CC BY
93
В.А. ЖУКОВСКИЙ И КУЛЬТУРНАЯ СИТУАЦИЯ В ЕВРОПЕ И РОССИИ НА РУБЕЖЕ ХУШ-Х1Х СТОЛЕТИЙ
■ Е.В. Кунц
Аннотация. В статье исследуется культурная ситуация в России в эпоху заката идеологии французского Просвещения и обращения к идеям немецкого романтизма. Главное внимание уделено особенностям социо-культурных предпосылок русско-немецкого сближения и роли В.А. Жуковского в приобщении русской литературы к романтизму на рубеже ХУШ-Х1Хстолетий. Рассматривается круг чтения русского читателя романтического круга. Статья адресована историкам, филологам и всем интересующимся историей отечественной культуры.
Ключевые слова: романтизм, В.А. Жуковский, Ф.В. Шеллинг, Просвещение, модернизация, рецепция, литературный перевод, поэзия, «Дружеское литературное общество», Германские территории, Россия.
Summary. Cultural situation in Russia during decline epoch of ideology of French Enlightenment and address to the ideas of German Romanticism is analyzed in this article. Main attention is given to the features of socio-cultural preconditions of Russia-German rapprochement and the role ofZhukovsky in joining Russian literature to Romanticism on the boundary of XVIII-XIX centuries. The reading circle of Russian reader is observed. The article is addressed to historians, philologists and all who is interested in the history of native culture.
Keywords: romanticism, V.A. Zhukovsky, V.F. Shelling, Enlightenment, modernization, reception, literary translation, poetry, "Friendly Literary Society", German lands, Russia.
221
Рубеж ХУШ-Х1Х вв. знаменует переходный этап в истории европейского мира. В результате событий Великой Французской революции и наполеоновских войн идеям Просвещения, казалось, был нанесен смертельный удар. На волне стремительного разочарования в скомпрометированных в результате революции идеалах «Века разума» пробуждалась реакция, «не только политическая, но и общественная и идейная» [1, 95]. «Общественное утомление у одних, скорбь об утра-
ченном у других — в эту эпоху отлива революции были причиной обращения в сторону религии», — пишет историк А.Н. Шебунин [1, 102].
Зародившийся на рубеже XVIII— XIX столетий в Германии [2, 97] европейский романтизм следует рассматривать как литературное направление, тесно связанное с предшествующими и современными явлениями литературы и фиксирующее существенные процессы, протекавшие в сфере общественной и культурной жизни ряда европейских
222
стран. Новое направление нашло себя не только в образах искусства, но и в истории, политической экономии, естественных науках, в медицине, наконец, в политической деятельности.
Начавшаяся в конце XVIII столетия смена идеологических влияний в культурной жизни страны, по нашему мнению, выражает известную общность социального развития России и Германских государств в рассматриваемый период. Одинаковая потребность в проведении масштабных институциональных реформ на пути модернизации традиционных общественных структур в соответствии с достижениями более передовых европейских стран подталкивали эти страны к поиску иных интеллектуальных моделей развития.
В отличие от более развитых стран Европы социальный строй России и Германских государств содержит ряд сближающих эти страны черт и особенностей. Несмотря на наличие, умеренно-консервативных элементов в общественной структуре этих государств, в рассматриваемый период в этих странах продолжали развиваться капиталистические отношения. Слабость третьего сословия, доминирование феодального уклада в социально-экономической сфере, узкий круг просветительской элиты, наконец, угроза народных восстаний подталкивали эти страны к поиску мирных реформаторских путей проведения модернизации.
Необходимым условием на пути проведения дальнейшей европеизации Российской империи и Германских государств становится складывание единого национального самосознания, что было возможно только на
основе оригинальной национальной культуры, опирающейся на общепризнанные народные традиции.
Общество устремилось на поиск национальных корней, осмысление своего положения среди других народов, созидание единой национальной культуры. Для этих целей более соответствовали не космополитические идеи Просвещения, а идеалы немецкого Романтизма и идея историзма, получившая воплощение в творчестве романтиков и в философских произведениях Ф.В. Шеллинга и Г.В. Гегеля.
«Вера в универсализм разума сменилась, прежде всего, под влиянием философского историзма Шеллинга и Гегеля, ориентацией на уникальные национальные культуры, каждая из которых описывалась как вносящая оригинальный и нередуцируемый никакой абстрактной истине вклад в общечеловеческую культуру», — пишет философ Б. Гройс [3, 32].
На рубеже XVIII-XIX столетий в общественном сознании русской просветительской элиты пробуждается интерес к идеям немецкой идеалистической философии и литературы. В это же время в Германии творчеством йенских романтиков открывается эпоха романтизма в Европе. Переходный период от рационалистического универсализма французского Просвещения к увлечению немецкой романтической литературой и философскими учениями Шеллинга, а позднее и Гегеля займет первые два десятилетия XIX столетия; в 20-е г. XIX в. заметно оживляется в кругах творческой молодежи интерес к немецкой культуре, пользуются признанием в образованных кругах произведения В.А. Жуковского, Д.В. Веневити-
нова, В.Ф. Одоевского; своего апогея влияние немецкой словесности и философии достигает в 30-40-е гг. в деятельности кружка Н.В. Станкевича, в философских журналах, в раннем творчестве В.Г. Белинского и И.С. Тургенева, в поэзии Ф.И. Тютчева и А.А. Фета.
Романтизм представляет историческую форму художественного мировоззрения в переходную эпоху разложения традиционного и утверждения индустриального обществ. Неслучайно основная черта романтического мироощущения заключена в концепции двоемирия, в которой провозглашается разрыв мира «мечты» и мира повседневной действительности.
В стремлении познакомить современников с достижениями мировой литературы и, следовательно, в своем признании культурного многообразия человечества романтики выступили как последователи немецкого мыслителя XVIII столетия И.Г. Гердера, впервые выдвинувшего идею народности. Однако сравнительно-историческое изучение различных национальных культур приводило к осознанию глубокого своеобразия и первостепенной важности изучения своей (в данном случае немецкой) национальной истории и культуры.
В России на рубеже XVIII-XIX столетий романтизм впервые зарождается в поэтическом творчестве В.А. Жуковского. «Мы теснились вокруг дерновой скамейки, где каждый по очереди прочитывал «Людмилу», «Эолову арфу», «Певца во стане русских воинов», «Теона и Эсхина«, — рассказывает в своих воспоминаниях В.Ф. Одоевский о влиянии поэзии В.А. Жуковского на современников, — в трепете, едва переводя дыхание, мы ловили
каждое слово, заставляли повторять целые строфы, целые страницы, и новые ощущения нового мира возникали в юных душах и гордо вносились во мрак тогдашнего классицизма, который проповедовал нам Хераскова и еще не признавал Жуковского ...
Стихи Жуковского были для нас не только стихами, но было что-то другое под звучною речью; они уверяли нас в человеческом достоинстве, чем-то невыразимым обдавали душу — и бодрее душа боролась с преткновениями науки, а впоследствии — со скорбями жизни. До сих пор стихами Жуковского обозначены все происшествия моей внутренней жизни, — до сих пор запах тополей напоминает мне «Теона и Эсхина» <.>»[4, 90-91].
С этим свидетельством интересно сопоставить отзыв П.А. Вяземского о характере лирики Жуковского: «Главный его [Жуковского] недостаток есть однообразие выкроек, форм, оборотов, и главное достоинство — выкапывать сокровеннейшие пружины сердца и двигать их. C est le poete de la passion, т.е. страдания. Он бренчит на распятии: лавровый венец его — венец терновый, и читателя своего не привязывает он к себе, а точно прибивает гвоздями, вколачивающимися в душу. Сохрани боже ему быть счастливым: со счастьем лопнет прекрасная струна его лиры. Жуковский счастливый — то же, что изображение на кресте спасителя с румянцем во всю щеку, с трипо-гибельным подбородком и с куском кулебяки во рту» [5, 227].
В обоих отзывах авторы акцентируют аспект современности поэзии В.А. Жуковского, отражений в его творчестве духовных переживаний и основных запросов современников, выразившихся в пристальном внима-
223
224
нии поэта к внутреннему миру личности, к миру человеческой души. В поэзии Жуковского человеческая индивидуальность впервые в русской литературе обретает конкретные очертания на фоне романтически субъективной, но все же исторически конкретной обстановки ее существования. Однако в обоих случаях современники единодушны в признании не только актуальности поэзии Жуковского, но также ее широкой популярности в просвещенных кругах русского общества первой половины XIX в., что не в последнюю очередь было связано с ее новизной и творческой оригинальностью.
Василий Андреевич Жуковский принадлежал к поколению русских людей, мировоззрение которых формировалось в контексте просветительской культуры XVIII столетия под воздействием великих исторических событий рубежа веков — Великой французской революции и эпохи наполеоновских войн. Неслучайно, что именно с именем Жуковского связано начало русского романтизма — одного из ведущих направлений русской литературы первой половины XIX в., возникшего в переломную эпоху европейской истории на рубеже XVIII-XIX столетий. В романтизме Жуковского как в капле воды отразились важнейшие думы и проблемы, занимавшие современников, и, прежде всего, — мотив разочарования в действительности, в представлениях юности, в идеалах Века Просвещения, развеянных в вихре Французской революции:
Что жизнь, когда в ней нет очарованья?
Блаженство знать, к чему лететь
душой,
Но пропасть зреть меж ним и меж
собой;
Желать всяк час и трепетать желанья [6, 100].
Романтизм по своей духовной природе представляет опыт художественного осмысления важнейших событий и последствий Французской революции. В отличие от французских материалистов, рассматривавших человека в качестве существа, подверженного изменению в результате целенаправленной общественно-политической практики и, следовательно, имеющего второстепенное значение в процессе общественного развития, романтики видят в человеке главную ценность современной цивилизации [7, 413]. Для Жуковского особенно характерно признание за человеком со всеми его чувствами главной ценности в мире; доминирующее значение в человеческой жизни приобретают душевные достоинства и переживания, свидетельствующие о духовной жизни личности:
При мысли великой,, что я человек,
Всегда возвышаюсь душою...
В юности большое значение для творческого развития молодого поэта имело общение с семейством директора Московского университета И.П. Тургенева, питавшего интерес к немецкой литературе. Особенно Жуковский сблизился с его старшим сыном Андреем Тургеневым, одним из первых представителей русского вер-теризма. Ему принадлежит перевод на русский язык «Страданий юного Верте-ра», и свой интерес к новейшей немецкой литературе он сумел передать и Жуковскому. Первые стихотворные опыты поэта появились на страницах журналов, издаваемых «Собранием воспитанников университетского Благо-
родного пансиона»: «Приятное и полезное препровождение времени» (1797 и 1798), «Ипокрена» (1798), а затем в «Утренней заре» (1803, 18051808). На раннем этапе эстетические взгляды Жуковского были очень близки к воззрениям классиков [8]. В пансионе Жуковский под руководством М.Н. Баккаревича изучал риторику и пиитику классицизма, штудировал книги французских теоретиков классицизма Лагарпа, Н. Буало, Ш. Батте, а также немецких ученых Энгеля, И.Г. Зульце-ра, И.И. Эшенбурга — последователей философско-психологической школы Баумгартена, опиравшейся на философию Х. Вольфа [9, 367].
Период 1797-1802 гг. — пора стремительного идейного и творческого развития Жуковского на пути к романтизму. В это время поэт напечатал «Майское утро» (1797), «Добродетель» (1798), «Мир» (1800), «К Тибул-лу» (1800), «К человеку» (1801) и мн. др. В 1801 г. выходит его первый перевод — романа Коцебу «Мальчик у ручья». Уезжая из Москвы в Мишенс-кое, он захватил с собой целую библиотеку с полными изданиями сочинений И.Ф. Шиллера, Гердера, Г.Ф. Лес-синга.
Важный этап в складывании мировоззрения Жуковского на пути обращения его к творчеству йенских романтиков связан с деятельностью «Дружеского литературного общества». Вот как было кратко охарактеризовано его значение литературной жизни начала XIX столетия Александром Ивановичем Тургеневым: «Несколько молодых людей, большей частью университетских воспитанников, получали почти все, что в изящной словесности выходило в Германии, переводили повести и драматические
сочинения Коцебу, пересаживали, как умели, на русскую почву цветы поэзии Виланда, Шиллера, Гете и почти весь тогдашний немецкий театр был переведен ими; многое принято было на театре московском. Корифеями сего общества были Мерзляков и А.Т. [Андрей Тургенев]»[10, 304-305].
Участники кружка: Андрей Тургенев, А.С. Мерзляков, В.А. Жуковский, А.С. Кайсаров, Александр Тургенев, А.Ф. Воейков, С.Е. Родзянко, А. Офро-симов, — судя по содержанию «Законов» «Общества», читали речи, посвященные литературным и общественным вопросам, проводили дискуссии на философские, политические и литературные темы, а также занимались обсуждением литературных вопросов, сочинений и переводов самих членов «Общества».
Пожалуй, общей чертой всех участников «Общества» является неудовлетворенность состоянием современной отечественной литературы. «Есть литература французская, немецкая, английская, но есть ли русская? — вопрошал Андрей Тургенев [11, 145]. Ему вторил А.С. Мерз- 223 ляков: «...Мы не имеем еще собственных образцов во всех родах сочинений, все наши писатели рождаются, так сказать, во Французской библиотеке» [11, 134]. Жуковский в 1810 г. писал Александру Ивановичу Тургеневу, что русский народ еще «не имеет литературы собственной» [12, <92]. При этом молодые литераторы критикуют эстетические воззрения космополитического классицизма с позиций исторического взгляда на развитие литературы. Следует отметить, что участники дружеского кружка полностью исключали для русской словесности путь прямого
подражания французской и немецкой литературам. «Это две кривые дороги; средняя — прямая, настоящая — не пробита», — скажет Андрей Тургенев [13, 47].
Романтики, стремившиеся познакомиться и затем познакомить современников со всей палитрой мировой и национальной культуры, придают большое значение изучению народной культуры, рассматривая ее как неоценимый источник для личного творчества, придающий ему естественность и национальный колорит. Явление художественного романтического перевода было подготовлено предромантизмом XVIII в. (Макферсоновы «Фрагменты древней поэзии, собранные в горах Шотландии» (1780), «Фингал» (1762), «Темора» (1783), «Замок Оранто» Уолпола (1767).
В стремлении обогатить русскую литературу освоением эстетического опыта всей мировой культуры, Жуковский мечтает дать отечественному читателю «русских» Гомера, Овидия, Виргилия, Ф.Г. Клопштока, ¿20 К.М. Виланда и др. Известный журналист Н.А. Полевой, рассматривая историю русской литературы на рубеже XVIII—XIX столетий, проницательно заметил, что «тогда не было различия между переводом и сочинением» [14, 105].
«Я часто замечал, что у меня наиболее светлых мыслей тогда, как их надобно импровизировать в выражение или в дополнение чужих мыслей, — писал Жуковский Н.В. Гоголю. — Мой ум, как огниво, которым надо ударить о кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого — и все, однако, мое»
[15, 544]. Поэт стремился перенести на русскую почву достижения мировой литературы, однако заимствуя известные сюжеты и литературные приемы, он создавал творчески оригинальные произведения. По мысли Жуковского, настоящий переводчик обладает собственной литературной индивидуальностью, что позволяет ему воскрешать в глазах современников произведения различных эпох и народов.
«Я заметил, что Павел Иванович перевел эту элегию Жуковского, которого перевод несравненно превосходнее, — рассказывает С.П. Жихарев. — И вот я прочитал во всеуслышание всю элегию от первого до последнего стиха, стараясь, сколько возможно сохранить всю прелесть мелодических стихов нашего московского поэта. Когда я кончил, все смотрели на меня как на человека, отыскавшего какую-нибудь редкую вещь или нашедшего клад» [16, 438439]. Основная задача переводчика поэзии заключается в способности распознать и ярко выразить на родном языке наиболее актуальные и значительные произведения литературы, затрагивающие глубинные пласты мироощущения современников. Так, познакомившись с переводами немецкого поэта Рамлера, Жуковский восклицает: «Совершенное подражание Горацию! Не слишком ли рабское? То, что прилично Горацию, прилично ли нашему времени? Дух поэта и дух его времени!» [11, 249].
После 1802 г. Жуковский окончательно порывает с классицизмом и прекращает писать оды. Жанром, наиболее полно выражавшим чувства человека начала XIX в., становится элегия.
Разработка элегических жанров, характерных для европейской поэзии второй половины XVIII в., к концу 1800-х гг. уступает в творчестве Жуковского место пристальному интересу к народным легендам и лирико-по-вествовательным песням и балладам. Интерес к собиранию народных баллад возник во второй половине XVIII в. под влиянием пробуждения широкого внимания к народному творчеству в кругах европейских писателей. Широкой известностью во всей Европе пользовался сборник немецкого романтика Клеменса Брентано «Волшебный рог мальчика», составленный из народных песен.
Внимание литераторов к национальной народной культуре, собирание народных сказаний и легенд, интерес к национальной истории свидетельствовали о начале пробуждения в передовых европейских странах потребности культурного и исторического осмысления, о наступлении новой стадии в формировании национального самосознания.
Следует отметить, что не ранние элегии Жуковского, в которых уже проявляется романтический мотив двоемирия, а лишь выход в 1808 г. первой баллады «Людмила», написанной по мотивам баллады профессора Гет-тингенского университета ГА. Бюргера «Ленора», современники связали с началом романтизма в России. Дело в том, что ранние элегии Жуковского еще в значительной степени сохраняли связь с предромантизмом, в русле которого на первых порах формировалось творчество поэта [12, 355-356].
Интересен отзыв Ф.Ф. Вигеля на выход баллады «Людмила»: «В белевс-ком уединении своем, где проводил он половину года, Жуковский при-
страстился к немецкой литературе и стал нас потчевать потом ее произведениями, которые по форме и содержанию своему не совсем приходились нам по вкусу. Упитанные литературою древних и французскою, ее покорною подражательницей (я говорю только о просвещенных людях), мы в выборах его увидели нечто чудовищное. Мертвецы, привидения, чертовщина, убийства, освещаемые луною, да это все принадлежит к сказкам да разве английским романам; вместо Геро, с нежным трепетом ожидающей утопающего Леандра, представить нам бешено-страстную Ленору со скачущим трупом любовника! Надобен был его чудный дар, чтобы заставить нас не только без отвращения читать его баллады, но, наконец, даже полюбить их. Не знаю, испортил ли он наш вкус; по крайней мере, создал нам новые ощущения, новые наслаждения. Вот и начало у нас романтизма» [18, 264].
В период 1806-1815 гг. «через медиативные элегии греевского типа и через различные «послания» Жуковский приходит к новым для русской поэзии формам небольших «песен« и 22/ интимных элегий, развивая напевный тип лирики» [19, 349].
Романтический элемент В.А. Жуковский нашел на Западе. Как отмечает исследователь круга чтения В.А. Жуковского, в библиотеке поэта «из новых литератур по числу названий на первом месте стоит немецкая» [20, 81].
Поэта привлекает все новое в германской литературе; в его библиотеке, среди его переводов можно обнаружить как произведения широко известных писателей и мыслителей (И.В. Гете, И.Г. Гердера, Г.Ф. Лессин-га, И.-Ф. Шиллера, К.М. Виланда), так
и произведения авторов еще незнакомых русскому читателю (Файта Вебе-ра, И.П. Уца, И.Г. Фосса и др.). К.К. Зейдлиц, говоря о литературных симпатиях поэта в период редактирования им «Вестника Европы» (18081809 гг.), в котором «были напечатаны его первые баллады, ряд статей по вопросам эстетики морали», отмечает его любовь к Шиллеру и именует Жуковского «решительным приверженцем немецкой романтической школы, отцом которой на Руси он иногда и называл себя» [21, 43].
Основными источниками философских и романтических идей для Жуковского являются сочинения И. Канта, И.Г Фихте, Новалиса [22, 25-29, 217, 257]. Более глубоко поэт изучил романтическую эстетику в 1815-1817 гг., когда в основном жил в Дерпте. Здесь Жуковский тесно сблизился с университетской интеллигенцией, интересующейся романтической поэзией. По словам К. Зейдлиц: «на вечерних собраниях в Дерпте, на которых... читали новейшие произведения немецкой сло-228 весности... Жуковский укреплялся в знании немецкого языка и литературы. В большом ходу в ту пору были творения Жан-Поля, Гофмана, Тика, Уланда и др., с которыми Жуковский здесь впервые познакомился» [24, 80].
Чем же в первую очередь привлекала В.А. Жуковского немецкая философия и литература? О мотивах этого увлечения свидетельствует сам поэт в одном из писем к своему другу А.И. Тургеневу в начальный период своего литературного творчества: «Я начинаю больше уважать немецких авторов. Ради Бога, пришли мне что-нибудь хорошее в Немецкой филосо-
фии: она возвышает душу, делая ее деятельнее; она больше возбуждает энтузиазм. Этому причина, конечно, что, большая часть Немецких философов живут в совершенном уединении, следовательно, больше угадывают людей, видят их издали и больше применяют к себе. Французы все играют роль в большом свете, все подчинены хорошему тону, менее глубокомысленны и меньше имеют живости в чувствах, которые обычно притупляются светской жизнью» [12, 22].
В 1816 г. Жуковский писал из Де-рпта А.И. Тургеневу: «Поэзия час от часу делается для меня чем-то более возвышенным. Не надобно думать, что она только забава воображения . Но она должна иметь влияние на душу всего народа» [24, 541].
В.А. Жуковский — будущий воспитатель царя-освободителя Александра II — перенес романтические образы на русскую почву. В Александровскую эпоху, когда повышенный интерес к вопросам теории познания, философии, истории, внутреннего мира личности, занимавший крупнейших немецких философов и литераторов на протяжении всего XVIII столетия, становился все более созвучным духовному настроению русской интеллигенции, а в российском обществе начала пробуждаться потребность в изучении вопросов национального развития, русской истории, в осмыслении места России среди других культур и народов, свойственное романтизму мировосприятие становилось фактором развития российского национального самосознания.
Синтез романтизма и историзма порождал представление о том, что, опираясь на культурно-исторические
традиции, каждая отдельная страна способна совершить мирный эволюционный путь исторического развития к единой цели, заключающейся в реализации правового устройства. Такой мирный, опирающийся на свои исторические корни и, следовательно, эволюционный процесс развития означает прогресс в общественном развитии. Эта точка зрения, утвердившаяся в немецкой философии, была близка Жуковскому, являвшемуся в этом смысле одним из представителей куда более широкой по составу интеллектуальной элиты страны.
Все это свидетельствует о внутренней близости явлений, протекавших в культурной жизни России и ряда европейских стран. Процессы, составлявшие смысл эволюции национального самосознания россиян в период отхода от Просвещения и увлечения романтизмом, были необходимой предпосылкой для развития самобытной русской культуры XIX столетия.
ЛИТЕРАТУРА
1. Шебунин А.Н. Европейская контрреволюция в первой половине XIX в. — Л., 1925.
2. История немецкой литературы в 5 т. — М., 1966. — Т. 3.
3. Гройс Б. Поиск русской национальной идентичности // Германия и Россия. Опыт философского диалога. — М., 1993.
4. Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма: Князь В.Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель. — М., 1913. — Т. 1. — Ч. 1.
5. Письмо А.И. Тургеневу от 1 мая 1819 г. // Остафьевский архив в 5 т. — СПб., 1899-1914. — Т. 1.
6. Жуковский В.А. Собр. соч. в 4 т. — М.; Л., 1960. — Т. 1.
7. Так Гете критиковал французских материалистов за метафизическую узость и односторонность и, характеризуя свое отношение в юности к «Системе природы» Гольбаха, писал: «Она казалась нам до такой степени мрачной, киммерийской, мертвенной, что неприятно было держать ее в руках» // См. Гете И.В. Собр. соч.: В 10 т. — М., 1976. — Т. 3.
8. Тихонравов Н.С. Сочинения. — М., 1898.
— Т. III. — Ч. 1.
9. История русской литературы. — М., 1941. — Т. V.
10. Отрывок из записной книжки путешественника // Современник. — 1837.
— Т. V.
11. Резанов В.И. Из разысканий о сочинениях В.А. Жуковского. Вып. II.
— СПб., 1916.
12. Письма Жуковского к А.И. Тургеневу.
— М., 1895.
13. Шмидт Х. Эстетические взгляды Андрея Тургенева // Ученые записки ЛГУ. Сер. филол. наук. — Т. 295. — Вып. 58. — Л., 1960.
14. Полевой Н.А. Очерки русской литературы. — СПб., 1839. — Ч. 1.
15. Жуковский В.А. Сочинения в 4 т. — М.; Л., 1960. — Т. 4.
16. Жихарев С.П. Записки современника.
— М.; Л., 1955.
17. История русской литературы. — М., 1941. — Т. 5. — Ч. 1.
18. Вигель Ф.Ф. Записки. — М., 2000.
19. Эйхенбаум Б.М. Мелодика русского стиха // Эйхенбаум Б.М. О поэзии. — Л., 1969.
20. Лобанов В.В. История и состав библиотеки В.А. Жуковского // Библиотека В.А. Жуковского в Томске.
— Томск, 1978. — Ч. 1.
21 Зейдлиц К.К. Из книги «Жизнь и поэзия В.А.Жуковского» // В.А. Жуковский в воспоминаниях современников.
— М., 1999.
22. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и сердечного воображения. — Пг., 1918.
23. Зейдлиц К.К. Жизнь и поэзия В.А. Жуковского. — СПб., 1883.
24. Русская старина. — 1883. — Т. 9. ■
229
