CC BY
64
И.Е. Лощилов
«УВИДАВШИЕ НЕБО СТАДА»: О КЛАССИЧЕСКОМ И НЕКЛАССИЧЕСКОМ ИСТОЧНИКАХ СТИХОТВОРЕНИЯ НИКОЛАЯ ЗАБОЛОЦКОГО «ГРОЗА» (1946)
Новосибирский педагогический университет
Гроза
Содрогаясь от мук, пробежала над миром зарница,
Тень от тучи легла, и слилась, и смешалась с травой.
Все труднее дышать, в небе облачный вал шевелится, Низко стелется птица, пролетев над моей головой.
Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую ночь
вдохновенья,
Человеческий шорох травы, вещий холод на темной руке, Эту молнию мысли и медлительное появленье Первых дальних громов - первых слов на родном языке.
Так из темной воды появляется в мир светлоокая дева,
И стекает по телу, замирая в восторге, вода,
Травы падают в обморок, и направо бегут и налево Увидавшие небо стада.
А она над водой, над просторами круга земного, Удивленная, смотрит в дивном блеске своей наготы,
И, играя громами, в белом облаке катится слово,
И сияющий дождь на счастливые рвется цветы.
1946
Н. Заболоцкий
Весенняя гроза
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.
С горы бежит поток проворный,
В лесах не молкнет птичий гам,
И гам лесной, и шум нагорный -Все вторит весело громам.
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
<1828>, 1850-е
Ф. Тютчев
В этот день голубых медведей,
Пробежавших по тихим ресницам,
Я провижу за синей водой В чаше глаз приказанье проснуться.
На серебряной ложке протянутых глаз Мне протянуто море и на нем буревестник;
И к шумящему морю, вижу, птичая Русь Меж ресниц пролетит неизвестных.
Но моряной любес опрокинут Чей-то парус в воде кругло-синей,
Но зато в безнадежное канут Первый гром и путь дальше весенний.
1919
В. Хлебников
О Заболоцком как продолжателе тютчевской традиции сказано немало, в частности, и на материале «Грозы» [1-4]. Тютчевский подтекст стихотворения Хлебникова также неоднократно становился предметом научного описания [5, с. 117-122; 6, с. 10, 95-115]. «Близость их такова, что многие стихи Хлебникова кажутся живым откликом и прямым продолжением Тютчева» [6, с. 10]. Основная задача настоящей заметки - попытаться прочитать «Грозу» Заболоцкого (в дальнейшем - НЗ) как «живой отклик и прямое продолжение» сразу двух шедевров «классической» (ФТ) и «неклассической» (ВХ) эпох (и поэтик).
В НЗ находит продолжение не только двуплано-вость в решении темы грозы, но и важнейшие формальные и композиционные особенности ФТ (4 четверостишия, порядок чередования мужских и женских клаузул). В отличие от тютчевской композиционной асимметрии (3+1) [7, с. 397-398], в НЗ «пейзажная» и мифологическая» части строго сбалансированы в пределах четырехчастной композиции: 2 + 2 [3, с. 103-106]. Членение по принципу 3+1, впрочем, сохраняется в НЗ на уровне формы: кризису последнего из «пейзажных» 12-го стиха ФТ, с его спондеическим сбоем, соответствует «кризис» в стихе (полустишии?) 12 НЗ, слоговой объем которого вдвое меньше предыдущего, а «стопный» - соседних 5, 6 и 9-го. На фоне НЗ отчетливей видны скрытые в ФТ черты симметрии; так, в строфах 1-11 и Ш-ГУ содержатся по три полноударных стиха четырехстопного ямба. Правда, в первой половине они «разнесены» друг от друга (1, 2, 6), а во второй следуют подряд друг за другом (9, 10, 11), что приводит к своеобразной мажорной монотонности декламационной речи и делает кризис 12-го стиха - а также перевод в мифологический план - неизбежным. В свете НЗ пере-
И.Е. Лощилов. «Увидавшие небо стада»: О классическом и неклассическом источниках.
НЗ
I 1
2
3
4
II 5
6
7
8
Ш 9 —Ш \
■1
V 3 лррппг
51нШШ^
6 ММ1ИГД.Г1Г^
ФТ
I 1
2
3
4
II 5
6
7
8
III 9 10 11 12
" 3 ЕВИЕ
15 иЛ1 Ил р
6 ииЦ
ход в ФТ от первого лица к гипотетической ответной речи («Ты скажешь: < ...>») обнаруживает, что миф не только и не столько «дублирует» пейзаж, сколько противоречит ему.
Заболоцкий намеренно строит контрастные отношения с классическим источником в области метра и ритма (не говоря уж о том, что гроза в НЗ -ночная): Я4 становится громоздким разностопным анапестом (динамику роста за счет «внесения» личного местоимения легко ощутить, сопоставив пер-
вые стопы 1 ФТ и 5 НЗ: «Люблю <...>» и «Я люблю <...>»), число стоп в строфах П-Ш обнаруживает тенденцию к увеличению и варьируется непредсказуемо-иррационально. Стоит вспомнить, впрочем, что ударение на последнем слоге делает наиболее «родственным» ямбу именно анапест. Уже в I строфе НЗ число трехсложных стоп превышает число двусложных в ФТ. Такая многостопность потребовала, разумеется, стабильной цезуры, каковую Заболоцкий и строит в стихах 1-3 на границе 6-го и 7-го слогов, тщательно «цементируя» ее пунктуационными знаками. Однако уже в стихе 4 элемент иррационального и непредсказуемого мощно вторгается в метрическую решетку: наряду с внутренней рифмой, неожиданно в середине стиха «подхватывающей» уже «состоявшуюся» клаузульную (зарница - шевелится - птица), в кристаллически-сба-лансированный пятистопный анапест с цезурой после 2-й стопы проникает цезурное наращение [8, с. 79-82], нарушающее счет слогов. Это важное событие - последствия его носят лавинообразный характер - происходит как раз в слове птица, которое мы вправе интерпретировать отныне как реминисценцию из ВХ, связывающую воедино решительную деформацию стиха и слова («птичая Русь»). [Ср. «И голос Пушкина был над листвою слышен, // и птицыг Хлебникова пели у воды.», 1936.]
Таблицы наглядно показывают, что мутации формы тютчевской пиесыг возникают в НЗ не произвольно, но развивают особенности стиха ВХ (анапест; ам-фимакры, наиболее частые в первой стопе [и в первой половине стихотворения]; цезурные наращения, способные достигнуть - например в слове обморок из стиха 11 - размера двух слогов; становящийся почти чудовищным рост стопности в серединной части композиции - П-Ш НЗ и II ВХ). Двусложное наращение и сверхсхемное ударение в первой стопе обеспечивают в стихе 11 сильный миметический эффект, «синхронизирующий» описываемое событие и описывающую речь (через голову Хлебникова возвращающий - на новом этапе - к словесной пластике Тютчева): стопы анапеста и стопы с дактилической инерцией как бы «разбегаются» направо и налево от цезуры. Наконец, сама цезура, неожиданно «прорезавшаяся» в 3 стихах строфы II ВХ, в НЗ после строфы I становится чисто синтаксической, «прочерчивает» мощный молниеобразный зигзаг, и, потеряв смысл в «укороченном» стихе 12, гармонизируется и обретает симметрию в строфе IV, «обуздавшей» и предцезурные наращения. (Своеобразный залог этой гармонизации - упорядочивание метра [Ан6] в стихе 9; но это - затишье перед грозой.) Уже в отсутствии графических пробелов между отчетливо разграниченными строфами в ВХ видна теднен-ция к агглютинации (слипанию), свойственной внутренней и аутической речи, в то время как ФТ и НЗ
НЗ
тяготеют к филиации (разделению и расщеплению). Стуит вспомнить, что и тютчевское стихотворение в первой публикации содержало 3 строфы (I, III и IV канонического варианта).
В ударных слогах стиха 9 НЗ, вынесенного в заглавие настоящей заметки («Увидавшие небо стада»), содержится намек на семантику утверждения/отрицания (подобно тому, как у Пушкина в строчке «Уходит Розен сквозь теснины» из поэмы «Полтава» «спряталось» слово хоровод), соотносимую с гегелевской триадой ‘Тезис’- ‘Антитезис’- ‘Синтез’. Этот стих содержит 9 слогов, и, таким образом, изосилла-бичен как стихам с женской клаузулой Я4 (таков хрестоматийно-известный стих 1 ФТ), так и Ан3 с муж-
ской (таковы стихи 1 и 3 ВХ): «Люблю грозу в начале мая <...>» (да) - «В этот день голубых медведей <...>» (нет) - «Увидавшие небо стада» (да - нет - да).
В рукописи «Грозы» стих 4 первоначально выглядел так: «Низко стелется птица над безумной моей головой» [3, с. 105]. Здесь видится не только автореминисценция обэриутского периода (от «Поприщи-на» до «Безумного волка», одним из прототипов которого был Хлебников [9]), но и прямое указание на чаемое воссоздание-воскрешение «разорванного сознания» (Пунин) великого поэта XX столетия в личном опыте («приказанье проснуться»). Темная рука («самое загадочное, не разъяснимое логически» [3, с. 103] место стихотворения) и безумная голова - таковы телесные атрибуты лирического героя стихотворения Заболоцкого, отсылающие, соответственно, к темной воде [в футуристических «облацех»?], откуда появилась в мир светлоокая дева, и - к трагическому опыту поэзии и судьбы Будетлянина («Когда сердце н<о>чери обнажено в словах, // Бают: он безумен», 1912).
Можно предположить, что в 1946 г., сразу после обретения свободы от восьмилетнего заключения в недрах сталинской пенитенциарной системы, Николай Заболоцкий предпринял дешифровку (по терминологии Ежи Фарыно) энигматического хлебниковского стихотворения, и, тщательно «прощупав» его отношения с классическим первоисточником, предоставил в своей «Грозе» полную волю и пространство для развития в горизонтальном - справа налево - измерении стиха тенденциям, наметившимся в ВХ, оставаясь при этом в вертикальных и клаузульных пределах заданной Т ютчевым формы. Сохраняющий связность и своеобразную «классичность» («разросшийся» до шести стоп анапест в стихах 5, 6 и 9 способен, например, спровоцировать смутные гекзаметрические ассоциации) текст сохраняет и черты ритмической монструозности, присущие нарочито-иррациональной (и культивирующей иррациональность), «заумной» поэтике Будетлянина; а навстречу античному громовержцу (тютчевскому Зевесу) в 1946 г. из темной водыг поднимается у Заболоцкого не столько античная же Афродита, сколько хлебниковские Ночерь и МорянаЛюбес. Существенно и то, что встреча верховного божества древних греков и ‘богини’, рожденной из причудливой неомифологи-ческой «пены» Серебряного века, где софиология Соловьева смешалась с ницшевской «критикой» и федоровской «ревизией» христианства, приводит к триумфальному воплощению Слова-Логоса в ореоле тютчевских ассоциаций: «И, играя громами, в белом облаке катится слово, // И сияющий дождь на счастливые рвется цветы».
Литература
1. Игошева Т.В. Проблемы творчества Н.А. Заболоцкого: Учеб. пос. к спецкурсу. Новгород, 1998. Http://auditorium.novgorod.ru/ Шехуі22/ійл261002_02^ос
Т. Т. Уразаева. Архаико-мифологические (шаманские) модели в творчестве А. Ахматовой
2. Парфенова Р. Две «ГРОЗЫ»: Сопоставление стихотворений «Гроза» Н.А. Заболоцкого и «Весенняя гроза» Ф.И. Тютчева на уроке литературы в 11-м классе. Http://archive. 1 september.ru/lit/2001 /14/lit14_05.htm
3. Слинина Э.В. Мысль - Образ - Музыка в стихотворении Н.А. Заболоцкого «Гроза» // Лирическое стихотворение. Анализы и разборы: Учеб. пос. / Отв. ред. Ю.Н. Чумаков. Л., 1974.
4. Pratt S. Antithesis and Completion: Zabolockij Responds to Tjutcev // Slavic and East European Journal 2 (1983).
5. Башмакова H. Слово и образ: О творческом мышлении Велимира Хлебникова. Helsinki, 1987.
6. Дуганов Р.В. Велимир Хлебников: Природа творчества. М.,1990.
7. Чумаков Ю.Н. Принцип «перводеления» в лирических композициях Тютчева // Чумаков Ю.Н. Стихотворная поэтика Пушкина. СПб., 1999.
8. Гаспаров М.Л. Русские стихи 1890-х - 1925-го годов в комментариях. М., 1993.
9. Лощилов И. Феномен Николая Заболоцкого. Helsinki, 1997.
