CC BY
47
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 22 (237). История. Вып. 46. С. 82-88.
РЕЛИГИЯ. ОБЩЕСТВО. ВЛАСТЬ
П. И. Гайденко
«В СЕ ЖЕ ЛЕТО ПРЕСТАВИСЯ ИОАН МИТРОПОЛИТ...»: БЕГЛЫЙ ВЗГЛЯД НА СМЕРТЬ ПЕРВЫХ ЦЕРКОВНЫХ ИЕРАРХОВ
В КИЕВСКОЙ РУСИ
Смерть церковных иерархов Древней Руси - одна из малоизученных сторон церковной истории. С точки зрения христианского сознания, смерть считается важнейшим итогом человеческой жизни. Обстоятельства погребения человека и посмертные воспоминания современников об умершем могут многое рассказать о деятельности, социальном статусе и заслугах усопшего. Поэтому известия древнерусских источников о смерти русских митрополитов способны расширить представления историков о восточнославянском обществе и его религиозных институтах.
Ключевые слова: Киевская Русь, Русская ные отношения, история повседневности.
Под 1089 г. летопись сообщила о смерти двух русских митрополитов, носивших одно и то же имя - Иоанн. Первый из них, Иоанн II, с именем которого связываются знаменитое антилатинское послание и легенда о появлении на Руси белого митрополичьего клобука1, заслужил похвалу и эпитеты самого высокого свойства2. Что касается его преемника, Иоанна III Скопца, скончавшегося по прошествии года3, то он произвёл на современников такое впечатление, что летописец предпочёл не занимать статью 1090 г. (который, кстати, вообще пропущен в Повести временных лет [далее - ПВЛ] заметкой о его смерти и поместил краткое сообщение об ожидаемой кончине и непродолжительной жизни сразу после сообщения о его прибытии на Русь4.
Ценность этих известий для истории русской церкви, по-нашему мнению, высока. Во-первых, это первые сообщения, подтверждающие факт смерти главы русской церкви в пределах древнерусского государства впервые за сто лет официальной деятельности христианства на Руси. Во-вторых, впервые русским митрополитам была дана пусть и краткая, но очень ёмкая и образная характеристика. На протяжении 101 года существования христианской церкви, политическое положение которой вполне можно характеризовать в качестве государственной религии5, личности киевских первосвятите-лей практически не привлекали к себе взгляд летописцев, принадлежавших к монашеству и хорошо осознававших положение русских
православная церковь, церковно-государствен-
митрополитов, как главы поместной церкви и представителей константинопольского патриархата.
Возникает два основных вопроса: 1) почему именно эти митрополиты заслужили то, чтобы их смерти нашли своё отражение на страницах летописания; 2) почему смерти их предшественников не заинтересовали составителей свода? С точки зрения христианского учения, смерть - важнейшее событие земного существования человека, поскольку является итогом жизни, началом нового вневременного пребывания и залогом воскресения. Эсхатологическое содержание Повести временных лет и развитые в древнерусском обществе (во всяком случае в образованной его части) интересы и представления о посмертном существовании служат тому наглядным подтверждением6. Подтверждением этого служат поучения Кирилла Туровского и апокрифические сказания о рае и аде, сохранённые в «Успенском» и «Троицком» сборниках.
Нельзя сказать, чтобы смерть священнослужителей, монахов и иерархов не привлекала внимание древнерусских книжников или не вызывала интерес современников. Есть все основания говорить, что на Руси уже на ранних этапах сложилось особое отношение к останкам, мощам, умерших христиан независимо от того, были ли почившие святыми или нет. Диакон Александр Мусин обратил внимание на то, что на Руси рано произошло совмещение погребальных традиций и тради-
ций почитания мощей7. Летописание зафиксировало годы, причины и даты смерти, а порой места и обстоятельства погребения князей, новгородских владык и монахов Киево-Печерского монастыря8. Новгород бережно оберегал некрополи своих первосвятителей, а Печерская обитель как святыню сохранила свои знаменитые пещерные погребения, созданные по образцу палестинских пещерных монастырей и подобно им служившие «научению покаянию» через «память смертную»9. Летописцы сохранили подробные описания похорон представителей правящего рода, сопоставимые с теми, что содержатся в западноевропейских хрониках10, а храмы Киева, Чернигова, Новгорода и других городов оставили потомкам места их последнего упо-коения11. Останки Рюриковичей и их вещи, «порты блаженных первых князей», выступали религиозными реликвиями12. Ничего подобного в отношении киевских митрополитов не известно. С точки зрения современной церковной жизни, отводящей главе церкви особое достоинство и воздающей ему подобающую честь как предстоятелю пред Богом за народ, такая ситуация выглядит по меньшей мере странной и неординарной.
Воздавая должное столичному иерарху, ПВЛ отметила массу личных достоинств, которыми был наделён Иоанн II. При этом митрополит был назван «мужем»13. В условиях Киевской Руси, социальный порядок которой не гарантировал церковной иерархии безусловно высокого статуса в обществе14, такое именование митрополита нам видится важным. Происхождение Иоанна, как и подавляющего большинства его предшественников, туманно и даже темно. Архиепископ Филарет (Гумилевский) вслед за Погодиным высказывал предположение, что митрополит был болгарином15. Однако А. С. Дёмин пришёл к выводу, что в древнерусских памятниках болгары чаще всего отождествлялись с «предателями» и «шпионами» и при этом ни разу не характеризовались как люди, заслуживающие доверия16.
Под «мужами» обычно понимались представители знати (причём по преимуществу знати военной)17. Возможно, Иоанн мог воспринимался в кругу церковных людей в качестве человека, имевшего высокое происхождение, а представителями местной верхушки признавался равным себе. Более поздние исследования, связанные с открытием митро-
поличьих булл и одного византийского письменного известия, показали, что Иоанн II действительно был «знатен». Однако митрополит имел не болгарское, а греческое происхождение. Он был выходцем из богатого византийского рода (Христос Продром) и носил титул «протосинкелла», т. е. относился к числу сенаторов18. Считаем важным отметить, что предшественник Иоанна II, митрополит Георгий, также имел подобный почётный титул, но несколько меньшего ранга, «синкелл» и, вероятно, должность в императорском синклите19.
В церковной историографии обычно митрополиты рассматриваются в качестве лиц, близко допущенных к княжеской власти20. Однако такое категоричное обобщение не имеет под собой достаточных оснований. Из череды предшественников Иоанна II только легендарный «первый митрополит» Михаила и русин Иларион были отмечены присутствием вблизи князя в качестве, которое позволяет нам условно их называть «советниками»21. На это указывает формула, которой сопровождались вступительные статьи Устава Владимира и Судного устава Ярослава Мудрого22. Помимо этого, Никоновская летопись как будто указывает на то, что свои действия по распространению христианства креститель Руси согласовывал «с отцом своим митрополитом»23. Однако известия о первых митрополитах Леонтии, Иоанне I и особенно Михаиле24, как и принадлежность первого церковного устава Владимиру, а, следовательно, и достоверность вступительной статьи к нему - по большей части могут рассматриваться, в качестве легенды, чем реальных исторических свидетельств, заслуживающих безусловного признания и научного доверия25. Что касается сопровождавшего в Константинополе княгиню Ольгу священника, каноническую принадлежность и функции которого определить трудно, и некоего пресвитера, которого держала Ольга у себя «тайно»26, то говорить о их (или его) влиянии на политику Руси сложно, а приравнивать их статус к положению знати едва ли допустимо. Конечно, можно вспомнить ещё о том, что в посмертном слове по князю Всеволоду Ярославичу указывалось, что тот «воздавал честь» епископам27. Правда, и это известие не может рассматриваться в качестве безусловного подтверждения присутствия близких отношений правящей династии и предстоятелей
церкви. Настоящее обстоятельство лишь даёт основание полагать, что остальные князья не воздавали такой чести носителям архиерейской сана. Иначе обстояло дело с монахами, они, напротив, были «любимы» практически всеми великими князьями28. Но, вероятно, здесь мы имеем дело не столько с глубокими христианскими чувствами, сколько с материальной помощью и содержанием.
Едва ли может служить доказательством близости религиозно-политических интересов князя и епископата переписка Владимира Мономаха и митр. Никифора. Эти творения митрополита более тяготеют к назиданиям и проповедям29. По-нашему мнению, показателен комментарий, которым сопроводил летописец благосклонное решение Владимира в отношении высланного к нему в 1097 г. посольства, в котором невольно присутствовал киевский иерарх «митрополит Никола»: «Володимер бо так бяше любезнив. любовь имея к митрополитом. и к епископом. и к игуменом. паче же и чернеческыи чин любя. к к черници любя. приходящая к нему напиташе и напаяше акы мати дети своя. аще кого видя-ше ли шюмна. ли в коем зазоре не осудяше но вся на любовь прекладаше [и утешеаше]»30.
Есть ещё несколько возможных причин такого внимания летописцев к Иоанну II. Митрополит оставил после себя значительное литературное наследие: послание антипапе Клименту III, «Канонические ответы» и др. произведения31. Возникновению симпатий в адрес Иоанна II также могло способствовать понимание этим греческим святителем реалий древнерусской жизни и возможное знакомство митрополита с местным языком и нравами. Вероятно, его заурядный преемник, Иоанн III, также имел какое-то отношение к славянам. Иначе трудно объяснить, как современники сумели оценить его «простоту ума» и «не книжность».
Появление на киевской митрополичьей кафедре святителей, разделявших какие-то культурные ценности местного населения, могло отражать религиозно-политические перемены, произошедшие к этому времени как на самой Руси, так и во взаимоотношениях Руси и Византии. Это годы объединения русской митрополии после двух десятилетий одновременного действия трёх митрополий, уже одним только фактом своего существования отражавших внутриполитическую ситуацию в древнерусском государстве32.
Благожелательная оценка деятельности первого из названных митрополитов и выбор Всеволодом преемника для занятия вдовствующей киевской кафедры могут служить указаниями на сближение киевских митрополитов и великих князей.
Как нам видится, смерти этих первосвя-тителей привлекли внимание летописцев потому, что святители умерли в пределах Руси, в Киеве. Утвердившиеся в историографии годы правления первых киевских митрополитов и обстоятельства их смерти практически не имеют достаточных подтверждений в ранних источниках и представляют собой лишь поздние реконструкции Степенной книги, Хронографа и Никоновской летописи, а также домыслы и логические выкладки, возникшие и утвердившиеся в XIX в.33 Новгородские летописи сохранили очерёдность киевских митрополитов, но никак не годы их служения и обстоятельства смерти и места погребений. Что касается южнорусского летописания, то оно почти ничего не знает не только о смерти своих первых предстоятелей, но и о том, как и когда они появлялись в пределах древнерусского государства. Приходится признать, единственный митрополит, о конце правления которого мы можем говорить более или менее уверенно, был Георгий, покинувший в 1072 или 1073 гг. Киев и в итоге так и не вернувшийся в пределы вверенного под его управления церковного округа, т. е. на Русь34. Следовательно, этот митрополит умер и был погребён в Византии, а не в пределах своей митрополии.
Места погребения первых 7 митрополитов, кроме легендарного митр. Михаила, мощи которого, впрочем, тоже вызывают сомнения35, не известны. Но при этом сохранились погребения новгородских владык36. Археологические данные, граффити и отчасти летописные известия ясно обнаруживают места упокоения членов княжеской семьи и представителей знати Киева и других городов. Как правило, это были храмы, прихрамо-вые территории, городские кладбища, предполагавшие возведение курганов, сохранявшихся значение «социально-статусных сооружений» даже в XII в.37 Подобным образом обстоит дело и с монахами Печерского монастыря. Правда, его статус не даёт нам право в полной мере отождествлять его жизнь с бытом и нравами других обителей, как это порой делается в современных околоцерковных ра-
ботах38. Вопрос о месте погребения киевских владык остаётся открытым. Сомнительно, чтобы православные иерархи разделили незавидную судьбу Агасфера. Конечно, они умирали, но как, где, при каких обстоятельствах? Уверенно можно утверждать лишь то, что местом, где они не могли быть похоронены, оставался Печерский монастырь, который на протяжении почти всего этого времени сохранял с кафедрой напряжённые отношения.
Византийская практика не предполагала жёстких правил в отношении места погребения как императоров и членов их семьи39, так и архиереев, в том числе патриархов. Но чаще всего местом последнего земного упокоения становились монастыри. Как правило, епископат заранее готовил себе место погребения, или, по крайней мере, старался указать это место40.
Смерть митрополита должна была привлекать к себе внимание епископата, духовенства и лояльного киевской кафедре монашества. Летописец не мог не заметить такого стечения людей в столице государства. Подобную ситуацию мы можем наблюдать, например, при погребении Феодосия и при перезахоронении его мощей41. Здесь встречаем игуменов монастырей, епископов, монашество и людей. Подобные многолюдные и подробные описания участников, их действий и даже слов сохранены и в сообщениях о перенесении мощей Бориса и Глеба42.
Можно предположить, что отсутствие интереса и уважения со стороны церковной иерархии к митрополитам объяснялось их греческим происхождением. Но византийский епископат, составлявший в начальные десятилетия большую часть высшей иерархии и рядового духовенства Руси, обладал определённым внутренним единством, как и русская часть церкви. Эта сплочённость прослеживалась при принесении в 996 г. жалоб Владимиру, при смещении Иллариона, в игнорировании желания русских канонизировать Владимира Святославича, в недоверии к почитанию Бориса и Глеба, в обстоятельствах канонизации ростовского митрополита Леонтия и, наконец, в период конфликта, вызванного борьбой за Киевскую митрополичью кафедру в середине XII в.43 Однако никаких описаний, которые бы хотя бы косвенно указали, что митрополит умер и был погребён, мы до 1089 г. не встречаем ни в летописании, ни в каких-либо иных источниках. Первый
«яркий живой» рассказ о похоронах киевского митрополита появился лишь под 1159 г.44 По смерти митрополита его тело было за ноги выволочено за стены города и отдано на поругание псам. Вероятно, экстраординарность происшествия, оставившая в изумлении не только современников, наблюдавших за этим необычным погребением, но и историков45, стала одним из оснований для прославления Константина в лике святых46. Место упокоения митрополита было обозначено очень точно: «в церкви у святаго Спаса Чернигове»47. Примечательно, что, как и в случае с новгородскими владыками, митрополит был погребён вне стен храма, что даёт нам основание предположить, что церкви продолжительный период оставались некрополями своих ктиторов, но никак не церковных иерархов, занимавших (судя по месту их погребения) по отношению к представителям княжеского рода и боярству подчинённое, либо зависимое и более низкое положение. При этом выделяется значительно более позднее погребение белгородского епископа Максима (| 1189/90). Над белокаменным саркофагом и кельей святителя была воздвигнута малая церковь48.
Таким образом, мы приходим к ряду выводов, которые пока носят предварительный характер и требуют дополнительного уточнения и обоснования. Известия, как и их отсутствие, о смерти первых киевских иерархов могут рассматриваться в качестве одного из средств определения статуса и авторитета киевских иерархов, как в церковной среде, так и в социальных и властных структурах древнерусского государства. Продолжительное умалчивание источников о смерти и месте погребения глав русской церковной организации объясняется, во-первых, их греческим происхождением, выполнением консульских обязанностей, сохранением византийского подданства и отчуждённостью от политической жизни Киевской Руси; во-вторых, их малой авторитетностью в местной церковной среде; в-третьих, невысоким статусом во властной иерархии Руси; в-четвёртых, отсутствием ясной структуры самой русской церковной организации. Более того, мы вообще сомневаемся в том, что первые киевские митрополиты умирали на месте своего служения, т. е. в Киеве. Вполне вероятно, что, будучи послами Константинополя, митрополиты могли возвращаться обратно в империю, где и завершали свои дни. Появление
известий о смерти киевских иерархов, по нашему мнению, стало следствием того, что во времена Всеволода Ярославича и последующих княжений должность митрополита всё более подпадала под контроль княжеской власти, а глава русской церкви всё более втягивался во внутриполитическую жизнь Руси. Думаем, последнее обстоятельство стало той причиной, которая принципиально повлияла на изменение статус митрополитов в политической структуре Киевской Руси, подчинив главу местной церкви интересам не присылавшей его Византии, а нуждам правящей династии и древнерусского государства, с которым иерарх разделял уже не только свою жизнь, но и смерть.
Что касается историографических «штампов» о высокой роли древних киевских митрополитов в жизни домонгольской Руси, то, скорее всего, эта точка зрения сложилась либо под влиянием малороссийского духовенства не ранее XVIII в., либо в результате церковно-исторических работ светских историков первой трети XIX в. Однако данное предположение нуждается в специальном исследовании.
ПСРЛ - Полное собрание русских летописей
ПЭ - Православная энциклопедия
ТОДРЛ - Труды отдела древнерусской литературы
Примечания
1 См.: Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи (992-1892) : в 3 т. Т. 2. Иоанн - Симеон. М., 2003. С. 26.
2 «В том же году преставися Иоанн митрополит. Был же Иоанн сведущ в книгах и в учении, милостив к убогим и вдовицам, ласков ко всякому, богатому и убогому, смиренен же и кроток, молчалив, речист, от святых книг утешая печальных; такой не был прежде на Руси, и после него не будет такой» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208). В дальнейшем Иоанн был прославлен в лике святых (См.: Филарет (Гумилевский), архиеп. Русские святые, чтимые всею церковью или местно. СПб., 2008. С. 483-486).
3 Церковная историческая традиция оправдывает такое развитие ситуации не отсутствием у Иоанна III каких-либо достоинств, которые обычно ожидаются от главы столичной кафе-
дры, а тем, что новый глава русской церковной организации был «худ и дряхл» (Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи (992-1892). Т. 2. С. 27).
4 «И привела Янка митрополита Иоанна, скопца, про которого видевшие его люди говорили: "Это мертвец пришел". Пробыв год, умер. Был же этот человек не книжен, но умом прост и прост речью» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208).
5 Доброклонский, А. П. Руководство по истории Русской Церкви. М., 2001. С. 19-20.
6 См.: Дёмин, А. С. О художественности древнерусской литературы. М., 1998. С. 701-713; Данилевский, И. Н. Повесть временных лет : (Герменевтические основы изучения летописных текстов). М., 2004. С. 260-265; Дер-гачева, И. В. Посмертная судьба и «иной мир» в древнерусской книжности. М., 2004. С.93-145.
7 Мусин, А. Е., диак. Святые мощи в Древней Руси : литургические аспекты истории почитания // Восточнохристианские реликвии. М., 2003. С. 363-364.
8 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 129, 130-131, 132-134, 135-137, 150, 155, 160, 161, 162-163, 166, 183, 184-196, 199, 201-202, 206; ПСРЛ. Т. 3. С.473-475.
9 Никитенко, М. М. Истоки и миссия киево-печерского пещерножительства // Сугдейский сборник. Киев ; Судак, 2003. С. 291-301.
10 См.: Бойцов, М. А. Величие и смирение : (Очерки политического символизма в средневековой Европе). М., 2009. С. 249-281.
11 Седов, Вл. В. Погребения «святых князей» и архитектура княжеских усыпальниц Древней Руси // Восточнохристианские реликвии. М., 2003. C. 447-481.
12 Там же. С. 472; Толочко, А. П. «Порты блаженных первых князей» : к вопросу о византийских политических теориях на Руси // Южная Русь и Византия : сб. науч. тр. (к XVIII конгрессу византинистов). Киев, 1991. С.34-42.
13 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208.
14 См.: Мусин, А. Е., диак. Milites Christi Древней Руси : (Воинская культура русского средневековья в контексте религиозного менталитета). СПб., 2005. С. 49.
15 Филарет (Гумилевский), архиеп. Русские святые, чтимые всею церковью или местно. С.483.
16 Дёмин, А. С. Поэтика древнерусской литературы (XI-XIII вв.). М., 2009. С. 269-273.
17 См.: Данилевский, И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (1Х-Х11 вв.). М., 2001. С. 108.
18 Скабаланович, Н. А. Византийское государство и церковь в XI в. : от смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексей I Комнина. СПб., 2010. С. 284-286; ПЭ. Т. 23. С. 471-475; Янин, В. Л. Актовые печати в Древней Руси : (Печати X - начала XIII в.). М., 1970. Т. 1. С. 44; ПЭ. М., 2010. Т. 23. С. 471.
19 Янин, В. Л. Актовые печати в Древней Руси... Т. 1. С. 47-48; Письменные памятники истории Древней Руси : (Летописи. Повести. Хождения. Поучения. Жития. Послания). СПб., 2003. С. 120-123; ПЭ. М., 2006. Т. 11. С. 23-26.
20 См.: Тальберг, Н. История Русской Церкви. Джорданвиль, 1959. С. 47.
21 Доброклонский, А. П. Руководство по истории Русской Церкви. С. 47; Шайкин, А. А. Окружение князя в «Повести временных лет» // ТОДРЛ. СПб., 2009. Т. 60. С. 281-310.
22 Устав князя Владимира о десятинах, судах и людях церковных // Щапов, Я. Н. Древнерусские княжеские Уставы XI-XV вв. М., 1976. С.114-115.
23 ПСРЛ. Т. 9. С. 57-58.
24 См.: Карташев, А. В. Собр. соч. : в 2 т. Т. 1. Очерки по истории русской церкви. М., 1992. С.134-138.
25 См.: Гайденко, П. И. Обзор письменных источников по истории русской церкви и церковно-государственных отношений в домонгольской Руси / П. И. Гайденко, Т. Ю. Фомина. Т. 1. Источники по истории русской церкви и церковно-государственных отношений в Киевской Руси (до 1154 г.). Ч. 1. Летописные и каноническо-правовые источники, назидательные послания духовенства. Казань ; Набереж. Челны, 2008. С.112-119.
26 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 68; Т. 3. С. 120; Назаре-ко, А. В. Древняя Русь на международных путях : междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. М., 2001. С. 272-273; Бибиков, М. В. BYZ-ANTINOROSSICA : свод византийских свидетельств о Руси. М., 2004. Т. 1. С. 74-80.
27 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 216.
28 На это указывают посмертные слова по Всеволоду Ярославичу и Владимиру Всеволодовичу (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 216, 294). Свидетельствами особой расположенности князей
к иночеству служат многочисленные сообщения Печерского Патерика и ПВЛ о княжеских дарениях обителям.
29 См.: Творения митрополита Никифора. М., 2006. С. 32-41.
30 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 263-264.
31 ПЭ. Т. 23. С. 472-474.
32 Поппэ, А. В. Русские митрополии константинопольской патриархии в XI столетии // Византийский временник. М. : Наука, 1968. Вып. 28. С. 85-108; 1969. Вып. 29. С. 95-104; Назаренко, А. В. Древняя Русь и славяне. М., 2009. С. 207-245.
33 Муравьёв, А. Н. История Российской церкви. М., 2002. С. 42-77; Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. История Русской Церкви в период совершенной зависимости её от Константинопольского патриархата (988-1240). М., 1995. Кн. 2. С. 663.
34 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 183.
35 Матченко, И. Спорные вопросы по истории крещения Руси (ответ на статью г. Левитско-го в «Христианском чтении» 1890 г.) // Странник. 1891. Т. 2. С. 375.
36 Янин, В. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. М., 1988.
37 См.: Ивакин, Г. Ю. Погребения в шиферных саркофагах Успенского собора Киево-Печерской лавры / Г. Ю. Ивакин, С. А. Ба-лакин // Сугдейский сборник. Киев ; Судак, 2005. Вып. 2. С. 88-104; Карпов, А. В. Язычество, христианство, двоеверие : религиозная жизнь Древней Руси в К^! веках. СПб., 2008. С.164-166.
38 См.: Романенко, Е. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря. М., 2002; Харин, Е. С. Древнерусское монашество в XI-XIII вв. : быт и нравы : дис. ... канд. ист. наук. Ижевск, 2007.
39 Последним пристанищем императоров становились основанные или всячески обласканные и украшенные ими монастыри (См.: Ска-баланович, Н. А. Византийское государство и церковь в XI в. : от смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина. СПб., 2010. С. 583-588; Седов, Вл. В. Погребения «святых князей» и архитектура княжеских усыпальниц Древней Руси. С. 456-457).
40 Скабаланович, Н. А. Византийское государство и церковь в XI в.. С. 582-583, 588.
41 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 209-211.
42 Там же. Стб. 181-182.
43 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 126-127, 182; Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви.
Кн. 2. С. 289-294; Голубинский, Е. Е. История Русской Церкви. Т. 1. Период первый, Киевский или домонгольский. Ч. 1. М., 1901. С. 183-187; Ключевский, В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 2003. С. 7-22; Присёлков, М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси Х-Х11 вв. СПб., 2003. С.52-53.
44 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 349.
45 См.: Литвина, А. Ф. Траектория традиций. Главы из истории династии и церкви на Руси конца XI - начала XIII века / А. Ф. Литвина, Ф. Б. Успенский. М., 2010. С. 80-137.
46 Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи (992-1892). Т. 2. М., 2003. С.215-216.
47 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 349.
48 Древняя Русь. Город, замок, село. М., 1985. С. 68.
