CC BY
49
ТРАДИЦИОННАЯ МУЗЫКА И ФОЛЬКЛОР
УДК 784:398
М. Г. Кондратьев
В. А. МОШКОВ: У ИСТОКОВ МУЗЫКАЛЬНОЙ ФОЛЬКЛОРИСТИКИ НЕСЛАВЯНСКИХ НАРОДОВ РОССИИ
Выдающийся русский этнограф и фольклорист В. А. Машков (1852-1922) в некоторых направлениях российского народоведения является первопроходцем. Важнейшую часть его музыкально-фольклористического наследия представляют «Материалы для характеристики музыкального творчества инородцев Вол-жско-Камского края» (Казань, 1893-1901). Они включают в себя этнографический материал и более 130 вотированных напевов и инструментальных наигрышей чувашей, татар н ногайцев. Машков первым указал на преобладание «китайской гаммы» (пентатоники) у местных народов, описал специфические свойства их песенной ритмики и поэтики.
Ключевые слова: история музыкальной фольклористики, первопроходчес-кий вклад Мошкова, музыка российских «инородцев», чуваша, татары, ногайцы, первые книжные памятники, тация, диалог, авторство, концепция, оркестровый стиль.
.Собрано у меня еще по сотне татарских песен с мелодиями, вотяцких, черемисских,
немного мордовских и гагаузских„. В. А. Мошков — А. П. Веселовскому
узыкальеая фольклористика формировалась в России как наука о музыкальном творчестве не только русского (вкупе с другими восточными славянами), но и, по возможности, прочих народов обширной империи. Однако, если история изучения музыкального творчества восточных славян достаточно хорошо известна, помимо научных трудов эта тема освещается в ряде учебников и учебных пособий, то история изучения творчества других — неславянских — народов, все еще полна белых пятен.
Первые музыкальные (нотные) записи напевов народов Сибири были осуществлены уже в середине XVIII века этнографическими экспедициями акаде-© М. Г. Кондратьев, 2013
миков Иоганна-Георга Гмелина и Степана Крашенинникова. Далее в хронологическом порядке следует вспомнить нотные публикации, включавшиеся в труды этнографов и филологов И. Добровольского (1816), В. В. Радлова (1866), А. Ф. Миддендорфа (1869, 1878), А. Ф. Риггиха (1870) и других авторов. Вместе с тем, в поле зрения образованных музыкантов самобытные музыкальные культуры неславянских народов (именовавшихся тогда «инородцами»), во множестве проживающих в великой ев-разхшской империи, попади не сразу. Так, истоки будущей музыкальной фольклористики народов Поволжья, проживающих в центре Европейской части страны, восходят лишь к восьмидесятым годам XIX века. В 1890 году на Ка-
занской научно-промышленной выставке рядом с трудами выдающихся русских музыкантов-фольклористов Н. Е. Паль-чикова, Ю. Н. Мельгунова и композитора Н. А. Римского-Корсакова, представлявшими русскую песенную культуру, экспонировались и нотные фольклорные рукописи чувашских учителей [2]. В 1890-х годах появился и первый рукописный сборник татарских и башкирских народных песен [10, с. 7], началось собирание музыкального фольклора других народов края. Вслед за пробуждением «родиноведческого» фольклорного собирательства в среде самих «инородцев» к их музыке обращается и российская академическая наука — в девяностых годах в Казани, Москве и Петербурге издаются нотные сборники чувашских, татарских, башкирских, мордовских, марийских народных песен. В 1893 году в Москве в зале Дворянского собрания проводится первый этнографический концерт, в нем «инородческое» Поволжье было представлено чувашской свадебной песней.
Таким образом, появление такой фигуры как автор «Материалов для характеристики музыкального творчества инородцев Волжск о-Каме кого края» Валентин Александрович Мошков (1852—1922) в истории отечественной музыкальной фольклористики выглядит неслучайным. В некоторых достаточно крупных направлениях российского народоведения Мошков с полным правом должен быть назван первопроходцем; до сих пор этого определения никто не сделал лишь по причине сравнительно малой изученности истории музыкальной фольклористики российских «инородцев», а также некоторых особенностей его научной деятельности. Именно многогранность научных интересов не лучшим образом послужила памяти потомков о Мошкове. Его первопроход-ческий вклад в создание музыкальной этнографии неславянских народов России оказался недооцененным современниками, как не получила должной оценки и его деятельность в целом. Между тем, труды В. А. Мошкова — это, по меньшей мере, два десятилетия не прекращавшин-
ея поток введения в научный оборот вновь открываемых фактов и материалов, а его роль в становлении целой отрасли отечественной фольклористики представляется не менее значительной, нежели более известный вклад этого ученого в тюркологию и этнографию.
ада
История жизни Мошкова имеющимися источниками обрисовывается весьма приблизительно. Родился он 25 марта 1852 года. «Я родом из Костромской губернии, мой отец был помещиком», — мимоходом сообщил Валентин Александрович в описании одного из своих путешествий [9, с. 321]. Это дает основание считать его потомком дворянского рода, восходящего к началу XVII века. Учиться Валентин был определен в петербургское Михайловское артиллерийское училище. С шестнадцати лет, по окончании учебы, вступил в службу, уверенно продвигаясь по чинам. Тем не менее, судя по публикациям и кругу общения, легко вывести, что во второй половине жизни интересы Мошкова все более и более смещались в сторону научных занятий; успехи в военной сфере не столь заметны, хотя карьера выглядит вполне благополучной. Последнее его воинское звание — генерал-лейтенант [14, с. 82].
Несколькими ценными штрихами обрисовывают личность Мошкова-этногра-фа записки его товарища по фольклорной экспедиции (около 1885 года) Г. И. Куликовского: «В. А. имел превосходную лодку-"финку", был неутомимым, неустрашимым капитаном нашего небольшого экипажа, состоявшего из мо-ряков-любителей, которым поездки по озерам и рекам Олонецкой губернии, доходящие до ста и более верст, были нипочем... Просвещенный мой коллега, человек разносторонне образованный, знакомый с бытом Олонецкого края, умеющий поговорить с крестьянином, коснуться любимой им темы, отчасти мой руководитель, к сожалению, должен был оставить край, который горячо любил, после 2—3 месяцев нашей совместной работы» (цит. по: [13, с. 11—12]). По-видимому,
именно тогда служебные дела принудили Мошкова перебраться в Варшавский военный округ, где, собственно, и произошли его встречи с носителями музыкального фольклора разных народов, в том числе волжанами.
Источник специальных филологических и музыкальных знаний офицера-артиллериста нам неизвестен; сведений о получении им какого-либо невоенного образования нет. Остается предполагать, что в этих сферах Валентин Мошков — автодидакт. По ссылкам, имеющимся в его работах, виден достаточно широкий круг изучавшихся им музыкально-теоре-тических и этнографических источников. В результате Мошков достиг в специальных областях столь значительной эрудиции, что удостоился весьма высоких оценок и знаков отличия от этнографов и лингвистов. Так, Императорское Русское географическое общество наградило его своей Серебряной медалью за исследование «Труба в народных верованиях» (1900). В характеристике Отделения этнографии по этому поводу отмечалось, что В. А. Мошков «принадлежит к видным этнографам... к ряду наилучших у нас наблюдателей и непосредственных знатоков живого народного быта, таких достойных наших этнографов-собирателей, как П. В. Киреевский, Якушкин, Мнтеллаксимов, Афанасьев, Чубинский и др.» [там же, с. 18—19]. Аналогично оценивало его деятельность и Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете в 1901 г., присудив премию Вел. Кн. Сергия Александровича по этнографии [11, с. 183—184]. Вместе с тем, в музыкальной науке с ее особой спецификой у Мошкова все-таки возникали осложнения, как мы убедимся, вчитываясь в его тексты и прослеживая судьбу трудов, — вовсе не обязательно имевшие объективные основания. Дилетант, если он истинно талантлив, порой способен видеть предмет шире, чем профессионал.
Свои фольклорно-этнографические штудии Мошков начал в середине 1880-х годов. На месте службы в Варша-
ве он осуществил и фольклорно-этногра-фические записи, и ряд публикаций, в том числе последние из известных нам: научный доклад в Обществе истории, филологии и права при Имп. Варшавском университете (1903) и издание книг (1907, 1910, 1913 гг.). Известно о его фольклорно-этнографических экспедициях в Борисоглебском и Мозырском уездах Минской губернии (1889), в Бессарабии (1895), на Балканах (в т. ч. в Варне, Константинополе, Адрианаполе, 1903). О других этнографических коллекциях, передававшихся Мошковым в петербургский Музей антропологии и этнографии в 1894—1899 гг., можно узнать из описи коллекций отдела Европы музея. В числе переданных им предметов было немало народных музыкальных инструментов [12, с. 83, 88, 89]. О зарубежных связях этнографа Мошкова, помимо упомянутых экспедиции, можно судить по его публикациям в Париже и Софии: статья о статуях святых в православных церквах, вышедшая в парижском журнале «Revue des traditions populaires» (Paris. T. XIII, № 3. Около 1901 г.) и «България, нейните приятели и неприятели, от гледище на закона за изражда-нето. Прев. Д. X. Брезицов» (София, 1903. 100 е.). Составитель антологии его трудов о русской народной музыке М. И. Родите лева замечает, что в статье «Труба в народных верованиях» Мошков обнаруживает «прекрасное знание экспозиций европейских музеев».
Таким образом, он занимался собирательской деятельностью не менее двадцати лет, поездки сопровождались публикациями в периодике и трудах научных обществ. В некоторых Мошков состоял действительным членом. Таковы Общество археологии, истории и этнографии при Имп. Казанском университете (состоит с 1892 г., публикуется в Известиях ОАИЭ в 1892 — 1901 гг.), Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете (публикуется в «Этнографическом обозрении» 1892— 1903 гг.), Русское географическое общество (публикуется в «Живой старине» и Известиях РГО в 1900-1904 гг.).
Музыкальная фольклористика была первой научной сферой, в которой Мош-ков добился быстрых успехов. Начало положили поездки в Петрозаводский уезд Олонецкой губернии и Борисоглебский и Мозырский уезды Минской губернии во второй половине 1880-х годов. Известно, что на Севере Мошков собирал фольклорные материалы совместно с филологом Г. И. Куликовским, для которого он произвел нотную запись олонецкого лесного напева-клича. В Минской губернии он записал около четырехсот мелодий (сама цифра говорит о высокой степени овладения им техникой нотиро-вания на слух). По результатам его пребывания на Севере в двух номерах петербургского музыкального еженедельника «Баян» за 1889 год выходит статья с нотными записями шести русских народных песен. Мошков, видимо, интересовался одновременно и «инородческим» этнографическим материалом, что отразилось в заметке «Пермяцко-корельские параллели», опубликованной им через три года [3, 1892].
Непосредственно на месте службы Мошков имел возможность наблюдать этнокультурные особенности служивших в войсках его округа нижних чинов, в числе которых он выделяет чувашей, татар, ногайцев, гагаузов, черемис, мордву, вотяков; от всех них он записывал напевы и слова песен, подробности их традиционного быта. Неудивительно, что Мошков ищет контакты со специалистами по этим культурам и вскоре становится действительным членом Общества археологии, истории и этнографии при Имп. Казанском университете и публикуется в Известиях ОАИЭ.
Вместе с тем, не все в этой области у Мошкова складывалось гладко. Когда он предложил вниманию Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете нотные записи двухсот (из 400 записанных им) белорусских песен, обнаружилось, что в нотациях кое-что не принимается профессионалами, в числе которых оказались такие выдающиеся личности отечественного музыкального
мира, как С. И. Танеев и Ю. Н. Мельгу-нов. Несомненно, они легко определили уровень квалификации собирателя-но-вичка, владеющего технологией нотного письма, но позволяющего себе некоторые вольности при встрече с нестандартным (по обычным тогда композиторским, читай: европоцентристским меркам) материалом, каковой всегда дает первичный крестьянский фольклор любого народа. Естественно, была проявлена разумная осторожность, в адрес собирателя высказаны пожелания дать дополнительные разъяснения; Мельгунов позволил себе даже внести поправки в нотные рукописи варшавского офицера. Однако Мошков вполне справедливо рассуждал (в письме акад. А. Н. Весе-ловскому), что «записывание народных песен есть только более или менее удачная копировка, а не композиция, подлежащая музыкальной критике... редактировать записи мелодий можно только там, где они записаны, слушал тех крестьян, от которых они взяты» (цит. по: [1, с. 158—159]). Раздосадованный, он отказался от попыток опубликовать свой материал; белорусские рукописи с тех пор исчезают, местонахождение их и сейчас неизвестно.
Иначе был встречен Мошков в Обществе археологии, истории и этнографии при Казанском университете. И здесь с необходимой ответственностью относились к квалификации собирателя и научной достоверности публикуемого материала. В частности, в примечании от редакции говорилось о «проверке записей» членами Общества С. М. Матвеевым (этнограф) и Н. Ф. Катановым (профессор восточных языков). Рецензенты одобрительно констатировали, что «академическая транскрипция в... песнях употреблена... В. А. Мошковым с тою целью, чтобы точнее передать туземную речь» [6, с. 291]. Публикация завершалась заявлением, что редакция приносит собирателю «сердечнейшую благодарность за доставление ей такого ценного и редкого этнографического материала, как песни и мелодии татар Волжско-Камского края ». Очевидно, что в начале и середине
1890-х годов в казанском Обществе Мош-ков имел положение единственного знатока своего предмета. Это обстоятельство открывало дорогу к публикации его материалов.
Симптомы нарастающих проблем прочитываются в упомянутом письме к Веселовскому, то есть уже с середины 1890-х годов. По выходе чувашского сборника, готовя к печати следующий, Мошков пишет Веселовскому: «Собрано у меня еще по сотне татарских песен с мелодиями, вотяцких, черемисских, немного мордовских и гагаузских. Но что же теперь прикажете с ними делать при таком положении вещей? Я проклинаю теперь свое несчастное решение собирать инородческий материал...» [1, с. 164]. Из этого ясно, что музыку Волго-Камского края в Известиях ОАИЭ предполагалось представить и материалами других народов. Таким образом, и в Казани Мошков столкнулся с препятствиями, повлекшими отказ от продолжения издания музыкально-эт-нографических материалов в Известиях местного Общества; возможно, оставшиеся неопубликованными записи, подобно белорусским, утрачены навсегда. В свете этого неудивительно, что публикация «Мелодии астраханских и оренбургских ногайцев и киргиз» 1901 года оказалась для Мошкова последней в Казани и вообще последней его чисто музыкальной работой. Траектория его музыкально-фоль-клористической деятельности оказалась стремительной, крутой по подъему и внезапно — неисчерпанная — пресеклась. В дальнейшем он отходит от проблем музыки и переключается на этнографию и лингвистику.
АДА
Таким образом, «Материалы для характеристики музыкального творчества инородцев Волжско-Камского края» представляют собой важнейшую, можно сказать, центральную часть музыкаль-но-фольклористического наследия В. А. Мошкова. Это — цикл, хотя и не завершенный, но по-своему цельный. В первом издании он был искусственно
разбит на четыре части, выходившие соответственно в 1893, 1894, 1897 и 1901 годах. По мысли автора, представляя музыку народов края — чувашей и татар/ногайцев (следует помнить, что этноним «татары» в русской науке того времени употреблялся в расширительном значении, включая представителей разных тюркоязычных народов), цикл состоял из двух сборников — чувашского и татарского/ногайского, имевших каждый свою вводную статью. Познавательная значимость сборников, включающих в себя более 130 вотированных напевов и инструментальных наигрышей, выдающаяся. Все записи абсолютно оригинальны и достаточно адекватно передают ладоинтонационные свойства традиционного мелоса. Как чувашский, так и татарский/ногайский сборники представляют собой уникальные собрания произведений народного музыкального искусства, запечатлевшие его состояние в конце XIX века. Анализ материала, собранного и сохраненного в записях ученого, позволяет оценить не только самобытность фольклора народов края, но и вековую (как минимум) стабильность его музыкальных форм, сюжетов, диалектов, жанров, интонационных формул, ладовой, ритмической, поэтической систем. Мошков первым указал на преобладание «китайской гаммы» (пентатоники) у местных народов, на специфические свойства их ритмического мышления и поэтики.
Для самих чувашского и татарского этносов появление таких книг было новой ступенью в культурном развитии. Ибо Мошков практически ввел тысячелетние устные музыкально-поэтические традиции волжских народов в современную письменную культуру, создав первые книжные памятники их национального музыкального искусства. В известном смысле они опередили время: в среде национальной интеллигенции чувашей и татар еще несколько десятилетий не было деятелей культуры, достаточно подготовленных, чтобы воспользоваться такими книгами на благо родной культуры. Для общероссийской же культуры
цикл Мошкова — первый столь значительный по объему и содержанию труд по изучению «инородческого» музыкального материала. Сам Мошков был убежден в ценности изучаемых им культур и собранного материала, а значение своих трудов о музыкальном творчестве волжских «инородцев» понимал как достаточно скромный — на фоне русской фольклористики — «почин в деле изучения этой музыки, за которым желательно было бы видеть в печати ряд новых исследований того же предмета, — более обстоятельных, чем мое, а главное — проведенных людьми более меня компетентными...» [4, с. 53]. Он уже предугадывал и перспективу: «Желательно, чтобы изучение чувашской музыки было начато на месте знатоками чувашского народа из местных жителей». Разумеется, изуче-
ние «инородческой» музыки местными специалистами в то время оставалось утопическим пожеланием.
За истекшее столетие представления о трудах В. А. Мошкова обрели несколько «легендарный» (если не сказать «мифический») оттенок: с соответствующим пиететом поминаемые в разного рода перечнях, результаты его научных изысканий лишь фрагментарно «встроены» в современную систему этномузыковед-ческого знания. Представляется необходимым переиздать собранные Мошковым музыкально-этнографические материалы народов Поволжья с современными комментариями. Такое издание обогатит существующие представления об истории отечественной музыкальной фольклористики и о вкладе этого незаурядного ученого в российское народоведение в целом.
Литература и источники
1. Ивансв-Ехвет, А И. Музы ищут приют. — Чебоксары, 1987.
2. Каталог Казанской научно-промышленной выставки 1890 г. Историво-этнографичесвое отделение (научного отдела). 2-е изд. — Казань, 1890.
3. Мошков В. А Пермяцко-корельские параллели // Известия ОАИЭ при Имп. Казанском унте. - 1892. - Т. 10. - Вып. 6. - С. 647-649.
4. Мошков В. А. Материалы для характеристики музыкального творчества инородцев Волжско-Камского края. I. Музыка чувашских песен // Известия ОАИЭ при Имп. Казанском ун-те. —
1893. - Т. 11. - Вып. 1-4. - С. 31-64, 167-182, 261-276, 369-376.
5. Мошков В. А. Материалы для характеристики музыкального творчества инородцев Волжско-Камского края. II. Мелодии ногайских и оренбургских татар. 1. Введение. Этнографические данные о ногайских и оренбургских татарах // Известия ОАИЭ при Имп. Казанском ун-те. —
1894. - Т. 12. - Вып. 1. - С. 1-67.
6. Мошков В. А. Материалы для характеристики музыкального творчества инородцев Волжско-Камского края. II. Мелодии ногайских и оренбургских татар [2. Песни и комментарии] // Известия ОАИЭ при Имп. Казанском ун-те. — 1897. - Т. 14. - Вып. 3. - С. 265-291.
7. Мошков В. А. Труба в народных верованиях // Живая старина. - СПб., 1900. - Вып. III. -С. 297-352; - Вып. IV. - С. 451-524.
8. Мошков В. А Материалы для характеристики музыкального творчества инородцев Болжско-Кахского края. III. Мелодии астраханских и оренбургских ногайцев и киргиз // Известия ОАИЭ при Имп. Казанском ун-те. - 1901. — Т. 17. - Вып. 1. - С. 1-41.
9. Мошков В. А У могилевских белорусов / Путевые впечатления // Нива. Литературное приложение. - 1902. - Февр. - С. 293-334.
10. Нигмедзянов М. Н. Народные песни волжс-вих татар. - М., 1982.
11. Отчет о деятельности этнографического отдела Общества любителей естествознания, археологии и этнографии за 1900-1901 год // Этнографическое обозрение. — 1901. - № 4. — Год 14. Кн. 61. - С. 182-187.
12. Памятники культуры народов Европы и Европейской части СССР. - Л., 1982.
13. Родителева М. И. От составителя.
B. А. Мошков: Материалы к биографии // Фольклористическое наследие В. А. Мошкова: Антология. — СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2003. —
C. 11-12.
14. Русская интеллигенция. Автобиографии и биобиблиографические документы в собрании С. А. Бенгерова: Аннотированный указатель: В 2 т. Т. 2. М-Я. - СПб.: Наука, 2010. -764 с.
Получено 2 июля 2013 г.
