего нового в Империи Римской, кроме как то, что должно делаться по обычаю прочих тяжелых войн и что потребно императору и курфюр-шеским персонами в должности генерала». Все в совокупности будет служить авторитету и величаю императора.
Очевидно, что все перечисленное являет некое зерцало идеального имперского главкома, в обратной проекции опрокинутой на уходившего в отставку Валленштейна. Прозрачный намек: все присущее Максимилиану нет у Валленштейна. Его имя здесь нигде не поминается, но должно подразумеваться. Перед нами сжатое емкое определение того, кто есть «правильный» и «неправильный» чин Империи, плохой и хороший подданный. Легко подразумевать, что у Валленштейна нет свойства с сословиями, ему не доверяют ни католики, ни протестанты, он не родственник государю и алчет, вероятно, слишком многое. Резюме: чтобы вернулся мир и справедливость, нужен тот, кто следует обычаем Империи, сам будучи прирожденным её чином.
Статус достойного кандидата тривиально распадался на метафизику благородства и личную добродетель. Чем не княжеское зерцало? Но тогда все перечисленное - лишь изъяны того, о ком не говорили, и с которым уж очень сильно хотели быстрей распрощаться.
Ещё лаконичней звучало решение курфюр-шеской коллегии от 4 сентября: курфюрст Баварии готов вступить в командование объединенной «армады», ждет лишь отставки герцога Фридланд-ского, и поскольку её до сих пор не последовало, то продолжается пагубная практика реквизиций и контрибуций. Сам же курфюрст предполагает осуществлять командование в полном согласии с обычаями Империи и не предпринимать ничего, чтобы шло в разрез с волей курфюрстов и всех чинов. Назначать на полковничьи должности курфюрст будет в согласии с императором - как то было в годы минувшей турецкой войны при предшественниках Фердинанда. Кроме того, они, курфюрсты -и здесь, надо полагать, католические, а не протестантские - категорически возражают против роспуска Лиги. Потому как она создавалась и до сих пор служит делу Империи и поддержки государя.
Разумеется, отставка Валленштейна должна была следовать с соблюдением важнейших условий. Они неоднократно высказывались тайными советниками императора и обсуждались на переговорах с курфюрстами. Речь шла о гарантии репутации и безопасности для уволенного полководца. Ясно, что в данном случае подразумевалась репутация самого императора. Главком выступал инструментом монаршей воли, и манипуляции с его статусом неизбежно бросали тень на престол. Перед нами разворачивался впечатляющий диспут о статусе и его зависимости от престола и курфюрстов. Собственно споры о безболезненной операции с отставкой привели к максимально компромиссному решению, на которое часто не обращают внимание: Вал-ленштейна решено было известить об этом третьим лицом, причем с укороченным изложением причин. В имперской инструкции для советников Верден-берга и Квестенберга от 24 августа сразу же после упомянутого обсуждения говорилось, что Валлен-штейну следовало сообщить о невозможности осуществления командования в виду жалоб сословий и курфюрстов, с тем, чтобы все военное дело обустроить иначе.
Фигура генералиссимуса становилось зеркалом репутации самого императора. Передача функций главкома курфюрсту Баварии должна была пройти без ущерба для короны. Специальных гарантий Валленштейну не давали, но заявляли, что император и без того даровал ему столь много земель и людей, что нет сомнения в совершенной сатисфакции экс-главкома.
Причина, несомненно, в угле зрения. Собравшиеся в Регенсбурге чины видели Валленштейна исключительно в контексте сословной пирамиды Империи. И не находили ему места на вершине. Вся риторика вокруг его отставки - лишь стремление сохранить компромисс интересов между короной и курфюрстами. Валленштейна как третью сторону, и тем более автономной силой не воспринимали. Его видели лишь протеже престола, который становился опасным для традиции. А традиция должна быть нерушимой.
В требованиях курфюрстов - нехитрый идеал многовековой давности. Валленштейн не свой, он чужой среди своих. У него нет того, что связывало с субстанцией Империи всех присутствовавших в Регенсбурге князей. Опасен был не столько конкретный образ действий генералиссимуса, опасен был прецедент Валленштейна. И примечательно то, как неразрывно связывали курфюрсты вопрос с отставкой с вопросами престолонаследия, с вопросами будущего. Мысль была озвучена: конец войне и мир наступят лишь возвращением на правовую платформу традиции.
Здесь не стояли вопросы военной политики, как мы бы выразились сегодня: полковничьи патенты раздавались и после, и реквизиции хотя и сократились, но продолжали оставаться обычной практикой войны. Здесь не видно и государственного начала в духе этатизма XIX в. Акцент был иным: возвращение к модели былых времен должно было придать авторитет и вес самой
борьбе, обнажало истинную цель текущей войны: реставрация «старого доброго порядка».
И в этом смысле съезд 1630 г. может считаться даже важнее последующих ассамблей и переговоров: Пражского мира 1635, съезда 1636 г. и возобновления работы рейхстага в 1640 г. Регенсбург стал программой будущего мира. Этот мир был возможен лишь на основе реставрации компромисса между короной и курфюрстами, без каких-либо инородных вкраплений и новаций. «Валленштей-новский вопрос» стал лишь подходящим маркером, обозначившим приоритеты. Основа согласия 1635 и 1648 гг. была очерчена, решительно озвучена и подкреплена эффективными для сословий демаршами уже в 1630 г.
Литература
1. Прокопьев А.Ю. Германия в эпоху религиозного раскола 1555 - 1648. - СПБ, Издательство СПБГУ, 2008 - 483 с.
2. Прокопьев А.Ю. Иоганн Георг I курфюрст Саксонии (1585 - 1656). Власть и элита в конфессиональной Германии.- СПБ, Издательство СПБГУ, 2011 - 829 С.
3. Albrecht D. Der Regensburger Kurfürstentag und die Entlassung Wallensteins // Regensburg - Stadt der Reichstage/ Hrsg. von D. Albrecht - Regensburg, Mittelbayerische Druckerei- und Verlagsgesellschaft, 1980.
4. Albrecht D. Maximilian I. von Bayern 15731651. München, Oldenbourg, 1998.
5. Diwald H. Wallenstein. Eine Biographie. -München, Bechtle, 1969 - 555 S.
6. Kampmann Chr. Europa und das Reich im Dreißigjährigen Krieg. Geschichte des europäischen Konflikts. - Stuttgart, W. Kohlhammer, 2008 - 226 S.
7. Pekar J. Wallenstein 1630 - 1634. Tragödie einer Verschwörung. - Berlin, A. Metzner, Bd.1, 1937 -709 S. - Bd.2, 1937 - 335 S.
8. Prokopiev A. Johann Georg I, Kurfürst von Sachsen (1585 - 1656). Handlungsspielräume des sächsischen Kurfürsten im Dreissigjährigen Krieg// Historisches Jahrbuch, 136. Jahrgang, 2016.
9. Srbik H. Ritter von. Wallensteins Ende. Ursache, Verlauf und Folge der Katastrophe - Salzburg, O. Müller - 442 S.
