CC BY
41Y.P. Smirnov, V.R. Stepanov. MODERNIZATION AND TECHNOLOGICAL ADVANCE.
The article deals with the phases of the world modernization process. The authors inform of leaders and outsiders of the process, consider the reasons and factors. They believe that one of the basic modernization fundamentals especially in the third-postindustrial phase is the scientific-technological advance.
СМИРНОВ Юрий Петрович, родился в 1938 г., окончил Чувашский государственный педагогический институт им. И.Я. Яковлева (1965), доктор ист. наук, профессор, зав. кафедрой архивоведения и документоведения Чувашского государственного университета им. И.Н. Ульянова. Автор 260 работ.
СТЕПАНОВ Владимир Ростиславович, родился в 1952 г., окончил Чувашский государственный университет им. И.Н. Ульянова (1979), доктор ист. наук, доцент, профессор кафедры архивоведения и документоведения Чувашского государственного университета им. И.Н. Ульянова. Автор 160 работ.
УДК 329.11 (092) (047)
В НАШЕ ВРЕМЯ НЕЗАВИСИМЫЕ ЛЮДИ НЕ НУЖНЫ НИКОМУ (малоизвестные страницы из жизни В. В. Шульгина)
А. В. Репников
Количество мифов и легенд, связанных с жизнью и деятельностью В. В. Шульгина значительно. Изучая его биографию, приходится часто сталкиваться как со случайно допущенными ошибками, так и с намеренными искажениями фактов. Большое значение в написании биографии Шульгина имеют документы его следственного дела, хранящегося в Центральном архиве ФСБ России. Опись архивного следственного дела № Р-48956 (в 1 т.) год производства: 1945— 1947 в отношении Шульгина, впервые была опубликована А.В. Репниковым и В.С. Христо-форовым [1]. В материалах следственного дела содержится информация о дореволюционной деятельности Шульгина; прослеживается эволюция его взглядов. В 2003-2007 годах в журналах «Новая и новейшая история», «Россия XXI», «Родина», «Российская история» (бывшая «Отечественная история») и в ряде сборников были впервые введены в научный оборот отдельные материалы из следственного дела Шульгина [2]. Полный текст следственного дела, снабженный вступительной статьей, комментариями, приложениями и впервые извлеченными из архивов фотографиями, подготовленный В. Г. Макаровым, А. В. Репниковым и В.С. Христофоровым, в ближайшее время выйдет отдельной книгой. Цель данной статьи - кратко остановиться на наименее
известных вехах жизненного пути Шульгина.
В 1944-1945 гг., по мере освобождения Восточной Европы, органы советской военной контрразведки «Смерш» в числе прочих задач начали поиск тех, кто участвовал в борьбе против советской власти: нацистских преступников и их пособников, членов антисоветских формирований (РОВС, НТСНП и др.), а также политических деятелей царского и Временного правительств, бывших участников Белого движения и т.п. В октябре 1944 г. Сремские Карловцы, где жил Шульгин, были освобождены Советской Армией. 24 декабря 1944 года Шульгин был доставлен в югославский город Нови-Сад. В своих воспоминаниях Шульгин так описал эти события: «24 декабря 1944 года я медленно брел по направлению к своему дому, неся кантицу с молоком... Было что-то около семи утра, когда я встретил бойца, состоявшего при коменданте Сремских Карловцев... он сказал:
- Комендант просит вас зайти на минуту...
Я согласился, и мы повернули к Ратуше, в которой жил комендант... Но коменданта в Ратуше не оказалось. Боец провел меня на второй этаж... Кто-то вошел. Я подумал, что это комендант, и обрадованный, обернулся. Но это был не он. Передо мною стоял незнакомый мне молодой офицер с лицом «пупса». Он грозно спросил:
- Вы знаете, кто я?
- Должно быть, из ГПУ, - догадался я.
- Это теперь иначе называется. Вы задержаны...
- Арестован? - перебил я, пытаясь уточнить.
- Нет еще. Но это все равно. Оставайтесь здесь и не подходите к окну...
Не заметил, как наступили сумерки. Меня вывели из Ратуши на площадь. У подъезда стоял грузовик... Мотор заурчал, грузовик дернулся несколько раз и поехал, подскакивая на ухабах... Наконец остановились у переправы через Дунай. Мост длиною в 800 метров, некогда стоявший тут, был взорван... Нови-Сад... Этот город лежал на той стороне Дуная. Мы погрузились на пароход и направились к противоположному берегу» [3].
Шульгин был задержан в городе Нови-Сад оперуполномоченным 3-го отделения 1 -го отдела Управления контрразведки «Смерш» 3-го Украинского фронта лейтенантом Ведерниковым по указанию начальника 3-го отделения А.И. Чубарова [4]. «В Новом Саду, -как впоследствии вспоминал Шульгин, - ЧК заняла одну из многих бывших фашистских резиденций. Отступившие оставили дом в полном порядке... Туда меня и доставили. «Пупс» передал меня своему начальнику. Начальник «пупса» был ростом несколько ниже его, но старше возрастом. Носил он черную куртку с глянцем. Еврей, как потом оказалось, из Киева. Фамилия? Что-то вроде Косолапый, точно не помню» [5]. Фамилия капитана в действительности была П.С. Кацалай, а подробности этого допроса, как следует из протокола от 2 января 1945 года, Шульгин впоследствии воспроизведет (хотя и поверхностно) в воспоминаниях [6]. «...Кацалай «расспрашивал об «Азбуке». Тут я был осторожен, так как «Азбука» была конспиративная организация. Правда, секреты давно кончились. Правда и то, что если когда «Азбука» и работала против Советов, то лишь после заключения Брестского мира, так как острие ее было направлено против немцев. Но, возможно, в России еще были живы бывшие члены этой организации <...> На этом допрос пока что закончился. Капитан куда-то уехал» [7].
После проведения первичного допроса Шульгин был вывезен в Венгрию. Перед этим состоялся диалог:
- Сейчас отправим вас на мотоцикле.
- Куда?
- В Венгрию. Только вот пальто у вас
дырявое и шляпа никуда не годится... Мы вас в одеяло завернем [8].
Шульгина усадили в коляску и накрыли одеялом поверх шляпы. «Через некоторое время мотоцикл остановился... Меня раскутали, и я увидел, что сопровождают меня офицер... и водитель боец... Так как дорога становилась все лучше, то ехали все быстрее. Меня обдавало ледяным ветром, и голова замерзла, несмотря на шапку и одеяло. Мне казалось, что на нее надели каску из льда. Где-то остановились. Меня буквально вынули из коляски, ввели в дом... Мы были уже в Венгрии. Подали чай с ромом. Я согрелся... Затем ехали опять» [9]. Наконец, Шульгина привели к месту назначения и разместили в просторной комнате, где даже «горел камин» и «было тепло и уютно» [10]. Его соседкой оказалась «молодая и красивая какой-то старинною красотою девушка». Состоялось первое знакомство Шульгина с подполковником Кином [11]. Отметим одну ошибку. Писатель Д.А. Жуков, вероятно со слов Шульгина, ошибочно называет подполковника Кина полковником Кимом. «Когда Шульгина арестовали в Сремских Карловцах и переправили в Венгрию... там его допрашивал полковник Ким из органов безопасности...» [12]. В романе писателя В.П. Ерашо-ва, где приводится этот эпизод, повторяются аналогичные ошибки [13]. Этот «роман-размышление» (как определил его сам автор), вышел в свет в 2004 г. и впоследствии был переиздан. В предисловии Ерашов предупреждал, что «присочинил, домыслил кажущиеся мне вероятными, правдоподобными некоторые чисто житейские сюжеты (точнее даже - сюжетики), додумал кое-какие поступки, черты характера героя» [14 ]. Характерны оговорки автора, демонстрирующие серьезные лакуны в его работе: «Остался ли отчим [Шульгина - А.Р.] вдовцом или женился вновь я не знаю»; «Документальных подтверждений я не нашел...»; «Реакция на нее [книгу Шульгина - А.Р.] мне неведома»; «Больше о десяти годах заключения Шульгина мне неведомо ничего. Ясно только, что в общей камере с уголовниками не сидел. И то благо»; «В 1968 году (точной даты не знаю)... скончалась Мария Дмитриевна» и т.д. [15] Встречаются в книге и фразы, которые могут ввести в заблуждение рядового читателя. Например, Ерашов пишет о шульгинской работе: «Содержания «Опыта Ленина» не касаюсь, цитировать не буду. Растиражировано: 14200 экземпляров, в библиотеках имеется» [16]. Прочитав это,
логично предположить, что «Опыт Ленина» вышел указанным тиражом и пойти искать его в библиотеках. Однако, отдельно эта работа Шульгина не издавалась, а была напечатана в журнале «Наш современник» в № 11 за 1997 год, тираж которого - 14200. Поскольку (в силу каких-то причин) Ерашов не указывает, где именно опубликован «Опыт Ленина» и в чем его содержание, ограничиваясь цитированным выше предложением, более походит на ребус найти данную работу Шульгина, руководствуясь подобной ссылкой, обычный читатель не сможет (возможно, именно этого писатель и добивался). Помимо тех мест, которые автор, по собственному признанию, «присочинил» и «домыслил» в книге встречаются фактологические неточности, а также ошибочные выводы, основанные на некритическом подходе к таким источникам, как воспоминания. Отмечу, что это не первая работа Ерашова, вызвавшая нарекания профессиональных историков. Критический разбор ошибок, содержащихся в книге Ерашова «Коридоры смерти» (М., 1990) был сделан д-ром ист. наук Г.В. Костырченко, отнесшим это произведение к «псевдоисторическим россказням» [17].
Вернемся к рассказу о жизни Василия Витальевича. В дальнейшем Кин будет вести допросы Шульгина: «После обмена приветствиями и любезностями он сказал мне:
- Принимая во внимание ваш возраст, я нашел возможным поместить вас вместе с этой молодой женщиной. Вы можете говорить о чем угодно, кроме как о ваших делах. За что вы арестованы и за что она арестована -об этом говорить не следует. При вашей комнате есть сад, в котором можете с нею гулять. Можете даже выйти на улицу, но лучше этого не делать, так как вас кто-нибудь задержит. А теперь отдыхайте. Беседовать с вами будем завтра» [18]. Допросы продолжались. «С полковником Кином [19], человеком культурным, допрос шел в иных формах и иными методами, чем с капитаном «с Подола», -вспоминал впоследствии Шульгин. - Он просил меня рассказать о моей жизни до революции и в эмиграции... Он вел допрос тягуче медленно, требовал подробностей. Наконец как-то не выдержал и сказал:
- Я вызову стенографистку, пусть она запишет ваши показания.
Пришла какая-то девушка в военной форме. Я привык диктовать и стал говорить, как когда-то выступал в Государственной Думе. Но полковник меня остановил:
- Нет, так нельзя.
И стал диктовать за меня. Мысли мои искажались, и выходило все совершенно иначе, а кроме того так медленно, что было непонятно, зачем нужна стенографистка... В последнюю ночь полковник заспешил и попросил меня помочь просмотреть материалы допроса, так как машинистки сделали множество ошибок. Этим я занимался с девушками, а он собирал какие-то бумаги и очень спешил, так как необходимо было успеть к самолету. Наконец мы кончили, и он предложил мне идти к себе и поесть перед дорогой» [20].
31 января 1945 г. уже в Москве арест Шульгина был оформлен процессуально [21]. Шульгин вспоминал, как его везли в Москву: «Нас разместили в самолете... Это был первый полет в моей жизни... Куда мы летели, мы не знали, а только догадывались... Наконец приземлились в Кировограде, бывшем Елисаветграде. Из-за плохой погоды мы здесь пробыли одиннадцать дней... Сопровождавший нас офицер нес какой-то полосатый мешок. Потом дал его мне и спросил:
- Знаете, что тут?
- Нет.
- Ваши рукописи...
Мы опять летели... Сделали посадку на совершенно голом поле... Снова полет. Сколько летели, не помню... Объявили, что садимся в Москве... Когда вывели из самолета, нас сразу же окружил конвой, который сопровождал до посадки в машину без окон... Автомобиль остановился во дворе какого-то большого здания, которое, однако, мне ничего не говорило. Только потом я узнал, что это знаменитая Лубянка... Затем фотографировали в профиль, в фас. Когда показали, не смог себя узнать. И, конечно, дактилоскопия. Когда все это закончилось, вручили арестантское платье и посадили в камеру...» [22].
Шульгина допрашивал майор [23] А.А. Герасимов: «Он долго меня допрашивал. Я говорил все, мне нечего было скрывать. Эти допросы совершались по ночам, приблизительно с одиннадцати вечера и до рассвета [24].
Часа в три утра следователю приносили что-нибудь поужинать (или, может быть, позавтракать). Обычно чай, хлеб, колбасу. Я сильно голодал в то время. Поэтому жадно смотрел на поднос. Однажды он оставил на нем кусок хлеба. Я попросил разрешение съесть его. Он разрешил и потом спросил:
- Вы очень голодаете?
- Очень.
- Вы вот что сделайте. Напишите полковнику Судакову - он стоит во главе нашего отдела - заявление, что голод мешает вам вспоминать и это вредит следствию.
Я написал [25]. Через месяц Герасимов спросил меня, дают ли мне добавку к пище. Я ответил:
- Нет.
- Странно.
Как бы там ни было, но прибавки я не получил» [26].
В своих воспоминаниях Шульгин описывает необычный случай, к сожалению, не указывая точной даты. «Однажды Герасимов сказал мне:
- Вас хотят увидеть министры. Пойдемте.
Захватив еще какого-то офицера, мы пришли в большой и роскошный зал с атлас -ной мебелью и картинами в тяжелых золотых рамах. За столом, крытым красной скатертью, сидело множество незнакомых мне лиц. Кто из них были министры, я не знал.
Я подошел к столу и, сделав общий поклон, сказал по-солдатски:
- Здравия желаем.
Один из них сказал:
- Мы желали бы кое-что узнать от вас. Что вы знаете о внутренней линии? [27]
- Весьма мало.
- Как это может быть? Вы ведь были близки к командованию?
- Иногда.
- Объясните.
Я начал:
- Объяснить это не так просто. Вы, в СССР, являетесь хорошо сконструированной и отлаженной машиной, где одна кнопка управляет другими. Я же не был кнопкой. И исполнял свои обязанности как член Государственной Думы, а в отношении власти я не был с нею связан и работал, как говорится, по вольности дворянской. То же самое было и в эмиграции. Я был близок к Врангелю, но знал то, что меня интересовало. До внутренней линии мне не было никакого дела. Вот и все.
Спрашивавший меня как-то недовольно поморщился и сказал:
- Хорошо, мы поговорим попозже.
Меня увели. Дорогою Герасимов мне
сказал:
- Нельзя так разговаривать с министром
- А что же мне, врать прикажете?
Через некоторое время, примерно через
час, меня опять позвали. Неизвестный, который, очевидно, тоже был министром, начал:
- Вы лично принимали отречение у Николая II?
- Да, совместно с Гучковым.
- Расскажите, как это было.
- Я рассказал все, что можно было прочесть в книге «Дни».
Вся группа, сидевшая за столом, слушала меня крайне внимательно. Когда я кончил, предполагаемый министр поблагодарил меня и отпустил. Герасимов меня похвалил:
- Вот сейчас вы отлично говорили» [28].
В настоящее время можно только догадываться, с кем именно беседовал Шульгин: с Меркуловым, Абакумовым или же с кем-нибудь еще [29]. Шло время, «наконец с Герасимовым было покончено, - вспоминал Шульгин, ... и вот новый следователь. Майор Цветаев или Цветков [30]... Он был весьма любезен и наговорил мне массу любезностей:
- Последнего сна вы меня лишили. Все читаю ваши произведения.
- Какие?
- Да вот, ваши мемуары о войне... , если бы выбросить там некоторые резкости, касающиеся Ленина, то можно было бы их напечатать...
Но все же, при всей любезности Цветаева, он вел допрос по-герасимовски. Всю жизнь от начала до конца надо было снова рассказывать. И я понял эту механику. Когда начинаются эти дубли, то человек, который говорит правду, будет рассказывать то же самое. Когда же он сочиняет, то может забыть, что выдумал. И при последующих допросах говорить не то, что на предыдущих. Тогда его уличали во лжи.
Так как меня нельзя было поймать на лжи, то мне стали верить» [31].
Протокол допроса Шульгина от 14 ноября 1946 г. [32] при сравнении с его позднейшими воспоминаниями подтверждает в целом рассказ Шульгина. Речь шла о Викторе Кузьмиче Ильичеве. «Однажды, - вспоминал Шульгин, - Цветаев сказал мне, что один человек в Югославии сослался на меня, и попросил рассказать об этом арестованном русском, которому грозило нечто суровое ввиду того, что он во время войны добровольно поступил в немецкую полицию. Я рассказал Цветаеву, что однажды ко мне приехал в Карловцы этот человек просить совета, так как он совершенно разочаровался в немецкой полиции. «Это грабители и убийцы», - сказал он. Я посоветовал ему бежать куда-нибудь. Он так и поступил, пробравшись в освобожденную часть Югославии, где и попался советским агентам. Цветаев это записал и сказал:
- Вы ему помогли. Вам верят» [33].
«От майора Цветаева я перешел к майору
[34 ] Путинцеву, - вспоминал Шульгин, -он опять продолжал эту волынку с моей биографией, был любезен, но менее интересовался литературой. Впрочем, однажды пришел еще один майор [и сказал], что он читает «приключения князя Воронецкого», тот том, где я рассказываю об Агасфере. Из этого я увидел, что мои произведения ходят по рукам, и потому нет надежды, чтобы они когда-нибудь собрались в одном месте. Так оно и случилось. Полосатый мешок с моими рукописями растаял» [35].
Перед тем, как Шульгин узнал приговор («заключить в тюрьму сроком на двадцать пять лет») его вызвали к прокурору. «Тут же был и Путинцев. Прокурор, положив руку на две толстых папки, заключавших в себе мое дело, сказал:
- Ну что, Василий Витальевич, ведь это все «дела давно минувших дней».
Я ответил:
- Как будто, да.
- Так вы признаете себя виновным в том, что тут написано?
- На каждой странице моя подпись, значит, я как бы подтверждаю свои дела. Но вина ли это, или это надо назвать другим словом - это предоставьте судить моей совести» [36 ].
Узнав о приговоре Шульгин был потрясен: «Этого я не ожидал. Максимум, на что я рассчитывал, - это на три года» [37].
25 июля 1947 года Шульгин был доставлен во Владимир. Было принято решение о его переводе в Особую тюрьму МВД СССР. «В 40-е годы Владимирская тюрьма называлась особой тюрьмой Министерства госбезопасности. В ней сидело около двух тысяч человек. Среди них были и железные маски. Точнее -номерные заключенные. Это, как правило, были VI р-узники, чьи имена никто не должен был знать» [38].
В 1990 г. в СССР была опубликована книга разведчика Леопольда Треппера «Большая игра», в которой автор, упоминая о том, как встретился в камере с Шульгиным, громоздит одну нелепицу на другую. Начинается с того, что при первой же встрече в камере Шульгин заявляет совершенно незнакомому человеку: «В тюрьме нам нечего скрывать друг от друга, поэтому докладываю вам, что прошло уже немало лет, как я перестал быть антисемитом. В 1935 году, в Париже, я выступил перед масонской ложей со специальной лекцией на тему «Почему я больше не анти-
семит» [39]. Мысль о том, что в тюрьме от сокамерников ничего скрывать не нужно, выглядит достаточно экстравагантной. Отмечу также, что в нашем распоряжении информации о выступлении Шульгина «перед масонской ложей» и тем более о его принадлежности к масонству не имеется. Вместе с тем, Шульгин неоднократно подчеркивал, что является мистиком и верил в ясновидение, полагая, что «...в XXI веке... все, что сейчас мы считаем жизнью - религия, наука, философия, любовь и ненависть, социальный строй, формы правления и само государство - будет определяться ясновидящими, иначе сказать, мудрецами... Представьте себе, например, наши совещания на «высшем уровне». Правители собирались, чтобы достигнуть «прочного мира», но они не верили друг другу и потому прочного мира не достигли. Если бы у каждого из них была своя Анжелина (ясновидящая, знакомая Шульгина - А.Р.), которая читала бы тайные мысли партнеров совещания, ложь исчезла бы из комнаты «Высшего Уровня». Они говорили бы только правду и договорились бы в конце концов!... Впрочем, самое главное все же в том, что при помощи ясновидения можно заглянуть в тот мир, откуда никто не возвращается, по мнению Запада, а Восток думает иначе» [40].
Далее у Треппера следует рассказ, якобы изложенный Шульгиным Трепперу и имеющий мало общего с реальным положением дел. Согласно этой нелепой истории, Шульгин, якобы, сам (!) добился своего ареста в Белграде и сразу же был доставлен в Москву: «Он решил вернуться в Советский Союз, победа которого льстила его великодержавным чувствам. Привязанный к родимой земле, он желал закончить на ней свою жизнь, пусть даже в тюрьме.
Он явился в советскую военную миссию в Белграде. Молодой офицер НКВД, дежуривший в это время, с удивлением разглядывал этого человека, словно бы добровольно пришедшего в заключение. Он просмотрел списки разыскиваемых лиц. Шульгина среди них не было:
— Можете идти, мы вас не знаем, -сказал ему офицер.
Но Шульгин стоял на своем. Назавтра пришел снова. За письменным столом сидел полковник. Едва Шульгин назвал себя, как полковник вскочил, быстро подошел к нему и, теряя контроль над собой, заорал:
- Так вы и есть Шульгин, организатор погромов в царской России?
- Наконец хоть кто-то узнает меня! -сохраняя самообладание, воскликнул бывший главарь черносотенцев.
Его посадили в самолет, который летел в Москву; и он, всю жизнь мечтавший стать летчиком, получил свое воздушное крещение на маршруте Белград-Лубянка» [41].
Приведенный выше рассказ об аресте и этапировании Шульгина перечеркивает версию Треппера. И это не единственное искажение действительности. Заключенный, который не жаждет свободы - нонсенс! Со слов Треппера Шульгин (осужденный на 25 лет), якобы говорил: «Я не хочу, чтобы меня освободили... Надеюсь, мне дадут камеру, где я смогу продолжать писать книги по истории нашей страны» [42]. Шульгин, якобы, восхищался в камере Сталиным и произносил следующие речи: «Под руководством Сталина наша страна стала мировой империей. Именно он достиг цели, к которой стремились поколения русских. Коммунизм исчезнет, как бородавка, но империя - она останется! Жаль, что Сталин не настоящий царь: для этого у него есть все данные! Вы, коммунисты, не знаете русской души. У народа почти религиозная потребность быть руководимым отцом, которому он мог бы довериться. Ах, если бы Сталин не был большевиком!» [43 ]. Правда, никто кроме Треппера подобные рассуждения Шульгина не зафиксировал, что, учитывая большое количество неточностей у Треппера, делает этот источник сомнительным. Заканчивая повествование о Шульгине, Треппер с сарказмом добавляет: «Ярый антисемит, вдохновитель еврейских погромов, Шульгин был освобожден намного раньше, чем освободили заслуженных коммунистов. Ему предоставили дачу в деревне, где этот деятель, куривший фимиам сталинскому режиму, по сей день продолжает свои труды» [44]. Разумеется, никакой «дачи в деревни» Шульгину никогда предоставлено не было, как не было (во всяком случае, публично) и «фимиама» сталинскому режиму со стороны Шульгина.
Во время допросов Шульгина было затронуто (очень бегло) и его отношение к нацизму и пр. При анализе этой темы нужно обязательно учитывать конкретно-исторический контекст. Например, брянский аспирант Д.И. Бабков полагает, что: «"коммуно-фашистские" идеи Шульгина отразились в оценке его некоторыми современниками событий прошлого... Его проповедь «русского фашизма» имела успех. В какой-то мере он становится идеологом этого направления -
книга «Три столицы», где Шульгин проповедовал русский фашизм, перед опубликованием «согласовывалась» с ОГПУ. Таким образом, был скомпрометирован не только автор, но и его идеи» [45].
Такая исследовательская позиция зрения вызывает ряд вопросов.
Во-первых, непонятно, использовал ли кто-нибудь до Бабкова в отношении идей Шульгина термин «коммуно-фашистские»? Подобный термин (наряду с синонимичным - «красно-коричневые») некоторые сторонники Б.Н. Ельцина использовали в отношении оппозиции. В ответ редактор оппозиционных газет «День» и «Завтра» А.А. Проханов с вызовом назвал свой роман о событиях осени 1993 года «Красно-коричневый». Насколько применима эта терминология политического противостояния конца ХХ века к взглядам Шульгина?
Во-вторых, к эмигрантам-идеологам т.н. «русского фашизма», исследователи традиционно относят К. В. Родзаевского, А.А. Вон-сяцкого и их единомышленников [46]. Правомерно ли называть Шульгина «идеологом этого направления» (пусть и с осторожной оговоркой «в какой-то мере», тем более, что Бабков не поясняет, «большая» эта мера, или «меньшая»). Если Бабков исходит только из факта позитивных отзывов Шульгина о фашизме, то, в «идеологи русского фашизма» с тем же основанием можно занести философа И. А. Ильина, который выражал симпатии к фашизму [47]. Цитируемый Бабковым фрагмент из письма Б.А. Бахметева к В.А. Мак-лакову от 8 ноября 1927 года о том, что разоблачения поездки Шульгина в СССР «нанесли глубокий и вряд ли поправимый удар русскому фашизму» вопрос не проясняет [48].
Приведу еще один пример - документы ЦА ФСБ России, связанные с жизнью и деятельностью евразийца И.С. Белецкого, дают основания утверждать, что он симпатизировал нацистам [49]. Однако, начинал он как евразиец, и в одно время, как свидетельствуют соратники, «его и нас всех» называли не иначе, как «большевиками» [50]. С весны 1939 г. Белецкий начинает говорить о том, что Гитлер «сыграет положительную, с его... точки зрения, роль и в судьбах России» и все больше правеет к огорчению П.Н. Савицкого [51 ]. Таким образом, в случае Белецкого происходит явный переход от евразийства на позиции «русского фашизма». Белецкий занимает значительный пост в «Русском национальном и социальном движении»,
присутствует в 1944 г. на собрании, где А. А. Власов оглашает манифест «Комитета освобождения народов России» и т.д. В отношении к «фашизму» и «национал-социализму» у Шульгина все не столь просто, как, например, у Белецкого. Утверждения Бабкова о «коммуно-фашистских» взглядах Шульгина, ставшего «в какой-то мере» идеологом «русского фашизма» нуждаются в развернутой научной аргументации, ведь другой автор с таким же успехом может зачислить Василия Витальевича и в идеологи «национал-большевизма». М. Агурский, например, в свое время отмечал, что «Шульгин высказывал ряд национал-большевистских идей... включая предсказание появления диктатора, устраняющего своих бывших соратников и ведущего Россию по национальному пути» [52]. При обращении к «феномену Шульгина» нужен серьезный анализ развития его мировоззрения в историческом контексте. Если ограничиться только подборками шульгин-ских цитат, то его можно представить читателю (по выбору) монархистом или антимонархистом; идеологом фашизма или идеологом национал-большевизма; антисемитом или юдофилом (позиция Шульгина в «Деле Бейлиса»); сторонником «Белой идеи» или «Опыта Ленина».
Если мы внимательно прочитаем книгу Шульгина «Три столицы», то увидим, что в ней Шульгин не только (и не столько) «проповедовал русский фашизм», как пишет Бабков, сколько описывал свое путешествие в СССР и впечатления от этой поездки. Фраза Бабкова о том, что «книга «Три столицы», где Шульгин проповедовал русский фашизм, перед опубликованием «согласовывалась» с ОГПУ» звучит так, словно только эту проповедь фашизма ОГПУ и утвердило. Утвердили, между тем, всю рукопись, сделав незначительные исправления. Между тем, в «Трех столицах» есть столь резкие отклики о В.И. Ленине, что даже в 1991 (!) году публикаторы не включили их в переиздание. На это обращает внимание исследователь спецслужб Т. Гладков, написавший о судьбе этой работы: «Еще до ее выхода в свет (в январе 1927 года) рукопись внимательно прочитали Менжинский и Артузов. Из текста убрали всего-навсего... две строчки, которые могли «расшифровать» кое-кого. Оставили даже резкие высказывания Шульгина в адрес Ленина. (Кстати, спустя десятилетия Василий Витальевич пожалел, что допустил эти пассажи). Парадоксально, но и симптоматично: когда «Три столицы» наконец издали в Москве в
«Современнике» в 1991 (!) году, сопроводив умной, хотя и с некоторыми, вполне объяснимыми, неточностями, статьей Д. Жукова, эти абзацы из текста Шульгина... выкинули» [53]. Советским спецслужбам для осуществления своих целей было важно, чтобы «Три столицы» увидели свет, а достижение цели оправдывало любые средства. Как это не печально для политика и конспиратора (вспомним «Азбуку») Шульгина, но он оказался шахматной фигурой в большой игре разведок.
История с «Трестом» вспомнится при допросах Шульгина подполковником Кином. «Я рассказывал ему, - вспоминал Шульгин - что после моего провала с «Трестом» я вообще решил отказаться от всякой политики. Почему? Потому что человек, которого могли так провести, не годен был к политике.
Он улучил момент и вставил:
- Совершенно напрасно. Этот самый «Трест», которым мы впоследствии завладели, сначала был настоящей контрреволюционной организацией, очень сильной и смелой. По некоторым признакам, они находились в тесной связи с английской «Интеллидженс Сервис». Так, что вам нечего стыдиться, никакого провала не было» [54].
Впоследствии (полагаю, что именно под воздействием слов Кина) Шульгин высказал собственную версию об этих событиях: «Я думаю, что преждевременно называть «Трест» легендой, созданной чекистами ради провокации. Быть может, когда-нибудь окажется, что чекисты того времени играли на две стороны. Шла тайная, но жестокая борьба между двумя претендентами на власть -Троцким и Сталиным. Тогда еще не было известно, кто победит. Под крылышком Троцкого собирались самые различные антисоветские и антисталинские группировки. Якушев определенно опасался Сталина... Якушев был несомненным троцкистом в том смысле, что он считал Троцкого умным и деловитым. Нерешенная в то время борьба между Троцким и Сталиным должна была влиять на тогдашних чекистов. Об этом можно думать, учитывая, например, роль Ягоды, одного из руководителей ОГПУ, расстрелянного Сталиным впоследствии... Чекисты заколебались, не зная, кто победит, и на всякий случай пригревали и троцкистов. Троцкий покровительствовал Якушеву, а поэтому последний и не боялся ВЧК» [55]. Агурский выдвигает свою версию: «Преследовало ли ГПУ в деле Шульгина лишь цель дезинформировать белую эмиграцию?
Безусловно, да! Но важно то, какая форма была придана дезинформации. Она показывала, что органы ГПУ были отлично осведомлены о том, что могла принять эмиграция в качестве условия нейтрализации. ГПУ рассчитывало даже вызвать эмиграцию на сотрудничество. В этот период Сталин вряд ли настолько контролировал ГПУ, чтобы эту организацию можно было заподозрить в намеренной фабрикации такого рода идеологии по его заказу. Это была скорее макиа-веллистская затея ГПУ, однако, имевшая разные потенции и отражавшая готовность идти на различные политические компромиссы, что представляло благодарную почву для любой трансформации советской системы» [56].
В ночь на пятое марта 1953 года Шульгину приснился сон: «Пал великолепный конь, пал на задние лапы, опираясь передними о землю, которую он залил кровью». Вначале он связал сон с годовщиной смерти Александра II, и только потом узнал о смерти И.В. Сталина [57]. Однажды Шульгина вызвали на допрос. Следователь, как это обычно делалось, посадил Шульгина лицом к свету т.е. к окну. Шульгин попросил у следователя разрешения надеть шляпу, чтобы свет не так резал глаза. К концу допроса следователь спросил:
- А вы как? Какие ваши планы?
- Мои планы? Я вас не очень понимаю. Мои планы не от меня зависят. Я сижу.
- Да, вы сидите, но я вас спрашиваю на предмет освобождения.
- Освобождения?!» [58].
По собственному признанию, Шульгин «чуть не свалился со стула. Многих уже освободили, но со мною дело было плохо. Врачи три раза делали представление властям с предложением освободить меня ввиду преклонного возраста и плохого состояния здоровья. Но им отказывали. А тут следователь говорит о свободе» [59].
Шульгин начал собираться, но оказалось, что за годы заключения у него скопилось немало вещей: «Во что их запихивать. Набралось барахла... Незадолго до этого нам выдали новые костюмы - брюки и куртки. Главное затруднение у нас было вот в чем. Последнее время немцы и австрийцы получали массу посылок с родины. Здесь следует отметить большую честность тюремной администрации в отношении этих посылок. При посылках был полный перечень прилагаемых предметов. Этот список по вскрытии посылок проверялся, и решительно все передавалось заключенным. Немцы и австрийцы,
зная, что женщины, которые этим ведали, и во сне не видели таких яств, неоднократно просили принять что-нибудь в подарок, но встречали решительный отказ. Когда немцев не стало (их выпустили несколько раньше), я стал получать посылки от них же. Один раз мы остались вдвоем с женщиной, которая вскрывала при мне мою посылку. Я выбрал плитку шоколада и просил ее взять для ребенка. Она в итоге взяла после долгих отказов, объясняя, что это очень строгая ответственность... Набралось всевозможных консервов достаточно. Я не ел ни мясных, ни рыбных консервов, а шоколад копил для Марии Дмитриевны в надежде, что я ее увижу. Больших плиток было шестнадцать штук. Что же мы придумали? Завязали брюки внизу тесемками и наполнили их по пояс всякой снедью. В куртку напихали мягкие вещи и как-то соединили брюки с курткой. Вышло некое подобие человека, а когда его приподняли, то консервы стучали, как кости скелета. Эти неудобопереносимые «мешки» мы притащили в большую камеру, куда собрали освобождаемых в этот день в количестве девяти человек.
И вот наступила торжественная минута. Вошел майор в сопровождении молодых офицеров и стал громогласно читать:
- По указу от 14 сентября 1956 года досрочно освобождаются из тюремного заключения нижеследующие граждане...
Он назвал по фамилиям всю девятку.
- Итак, собирайтесь. По закону мы не имеем права задерживать вас ни одного часу после освобождения. Вы все выедете сегодня же» [60].
Поскольку Шульгину некуда было идти, ему сообщили, что он пробудет «еще немного в тюрьме, пока тюремное начальство снесется с домами инвалидов» и вскоре вместе с сопровождающим его «отправили в дом инвалидов в Гороховец» [61 ]. Так Шульгин вышел на свободу. Размышляя над превратностями судьбы, Шульгин приходил к парадоксальным, на первый взгляд, выводам. 25 ноября 1956 года он констатировал: «Насмешница судьба... когда пришел последний расчет, кто дал возможность жить? Советы, посадив меня в тюрьму, 12 лет без малого, кормили, поили, одевали, мыли, лечили, обогревали и держали крышу над моей головой. Как я провел бы эти 12 лет на свободе?.. Меня кто-то содержал бы, и кто знает, может быть, чаша моих унижений была бы на свободе хуже, чем в тюрьме. Мое перо, которое не умеет служить, не могло
бы меня кормить. В наше время независимые люди не нужны никому. Их место - тюрьма или богадельня. То и другое представили мне Советы, т.е. принципиальные враги, политические противники... Помогали враги. Друзья же, соратники, эмигранты не смогли (я не верю, что они не хотели) помочь мне, и, что важнее, они не помогали моей жене, которая осталась между ними осиротелая, одинокая» [62 ].
В наше время во Владимирском централе появился небольшой музей. Есть там и стенд, посвященный Шульгину, имя и взгляды которого, как видно из нашей статьи, до сих пор вызывают противоречивые чувства и эмоции. Полагаю, что историк должен, приступая к биографии Шульгина, оставлять в стороне свои личные симпатии и антипатии, и только тогда можно будет воссоздать биографию этого сложного и противоречивого человека.
Литература
1. Репников А.В., Христофоров В.С. В.В.Шульгин: обзор документов личного фонда // Вестник архивиста. 2003. № 3-4. С. 176-186.
2 Репников А.В. Судьба монархиста в России (страницы политической биографии В.В. Шульгина) // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2002. № 3. С. 76-86; Там же. «От Дон Жуана и от Дон Кихота в нем что-то есть...» (Очерк жизни и деятельности В.В. Шульгина) // Гуманитарные науки в творческом вузе. М., 2008. Вып. 2. С. 140-157; Там же. Судьба Василия Шульгина (по материалам Центрального архива ФСБ России) // Балтийский регион: Лики русского мира: Сборник научных трудов. Калининград, 2008. С. 39-56; В.В. Шульгин -последний рыцарь самодержавия. Новые документы из Архива ФСБ / Пред., вступ. ст., комм. А.В. Репникова, В. С. Христофорова // Новая и новейшая история. 2003. № 4. С. 64-111; Репников А.В, Христофоров В.С. Неизвестный Шульгин // Консерватизм в России и мире: В 3 ч. Воронеж. 2004. Ч. 1. С. 218-237; Из архивного следственного дела № Р-48956 в отношении Шульгина Василия Витальевича / Публ. и комм. А.В. Репникова, В.С. Христофорова // Консерватизм в России и мире: В 3 ч. Воронеж. 2004. Ч. 3. С. 162-182; Репников А.В, Христофоров В. С. «Октябрьскую революцию я встретил враждебно...» (документы из следственного дела В.В. Шульгина) // Постигая историю...: сборник научных статей. Пенза, 2006. С. 159-171; Там же. «...Как ярый враг большевиков» (из следственного дела В.В. Шульгина) // Россия XXI. 2007. № 5. С. 144-177; Там же. Вечный странник // Родина. 2007. № 12. С. 99-106; Там же. Василий Витальевич Шульгин // Российская история. 2009. № 5. С. 155-169; Там же. Шульгин В.В. //
Общественная мысль Русского зарубежья: Энциклопедия. М., 2009. С. 623-629.
3. Шульгин В.В. Пятна. Пред. и публ. Р.Г. Кра-сюкова // Лица. Биографический альманах. М.,-СПб., 1996. Т. 7. С. 320-322.
4. ЦА ФСБ России. Д. № Р-48956. Л. 9-9об.
5. Шульгин В.В. Пятна. С.322.
6. Там же. С.322-326.
7. Там же. С. 326.
8. Там же. С. 328.
9. Там же. С. 329-330.
10. Там же. С. 330.
11. Кин (Сумкин) Семен Петрович (1904-?)
- сотрудник органов госбезопасности. В 1945 г. -заместитель начальника 4 отдела 3 Управления ГУКР «Смерш» НКО СССР, подполковник.
12. Жуков Д.А. Ключи к «Трем столицам» // Шульгин В.В. Три столицы. М., 1991. С. 480.
13. Ерашов В.П. Парадоксы В.В. Шульгина. М., 2004. С. 309.
14. Там же. С. 7.
15. Там же. С. 17; 195; 306; 310; 317.
16. Там же. С. 313.
17. Костырченко Г.В. Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР. М., 2009. С. 344-345. Отмечу, что книга «Коридоры смерти» вышла 250-тысячным тиражом, а «Парадоксы В.В. Шульгина» 3-тысячным.
18. Шульгин В.В. Пятна. С. 330-331.
19. В действительности - подполковник.
20. Шульгин В.В. Пятна. С. 231. 232.
21. ЦА ФСБ России. Д. № Р-48956. Л. 3.
22. Шульгин В.В. Пятна. С. 332-334.
23. Герасимов Алексей Акимович (1912-?) -сотрудник органов госбезопасности. На 1945 г. -начальник отделения Следственного отдела ГУКР «Смерш» НКО СССР, майор. В своих воспоминаниях Шульгин ошибочно называет его полковником. См.: Шульгин В.В. Пятна. С. 338.
24. Точное время начала и окончания допросов зафиксировано в документах следственного дела.
25. Это письмо будет полностью опубликовано в книге В.Г. Макарова, А.В. Репникова, В.С. Христофорова.
26. Шульгин В.В. Пятна. С. 340.
27. Кулешов В. На «внутренней линии». Контрразведка в Белом движении или самостоятельная секретная организация? // Родина. 2006. № 9.
28. Шульгин В.В. Пятна. С. 340-341.
29. Леопольд Треппер, писал, интерпретируя данное событие: «Всякий раз, когда его вызывали на допрос, зал был битком набит офицерами, пришедшими послушать его очередную " лекцию"» // Треппер Л. Большая игра: Воспоминания советского разведчика. М., 1990. С. 331. Об ошибках и неточностях, связанных с Шульгиным и содержащихся в книге Треппера речь пойдет ниже.
30. Цветаев Евгений Александрович (1908-?)
- сотрудник органов госбезопасности. На 1946 г.
- следователь Следственной части по особо-важным дела МГБ СССР, майор.
31. Шульгин В.В. Пятна. С. 342-343.
32. ЦА ФСБ России. Д. Р-48956. Л.248-248об.
33. Шульгин В.В. Пятна. С. 343.
34. В действительности подполковник Путин-цев Арсений Васильевич (1917—?) - сотрудник органов безопасности; в 1947 г. - старший следователь Следчасти по особо важным делам МГБ СССР. На июль 1951 г. - помощник начальника Следственной части по ОВД МГБ СССР
35. Шульгин В.В. Пятна. С. 344-345.
36. Там же. С. 345.
37. Там же. С. 346.
38. Куликов В., Черняк И. Путеводитель по Владимирскому централу. Тюремное ведомство выпустило первый выпуск рассказов о своих владениях // Российская газета. 2007. 23 марта.
39. Треппер Л. Большая игра: Воспоминания советского разведчика. С. 330.
40. «Давайте искать то, что нас объединяет». Письмо В.В. Шульгина Ф.М. Эрмлеру // Звезда. 1996. № 1. С. 138-139.
41. Там же. С. 330-331.
42. Там же. С. 331.
43. Там же. С. 331.
44. Там же. С. 331-332.
45. Бабков Д.И. Политическая публицистика В.В. Шульгина в период гражданской войны и эмиграции // Вопросы истории. 2008. №№ 3. С. 98-99.
46. Демидович П. Ч, Чернавский М.Ю. Родзаев-ский К. В. // Общественная мысль Русского зарубежья: Энциклопедия. С. 488-490.
47. Макаров В.Г., Репников А.В. Ильин И.А. // Там же. С.320-321.
48. Бабков Д.И. Политическая публицистика В.В. Шульгина в период гражданской войны и эмиграции. С. 99. См.: «Совершенно лично и дове-
рительно!»: Б.А. Бахметев - В.А. Маклаков. Переписка. 1919-1951. Т. 3. Июнь 1923 - февраль 1951 / Публ. О.В. Будницкого. М., 2002. С. 355.
49. Макаров В.Г., Репников А.В. Евразийская волна. Русская эмиграция накануне Второй мировой войны // ФСБ: За и Против. 2009. № 2. С. 84-89.
50. Там же. С. 88.
51. Там же.
52. Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж, 1980. С. 224.
53. Гладков Т. Награда за верность - казнь. М., 2000. С. 145. В этом исследовании, посвященном А.Х. Артузову, содержится материал об операции «Трест» и В.В. Шульгине. Не обошлось, правда, без ошибок. Обращаясь к биографии Шульгина, автор ошибочно называет его работу «Что нам в них не нравится» - «За что мы их не любим» // Там же. С. 137.
54. Шульгин В.В. Пятна. С. 331. В примечании к этому абзацу публикатор воспоминаний Шульгина Р.Г. Красюков дает свою версию событий: «"Трест" - возникнув в СССР в начале 1920-х как подпольная антисоветская организация, вскоре был поставлен под контроль чекистов и действовал в их интересах в течение некоторого времени по отношению к зарубежным эмигрантским организациям» // Там же.
55. Шульгин В.В. Трест (история возникновения книги «Три столицы» // Там же. Три столицы. С. 388-389.
56. Агурский М. Идеология национал-большевизма. С. 226.
57. Шульгин В.В. Пятна. С.360.
58. Там же. С. 404.
59. Там же.
60. Там же. С. 405-406.
61. Там же. С. 406.
62. Цит. по: Галаншина Т.Г., Закурдаев И.В., Логинов С.Н. Владимирский централ. М., 2007. С. 78.
A.V. Repnikov. INDEPENDENT PEOPLE ARE UNNECESSARY TO ANYONE NOWADAYS (little-known pages of V.V. Shulgin's life).
The article considers V.V . Shulgin who actively participated in social and political struggle in pre-revolutionary Russia and abroad. The basic attention is laid to the events connected with the arrest of Shulgin and his imprisonment. The documents of the Central Archive of the Federal Security Service of the Russian Federation are used in the article.
РЕПНИКОВ Александр Витальевич, родился в 1973 г., окончил Московский педагогический университет (1995), доктор ист. наук, главный специалист Центра по разработке и реализации межархивных программ документальных публикаций федеральных архивов Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), доцент Российской академии театрального искусства (ГИТИС), член Общества изучения истории отечественных спецслужб (ОИИОСС). Автор 300работ, в т.ч. 2 монографий.
