CC BY
63
УДК 94(470)« 1812»-054.6
УЖЕСТОЧЕНИЕ НАДЗОРА ЗА ИНОСТРАНЦАМИ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ С НАЧАЛОМ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812 ГОДА
© 2014 А. В. Тихонова
канд. ист. наук, доцент каф. истории России e-mail: a. v. tikhonova@gmail. com
Смоленский государственный университет
Статья посвящена малоизученной проблеме надзора за иностранцами на территории Российской империи. В связи с началом военной кампании Наполеона против России контроль над иностранными подданными гражданских профессий был ужесточен. Одной из мер осуществления надзорных мероприятий стало проведение в российских губерниях «разбора иностранцев», целью которого было уточнение не только числа иностранных подданных, их национальной принадлежности, материального состояния, но и наличия законных документов на право пребывания в России, а также политической лояльности. Последнее обстоятельство было наиболее важным, его нарушение могло привести к перемещению в глубь России или высылке из страны.
Ключевые слова: надзор, иностранцы, Отечественная война, 1812 год, «разбор иностранцев», Смоленская губерния.
К началу военной кампании 1812 года в России действовала нормативноправовая база для въезда и выезда из страны, существовала система контроля над иностранными подданными на территории империи. Однако обострение международной обстановки накануне Отечественной войны 1812 года повлияло на решение российского правительства изменить политику въезда и выезда из страны для иностранцев. 28 мая 1812 года Александром I был утвержден доклад министра полиции, предписывавший без особого Высочайшего повеления не выдавать заграничных паспортов российским подданным. Иностранцам, желавшим покинуть Россию «без возврата», был разрешен беспрепятственный выезд через Ригу или Ревель; напротив, «приезжающих иностранцев неприязненных наций [приказано] вовсе не пропускать, объявив им, чтобы они возвратились и предварив, что если не отправятся обратно, то будут высланы в дальние города» [Отечественная война 1912: 8].
Обычно в преддверии военных действий наблюдалась активизация шпионской деятельности иностранных подданных на территории Российской империи. Так, фон Фок в одном из своих «осведомительных писем» А.Д. Балашову от 31 мая 1812 г. сообщал: «Несколько дней до передачи Вашим Превосходительством управления Министерством, прибыл сюда из Заграницы Французский поданный Симон Дюпюи (Dupui), признанный в Пруссии Лазутчиком Французского Правительства, за которым тогда же Вашим Превосходительством предписано было Полиции иметь надзор. Хотя Полицией ничего не открыто, но я под рукою получил достоверные известия, что сей иностранец действительно шпион французский, который имеет даже знак почетного легиона, который здесь не носил. За несколько дней подал он прошение о выдаче ему паспорта для проезда заграницу; вследствие чего осмелился я предложить Г. Главнокомандующему выдать ему вид до границы, остановить на дороге и отобрать все при нем находящиеся бумаги. Но ныне Граф Салтыков... по домогательству
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
Французского Посла выдал ему паспорт и отписал Г лавнокомандующему о выдаче ему подорожной курьером от Французского Посла за границу, в чем ему и не отказано. Донеся о сем Вашему Превосходительству, долгом считаю присовокупить, что он наверное отправится вместе с некоей француженкой, Madame de Vinches, которой сын служит поручиком в французской армии и который здесь был несколько лет тому назад в виде лазутчика» [Война 1812 года 2001: 281-282]. В своем комментарии к этому письму С.Н. Искюль отметил, что Симон Дюпюи был обозначен в перечне «отъезжающих» из столицы в «Санкт-петербургских ведомостях» от 3 мая 1812 г. (№ 36). Он указан «французским негоциантом», проживавшим на Малой Морской улице, в доме Клостермана, под № 99 [Война 1812 года 2001: 349]. Исходя из этого письма и косвенного подтверждения достоверности изложенных в нем сведений, можно утверждать, что российская разведка действовала весьма успешно.
Вышеупомянутый М.Я. фон Фок, вероятно, выполняя поручение министра полиции А.Д. Балашова, сообщил ему в одном из своих донесений в августе 1812 г. список иностранцев (свыше 100 имен), заподозренных в шпионской деятельности. При этом персональные сведения соответствовали ответам на следующие вопросы, воспроизведенные перед самим списком: «1. Имена и прозвания. 2. Какой
национальности. 3. Какого состояния. 4. Имеет ли собственный дом, лавку, магазин и с какими товарами. 5. С которого времени находится в С.-Петербурге. 6. Приемлет ли за него начальство ответственность. 7. Назначение к выезду за границу. 8. Назначение к отправлению в другие губернии» [Война 1812 года 2001: 319]. Поводами для подозрений в шпионской деятельности становилось отсутствие у иностранца собственности (при позиционировании им себя как торговца) и, конечно, обнаружение факта получения материального содержания от посольства, наличие высказываний, отражающих антиправительственные настроения или политические предпочтения республиканского толка.
С началом военной кампании 1812 года контроль над иностранцами был усилен, в первую очередь со стороны Военного министерства, Министерства полиции и администраций губерний, охваченных войной. Военная ситуация поставила в новые условия не только иностранцев, но и российские власти, которые должны были в чрезвычайных обстоятельствах следить за лояльностью уже проживавших в стране иностранных подданных и их перемещениями, а также осуществлять усиленный надзор за дезертирами, военнопленными и членами их семей. Бдительность требовалась не только от военных, но и гражданских властей разных уровней.
В первые же дни войны администрации западных губерний, в том числе и Смоленской, столкнулись с новыми проблемами. Примером может служить ситуация с французом Феликсом Бертетом, направлявшимся к своему семейству в Волковыский повет Минской губернии, имея соответствующий билет из канцелярии смоленского губернатора. Бертет попал под подозрение, поэтому предписанием командующего 1-й Западной армией Барклая де Толли минскому военному губернатору от 8 июня 1812 г. за № 251 за Бертетом было установлено наблюдение. Так в условиях военных действий приоритет принятия решений перешел от гражданских властей к военным, только в отношении конкретного лица они могли передать полномочия губернатору. По предписанию Барклая де Толли в сопровождении «надежного чиновника» Бертет был отправлен к минскому, а затем смоленскому губернатору. Последний же должен был либо оставить Бертета с семьей в Смоленске (под наблюдением), либо отправить его «далее во внутрь России по своему усмотрению» [ГАСО. Д. 70: 23-24]. Иностранец французского происхождения не волен был теперь выбирать место жительства, это право принадлежало российским властям.
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 4 (32)
Тихонова А. В. Ужесточение надзора за иностранцами в Российской империи
с началом Отечественной войны 1812 года
Прежде свободно занимавшиеся торговлей иностранные купцы, вне зависимости от национальности, также оказались под подозрением. Так, прусский купец Карл Николаи был задержан в Вильно как «сумнительный иностранец» и отправлен сначала в Минск, а затем в сопровождении квартального поручика Смольского 13 июня 1812 г. доставлен в Смоленск, где и должен был содержаться «в полиции под непосредственным надзором впредь до получения достаточного о сем иностранце предписания» [ГАСО. Д. 70: 28]. При Карле Николаи имелась подорожная на проезд, выданная ему минским гражданским губернатором 25 мая 1812 г. за № 5 [ГАСО. Д. 70: 33 об.].
Местная полиция оказалась не готова к появлению иностранцев в качестве задержанных. Смоленский полицмейстер Дмитрий Сверчков сообщал губернатору, что «полиция для содержания того иностранца особой комнаты, кроме присутствия и канцелярской, где помещаются учрежденной суд и квартирная комиссия, не имеет. Если поместить его с прочими арестантами, то будет для него весьма изнурительно». В связи с этим полицмейстер просил губернатора своим особым предписанием «приказать означенного иностранца для содержания на главной гаубвахте отослать к Гну плац-майору Врангелю» [ГАСО. Д. 70: 31]. О дальнейшей судьбе купца в условиях начавшейся войны неизвестно.
Другой пример, свидетельствующий об ужесточении надзора за иностранцами, -случай с итальянцами Баптистом Пенсини и Петром Дониботи, разъезжавшими «по городам с товарами». В июле 1812 г. они прибыли в Дорогобуж на ярмарку. Оказалось, что прежде купцы бывали на Смоленщине и свободно ездили в Ригу и обратно. В Дорогобуж итальянцы приехали, имея при себе билеты Рижского губернатора князя Д.И. Лобанова-Ростовского, выданные им 29 января 1812 года. В билетах было указано, что они, в свою очередь, даны иностранцам, направляющимся в Смоленск, на основе билетов смоленского гражданского губернатора от 14 августа 1811 г. за № 5207 и № 5208. На обороте билетов, полученных от рижского губернатора, 27 апреля 1812 г. была сделана отметка в Велижской городской полиции под № 1 и 2 [ГАСО. Д. 70: 5-6
об.]. Когда же иностранцы прибыли в Смоленскую губернию, они обязаны были получить от гражданского губернатора вид на жительство, чего, вероятно, не сделали. На этом основании дорогобужский городничий, проявив бдительность, не допустил их к участию в ярмарке.
В связи с началом военных действий правительство было озабочено налаживанием системы контроля над иностранными подданными, проживавшими к началу войны 1812 года на территории Российской империи: «Его Императорское Величество Высочайше повелеть изволил, чтобы о всех вообще иностранцах, как в столицах и губернских городах, так и в прочих местах Российской империи находящихся, сделать ... разбор» [Тофталушин 2009: 171]. При разборе полагалось разделить иностранцев на три категории: 1) те, кого можно оставить в губернии, так как «точную ответственность» за их благонадежность брал на себя губернатор («в том, что они ни внушениями личными, ни переписками или другими какими сношениями не могут подавать повода к . нарушению спокойствия или к совращению с пути порядка российских верноподданных»); 2) те, кого вследствие неблагонадежности следует выслать за границу; 3) те, кого следует выслать во внутренние губернии Российской империи, вследствие опасности разглашения ими важных сведений, что может привести «к неблагоприятным или вредным для России последствиям» [ГАРФ. Д. 57: 1-2 об.]. О значении, которое государь придавал разбору, говорит тот факт, что сообщение о Высочайшем повелении было отправлено Главнокомандующему в Санкт-Петербурге С.К. Вязмитинову 29 июня 1812 г. и получено им уже на третий день -2 июля [ГАРФ. Д. 57: 1, 2 об.].
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
В 1812 г. в столицах проживало значительное число иностранцев. Согласно «Примерному исчислению только находящихся в С.Петербурге иностранцев разных наций, на подданство России присяги не учинивших», в столице к июлю 1812 г. проживало 6068 иностранных подданных из 25 государств. На первом месте по численности «петербургских» иностранцев были подданные Пруссии (1416 человек, или 23,3%), на втором - Франции (1049 человек, или 17,3%), на третьем - Саксонии (717 человек, или 11,8%), на четвертом - Швеции (562 человека, или 9,3%), на пятом -Великобритании (393 человека, 6,5%). Швейцарские граждане занимали тринадцатую позицию: 62 человека (1% от общего числа иностранцев), из них 52 мужчины и 10 женщин. Рядом со швейцарцами по числу столичных жителей оказались итальянцы (89 человек, или 1,5%), голландцы (63 человека, или 1%) и поляки (50 человек, или 0,8%) [ГАРФ. Д. 57: 50]. Для сравнения: в Москве к началу войны находились 188 англичан [Орлов 2003: 129], 3600 французов [Михайловский-Данилевский 1850: 482]. Только небольшое число последних (по разным данным 43 или 65 человек), к началу сентября 1812 г. признанных неблагонадежными (по выражению
Ф.В. Ростопчина, «выборные канальи из каналий»), были высланы в Саратов или Макарьев [Проходцов 1912].
Согласно Высочайшему повелению губернаторы при «разборе» в июле 1812 г. обязаны были предоставлять в Министерство полиции списки тех иностранцев, за благонадежность которых брали «на себя точную ответственность». Неблагонадежных же иностранцев «выслать за границу», а тех, чья высылка может быть опасна, так как «они разглашениями своими в иностранных Государствах известных им внутренних наших положений и обстоятельств могут подать повод к неблагоприятным или вредным для России последствиям», было решено выслать вглубь Российской империи (в Воронеж, Тамбов, Кострому, Вологду, Вятку, Пермь, Оренбург, Казань, Симбирск, Пензу, Саратов, Астрахань и в другие города, по усмотрению Вязмитинова) [ГАРФ. Д. 57: 1-2].
Губернаторам сообщалось, что «Государю Императору благоугодно, чтобы мера сия по обстоятельствам, толико нужная, приведена была в действо с возможною поспешностью» [ГАРФ. Д. 57: 13]. Начальникам губерний предписывалось высылку иностранцев в глубь России производить, предоставляя возможность высылаемому нанять себе экипаж, а «не имеющих никакого состояния отправлять на счет казны». Обязанностями внутренней стражи стало осуществление надзора за высылаемыми. «О чем сообщать по тракту окружным начальникам для зависящего с их стороны распоряжения в благонадежном по назначенным местам доставлении» [ГАРФ. Д. 57: 15-16]. Губернаторы, включая смоленского, получили это циркулярное предписание С.К. Вязмитинова от 5 июля 1812 г. [ГАРФ. Д. 57: 16].
Форма, по которой надо было составить «Общий список всем иностранцам в губернии пребывание имеющим», была представлена в виде таблицы со следующими графами: 1) «имена и прозвания»; 2) «какой нации» с указанием «кто жену и сколько детей имеет»; 3) «какого состояния» (купец с указанием гильдии, иностранный гость, мещанин, ремесленник, служащий с указанием должности либо нахождения в отставке); 4) «имеет ли здесь собственный свой дом» (каменный или деревянный, лавку или «магазейн и с какими товарами»); 5) «с которого времени находится в России»; 6) «приемлет ли начальник за него на себя ответственность»; 7) «назначение к отправлению в другие губернии» [ГАРФ. Д. 57: 21 об .-22].
7 июля 1812 г. было указано, что «иностранцы, присягнувшие на подданство России, не подлежат разбору» [Тофталушин 2009: 171]. При проведении разбора для уточнения действий местных властей в губернии поступали новые предписания С.К. Вязмитинова о высылке неблагонадежных иностранцев. Тех же иностранных
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 4 (32)
Тихонова А. В. Ужесточение надзора за иностранцами в Российской империи
с началом Отечественной войны 1812 года
подданных, которые подлежали высылке за границу, предписывалось отправлять морем, так как сухопутная граница была «заперта». Иностранцы, которые в условиях войны могли прибыть в Россию, также имели возможность приехать только морским путем. Государь отмечал, что «в выдаче же пашпортов я весьма осмотрителен и многим отказываю, за всем тем иметь за ними бдительный надзор и в малейшем сомнении высылать» [ГАРФ. Д. 57: 45]. Примечательно, что, несмотря на военные условия, правительство заботилось о развитии российской экономики, поэтому к иностранному купечеству предписывалось относиться с особым вниманием: «Об купеческих домах поступать весьма осторожно, брать об них все сведения возможные от других домов, сумнению не подлежащих, и не иначе приступать к высылке как в случае явного подозрения в непозволительных намерениях» [ГАРФ. Д. 57: 45]. А.И. Михайловский-Данилевский отмечал, что иностранные купцы в Москве, даже в ситуации угрозы приближения неприятеля, продолжали заниматься торговлей под защитой городских властей [Михайловский-Данилевский 1850: 482]. Однако с нарастанием опасности захвата города французскими войсками наблюдался рост враждебности по отношению к иностранцам: стихийно, со стороны местного населения низших сословий, и сознательно, в результате пропаганды, проводимой графом Ф.В. Ростопчиным [Орлов 2003: 131]. Конечно, московские иностранные купцы, как и другие жители столицы, в большинстве своем покинули Москву в июле-августе 1812 г., понеся значительные материальные убытки [Орлов 2003: 130].
В Смоленской губернии «разбор иностранцев» в июле 1812 г. местные власти произвести в полной мере не успели в связи с быстро разворачивавшимися военными действиями. 5 сентября 1813 г. С.К. Вязмитинов подписал циркулярное предписание губернаторам о том, что после проведенного разбора иностранцев и принятых соответствующих мер полагалось, «чтобы выезд из места нынешнего нахождения каждого иностранца дозволяем ему был единственно в случае особенного на то предписания, без которого отнюдь сего не позволять» [ГАРФ. Д. 60: 7]. В своем предписании городским и земским полициям от 29 октября 1813 г. смоленский гражданский губернатор вынужден был признать, что в июле 1812 г. должного «разбора иностранцев за нашествием неприятеля в Смоленской губернии не учинено», а потому его необходимо произвести теперь по разрешению Главнокомандующего в Санкт-Петербурге [ГАСО. Д. 78: 13].
10 ноября 1813 г. С.К. Вязмитинов узнал из отношения смоленского губернатора барона К.И. Аша, что в губернии разбор только начали проводить. Циркулярное же предписание Главноуправляющего в Санкт-Петербурге от 5 сентября 1813 г. смоленский губернатор трактовал так: нужно выслать иностранцев, которые были учтены по разбору в других губерниях, в те же губернии обратно. «Тем же, кои находились здесь до состояния Высочайшего повеления или возвратились по очищении губернии и нигде в разборе не вошли, выезда отнюдь без особаго повеления не позволять» [ГАРФ. Д. 60: 17]. Таким образом, губернатор пытался ограничить круг тех лиц, которые должны были пройти по разбору в Смоленской губернии, исключив посещавших ее до 1812 г. и пытавшихся приехать на подчиненную ему территорию во время проведения разбора.
Смоленская губерния долго не могла оправиться от последствий войны и оккупации, не случайно жители спустя десятилетия называли 1812-й «годом великого разорения» [Энгельгардт 1999: 20, 639]. Местным властям после освобождения Смоленщины необходимо было решать множество хозяйственных проблем, заниматься вопросами раненых и военнопленных, восстановлением системы управления и т.д. Потому условия для проведения «разбора» в Смоленской губернии осенью 1813 г. были чрезвычайно сложными. Губернатор Аш предписал местной полиции доставить
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
два именных списка: «во-первых, иностранцам, кои на помянутом основании будут высланы, донеся об том и впредь каждый раз; во-вторых, тем иностранцам, кои затем останутся в подведомых местах, с удостоверением о благонадежности их поведения и с приложением засвидетельствованных данных им видов.
Если кто-либо из сих последних окажутся неблагонадежного поведения, то полиции обязаны употребить в рассуждении их самый бдительный надзор» [ГАСО. Д. 78: 13].
Губернатором были предложены особые формуляры для списков неблагонадежных лиц, подлежащих высылке, и иностранцев, оставленных в губернии. При этом для последней категории в списке должно было быть указано, проходили ли эти иностранцы по прежнему разбору, проводившемуся в Смоленской губернии в 1807 г. За остающихся в губернии иностранцев брал на себя ответственность начальник полиции города или уезда. Пояснялось, что «ответственность сия заключается в том, что они ни внушениями личными, ни переписками, ни другими какими сношениями не могут подавать повод к какому либо нарушению спокойствия или к совращению с пути порядка российских верноподданных» [ГАСО. Д. 78: 14-15].
Губернатор предписывал составить списки в 10-дневный срок, а «в случае малейшей медленности в доставлении требуемых... сведений и не аккуратного отношения сего распоряжения [виновные] подвергнутся о сем скорейшему и неизбежному взысканию» [ГАСО. Д. 78: 13]. Очевидно, что в условиях послевоенной Смоленщины такой короткий срок исполнения вряд ли был возможен и губернатор это понимал, иначе бы наказал подчиненных (об этом нет никаких упоминаний в деле). Самый ранний из представленных списков был датирован 25 ноября 1813 г., а самый поздний - 2 февраля 1814 г. Это и неудивительно. Ведь чтобы заполнить графы таблицы соответствующего списка полиции, следовало не только навести справки в делах уездных судов или магистрата, но и «с видов (документов, на основании которых иностранец проживал в губернии. - А.Т.) приложить засвидетельствованные копии» [ГАСО. Д. 78: 14].
В Смоленской губернии, как показали представленные местной полицией списки, иностранцы проживали в городах Смоленске и Белом, Ельнинском и Сычевском уездах. Так, в «Списке иностранцам, находящимся в городе Смоленске и за высылкою прочих остающимся в оном» от 25 ноября 1813 года обозначено 13 иностранцев (с семьями) [ГАСО. Д. 78: 18-21 об.]. Из них 8 человек были представителями немецких земель (Пруссии, Саксонии, Голштинии), 3 - Австрии и прилежащих к ней территорий, 1 итальянец и 1 швед. 6 иностранцев из 13 прожили в России более 30 лет, только один к 1813 г. провел здесь 5 лет. Из иностранцев 4 относились к купечеству, 4 занимались ремеслом, имея права «гостя», 2 были мещанами, также занимаясь ремеслом, а 3 были связаны с медициной (аптекарским делом). Все они имели документы, выданные им российскими консульствами и миссиями для приезда в Россию, но многие их утратили. За каждого из них поручался полицмейстер, и в графе «Какого поведения» следовала фраза: «Ведет себя соответственно званию, в подозрениях никаких полицией не замечен» [ГАСО. Д. 78: 18-21 об.].
Бельский городничий к своему рапорту от 2 декабря 1813 г. за № 2198 приложил «Список иностранцам, находящимся в городе Белом 1813-го года», где были указаны лишь трое итальянцев-ремесленников, за которых полиция брала на себя ответственность [ГАСО. Д. 78: 65 об.-66]. Все они жили в России более 25 лет, вполне адаптировались к местным условиям (один из них даже имел русскую жену), являлись вполне зажиточными горожанами и уже приняли российское подданство, однако полиция посчитала нужным указать их в списке. Причинами такой бдительности могли
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 4 (32)
Тихонова А. В. Ужесточение надзора за иностранцами в Российской империи
с началом Отечественной войны 1812 года
послужить не только военные действия 1812 года, но и назначение нового полицмейстера города.
В «Списке иностранцам, находящимся в Ельнинском уезде за высылкою прочих остающихся в оном» [ГАСО. Д. 78: 69], составленном дворянским заседателем Мавицким 2 февраля 1814 года (как приложение к его рапорту за № 359), указано 6 имен. Принимая за них ответственность, местная полиция спешила сослаться на «поручительства тех помещиков, у кого сии иностранцы жительствуют». Из 6 иностранных подданных 2 были указаны немцами, 1 уроженец силезского города Бреславля, 1 австриец, 1 француз Гуаш, 1 «фламандец» [ГАСО. Д. 78: 72].
Что касается Сычевского уезда, то, судя по списку иностранцев, приложенному к рапорту заседателя нижнего земского суда от 18 января 1814 г. за № 29, в уезде проживали 6 иностранных подданных [ГАСО. Д. 78: 45 об.-46]. Все они находились в Дугино в имении «у действительного тайного советника действительного камергера и разных орденов кавалера графа Никиты Петровича Панина» [ГАСО. Д. 78: 44]. Согласно списку, эти иностранцы в июле 1812 г. прошли разбор по Московской губернии: немец, служивший егерем, Иван Краутель и, вероятно, его родственник Иоганн Краутель; прусак, уроженец Штетина, слуга Федор Колбе; швед, слуга Иван Рейс; британец, садовник Яков Манеель; швейцарка, учительница Мария Сестие. Граф Н.И. Панин в письме Смоленскому гражданскому губернатору барону К.И. Ашу от 12 декабря 1813 г. не только гарантировал добропорядочность «своих» иностранцев, но и просил разрешить им переезды в другие губернии и города в качестве сопровождающих графа лиц. Губернатор не оставил ходатайство вельможи без внимания и обещал обратиться за особым разрешением к Главнокомандующему в Санкт-Петербурге С.К. Вязмитинову, при этом «не подвергая... [вышеупомянутых иностранцев] никакому беспокойству» [ГАСО. Д. 78: 62 об.]. В данном случае губернатор использовал свои полномочия обращаться в вышестоящие инстанции за разъяснениями предписаний, а также с просьбами об исключении из документов некоторых положений в отношении конкретных лиц.
Наделение губернатора значительными полномочиями по организации «разбора» было направлено на установление точной численности иностранцев, их политических взглядов и настроений. Кроме того, местная администрация, исполняя решения центральных властей, старалась стимулировать принятие иностранными подданными присяги на верность России как подтверждение лояльности российскому правительству и проводимой им политике.
Библиографический список
Война 1812 года и русское общество («Осведомительные письма» тайной полиции) / публ. С. Н. Искюля // Русско-французские культурные связи в эпоху Просвещения / отв. ред. С.Я. Карп. М.: РГГУ, 2001. С. 244-359.
ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации). Ф. 1165. Оп. 2. 1812 г. Д. 57; Д. 60.
ГАСО (Государственный архив Смоленской области). Ф. 1. Оп. 1. 1812 г. Д. 70, 78.
Михайловский-Данилевский А.И. Полн. собр. соч.: в 7 т. СПб., 1850. Т. 4. 558 с.
ОрловА.А. Британцы в Москве в 1812 году: вымысел и реальность // Вопросы истории. 2003. № 1. С. 129-136.
Отечественная война и русское общество. 1812-1912. Юбилейное издание.
Т. 5. М., 1912. 236 с.
Проходцов И.И. Рязанская губерния в 1812 году преимущественно с бытовой стороны: материалы для истории Отечественной войны. Издание Рязанской
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
Губернской Ученой Архивной Комиссии. Рязань: тип. Н.В. Любомудрова, Ч. 1. 1913. [Электронный ресурс]. URL: http://www.history-ryazan.ru/node/7382 (дата обращения 27.07.2014)
Тофталушин В.П. «Разбор» иностранцев в 1812 году и Саратовская губерния // 1812 год: война и мир: материалы Всерос. науч. конф.. Смоленск: Свиток, 2009. С. 170-179.
Энгельгардт А.Н. Из деревни. 1872-1887 / отв. ред. Б.Ф. Егоров, изд. подг. А.В. Тихонова. СПб.: Наука, 1999. 714 с.
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 4 (32)
