CC BY
26
ЭСТЕТИКА И ЛЕТУРАТУРНАЯ КРИТИКА
Э.И. ЧИСТЯКОВА
Московский государственный открытый университет
В.С.СОЛОВЬЁВ И РУССКИЙ символизм
Философия есть живая страна, преисполненная невыразимых ландшафтов.
А.Белый
Задолго до появления экзистенциализма, постпозитивизма и герменевтики один из основателей философии цельного духа И.В. Киреевский определил философию как общий итог и основание всех наук и назвал ее проводником мысли между ними и верою. Т.е. высказал очевидную для современной философии мысль о том, что она не только познает мир, но стремится к его истолкованию, пониманию с точки зрения абсолютных ценностей. Поэтому европейское просвещение, основанное на классическом типе рациональности, другой основатель славянофильства,
A.С.Хомяков, назвал «пустодушием», так как вопросы нравственности должны присутствовать при разрешении «почти всех умственных вопросов».
Но это философское движение избранных умов России 30 - 40-х г. XIX века, с точки зрения B.C. Соловьёва, «начавшись с таким блеском и одушевлением, кончилось -по крайней мере, для философии - ровно ничем»1. Подчеркнув чисто философский характер мысли в эту эпоху,
B.C. Соловьёв с сожалением отметил отсутствие цельных философских памятников этих времен. А так как, «безусловно, независимая и в себе уверенная деятельность человеческого ума есть собственная стихия философии»2, то он задается вопросом, а как «чисто-русский даровитый человек» относится «к средствам человеческого ума вообще и своего собственного в частности»?3. Ответ неутешительный. Относится не только с крайним недоверием, но и
«также глубоким презрением к отвлеченным, умозрительным теориям, ко всему, что не имеет явного применения к нравственной или материальной жизни. Эта особенность заставляет русские умы держаться по преимуществу двух точек зрения: крайнего скептицизма и крайнего мистицизма»4. Но ни та, ни другая позиция не может привести к созданию «настоящей философии». Отмечая скептицизм и мистицизм как крайности, русский мыслитель пишет о необходимости включения их элементов в «углубленную философию», но при условии, что они не будут противоречить «самоуверенности или самодовоещему сознанию человеческого ума». Позитивная роль философского скептицизма связана с учением внешней предметности в границах нашего познания, а позитивная роль философского мистицизма - в раскрытии чувства «внутренней связи мыслящего духа с абсолютным началом всякого бытия». Крайности же русского скептицизма и мистицизма, по мнению Вл.Соловьёва, порождают неблагоприятную умственную почву для развития «всякой самобытности и наукообразной философии». Русский скепсис стремится «поразить самую идею достоверности и истины, подорвать самый интерес к познанию», а национальный мистицизм «ведет к совершенному уничтожению и поглощению духовной личности в том абсолютном предмете, который она над собой признала. Эта безвозвратная потеря себя в том, что поставлено выше себя...»5. Вывод Вл. Соловьёва, что на почве русского мистицизма ждать никаких плодов не следует.
Но если национальный мистицизм направляет философию в тупик, стремясь превратить ее в «религиозную философию», то он же называет ряд авторов -М.М. Троицкого, П.Д. Юркевича, Н.Я. Грота, которые проявили положительные задатки «здравого философствования». Эти задатки связаны с раскрытием в философии традиции христианской культуры. Н.Я. Грот, возглавивший журнал «Вопросы философии и психологии», который стал издаваться с 1889 года, считал идеалом философии примирение разума, чувства, воли, а также науки, искусства и религии. Философия, как стремление к мудрости, «есть целое и не является только наукой, искусством, религией, а
является «философией» - и должна всегда и прежде всего оставаться сама собой»6. Как стремление к мудрости, философия не только знание внешнего мира, но «знание человеком самого себя»7. Призыв Сократа «Человек познай себя» никто не отменял в философии. «Истинно русский человек», по убеждению Н.Я.Грота, - христианин. Для него нет имен, званий, положений, но лишь другая личность, которую надо разбудить, раскрыть в нем искру Божию. Не могут считаться русскими, христианскими мыслителями те, кто глумится над «человеком» и «человеческим». Истинному духу русского христианского народа чуждо и превознесение идеи «православия» над идеей «христианства», и учением Христа8. Задачу журнала Н.Я.Грот видел в том, чтобы «дать полный простор русской мысли, искренней проповеди человеческого добра и вселенской правды, какие бы выражения она не принимала»9.
Отказавшись следовать определенному «изму»-направления, редакция журнала навлекла на себя критику со стороны тех, кто «свободомыслие» воспринял как проявление «эклектизма». В защиту идеологии журнала выступил B.C. Соловьёв. «Полная свобода философской мысли при искреннем и внимательном отношении ко всем высшим задачам человеческой жизни - вот неизменный характер, который проф. Грот и его ближайшие сотрудники успели сообщить своему делу». Да и невозможна, считал он, «для здравомыслящего человека» безусловная и исключительная преданность какой-нибудь односторонней системе». Нужно стремиться не к искусственно создаваемым «измам», а к развитию «разумных и сознавательных взглядов на вещи»10.
Общим местом в исследовательской литературе стало утверждение о том, что В.С.Соловьёв - «религиозный философ», создавший «религиозно-философскую систему». Между тем автор учения «всеединства» и «цельного знания» стремился к раскрытию очевидности идеального мира смыслов, выводящих его к новой онтологии, онтологии подлинного человека. Человек становится человеком, если он ориентируется не только на «провинциализм пространства и злободневность времени» (А. Белый), а на
сущности, ценности, смыслы, которые опираются на уважение к традиции. Благоволение ко всему человеческому -истине, добру, красоте, правде, отличает и путь христианского мыслителя B.C. Соловьёва. Лишь рефлексивная установка возвышает человека до духовности: встречи человека с самим собой, и объединяет людей в братство. На вопрос «Чем и кем желали бы вы быть?», заданный в одном из светских салонов, последовал ответ философа: «Собою, вывороченным налицо»11.
Рефлексивное сознание вскрывает единый ОРГАНи-зирующий центр САМО-сознания человека, нации, человечества, прокладывая дорогу к подлинно человеческому бытию.
Русские символисты начала века высоко оценили усилия B.C. Соловьёва, в учении которого «с новой силой синтетическая и огненная мысль... загорается к концу века»12. Стремясь познать и понять мир как целое и место человека в этом мире, русские символисты не ограничиваются гносеологическими проблемами и вслед за В.С.Соловьёвым обосновывают идею «экзистенциальной метафизики» (Д.С. Лихачев). Продолжая традиции славянофилов и В.С.Соловьёва, которые назначение России видели в том, чтобы она стала «самым христианским из всех человеческих обществ» (A.C. Хомяков), русские символисты стремились реализовать идею цельности единства высшего порядка со свободной множественностью форм в области искусства, науки, философии, общественной жизни. Лишь христианская культура, по убеждению русских мыслителей, может удержать Россию от срыва в бездну небытия. И XIX век, по замечанию B.C. Соловьёва, - это время, когда русский народ начинает творить «первоклассную культуру». Христианская культура «не полоняет церковным приходом» (А. Белый) языческие по своей сути формы культуры (науку, философию, искусство), а вскрывает Личность Христа как ОРГАНизирующий Центр и Силу человека и человечества.
Бог-Сын есть вечная Идея, вечная Мысль Божия. (В.Соловьёв). И Бог-Сын есть Любовь. «Сказано: Бог есть Любовь», а что Бог есть справедливость этого не сказано.
Этим не отвергается и справедливость, но лишь признается как форма, орудие или средство Любви, а не сама по себе... Что одна Любовь безусловна и она одна остается - это говорю не я и не Достоевский, а ап. Павел и Иоанн»13. И Христос есть совершенный человек, «в котором вся полнота Божества обитает телесно». «И самые эти слова принадлежат не мне, отмечает В.Соловьёв, а апостолу Павлу»14.
Рационально объяснить и понять можно лишь то, что упорядочено. В отличие от каузального порядка западноевропейской культуры, которая опирается на рационализм в сфере теории познания, русские христианские мыслители обращаются к нормативно-ценностной модели мира, связанной с рациональностью. Рациональность - всеобщая мера разума, которая приложима ко всем сферам, где есть гармонизация и упорядоченность бытия. Возникновение философии в Древней Греции связано с идеей Космоса, упорядоченного бытия, которому противостоит хаос - небытие. Интерес русских символистов к философии Древней Греции, ее структуре: хаоса и космоса, становится путем определения универсалий культуры, которые раскрывают единство общечеловеческих ценностей. Философия родилась как любовь к мудрости, Софии, а не истине. София - учение о гармоническом бытии, сфере жизни, обладающей Высшим Смыслом, раскрывающем место человека в культуре или подлинно человеческом мире.
Идея совершенствования человека, раскрывающего в «пути жизни» свой бесконечный потенциал, связана у русских мыслителей с критикой западной индивидуалистической культуры, символизирующей гибель гуманистической личности. Лишь рождение духовного Я, в качестве животворящей основы личной, национальной, общечеловеческой жизни, превращает исторический процесс в Богочело-веческий. «Трудный переход» (B.C. Соловьёв) от звероче-ловечества к Богочеловечеству определяет направленность исторического процесса. В конце жизни, в «Трёх разговорах» он откажется от идеи социального прогресса. Перед его взором открываются трагические картины борьбы хаоса и космоса, Антихриста и Христа; и оптимистический
исход битвы для него - не очевиден. (Тема панмонголизма в поздних произведениях мыслителя).
Идея Апокалипсиса, трагической природы человека, была воспринята русскими символистами начала XX века. Поэтому они по праву называли себя учениками и последователями B.C. Соловьёва.
«Хаос изнутри является нам как безумие - извне, как раздробленность жизни на бесчисленное количество отдельных русл, - писал А. Белый. То же в науке: неумелая специализация порождает множество инженеров и техников с маской учености на лице, с хаотическим безумием, беспринципности в сердцах. Безнравственное приложение науки создает ужасы современной войны с Японией - войны, в которой видим явившийся нам символ встающего хаоса»15. А. Белый убежден, что «Соловьёв глубоко провидел мировой маскарад, участниками которого мы являемся»16. И трагическое бытие современной культуры преодолимо на путях восстания личности против безличия. «Россия,- писал А. Блок,- молодая страна, и культура ее - син-
17
тетическая культура» . С позиции синтетического характера русской мысли, которая раскрывает «высшие задачи человеческой жизни», символисты выступили против существующих форм познания и творчества, которые укрепляют духовную неподвижность царства Ксеркса. Они критикуют историческую религию, которая «убила Бога Живого», превратившись в карающий меч свободной мысли и общественности: искусство, забывшее о высоком предназначении быть устроителем духовной жизни и утерявшее смысл в бессмысленности звуковых искривлений; науку за ее претензию объяснить все жизненные процессы; философию, которая превратилась в «гносеологическое самодержавие» и отказалась от мысли, как свободной силе сознания. Но борьба символистами велась «не за отмену ценностей прежней культуры, но за ... оживление в них всего, что имеет значение объективное и вневременное.»18.
Кризис человека порожден современной эпохой, которую русские символисты назвали «сплошным Апокалипсисом». Двадцатое столетие, как никогда раньше, обострило проблему человеческого существования. «Междоусо-
бия, войны, убийства, наконец, коллективное помешательство» (А. Белый) выдвигают вопрос «быть или не быть человечеству» (А. Белый). Но людям «серединных переживаний» неведома такая постановка вопроса. Отсюда призыв символистов к углубленному самопознанию, обращенный к мыслящей части интеллигенции. Прорыв к новой культуре осуществим лишь творчеством своей жизни. Он связан с отказом от моралистических проповедей. «Мы - не пастухи, а народ - не стадо», - заявлял А. Блок. Нужно «не звать», а быть творцами новой культуры. Задать духовную перспективу развития современного мира, по убеждению символистов, может лишь человек с «живым», а не «мертвым» сознанием. Давая характеристику современной русской интеллигенции, Д.С.Мережковский отмечал ее «робкий ум». По его мнению, русская интеллигенция всегда имела свободное сердце и совесть, «а в сознании, в уме, intellectus, т.е. именно то, что и делает интеллигенцию интеллигенцией», она робка, подражательна, ум ее связан. И «глядя на все эти невинные умственные игры рядом с глубочайшей нравственной и общественной трагедией, иногда хочется воскликнуть с невольною досадою: золотые сердца, глиняные головы»19.
Парализованная мысль мертвого сознания проектирует и мертвую цивилизацию. «Весь строй нашей жизни, -писал А. Белый в 1903 году, - построен на так называемом здравом смысле; он представляет смесь искони переданных обычаев, освещенных временем, логических правил, принципиальных схем, не доведенных до конца; лени, косности, подражательности, зависти, скептицизма»20. Но не ответив на вопросы «Что есть в нас Мысль собственно?, Что есть цельность в сознании «я» человека?», нельзя рассчитывать на осмысленное понимание природы интеллекта, индивидуума, свободы. Следуя заветам B.C. Соловьёва, который считал, что поиски оснований философского мышления-задача самой философии, а не науки и религиозного опыта, А.Белый отмечал, что современная философия не знает мысли. Основным ее дефектом он считал «неосознанность процесса становления мысли».
«Паралич воли сознания» абстрактной, статичной мысли преодолим активным динамическим «волемыслием».
Мысль имеет свою историю. Она родилась из «до-мыслия» и устремлена в будущее - к Солнечной Мысли. «Мысль, вырванная из царства тьмы, мысль охвачена светом, она протянута из истории; один миг - она над историей даже»21.
Сознание, являясь отправной точной для философии, не зависит от познавательных форм. Напротив, последние зависят от сознания как целостности, которая раскрывается в триединстве бессознательного, сознательного и сверхсознательного пути развития Чело-вече-ства. Мысль имманентно присуща сознанию. Сознание, как связь знаний, раскрывается в «Я», в смысловом поле «сознание -Мысль». Границы сознания расширяются по мере роста знания. Бессознание - «круг сонных образов», входит в сознание по мере прояснения мысли. Сознание всегда дано в Мысли, но Мысль включает в себя не только «островок» дневного сознания, но и «пучину» мысли - неосознанных образов, становится живой мыслью, или Жизнью - собственно.
Развитие человечества, по убеждению А.Белого, повторяется в «каждом отдельном сознании». Воспоминания доисторической жизни человечества вписаны в сны, бреды, ощущения, в жизнь сознания раннего детства человека. Доисторическая эпоха живет как «память о памяти» тело-душевного и душетелесного мира Индии, Персии, Атлантиды. А.Белый приводит подобного рода припоминания в «Котике Летаеве», отразив в нем опыт своего детского мироощущения.
Человек, находясь на грани между безличным и сверхличным бытием, рискует раствориться в одном из них. Единственная точка опоры для человека - его сознание. Оно дает ему возможность обосновать «человеческий» взгляд на мир и на самого себя.
«Вникая в себя», идя путем углубленного самосознания, человек раскрывает себя в «бесконечности времени» и «бесконечности пространства». Вскрывая в глубинах личного, сознательного «я» сверх-личное, Мысль, человек по-
новому возвращается к религии. «Само» - сверхъестественное начало - «поющее во мне» - есть Мысль, или Человек с большой буквы, а человек - сознательное существо -человек с малой буквы; он - Промысел Духа.
Русские христианские мыслители были твердо убеждены, что благодатный путь развития человека, России, человечества скоро заставит изменить ориентиры современной цивилизации. И своими усилиями, «разномыслием», творчеством стремились внести вклад в создание новой, подлинно человеческой культуры.
1 Соловьёв B.C. Письма / Под ред. Э.Л. Радпова. Пг. 1923. Т. 1. (Цитируется по кн.: Ванчугов В. Очерк истории философии «самобытно русской». М., 1994. С 131) .
2 Там же.
3 Там же.
4 Там же.
6 Там же. С 132.
6 Грот Н.Я. Еще о задачах журнала // Вопросы философии и психологии. 1897, январь ( Цитируется по кн.: Ванчугов В. Очерк истории философии. С. 146).
7 Там же.
8 Там же.
9 Там же. С. 145.
10 Соловьёв B.C. Русская философия и литература // Национальный вопрос в России. Соч. В 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 345 - 346.
11 Соловьёв B.C. Из «Альбома признаний Т.Л.Сухотиной» // Философия искусства и литературная критика. М., «Искусство, 1991. С. 642.
12 БлокА. О литературе. М., 1989. 2-е изд. С. 357.
13 Соловьёв B.C. Письма. Философия искусства и литературная критика. С. 632.
14 Там же.
15 Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.
16 Там же. С.410.
17 БлокА. О литературе. М., 1989. 2-е изд. С. 373.
18 Иванов Вяч. Иванов Вяч. И Гершензон М. Переписка из двух углов. ПБ., 1921. С. 45
19 Мережковский Д.С. Грядущий хам // Новое время. 1990. № 3. С.42.
20 Белый А. О теургии // Новый путь. СПб., 1903. № 9. С. 103.
21 Белый А. На перевале // Русская литература. Л., 1990. № 4. С. 4.
