CC BY
118
Вестник Челябинского государственного университета.
2018. № 10 (420). Филологические науки. Вып. 114. С. 155—160.
УДК 398.9 ББК 82
DOI 10.24411/1994-2796-2018-11022
В. И. ДАЛЬ О СМОТРИНАХ И РУКОБИТИИ КАК ЭТАПАХ СВАДЕБНОГО ОБРЯДА
О. В. Мешкова
Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия
Дается развернутая характеристика смотрин и рукобития как этапов свадебного обряда, ставших объектом лингвистических и этнографических изысканий В. И. Даля и получивших творческое осмысление в его рассказах. Сопоставительный анализ статей «Толкового словаря живого великорусского языка» с рассказами соответствующей тематики цикла «Картины из русского быта» позволил выявить специфику использования В. И. Далем фольклорно-этнографического материала.
Ключевые слова: фольклор, этнография, рукобитие, смотрины, лексикограф, словарь, свадьба.
Изучение научного наследия В. Даля имеет свою историю: к лексикографической деятельности Даля-лингвиста интерес сохранялся всегда (об этом свидетельствуют публикации, вышедшие в разное время в разных странах); фольклорно-этнографические изыскания Даля — знатока русской культуры и быта попадали в поле зрения как фольклористов, так и этнографов разных поколений. Иначе обстояли дела с творческим наследием Даля: в момент выхода в свет произведения этого автора не оставались незамеченными критикой, порождали разнообразные отклики со стороны писателей, однако в последующие годы изучение творчества Даля было отмечено как всплесками интереса, так и периодами затишья. Одни произведения, порождая дискуссии и противоречивые оценки, оказались вписанными в парадигму того или иного жанра (например, сказки Казака Луганского традиционно изучаются в контексте литературной сказки), научные подходы к другим долгое время оставались лишь пунктирно намеченными, а циклы произведений писателя изучались фрагментарно.
Такое положение дел не могло оставаться неизменным, ибо представление о литературно-критическом процессе XIX в. было бы неполным без осмысления роли Даля в его формировании и развитии. В конце XX в. исследовательский интерес к Далю очевидно возрос. Заметим, что обстоятельный анализ опубликованных в этот и последующий периоды научных работ содержится в монографии Н. Л. Юган «В. И. Даль и русская литература 30—60-х гг. XIX в.», потому остановимся лишь на тех изысканиях, которые имеют отношение к нашей работе.
А. Л. Фокеев, привлекая обширный литературный контекст, доказывает, что Даль стоял у истоков «этнографического направления в русской литературе» [11. С. 184]: принципы изображения крестьянского быта, выработанные Далем, нашли отклик в произведениях Д. В. Григоровича, А. Ф. Писемского, П. И. Мельникова-Печерского и др. Исследователь считает, что этнографизм Даля имел особый, фактографический характер.
Фольклорный контекст как необходимый для интерпретации произведений Даля избирает О. В. Опря: в диссертации «Фольклорные традиции в творчестве В. И. Даля» [9] автор последовательно анализирует устное творчество уральских казаков и казахский фольклор, нашедшие отражение в творчестве писателя.
По мнению К. Г. Тарасова, при изучении произведений Даля следует учитывать православный контекст, поскольку «знание обычаев и традиций русского народа, постепенный приход к православию не могли не отразиться в творчестве писателя» [10. С. 297].
Несомненно, поиск путей постижения специфики творчества Даля будет продолжен, ибо остаются неисследованными десятки повестей, очерков, статей писателя.
На наш взгляд, одним из перспективных подходов к изучению далевских произведений является их анализ как в контексте собирательской фольк-лорно-этнографической деятельности Даля, так и в парадигме его лексикографических изысканий, иными словами, изучение сочинений Даля в «контексте Даля» в их взаимовлиянии и пересечении. Вспомним, что еще М. К. Азадовский писал о словаре Даля как о «незаменимом пособии и для фольклориста и для этнографа» [1. С. 623].
Можно с уверенностью продолжить этот список «заинтересованных лиц», включив в него и литературоведа, изучающего творчество Даля.
Такой подход, на наш взгляд, применим прежде всего к произведениям, в которых фольклорно-эт-нографические элементы являются частью созданного автором художественного мира. Подобные мысли рождаются при знакомстве с отдельными рассказами В. Даля [8], вошедшими в цикл «Картины из русского быта», а затем и в «Новые картины русского быта». Остановимся на рассказах, которые напрямую связаны с этапами свадебного обряда — смотринами и рукобитием.
Ранее, исследуя функции свадебных мотивов в произведениях писателей XIX в., мы уже отмечали, что «обращение художников слова к семейному обряду представляется вполне закономерным, поскольку позволяет получить сведения о национальных традициях и обычаях народа (свадьба, один из трех "обрядов перехода", в XIX веке представляла собой социально-экономический акт, напрямую связанный с ситуацией купли-продажи, и театральное действо, в котором четко распределены роли)» [7. С. 87]. В. И. Даль, проявлявший неподдельный интерес к русской культуре, не мог оставить без внимания этот фольклорно-этнографический комплекс. В своем словаре лексикограф дает комментарий компонентам обряда, сосредоточиваясь не только на расшифровке слов, но и на обычаях, связанных с тем или иным этапом свадьбы. Информативной оказывается словарная статья, посвященная глаголу сватать:
— во-первых, она содержит толкование самого слова и однокоренных с ним;
— во-вторых, замечания, позволяющие получить представление об участниках этого действа в целом (например, говорится о разных типах свах: «жениховой (сватавшей)», «невестиной (расчеши-косу, погуби-красу, или подвенечной») и постельной (или пуховой)» [4. С. 145];
— в-третьих, сведения о предшествующих сватовству и следующих за ним этапах свадьбы: «Сватанье или сватовство начинается негласным семейным советом, затем бывает засылка, засыл пустосватов, для проведки, там смотрины, гляди-ны, там посылка свах или сватов; там сватовство и рукобитье...» [Там же];
— в-четвертых, пословицы, поговорки, приметы, сопровождающие свадьбу;
— в-пятых, упоминания о региональных особенностях обряда.
Уже этот беглый обзор позволяет заметить, что фольклорно-этнографический материал составляет основу статьи и дает представление о свадьбе прежде всего как последовательности этапов, сопровождающихся высказываниями его участников.
Слова «смотрины» и «рукобитие» в отдельные статьи не выделены. Первое встречается в ряду однокоренных с глаголом «смотреть», при этом Даль ограничивается упоминанием возможных участников смотрин («смотр невесты самим будущим женихом или кем-нибудь с его стороны» [4. С. 238]). Второе входит в словарную статью «Рука», но в этом случае лексикограф комментирует слово с присущей этнографу обстоятельностью: он поясняет, как происходит рукобитие («битье по рукам отцов жениха и невесты, обычно покрыв руки полами кафтанов, в знак конечного согласия» [Там же. С. 112]), когда (в конце сватовства), где («.рукобитье бывает у отца жениха, где они ломают пирог; но более в доме отца невесты» [Там же]).
Кроме того, Даль считал необходимым в рамках статьи рассказать и об основных вопросах, традиционно решаемых на этом этапе: «определяют кладку или столовые деньги, от отца жениха, и приданое невесты» [Там же].
Очевидно, что лексикограф выходит за рамки обычной практики составления словаря: за лексическими единицами угадываются картины русского быта, созданные заинтересованным собирателем фольклора.
Заметим, что в тот же период, когда издавался «Толковый словарь живого великорусского языка» (1-е изд. 1861—1868), читатель познакомился и с «Картинами из русского быта» В. Даля. Отдельное издание «Картин.» было осуществлено в 1861 г., до этого же Даль публиковал свои произведения в альманахах и журналах. Обращает на себя внимание и другой факт: параллельная работа над толковым словарем и «Картинами.» продолжилась и в последующие годы. Изучение русской культуры, бытовых реалий и духовной жизни народа давало Далю неисчерпаемый материал как для лексикографической работы, так и для творчества, оказывая, впрочем, влияние на художественную манеру писателя. Показательными, на наш взгляд, являются уже заглавия некоторых произведений, отнесенных автором к «Картинам из русского быта»: подобно словарным статьям они лаконичны, безоценочны, представляют собой номинацию
события, явления, объекта или субъекта. Таковы заглавия исследуемых нами рассказов и очерков: «Смотрины и рукобитие», «Жених», «Бесчестье», «Рассват».
В первом из вышеназванных текстов вынесенные в заглавие этапы свадебного обряда становятся сюжетообразующими мотивами. В центре внимания оказываются два жениха — «плешивый математик» Кондратий Семеныч и «плешивый музыкант» Филипп Иваныч, две свахи — ун-терша Кузминична и вдова Агафья Терентьевна, одна невеста — «лежалый товар, который понадобилось спустить с рук» [3. С. 326]. Эти участники предсвадебного переполоха попадают в нелепую ситуацию: родители невесты, решившие, что речь идет об одном и том же женихе, дают согласие обеим свахам. В итоге в день рукоби-тия свахи «разбранили хозяина и хозяйку, плюнули на крыльцо проклинаемого ими дома и ушли со двора», женихи, «крайне обиженные таким соблазном и позором, сделали то же» [Там же. С. 340].
Итак, в соответствии с жанром, обозначенным автором как картина, характеры не разработаны, сюжет предельно прост. Однако анекдотическая ситуация выступает в обрамлении фольклорно-этнографических деталей, дающих представление о некоторых особенностях обряда, с одной стороны, а с другой — о народной смеховой культуре, нашедшей отражение в произведении.
В экспозиции рассказа автор дает характеристику женихам, причем сначала с тонким юмором говорит о домах, в которых они проживают. Подобно Гоголю в «Мертвых душах» Даль подчеркивает, что быт, окружающий героев, является их точным отражением: «Обе лачужки эти сильно покачнулись в основании своем, вероятно разделяя чувство взаимной ненависти своих хозяев, потому что покачнулись вразбежку друг от друга и глядели врознь» [Там же. С. 325].
Шаржированными оказываются и портреты героев: подчеркивая сходство женихов, автор сначала создает их общий портрет, используя при этом местоимение оба (оба «довольно пожилые, однолетки... .», «оба были довольно лысы, оба по разу или по два в году допивались до чертиков» [Там же] и т. д.), а затем, используя принцип контраста, подчеркивает различия женихов: Кондратий Семеныч — высокий, Филипп Иваныч — низкий, первый — грозный, второй — веселый и т. д. В итоге наблюдения суммируются в прозвища — «плешивый математик» и «плешивый музыкант».
Гротесковое освещение вражды этих соседей дополняется рассказом о противостоянии не только Кондратия Семеныча и Филиппа Иваныча, но и их домочадцев (используя иронию, автор пишет: «домочадцы их жили точно в таком же ладу»), и «домашних тварей».
Фазы развития конфликта в рассказе соотнесены с предсвадебными этапами — смотринами и рукобитием, когда главным действующим лицом, как правило, становилась сваха. В рассказе их две — по количеству женихов. Создавая картину появления свахи в доме Филиппа Ивановича, Даль подчеркивает впечатление, которое гостья производит на хозяина дома: «когда он убедился, что женщина эта не пьяна и в своем уме, то плач ее навзрыд, который последовал за пляской, сильно тронул и поразил его.» [Там же. С. 336]. Даль с юмором рассказывает о том, как «плешивый математик» и «плешивый музыкант» превращаются в завидных женихов. Текст произведения дробится на отдельные сцены, объединяющим началом при этом становится смех: ситуации, в которых оказываются словоохотливые свахи и не верящие своему счастью женихи, комические.
Заметим, что Даль высмеивает мелочность интересов, хитрость и изворотливость участников действа. Обладатели этих качеств в соответствии с народной моралью должны быть разоблачены, что и происходит в финале рассказа: желая поскорее достичь цели, женихи, свахи и родители невесты пропускают этап смотрин, а до рукобития дело не доходит.
В рассказе «Жених» Даль вновь обращается к этапу сватовства. Капитан Петушков, уверенный в своей исключительности, дважды предпринимает попытку добиться расположения девушек на выданье. Однако как в первом, так и во втором случае капитан терпит поражение и уезжает из города.
Даль создает образ самовлюбленного жениха, который не обращает внимания на происходящее вокруг. Комическими оказываются ситуации, в которые он попадает: Петушков рассказывает о своих достоинствах, а в это время предполагаемую невесту показывают другому соискателю и дают согласие на свадьбу. Картина нравов складывается в единое полотно из отдельных эпизодов, среди которых наглядным становится этап «тайных» смотрин. Расчетливые родители и невеста, не желая остаться без женихов, одного принимают открыто (Петушков вместе со своей тетушкой приходит в дом Веретенниковых),
а другого — тайно, чтобы он мог взглянуть на невесту. Кроме того, жениху, который понравился невесте, прибавляют пять тысяч к исходной сумме, чтобы после смотрин начать переговоры о свадьбе.
Иными по настроению оказываются произведения, где в центре внимания судьба невесты. В рассказе «Бесчестье» отец только после руко-бития объявляет дочери о том, что для нее «женишок сыскался». Строптивая дочь грозит отцу и матери, что останется в девках навеки, и не выходит к жениху даже во время сговора. Онисим, отец упрямой невесты, вынужден понести наказание за то, что его «запитая и сговоренная» дочь не выходит к жениху. Однако девушка не идет на уступки, замечая отцу, что ему «поделом маленько досталось, пошто было чужу душу кабалить.» [2].
Обстоятельное «народознание», которым обладал Даль, не позволило ему остановиться лишь на описании сильного характера главной героини, сумевшей противостоять традиционным представлениям о свадьбе и ее законах. Даль показывает, что это, скорее, исключение: следуя принципам «натуральной школы», автор рисует среду, которая порождает подобные конфликты: рассказывает о самоуправстве родителей; об общинах, где живут отделившиеся от родительского дома и давшие обет безбрачия девушки; о материальной стороне свадьбы. Не поэзия праздника, а логика расчетов сопровождает рукобитие, в котором принимают участие отец невесты и брат жениха, на первый план при этом выходит не символический мотив «купли-продажи», а реальные товарно-денежные отношения.
Рассказ «Рассват» привлекает внимание современного читателя прежде всего заглавием, поясняя которое Даль обращается к пословице «сват на коне, а рассват на свинье». Эта паремия используется и в «Толковом словаре живого великорусского языка» в словарной статье, посвященной глаголу рассватать. По Далю, это значит расстроить свадьбу, а рассватом называют, соответственно, того, кто добился подобного результата. Если в словаре Даль ограничивает комментарий слова указанием на вышеназванную паремию, то рассказ превращается в наглядную ее иллюстрацию. Заметим, что, предваряя повествование, Даль не просто цитирует пословицу, но сразу же заявляет, что ситуация, о которой он будет вести речь, меняет местами свата и рассвата.
В экспозиции автор знакомит читателей с семьей помещика Махалкина, обращая внимание на противоречие, разъединяющее близких людей: родители хотят «пристроить дочь», в то время как восемнадцатилетней девушке «воля еще не надокучила» [3]. Подчеркивая стремительность развития событий, автор не останавливается на описании этапов подготовки свадьбы, он лишь замечает, что невесту известили о скорых переменах в ее жизни, когда «дело уже было покончено», то есть рукобитие состоялось. Можно было бы предположить, что и финал этой истории предсказуем — несчастная девушка, оплакивающая свою судьбу. Однако конфликт получает иное разрешение. Просватанная Машенька открыла свою душу и рассказала о своем нежелании идти замуж брату подруги, Малоемцеву. Он свадьбу расстроил, причем сделал это так, что и гости, и родители, и жених с невестой оказались довольны: «.за столом одна круговая чара обносилась за другою с разными шутками и остротами» [Там же].
Идиллическая картина, нарисованная в развязке, далека от существовавших традиций, а потому не выглядит правдоподобной. Это, скорее, ожидания просвещенного человека, связанные с возможными цивилизованными способами разрешения семейных конфликтов.
Представление о своеобразии далевского подхода к созданию картин народного быта было бы неполным без учета паремий, встречающихся как в его произведениях, так и в словаре, ибо писатель обращался к «народной поэзии как арсеналу художественных средств» [6. С. 31]. Справедливости ради следует сказать, что еще З. И. Власова, размышляя о своеобразии фольклоризма физиологических очерков Даля, отмечала, что проявился он «главным образом в использовании поговорок, пословиц и фразеологизмов». В исследуемых нами рассказах афоризмы народного происхождения выполняют разные функции: несомненно, как и в словаре, отражают «живой» русский язык; кроме того, являются способом создания образа автора-повествователя, речь которого богата фольклорными и авторскими фразеологизмами; элементом речевой характеристики персонажа (например, свадебные приговорки в рассказе «Смотрины и рукобитие» произносят бойкие свахи), средством формирования представлений о мировоззрении того или иного героя (например, в рассказе «Бесчестье»), основой сюжета (в рассказе «Рассват») и т. д.
Если в словаре Даль предстает как наблюдатель, фиксирующий явления, то в произведениях — всматривающийся в действительность писатель, видящий и красоту народных традиций, и темноту нравов. Рассказывая о смотринах и рукобитии, Даль облекает в форму художественных произведений такие факты, которые позволяют составить представление о своеобразии этих свадебных этапов, об определенных социальных стереотипах, зафиксированных народной традицией. Смотрины, к примеру, по своей значимости, уступают место рукобитию: поскольку мнением жениха и невесты можно было пренебречь, родители при отсутствии разногласий могли переходить к рукобитию. В произведениях не случайно
появились образы свах — проворных и расторопных, невест — чаще всего смиренных и бессловесных, реже — гордых и строптивых; женихов — расчетливых и незадачливых и т. д. Эти и другие образы нужны автору, чтобы создать картину нравов, потому персонажи порой не имеют имен, обозначены лишь их социальные роли.
С другой стороны, Даль видит в русском быте поколениями накопленный опыт, который сам по себе вызывает интерес и требует скрупулезной регистрации, внимательного изучения и творческого осмысления, поэтому фольклор и этнография становятся органичной частью не только «Картин из русского быта» Даля, но «Толкового словаря живого великорусского языка».
Список литературы
1. Азадовский, М. К. История русской фольклористики / М. К. Азадовский. — М. : Ин-т рус. цивилизации, 2014. —1056 с.
2. Даль, В. И. Полное собрание сочинений в прижизненных публикациях [Электронный ресурс] /
B. И. Даль. — URL: http://philolog.petrsu.ru/vdahl/texts/texts.htm.
3. Даль, В. И. Повести и рассказы / В. И. Даль.— М. : Совет. Россия, 1983. — 432 с.
4. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. Т. 4 / В. И. Даль. — М. : Рус. яз., 2006. — 683 с.
5. Власова, З. И. В. И. Даль / З. И. Власова // Русская литература и фольклор. Первая половина XIX века. — Л., 1976. — С. 338—360.
6. Лазарев, А. И. Типология литературного фольклоризма : учеб. пособие / А. И. Лазарев. — Челябинск, 1991. — 94 с.
7. Мешкова, О. В. Основные функции свадебного обряда в произведениях русских писателей XIX [века] (к постановке вопроса) / О. В. Мешкова // Вестн. науч. конференций. — 2016. — № 1—4 (5). Наука и образование в XXI в. : по материалам междунар. науч.-практ. конф. 29 янв. 2016 г. Ч. 4. — С. 87—88.
8. Мешкова, О. В. Особенности изображения свадьбы в рассказе В. Даля «Невеста с площади»: фольк-лорно-этнографический контекст / О. В. Мешкова // Науч. альм. — Тамбов, 2016. — № 3—4 (17). —
C. 307—311.
9. Опря, О. В. Фольклорные традиции в творчестве В. И. Даля : автореф. дис. ... канд. филол. наук / О. В. Опря. — Самара, 2003. — 25 с.
10. Тарасов, К. Г. Пасхальные мотивы в творчестве В. И. Даля / К. Г. Тарасов // Проблемы ист. поэтики. — 1998. — № 5 — С. 295—301.
11. Фокеев, А. Л. Этнографическое направление в русском литературном процессе XIX века: истоки, тип творчества, история развития : дис . ... д-ра филол. наук / А. Л. Фокеев. — М., 2004. — 516 с.
12. Юган Н. Л. В. И. Даль и русская литература 30—60-х гг. XIX в. : монография / Н. Л. Юган. — Луганск : Изд-во ЛНУ им. Т. Шевченко, 2011. — 399 с.
Сведения об авторе
Мешкова Ольга Владимировна — кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы, Челябинский государственный университет. Челябинск, Россия. ru-tochka@mail.ru
160
О. В. MernmBa
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2018. No. 10 (420). Philology Sciences. Iss. 114. Pp. 155—160.
V.I. DAL ABOUT THE BRIDE-SHOW AND THE WEDDING BARGAIN AS THE WEDDING CEREMONY STAGES
O. V. Meshkova
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. ru-tochka@mail.ru
The article gives a detailed description of the bride-show and the wedding bargain as the wedding ceremony stages, which became the object of Dal's linguistic and ethnographic researches and received creative comprehension in his stories. Analysis of dictionary entries in the "Explanatory dictionary of the live great Russian language" and stories on appropriate topics, that included in the "Pictures of Russian life" cycle, has allowed to identify the specifics of the use by Dal the folklore and ethnographic material.
Keywords: folklore, ethnography, wedding bargain, bride-show, lexicographer, dictionary, wedding.
References
1. Azadovskiy M.K. Istoriya russkoy fol'kloristiki [History of Russian folklore]. Moscow, Institute of Russian civilization Publ., 2014. 1056 p. (In Russ.).
2. Dal' V.I. Polnoye sobraniye sochineniy v prizhiznennykhpublikatsiyakh [Complete works in lifetime publications]. Available at: http://philolog.petrsu.ru/vdahl/texts/texts.htm, accessed 27.09.2018. (In Russ.).
3. Dal' V.I. Povesti i rasskazy [Novels and stories]. Moscow, Sovetskaya Rossiya Publ., 1983. 432 p. (In Russ.).
4. Dal' V.I. Tolkovyy slovar' zhivogo velikorusskogo yazyka v 4 t. T. 4 [Explanatory Dictionary of the Living Great Russian Language in 4 vol. Vol. 4]. Moscow, Russian Language Publ., 2006. 683 p. (In Russ.).
5. Vlasova Z.I. V.I. Dal' [V.I. Dal]. Russkaya literatura i fol'klor. PervayapolovinaXIXveka [Russian literature and folklore. The first half of the XIX century]. St. Petersburg, 1976. Pp. 338—360. (In Russ.).
6. Lazarev A.I. Tipologiya literaturnogo fol'klorizma [Typology of literary folklorism], Chelyabinsk, 1991. 94 p. (In Russ.).
7. Meshkova O.V. Osnovnye funktsii svadebnogo obryada v proizvedeniyakh russkikh pisateley XIX [veka] (k postanovke voprosa) [The main functions of the wedding ceremony in the works of Russian writers of the XIX cent. (to the question)]. Vestniknauchnykhkkonferentsiy [Bulletin of Scientific Conferences], 2016, no. 1—4 (5), pt. 4, pp. 87—88. (In Russ.).
8. Meshkova O.V. Osobennosti izobrazheniya svad'by v rasskaze V. Dalya "Nevesta s ploshchadi": fol'klor-no-etnograficheskiy kontekst [Features descriptions of the wedding in V. Dal's story "Bride from the square": the folklore-ethnographic context]. Nauchnyy al'manakh [Scientific Almanac], 2016, no. 3—4 (17). (In Russ.).
9. Oprya O.V. Fol'klornye traditsii v tvorchestve V.I. Dalya [Folklore traditions in V.I. Dal's works. Abstract of thesis]. Samara, 2003. 25 p. (In Russ.).
10. Tarasov K.G. Paskhal'nye motivy v tvorchestve V.I. Dalya [Easter motifs in V.I. Dal's works]. Problemy istoricheskoypoetiki [Problems of Historical Poetics], 1998, no. 5, pp. 295—301. (In Russ.).
11. Fokeev A.L. Etnograficheskoye napravleniye v russkom literaturnom protsesse XIX veka: istoki, tip tvorchestva, istoriya razvitiya [Ethnographic direction in the Russian literary process of the XIX century: origins, type of creativity, history of development. Thesis]. Moscow, 2004. 516 p. (In Russ.).
12. Yugan N.L. V.I. Dal' i russkaya literatura 30—60-x gg. XIX v. [V.I. Dal and Russian literature of the 30—60s of XIX cent.]. Lugansk, Lugansk National Taras Shevchenko University Publ., 2011. 399 p. (In Russ.).
