CC BY
72В казахском ауле Коенды. Заметки о поездке 1949 г.
Сергей Лаптев
Автор публикуемых путевых заметок Сергей Романович Лаптев (1891—1967) на протяжении нескольких десятилетий был одним из наиболее активных и преданных своему делу омских краеведов1. Он родился в г. Чистополе Казанской губернии, в семье приказчика. Данными о его ранней биографии мы, к сожалению, пока не располагаем. Известно лишь, что уже в начале 1920-х годов он жил и работал в Омске. В 1924 году секретарь одного из омских кооперативных союзов и студент-заочник Томского университета Лаптев стал действительным членом ЗападноСибирского отдела Русского географического общества (ЗСОРГО), соприкоснувшись таким образом с сибирским краеведением, а затем перебрался в Свердловск, где особенно проявил себя как раз на краеведческом поприще.
С. Р. Лаптев-Зенковский (так он подписывался в те годы) работал в Уральском областном бюро краеведения, Уральском краеведческом музее, в 1926—1928 годах был ученым секретарем Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ), одной из старейших отечественных краеведческих организаций. В 1932 году к тому времени уже опытный и авторитетный краевед вернулся в Омск, преподавал химию в местной партшколе (заметим, что сам С. Р. Лаптев законченного высшего образования не имел, так как ушел из университета с последнего курса), в 1935—1937 годах являлся заместителем председателя Омского областного бюро краеведения, затем трудился на областной станции иных натуралистов.
Сергей Романович Лаптев (1891—1967), омский краевед, на момент написания заметок — заместитель директора Омского областного краеведческого музея по научной работе.
С 1943 года Сергей Романович в течение восьми лет работал заместителем директора Омского областного краеведческого музея. Возвратившись в 1951 году на станцию юннатов, он руководил тамошней краеведческойлабораторией вплоть до выхода на пенсию в 1953 году. Надо сказать, что Лаптев стоял у истоков возрождения в Омске отдела Географического общества. В1947 году он стал его первым ученым секретарем и бессменно оставался им 13 лет. Среди членов Омского отдела С. Р. Лаптев был одним из самых увлеченных путешественников и экскурсантов.
Живо интересовавшийся гидрохимией и лимнологией, геологией и палеонтологией, климатологией и метеорологией, фенологией и природоведением вообще, не чуждый также истории, археологии и этнографии Прииртышья, краевед на протяжении многих лет совершал ближние и дальние поездки по Омской области и сопредельным с нею территориям. Сведения, собранные в этих путешествиях, легли в основу составленного и оформленного самим краеведом многотомника «Материалы по изучению Омской области», хранящегося в личном архивном фонде С. Р. Лаптева в Государственном архиве Омской области.
Летом 1949 года С. Р. Лаптев и два его спутника совершили 650-километровую поездку по южным районам Омской области и соседнему Северо-Восточному Казахстану2. Все то, что показалось тогда краеведу любопытным и примечательным, нашло свое отражение в его путевых заметках. Довольно значительный (в 1/3 общего объема) фрагмент этих никогда ранее не публиковавшихся заметок воспроизводится ниже в полном соответствии с первоисточником, практически без сокращения и с минимальной правкой3. Думается, что почти полувековой давности впечатления С. Р. Лаптева, полученные им при посещении казахского аула Коенды, будут весьма интересны современному читателю.
Александр Ремизов
Александр Викторович Ремизов, ведущий специалист Западно-Сибирского территориального отдела Министерства РФ по делам национальностей и федеративным отношениям, Омск.
...Вскоре начался мелкий, точно осенний, дождь. Быстро темнело. Мы спешили на ночлег, который намечен (был) в ауле Коенды. Дорога стала грязней, у машины на поворотах стало закидывать «зад». Наконец и Коенды — дальний, заброшенный аул Казахстана. От своего областного центра Кокчетава (он) находится более чем в 300 км. Картина аула неприглядная, как и большинства казахских аулов. Низкие, с плоской крышей, беспорядочно разбросанные дерновые землянки, окруженные развалинами таких же бывших и теперь полностью разрушенных землянок, покрытых густой сорной растительностью. Ни одного деревца, ни одного кустика. У казахов, как раньше, так и теперь, не принято сажать деревья около жилья. Груды кизяка, бродящие вблизи коровы и лошади, одиночные фигуры казаха и казашки4 да лохматые большие собаки придают впечатление, что это «сельбище» жилое.
Как только мы въехали в аул и остановились у первой землянки, нас обступили молодые и старые казахи. Женщин среди них не было. М.С.5 быстро нашел с ними общий язык. «Кто мы, зачем мы здесь, что мы везем, куда едем?» — (эти) и подобные (им) вопросы посыпались на нас. Казахи щупали машину, колеса, шины и обменивались своими впечатлениями на своем гортанном языке. Удовлетворив их любопытство, М.С. сразу (так) поразил их своим знанием местности, прежде живших здесь казахских родов и некоторых событий (из) истории возникновения здешних аулов, что сразу приобрел уважение... этих еще в доисторической степени наивных людей.
Председатель здешнего казахского колхоза, хорошо говорящий по-русски, с двумя медалями «За самоотверженный труд во время Великой Отечественной войны»6, на вопрос М.С., где бы нам переночевать, предложил свою землянку. Нас встретили как гостей. Появился традиционный кумыс. У казахов сейчас «ураза», но это не помешало нашему хозяину и «мулле» вместе с нами выпить кумысу.
Я был удивлен, встретив здесь (и) сейчас «муллу», но оказалось, что это духовное лицо имеется в каждом казахском ауле, а в некоторых — даже по два. Наш «мулла» не походил на старых мулл, какими я их видел раньше, в чалмах и длинных халатах. На нем была военная гимнастерка с поясом, галифе, сапожки, а на голове довольно новая военная фуражка. Во всяком случае он выглядел молодцевато, с военной выправкой. Это был общительный, живой человек, видимо, довольно развитой казах лет под 35—40.
На наш приезд у хозяина собрался почти весь аул. Стало тесно и шумно. Здесь были старики, пожилые, молодежь и дети, но женщин не было. Мое внимание привлек один казахский татарин7... 19 лет тому назад пришедший сюда и полностью акклиматизировавшийся здесь. Он уже старик, в колхозе работает плотником и, видимо, на хо-
рошем счету у председателя колхоза. Жена его, татарка, несмотря на свою долгую совместную жизнь с казашками, не мирится с их образом жизни, (с) устройством их жилища, с их беспечностью и ленью...
Я уже отметил, что М.С. всех поразил своими знаниями в области прошлого этих мест и живших здесь казахских родов. Секрет-то этого был очень прост. Он захватил с собой дореволюционный сборник «Омский уезд», изд(ание) Переселенческого управления под редакцией) Щербины. В нем были все те сведения, которые поражали и удивляли казахов, — история всех казахских родов, кочевавших здесь ранее, их родословная, перечень всех аулов и некоторые легенды о наиболее известных в то время родоначальниках. Для наших при-ятелей-казахов это было удивительно. Скоро и самая книга пошла по рукам, а мулла даже выразил желание кое-что из нее списать.
Все это нас сблизило с казахами. М.С. (даже) превысил права гостя: стал уже не просить, а командовать насчет того, чтобы изготовить обед, дать нам кумысу, попить чаю и т. д. Хозяина, видимо, не особенно удивляла эта назойливость, так как она, видимо, соответствовала казахским обычаям.
Между тем на улице дождь усилился. Стало темно. Совершенно ясно, то завтра мы никуда не поедем — с такими мыслями я вернулся в землянку. В ней было тепло, горела керосиновая лампа. Казашка готовила ужин и чай, а кругом расположились любопытные казахи. Еще долго шли разговоры и... чаепитие.
На ночлег М.С. и Н.А.8, не доверяя чистоплотности казахского жилья, отправились спать в машину. Я же устроился в крытом заднем дворике, на земле, на более сухом и чистом местечке. Ночью я проснулся от холода. Было слышно шлепанье по крыше дождевых капель. К тому же в крытом дворе было совершенно темно, и о мои ноги не раз спотыкались казашки, проходившие здесь в свою кладовую. Я решил перебраться в тепло. Устроился опять (же) на полу, в кухне....
Рядом было слышно еще продолжавшееся ночное пиршество казахов, это была ночная еда после дневного поста. Так требовала (их) религия, в этом и заключалась «ураза».
Утро. Дождь продолжает идти. На улице лужи, появились лужи и под крышей, у входа в землянку. По небу — быстро идущие свинцовые тучи, осыпающие мелкими холодными каплями землю и все, на ней живущее. Окрестности как в тумане. Дождь уже настолько смочил ветхую крышу, (что вода) стала протекать в жилище казахов.. Везде текло, капало. В кухне образовалась громадная лужа, из которой время от времени казашки вычерпывали воду. С потолков стала отваливаться обмазка, с шумом падая на земляной пол. Исчезла вчерашняя внешняя благопристойность казахского жилья.
Казашкам было много работы. Нужно было все убрать в безопасное от дождя место, сохранить свое добро. Пожилая казашка и молодая сноха все время подставляют тазы, черпают воду из лужи в ведра, шлепая голыми ногами по грязному полу. Они были молчаливы и сумрачны. У хозяина дурное настроение. Он ругается, пересыпая ругательства русскими и казахскими словами. Говорят, что русское матерное ругательство самое крепкое и самое действенное. Должно быть, это правда!
Мне жаль бедных женщин. Одна из них, пожилая, видимо, первая, а может быть, и единственная, так как второй я не видел, жена хозяина, была вся мокрая, сверху донизу. На улице, куда она все время выходила, дул сильный ветер и было холодно — казашка дрожала, клацая зубами. (Она) никому не говорит о своих страданиях, продолжает свою тяжелую работу. Вероятно, ей было тяжело еще и потому, что дом ее все больше и больше приходил в расстройство. Тут же шмыгал небольшой казашонок, помогая старшим в борьбе с водой.
А дождь все льет и льет! Как потом оказалось, этот дождь для многих здешних жилищ оказался катастрофическим. Впоследствии нам рассказывали, что во многих избах-землянках, не только казахских, но и украинских... крыши и потолки сильно пострадали от дождя, вплоть до завала жилищ. Уже 5 час. 30 мин. вечера, а дождь все идет. Грязь на улице жуткая! Теперь ясно, что и завтра вряд ли мы сможем выехать отсюда! Очень досадно, но делать нечего. Нужно заняться этнографией.
Аул Коенды значится на географической карте Омской области и принадлежит к давно существующим казахским колхозам. По своей величине это средний колхоз. В землепользовании у колхоза 32 тыс. га, из них под посевами 150 га, под пшеницей и овсом. Колхоз имеет 19 лошадей, около 200 коров и быков, 450 овечек. Одно обилие земли не (обеспечивает) благополучия колхозу, так как засевается всего 0,5 %. Я не знаю, какие обязательства колхоза перед государством в сдаче хлеба, но, видимо, это не является главным. 10 центнеров масла обязан сдать колхоз и (по) 52 кг мяса (с каждого) двора.
В прошлом году урожай хлеба был неплохой, на трудодень пришлось по 600 грамм. Урожай этого года, видимо, будет ниже прошлогоднего. Примерно половина посевов дала благоприятные виды на урожай, а остальные — значительно сниженные. Клуба, библиотеки, радио колхоз не имеет. Имеется лавка, начальная школа с двумя учителями, причем один из них — сын председателя колхоза. В момент нашего приезда в колхоз он был в Кокчетаве на семинарских занятиях. Телефонной связи аул со своим сель(советом) и с районным центром не имеет. Сельсовет расположен отсюда в 40—50 км, на южной
оконечности оз. Селеты-Денгиз, а районный центр Кызыл-Ту — в 100—150 км, Кокчетав, областной центр, — в 350 км.
Молодежь (тут) бывалая. Многие были на фронте, побродили по белому свету. Однако орденов никто не имеет, а медалей незначительное количество. Почту здесь получают через Омск. Вот, например, адрес председателя колхоза: Омская область, Русско-Полянский район, Черноусовский с/с, поселок Оброчное, аул Коенды, председателю колхоза Джана-Талай. Председатель колхоза, видимо, человек бывалый, тертый и в меру тщеславный. Со своими сородичами прост. У муллы громкие фамилия и имя: Омар Султан Гозе. Видимо, старинная дворянская казахская кровь! Если бы мне не сказали, что это мулла, то я его принял бы за продавца сельпо, заготовителя или какого-либо другого чинушу.
Пользуясь невольным досугом, я занялся наблюдениями над бытом казахов, и в качестве такового я взял быт нашего хозяина квартиры — председателя колхоза, который почему-то просил называть его Самуилом. Жилище казаха — дерновая землянка, включающая жилые помещения и крытый внутренний двор... Все эти сооружения находятся под одной крышей и составляют одно целое. Остановимся подробнее на описании отдельных помещений9.
Помещение № 2 — кухня — первая комната справа при входе в наружный двор. В нем 2 чувала — низких глинобитных очага с плитами и открытыми, без заслонок, топками. На противоположной стороне от чувалов находится грубо сколоченный стол. На нем различная утварь и посуда. На полу большой латунный пузатый самовар, большой чайник, ведра и кадушка с кумысом, который время от времени взбалтывается. Эту кадушку не моют, она все время занята. По мере (убывания) кумыса, подбавляется свежее кобылье молоко. При входе в кухню, слева, в стене — большие гвозди, на которых висят конская кожаная сбруя, шлея, уздечка, а также верхнее платье хозяина. Тут же — прислоненный к стене невысокий деревянный круглый стол, выносимый в следующую комнату во время трапезы.
Помещение № 1 — это парадная комната. Здесь хозяин принимает гостей, здесь же хозяйская спальня, здесь же постоянная столовая. В комнату выходит невысокий обогреватель в виде уступа, на котором в зимнее время можно сушить пимы. Широкая кровать с сеткой, с перинами и подушками, а на полу в передней части помещения большая узорная кошма. По стенам, справа и слева, высоко протянуты и вмазаны в стены длинные круглые жерди, служащие для подвешивания одежды, полотенец и др(угих) вещей. На следующей стене — большие гвозди, на одном из которых подвешены добротный ременный кнут, пальто, пиджак, рубаха, фуражка и др(угие) вещи хозяина.
На подоконнике единственного окна находятся лампы, пиалы, футляр от очков хозяина, спички и др. При размере комнаты 4 Г 5 м окно величиной (всего) 80 Г 60 см. (Оно) на 6 стекол и с белой короткой занавеской. Нижняя часть стены в виде панели расписана цветным восточным незатейливым орнаментом на общую высоту 60—70 см над полом. Стены и потолок побелены. Потолок неровный, состоящий из обмазанных длинных жердей накатом, диам(етром) 10—20 см каждая жердь. Около входной двери в стене сделана небольшая и неглубокая ниша, в которой хранятся спички. Входная дверь имеет (размер) 1,5 Г 0,5 м. Дверь низкая, а потому всякий входящий наклоняет голову. На стене — ходики и, к моему удивлению, довольно правильно показывают время.
Переднюю и парадную часть комнаты занимает кошма — парадное и праздничное место, на котором хозяин угощает гостей кумысом. Кошма серо-белого цвета с характерным казахским орнаментом. Я проявил большой интерес к казахскому художественному творчеству, и на мое пожелание сфотографировать (кошму) я не только получил согласие хозяина, но даже прочел на его лице большое удовольствие. Когда я производил фотографирование, а это было на улице, мулла также пожелал снять (и) его кошму, причем, как хозяин, так и мулла, старались не только сами сняться с кошмой, но чтобы на фотографии вышли и все их домочадцы.
Возвращаюсь к описанию жилища хозяина. Пол везде земляной и, надо сказать, находится в плохом (состоянии): неровный, бугристый и не обмазанный, каким видел я его в здешних украинских селениях. Во время еды и чаепития в комнату вкатывается низкий деревянный столик, вокруг которого рассаживаются присутствующие, поджав под себя ноги. Надо сказать, что я в этой непривычной позе не мог просидеть и пяти минут, но наши хозяева и участвующие в трапезе, видимо, чувствуют себя в таком положении прекрасно.
Хозяйка, жена хозяина, подала ему большую миску с мясом. Хозяин вынимал кусок мяса и бросал каждому из присутствующих. Именно, бросал, а не клал. Точно так же он поделил и низкие, пресные (и) сухие казахские караваи хлеба. Мы сидели тут же, но поблагодарили хозяина за угощение, предпочитая есть свои продукты, которых у нас было достаточно. За столом кроме нас сидели двое подростков — сыновей хозяина и (его) сноха. Остальные присутствующие или стояли поодаль вдоль стены, или присели на корточки. Чай подается каждому в пиале, прячем, хозяйка, наливая чай из самовара, одновременно добавляет изрядную порцию молока. Вероятно, (с) нашим приездом как гостей семья нарушила «уразу». Мы угостили хозяина и его семью конфетами, сыром... Хозяин особенно предупреждал, чтобы мы не ели свиную колбасу за столом.
В комнату № 4 я не заходил, но видел, что там есть чувал, ларь с мукой, какие-то мешки и разный домашний скарб. Видимо, это женская половина жилища казаха. Комната № 5, видимо, является кладовой и местом хранения более ценного домашнего добра. Об этом можно было судить по тому, что комната эта всегда заперта на висячий замок, ключ от которого носит с собой хозяин. Насколько я мог видеть, там стояли сундуки, шкаф для одежды и хлеба. В этой комнате никто не живет.
На закрытом дворе... имеются длинная коновязь и кормушки у стен. Сюда, видимо, сгонялся скот и лошади. Свободное место занято санями. Тут же в стороне висит подвязанный к потолку турсук, в котором обычно готовили кумыс. Двора нет. Перед домом стоит тарантас, несколько куч кизяка и врытый столб для привязи лошадей, а дальше — развалины старой землянки. Уборных у казахов нет.
Семейный быт казаха, видимо, изменился мало — чувствуется, что хозяин, глава семьи, по-прежнему деспотичен. Жена его, сноха всегда молчаливы в присутствии посторонних, по-русски не говорят и, видимо, не понимают. В семье хозяина живет сноха, муж которой или где-то на военной службе, или в отъезде. Я наблюдал казашек одних, когда к ним приходит какая-либо казашка из другой землянки. Тогда они делаются общительны и говорливы.
В одежде казахов-мужчин — пестрота. Наряду со старой национальной одеждой — безрукавным камзолом, халатом — многие носят и русскую одежду. Особенно это относится к молодежи. Ватники, гимнастерки, фуражки, галифе, сапоги узкие и русские теперь стали обычными. Женщины консервативнее. У них в одежде мало что изменилось. Длинное платье до пяток, шаровары, мягкие сапожки в калошах, а на голове характерное головное убранство, какое у них было (и) полста лет тому назад. Праздничное платье остается таким же, как(им) было раньше, в тех же формах и с теми же кричащими, яркими цветами...
С утра чудесный солнечный день. Воздух насыщен свежестью и влагой. День обещает быть хорошим, (и) у нас хорошее настроение, мы ожили. М.С. уверенно утверждает, что после обеда дорога подсохнет и можно будет ехать. Я все же сомневаюсь, хотя (и) не высказываю этого, чтобы не портить настроение моим спутникам. По нашим соображениям, дождя выпало около 40 мм. Земля настолько пропиталась водой, что большие лужи посреди аула так и стоят. Надежда только на быстрое поверхностное испарение. С утра я занялся фотографированием: казахи, их семьи, кошмы. Около нас собрался весь аул. М.С. передал бинокль хозяину, и вот бинокль пошел по рукам... Для лучшего осмотра некоторые залезли на крышу. Особенно увлеклась биноклем молодежь и в первую очередь подростки.
Сохнет быстро. Лужи быстро уменьшаются и, действительно, около 2—3 час(ов) дня земля и дорога уже настолько подсохли, что можно ехать. Наш хозяин изъявил согласие быть нашим проводником до оз. Селеты-Денгиз. Видимо, ему было очень лестно проехать с нами в такой автомашине10 и похвастаться этим (перед) своими сородичами. Наконец, после почти двухдневного пребывания в Коенды мы выезжаем. Дорога наша идет полевыми дорожками, известными только казахам. Подсохло, только в более глубоких колеях, главным образом, на солонцах, еще стоят лужи. За дорогой следит сидящий рядом со мной наш штурман «Самуил»...
Заезжаем на казахское кладбище. Оригинальный вид. Среди степи какой-то заброшенный городок. Так кажется издали. Ближе можно увидеть целый ряд довольно фантастических сооружений — домиков без крыш, стен, башенок, расположенных на небольшом повышенном месте, на краю большого оврага. Фотографирую. М.С. и Н.А. где-то в стороне, не вижу и хозяина. Как оказалось впоследствии, я подвергался большим неприятностям: ходить по кладбищу правоверных запрещено. Казахское кладбище, как и у всех мусульман, — священное место. Ходить по нему не только русскому не разрешается, (но) и магометанину. М.С. говорил, что ему еще в ауле сказали, чтобы (мы) не ходили по кладбищу. Об этом говорил и наш хозяин-проводник, но он как-то меня просмотрел и все окончилось благополучно.
Едем дальше. На пути ферма колхоза, но не Коенды, а какого-то другого. Наш хозяин попросил остановить машину, присел на корточки и сделал отправления естественных надобностей, затем поднялся, что-то прокричал находившейся невдалеке казашке, повернулся и вновь сел. Все это было так непринужденно и так непосредственно, что пришлось только улыбнуться. Мне показалось, что все, что, проделал хозяин, было вызвано ни чем иным как детским тщеславием: вот мол, посмотрите, это я, и с кем еду, и как я еду...
ПРИМЕЧАНИЯ
(составлены А. Ремизовым)
1 О краеведческой деятельности С. Р. Лаптева см. подробнее: Ремизов А. В. Научная деятельность С. Р. Лаптева как пример подвижничества и энтузиазма в краеведческом поиске // Проблемы истории науки и культуры России. Омск, 1993. С. 146—157. Он же. Незаслуженно забыт // Иртыш, 1995. № 1(10). С. 189—191.
2 Подробнее об этой поездке см.: Ремизов А. З. Омские краеведы в казахском ауле Коенды // Россия и Восток: традиционная культура, этнокультурные и этнонациональ-ные процессы. Омск, 1997. С.131—136.
3 ГАОО. Ф. 2118. Оп. 1. Д. 25. Л. 13—26. Путевые заметки «650 километров по южным районам Омской области и Северо-Восточному Казахстану» состоят из 8 главок.
Сейчас публикуются полностью две из них (третья «Коенды» и четвертая «Бытовая обстановка зажиточного казаха») и начало еще одной (пятая «Озеро Селеты-Денгиз»).
4 В авторском тексте казашки именуются «казачхами».
5 Каргаполов Матвей Сергеевич (1899—1959), кандидат сельскохозяйственных наук, доцент Омского сельхозинститута, главный агроном Облземотдела, член Географического общества СССР, краевед.
6 На законном основании владеть двумя такими медалями председатель не мог, т. к. повторных награждений медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» не производилось.
7 Возможно, это опечатка, и на самом деле речь идет не о «казахском татарине» (по аналогии с «русским немцем»), а о казанском.
8 Плотников Николай Алексеевич (1S9S—1994), кандидат биологических наук, доцент, заведующий кафедрой ботаники Омского сельхозинститута, член Географического общества СССР, краевед.
9 Автор описывает помещения казахского жилища в соответствии с начерченным схематичным планом, на котором все комнаты пронумерованы.
10 В качестве экспедиционного транспортного средства использовался легковой автомобиль «Москвич-401», принадлежавший Н. А. Плотникову.
