CC BY
109
В.М. ЧЕРНОВ И ЭСЕРОВСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ В НАЧАЛЕ 1920-х гг.
В 1920 г., когда ВЧК развернула настоящую охоту на видных деятелей партии социалистов-революционеров, В.М. Чернову пришлось покинуть пределы России. В конце августа он эмигрировал в Эстонию, получив специальное задание ЦК партии: наладить выпуск печатного органа за рубежом и сплотить эсеровскую эмиграцию на основе левоцентристской партийной платформы, разработанной IV съездом ПСР и IX Советом партии.
К тому времени за границей уже находилось значительное количество видных деятелей ПСР, эмигрировавших в 1917-1920 гг. Главным местом, где первоначально сосредоточилась эсеровская эмиграция, стал Париж. Здесь осели многие партийные деятели, бежавшие в основном из Сибири, а позже - с юга России: А. А. Аргунов, Н. Д. Авксентьев, И.И. Бунаков-Фондаминский, М.В. Вишняк, А.И. Гуковский, Е.Ф. Роговский, В.В. Руднев и другие. Весной 1920 г. из Лондона в Париж перебрался А.Ф. Керенский, сплотив вокруг себя главным образом центристские силы эсеровской эмиграции. Были здесь и те, кто поддерживал идейно-политическую платформу, разработанную IX Советом партии: МЛ. Слоним, В.И. Лебедев, Н. А. Ла-заркевич, Л.В. Россель. И все же в парижской колонии эмигрантов преобладали представители правого крыла партии, которые с IV съезда ПСР (конец 1917 г.) находились, по сути, в оппозиции к руководящим партийным органам и в своих действиях постоянно дистанцировались от них. Вопреки партийным решениям они продолжали выступать за коалицию с кадетами и считали приемлемой иностранную интервенцию в Россию для помощи «антибольшевистскому фронту», не отказывались от тактики «обволакивания», то есть по-прежнему надеялись на возможность демократизации белых правительств «под давлением русской демократии и союзников».
В июле 1920 г. под руководством А.Ф. Керенского - без согласования с ЦК - была сформирована эмигрантская политическая организация Внепартийное объединение1, состоявшая главным образом из правых и пра-
во центристских сил эсеровской эмиграции. Ее целью провозглашалось «организация и сплочение демократических сил внутри России для 1) низвержения тирании большевиков; 2) восстановления единой федеративной республиканской России, построенной на реализации, укреплении и развитии политических и социальных принципов мартовской революции 1917 года»2.
За все время существования «беспартийной» организации наиболее эффективной была ее информационно-издательская деятельность. При финансовой поддержке Внепартийного объединения в Праге выходили газета «Воля России» и серия агитационно-пропагандистских брошюр, в Ревеле издавались газета «Народное дело» («За народное дело») и журнал «За Народ!», в Париже - журнал «Современные записки» и информационный бюллетень «Pour la Russie», в Риме - газета «La Russia del Lavoro». Вокруг них постепенно складывались основные идейно-политические центры эсеровской эмиграции, шло размежевание и формирование главных течений в ее среде: правого (Париж), правоцентристского (Париж и Прага) и левоцентристского (Прага и Ревель).
Чернов, оказавшись в Эстонии, первым делом развил активную деятельность с целью объединить эсеровские силы за границей. Он писал Керенскому: «Сведения, правда отрывочные, которые доходят до меня, заставляют меня почему-то думать, что теперь нам с Вами будет гораздо легче понять друг друга, чем раньше. Мне по некоторым признакам думается, что вряд ли мы особенно разойдемся как в оценке положения, так и в постановке вех для пути, которым должна идти наша партия»3.
Керенский выразил готовность полностью поддержать предложение Чернова4. Но уже 1921 г. принес первые взаимные раздоры.
В январе в Париже состоялось Совещание бывших членов Всероссийского Учредительного собрания. Идея его проведения возникла в среде левых кадетов, группировавшихся в Париже вокруг П.Н. Милюкова и М.М. Винавера и стремившихся к созданию за рубежом некоего представительного органа, который бы имел полномочия выступать от имени демократической России перед международным сообществом. Эта идея не была чужда и правым эсерам. Еще в декабре 1920 г. в эсеровской печати появилось «Обращение к членам Всероссийского Учредительного собрания»5 , в котором главная цель проектируемого Совещания была сформулирована так: создание за границей легитимной организации или органа, которые бы представляли перед зарубежным общественным мнением и влиятельными политическими кругами Запада интересы демократической России.
Подготовка к совещанию велась без каких-либо санкций или консультаций с ЦК ПСР и членами его Заграничной делегации (ЗД), фактическим руководителем которой стал Чернов. Он, по сути, оказался поставлен перед свершившимся фактом. Первой его реакцией на сепаратные действия парижских эсеров было решение бойкотировать планируемое совещание. Но через некоторое время он передумал и в конце декабря отправился
через Берлин и Прагу в Париж. Это было его первое турне по европейским столицам, и ему не хотелось лишать себя возможности посетить главные центры русской эмиграции и встретиться с видными ее представителями.
В Берлине Чернов имел обстоятельные беседы сЮ.О. Мартовым. Его настроение в отношении совещания Мартов описывал так: «Он рвал и метал по поводу затеи Керенского, не имеющей другого смыла, как повторить Уфимскую историю, объяснял ее воздействием Авксентьева и К0, которые давно с социалистами порвали, и говорит, что в этом вопросе у них произойдет раскол, который он считает необходимым»6, и тогда «люди, для нас ценные, как Минор, Зензинов и даже Керенский, откажутся от всего предприятия, а Авксентьева, Бунакова и К0... мы получим возможность официально исключить»7. Столь же радикально были настроены и другие члены Заграничной делегации. Так,В.В. Сухомлин писал Чернову: «Яду-маю, что дело идет к расколу и надо действовать обдуманно и согласованно... Я думаю, что надо выступить резко против»8.
Однако никакого раскола не произошло. Более того, Чернов встал на защиту центристов и некоторых решений совещания перед ЦК партии, резко осудившего как саму идею совещания, так и принятые резолюции. И дело здесь вовсе не в беспринципности Чернова, что пытались приписать ему даже его ближайшие зарубежные соратники. Политическим принципам он никогда не изменял и никогда ими не торговал. Как раз наоборот: в сложившихся условиях Чернов проявил себя как умелый тактик, еще раз продемонстрировав такое завидное для политического деятеля свойство, как толерантность. Сделано это было в первую очередь по принципиальным соображениям: ради сплочения большей части эсеровской эмиграции на партийной платформе. Говоря о своей миссии в Париже, он отмечал: «Считаю, что свой долг выполнил... Буду делать все, чтобы сознание долга, партийной дисциплины здесь одержало победу над центральными тенденциями»9.
Что же произошло?
Встретившись в Праге с В.М. Зензиновым и другими сотрудниками «Воли России», Чернов впервые получил подробные сведения о ситуации в эмигрантской среде. От них узнал он детальную информацию о деятельности Внепартийного объединения, о сложившихся течениях и реальном соотношении сил среди эсеров-эмигрантов. Парижские же встречи с членами Заграничной делегации, а также с Минором, Керенским и другими довершили картину: за рубежом сложился довольно сильный правоцентристский эсеровский блок, а позиции левых были весьма шаткими, многие из них оказались психологически плененными правоцентристами, полностью контролировавшими Внепартийное объединение с его солидными финансовыми средствами. Такие видные деятели партии, как Зензинов, Минор и Керенский, по словам Чернова, были полностью ангажированы во всем предстоявшем предприятии и заметно поправели.
И Чернов пришел к выводу, что задуманные им демарши привели бы к уходу из организации и так немногочисленных представителей левых и тем самым к еще большему усилению позиции правых. И тогда бы «денежные средства, организация, словом, все осталось бы в руках правых и центра, причем центр сделался бы пленником правых»10.
Он избрал другую линию поведения: усилить за границей позиции левых, привлечь на свою сторону центристов и создать сильный левоцентристский блок, дабы нейтрализовать и изолировать правых, давно переставших, по его словам, быть не только социалистами, но и демократами. С таким настроем он и явился на совещание.
Совещание бывших членов Всероссийского Учредительного собрания работало в Париже с 8 по 21 января 1921 г. Им был принят ряд резолюций, среди них - об отношении иностранных держав к Советской власти, об отношении к возможным торговым сношениям с Советской Россией, об отношении к отторжению иностранными державами отдельных частей российской государственной территории и другие. В них намечалась программа действий, призванная сплотить все демократические силы во имя возрождения России и привлечь внимание западного общественного мнения и иностранных правительств к российским проблемам.
Для подготовки и созыва второго совещания и для проведения на практике принятых решений был создан рабочий орган - Исполнительная комиссия. В нее вошли 5 эсеров (Н.Д. Авксентьев, В.М. Зензинов, А.Ф. Керенский, Н.В. Макеев и О.С.Минор), 3 кадета (М.М. Винавер, А.И. Коновалов и П.Н. Милюков) и представитель от национальных групп
С.Н. Максудов. Как впоследствии отмечал Чернов, «коалиционная» Исполнительная комиссия рассматривалась организаторами совещания как орган, «который мог бы претендовать на представительство за границей «подлинной России», в отличие от России советской, с1е ]иге в те времена еще никем не признанной»11.
Официального участия в работе совещания Чернов не принимал. Правда, он выступил на первом заседании, но лишь для того, чтобы заявить, что как председатель Учредительного собрания 1917 г. не считает себя вправе участвовать в собрании частной группы, каковой является данное совещание. В работе же эсеровской фракции, где шло предварительное обсуждение всех вопросов и где вырабатывались позиции и резолюции эсеров, Чернов принял самое активное участие, стремясь таким образом повлиять на ход и результаты работы совещания.
Без демаршей с его стороны все же не обошлось. Он предпринял попытку психологического давления на своих соратников сразу по нескольким линиям: «указал на основную неправильность во всем мероприятии», так как оно было затеяно без предварительного сношения с ЦК ПСР; заявил о своем отказе от официального участия в собравшейся конференции, ибо как член ЦК не может предпринять подобного шага без одобрения ЦК; отметил, что Париж как место проведения совещания был выбран доволь-
но неудачно, поскольку для многих это послужит «указанием на то, по чьему «заказу» предпринято дело»12.
Чтобы помочь заграничным эсерам «с наивозможно меньшим политическим ущербом выбраться изо всего этого предприятия»13, он участвовал в разработке и редактировании эсеровских резолюций. Не без его влияния на совещании в духе партийных решений подверглись осуждению иностранная интервенция и установление любых форм военной диктатуры на российской территории, было принято решение о нецелесообразности и недопустимости экономической блокады России.
Сам Чернов весьма критически оценивал свое участие в заседаниях эсеровской фракции совещания. Он признавал, что его работа не совсем принесла необходимые плоды, и указывал на два главные вопроса, которые оказались, с его точки зрения, решенными неудовлетворительно: о непризнании советского правительства иностранными державами и об исполнительном органе Совещания. В этих вопросах правоцентристское большинство эсеровской фракции не поддержало Чернова.
В ходе дискуссий по первому вопросу Чернов решительно возражал против той формы, в которой была принята резолюция о непризнании Советской власти. В частности, он указывал, что призыв непосредственно к западным правительствам отказаться от установления дипломатических отношений с Советской Россией формально противоречит постановлению совещания о необходимости прекращения экономической изоляции России. Такая нечеткость и неопределенность позиции, предупреждал он, неизбежно приведет к конфликту с ЦК ПСР
По второму вопросу он прямо заявлял, что состав исполнительного органа совещания следует формировать по мажоритарному, а не по коалиционно-партийному принципу, ибо «Россия не сможет принять органа, носящего вид коалиции с цензовиками»14. Максимум, что может быть принято ЦК, говорил Чернов, так это дополнение мажоритарного представительства деловыми культурными работниками от земско-шродского объединения. Однако и это его предложение не прошло. Правда, оно не осталось без внимания: было решено официально не избирать никакого специального органа до следующего совещания, а всю текущую работу возложить на Исполнительную комиссию, составленную все же по коалиционному принципу. Такой подход, как полагал Чернов, не решал проблемы и давал основание обвинять заграничных эсеров в возрождении коалиционной политики, решительно осужденной партийными форумами.
Спустя некоторое время он отмечал: «Я жалею, что в особенности в двух указанных пунктах (в вопросе о мажоритарных выборах представительства, как и в вопросе о нашем безразличии к тому, как выкрутятся иностранные буржуазные правительства из невозможности для них формального полного признания советской власти и необходимости торговать с нею) не был еще более настойчив, хотя, судя по настроению большинства фракции, помогло бы это?»15.
Этими словами Чернов, по сути, признавал свою ошибку и невольно солидаризовался с теми, кто позже обвинял его в якобы нерешительном поведении во время работы совещания. Но было ли его поведение ошибочным? Вряд ли. Приведенные слова - скорее, искреннее сожаление о политическом расхождении с давними партийными соратниками, чьи действия теперь никак не укрепляли авторитет партии, и столь же искренняя надежда, что они еще могут с честью послужить чистоте партийного знамени.
После окончания работы совещания Чернов более месяца оставался в Париже и Праге: там происходили многочисленные встречи, обсуждения и консультации, касавшиеся партийных дел. С Керенским ему удалось договориться о финансировании за счет Внепартийного объединения выходивших и планировавшихся партийных изданий в Эстонии, а также о переброске части его материальных и людских ресурсов в Ревель и Финляндию, где предполагалось создать его филиалы. С членами Заграничной делегации и редакции «Воли России» он вел речь о необходимости приступить к строительству партийных организаций и более активному отстаиванию партийных позиций. Настоящую борьбу он повел за привлечение к левому флангу Зензинова, который, по его мнению, более, чем кто-либо из центристов, был «привязан к партии неразрывной духовной связью».
В Ревель Чернов вернулся в первых числах марта и нашел у себя целую гору корреспонденции. Значительная ее часть касалась парижского совещания.
Особенно его встревожили два письма ЦК ПСР от 28 января и 4 февраля: в них содержалась острая критика деятельности эсеров за рубежом и осуждался сам замысел проведения совещания, указывалось на недопустимость каких бы то ни было совместных действий с кадетами, содержалось требование ко всем эсерам, вошедшим в Исполнительную комиссию, немедленно выйти из нее.
Он сразу же информировал об этих посланиях парижских и пражских эсеров. Он подчеркивал, что подобная реакция ЦК на парижское совещание вполне закономерна и предвидеть ее было нетрудно, о чем он и предупреждал участников совещания16. Отметив, что столь болезненное отношение ЦК к совещанию было продиктовано прежде всего ситуацией в России, где нарастало народное антибольшевистское движение, крайне подозрительно относившееся к разного рода реставрационным и несоциалистическим силам, ко всякого рода союзам и коалициям с ними, он рекомендовал не идти на обострение отношений с ЦК. Предложил свои посреднические услуги по урегулированию конфликта. Обещал написать специальное письмо, в котором он подробно и объективно покажет «психологию и логику всего положения вещей здесь, чтобы там поняли общую затруднительность ситуации». Наконец, высказал организаторам совещания пожелание написать в ЦК обстоятельное письмо с разъяснением их позиции.
Вскоре Чернов, как и обещал, отправил в ЦК пространный отчет о своей деятельности в Париже. Он дал подробную информацию о положе-
НИИ дел в эмигрантской эсеровской среде и собственные оценки сложившейся ситуации, излагал свои выводы и предложения, просил российских партийных деятелей не спешить с преждевременными, чрезмерно резкими и окончательными приговорами17. Еще он просил повременить с резкими нападками на Внепартийную организацию: «Сейчас разрушать беспартийную организацию было бы ударом по работе»18. А ее членам советовал конфликт с ЦК по поводу совещания не делать внутренним вопросом организации, ибо этот конфликт формально затрагивал лишь эсеровскую фракцию совещания, в особенности же тех, кто вошел в состав Исполнительной комиссии. «Ваша же организация, - писал он в Прагу, - есть организация непартийная, и обсуждение решения ЦК даже не может быть пунктом ее порядка дня. Поэтому она должна работать, как раньше, какое бы развитие не получил дальше конфликт и какие бы последствия не имело это для партийного положения отдельных членов организации»19.
Столь «трепетное» его отношение к Внепартийному объединению определялось, в первую очередь, тактическими соображениями. Наиболее полно и откровенно свой подход к «беспартийной» организации он изложил в письме Сухомлину: «Теперь же приходится считаться, что средств у нас нет, а у беспартийной организации есть, и что приходится исхитряться, чтобы при всей тенденции беспартийной организации к самодовлению, хоть частично использовать эти средства для России... Как бы то ни было, сейчас от беспартийной организации я имею средства на издание два раза в месяц «Революционной России», и на ее же средства сейчас содержится налаживаемый в очень широких размерах транспорт... Отсюда ясно видно, что беспартийная организация, как ни плоха, а все же ее уничтожение сейчас преяедевременно. Некому и нечем ее заменить. Чисто-партийная организация за границей пока еще в самом зародыше. А если так, то сохраним пока заграничную организацию...»20
Тем временем критика заграничных эсеров, инициировавших созыв совещания, продолжала нарастать. Чернову как представителю ЦК ПСР за границей приходили протестные письма, резолюции и постановления и от организаций, и от отдельных членов партии. В них содержалось требование последовательно и четко следовать партийному курсу на недопустимость любых форм коалиции с представителями кадетов и других несоциалистических сил, партий и течений, крепить связи с международным социализмом и строжайше соблюдать партийную дисциплину во имя сплочения, авторитета и могущества партии. В ряде писем и резолюций содержались острые критические высказывания и в адрес самого Чернова21.
Но тут разразились Кронштадтские события. Они стали первым серьезным испытанием для зарубежных эсеров на прочность и боеспособность. Однако ни прочности, ни боеспособности у эсеровской эмиграции как политической силы не оказалось. В то время как ее левоцентристская часть во главе с Черновым предпринимала отчаянные попытки установить связь с кронштадтцами, правые и правоцентристы в лице Внепартийного
объединения почти ничего не сделали, чтобы превратить Кронштадт, как предлагал Чернов, в застрельщика и оплот народной антибольшевистской борьбы. Все попытки Чернова мобилизовать эсеровскую эмиграцию на действенную поддержку восставших матросов и рабочих натолкнулись на непреодолимые препятствия: идейно-политические расхождения в эсеровской среде, отсутствие у левоцентристов значительных материальных средств, непомерные личные амбиции лидеров правых и право-центристстов22.
Поражение Кронштадта и бессилие заграничных эсеров что-либо предпринять, дабы оказать реальную, в том числе и военную, поддержку восставшим, внутренние противоречия в эсеровской эмиграции и отчаянное положение партии в России - все это заметно пошатнуло позиции Внепартийного объединения в глазах его союзников и покровителей. Уже с середины 1921 г. оно стало испытывать серьезные финансовые затруднения, которые осенью привели к фактическому свертыванию его деятельности, хотя формальный роспуск организации состоялся в апреле 1922 г. Правда, у правоцентристского блока оставалась еще Исполнительная комиссия Совещания бывших членов Всероссийского Учредительного собрания.
В конце лета 1921 г. страсти вокруг нее стали разгораться с новой силой. Состоявшийся в августе X Совет партии уделил особое внимание ситуации, создавшейся в среде заграничных эсеров. Дабы укрепить партийную дисциплину, покончить с идейно-политическими и организационными шатаниями и разбродом, он предписал всем членам партии, находящимся за границей, немедленно сорганизоваться в партийные группы, а на Заграничную делегацию возложил руководство всей партийной зарубежной работой, тем самым в очередной раз подтвердив ее статус официального представительного органа ЦК ПСР за границей. И резко осудив «парижское предприятие», потребовал от заграничных эсеров под угрозой исключения из партии выйти из состава Исполнительной комиссии23.
Однако уже осенью стало очевидно, что эсеры и во Внепартийном объединении, и в Исполнительной комиссии не намерены следовать директивам ЦК и Центральное бюро ПСР: они по-прежнему продолжали игнорировать их и упорствовали в отстаивании своих позиций. Исполнительную комиссию покинул один лишь Зензинов, который сразу же был включен в состав левоцентристской Заграничной делегации. Но вскоре он выступил с предложениями, которые, по сути, были направлены на защиту и даже на усиление позиций правых и правоцентристов. Он направил в ЦБ ПСР письмо, в котором предложил не настаивать на немедленном выполнении партийного решения о выходе эсеров из состава Исполнительной комиссии. Он стал настоятельно требовать ввести в состав Заграничной делегации Керенского несмотря на его членство в Исполнительной комиссии. Штаб-квартиру Заграничной делегации он рекомендовал разместить в Париже, то есть там, где находились главные центры Внепартийного объединения и Исполнительной комиссии. В этом случае ядро Заграничной
делегации состояло бы из Керенского, И.А. Рубановича и Н.С. Русанова, остальные же члены - Чернов, Сухомлин и сам Зензинов - пребывали бы в «рассеянии», что с неизбежностью обернулось бы снижением их роли, прежде всего Чернова, в деятельности Заграничной делегации.
Эти предложения встретили полное неприятие Чернова. К тому времени его прежнее компромиссное отношение к Внепартийному объединению и Исполнительной комиссии изменилось: теперь он считал, что с окончательным оформлением Заграничной делегации существование других эсеровских органов за рубежом стало излишним и лишь препятствует процессу консолидации эсеровской эмиграции на партийной платформе. Настало время, считал он, решительно приступить к переводу всей заграничной работы эсеров «с беспартийных рельсов на партийные» и начать распутывать «заграничный клубок»24.
Не поддержал он и кандидатуру Керенского как одного из возможных членов Заграничной делегации, хотя идея ввести Керенского в ее состав высказывалась ЦБ ПСР задолго до предложения Зензинова и одно время не вызывала у Чернова особых сомнений. Теперь он так обосновывал свою позицию: «Я большой сторонник того, чтобы А.Ф. был возвращен партии и втянут в самую гущу партийной работы. Но у него есть слабость к персональной политике и кякшанью с высокими сферами Антанты. И сам А.Ф. не в качестве члена Делегации и социалиста-революционера, а в качестве хотя бы члена Административного центра «беспартийной» организации или просто в качестве бывшего члена Временного правительства будет продолжать эту линию поведения - все значение Делегации будет извращено»25.
Эти аргументы Чернова ЦБ ПСР сочло убедительными и не стало настаивать на введении Керенского в состав Заграничной делегации. Вместе с тем оно дало понять, что ее двери для бывшего премьера остаются открытыми - при условии выхода из Исполнительной комиссии парижского совещания26. Относительно же местопребывания Заграничной делегации ЦБ сочло нужным предоставить возможность самим ее членам решить этот вопрос на предстоящем пленуме.
Первый пленум Заграничной делегации состоялся в Праге с 26 декабря 1921 г. по 8 января 1922 г. В нем приняли участие Чернов, Зензинов, Рубанович, Русанов, Сухомлин, а также С.П. Постников с правом совещательного голоса как член редакции «Революционной России». Всего состоялось девять заседаний, было заслушано и обсуждено около четырех десятков вопросов27.
Были определены главные принципы формирования и функционирования заграничных партийных групп и групп содействия, которые должны были лечь в основу их устава. Ведущая роль при этом отводилась принципу централизма. Местопребыванием ядра Заграничной делегации (Чернов, Зензинов и Сухомлин) временно определялась Прага, а с налаживанием партийного издательства в Берлине планировалось переместить туда же и «деловое бюро» Заграничной делегации28. На двух заседаниях участники
пленума рассматривали вопрос о Внепартийном объединении и Исполнительной комиссии. С докладом о состоянии дел в «беспартийной» организации выступал один из руководящих работников Административного центра Роговский, заявивший о начале ликвидационного процесса организации. Сложнее обстояло дело с Исполнительной комиссией. Учитывая неоднозначность сложившейся здесь ситуации, пленум ограничился заслушиванием информации ее представителя, а окончательное решение самого вопроса постановил передать на усмотрение ЦБ ПСР
Итак, сам факт проведения пленума и принятые им, при активном участии Чернова, решения давали основания надеяться на консолидацию сил эсеровской эмиграции, расширение их между народных связей, приобретение новых союзников из числа близких им эмигрантских организаций и групп.
Примечания
1 См.: Кукушкина И.А. Путь социалистов-революционеров в эмиграцию // Русский исход. СПб., 2004. С. 87-97.
2 ГАРФ. Ф. Р-5893. On. 1. Д. 1. Л. 1.
3 Hoover Institution Archives. Nicolaevsky (Boris I.). Collection (HIA NC). Box 27. Fold. 5.
4 HIA NC. Box 10. Fold. 11.
5 Воля России. 1920. 15 дек.
6 Меньшевики в большевистской России, 1918-1924. М., 2002. С. 77.
7 Там же. С. 89.
8 ГАРФ. Ф. Р-5847. Оп. 2. Д. 81. Л. 6-6об.
9 Цит. по: Гусев К.В. В.М. Чернов: Штрихи к политическому портрету. М., 1999. С. 163.
10 Партия социалистов-революционеров: Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. М., 2000. С. 736.
11 Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года: Документы из архива П.С.-Р. Амстердам, 1989. С. 733.
12 Партия социалистов-революционеров. Т. 3. Ч. 2. С. 737.
13 Там же.
14 Там же.
15 ГАРФ. Ф. Р-5893. On. 1. Д. 130. Л. 7об.
16 Там же. Л. боб.
17 Гусев К.В. Указ. соч. С. 153-164.
18 Там же. С. 158.
19 ГА РФ. Ф. Р-5893. On. 1. Д. 130. Л. 8 об.
20 Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года. С. 682, 683.
21 Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года. С. 664, 668-669; HIA NC. Box 9. Fold. 10, 18.
22 См.: Новиков А.П. Эсеровские лидеры и Кронштадтский мятеж 1921 г. // Отечественная история. 2007. № 4. С. 57-64.
23 Партия социалистов-революционеров. Т. 3. Ч. 2. С. 784; HIA NC. Box 9. Fold. 3.
24 HIA NC. Box 9. Fold. 3.
25 Там же.
26 Там же.
27 HIA NC. Box 9. Fold. 9; Революционная Россия. 1922. № 16-18. С. 49-51.
28 HIA NC. Box 9. Fold. 3.
