CC BY
0#Ученичество. 2024. Вып. 2. С. 20-32. #Apprenticeship. 2024. Issue 2. P. 20-32.
Научная статья УДК 821.161.1
https://doi.org/10.22405/2949-1061-2024-2-20-32
В ПОИСКАХ ПРАВДЫ И ЛЮБВИ: КРИТИКИ ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ О
ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Л. Н. ТОЛСТОГО
кандидат филологических наук, младший научный сотрудник Центра исследований детской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург, Россия) olyalukoie@gmail.com
Аннотация: В статье рассматривается творчество Л. Н. Толстого в контексте критики детской литературы дореволюционного и раннесоветского периодов. Исследование рецепции произведений Л. Н. Толстого для детей проводится в соотнесении с особенностями историко-литературного процесса XIX и XX вв., когда «фантастический элемент» и жанр сказки становились предметом дискуссий. В свете полемики критиков в статье предпринимается попытка ответить на вопрос, в какой степени творчество писателя соответствовало идее правдоподобия. На материале произведений отдельного писателя проясняются причины спора о правде и вымысле и торжестве первой в критических откликах. Изучение взглядов критиков В. П. Острогорского, И. Шаталова, П. В. Засодимского, Н. Леонтьевой, Н. Познякова, В. Ермилова, И. Горбунова-Посадова, Н. К. Крупской, А. И. Елизаровой, Н. А. Саввина, Н. В. Чехова, А. Мингулиной, О. Алексеевой позволили автору статьи проследить эволюцию восприятия творчества Л. Н. Толстого в контексте обозначенного спора о вымысле. Правдоподобие и достоверность в книгах писателя реализовывались, по мнению критиков, и в языке, и в психологизме, и в адресации, и в соответствии реальной жизни описываемых событий и эпизодов. Некоторые критики не соглашались с полностью положительным восприятием творчества писателя и отмечали недостатки произведений. Но в целом реализм произведений Л. Н. Толстого признавался подходящим для решения воспитательных задач.
Ключевые слова: «Азбука», воображение, детская литература, критика детской литературы, реализм, сказка
Scientific Article
UDC 821.161.1
https://doi.org/10.22405/2949-1061-2024-2-20-32
IN SEARCH OF TRUTH AND LOVE: CRITICISM OF CHILDRENS LITERATURE ON LEV TOLSTOYS WORKS
Candidate of Philology, Junior Researcher, Center for Children's Literature Research, Luchkina Institute of Russian Literature (Pushkinskij
Olga Alexandrovna Dom), Russian Academy of Sciences
(St. Petersburg, Russian Federation); olyalukoie@gmail.com
Лучкина Ольга Александровна
Abstract.: The article examines the works of Leo Tolstoy in the context of criticism of children's literature from the pre-revolutionary and early Soviet periods. The study of the reception of Tolstoy's works for children is conducted in relation to the features of the historical and literary process of the 19th and 20th centuries, when the "fantastic element" and the fairy tale genre became subjects of discussion. In light of critics' polemics, the article attempts to answer the question of how much the writer's work corresponded to the idea of plausibility. The reasons for the debate about truth and fiction and the triumph of the former in critical responses are clarified based on the works of the individual writer. The study of the views of critics such as V.P. Ostrogorsky, I. Shatalov, P.V. Zasodimsky, N. Leontyeva, N. Poznyakov, V. Ermilov, I. Gorbunov-Posadov, N.K. Krupskaya, A.I. Elizarova, N.A. Savvin, N.V. Chekhov, A. Mingulina, and O. Alekseeva allowed the author of the article to trace the evolution of the perception of L.N. Tolstoy's work in the context of the mentioned debate about fiction. According to critics, plausibility and authenticity in the writer's books were realized in language, psychology, address, and the correspondence of the described events and episodes to real life. Some critics disagreed with the completely positive perception of the writer's work and noted the shortcomings of the works. However, overall, the realism of Tolstoy's works was recognized as suitable for solving educational tasks.
Keywords: «Azbuka», children's literature, children's literature criticism, imagination, realism, fairy tale
© Лучкина О. А., 2024 © Luchkina O. A., 2024
В XIX в. в министерских («Журнал Министерства народного просвещения», «Педагогический сборник», «Женское образование»), литературно-
художественных («Современник», «Молва», «Московский наблюдатель», «Отечественные записки»), педагогических журналах («Педагогический листок», «Дело», «Народная школа», «Филологические записки», «Русская школа», «Русский филологический вестник», «Русский начальный учитель», «Воспитание и обучение», «Детский сад», «Вестник воспитания») рассматривалось качество детских книг с указанием на «хорошие / плохие» тексты, на основании чего формировался список требований к литературе для детей. Критерии оценки книг обстоятельно рассматривались критиками (Ф. Булгаковым, Н. Поздняковым, К. М., Е. В., А. Громачевским, А. Калиновским и др.) в ряде статей. Критики детской литературы выделяли в произведениях, адресованных читателю-ребенку, критерии, которые обозначали и нежелательные свойства детских книг: преднамеренное использование моральной, религиозной тенденции; отсутствие правды, логики, смысла, искажение образа действительности; фантастический элемент; эротический мотив; излишняя реалистичность и мрачный колорит; юмористическое и карикатурное содержание; плохой, неправильный язык.
В. Г. Белинский считал, что главными качествами детской литературы должны стать «художественная истинность создания», «верность жизни действительной». Критик, придерживаясь идеи реализма и достоверности как главного метода детской литературы, писал: «...Не искажайте действительности ни клеветами на нее, ни украшениями от себя, но показывайте ее такою, какова она есть в самом деле, во всем ее очаровании и во всей ее неумолимой суровости, чтобы сердце детей, научаясь ее любить, привыкало бы в борьбе с ее случайностями находить опору в самом себе» [12, с. 98]. В опубликованной в «Отечественных записках» в 1840 г. статье он отмечал и значимость «волшебного» в произведениях для детей [12, с. 95]. С этими идеями авторитетного эксперта соглашались или спорили критики, педагоги, писатели. Ю. А. Семенова приводит мнения [7, с. 17— 18] главного редактора журнала «Звездочка» А. О. Ишимовой, библиографа Ф. Г. Толля и критика Н. А. Добролюбова, которые относились к сказкам отрицательно,
ратуя за исторические сюжеты, считая преобладание фантастического элемента над познавательным вредным и отстаивая необходимость бороться за материалистическое мировоззрение ребенка.
В критике 1860-1870-х гг. широко обсуждался фантастический элемент в детской литературе. О значении фантазии в детском чтении говорил К. Д. Ушинский в 1867 г. Ф. Витберг в статье «Несколько слов о значении фантастического элемента в жизни детей» подчеркивал значение фантастических рассказов и сетовал на то, что водворившаяся в России немецкая педагогическая теория привела к пренебрежительному отношению к фантазии и признанию ее вредным элементом [16]. Некоторые критики и вовсе называли жанр сказки устаревшим, не соответствующим новому поколению, которое «вступило в более здоровую атмосферу жизни» [16, с. 66]. Закрепились к этому периоду и основные векторы аргументации противников сказки: задерживают развитие детей, пугают ребенка и раздражают его нервы, развивают грубые инстинкты, поддерживают суеверие, приучают к грезам, неестественности и неправде. Правда и вымысел в детской литературе - один из опорных концептов в размышлениях критиков на протяжении XIX в. Свой спор о реалистическом методе критики продолжили и в XX в. С. Ушакин в статье «Сказка? Ложь? Намек? Урок? Окололитературные дебаты о (бес)полезности одного жанра» показал, как развивались дискуссии о роли реализма и воображения в воспитании детей в дореволюционном и раннесоветском периодах [9, с. 8-43]. Статьи критиков, затрагивающие проблему соотношения реалистического и фантастического элемента, были опубликованы отдельно [3, с. 437-880].
Из статей критиков можно выявить и особенности подходов к оценке творчества Л. Н. Толстого. Статьи позволяют прояснить, как принцип достоверности, постулируемый критиками в качестве одного из ключевых для детской литературы, рассматривался в дореволюционный и раннесоветский период на материале произведений Л. Н. Толстого, уже в XIX в. принятого педагогами в круг детских писателей и считавшегося мастером детской литературы. В какой степени творчество писателя соответствовало идее реализма и правдоподобия? Проследим, как критики детской литературы искали правду в произведениях Л. Н. Толстого, и как решался спор о правде на материале произведений отдельного писателя.
Лев Николаевич Толстой - один из популярных авторов в критике детской литературы. Произведения Толстого входили в литературный канон уже в XIX в. Во второй половине XIX в. критики детской литературы посвящали писателю разнообразные работы: от развернутых статей-разборов до небольших рецензий, в XX в. эта традиция продолжилась. Как детский писатель Толстой становится известным с 1872 г. с выходом литературно-педагогической работы «Азбука», содержащей короткие истории, былины, басни, загадки, рассказы, включая произведения «Кавказский пленник» и «Бог правду видит, да не скоро скажет». В 1874-1875-х гг. работа вышла под названием «Новая азбука» с самой разнообразной адресацией (от царских до мужицких детей [4, с. 92]), она была рекомендована Министерством народного просвещения для народных школ и переиздана 28 раз при жизни писателя. В 1879 г. были изданы «Русские книги для чтения». Исследователями отмечаются такие основные элементы поэтики детских произведений писателя, как жанровое разнообразие, психологизм, сказочные и бытовые компоненты, путь как фабульная сторона психологической эволюции героя, внефабульное повествование (рассказы-описания, рассказы-рассуждения) [6, с. 31-37]. Сразу же в критике стала активно обсуждаться «Азбука», которая получила как издевательские, так и комплиментарные отклики [2, с. 97-105].
Рецензенты писали и про сказки как непригодный материал для детского чтения, и про целесообразность реалистичных рассказов («Солдаткино житье», «Булька», «Аксенов» («Бог правду видит, да не скоро скажет»), «Кавказский пленник»), упрекали за фатализм, бессистемность и ненаучность, хвалили за превосходный язык. Сам Л. Н. Толстой, читая враждебные отзывы о книге, был уверен, что воздвиг себе памятник «Азбукой» [2, с. 106]. Семенова отмечает, что писатель в споре о правде и вымысле придерживался «просказочной» позиции, включал сказки и басни в «Новую азбуку» и «Русские книги для чтения», но избегал те сказки, в которых действующими лицами были феи, ведьмы или волшебники [7, с. 18]. Основную цель сказок писатель видел в выработке у детей способности усвоения и передачи всех подробностей сложного развития действия [2, с. 68]. То есть Толстого интересовали не фантастический элемент и не развитие воображения с помощью него, а мыслительная работа, которая помогала ребенку увидеть идею последовательности. Среди сказок, отобранных в «Азбуку», были обработанные русские народные сказки (сборники Афанасьева и Худякова), сказки братьев Гримм, «Мальчик с пальчик», сказки из «Тысячи и одной ночи», «Новое платье короля» Андерсена.
Итак, в 1870-1880-е гг. Толстой стал заметной фигурой в критике, а его книги («Детство», «Азбука», «Русские книги для чтения») и яснополянский опыт (школа, издание педагогического журнала) создали образ авторитетного педагога и детского писателя, произведения которого рецензенты рекомендовали читать детям [30; 23; 14; 19]. Критики и педагоги вводили произведения Л. Н. Толстого («Робинзон»; «Про Христофора Колумба»; «Капитан Головнин в плену у японцев»; «Дуняшка и 40 разбойников»; «Матвей»; «Неправедный суд»; «Рассказы о Ермаке»; «Рассказы о Севастопольской обороне»; «Кавказский пленник»; «Бог правду видит, да не скоро скажет»; «Чем люди живы»; «Детство и отрочество»; «Война и мир»; «Перепелка»; «Два старика»; «Новая азбука») в чтение учащихся всех учебных заведений (женские гимназии, военно-учебные заведения, народные школы и др.), хотя набор рекомендуемых произведений отличался: для воспитанниц женских гимназий рекомендовали читать рассказы «Бог правду видит, да не скоро скажет», «Чем люди живы», для воспитанников военно-учебных заведений - «Детство и отрочество», «Севастопольские рассказы», «Кавказский пленник», а для учащихся в учебных заведениях Министерства народного просвещения - «Кавказский пленник». Популярность Толстого у педагогов обеспечивали литературные достоинства и особенности содержания книг: адаптации известных текстов (например, «Робинзон») и патриотическая тематика произведений автора: «Рассказы о Севастопольской обороне», «Кавказский пленник»: «Оба эти сочинения не только пригодны для чтения кадетам, но положительно необходимы. Помимо своих литературных достоинств, прекрасного своеобразного языка книги питают патриотическое чувство юношей, развивают в них привязанность к родине и стремление к самопожертвованию на защиту ее» [37, с. 292]. Главными рекомендуемыми текстами Толстого были «Рассказы о Севастопольской обороне», «Кавказский пленник», которые расширяли, по мысли педагогов, понятие патриотизма и переносили читателей в лагерную и боевую жизнь русского солдата [36]. В 1870-1880-е гг. в качестве патриотического чтения актуальны произведения Л. Н. Толстого. А пишущие в те годы критики обращали на писателя пристальное внимание. Так, в 1880-е гг. журнал «Женское образование» регулярно публиковал рецензии на выходившие издания произведений Толстого. Известные педагоги С. А. Рачинский и Д. Д. Семенов восхищались детскими книгами Толстого, находя в очерках и рассказах пушкинскую трезвость и силу, психологическую точность, художественное
совершенство (выразительность, образность языка, силу, сжатость, простоту и изящество речи, содержательность и законченность каждой фразы), чисто русскую картинность и невыдуманную мораль [2, с. 110]. Литературовед П. Полевой, напротив, считал «Азбуку» неудачным опытом известного писателя, положительно отозвавшись только о таких рассказах, как «Бог правду видит, да не скоро скажет», «Кавказский пленник» и «Охота пуще неволи». Как историка литературы его больше всего интересуют статьи исторического содержания, с которых он и начинает разбор. Оказывается, что Толстой «положительно избегал всего исторического в настоящем смысле слова, а поместил в своей книге только сказочки, имеющие некоторый исторический облик»» [2, с. 101].
Работа В. Острогорского о Толстом, опубликованная в 1875 г. в «Педагогическом листке», задала тон в восприятии произведений Толстого и признавалась сообществом критиков детской литературы авторитетной, выдержав несколько переизданий в качестве отдельного сборника и републикаций на страницах других журналов [32]. В 1913 году эта работа («Русские писатели как воспитательно-образовательный материал для занятий с детьми и для чтения народу») вышла отдельным изданием уже в седьмой раз. Острогорский указывал на достоинства произведений Толстого: рельефность и простоту изображения, сжатость и красоту языка, эпическое спокойствие рассказа. Критик отмечал: «Граф Толстой не только писатель - он еще и педагог» [32, с. 108]. Благодаря простоте формы и содержания произведения писателя, отмечал Острогорский, подходят даже для маленьких детей. Острогорский, пересказывая сюжеты рассказов «Бог правду видит, да не скоро скажет», «Кавказский пленник», «Ермак», выделял идею важности для человека ловкости и ручной работы (образ Жилина) и педагогическую силу Толстого в выборе смелого и решительного героя (Ермак). Пересказы Толстым былин критик называл удачной попыткой педагогической популяризации народной литературы, которая учит патриотизму. Произведения автора, предназначенные для взрослого читателя, критик рекомендовал читать детям из «семейств более образованных», так как сюжеты и обстановка изображают аристократическую среду, а тонкий анализ внутреннего мира и пейзажи требуют от читателя эстетического развития. Острогорский пересказал сюжеты и сопроводил статью рекомендациями для воспитателей, указал сцены, которые необходимо читать с детьми, а какие стоит пропустить. Преобладала в материале оценка воспитательного потенциала произведений. В другой статье В. Острогорский поднимал финансовый и социальный аспект детского чтения и книгоиздания [31]. Он писал, что небогатые, живущие своим трудом семейства не имеют возможности заплатить за полное собрание сочинений классических русских поэтов. Поэтому критик задался целью составить подборку дешевых книжек, среди которых книги Толстого: «Русские книги для чтения»; «Из Ясной Поляны. Рассказы для крестьянских ребят». В статье он раскрывал содержание книг и комментировал некоторые, указывая сильные и слабые места. Воспитательный и социальный факторы задавали и идею правдивости, заключающейся в простоте, жизненных характерах, соответствии эстетического развития читателя. Однако вопросом о правде и вымысле Острогорский не задавался.
И. Шаталов на страницах «Русского начального учителя» тоже обращался к воспитательным задачам литературы, среди которых прежде всего отмечал развитие чувства семейственности, истинного патриотизма, любви к ближнему и человечности [42; 43]. В числе рецензируемых произведений и «Чем люди живы?» Толстого. Шаталов приводил свидетельства популярности произведения, пересказывал сюжет, положительно отзываясь о простоте языка и поучительной
мысли рассказа - силе материнской любви. Положительный отзыв заслужил у Шаталова и рассказ «Бог правду видит, да не скоро скажет». Воспитательная сила произведения усматривалась в образе «высокохристианской личности». Глубокому чувству товарищества учит, по мнению критика, «Кавказский пленник», сюжет которого Шаталов подробно пересказывал без анализа. Говоря о «Детстве», он предпринял попытку сравнить произведение Толстого с воспоминаниями С. Т. Аксакова («Детские годы Багрова-внука»), проанализировать систему персонажей и образ детства. Идея правдоподобия не интересовала критика, важнее для него был воспитательный посыл произведений. Б. Эйхенбаум, рассуждая о рассказе «Кавказский пленник», писал о чистоте и простоте рисунка, четкости линий, ясности и элементарности сюжета [10, с. 83-84]. Простота и ясность сюжетного рисунка помогала критикам-педагогам вычленять нравоучительные смыслы. Концепт правдоподобия их интересовал только в отношении адресации (возраст, социальное положение). Шаталов, как и Острогорский, были сосредоточены на воспитательном компоненте, реализация реалистического метода в детской литературе была вопросом не первого, и не второго порядка, так как прежде всего нужно было отобрать те произведения, которые могут быть поучительными, а не реалистичными.
П. В. Засодимский посвятил Толстому объемную и обстоятельную статью о рассказе «Чем люди живы?» [22]. В ней критик, отметив выдающийся талант Толстого и его популярность у читателей, заявлял: «С него много спрашивается, потому что ему много дано...» [22, с. 68]. Рассказу «Чем люди живы?» Засодимский выносил вердикт: «Рассказ не удовлетворяет читателя, приводит его в сильное разочарование» [22, с. 68]. Он запальчиво рассуждал, укорял Толстого и сравнивал его с абстрактным заурядным писателем, от которого читатель не ждет талантливого произведения: «Иной рассказ ему удается, иной - нет, но читатели во всяком случае не имеют достаточных оснований претендовать на него за неудачный рассказ: невозможно требовать от человека более того, чем у него есть ("Самая красивая девушка не может дать более того, чем у нее есть", - говорят французы)» [22, с. 68]. Граф Толстой, по мнению Засодимского, мог дать детям нечто лучшее: «темная, дремучая теория», «непонятные, темные места», «намеки», «сверхъестественные силы», «фантастический сумрак» - эпитеты, которыми критик сопровождал рецензию и пересказ сюжета. Засодимский считал неудачными в рассказе образ ангела-моралиста, многократные повторы нравственной истины («живы люди одной любовью»), которые не запоминаются читателем-ребенком, искусственную простоту и вычурность, витиеватость языка произведения, высокий торжественный слог: «Те прелести, какие бывало читатели 30-х и 40 -х годов находили в стиле Марлинского, для детей всегда останутся чужды, непонятны; детский ум не оценит стилистических тонкостей. Для детей нужен простой, сжатый и ясный язык» [22, с. 68]. От фраз в рассказе Толстого, по мнению критика, «пахнет потом». Назывался и главный недостаток произведения -смешение реальных и сверхъестественных явлений, сухая мораль по поводу любви к ближнему. Критик резюмировал: благие намерения Толстого не осуществились. Засодимский, писавший и для взрослых, и для детей (рассказы «Грешница», «Дурак», повести «Волчиха», «А ей весело - она смеётся», «Тёмные силы», «Старый дом» и др.), не разделял воодушевления Острогорского, Шаталова и других поклонников творчества Толстого для детей. В большей степени Засодимского волновал язык и стиль произведений, автором которых ему виделся не Пушкин, а Марлинский. Выражаясь достаточно задорно и эмоционально, он протестовал против смешения реалистической и фантастической тенденций в произведении, высказываясь за первую. Вопрос о правдоподобии интересовал
критика, так как его оптика восприятия - филологическая, поэтому правдоподобие как один из принципов реалистического метода попал в зону его внимания. Критики-педагоги Острогорский и Шаталов отдавали предпочтение воспитательной тенденции.
Итак, в 1870-1880-е гг. сформировалось два вектора в восприятии произведений Толстого для детей: позиция педагога, для которого и сказка, и рассказ - инструмент воспитания, а потому принципиальна понятная и считываемая мораль, и позиция писателя, для которого важна вписанность детской литературы в актуальный литературный процесс, одной из тенденций которого был реализм.
В 1890-е гг. критики продолжили писать о Толстом как о педагоге-писателе, воспитательно-образовательном потенциале его произведений для чтения дома или в кадетском корпусе, составлять списки для чтения [39, 15, 25]. Н. Леонтьева выступила в статье «Нечто о детской литературе» с заявлением о несостоятельности современной детской литературы, критикуя дешевые издания с религиозно-нравственными заглавиями вообще и произведения Толстого в частности [26]. Популярность сказок Толстого критик объяснила авторитетом писателя у родительского сообщества и дешевизной брошюр с его произведениями (как раз тем, над чем работали критики-педагоги 1860-1880-х гг.), по причине которой они и стали входить в детское чтение. Выделив два типа сказок писателя (проповедующие деятельную любовь и мистическую беспочвенную мораль непротивления злу), Леонтьева писала: «Начнем с наиболее читаемой сказки Толстого "Чем люди живы". Доктрины его, вообще несколько черствые и деспотичные, являются здесь довольно мягкими, и на всем рассказе разлит какой-то трогательный колорит» [26, с. 620]. Но «трогательный колорит» противопоставлен критиком туманным рассуждениям и многословию. Рассказ «Два старика» назывался полезным чтением для ребенка, так как он, как и народ, видит в религии обрядовую сторону. «Где любовь, там и Бог» Леонтьева считала излишне тенденциозным произведением, а «Бог правду видит, да не скоро скажет» -лучшим произведением, написанным для народа, хотя комментировала свою высокую оценку так: «Правда и то, что эта историйка относится к лучшей поре его творчества, когда "великий писатель русской земли" не полагал еще, будто, работая для народа, ему нужно забыть прежнюю художественную речь и изобрести особый язык, ультрареальный и грубый» [26, с. 622]. Таким образом, объектом внимания критика стали язык произведения, идеи, учение писателя, продемонстрировавшие «жесткость его морали». Грубого языка не хватало для воссоздания реальной народной речи, а мистическая мораль, наоборот, была лишней с точки зрения критика. Другой критик Н. Позняков вписывал Толстого в историю детской литературы как автора сказок и вносил в список создателей «взрослой» литературы, которые стали лучшими детскими авторами (Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, И. С. Тургенев и др.) [33, с. 184]. В. Ермилов обращался к психологической стороне произведений, к Толстому-психологу [21, с. 50]. В статье критик называл писателя «другом детей», который их изучал, писал про них и дал много материала по детской психологии. В конце XIX в. Толстой стал автором сказок и психологом, пишущим для народа в целом и детей в частности. Однако мистичность, религиозность относились некоторыми критиками (Леонтьева) к тем недочетам, которые делают литературные произведения тенденциозными, а грубый язык -излишне реалистичными.
В 1900-е гг. Н. Леонтьева, разбирая повести «Детство» и «Отрочество», обратилась к их психологической составляющей [27, с. 137]. Критик рекомендовала книгу для чтения взрослым, интересующимся делом воспитания, и считала, что
тонкости душевного анализа не могут занять детей-читателей, поэтому произведение нужно читать с учительскими пояснениями и пропусками. Статья Я. Борина закрепляла Толстого как автора для сельского читателя-ребенка: «Единственные книги, понятные для народа и по его вкусу, суть книги, писанные не для народа, а из народа, а именно: сказки, пословицы, сборники песен, загадок...» [13, с. 5]. Однако автор не рекомендовал для детей младшего возраста произведения Толстого («Бог правду видит», «Чем люди живы», «Кавказский пленник» и пр.), глубокие и отвлеченные идеи которых, по мысли критика, недоступны детям и младшего, и старшего возраста, несмотря на простоту языка и занимательность фабулы.
Относительно психологической составляющей критики не были единодушны. То, что для реалистической литературы считалось достижением, некоторыми критиками оценивалось осторожно, как требующее комментариев и пропусков.
В 1900-1910-е гг. творчество Л. Н. Толстого уходило из зоны внимания критиков детской литературы и обсуждалось довольно редко [20, 35, 17, 28], так как вместо задачи обучить и воспитать крестьянских детей и сельского жителя на первый план выходили вопросы эстетики, а потом - задача воспитать рабочий класс, и появлялись произведения на соответствующие темы, отражающие быт и проблемы нового читателя. Можно сказать, что в педагогической критике вопрос адресации определял и восприятие произведений.
После смерти писателя критическая традиция продолжилась. В 1918 г. И. Горбунов-Посадов написал восторженную статью о Толстом, приуроченную к юбилейной дате [18]. Статья сопровождалась страничными фотографиями (Л. Н. Толстой за работой в кабинете в те годы, когда он сам мог заниматься физическим трудом: рубить дрова, косить; Л. Н. Толстой на работе в поле; писатель в последние годы жизни), на уровне визуального материала делался акцент на физическом труде Толстого. Автор статьи в патетическом стиле писал о достижениях Толстого: «неустанный физический труд», «самая лучшая школа на свете» (яснополянская), «чудесная» книга «Учение Христа, изложенное для детей» [18, с. 74]. Рецензии отдельных произведений не предлагались, но упоминалось «Детство», «Учение Христа, изложенное для детей» и «народные чудесные его рассказы и сказки, четыре начальные книги для чтения» [18, с. 76]. «Так много он сделал для детей. Такие чудесные рассказы, такие чудесные книги для них написал он. Так любил он детей, детскую душу, так много думал о детском счастье и благе и так много трудился для него, и других все звал работать» [18, с. 73-74]. Восторженные интонации сменялись воспоминанием о слепой девочке, которая прислала письмо Толстому и благодарила писателя за то, что через его сочинения больше полюбила правду и любовь. В завершении Горбунов-Посадов славил героя своей публикации: «Пусть же день рождения Льва Николаевича 28 августа (а по новому теперешнему календарю 10 сентября) будет всегда большим детским праздником. Всегда помните, что 28 августа случилось большое счастье для детей русских и для детей всего мира: родился великий друг детей и всех людей, великий учитель правды и любви Лев Толстой» [18, с. 76]. О какой правде шла речь, Горбунов не уточнял: психологической (характеры и поступки), бытовой (окружающая героя действительность), морально-нравственной (ценности в соотнесении с идей, характерами и адресатом), художественной (язык и речь). Процесс канонизации Льва Толстого к этому моменту завершился, авторитет его как детского писателя не подвергался сомнению, а сам образ ассоциировался с человеком, который учит правде и любви.
В 1920-30-е гг. к творчеству Толстого обращались В. И. Ленин, Н. К. Крупская, А. И. Елизарова (сестра В. И. Ленина, считавшая детские книги Толстого незаменимыми и непревзойденными), задающие идеологическую интерпретацию творчества писателя. Критики писали о языке и стиле его произведений [38], истории создания, оформлении, воспитательном и образовательном значении. Рецензировались произведения Толстого для детей, написанные им в 1860-е гг., уделялось внимание иллюстрированию изданий и редактуре. Н. А. Саввин рассматривал творчество Толстого в рамках реалистического направления русской детской литературы [34]. По мнению критика, определение направлений важно для разработки теории детской литературы и систематизации детского чтения. Н. В. Чехов в книге «Детская литература» [41, с. 51] выделял отдельно «народническое» направление, к которому относил и творчество писателя. Саввин определял «художественный реализм» в детской литературе как направление, при котором возможно органически объединить морализирующий элемент и разработку художественных образов. В числе представителей этого направления Саввин называл и Толстого. Но критик оговаривал использование для детского чтения его произведений, так как Толстой - автор для взрослых, который слишком глубок и требует острожного отношения [34, с. 82]. Для детей среднего возраста подходящим Саввин считал рассказы с простой фабулой - «Кавказский пленник», «Хозяин и работник», «Метель», а также «Поликушка» («правдивая картина крепостного права»), «Рассказы о Севастопольской обороне», «Алеша Горшок», «Фальшивый купон», «Что я видел во сне», «Детство». Другие произведения («Три смерти», «Бог правду видит», «Где любовь, там и Бог», «Чем люди живы») уже оценивались им неоднозначно из-за философской глубины или сложности психологического анализа («Отрочество» и «Юность»). Статья Саввина носила критико-рекомендательный характер и обращала внимание, с одной стороны, на правдивость изображенного писателем, а с другой - на слишком большое психологическое правдоподобие. Правда, предлагаемая читателю-ребенку, должна была быть простой, по мнению критика. Сам же реалистический метод воспринимался Саввиным как метод, органически объединяющий мораль и художественный план.
В 1928 г. вышел номер «Народного учителя» со статьями, посвященными Л. Н. Толстому: «Лев Толстой. К столетию со дня рождения» (Б. Ольховый), «Ленин о Льве Толстом» (Н. Лобода), «Толстой - педагог» (С. Шацкий), «Встреча с Толстым» (И. Диомидов), «Яснополянские очерки» (А. Дроздов). Среди прочих статью о Толстом в номер написал Н. В. Чехов: «"Азбука" и "Книга для чтения" Л. Н. Толстого» [40]. На фоне замечаний Н. Лободы о неактуальности идейного содержания произведений Толстого, дискуссии Ольминского и Луначарского о контрреволюционном характере некоторых произведений Толстого и выяснения точки зрения Ленина относительно писателя («Лев Толстой как зеркало русской революции», «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение», «Л. Н. Толстой и его эпоха») Н. В. Чехов разбирал творчество Толстого как обучающее и воспитывающее, рассматривал процесс работы писателя над «Азбукой» и книгами для чтения. Он писал, что «процесс мысли», который привел Толстого к этой работе, не менее поучителен, чем сами книги. Второе, на что обращал внимание критик - читательская адресация книг Толстого: народные учителя и дети -ученики сельских начальных школ.
По мнению С. Г. Маслинской, «Н. К. Крупская вслед за большинством дореволюционных теоретиков детской литературы признавала только реализм. И понимала она его вместе с демократическими критиками XIX века как метод, лишенный фикциональности, как "отражение действительности"» [5, с. 174-175].
Действительно, Крупская следовала за идеями В. Г. Белинского, В. П. Острогорского и других критиков XIX в. и в понимании творчества Л. Толстого. В своих воспоминаниях о писателе она отмечала: «От писателя, художника в настоящем смысле слова, мы всегда многому учимся, как бы несогласны мы ни были с его воззрениями. Л. Толстой умел так отображать жизнь, умел так смотреть, что и читателя учил видеть жизнь в ее настоящем свете, понимать ее во всей ее сложности. Я помню, какое на меня, кончившую гимназию, произвел впечатление XIII том Л. Толстого, где были статьи "Труд и роскошь", "Обследование ночлежного дома" и др.» [24, с. 329]. Отображение жизни для Крупской превалировало над неудобным мировоззрением писателя.
В 1930-е гг. вышло несколько рецензий, не добавляющих к спору о правде и вымысле в творчестве писателя ничего нового и сосредоточенных в большей степени на литературоведческих аспектах анализа. Так, в 1933 г. А. Мингулина, рецензируя «Рассказы о животных» Л. Толстого, указывала на «линию опрощения», «моралистическую струю» и «асоциальность» в рассказах [29, с. 1314]. Она отмечала сюжетную незамысловатость и динамичность, знание охоты и педагогики, которое отразилось в рассказах, и оценивала язык рассказов: «Лексическая и сюжетная простота рассказов о животных, передающих ребенку ряд интересных наблюдений и научных сведений, нужна, полезна и понятна советским детям» [29, с. 14]. Рассказы о животных сравнивались с поздними народными рассказами. В рецензии давалась положительная оценка работы художника-иллюстратора Ватагина, в том числе за реализм рисунков. Простота языка, сюжета и реализм иллюстраций - основные достоинства книг Толстого.
Обсуждение советскими критиками сюжетных особенностей, реалистической тенденции, языка произведений писателя продолжало критическую традицию в отношении Толстого, начало которой было положено в XIX в. Интерпретации произведений Толстого силами знаковых педагогов и критиков обеспечили его высокую оценку как авторитетного детского писателя. Свою роль сыграла и репутация автора народных произведений, которые подходили для массового обучения и воспитания, отличались простотой языка и сюжета и обладали педагогическим потенциалом как для детей крестьян и рабочих, так и для «царских» детей. Для критики было ценно, что классик русской литературы, великий писатель, талантливый беллетрист писал и для детей. Статус фигуры влиял на отбор произведений автора для детского чтения. Критики отмечали, что из беллетристов он именно тот автор, который серьезно взялся за детскую литературу, и произведения которого считались определяющими в развитии русской детской литературы. Критики видели в нем основоположника реалистического направления, родоначальника детской зообеллетристики, писателя-педагога, творившего для детей из народа: «Толстой по праву может считаться художником, утвердившим в детской литературе принцип народности... Толстой окончательно меняет облик русской детской литературы, уводя ее из барской детской в крестьянскую избу... » [2, с. 112].
В 1930-е гг. советская литература пыталась подчинить идеологическим целям и жанр сказки, которая стала осознаваться как дидактический инструмент воздействия на будущие поколения [11, p. 105-121]. Поэтому и творчество Толстого для детей трактовалось в целом положительно, хотя обсуждались и противоречия в его творчестве [1, с. 381]. И дореволюционная, и раннесоветская критика поднимала вопрос о соотношении правды и вымысла в произведениях Толстого, с оговорками признавала его одним из лучших детских писателей. Толстой в дискурсивном поле реалистического метода оказывался универсальным автором, его правда и буржуазная, и, если нужно, пролетарская: «Автоматизм мышления
говорит: было буржуазное государство - стало пролетарское государство, была буржуазная промышленность - стала пролетарская промышленность, было буржуазное искусство - стало (или станет) пролетарское искусство, был буржуазный Толстой - станет пролетарский Толстой» [8, с. 234].
Рассмотрев позиции критиков в дореволюционный и раннесоветский период, мы можем отметить, что экспертное сообщество находило в творчестве Л.
H. Толстого для детей не только правду, но и любовь. Правдоподобие и достоверность в книгах писателя реализовывались, по мнению критиков, и в языке, и в психологизме, и в собственно соответствии реальной жизни описываемым событиям и эпизодам. Сказки Толстого примиряли критиков с «вредным» жанром. Этому способствовал и авторитет писателя, и художественные особенности самих текстов. В результате педагогическая общественность смирилась со сказками Толстого и легализовала этот жанр для детской аудитории, хотя и с оговорками. Некоторые критики указывали и на неудачные произведения, жанры и идеи, идущие в разрез с представлениями о реализме, но в целом Л. Н. Толстой оказывался тем писателем, реализм произведений которого позволял глубоко и просто раскрыть морально-нравственную проблематику, значимую для педагогов. Именно реалистический метод, как они его тогда понимали и как им казалось, позволял транслировать детям важные ценности, а в самом авторе видеть учителя правды и любви.
В XIX в. критики детской литературы начали спор о правде. Стремясь вписать детскую книгу в общий литературный процесс, они мыслили литературными понятиями. Спор о правде и вымысле позволял отобрать произведения в духе реализма. Поэтике реализма свойственно связывать контрастные понятия: идеалистически-отвлеченное и склонное к патетике слово и обыденную практику жизни. В этом смысле произведения Л. Н. Толстого оказывались подходящими, так как критики находили в них и патетику, и достоверную обыденность.
Литература
I. Бабушкина А. П. История русской детской литературы. М.: Учпедгиз, 1948. 480 с.
2. Гусев Н. Н. Лев Николаевич Толстой : материалы к биографии с 1870 по 1881 год. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 695 с.
3. Димяненко А. А., Сергиенко И. А. Споры о сказке в дореволюционной педагогической критике. DOI 10.31860/2304-5817-2021-1-19-437-880 // Детские чтения. 2021. Т. 19, № 1. С. 437-880. URL: https://detskie-chtenia.ru/index.php/journal/article/view/482 (дата обращения: 01.07.2024).
4. Ломунов К. Н. Жизнь Льва Толстого. М.: Худож. лит., 1981. 255 с.
5. Маслинская С. Неутомимый борец со сказкой (критика детской литературы в трудах Н. Крупской) // Историко-педагогический журнал. 2017. № 1. С. 172-186.
6. Меркин Б. Г. Сюжетные особенности рассказов Л. Н. Толстого для детей // Известия Смоленского государственного университета. 2013. № 2 (22). С. 31-37.
7. Семенова Ю. А. Произведения Л. Н. Толстого и Н. А. Некрасова для детей в контексте педагогических полемик 1860-1870-х гг. : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.00.01 / Семенова Юлия Александровна. М., 2012. 26 с.
8. Третьяков С. Новый Лев Толстой // Формальный метод: Антология русского модернизма / под ред. С. Ушакина. Т. 2: Материалы. М.; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2016. С. 234-237.
9. Ушакин С. Сказка? Ложь? Намек? Урок? Окололитературные дебаты о (бес)полезности одного жанра. DOI 10.31860/2304-5817-2021-1-19-8-43 // Детские чтения. 2021. Т. 19, № 1. С. 8-43. URL: https://detskie-chtenia.ru/index.php/journal/article/view/453 (дата обращения: 01.07.2024).
10. Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л.: Сов. писатель, 1960. 294 с.
11. Balina M. Introduction // Politicizing Magic: An Anthology of Russian and Soviet Fairy Tales / ed. M. Balina, H. Goscilo, M. Lipovetsky. Evanston: Northwestern Univ. Press, 2005. P. 105-121.
Источники
12. Белинский В. Г., Чернышевский Н. Г., Добролюбов Н. А. о детской литературе / coct. В. В. Терновская, Н. И. Якушин. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Дет. лит., 1983. 430 с.
13. Борин Я. Домашнее чтение сельских детей на первой ступени обучения // Народный учитель. 1913. № 9. С. 5-9.
14. Бунаков Н. Сельская школа и народная жизнь [(Наблюдения и заметки сельского жителя). О классном и внеклассном чтении] // Русский начальный учитель. 1889. № 8-9. С. 265-279.
15. Вахтерова Э. О чтении детей и юношества // Русская школа. 1909. № 7-8. С. 145-165.
16. Витберг Ф. Несколько слов о значении фантастического элемента в жизни детей // Женское образование. 1879. № 3. С. 175-196 ; то же (1879) / / Детские чтения. 2021. Т. 19, № 1. С. 44-64. URL: https://detskie-chtenia.ru/index.php/journal/article/view/454 (дата обращения: 01.07.2024).
17. Галанин Д. Детское чтение // Педагогический листок. 1910. № 3. С. 172-193; № 5. 315326.
18. Горбунов-Посадов И. К девяностолетию со дня рождения Льва Николаевича Толстого // Маяк. 1918. № 7-8-9. С. 73-77.
19. Данилов А. Чтение с детьми // Воспитание и обучение. 1882. № 2. С. 81-92.
20. Два слова о чтении в кадетских корпусах и о попытках пробудить к нему любовь среди кадет: из дневника офицера-воспитателя // Педагогический сборник. 1900. № 9. С. 374-383.
21. Ермилов В. Вопросы книги и жизни // Педагогический листок. 1895. № 3. С. 50.
22. Засодимский П. Благие намерения («Чем люди живы?» Гр. Льва Толстого) // Педагогический листок. 1882. № 2. С. 66-77.
23. Истомин В. Литературные произведения великих писателей как образовательно-воспитательный материал для бесед с учениками высших классов средне-учебных заведений // Русский филологический вестник. 1887. № 4. С. 49-99.
24. Крупская Н. К. О Льве Толстом: Воспоминания (1928) // Пед. соч.: в 10 т. Т. 2: Общие вопросы педагогики. Организация народного образования в СССР / под ред. Н. К. Гончарова [и др.]. М.: Изд-во Акад. пед. наук, 1958. С. 329.
25. Лемке М. О детском чтении // Русская школа. 1899. № 12. С. 71-97.
26. Леонтьева Н. Нечто о детской литературе // Женское образование. 1891. № 6-7. С. 619625.
27. Леонтьева Н. О детском чтении // Образование. 1905. № 11-12. С. 137.
28. Локтин А. А. Новости детской литературы за истекший 1912 год // Народный учитель. 1913. № 1. С. 8-9.
29. Мингулина А. Сила простоты (Толстой Л. «Рассказы о животных») // Детская и юношеская литература. 1933. № 8. С. 13-14.
30. Незеленов А. О самостоятельном чтении учащихся // Женское образование. 1880. №
1. С. 13-25.
31. Острогорский В. Дешевые книжки для детского чтения // Педагогический листок.
1877. № 2. С. 138-158.
32. Острогорский В. Русские писатели как воспитательно-образовательный материал для занятий с детьми. XIII. Граф Л. Толстой / / Педагогический листок. 1875. № 3. С. 107136.
33. Позняков Н. Детская книга, её прошлое, настоящее, желательное и будущее // Исторический вестник. 1895. № 10. С. 184.
34. Саввин Н. А. Художественно-реалистическое направление русской детской литературы // Педагогическая мысль. 1920. № 1-3. С. 68-84.
35. Сигаревич Д. О домашнем чтении по литературе // Вестник воспитания. 1910. № 6. С. 109-122.
36. Сиповский В. О самостоятельном чтении учащихся старшего возраста // Педагогический листок. 1874. № 5-6. С. 140-177.
37. Соболев М. В. Обзор детских книг за 1884 год // Педагогический сборник. 1885. № 10. С. 292.
38. Соловьев И. М. Язык и стиль Л. Н. Толстого в его произведениях для детей. К проблеме детской книги // Русский язык в советской школе. 1930. № 2. С. 100-108.
39. Флеров А. П. Польза и вред поэзии для учащейся молодежи // Педагогический сборник. 1899. № 5. С. 456-484.
40. Чехов Н. В. «Азбука» и «Книга для чтения» Л. Н. Толстого // Народный учитель. 1928. № 9. С. 40-43.
41. Чехов Н. В. Детская литература. М.: Польза, 1909. 256 с.
42. Шаталов И. Воспитательное значение отечественных писателей для начальной школы // Русский начальный учитель. 1885. № 1. С. 8-28; С. № 8-9. С. 386-407.
43. Шаталов И. Воспитательное значение отечественных писателей для начальной школы// Русский начальный учитель. 1886. № 1. С. 10-25; № 5. С. 253-264; № 10. С. 473-492.
Статья поступила в редакцию: 10.07.2024 Одобрена после рецензирования: 04.08.2024 Принята к публикации:03.09.2024
The article was submitted: 10.07.2024 Approved after reviewing: 04.08.2024 Accepted for publication: 03.09.2024
