Научная статья на тему 'В. С. Высоцкий и Н. А. Некрасов: схождение лирических систем'

В. С. Высоцкий и Н. А. Некрасов: схождение лирических систем Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
175
34
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «В. С. Высоцкий и Н. А. Некрасов: схождение лирических систем»

ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 1

Н.Н. Пайков

В.С. ВЫСОЦКИЙ И Н.А. НЕКРАСОВ: СХОЖДЕНИЕ ЛИРИЧЕСКИХ СИСТЕМ

Сильный субъектно-лирический потенциал как песенно-роле-вой, так и декларативной, а также камерной поэзии В.С. Высоцкого - вещь очевидная. Но ее субъектологическая конструкция, как кажется, все еще остается недостаточно выясненной. Мемуаристов интересовала природа личности самого поэта и отражение ее позиции в его творчестве1. Литературоведы большей частью сосредоточивали свое внимание на оценочных и содержательно-тематических характеристиках стихов Высоцкого, публицистической, контекстуальной и иносказательной направленности его поэзии2. Впрочем, названная проблема уже становится предметом специальных размышлений3.

На какой теоретический аппарат мог бы опереться исследователь, пытаясь охарактеризовать субъектную организацию лирики нашего поэта? В свое время Б. О. Корман4 предложил, например, системное представление о структуре лирического субъекта в части представления «точек зрения» субъекта речи, развитое впоследствии Б.А. Успенским5. В этом случае получили свою поэтическую определенность не только относительно традиционные понятия «повествователя» и «лирического героя», но и до той поры смутно отрефлексированные представления, поименованные у Кормана как «ролевой герой» и «поэтический мир». Заметно потерял в своей эвристической ценности термин «образ автора». Менее удачным оказалось кормановское понятие «собственно автора». Эта типология имела в своей основе характер грамматической (3/1 лицо), модальной (для 1 лица - объективность/субъективность) и пси-

1 См., например: Высоцкий В. Я, конечно, вернусь... М., 1989.

2 См. библиографию по В.С. Высоцкому хотя бы на www.mediaplanet.ru

3 См. ряд выступлений на конференции «Владимир Высоцкий и русская культура 1960-1970-х гг.» 8-12 апреля 1998 г.; статьи М.В. Вороновой, Н.В. Фединой, Н.В. Фисун в сб.: В.С. Высоцкий: Исследования и материалы. М., 1998; статьи А.А. Арустамовой, В.Н. Бабенко, Е.И. Жуковой, М.Н. Капрусовой, С.И. Кормилова, И.Б. Ничипорова, М.Л. Рогацкиной, С.Н. Руссовой, Т.П. Тилипиной в московских альманахах «Мир Высоцкого». Вып. I-VI; канд. дис. Н.В. Волковой «Авторское "я" и "маски" в поэзии В.С. Высоцкого». Тверь, 2006; и др.

4 См.: Корман Б.О. Лирика Н.А. Некрасова. Воронеж, 1964; а также последующие его работы.

5 См.: Успенский Б.А. Поэтика композиции. М., 1970.

хологической идентификации (для субъективности - чужой/свой) субъекта речи в тексте.

Западные разработчики нарративной типологии предложили свое понимание тех же проблем. В англо-американской традиции (П. Лаббок6, Н. Фридман7) сказалась склонность к качественному описанию частных повествовательных форм. Германо-австро-голландская традиция вслед за О. Людвигом8 (с учетом предложений Лаббока) пошла путем выработки параметров описания нарративных форм. Я. Линтвельт9, вслед за Ф.К. Штанцелем10 противопоставивший «аукториальную» (от повествователя) и « акториальную» (от персонажа) повествовательные ситуации, ввел еще одну повествовательную ситуацию - «нейтральную» (бессубъектное повествование). Он же выделил два повествовательных типа: «гетеродиегетический» («о других») и «гомодиегетический» («о себе»). К параметрам нарративных форм помимо рассказа от 1 или от 3 лица (О. Людвиг), «показа» / «рассказа» (П. Лаббок) Э. Лабфрид11 добавил «внутреннюю» / «внешнюю перспективу» повествовательной точки зрения, а В. Фюгер12 предложил учитывать еще и « глубину повествовательной перспективы» (три уровня осведомленности рассказчика: больше читателя, равный читателю, меньший, чем у читателя).

Однако то, что обнаруживает свою продуктивность в качестве разработанного исследовательского аппарата, не обязательно оказывается таковым же в приложении к конкретной творческой индивидуальности. Ведь и Б.О. Корман свою конструкцию лирических «элементов», «сфер» и «систем» построил на материале преимущественно одного поэта (хотя в сравнительном анализе привлекал и других лириков - А.А. Фета, А.В. Кольцова, Н.П. Огарева, М.Ю. Лермонтова - и ряд прозаиков). Наложение предлагаемой ученым схемы на творчество таких современников, как А.Н. Майков, А.А. Григорьев, К.К. Случевский, А.Н. Апухтин, уже дает существенные сбои и, надо полагать, во многих других применениях тоже будет их давать. Западная нарративная типология, позволяя строже интерпретировать те или иные речевые формы, также мало подвигает нас к тайне творческой индивидуальности того же Высоцкого.

6 Lubbock P. The craft of fiction. L., 1957.

7 Friedman N. Point of view in fiction // The theory of the novel / Ed. by Ph Stevick. N.Y., 1967. P. 108-139.

8 Ludwig O. Formen der Erzaelung // Ludwig O. Gesammelte Schriften / Hrsg. von A. Stern. Leipzig, 1891. S. 202-206.

9 Lintvelt J. Essai de typologie narrative: Le "point de vue": Theorie et analyse. P., 1981.

10 StanzelF.K. Die typische Erzaelsituationen im Roman. Wien, 1955.

11 LeibfriedE. Die Schicht der Typen // Leibfried E. Kritische Wissenschaft vom Text: Manipulation, Reflexion, transparente Poetologie. Stuttgart, 1972. S. 240-258.

12 Fueger W. Zur Tiefenstruktur des Narrativen: Prolegomena zu einer generativen "Grammatik" des Erzaelens // Poetica. 1972. N 5. S. 268-292.

Между тем субъектно-поэтические особенности лирики Высоцкого достаточно наглядны и вполне поддаются системному описанию. К их числу можно отнести, например, такие черты, как:

1) тяготение отдельных лирических форм поэта к определенному тематическому материалу; самый обширный ряд «тематических циклов» тяготеет к ролевой лирике; «ценностные» стихи - к прямому повествователю в личной форме; «камерные» и «метафизические» - более к типу лирического героя; последняя группа допускает и формы объективно-безличного повествования;

2) вместе с тем очевидна и относительность субъектных форм или, иначе, наличие большого количества смешанных лирических форм;

3) широк репертуар присутствия в различных лирических формах Высоцкого собственно ролевых компонентов при разной степени их автономности от авторского типа сознания;

4) можно говорить о наличии у Высоцкого разных версий сближения личностной перспективы автора и лирического субъекта; в этом смысле высока степень ценностного (а в известном смысле и образного) соприсутствия авторских интенций в самых разных лирических формах; последовательная близость воссоздаваемых ситуаций и характеров, лирических позиций и ценностных идеалов различным аспектам духовного мира автора;

5) обширен диапазон проявления в стихах поэта иносказательно-параболических установок и форм;

6) наконец, практически каждая из тематических групп не может быть сведена к единичной ценностной доминанте, а является двухполюсной или «реостатной» и текучей; «зыб-лющейся» выступает даже та группа, которую мы условно назвали «ценностно-декларативной».

Тем самым лирический субъект Высоцкого структурируется не столько по формальным характеристикам, сколько по ценностно-экзистенциальным. Поэт не просто «показывает» различные личностные ситуации и характеры, «проживает не прожитые жизни»13 и «отыгрывает не сыгранные роли»14. Он «инкорпорирует» в свою ценностную сферу позицию «иных» сознаний вплоть до самой неприемлемой для него лично и - интимно или диалогически - ее

13 См.: ПайковН.Н. Мотив «непрожитой жизни» и проблема романтизма в поэзии Н.А. Некрасова // Двадцать шестая Некрасовская конференция (к 170-летию со дня рождения): Тезисы докладов. Ярославль, 1991. С. 48-49.

14 См., например: Говорухин Ст. До и после // Высоцкий В. Я, конечно, вернусь... С. 75.

«этизирует»15. То есть вопрос здесь следует ставить не о мере «ответственности» автора за героя, но о характере «причастности» одного к кругозору и жизненной проблематике второго (вводя в эти рамки сам факт индивидуализации лиц из коллективного «Мы» посредством лирической типизации через повествовательское «Я»).

У названных черт существуют и контекстные, историко-литературные измерения. Если поставить вопрос о том, кто из отечественных поэтов ХХ или XIX в. может быть включен в ту же субъектную традицию, что и Высоцкий, то окажется, что включать в нее практически некого. Одни, как А. Галич, - люди той же культурной среды и позиции, что и наш поэт. У других, даже «песенно» близких, вроде Б. Окуджавы или, с другой стороны, Р. Рождественского, совершенно иная структура лирического субъекта. Ни ценимый Высоцким Е. Евтушенко, ни «энергетические» В. Маяковский, Э. Багрицкий, П. Васильев, В. Луговской, ни «поэты от корней» С. Городецкий, С. Есенин или Н. Клюев в этот ряд не встают. В предыдущем веке тоже по сути дела лишь одно имя органично представляет эту традицию - Н.А. Некрасов. Монологические маски «Нового поэта» или «Козьмы Пруткова» и даже поэты «некрасовской» же школы (Добролюбов, «искровцы», Трефолев, Дерунов и др.) с разнообразными вариациями на сатирические и народно-крестьянские темы являют собой существенно иные художественные установки и обладают отличной субъектной структурой. Тем самым (если не считать А. Твардовского) поразительным образом только два имени ярчайшим образом говорят о преемственности в рамках рассматриваемой традиции отечественной культуры: Некрасов и Высоцкий.

Что же их сближает? Масштаб «ролевого» присутствия в лирической системе? Интерферентность «авторского» и «персонажного» начала? Применительно к Высоцкому все сказанное как будто может быть совершенно «естественно» выведено из его профессии драматического и киноактера и не заслуживает специальной рефлексии. Но Некрасов актером не был, правда, писал для театра. В лучшем случае все это факты индивидуального творческого выхода к близким поэтическим формам и только. Главное же в том, что подобное объяснение лежит, так сказать, в плоскости эмпирического, житейского или пусть культурно-поведенческого восприятия поэтической ткани, но не ее художественной природы.

В чем состояло общекультурное открытие Некрасова? Он ввел заведомо отличную от основной литературной конвенции точку зрения на жизненный материал. То же сделал и Высоцкий. В ситуации исключительно «высокого» статуса словесности в первой трети

15 См.: МиттаА. Работа с Высоцким // Высоцкий В. Я, конечно, вернусь... С. 124, 132; Рощин М. Удар Высоцкого // Там же. С. 155-156; Трифонов Ю. Горестный урок // Там же. С. 171; Туманов В. Жизнь без вранья // Там же. С. 187.

XIX в. введение заведомо «низовой» точки зрения и соответственно признание за нею статуса ценностного «основания» было литературной революцией Некрасова. В эпоху господства монологической, принципиально идеологизированной точки зрения в советском литературном пространстве введение заведомо «внесоветской» (криминальной, «сказочной», бытовой, «сумасшедшей», деревенской, профессиональной, военной, спортивной и т.д.) точки зрения и соответственно признание за нею статуса оправданной ценностной «точки отсчета» было литературной революцией Высоцкого. Тому и другому поэту было уготовано в культурных условиях своего времени стать «гласом народным», а тем самым и «Божиим».

Характер очерченной социокультурной картины можно интерпретировать и в собственно художественном ракурсе восприятия. Господствующую в советскую эпоху литературную систему по традиции принято именовать «социалистическим реализмом». Между тем позднейшее критическое исследование этого феномена16 убеждает в том, что собственно «реализма» в этом типе искусства как раз решительно «не хватало». Скорее можно говорить о «социалистически» (читай: классово-идеологически и историко-уто-пически) ориентированном «классицизме», «просветительстве», «романтизме», «натурализме», порой даже «сентиментализме», о «фантастике» и «сатире». И только «наряду» и «в том числе» о «реализме». Если природу реалистического метода усматривать в детерминистской мотивации события и поступка, в доверии к диалектике эмпирического факта и в «диалоге сознаний», то эта традиция в искусстве ХХ в. представлена порой мощно (как в «Тихом Доне»), но во всеобщей практике творчества эпохи едва ли не «маргинально». Методологически это наблюдение требует решительного разведения эстетических и идеологических констант творчества и соответственно допущения разнообразного их историко-культурного «комбинирования» в конкретной авторской практике.

Проницательный Б.О. Корман совершенно оправданно усмотрел в «многоэлементности» некрасовской поэтической системы и выдвижении ею на передний план «ролевого героя» зримое свидетельство утверждения реализма в русской лирике17. Парадоксальность эстетической «рецессии» в эпоху «охлократической» демократизации породила необходимость нового «возвращения» к реалистическим принципам, в частности в лирической поэзии.

16 См., например: Избавление от миражей: Соцреализм сегодня. М., 1990; История советской литературы: Новый взгляд. Ч. 1-2. М., 1990; а также: Традиции русской классики XX века и современность. М., 2002; Русская литература ХХ-ХХ1 веков: проблемы теории и методологии изучения. М., 2004, 2006, 2008.

17 См.: Корман Б.О. Творческий метод и субъектная организация произведения // Литературное произведение и проблемы его анализа. Кемерово, 1979. С. 16-24.

В этом смысле феномен лирической системы Высоцкого обнаружил себя в оправдании правомерности и осуществимости реалистической (в историческом и стадиальном отношении) поэтической парадигмы в социально-идеологическом контексте эпохи.

Лирический субъект Некрасова также обнаруживает не только формально определенные (хотя далеко не всегда однозначно интерпретируемые), но и те же ценностно-экзистенциальные ракурсы восприятия и поэтической адресации. Речь идет в данном случае об антропологических («труженик» / «образованный», «мужчина» / «женщина», «человек рутины» / «подвижник»), онтологических (обреченность на «трагически-безмысленную» или «трагически-осмысленную» судьбу), экзистенциальных (совмещение антино-мичных ценностей в одной личности, дисконтактность близких, невозможность преодолеть собственную психологическую природу) аспектах субъектной системы поэта18.

18 Подробнее об этом см.: ПайковН.Н. «Здесь всюду я - в черте малейшей.» (художественный автоцентризм в творчестве Н.А. Некрасова) // Карабиха: Историко-литературный сборник. Вып. 2. Ярославль, 1993. С. 42-67; а также: Пайков Н.Н. «Человек жизненной рутины» в поэзии Н.А. Некрасова. Статья 1: Этика жизнестроительства // Русская литература. 2006. № 4. С. 15-30; Пайков Н.Н. «Человек жизненной рутины» в поэзии Н.А. Некрасова. Статья 2: Поэтика и творческая рефлексия. Аспекты духовного мировидения // Русская литература. 2007. № 1. С. 47-72.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.