Научная статья на тему 'В. И. Ульянов: знакомый незнакомец'

В. И. Ульянов: знакомый незнакомец Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
931
105
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РОССИЯ / ЛЕНИН / "ЛЕНИНИАНА" / ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ / СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ / "LENINIANA" / OCTOBER REVOLUTION / SOVIET STATE / LENIN / RUSSIA

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Дудаков Саввелий

В огромной литературе о Ленине вожде большевистской партии и государственном деятеле редко проглядывается синтетический образ политика и живого человека с его характером, привычками и отношением к людям. Поэтому представляет интерес взгляд на Ленина как на «знакомого незнакомца» (слова Н.Валентинова) на основе малоизвестных источников.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

V.I. Ulyanov: The Familiar Stranger

In the immense literature about Lenin as a Bolshevik party leader and statesman can rarely be seen a synthetic image of the live person with its character, habits and attitude toward other people. That is why a view of Lenin as a familiar stranger(in N.Valentinov's words) based upon neglected sources is of interest.

Текст научной работы на тему «В. И. Ульянов: знакомый незнакомец»

РОССИЯ ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА

ЭХО РЕВОЛЮЦИЙ ХХ в.

С. Дудаков

В.И. УЛЬЯНОВ: ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ

Саввелий Дудаков - историк

и публицист(Израиль).

Как должен поступить исследователь, который в процессе работы наткнулся на редкие воспоминания о Ленине? В какой-то момент я ощутил себя героем поэмы Б. Пастернака. Громадное количество материала в подавляющем большинстве случаев - апологетика, все это затрудняло знакомство с оригиналом и отделяла меня от искомого:

«Задача состояла в ловле фраз О Ленине. Вниманье не дремало. Вылавливая их как водолаз, Я по журналам понырял немало» (1).

Мы имеем свидетельства о детстве и юности Владимира Ульянова «с того берега». Надо же быть такому обстоятельству, что Володя сидел за одной партой с будущим последним министром земледелия царской России Александром Николаевичем Наумовым (1868-1950. Как видим, Наумов был немного старше своего одноклассника и намного пережил его). Свидетельство Наумова - одно из самых ранних.

«Центральной фигурой во всей товарищеской среде моих одноклассников был, несомненно, Владимир Ульянов, с которым мы учились бок о бок, сидя рядом на парте в продолжение всех шести лет, и в 1887 г. окончили вместе курс.

Маленького роста, довольно крепкого телосложения, с немного приподнятыми плечами и большой, слегка сдавленной с боков головой Владимир Ульянов имел неправильные, я бы сказал, некрасивые черты лица: маленькие уши, заметно выдающиеся скулы, короткий, широкий, немного приплюснутый нос и вдобавок - большой рот с желтыми, редко расставленными зубами. Совершенно безбровый, покрытый веснушками, Ульянов был светлый блон-

дин с зачесанными назад длинными, жидкими, мягкими, немного вьющимися волосами.

Но все указанные выше неправильности невольно скрашивались его высоким лбом, под которым горели два карих круглых уголька. При беседах с ним вся невзрачная его внешность как бы стушевывалась при виде его небольших, но удивительных глаз, сверкавших недюжинным умом и энергией...

Ульянов в гимназическом быту довольно резко отличался от всех нас, товарищей. Начать с того, что он ни в младших, ни тем более в старших классах никогда не принимал участия в общих детских и юношеских забавах и шалостях, держась постоянно в стороне от всего этого и будучи беспрерывно занят или учением или какой-либо письменной работой. Гуляя даже во время перемен, Ульянов никогда не покидал книжки и, будучи близорук, ходил обычно вдоль окон, весь уткнувшись в свое чтение. Единственное, что он признавал и любил как развлечение - это игру в шахматы, в которой обычно оставался победителем даже при единовременной борьбе с несколькими противниками. Способности он имел совершенно исключительные, обладал огромной памятью, отличался ненасытной научной любознательностью и необычайной работоспособностью. Повторяю, я все шесть лет прожил с ним в гимназии бок о бок, и я не знаю случая, когда Володя Ульянов не смог найти точного и исчерпывающего ответа на какой-либо вопрос по любому предмету. Воистину, это была ходячая энциклопедия, полезно-справочная для его товарищей и служившая всеобщей гордостью для его учителей.

По характеру своему Ульянов был ровного и, скорее, веселого нрава, но до чрезвычайности скрытен и в товарищеских отношениях холоден: он ни с кем не дружил, со всеми был на «вы», и я не помню, чтоб когда-нибудь он хоть немного позволил себе со мной быть интимно-откровенным. Его «душа» воистину была «чужая», и как таковая для всех нас, знавших его, оставалась согласно известному изречению, всегда лишь «потемки».

В общем, в классе он пользовался среди всех большим уважением и деловым авторитетом, но вместе с тем нельзя сказать, чтоб его любили, скорее его ценили. Помимо этого, в классе ощущалось его умственное и трудовое превосходство над всеми нами, хотя надо отдать ему справедливость: сам Ульянов никогда его не выказывал и не подчеркивал.

Наследство оставил Ульянов после себя столь беспримерно-сложное и тяжкое, что разобраться в нем в целях оздоровления исковерканной сверху донизу России сможет лишь такой недюжинный ум и талант, каким обладал отошедший ныне в историю гениальный разрушитель Ленин» (2).

Когда Наумов пришел в третий класс, в нем было 30 учеников, из которых менее половины дошли до выпускных экзаменов. При таком незначительном количестве учащихся неудивительно, что этот класс дал несколько

выдающихся личностей. К Ульянову и Наумову следует добавить поэта Ап-полона Апполоновича Коринфского (1868-1937).

Коринфский попал в Симбирскую гимназию в 1879 г., где семь лет учился в одном классе с В.И. Ульяновым. В пятом классе он издавал рукописный журнал, а в выпускном был исключен из гимназии за чтение «недозволенных» книг и за связь с политическими ссыльными. Факт необыкновенно интересный (3). Ничего подобного в биографиях Ленина не приводится. Это действительно говорит о том, что Володя Ульянов был несколько в стороне от своих однокашников. Либо этот факт мешал авторам работ о Ленине, показывая, что и до него в его классе кто-то занимался антиправительственной деятельностью!

Наумов рассказывает историю, происшедшую в их гимназии накануне выпускных экзаменов... «Все темы на экзаменационной сессии (по словесности, математике - алгебраические, геометрические и тригонометрические задачи, переводы на древние и новые языки) присылались из особого отдела Учебного Округа. Содержание, естественно, сохранялось в глубочайшей тайне. Факт, что за неделю до открытия сессии были получены копии тем. Со всех товарищей выпуска была взята соответствующая мзда. А перед самым экзаменом пронесся слух, что темы заменены, что вызвало переполох и ужас всех, ... кроме Володи Ульянова». «К счастью, тревога была ложной и "ворованные" темы не были заменены. Экзамены закончены и Ульянов и Наумов получили медали с изображением Афины Паллады по древним языкам.» (3). Работоспособность Ульянова была поражающая. Товарищ по минусинской ссылке вспоминал, что Владимир Ильич работал с огромным, поражающим всех упорством. «Он работал с методичностью немца. Про каждого гения можно сказать, что он складывается из трех десятых прирожденных способностей и семи десятых упорства и настойчивости. Эта методичность в соединении с огромной силой воли и с большими способностями помогли ему совершить титаническую работу, свидетелями которой мы были» (4).

Другой, заинтересовавшей меня книгой о Ленине, были хорошо известные воспоминания Н. Валентинова (Вольского) «Встречи с Лениным». Одна из глав книги носит название «Ленин - спортсмен.». Я, конечно, тогда (сразу после переезда в Израиль в 1971 г.) почти не обратил на нее внимания, хотя в ней присутствовали детали, которые, по словам автора, вытравливались из официальных гроссбухов, а мелочи чрезвычайно интересны. Теперь, перечитав Наумова, я удостоверился в том, что вся история Ленина-спортсмена вписывается в эпоху: восхищение борцами, цирком, увлечение борьбой, гимнастическими упражнениями, гирями и т.п. Вольский - сам изрядный любитель спорта - был в восхищении ленинской хваткой, мгновенно схватывающий новые для него элементы поднятия тяжестей. И для него было ясно, откуда у вождя большевиков «такая крепкая сложенная фигура», сразу бро-

сающаяся в глаза. «Он был настоящий спортсмен с большим вкусом ко всей гамме спорта. Оказалось, что он умел хорошо грести, плавать, ездить на велосипеде, кататься на коньках, проделывать разные упражнения на трапеции и на кольцах, стрелять, охотиться и, как я мог убедиться, ловко играть на бильярде. Он мне поведал, что каждое утро, полуголый, он проделывает не менее 10 минут разные гимнастические упражнения, среди них на первом месте разведение и вращение рук, приседание, сгибание корпуса с таким расчетом, чтобы, не сгибая колен, коснуться пола пальцами вытянутых рук» (5). Причем эту систему он сам установил для себя.

Гениальна статья Л.Д. Троцкого «О пятидесятилетнем (Национальное в Ленине)», опубликованная в апреле 1920 г. в «Правде». Основная идея Троцкого: Ленин есть производное российских условий, Ленин-русак, хотя вопросы, разрешаемые им, конечно, не замыкаются в национальные рамки. Ленин в оценке международных факторов и сил «свободнее, чем кто-либо, от национальных пристрастий». «... Ленин отражает собой русский рабочий класс не только в его пролетарском настоящем, но и в его столь еще свежем крестьянском прошлом. У этого самого бесспорного из вождей пролетариата не только мужицкая внешность, но и крепкая мужицкая подоплека. Литературный и ораторский стиль Ленина страшно прост, утилитарен, аскетичен, как и весь его уклад. Но в этом могучем аскетизме нет и тени моралистики. Это не принцип, не надуманная система и уж, конечно, не рисовка: это просто внешнее выражение внутреннего сосредоточения сил для действия. Это хозяйская, мужицкая деловитость, только в грандиозном масштабе» (6).

По словам Троцкого, вождь обладал интуицией действия, что «по-русски зовется сметкой» (текст выделен Л. Д. Троцким. - С. Д.).

Интересно, знал ли Троцкий о наличии еврейских корней у Вождя? Тогда политически понятно подчеркиванье мужицкой сущности Ленина, а, следовательно, русского характера революции. И конечно, в прицеле статья Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции», в которой сделан упор на то, что великий писатель - носитель крестьянской идеи.

В свете статьи Троцкого интересны чуть ли не первые стихи о Ленине, подтверждающие его мысль, написанные Николаем Алексеевичем Клюевым (1884-1937) в 1918 г. Речь идет о цикле под названием «Ленин». Ни о каком государственном или партийном «заказе» не могло идти и речи. Так утверждается русский мужицкий характер деятельности революции и Вождя:

«Есть в Ленине керженский дух, / Игуменский окрик в декретах / Как будто истоки разрух / Он ищет в «Поморских ответах».

В литературоведении бытует мнение, что поэт Николай Клюев был сектантом, возможно хлыстом. Его восприятие Ленина - это признание Нового Учения, создатель которого своей биографией дублирует иудейского Иисуса-Мессию. Параллели просты. Казненный Иоанн Предтеча - Предательство и

смерть Христа, выстрел Фани Каплан: «Есть в истории рана всех слав величавей / Миллионами губ зацелованный плат...»

«Зацелованный плат» должен вызвать ассоциации с платом св. Вероники, отершей кровавый пот Спасителя. А помимо этого у Клюева «Стада носорогов в глухом Заонежье, Бизоний телок в ярославском хлеву», ассоциируемые с поклонением волхвов и животных Христу и дополняемые строками: «С Пустозерска пригонят стада бедуины, / Караванный привал узрят Кемь и Валдай.» (7).

Клюев послал оттиск своих стихов лично Ленину с дарственной надписью в своем обычном витиеватом стиле: «Ленину от моржовой поморской зари, от ковриги-матери из русского рая красный гостинец посылаю я, Николай Клюев» (8).

Другая поэтическая крайность - Игорь Северянин. В 1918 г. он публикует стихотворное приветствие Ленину: «Его бесспорная заслуга / Есть окончание войны. / Его приветствовать как друга / Людей, вы искренне должны.» (1918) (9).

И одновременно вещи названы своими именами: «Ты потерял свою Россию. / Противопоставил ли стихию / Добра стихии мрачной зла?» (10).

«Россию нужно заслужить!» Так Северянин заканчивает стихотворение и можно только диву даваться, как это стихотворение проникло в советский сборник: кажется, в советской печати никогда нельзя было прочитать о «стихии мрачного зла».

Интересен и поэтический портрет Ленина, исполненный Пастернаком: «...Он был - как выпад на рапире, Гонясь за высказанным вслед, Он гнул свое, пиджак топыря И пяля передки штиблет. И эта голая картавость, Отчитывалась вслух во всем, Что кровью былей начерталось: Он был их звуковым лицом. Столетий завистью завистлив, Ревнив их ревностью одной, Он управлял теченьем мыслей И только потому - страной. Из ряда многих поколений Выходит кто-нибудь вперед, Предвестьем льгот приходит гений И гнетом мстит за свой уход» (1923, 1928) (11).

Жирным шрифтом я хотел подчеркнуть главную идею Пастернака: ранняя смерть Ленина в конечном итоге привела к тирании.

Двойственно решение этой же темы С. Есениным в поэме «Анна Снеги-на»: «Скажи / Кто такое Ленин?» / Я тихо ответил: / «Он - вы». (1925) (12).

Интересен образ Ленина в одноименной поэме, задуманной еще в 19211922 гг., но законченной летом 1924 г., уже после смерти вождя. Вновь задается вопрос: откуда появился Ленин? как он мог стать символом эпохи?.. «Народ стонал, и в эту жуть Страна ждала кого-нибудь... И Он пришел. Он мощным словом Повел нас всех к истокам новым. И мы пошли под визг метели, Куда глаза Его глядели: Пошли туда, где видел Он Освобожденье всех племен. И вот Он умер.» (13).

Нечто библейское в стихах Есенина, как и Клюева: Страна ожидает Мессию - Он приходит и народ идет за ним в стране крестьянской и христианской. Еще более интересен отрывок из главы «Сестра моя - жизнь», автобиографической прозы «Люди и положения» Пастернака. Причем поэт не боится говорить иносказательно о пресловутом «пломбированном вагоне» и терроре.

«Ленин, неожиданность его появления из-за закрытой границы; его зажигательные речи; его в глаза бросающаяся прямота; требовательность и стремительность; не имеющая примера смелость его обращения к разбушевавшейся народной стихии; его готовность не считаться ни с чем, даже с ведшейся еще и не оконченной войной, ради немедленного создания нового невиданного мира; его нетерпеливость и безоговорочность вместе с остротой его ниспровергающих, несмешливых обличений поражали несогласных, покоряли противников и вызывали восхищение даже во врагах. Как бы ни отличались друг от друга великие революции разных веков и народов, есть у них, если оглянуться назад, одно общее, что задним числом их объединяет. Все они - исторические исключительности или чрезвычайности, редкие в летописях человечества и требующие от него столько предельных и сокрушительных сил, что они не могут повторяться часто. Ленин был душой и совестью такой редчайшей достопримечательности, лицом и голосом великой русской бури, единственной и необычайной. Он с горячностью гения, не колеблясь, взял на себя ответственность за кровь и ломку, каких не видел мир, Он не побоялся кликнуть клич к народу, воззвать к самым затаенным и заветным чаяниям, Он дал морю разбушеваться, ураган пронесся с его благословения» (14).

Здесь уместно вспомнить, что же мог знать о Ленине средний русский интеллигент в дореволюционное время? Проще всего он заглянул бы в 24-й том нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона и мог бы прочитать довольно скромное сообщение на 34 строках. Приводится биография политического деятеля, использующего псевдоним «Ленин». Исключение из Казанского университета трактуется как следствие того, что Ульянов был «родственником казненному брату». Перечислены его экономические и политические работы. Его представляют как крайнего и последовательного марксиста, лидера большевизма. В энциклопедическом словаре Ф. Павленко-ва (СПб, 1913) всего-навсего семь строк. И это кажется - все (15).

Мы перечислили ряд поэтов, заметивших Ленина. Ну, а где «первый поэт России» Блок? «Блок проходит мимо Ленина. Он не слышит "музыки" в речах Ленина. Ему, напротив, кажется, что большевики-то - это какой-то поплавок на поверхности разбушевавшихся народных масс, а Ленин и его разумность, очевидно, казались Блоку лишь порождением того же интеллигентского разума, который хочет сделать прививку своих программных затей великому, внезапно выросшему таинственному древу, родившемуся в недрах народа» (16).

Вот образ Ленина, созданный старым большевиком Н. Осинским (В.В. Оболенским) «Голова его, гладкая, словно полированная, сидит на крепком туловище, одетом в темный, непритязательный костюм. Рыжеватые, отнюдь не гладкие усы и борода, лицо с резкими чертами и блещущие от времени до времени небольшие глаза создают какое-то противоречие к остальному и невольно наворачивается сравнение - отполированный, блестящий снаряд, начиненный взрывчатым веществом колоссальной силы... С одной стороны, человек настолько «будничной» и «нормальной» внешности, что почему бы ему и в самом деле не встретиться с Ллойд-Джорджем и мирно потолковать об устроении дел Европы. А с другой стороны, как бы в результате не взлетели на воздух и Ллойд-Джордж, и вся Генуэзская конференция! Ибо он, с одной стороны, Ульянов, а с другой стороны, он - Ленин» (17). В книге Б. Горева «От Томаса Мора до Ленина» встречаем страшную фразу. «Ленин соединяет в себе глубокий революционный энтузиазм и даже фанатизм с холодным политическим расчетом, доходящим до последовательного применения принципа «цель оправдывает средства» (18). Что там Сталин, что там Макиавелли - не только интеллект иной, но и размеры приложения сил!

Примечательна концовка эссе К. Радека о Ленине, вводящая образ Ленина в библейский контекст. Ленин сравнивается с Моисеем: «В день 25-летия партии, которая несет на спине своей не только ответственность за судьбы шестой части земного шара, но которая является главным рычагом победы мирового пролетариата, русские коммунисты, и все, что есть революционного в мировом пролетариате, будут иметь одну мысль, одно горячее желание,

чтобы этот Моисей, который вывел рабов из земли неволи, вошел с нами в Землю Обетованную» (19). В 1939 г. Радек был расстрелян. Думал ли он тогда о земле обетованной?

Здесь я хочу вернуться к тем дням юности Ленина, когда был осужден на смертную казнь Александр Ульянов. На процессе присутствовали некоторые представители либеральной общественности, которые восхищались его поведением. Знаменитый профессор права, будущий член Государственного совета и академик Российской академии наук Н.С. Таганцев (1843-1923) вспоминал: «Был я и на его процессе, просидел от начала до конца, и с болью на сердце выслушал присуждение его в числе других к смертной казни. Вспоминаю, что из соподсудимых он производил наиболее симпатичное впечатление как искренне преданный тому делу, за которое он шел на казнь; тем идеям, осуществление коих хотя бы и путем террора он считал необходимым для счастья и блага родины» (20).

Напомним, что мировое светило Н.С. Таганцев был защитником народовольцев на процессе «193», а также автором знаменитой книги «Смертная казнь» (1913), где, естественно, академик осуждал эту крайнюю меру наказания. А теперь - внимание! Благодарность за сочувствие: в 1921 г. академик Таганцев направил на имя «Вождя Мирового пролетариата» письмо о смягчении участи своего сына, профессора В.Н. Таганцева, обвиняемого в активном участии в деятельности контрреволюционной организации «Союз освобождения России». Об этом же просила Ленина А.Ю. Кадьян, знавшая семью Ульяновых еще по Симбирску, вдова врача, лечившего Ленина от воспаления легких в 1895 г.

.Не желая отвечать ей прямым отказом, Ленин поручает Л. А. Фотиевой следующее: «Напишите ей, что я письмо прочел, по болезни уехал и поручил Вам ответить: Таганцев так серьезно обвиняется и с такими уликами, что освободить сейчас невозможно; я наводил справки о нем не раз» (21). Ленин как бы старается быть в стороне. Хотя, думаю, что его одного звонка было бы достаточно для смягчения участи заговорщика, расстрелянного в августе 1921 г. в числе многих лиц, включая поэта Н.С. Гумилёва.

Я не хотел бы оставить «врачебную тему» без продолжения. После ранения Ленина выстрелом Фани Каплан, к нему был приглашен знаменитый хирург Сергей Михайлович Руднев. Врач отказался смотреть раненого. По поводу его отказа нарушающего клятву Гиппократа, оказать врачебную помощь Ленину, Сергей Михайлович отвечал: «Но ведь Ленин - не человек, он принадлежит к особому виду человекоподобных существ, называемых большевиками». Прямо пассаж из «Собачьего сердца» профессора Преображенского. Впоследствии, когда об отказе С.М. вспомнили в ЧК, Ленин запретил его трогать и разрешил выехать за границу.

В шахматы Володю научил играть брат Александр. Любовь к этой логической игре навсегда осталась в Ленине. Можно предположить, что молодой Ульянов был знаком с новейшей шахматной литературой: Андрей Иванович Хардин (1842-1919) - юрист, в конторе которого проходил практику Ульянов, был шахматным мастером. Он устраивал в Самаре домашние турниры, в которых принимал участие и его стажер. Здесь Ульянов числился во второй категории; в первой был лишь сам Хардин. Затем в ссылке Ленин постоянно играл со своими товарищами и даже давал сеансы вслепую на трех досках, выигрывая все партии, что само по себе говорит о его силе (22).

В одном из писем Дм. Ульянова (Дмитрий Ульянов - младший брат вождя, врач по профессии, как и дед А.Д. Бланк) была прислана шахматная задача последнего, помещенная в литературном приложении к «Ниве», что тоже говорит о семейном интересе Ульяновых. Задача была несложная, и Ленин мгновенно ее решил, - мат в два хода. Но он обратил внимание брата на помещенный в газете «Речь» от 17 февраля 1910 г. (№ 31(1269), этюд № 195 перепечатку этюда братьев Платовых из «Ригер тагеблат» 1909 г., получивший первый приз. Этюд был решен не сразу. Ленин был в восхищении. Он писал брату: «Положение такое: белые - К^3, Се7, и пешки d3 и Ь5. Черные: Кре3 и пешки Ь7, d5 и а2 (т.е. последняя за ход до превращения в королеву). Белые начинают и выигрывают. Красивая штучка!» (23).

Этот этюд был оценен по заслугам другим гением - уже гением шахмат. Чемпион мира Эммануил Ласкер приводит его в качестве высшего примера шахматной эстетики. Конечно же, Ласкер не знал приватного письма Владимира Ульянова своему брату; тем больше у нас причин отдать должное Ульянову-Ленину, его эстетическому вкусу, выделившему это произведение, случайно попавшее ему на глаза. Кажется, есть нечто общее между двумя гениями - шахмат и политики. Возражения принимаю с кротостью.

В СССР шахматы, как высшее выражение интеллекта, были патронированы сверху, в том числе благодаря тому, что основатель советского государства В. И. Ленин был, как мы указали выше, незаурядным шахматистом-любителем.

В воспоминаниях П.Н. Лепешинского можно прочитать следующее: «Я не могу отказать себе в удовольствии перенестись мысленно от этого маленького эпизода из моих далеких воспоминаний к нынешнему моменту мировой революции. Сейчас перед взором Владимира Ильича Ленина расстилается не шахматная доска, а карта всего мира. Он стоит лицом к лицу не с минусинской шахматной "антантой", а с коалицией лидеров буржуазного хора, хищников всей Европы, Азии и Америки. Игра, что и говорить, - потруднее и посложнее, чем та, которую когда-то Ильич вел с "чемпионами" сибирского ссыльного захолустья. Но и теперь вся сила его ума, вся его огромная воля мобилизованы полностью, без остатка - для победы во что бы то ни стало.

Его великолепно устроенная голова напряженно работает и сейчас над своей мировой шахматной проблемой. Всмотритесь в эту «игру». Вот он выдвигает вперед пешечную демократию против цитаделей отечественного капитализма. Вот "делает гамбит" - соглашается на брестскую жертву. Вот производит неожиданную рокировку - центр игры переносит из Смольного за Кремлевские стены. Вот развертывает силы - с помощью Красной армии, красной конницы, красной артиллерии, обороняется, защищает результаты сделанных завоеваний, а если возможно, то и нападает. Вот "заманивает" противника -выбрасывает идею концессий. Вот как будто отступает и делает чреватые последствиями "тихие ходы" - идет на соглашение с крестьянством, облюбовывает план электрификации и т.д. Вот приводит пешки на ту линию, где они обращаются в большие фигуры - через аппараты советских партийных организаций подготовляет из рабоче-крестьянской среды новую интеллигенцию, - крупных администраторов, политиков, творцов новой жизни. И хочется думать, что рано или поздно, и скорее рано, чем поздно - весь мир был потрясен финалом "игры": ильичёвское "шах и мат" по адресу капитализма положит конец "игре", которую будут тщательно изучать следующие поколения на протяжении сотен и тысяч лет.» (24).

Вот еще одна черта, зафиксированная художником И.И. Бродским (18841939). Исаак Израилевич был блестящим портретистом. Понятно, вполне беспринципным. Рисовать Императорский Государственный Совет вместе с Репиным и Кустодиевым - пожалуйста! А потом всех одиозов вплоть до наркома К.Е. Ворошилова. А в промежутке и А.Ф. Керенского. На Марсовом поле после возложения венков «придворному» живописцу хотелось получить автограф «самого» и подписать рисунок. «Пристально всмотревшись в карандашный набросок, Владимир Ильич ответил мне, что он не похож. Окружающие нас стали убеждать Владимира Ильича в том, что он похож, что он совершенно не знает лица в профиль и портрет, без сомнения, удачен. Владимир Ильич усмехнулся и принялся подписывать рисунок. «Первый раз подписываюсь под тем, с чем не согласен!», - сказал он с улыбкой, передавая мне обратно набросок. Но через несколько минут, когда рисунок пошел по рукам и большинство сказало, что сходство уловлено большое, Владимир Ильич снова посмотрев, промолвил: «А ведь, кажется, действительно похож».

Портрет Ленина работы Бродского - это нечто мистическое, загадочное. Во дворе Кремля, на фоне церкви, церковных строений, броневиков, часовых, в осенний дождливый день стоит коренастый, сильный человек, попирающий ногами упавшие листья. Взгляд суров и сосредоточен. Кепи скрывает так называемый «сократовский лоб». Ленин весь в черном - пальто, костюм, ботинки, за исключением отворота белой рубахи, галстук, темный, с едва видными светлыми просветами. О чем думает этот угрюмый властелин? Нам не

дано этого знать. От картины исходят токи, хотел сказать, Люциферовы, но Светозарного здесь ничего нет. Да, это памятник эпохи!

Выше этой работы в иконографии Ленина я считаю полотно Аркадия Александровича Рылова (1870-1939) «Ленин в Разливе». Писана она лишь в 1934 г., но Рылов несколько раз лично видел вождя. Сюжет не удавался, и по совету своего племянника композитора Миши Юдина (1891-1948), он решил изобразить вождя не у шалаша, как дачника, а как человека, идущего против ветра (25). Картина страшная: на фоне кровавой зари и черных туч, в полутьме стоит одинокий человек с мощно выписанным лбом и монгольскими чертами лица, современный Чингисхан! Выставлялась эта работа в начале 60-х годов в Академии художеств в Ленинграде. Больше ее я никогда не видел, хотя она воспроизводится в альбомах Рылова с совсем неадекватным текстом.

Еще необыкновенно интересны воспоминания художника Юрия Павловича Анненкова (1889-1974), вошедшие в его книгу «Дневник моих встреч». Он из известной в русской истории фамилии, а отец Павел Семенович (умер в 1920) был народовольцем, другом и сподвижником Желябова, Перовской, Кибальчича, Веры Фигнер. Ленина Анненков до Октября видел несколько раз, в том числе и в Куоккола, где была дача отца.

«Ленин был небольшого роста, бесцветное лицо с хитровато прищуренными глазами. Типичный облик мелкого мещанина, хотя Ленин (Ульянов) и был дворянин». Одну фразу запомнил юноша: раскачиваясь на качелях, будущий вождь произнес: «Какое вредное развлечение: вперед-назад, вперед-назад! Гораздо полезнее было бы "вперед-вперед". Всегда вперед». Все рассмеялись вместе с Лениным (26).

Вторая встреча произошла в 1911 г. на квартире Веры Фигнер в Париже, куда зашел и Ульянов. Он поинтересовался, по какой причине Анненков оказался в эмиграции, и услышал, что он всего-навсего выехал заниматься живописью: это огорчило старую народоволку - она бы предпочла видеть в сыне друга революционера новой формации. Думаю, и реакция Ленина была аналогичной.

Третья встреча была «общественной» - Анненков был у Финляндского вокзала при возвращении Ульянова из эмиграции. Для нас интересно и то, что в «пломбированном» вагоне вместе с «немецким шпионом» ехал знаменитый эсер Борис Савинков, он же писатель Ропшин. Его-то и встречал художник. Оба не дослушали речь с броневика. Сын-Анненков к марксизму был равнодушен, а старший Анненков во время июльского восстания 1917 г. в негодовании порвал и сжег все письма Ленина. Об этой вспышке, конечно, последний не узнал и, находясь у власти, предложил отцу через Марка Елизарова занять пост наркома по народному страхованию. Отец отказался - все его счета были блокированы, и он в минуту стал нищим. Далее интересно то,

что после смерти старого народовольца (в его квартире говорили, что повесили не того Ульянова) в 1920 г. мать художника получила приличную пенсию как «вдова революционера». Это было сделано лично вождем. Анненков задает вопрос, на который нет ответа: «Был ли это у Ленина просто акт политического лицемерия или жест, вызванный желанием очистить свою совесть, я не берусь судить. Второе предположение так же возможно, как и первое» (27).

В 1921 г. «советская власть» заказала Анненкову портрет Ленина. В «Дневнике.» художник вспоминает о своей беседе с Лениным перед началом работы. Вот некоторые моменты этого диалога:

Ленин: «Я - жертва нашей партии. она заставляет меня позировать художникам».

Анненков: «.Я рассказал, что Ленин олицетворяет собой движение и волю революции, и что именно это я вижу необходимым отразить в портрете».

Ленин (улыбаясь): «Но, простите, я ведь только скромный журналист. Я предполагал, что на вашем портрете я буду изображен просто сидящим за столом.

Анненков: «Право и привилегия художника - создавать образы и даже легенды. Если наши произведения оказываются в противоречии с правдой, то будущее наказывает за это прежде всего нас самих. О Ленине-журналисте, простите меня, я не задумывался, а писать портрет обывателя с бородкой я считаю сейчас несвоевременным».

Ленин: «Хорошо. Я нахожу недопустимым навязывать художнику чужую волю. Оставим это право буржуазным заказчикам. Поступайте так, как вам кажется наиболее правильным. Я в вашем распоряжении, приказывайте, я буду повиноваться. Но сначала договоримся честно: я подчиняюсь партийной дисциплине, я исполняю волю партии, но я - не ваш сообщник». И добавил, рассмеявшись: «Ответственность, как вы сказали, останется на ваших плечах» (28).

Весь диалог интересен. Верно, что Ленин не был позером. Он отличался этим от других диктаторов, будь-то Муссолини, «обожавший обожание»; Гитлер с его нарочитыми жестами и любовью к кинематографу; и, конечно же, Сталин, чьи безобразные портреты и бюсты украшали даже выставку, посвященную Рембрандту (о чем писал Лион Фейхтвангер - «Москва, 1937»). Нет ни одного нехудожественного портрета или скульптуры Ленина, сделанных при жизни вождя. Все они художественны - это реакция живописцев на естественность поведения вождя.

Из воспоминаний о встрече с Лениным Ф.И. Шаляпина в его книге «Маска и душа»: «. Я не знал, что такое Ленин. Мне вообще кажется, что исторические "фигуры" складываются либо тогда, когда их ведут на эшафот,

либо тогда, когда они посылают на эшафот других людей. В то время расстрелы производились еще в частном порядке, так что гений Ленина был мне, абсолютно невежественному политику, мало еще заметен» (29).

Уместно здесь привести известную мысль Шаляпина о русской революции:

«. В том соединении глупости и жестокости, Содома и Навуходоносора, каким является советский режим, я вижу нечто подлинно российское. Во всех видах, формах и степенях - это наше родное уродство...» (30).

По мановению волшебной палочки страна не могла превратиться в рай: горбатенький сапожник не становился Аполлоном Бельведерским. Все сатирические типы русской литературы «пришли и добром своим поклонились Владимиру Ильичу Ленину...» (31).

Возвращаясь к иконографии Ленина, укажем, что большинство критиков первое место отводят работам Натана Альтмана. К 50-летию со дня рождения Ленина (1920) Отдел ИЗО Наркомпроса, естественно при поддержке А.В. Луначарского, добился разрешения работать в кабинете Ленина именно Альтману. В семейном архиве сохранилась рукопись художника «250 часов с Лениным. Страницы моей жизни». Работал художник шесть недель подряд, почти без «прогулов»: вторая половина апреля - первые числа июня 1920 г., по пять-шесть часов ежедневно. Ленин имел право в шутку жаловаться английской художнице Клэр Шеридан, что «последний скульптор поселился на целые недели в его кабинете». По словам Альтмана, когда Ленин сидит, он кажется выше своего роста. Друг по ссылке отметил высочайшую интеллектуальную концентрацию: «Легенда гласит, что Архимед, углубленный в решение своей геометрической задачи, не подарил ни малейшим знаком внимания римского солдата, который обнаружил по отношению к нему достаточно явные агрессивные намерения. Ильич в этот момент (во время шахматной игры. - С.Д.) напоминает Архимеда. По-видимому, если б кто-нибудь крикнул сейчас: "Пожар! Горим! Спасайтесь!..", он бы и бровью не пошевельнул. Цель его в жизни в данную минуту заключается в том, чтобы не поддаться, чтобы устоять, чтобы не признать себя побежденным. Лучше умереть от кровоизлияния в мозг, а все-таки - не капитулировать, а все-таки выйти с честью из затруднительного положения» (32).

Альтман принес репродукции и фотографии некоторых художников-футуристов, которые с интересом были рассмотрены вождем. Но, видимо, они были весьма далеки от его передвижнического вкуса (33).

Небольшое отступление. В связи с темой «В .И. Ленин и новое искусство» любопытно замечание Марка Шагала: «Ленин перевернул ее (Россию. -С.Д.) вверх тормашками, как я все переворачиваю на своих картинах» (34).

Понимая, что сложность характера «не уложить» в скульптуру, Альтман ограничивает задачу: надо показать ведущие черты характера. Он строит

композицию бюста как композицию круглой скульптуры, воспринять которую можно, лишь осмотрев ее со всех сторон. Удивительно, но Альтман сумел передать громадный ум, интуицию, динамику, энергию, концентрацию воли и, хотел того или нет Натан Исаевич, но и жестокость, кроющуюся в монгольском разрезе глаз и в острой бородке. Работу экспонировали в 1925 г. в Париже. На нее не могли не обратить внимание. Это был первый Ленин, увиденный на Западе. Несмотря на протесты белой эмиграции, она получила золотую медаль!

Так как рукопись Альтмана по понятным причинам никогда не публиковалась, то любые извлечения из нее интересны. Из коротких бесед, которые художник имел с Лениным, следует отметить одну, в которой выяснилось, что Ленин довольно равнодушно относился к искусству: «Я могу двадцать раз слышать одну и ту же мелодию и не запомнить ее» (35). Впрочем, это не столько самооговор, а самоотречение: политика съедала все свободное место.

И раз речь зашла о скульптуре, стоит вспомнить еще одного мастера. Разговор идет о Науме Львовиче Аронсоне (1872-1943), получившем мировую известность, и стоит вспомнить восторженную и забытую статью о его творчестве, принадлежащую А.И. Куприну: «Вот и Ленин, вылепленный из слабо-зеленого пластилина. Это, несомненно, он. Именно таким я видел его однажды, глядя не на поверхность, а вглубь. Правда, преувеличены размеры его головы, как преувеличены его алгебраическая воля, его холодная злоба, его машинный ум, его бесконечное презрение к спасаемому им человечеству, и полное отсутствие милых, прелестных человеческих чувств, подаривших миру и поэзию, и музыку, и любовь, и патриотизм, и геройство» (36).

Однажды А.И. Куприн встретился с Лениным на аудиенции. Дело было, по словам писателя, в начале 1919 г. (писатель запамятовал: это было 25 декабря 1918 г.). По словам писателя, его дело не стоило и ломаного гроша. Но ему пришлось встретиться с «самодержцем всероссийским». Куприн решил издавать беспартийную газету.

«Просторный и такой же мрачный и пустой, как и передняя, в темных обоях кабинет, три черных кожаных кресла и огромный стол, на котором соблюден чрезвычайный порядок. Из-за стола подымается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги; так ходят кривоногие, прирожденные всадники. В то же время во всех его движениях есть что-то "обличе-ское", что-то крабье. Но это наружная неуклюжесть не неприятна: такая же согласованная ловкая неуклюжесть чувствуется в движениях некоторых зверей, например, медведей и слонов. Он маленького роста, широкоплеч и сухощав. На нем скромный темно-синий костюм, очень опрятный, но не щегольской: белый отложной мягкий воротничок, темный, узкий длинный

галстук. И весь он сразу производит впечатление телесной чистоты, свежести и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите...

Разговаривая, он делает руками близко к лицу короткие тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные: духовного выражения их мне так и не удалось поймать. Но на глаза его я засмотрелся. От природы они узки; кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть, вследствие скрываемой близорукости, и это, вместе с быстрыми взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости и, пожалуй, хитрости.

Голос у него приятный, слишком мужественный для маленького роста и с тем сдержанным запасом силы, который неоценим для трибуны. Реплики в разговоре всегда носят иронический, снисходительный, пренебрежительный оттенок - давняя привычка, приобретенная в бесчисленных словесных битвах. "Все, что ты скажешь, я заранее знаю и легко опровергну, как здание, возведенное из песка ребенком". Но это только манера, за нею полнейшее спокойствие, равнодушие ко всякой личности.

Вот, кажется, и все. Самого главного, конечно, не скажешь: это всегда так же трудно, как описывать словами пейзаж, мелодию, запах.

Ночью, уже в постели, без огня, я опять обратился памятью к Ленину, с необычайной ясностью вызвал его образ и. испугался. Мне показалось, что на мгновенье я как будто вошел в него, почувствовал себя им.

"В сущности, - подумал я, - этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, гораздо страшнее Нерона, Тиверия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки людьми, доступные капризам дня и колебаниям характера. Этот же - нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И при том, подумайте!: камень - в силу какого-то волшебства -мыслящий! Нет у него ни чувств, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая, непобедимая мысль: падая - уничтожаю"» (37).

Мне кажется, озлобленность у Куприна несколько преувеличена. Все это горечь голодной безнадежной эмиграции, заставившей его в конце жизни «приползти» умирать к родному очагу. Не в укор, а для справки. Ну, например, внешность Ленина, его монгольский разрез глаз, скуластость. Александр Иванович - потомок татарского рода, мог спокойно подойти к зеркалу и увидеть самого себя. Как хотите, а есть что-то общее в облике писателя и политика.

Горький пишет о широте мышления Ленина. Таков рассказ, как бы мы сказали сейчас, об экологии. Ленин в разговоре со своим идеологическим врагом А.А. Богдановым-Малиновским об утопическом романе напирал на собеседника: «Вот вы бы написали роман для рабочих на тему о том, как хищники капитализма ограбили землю, растратив всю нефть, все железо, весь уголь. Это была бы очень полезная книга, господин махист!» (38).

Дальше Горький отмечает ленинское знание «человеков»: в 1920-х годах обостренное чувство будущности - безошибочно предсказывал эволюцию личности. Высказывался откровенно - люди обижались, но, к сожалению, его скепсис оправдывался. Предвиденья войны и неизбежности ее. Речь идет о Первой мировой. Немыслимые жертвы. «Чего ради сытые гонят голодных на бойню друг против друга? Можете вы назвать преступление более идиотическое и отвратительное, ... Но враги пролетариата - обессилят друг друга. Это тоже неизбежно (39). У Горького есть описание внешности Ульянова: «А этот лысый, картавый, плотный крепкий человек, потирая одною рукой сократовский лоб, дергая другою мою руку, ласково поблескивая удивительно живыми глазами.» (40).

Для контраста укажем на Ивана Бунина, который никогда лично не встречался с Лениным. Для него Ленин - чудовище, животное, врожденный преступник почти по Чезаре Ломброзо. «Бог шельму метит. Еще в древности была всеобщая ненависть к рыжим и скуластым... А современная уголовная антропология установила: у громадного количества так называемых "прирожденных преступников" бледные лица, большие скулы, грубая нижняя челюсть, глубоко сидящие глаза. Как не вспомнить после этого Ленина и тысячи прочих?» (41).

Бунин собирает всевозможные сплетни о Ленине, отнюдь не украшающие вождя. Но единственный раз он беседует с человеком, который знал лидеров Октября, - писателем А.Н. Тихоновым (1880-1956) из окружения М. Горького: «Возвращались с Тихоновым. Он дорогой много-много рассказывал о большевистских главарях как человек очень близкий им: Ленин и Троцкий решили держать Россию в накалении и не прекращать террора и гражданской войны до момента выступления на сцену европейского пролетариата. Их принадлежность к немецкому штабу? Нет, это вздор, они фанатики, верят в мировой пожар» (42).

Стоит сказать несколько слов о «немецких деньгах». О них исписаны тонны бумаги, но ясных доказательств до сих пор не обнародовано. Мне кажется, искать подписи Ленина под получением миллионов марок бессмысленно. Хочу указать на несколько моментов, часто забываемых в пылу полемики. Немецкая социал-демократия, как «богатая тетушка передавала большие деньги на рабочее движение и была даже держателем "спорных средств" из-за конфликта между большевиками и меньшевиками. Парвус еще до войны занимался подозрительной финансовой деятельностью. Равно как и многие другие "спонсоры" русской революции: Савва Морозов, Леонид Андреев, Максим Горький, Н.Г. Гарин-Михайловский, племянник Морозовых московский фабрикант Н.П. Шмит и мн. др. Некоторые давали анонимно и немалые средства. Это субсидирование революции началось давно. Так, М.А. Бакунин, возможно лишь благодаря богатейшим чаеторговцам и золо-

тоискателям Сабашниковым сумел бежать из Восточной Сибири в Японию (43). Во времена народовольцев средства поступали из самых разнообразных источников, в том числе и из рук первейших чиновников империи. С.М. Степняк-Кравчинский рассказывает о десятках тысяч рублей, идущих на террор. Средства вносились от высшей аристократии до именитейшего дворянства. Причина ясна: ненависть к существующему строю. Террористы могли действовать лишь в сочувствующем обществе. Этим благодетелям несть числа. Жертвовали средства и некоторые частные лица, жившие за рубежом, возможно, из США. И считать их всех за заведомых негодяев - абсолютно бессмысленно. Вот, например, старинный знакомец с 1890 г. Владимира Ульянова А.И. Ерамасов, предприниматель из Сызрани. Спустя 15 лет обратился к нему Ленин уже из Женевы с просьбой организовать помощь для издания большевистской газеты. И писал ему он дважды, и тот не отказывал. Было что-то в молодом Ульянове, что навсегда оставило след в биографии этого человека. Среди этих «покровителей» большевиков интересен писатель Н.Г. Гарин-Михайловский (1852-1906), отец 11(!) детей. Неужели он желал им «социалистического» будущего, которое мы пережили? Будущее - и слава Богу - скрыто от нас непроницаемой завесой.

Что касается идеи переезда из Швейцарии через Германию, то ее поначалу высказал Мартов. Ленин метался подобно птице в клетке, по выражению Троцкого, в нейтральной стране, и придумывал способ вырваться из плена. Ему приходила в голову нелепая мысль: со шведским паспортом, притворившись глухонемым переехать через Германию.

Ленин ехал через Германию без одобрения Петроградского совета, что вызвало резкую реакцию швейцарских социалистов. Ромен Роллан, так же не советовал это делать и в знак протеста не принял приглашение явиться на вокзал провожать русских (44).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Во время Первой мировой войны противоборствующие страны ставили своей целью свержение режимов друг друга. У Германии был политический интерес предоставить социалистам возможность приехать в Россию для ее ослабления. Уже после войны выяснилось, что сам Людендорф долго колебался при принятии решения отправлять ли Ленина в Россию. Но, увы, это было императивом военного времени.

Немцы создали разветвленную сеть шпионажа в США под руководством фон Паппена. Они денежно поддерживали сторонников «нейтрализма» в Америке, так называемых «изоляционистов», пытались спровоцировать мексиканцев на войну с США за возвращение Техаса, Аризоны, Нью-Мексико, Флориды и других территорий.

Германцы, «проклятые гунны», создавали польские легионы Пилсудско-го (в Австрии), немцы поддерживали «самостийность» Украины гетмана Скоропадского, сепаратистов Русской Финляндии. Латвии, Эстонии, Бело-

руссии, австрийцы - Семена Петлюру; турки подстрекали мусульман России и им удалось поднять восстание в Туркестане в 1916 г., с трудом подавленное, и т.д. и т.п. Через германскую социал-демократию проводилась пацифистская кампания за скорейший мир, естественно выгодный Центристским странам. На подкуп прессы уходили миллионные суммы. Добились успеха немцы и во Франции. Так, депутат Жозеф Кайо, бывший премьер-министр в 1911-1912 гг., занимавший во время войны пост казначея армии, искал компромисса с Германией. Во время заграничных поездок он неоднократно встречался с германскими агентами и представителями правительства. В декабре 1917 г. его лишили депутатской неприкосновенности, в январе 1918 г. арестовали. Однако судили его лишь после окончания войны в 1920 г., и он отделался всего-навсего тремя годами тюрьмы, пятью годами запрещения жить в Париже и лишением гражданских прав на 10 лет (45). Будет справедливо досказать судьбу Жозефа Кайо: в 1924 г. он был амнистирован, а в 1925 г. занял пост министра финансов.

Антанта не оставалась в долгу. Она подстрекала славян Габсбургской империи на отделение, и Россия создавала чехословацкий легион. За десятилетия, предшествующие мировой войне, русские агенты «наводнили» Австро-Венгрию, Сербию, Черногорию, Болгарию, Грецию, Турцию. Русские неоднократно поднимали греков и славян на борьбу с Оттоманской империей, поставляя неограниченное количество средств и оружия. Франция создавала, в свою очередь, польские легионы Дмовского, а также и чешские; русские подстрекали армян, ассирийцев и других христиан Турецкой империи к мятежу, что привело к армянской резне 1915 г. Англичане поднимали арабов той же самой империи к восстанию, вкладывая громадные средства на князьков пустыни (будущий иракский король Фейсал, его отец Хусейн, князь Гед-жаса и мн. др.). Громадные деньги шли на поддержку политических деятелей, ратующих за продолжение войны, в том числе и в России. На все эти предприятия шли астрономические суммы, несравнимые с пресловутыми миллионами Ленина.

Интересно, что миф о «ноже в спину» по зеркальному принципу использовали немецкие реваншисты в своих послевоенных писаниях. Уже после войны они говорили, что если бы не ноябрьская революция 1918 г., войну Германия могла бы выиграть. Этим питался будущий нацизм. Что же касается Ленина, то еще до Брестских переговоров, а тем паче после них, по его приказу переводились средства на возбуждение революции в Германии. Он очень надеялся, что революция произойдет весной 1918 г., и выполнять условия Брестского мирного договора будет уже ни к чему.

Граф В. П. Зубов в своих воспоминаниях писал, что Ленин рассчитывал, что ему никогда не придется исполнять условий мирного договора, так как он предвидел поражение Германии на Западном фронте и не ошибся (46).

Совсем мало известно, что 17 декабря 1917 г. норвежские социал-демократы предложили норвежскому комитету, ведающему ежегодным присуждением Нобелевской премии мира, выставить в качестве кандидатов Ленина и Троцкого! (47). Им было отказано по формальному признаку: опоздание с подачей документов.

Не немецкие деньги совершили Февраль, не они совершили Октябрь. Слово Леониду Андрееву, предсказавшему будущее своей Родины. Лично знакомому с современным Мефистофелем («Анатэма») и Сатаной («Дневник Сатаны»). Статья Леонида Николаевича «Veni Creator!» (Гряди, Создатель! -лат.) была опубликована в газете «Русская воля» 15 сентября 1917 г., более чем за месяц до «Великого Октября». Видящий - да увидит; слышащий - да услышит!

«По июльским трупам, по лужам красной крови вступает завоеватель Ленин, гордый победитель, триумфатор, - громче приветствуй его русский народ! Вот он, серый в сером автомобиле: как прост и вместе величав его державный лик, сколько силы в каждом движении его благородной руки: одним мановением она приводит в движение пулеметы и воздвигает стихии на головы непокорных...

Ты почти Бог, Ленин. Что тебе все земное и человеческое? Жалкие людишки трепещут над своей жалкой жизнью, их слабое, непрочное сердце полно терзаний и страха, а ты неподвижен и прям, как гранитная скала. О каком-то отечестве плачут они. Зовут Россию. Земные и жалкие, они любят какую-то родину. Им мила их земля, им мило их небо, их реки и леса, их поля и убогие деревни. Они хотят дышать этим воздухом и задыхаются в другом, будто не всякий воздух одинаково пригоден для дыхания. Земные дети, они цепляются руками за игрушки, и самую любимую из всех зовут отечеством, каким-то отечеством. Но что тебе до земного? Как некий Бог, ты поднялся над их земным и ничтожным и презрительной ногою встал на их отечество, легким пинком отбросил и растоптал смешную игрушку. Разве для Бога существует география, границы, свои и чужие земли?..

Смотрю на тебя и вижу, как растет вширь и в высоту твое маленькое тело. Вот ты уже выше старой Александровской колонны. Вот ты уже над городом, как дымное облако пожара. Вот ты уже как черная туча простираешься за горизонт и закрываешь все небо: черно на земле, тьма в жилищах, безмолвие, как на кладбище. Уже нет человеческих черт в твоем лице: как хаос, клубится твой дикий образ, что-то указует позади дико откинутая черная рука.

Или ты не один? Или ты только предтеча? Кто же еще идет за тобою? Кто он, столь страшный, что бледнеет от ужаса даже твое дымное и бурное лицо?

Густится мрак, и во мраке я слышу голос:

- Идущий за мною сильнее меня. Он будет крестить вас огнем и соберет пшеницу в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым. Идущий за мною сильнее меня».

А вот что вышло из-под пера Горького в первом издании воспоминаний о Ленине. Подчеркивание русскости Ильича приводит к удивительным сравнениям: «И был он насквозь русский человек с "хитрецой" Василия Шуйского, с железной волей Аввакума, с необходимой революционеру прямолинейностью Петра Великого. Он был русский человек, который долго жил вне России, внимательно разглядывал свою страну, издали она кажется красочнее, ярче. Он правильно оценил потенциальную силу ее - исключительную талантливость народа, еще слабо выраженную, не возбужденную историей, тяжелой и нудной, но талантливость всюду, на темном фоне фантастической русской жизни, блестящую золотыми звездами» (48). В этом подчеркиваньи русскости Горький переходит границы здравого смысла - слишком уж отличаются друг от друга обозначенные им исторические прототипы Ленина. Василий Шуйский - заведомо подленькая фигура русской истории. А если сравнивать Ленина с Аввакумом и Петром, то возникают «ножницы». В конце концов, к чему звал Россию Аввакум? К темному прошлому и у него ничего нет общего с западником Петром. Петра отделяют от нас 300 лет. Он стал знаменем стремления на Запад; потоки крови, пролитые им, забыты. Их знают лишь историки и любопытные. От смерти Ленина нас отделяют «всего» 80 лет, из коих почти 70 ушло на его увековеченье. Уверен, что спустя 2030 лет о его преступлениях будут знать только историки. Фигура не однозначная.

.Интересно, кто первый разглядел в Ульянове Ленина? Сложно ответить на этот вопрос. Но одним из первых был Виктор (Вигдор или Вольф) Евсеевич Мандельберг (1869/70 - 1944), врач, бывший член 2-й Государственной думы от социал-демократической фракции, меньшевик, с 1907 г. в эмиграции. Он был делегатом II съезда РСДРП, где произошел раскол эсдеков на большевиков и меньшевиков, инспирированный Лениным. И щель росла, разногласия увеличивались. Почему? Вот ответ Мандельберга: «Потому что причина, вызвавшая разногласия на съезде, именно - специфическое ленинское упрощенное отношение и понимание задач партии и сущности революционной борьбы - не только оставалась, но, наоборот, благодаря расколу получила возможность выкристаллизироваться в последовательно проводимую систему. Чем сложнее задачи ставила все бурнее развивающаяся революция, тем, понятно, все более и более ошибочные ответы должен был давать все упрощающий ленинизм» (49). Это потрясающее свидетельство. Во-первых, кажется, впервые употреблено слово «ленинизм». До этого общеупотребительным для обозначения большевиков и меньшевиков были «беки» и «меки» внутри «эс-деков»-социал-демократов. Во-вторых, речь идет о кад-

рах большевизма, они неизмеримо примитивнее своих оппонентов. Одна из причин произошедшего - полный отрыв лидеров эмиграции от России. Дрязги, сплетни, взаимные обвинения - эмигрантская клоака выбрасывала все это на территорию империи, и лишь примитивные низы могли быть электоратом нового движения.

Множество версий выдвигалось в отношении псевдонима, который избрал Владимир Ульянов-Ленин. Н.К. Крупская считала выбор псевдонима делом случая и не более (50). Но у меня есть странная версия (51). В Германии существует одно стихотворное пророчество на латыни, приписываемое монаху Герману, жившему в XIII в.; иногда называют «точную» дату появления пророчества - 1300, но оно получило известность в 1693 г. и многократно переиздавалось. Выдвигались различные версии, кто в действительности создал эту фальшивку. Пророчество называется Уайсапшш ЬеЬшпе8е (Ленинское пророчество), названное по местечку Ленин (ударение на последнем слоге), неподалеку от Потсдама.

В этом известном подлоге оплакивается гибель дома Асканиев (им когда-то принадлежал Ленин) и прогнозируется возвышение династии Гогенцол-лернов, должное привести к объединению Германии. Предрекается и гибель последней династии в 11 поколении. Наследниками Асканийской династии были князья Ангальт-Цербские. Иначе говоря, дом Романовых был тесно связан через Екатерину Великую с этой династией, ибо она принцесса Ангальт-Цербская. Все эти исторические изыскания, возможно, помогут выяснить генезис странного псевдонима. Как бы то ни было, но в этом псевдопророчестве чувствуются антироялистские тона, которые могли привлечь Владимира Ульянова в выборе псевдонима. Учтем, что впервые псевдоним «Ленин» появился в газете «Заря» в 1901 г. Том энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона со статьей о «Ленинском пророчестве» вышел в 1896 г. - версия имеет право на существование (52).

Добавим, что псевдоним «Ленин» известен в артистическом мире. В 90-е годы XIX в. он использовался провинциальным актером Н. Лениным-Менделеевым, племянником великого химика (53). Второй раз этот псевдоним использовал знаменитый актер, народный артист РСФСР (1937) Михаил Францевич Игнатюк. Он, возможно, взял псевдоним у своего учителя, великого актера А.П. Ленского, это как бы усеченная форма фамилии последнего. Была известна и актриса Ленина Елена Лазаревна, но у нее, вероятно, это как раз образование от ее имени (к сожалению, я не знаю ее девичьей фамилии). Речь в обоих случаях идет о начале ХХ в.

При анализе причин возвышения Ленина следует отметить его несомненную «харизму». Обратимся к ранним воспоминаниям одного из первых соратников вождя, затем исчезнувшего в «никуда», хотя он и умер в своей постели. Речь идет об экономисте Михаиле Александровиче Сильвине (1874121

1955). Дело относится к самому раннему периоду: «Остановлюсь на некоторых личных свойствах В.И., - пишет Сильвин. - .Мы единогласно, бесспорно и молчаливо признали его нашим лидером, нашей главой; это его главенство основывалось не только на его подавляющем авторитете, как теоретике, на его огромных знаниях, необычной трудоспособности, на его умственном превосходстве - он имел для нас и огромный моральный авторитет. он импонировал нам также моральным величием. Нам казалось [что] он был совершенен, свободен от тех мелких слабостей, которые можно найти в каждом. Бывали случаи, что человек достаточно зрелый, независимый в своем образе мыслей, в своих суждениях, образованный и опытный, которого никак нельзя упрекнуть в недостатке самостоятельности, после нескольких недель общения с В.И. совершенно подпадал под влияние его железной воли, его сильного ума». Одержимость идеей была привлекательной и отталкивающей одновременно: «В личных отношениях В.И. был обаятельный человек с большой выдержкой, деликатный, терпеливый к собеседникам - не всегда интересным, очень гостеприимный. [Я] знал его позже в Сибири во время ссылки, я видел его затем в эмиграции; и знаю, что когда этот человек имел дело с теми, кого он считал врагами своей идеи, а, стало быть, и своими личными, он был беспощаден. На мои сомнения в некоторых случаях, и с той насмешкой, которая часто смотрела из его глаз, замечал мне: "Революция -не игра в бирюльки". "Это обывательские соображения", - говорил он» (54).

Илья Лохматый был знакомым Ленина. Они встречались в эмигрантском Париже. Эренбург об этом рассказывает в своих воспоминаниях: «Меня поразила его голова. Я вспомнил об этом пятнадцать лет спустя, когда увидел Ленина в гробу. Я долго глядел на этот изумительный череп: он заставлял думать не об анатомии, но об архитектуре» (55). Наблюдал Эренбург Ленина в библиотеке Сент-Женевьев, слушал его выступления. По его воспоминаниям, сходным с воспоминаниями других, Ленин говорил спокойно, без пафоса, без красноречия, слегка картавя, иногда усмехался. Его речи похожи на спираль, для утверждения и разъяснения он возвращался и повторял: многие забывают, что спираль похожа на круг и не похожа - спираль движется дальше. Эренбург подчеркивает простоту жизни вождя, демократичность и участие в судьбе товарищей. Сия простота доступна лишь большим людям. Ленину чужд культ личности, но, конечно, сам он был неизмеримо более сложной личностью, чем могло показаться.

А.Ф. Ильин-Женевский, брат Ф.Ф. Раскольникова, встретился с Лениным весной 1914 г. в Женеве, куда вождь приехал на один день с лекцией, на квартире В. А. Капинского. Ильин увидел низенького, коренастого человека и сразу в памяти всплыло лицо Сократа. За столом перешел на интимную тему - Ленин беспокоился о состоянии здоровья жены. У Надежды Константиновны была базедова болезнь. Было два пути решения проблемы: опасная 122

операция или консервативный способ лечения. «С какой заботливостью и тревогой говорил Владимир Ильич о здоровье своей неразлучной и верной подруги». И вот революционер решительно расправившийся «операционным» путем со старой Россией, оказался в личной жизни консерватором: в итоге семья Ульяновых не решилась произвести операцию. Ильин обратил внимание на это несоответствие личного и общественного: оказывается, одно не есть обязательно продолжение другого (56).

Тему для доклада Ленин выбрал вызывающую для той космополитической среды эмигрантов, живущих в Женеве: «Национальный вопрос». Ибо, по словам Ильина, разного рода эмигрантские национальные социалистические группировки считали преступлением всякий последовательный интернационализм, будь-то еврейский или польский - все окрещивалось бранным словом «ассимилятор». Аудитория пришла огромная: яблоку негде было упасть. Все ожидали полемики. Ленина встретили весьма прохладно, исключая маленькую кучку большевиков. Ленин глубоко поразил Ильина, хотя с внешней стороны его нельзя было назвать блестящим оратором. Он не обладал теми артистическими данными, как, например, у местной достопримечательности итальянского анархиста Бертони. Итальянец был в первую очередь актер-трагик, обладающий соответствующей внешностью, бархатным голосом и прочими атрибутами, необходимыми для обворожения женской половины публики.

Ленин - антипод. Абсолютно невзрачная внешность, несколько хрипловатый голос и «привычка часто причмокивать в конце фраз» - этим не покоришь зрителя. Но тем не менее слушать его было приятно. Ильин поймал себя на мысли, что он, слушая оратора, как бы читает книгу. «Удивительная стройность мыслей, строгая последовательность изложения и неумолимая логичность сделали то, что вся это большая и в большинстве чуждая нам аудитория, не двигаясь и почти не дыша, как зачарованная прослушала до конца лекцию Владимира Ильича». Когда он окончил говорить, уже большая половина зала аплодировала ему. Но настоящее мастерство проявилось во время полемики. Он разделался с ними быстро: «это был не бой, а избиение младенцев!» Враги повержены, собрание окончено, и дружные аплодисменты сопутствовали победе логики полемиста (57).

К месту добавить мнение графа В.П. Зубова об ораторском искусстве Ленина. «Его ораторское дарование было удивительно: каждое его слово падало, как удар молота и проникало в черепа. Никакой погони за прикрасами, ни малейшей страстности в голосе; именно это было убедительно. Позже я имел случай сравнить способ его речи с Муссолини и Гитлером. Последний сразу начинал с истерического крика и оставался все время на этой форсированной ноте, не имея возможности дальнейшего подъема; я никогда не мог понять, как этот человек мог влиять на слушателей, разве что они все были истери-

ками. Прекрасноречие Муссолини могло действовать на настроение итальянцев, но по сравнению с Лениным оно было не дельным. Один лишь западный оратор мог сравниться с Лениным - Черчилль» (58). К этому можно добавить весомое свидетельство московского обывателя Н.П. Окунева, который вел дневник в 1914-1923 гг. В записи от 17(30) апреля 1918 г. мы читаем следующее: «Ленин все пишет, все говорит. Энергия этого человека действительно выдающаяся, и оратор он, как и Троцкий, безусловно замечательный. На их выступления идут уже не одни серые большевики, пошла и «пестрая публика». Залы выступления буквально ломятся от жаждущих послушать их. Ни кадетам, ни Керенскому такого длительного и бесспорного успеха не давалось. И говорят ведь, в сущности, вещи довольно неутешительные, не хвалятся своими успехами, а вот подите, каких оваций удостаиваются! Куда тут Шаляпин!» (59). Поразительное признание человека, относящегося отрицательно к большевизму. Поразительна и честность обращения Ленина к толпе. Выше автор дневника дает такую характеристику главным деятелям революции: «Все-таки надо признать, что наши настоящие властители Ленин и Троцкий - люди недюжинные. Идут к своей цели напролом, не пренебрегая никакими средствами. Если это и нахалы, то не рядовые, а своего рода гении. Керенский перед ними мелок. Он может умереть, про него лучше того, что писали весной и летом, уже не напишут» (60).

По воспоминаниям Н.К. Крупской, во время болезни вождя она читала ему «Хулио Хуренито». Книга только что (1921) вышла в издательстве «Геликон» в Берлине. Экземпляр был направлен Ленину 28 марта 1922 г. представительством РСФСР в Германии. Крупская писала: «Из современных вещей, помню, Ильичу понравился роман Эренбурга, описывающий войну: "Это, знаешь, - Илья Лохматый (кличка Эренбурга), - торжествующе рассказывал он. - Хорошо у него вышло"».

Собственно, эта оценка потрясающа, ибо в «Хулио Хуренито» достается не только новой власти, но и самому вождю. Ясно, что в 9-томном советском собрании сочинений Эренбурга глава 27 о Ленине выпущена. Она же глубоко интересна и отдадим должное объективности вождя, не обидевшегося на эти страницы. Эренбург пишет о страхе перед людьми, «которые что-то могут сделать не только с собой, но и с другими; он поясняет: «страх мой вызывается не лицами, но чем-то посторонним, точнее, шапкой Мономаха, портфелем, крохотным мандатиком. Кто его знает, что он, собственно, захочет, во всяком случае (это уже безусловно), захотев, - сможет».

Ирония, сатира, парадокс, фантазия, мистика и жизненная правда переплетаются так, что нам уже не отделить одно от другого. На встрече с «Капитаном» Кремля Хулио Хуренито спрашивает вождя, почему существуют расточительность, бездеятельность, разгильдяйство в Советской республике, когда на очереди посевная кампания, Донбасс, электрификация. Вопрос Про-124

вокатора доводит коммунистическую идею до абсурда: почему поэты пишут стихи о мюридах и черепках Эпира, художники рисуют бороды и полоскательницы, философы выкачивают философские системы, филологи ковыряют свои корни, математики от них не отстают? Почему не закрыты все театры, не упразднена поэзия, философия и прочее «лодырничество?»

«Капитан» - политик, потому он миролюбиво отвечает, что по данному вопросу лучше обратиться к Анатолию Васильевичу. «Искусство его слабость, я же в нем ничего не смыслю и перечисленными вами ремеслами совершенно не интересуюсь». (Понятно, что это не так: искусством, музыкой, кино - Ленин интересовался. Но, кивнув в сторону Луначарского, он избавляется от неприятного вопроса.) И далее: . «Чтобы перейти к коммунизму, нужно сосредоточить все силы, всю волю, всю жизнь на одном - на экономике. Засеянная десятина, построенный паровоз, партия мануфактуры - вот путь к нему, а следовательно, и цель нашей жизни. Оставьте санскритские словеса, любовные охи, постройки новых или ремонт старых богов, картины, стихи, трагедии и прочее. Лучше сделайте одну косу, доставьте один фунт хлеба!» (61).

Я лично думаю, что в этих словах Первого коммуниста лежит секрет его личности. Он глубоко убежден, что коммунисты могут осчастливить Россию, заставив ее работать. Ирония Эренбурга в словах Учителя - Хуренито: «Я вас понимаю. - вы высокий образец однодумья... Однодумье - дело, движенье, жизнь. Раздумье - прекрасное и блистательное увеселение, десерт предсмертного ужина».

Второй вопрос Хулио касается терпимости к левым эсерам, а также к миллионам не согласных уверовать в торжество коммунизма. Первый коммунист, как в случае с Луначарским, отсылает вопрошающего к товарищу. Какому? Имя его не произносится, ибо Илья от страха прослушал фамилию или умышленно умолчал. Речь, конечно, идет о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском и его ведомстве.

Упоминание встречи Ленина с Уэллсом чрезвычайно любопытно. Говорить о подкупе бритта просто глупо. Он многое видел и многое понял. Но не понял, пожалуй, еще больше. Основной вывод, сделанный им, заключался в том, что колоссальный, непоправимый крах империи есть результат Мировой бойни. И он сразу говорит, что нынешнее правительство - единственное возможное в России. Большевизм - это единственное, что сплачивает громадную страну (62). С этим утверждением перекликается мысль Ленина, высказанная Горькому: «. по вашему, миллионы мужиков с винтовками в руках - не угроза культуре, нет? Вы думаете, Учредилка справилась бы с их анархизмом? Вы, который так много шумите об анархизме деревни, должно бы лучше других понять нашу работу. Русской массе надо показать нечто очень простое, очень доступное ее разуму. Советы и коммунизм - просто» (63). Ленин гово-

рит правду, но его цинизм - обжигающ... Иначе говоря, смирительную рубаху на взбунтовавшуюся Русь могли накинуть лишь большевики. Удивительно, что советская цензура выхолостить до конца воспоминания Горького так и не смогла.

Здесь уместно привести высказывание о Ленине прославленного военачальника, человека, далекого от марксизма. Речь идет о генерале А.А. Брусилове. На смерть Ленина он отозвался следующим образом: «Я по своим убеждениям националист, но относился с уважением к широким идеям покойного. Я никогда его не видел, никогда с ним не говорил. Я ценил возможность работать на пользу русского народа, невзирая на то, что не принадлежал к политической партии Ленина. Я признаю заслугой его и его партии то, что под каким бы то ни было названием Россия не была расчленена и осталась единой, за исключением нескольких западных губерний, которые рано или поздно должны будут с ней вновь воссоединиться. Совершенно очевидно, что при дряблом Временном правительстве этого никогда не могло быть!» (64).

К воспоминаниям Уэллса и Брусилова я хочу присовокупить мемуары великого русского ученого-химика Владимира Николаевича Ипатьева (18671952).

Ипатьев окончил кадетский корпус и Михайловскую артиллерийскую академию и сравнительно быстро сделал карьеру на кафедре в академии. Работал он и заграницей в Мюнхене у мировой величины Адольфа Байера, будущего (1905) Нобелевского лауреата. В 1911 г. он получает звание генерал-майора, в 1914 г. становится заслуженным профессором. Во время войны возглавил Химический комитет в звании генерал-лейтенанта. Его сын погиб на фронте. Как такой человек встретил «приход большевиков»? Никакой личной симпатии он к ним не испытывал. Жестокость режима его отталкивала, но. «Первые выступления и речи Ленина производили впечатление, что они являются каким-то бредом сумасшедшего человека, совершенно оторванного от жизни в России и не отдающего себе отчета в проведении программы диктатуры пролетариата, т. е. главным образом беднейших крестьян и рабочих, совершенно некультурных и непонимающих в политических вопросах. Бездарные члены Временного правительства смеялись над речами Ленина и считали, что тезисы, проповедуемые им, ничего страшного для них не представляют, так как для выполнения их не найдется надлежащего количества последователей. Но Ленин знал, что он проповедовал и чего хотел. Он стоял головой выше всех своих соратников и имел твердый характер, не шатался из стороны в сторону. Он отлично понял всю обстановку в России, -как в тылу, так и на фронте, - и отдавал себе отчет, что Временное правительство в тылу не имеет достаточной физической силы для поддержки своих

постановлений, а армия на фронте больна неизлечимой болезнью: падением дисциплины.

Лозунги Ленина, которые проповедовались по всем углам русской земли, чтобы привлечь на сторону большевиков миллионы крестьян, солдат и рабочих, были так просты и понятны для них, что они готовы были, не задумываясь, признать Ленина своим вождем и безусловно исполнять его приказания. Ленин обещал безвозмездно дать крестьянам землю помещиков, рабочим -все, что раньше принадлежало господам буржуям, а стране - немедленный мир и, следовательно, прекратить войну. Народ был загипнотизирован подобными обещаниями, и наивный пролетариат готов был верить каким угодно мечтам, не будучи в состоянии подвергнуть их критическому анализу»

(65).

Говоря об увековечивании Ленина, припомним фразу Троцкого из своей автобиографии: «Отношение к Ленину как революционному вождю было подменено отношением к нему как к главе церковной иерархии. На Красной площади воздвигнут был - при моих протестах - недостойный и оскорбительный для революционного сознания мавзолей. Набальзамированным трупом сражались против живого Ленина и - против Троцкого» (66). Лев Давидович не дает развернутого анализа причин построения мавзолея, хотя он прекрасно понимал подноготную не только сталинской интриги, но и сталинского проникновения в русскую душу. У русского народа только что силой отняли Бога. Взамен ему дается Новый Бог. Его нетленные мощи каждый может лицезреть. Здесь даже не мешает наука. Наоборот, бальзамирование тела - есть часть новой религии, где наука провозглашена пособницей прогресса.

В последнее время появились, на мой взгляд, спекулятивные работы жаждущих сенсаций посредственностей. Прежде всего я говорю об освещении причин смерти Ленина. С пафосом и откровенным цинизмом говорится о сифилисе, якобы сведшем в могилу тирана. Напомним две самые страшные болезни XIX и ХХ вв.: туберкулез и сифилис. Это болезни отнюдь не позорные, страшные же из-за состояния медицины того времени. Время пенициллина было впереди. Александр Флеминг сделал свое открытие в 1929 г. Напомним, что от последствий сифилиса умерли Роберт Шуман, Генрих Гейне, Фридрих Ницше, Ги де Мопассан, возможно и Николай Гоголь, основатель современного турецкого государства Кемаль-паша (Ататюрк), духовный основатель еврейского государства Теодор Герцль и им несть числа. И это нисколько не умаляет гения вышеперечисленных. Но смакование этого является необходимым дополнением для топтания падшего идола.

Я же вспоминаю письмо А. С. Пушкина к П. А. Вяземскому по поводу Байрона! «Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? Черт с ними! Слава Богу, что потеряны. Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением.

Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе среди воскрешающей Греции. - Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записи и etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок - не так, как вы, - иначе» (67).

Вот официальная выписка из заключения, подписанного рядом крупных врачей.

«Вскрытие тела Владимира Ильича констатировало изнашивание, как основную причину болезни и смерти; оно показало, что нечеловеческая умственная работа, жизнь в постоянных волнениях и непрерывном беспокойстве привели нашего вождя к преждевременной смерти» (68).

Я полагаю, что любые спекуляции по вопросу болезни Ленина неуместны. Так же постыдны публикации фотографий смертельно больного человека с несомненной и единственной целью доказать, какой чудовищный идиот правил Россией.

Отсчет несчастий человечества с ноября 1917 г. некорректен. Причины надо искать в августе 1914 г.; все остальное - следствие страшной войны.

Предсказать судьбу России было несложно. Посол Франции в Петербурге Морис Палеолог, опираясь на своих осведомителей из самых различных слоев общества, поставил диагноз: «революция - неизбежна».

Узреть в Ленине будущего властителя неизмеримо тяжелее. Еще задолго до появления Ленина на Финляндском вокзале Палеолог называл его будущим диктатором. 21 апреля 1917 г., на пятый день появления лидера большевизма, посол записал в дневнике: «Утопист и фанатик, пророк и метафизик, чуждый представлению о невозможном и абсурдном, недоступный никакому чувству справедливости и жалости, жестокий и коварный, безумно гордый. Ленин отдает на службу своим мессианским мечтам смелую и холодную волю, неутомимую логику, необыкновенную силу убеждения и умение повелевать. Субъект тем более опасен, что говорят, он целомудрен, умерен, аскет. В нем есть, как я представляю, черты Савонаролы, Бланки и Бакунина» (69). Определить в дни смерти значение Ленина было трудно. Но вот что писал 1 февраля 1924 г. Ромен Роллан (до апологий советской власти было еще далеко):

«.Я не разделял идей Ленина и русского большевизма. Но именно потому, что я слишком индивидуалист, и слишком идеалист, чтобы присоединиться к марксистскому кредо и его материалистическому фатализму, я придаю огромное значение великим личностям и горячо восторгаюсь личностью Ленина. Я не знаю более могучей индивидуальности в современной Европе. Его воля так глубоко взбороздила хаотический океан дряблого человечества,

что еще долго след не исчезнет в волнах, и отныне корабль, наперекор бурям, устремляется на всех парусах вперед, к Новому миру.

Никогда еще после Наполеона европейская история не знала такой стальной воли. Никогда еще, со своих героических времен, европейские религии не знали апостола столь несокрушимой веры. И главное, никогда еще человеческая деятельность не выдвигала вождя, учителя людей, столь чуждого каких-либо личных интересов. Его духовный облик еще при жизни запечатлелся в сердцах людей и останется нетленным в веках» (70).

В 1929 г. была опубликована небольшая заметка Альберта Эйнштейна. «Ко дню смерти Ленина». В ней сказано: «Я почитаю в Ленине человека, который, употребив все силы, подчинил свою личность делу осуществления идеалов социальной справедливости. Его методы я считаю нецелесообразными. Но в одном можно быть уверенным: такие люди как он оберегают и обновляют совесть человечества» (71).

Библиография

1. Пастернак Б. Спекторский // Пастернак Б. Стихотворения и поэмы. М.-Л., 1965. -С. 304.

2. См.: Наумов А.Н. Из уцелевших воспоминаний. 1868-1917. - Нью-Йорк, 1953. - Т. I. -С. 42-44.

3. Наумов А.Н. Указ. соч. - С. 67, 78.

4. Шаповалов А. Ленин в ссылке (отрывки воспоминаний) // Красная Летопись. - Л., 1924. - № 1(10). - С. 17.

5. Валентинов Н. (Вольский) Встречи с Лениным. - Нью-Йорк, 1953. - С. 123-124.

6. См.: Троцкий Л. Д. К истории русской революции. - М., 1990. - С. 233-235.

7. Первая публикация в двухтомнике «Песнослов» (М., 1919). См.: Клюев Н. Сочинения. - Мюнхен, 1969. - Т. 1. - С. 499, 501.

8. Библиотека В.И. Ленина в Кремле: Каталог. - М., 1961. - С. 497.

9. Предисловие к книге: Игорь Северянин, Архангельск, 1988. - С. 15.

10. Северянин И. Стихотворения. - Л., 1975. - С. 365.

11. Пастернак Б. Высокая болезнь // Борис Пастернак. Стихотворения и поэмы. - М.-Л., 1965. - С. 243-244.

12. Есенин С. Собрание сочинений. - М., 1962. - Т. 3. - С. 192-193, 267.

13. Есенин С. Указ. изд. - С. 142-143.

14. См.: Пастернак Б. Стихотворения и поэмы. - Примеч. на с. 655.

15. Нет не все: первая статья о Владимире Ильиче Ульянове появилась в трехтомном «Энциклопедическом словаре». (СПб, изд. П.П. Сойкина, 1901).

16. Луначарский А.В. Блок и революция // Луначарский А.В. Статьи о литературе. - М., 1957. - С. 319.

17. См.: Ленин. - Харьков, 1924. - С. 43.

18. Горев Б. От Томаса Мора до Ленина. - М., 1923.

19. Радек К. Портреты и памфлеты. М.-Л., 1927. - С. 28. Статья написана 23 марта 1923 г.

20. Таганцев Н.С. Пережитое. М., 1919. - Вып. 2. - С. 32.

21. Ленинский сборник. М., 1970. - XXXVIII. - С. 435.

22. Богатырчук Ф.П. Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту, Сан-Франциско, 1978. - С. 188-190.

23. Д.И. Ульянов «Очерки разных лет. Воспоминания, переписка, статьи», М., 1974. С. 154-155. Вот мнение специалистов - братьев Карла и Яниса Бетиньш, судей конкурса, присудивших первый приз этому шедевру: «Из чрезвычайно простого и незаметного начальника положения в ряде тонких и неожиданных ходов развивается роскошная главная игра» (Платовы В. и М. Сборник шахматных этюдов. - М.-Л., 1928. - С. 29). Известен еще один мастер, задачу-трехходовку которого решал Ленин. Это была работа знаменитого американского про-блемиста Отто Вюрцбергера (1875-1951).

24. Лепешинский П.Н. На повороте (от конца 80-х годов к 1905 г.). - Пб., 1922. - С. 92.

25. Рылов А. Воспоминания. - Л., 1977. - С. 228.

26. Анненков Ю. Дневник моих встреч. - Нью-Йорк, 1966. - С. 256.

27. Анненков Ю. Указ. соч. - С. 264.

28. Анненков Ю. Указ. соч. - С. 268-269.

29. Шаляпин Ф.И. Маска и душа. - Париж, 1932. - С. 238.

30. Шаляпин Ф.И. Указ. соч. - С. 288.

31. Шаляпин Ф.И. Указ. соч. - С. 290.

32. Лепешинский П.Н. На повороте (от конца 80-х годов к 1905 г.). Пг.; 1922. - С. 92. Лепешинский хорошо знал вождя и даже указал на его конечную болезнь.

33. Эткинд М. Натан Альтман. - М., 1971. - С. 56.

34. Шагал М. Моя жизнь. - М., 1994. - С. 133. Из главки с символическим названием «На Россию надвигаются льды».

35. Э.Г. Художники о Ленине. - Красная газета» (вечерний выпуск). - Л., 1927. 14. IX.

36. Куприн А.И. о Н. Л. Аронсоне // Рассвет. - Париж, 1926, № 9. - С. 9.

37. Куприн А.И. Ленин (моментальная фотография) // «Неман», - Минск, 1988, - № 5. -С. 26-28.

38. Горький М. Собрание сочинений. - М., 1963. - Т. 18. - С. 252.

39. Горький М. Там же. - С. 263. Предвиденье мировой войны есть результат анализа создавшейся международной обстановки. Думаю, что Ленин обратил внимание на слова Ф. Энгельса, писанные за 27 лет до начала бойни: «Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размаха, невидной силы. От 8 до 10 миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, сжатое на протяжении 3-4 лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как все это кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч. - Т. XVI. - Ч. I. - С. 303-304). Гениальное предвиденье! И кажется, компас Ленина на Мировую революцию и уверенность в этом росла по мере осуществления пророчества.

40. Горький М. Собрание сочинений. - Т. 18. - С. 254.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

41. Бунин И.А. Окаянные дни. - Лондон (Канада), 1971. - С. 171-172.

42. Бунин И.А. Указ. соч. - С. 42.

43. Сабашников. Бегство Бакунина // Сабашников М.В. Воспоминания. - М., 1988. -С. 44-47.

44. Раух Г. фон, Хильгер Г. Ленин. Сталин. - М., 1998. - С. 82-83.

45. Берти Л. За кулисами Антанты. Дневник британского посла в Париже 1914-1919. -М.-Л., 1927. - Примечание на с. 218.

46. Зубов В.П., граф. Страдные годы России. Воспоминания о Революции [1917-1925]. München, 1968. - С. 75.

47. Окунев Н.П. Дневник москвича 1917-1920. - М., 1997. - Т. I. - С. 215.

48. Горький М. Владимир Ленин. - Л., 1924. - С. 23.

49. Мандельберг Виктор. Из Пережитого. - Давос (Швейцария). - 1910. - С. 41.

50. См.: Энциклопедия псевдонимов. - М., 1999. - С. 126.

51. Я не первый, кто обратился к теме исторического генезиса этого псевдонима. Думаю, что первыми были сотрудники института Карла Маркса и Фридриха Энгельса во времена директорства Давида Борисовича Рязанова (Гольденбаха) (1870-1938). Рязанов лично знал Ленина и мог задать ему этот вопрос...

52. Статья о пророчестве имеется также в «Настольном энциклопедическом словаре» (М., изд. А. Гербеля и Ко, 1892. - Т. IV). Но вполне вероятно, что Ульянов мог быть знаком с «Ленинским пророчеством» и по немецким источникам.

53. Кое-какие сведенья о Н. Ленине-Менделееве я почерпнул в воспоминаниях И.П. Пе-рестиани, встречавшего этого Ленина в театриках Дальнего Востока. (Перестиани И. П. 75 лет жизни в искусстве. - М., 1962. - С. 152). Нелишне добавить, что я разыскал русскую фамилию Ленин еще в начале XVIII в. Она принадлежала шуту Алексею Никифоровичу Ленину (см.: Брук Я.В. У истоков русского жанра. XVIII век. - М., 1990. - С. 16).

54. Сильвин М.А. К биографии В.И. Ленина: Из воспоминаний // Пролет. революция. -М., 1924. - № 7 (31). - С. 77, 80.

55. Эренбург И. Люди, годы, жизнь. - М., 1990. - Т. I. - С. 96.

56. Ильин-Женевский А.Ф. Один день с Лениным (из воспоминаний «витемеровца»). -Л.-М., 1925. - С. 11.

57. Ильин-Женевский А.Ф. Указ. соч. - С. 18, 19.

58. Зубов В.П. Указ. соч. - С. 76.

59. Окунев Н.П. Указ. соч. - С. 174.

60. Окунев Н.П. Указ. соч. - С. 111.

61. Эренбург Илья [Публикация 27 главы] // Аврора. - Л., 1988. - № 10. - С. 37.

62. Уэллс Г. Россия во мгле. - М., 1959. - С. 10, 11.

63. Горький М. Собрание сочинений. М., - Т. 18. - С. 273.

64. Брусилов А.А. Мои воспоминания. - Минск, 2002. - С. 397-398.

65. Ипатьев В.Н. Жизнь одного химика: Воспоминания. - Т. II: 1917-1930. - Нью-Йорк, 1945. - С. 34.

66. Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Берлин, 1930. Т. II. - С. 259.

67. Пушкин А. Собраний сочинений. М., 1962. - Т. 9.: Письма 1815-1830. - С. 215-216.

68. Семашко Н. Вскрытие // Ленин. - Харьков, 1924. - С. 215-216.

69. Палеолог М. Царская власть накануне революции - М., 1991.

70. Ролан Р. На смерть Ленина. - Ролан Р. Собрание сочинений. - М., 1958. - Т. 13. -С. 117.

71. Gelegentliches von Albert Einstein. - Berlin, 1929. - S. 20-21.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.