CC BY
29
ИСТОРИЯ ПРАВОВОЙ МЫСЛИ
ЙЕНС ПЕТЕРСЕН (Jens Petersen)*
УТОПИЯ ПРАВА ВАЛЬТЕРА РАТЕНАУ**
Аннотация. Юриспруденция не исчерпывается лишь применением права. Дискуссии по юридической тематике обогатили выдающиеся юристы и те представители интеллектуальной истории, которые внесли значительный вклад в развитие права своего времени. К ним относится Вальтер Ратенау, живший и творивший во времена Веймарской республики, а позже занимавший пост министра иностранных дел, хотя он и не был достаточно оценен в этом качестве. В предлагаемом докладе предпринята первая попытка в этом направлении на основании анализа трудов этого великого мыслителя и политика для того, чтобы поставить правовые вопросы, не имеющие срока давности, и объяснить, как они представлены в трудах Ратенау. При этом становится очевидным, что его жизнь и смерть, его труд как политика и писателя касается многообразных проблем философии права. Очевидно также, насколько велика роль этого мыслителя, на которого оказал влияние Ницше, и который, в свою очередь, оказал значительное влияние (даже если и негативное) на других великих мыслителей, таких как Хайек. Ключевые слова: Вальтер Ратенау, правовая наука, мыслитель в области права, история мысли (мышления), Веймарская республика, министр иностранных дел, политик, правовые вопросы, философия права, Фридрих Ницше, Фридрих Август фон Хайек.
I. Ратенау и право
Насколько известно, Вальтер Ратенау не занимает никакого места в существовавшей до сих пор дискуссии о философии права, истории права и догме права. С одной стороны, частично это вызвано становящимся все более явным несоответствием между его исторической ролью как политика и его самооценкой, которая явно прослеживается в опубликованном полном собрании его писем1. Сам Ратенау никогда не рассматривал себя только как политика или предпринимателя, которым являлся по происхождению — как сын основателя электротехнического концерна АЕG («Альгемайне электрицитетс гезельшафт»). Он считал себя только писателем. Действительно, он писал необычайно много; его
биографы исходят из того2, что не в последнюю очередь это помогало ему справляться с одиночеством, а иногда и с отчаянием3, которые он ощущал, несмотря на все общественное признание и обязательства, в течение всей своей жизни.
1 Письма опубликованы в т. 5 (ч. 1-2) полн. собр. соч. Вальтера Ратенау (под. ред. H.D. Heilige, E. Schulin) см: Rathenau W. Briefe. T. 1: 1871-1913; T. 2: 1914-1922. Düsseldorf, 2006.
2 См.: Schölzel C. Walther Rathenau. Eine Biographie. München, 2006. S. 83 (со ссылкой на письмо к Эрнсту Нор-линду от 19 июля 1919 г.: «Труд, в том числе и авторский, был для него средством борьбы с депрессией и мыслями о самоубийстве»).
3 Внешне это интересным образом сказалось на двери дома сохранившейся по сей день и первоначально архитектурно оформленной самим Ратенау виллы в Грюнвальде (Кёнигаллее, 65), о которой его современники говорили, что это изображённый самим Ратенау знак одиночества, уединённости. Ср.: Ludwig E. Genie und Charakter. 20 männliche Bildnisse, 1924: «Дверь его благородного дома была узкой, слишком узкой, чтобы пропустить двух человек одновременно. Счастье единения, благоволения любви не было дано ни ему самому, ни его дому. Из этого проклятия одиночества он извлёк высокое достоинство своего труда, своего дома. Он никого не пускал в глубину своей души, дверь в этот храм была так же узка, как и дверь его дома».
© Petersen J., 2015
* Петерсен Йенс (Petersen Jens) — Dr. iur. habil., профессор, заведующий кафедрой гражданского права, немецкого и международного экономического права юридического факультета Потсдамского университета (Германия). [golovnenkov@googlemail.com] 14482, Deutschland, Potsdam, August-Bebel-Str., 89.
** Этот доклад был впервые опубликован в юбилейном сборнике Петера Гаувейлера в 2009 г. Благодарю за дружеское разрешение на повторную публикацию издательство Волтерс Клувер.
1. Странные сочинения (Своеобразные труды)
Замыслу данного исследования можно, конечно, a limine возразить, что Ратенау никогда не считал себя философом права или теоретиком права. Как бы это ни было правильно, нельзя все же, с другой стороны, упускать из виду, что совершенно своеобразный жанр его произведений во всех отношениях признает и подчёркивает роль права как средства для воплощения в жизнь его идей, даже если его первоначальный интерес относился к другим предметам. Вот что говорится, например, в одном фрагменте его труда «О грядущем»4, который одновременно стоит в центре внимания предлагаемых соображений: «Механические средства для разъяснения мер и законов, которые приводят к воплощению в жизнь основных идей в определённой стране, в первую очередь в Германии, станут лишь постольку задачей этого труда, поскольку речь пойдёт о новых понятиях, представляющихся неопределёнными, если бы не их взаимосвязь с действительностью и с тем, что свойственно человеку, то есть поскольку их существование будет конструктивно доказано»5. Уже в этом высказывании видна своеобразная сила языка, характерная для Ратенау и проявившаяся в другой книге («Новая экономика»), проданной в течение месяца в количестве 30 000 экземпляров6: «Непостижимо, парадоксально, невыразимо, вопреки всем пророчествам и тем не менее неоспоримо просто, что мировая революция и мировой суд переросли в одно — в мировую войну»7. Как и у Ницше, который ещё до Ратенау называл истину вселенским судом8, здесь — это словно превращение, поворот к фатальному, который, однако, не случайно выражен юридическим языком9.
2. Законы как «механистические средства»
Уже из процитированного выше отрывка, сознательно изъятого из контекста, видно, что Ратенау понимает законы как «механистические средства», и это важно уже только потому, что концепция механизации занимала центральное место в его мышлении10. Это проявляется и в более позднем труде, где он не упоминает право, но говорит об интеллектуально-механистических элементах цивилизации, под которы-
4 Rathenau W. Von kommenden Dingen. Berlin, 1917.
5 Ibid. S. 95.
6 Schölzel C. Op. cit. S. 216.
7 Rathenau W. Die neue Wirtschaft. Leipzig,1916. S. 259.
8 См.: Ницше Ф. Несвоевременные размышления. Ч. II: О пользе и вреде истории для жизни, § 6. Ницше бесспорно относился к тем авторам, произведения которых Ратенау читал; см.: Schölzel C. Op. cit. S. 140.
9 О Ницше в этой связи см.: Petersen J. Nietzsches Genialität der Gerechtigkeit. Berlin; NY., 2008. S.10 и далее.
10 Здесь прежде всего см.: Rathenau W. Zur Mechanik des
Geistes. Berlin, 1913; только до 1925 г. вышло 21 издание.
ми, как показывает связь с вышеупомянутым, подразумевает именно право11. Одновременно становится очевидным, что он никогда не говорит только лишь о праве, которое рассматривает скорее как средство для достижения цели, а целью его является «настоящее» и «человеческое». Эти цели, которые относятся к несколько неясно определённой им «империи души»12, впоследствии будут упоминаться только вскользь и в случае, если это будет необходимо для понимания правовых аспектов. И все же иногда проявляется нечто, относящееся к затрагиваемой тематике в том смысле, что делает наглядным утопическую направленность его произведений. Поскольку рассматриваемый здесь проект является в конечном счёте утопией, то возникает все ещё недостаточно проясненный вопрос о том, какая роль в ней отводится праву. Об этом и пойдёт речь в данном очерке.
II. «О грядущем»
Среди трудов Вальтера Ратенау по истории и социальной философии книга «О грядущем» занимает особое место. Малоизвестная сегодня, эта книга в течение нескольких лет после убийства Ратенау была переиздана около 80 раз. Уже по этой причине не бессмыслен вопрос о том, какие идеи Ратенау представлял на суд общественности, и почему вместе с тем сила воздействия его концепции оставляла желать много лучшего. Даже если на эти вопросы здесь невозможно дать окончательный ответ, поскольку речь у нас идёт только о роли права, но и на данной основе можно попытаться найти по крайней мере осторожное решение, поскольку, как мы уже упомянали, право имело для Ратенау исключительный, но все же инструментальный характер.
1. Право и экономика как необходимые составные части
Само название «О грядущем» предвещает утопический характер этого смелого труда13. Но, наряду с этим, уже вступление определяет, что Ратенау не упускает из виду реальные условия: «В этой книге речь идёт о материальных предметах, но — во имя духа. Речь идёт о работе, нужде и приобретении, о ценностях, правах и власти, о техническом, экономическом и политическом строительстве, однако, употребляются и определяются эти понятия не как окончательные ценности»14. Уже здесь применительно к праву становится очевидной его инструментальная и
11 Rathenau W. Die neue Wirtschaft. S. 203 и далее.
12 Наряду с Майстером Экхартом, здесь следует упомянуть Мартина Бубера. См.: Schölzel C. Op. cit. S. 132.
13 В соответствии с этим уже в самом начале (S. 12) речь пойдёт о «механистической утопии», чем снова обращает на себя внимание характерное для Ратенау чёткое структурное значение механистической метафоры.
14 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 11.
функциональная, а следовательно, буквально ограниченная роль. Это обосновывает риторический вопрос автора, одновременно сетующего на отсутствие внутренней направленности законодательства: «Откуда в это время черпали мужество, чтобы говорить о развитии, будущем и целях, чтобы посвятить половину своих деяний будущему, действовать для потомков, создавать законы и накапливать ценности?»15. Поэтому были необходимы «силы, определяющие направление»16 для «раскрытия (развития) души и её мира»17. Что под этим следует подразумевать — каким бы важным это ни было для образа мыслей Ратенау — не может быть предметом обсуждения в данной работе, тем более что ответ на данный вопрос может, помимо прочего, перейти в религиозно-философские рассуждения18. Речь пойдёт скорее о выявлении и рассмотрении идей о праве и справедливости. 2. Роль государства
«О грядущем» — это сочинение о государстве, в котором продолжены мысли, уже обсуждавшиеся в книге Ратенау «О механике духа», обнаруживающие, наряду со всеми социально-философскими тенденциями, вполне правовые предположения (импликации). Если он и отдаёт приоритет чувству солидарности, которое, впрочем, стало центральным принципом в новейшей философии, прежде всего благодаря Ричарду Рорти19, то для Ратенау это приобретает форму чисто практических юридических выводов: при гарантии частной собственности доход в порядке наследования должен быть минимизирован в пользу общества. С позиции наследника миллионов — это достаточно необычный постулат, который делает очевидным тот факт, что солидарность он представлял себе как чисто практическое дело. Также не является само собой разумеющимся, что он уже в работе «О механике духа» берет на мушку частную монополию.
а) Отрицание социализма
В книге «О механике духа» Ратенау отрицал социализм, которому, по его мнению, не доставало «стабилизирующей силы духа»20. Его труд «О грядущем» «поражает догматический соци-
15 Ibid.. S. 12.
16 Ibid. S. 13.
17 Ibid. S. 14.
18 Так, он обозначает «веру, вытекающую из любви, отчаянную нужду и волю Бога» как «движущие силы» (S. 16), причём для данного контекста наиболее интересно, что он не рассматривает как таковые «не разумное стремление к механистическому равновесию, не благо и даже не справедливость» (Ibid).
19 См.: Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность / пер. с англ. И. Хестановой, Р. Хестанова. М.: Рус. феноменолог. об-во, 1996.
20 Rathenau W. Zur Mechanik es Geistes. S. 199 и далее.
ализм в самое сердце»21, если можно доверять его автору: «Так как он происходит из материальной воли, в его центре находится разделение материальных благ, его целью является государственно-экономический порядок»22. Это высказывание похоже на то обоснование Ницше, с помощью которого он (Ницше) ведёт борьбу с социализмом в своих многочисленных трудах23. Это соответствует установленному биографами заключению, согласно которому Ратенау заимствовал кое-что из философии Ницше24. Об этом свидетельствует и его критика нигилизма: «Индивидуальный нигилизм, от которого мы страдаем, который делает для нас обобщение — сомнительным, закон — подозрительным, а действие — достойным презрения, утверждает, что довольствуется созерцанием несравненного индивидуума и, однако, втайне от закона, подпитывается действительностью: это безнадёжно фальшивое веселье, неубедительная этика и самоотверженность против воли черпают из глубокого источника, который начинает струиться каждый раз, когда вера оставляет человека»25.
За что Ратенау особенно критиковал основателей социализма — это за их веру «в неизбежные материальные законы человечества и в механистическое земное счастье»26. В отношении вышесказанного поучительным является аллитерационное выражение материальных законов человечества, тесно переплетённых с механизацией, в результате чего законы вновь выступают как механистические средства27. Но в качестве таковых они являются только средством, но не достаточной целью. Эта позиция находит свое отражение в оценке социализма, и «поскольку социализм борется за государственные учреждения, он остаётся политикой; он может критиковать, устранять недостатки, приобретать права, но никогда он не сможет преобразовать жизнь на земле, так как силу для этого имеют лишь мировоззрение, вера, трансцендентальная идея»28. Даже если социализм сможет приобрести права, он не обретет окончательной легитимации. Таким образом, Ратенау инвертирует ответственность, обвиняя социалистов за то, что имущие классы отныне настаивают на своих правах, а их жестокосердие меркнет по сравнению с алчностью социалистов: «То, что настаивающие на своём праве и владении придерживаются своего жестокосердного
21 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 14.
22 Ibid. с.14.
23 См.: Petersen J. Nietzsches Genialität der Gerechtigkeit. S. 141 и далее.
24 См. выше I.2.
25 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 18 и далее.
26 Ibid.. S. 14.
27 См. выше I.2.
28 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 15.
мнения с уверенностью в своей правоте, так как существующий порядок кажется им таким абсолютно действующим, таким прочным, неизменным и незаменимым, что лишь всеобщий крах может прийти ему на замену29, эта не имеющая собственного мнения односторонность и вынужденное ожесточение появляются по вине борьбы, а также планов борьбы социалистического движения»30.
б) Сущность государства Неудивительно, что человек, подобный Ра-тенау, размышлял именно о сущности государства и его основаниях: «Нигде не была настолько ощутима замена основы, как в самой сущности государства»31. Он оказался в буквальном смысле радикальным мыслителем, так как, в отличие от других попыток обоснования, не только предусматривает так называемую преемственность власти капитала и движимого имущества, но и считает, что она требует легитимации: «Их правомочия не были подвержены сомнению, а потому не обоснованы»32. С точки зрения философии права, интересно, что Ратенау отвечает за свою контрактуалистическую позицию и защищает ее от критиков: «Высмеивается мнение французской эпохи Просвещения о государстве как о двустороннем договоре и в качестве возражения выдвигается доисторический исток; и тем не менее в сущности покоящегося на равновесии сил организма больше от подобных договору взаимных отношений, чем от тотемистической или патриархальной функции, более того, преобразовательные процессы проходят в формах, очень похожих на преобразование договорных отношений»33.
В то время как первую часть этого высказывания можно обозначить ещё как сравнительно
традиционную34, то дополнение, ссылающееся на международное право, является нововведением. В отличие от Томаса Гоббса35 и других, Ратенау выступает за скорее идеалистический подход, воспринимающий узнаваемые заимствования у Руссо, но не следуя ему в деталях, и получает таким образом основную черту: «Каким бы ни был ваш направляющий основной закон, он никогда не сможет держаться на принуждении и насилии; он будет включать компромисс общей воли и воли индивида, однако, на нравственной основе, он оставит место самоопределению и ответственности, а также духовному развитию»36. «Моральное средство, которое служило этому, было настолько просто, насколько оно является поучительным в этой простоте философии права: это может произойти только в том случае, если мы будем руководствоваться отрицанием несправедливости власти »37.
в) Государство-дармоед в государстве
Собственность и правопритязание являются для Ратенау не просто частным делом38, а делом в смысле res publica39. С точки зрения богатого предпринимателя, предложение буквально невероятное и бескорыстное. Оно звучит следующим образом: «Общество должно задаться вопросом, какие требования оно может выдвигать от имени высшего права, а экономике следует то, что остается и что необходимо для поддержания механизма и для достойного образа жизни его надзирателей»40. Прежде всего, Ратенау волнует вопрос о «несправедливых притязаниях»41. При этом его заботит то обстоятельство, что «пенсионеры и наследники могли бы жить на общественные средства без всякого вклада»42. Это в конечном счёте соответствует тому, от чего отказался Бенедикт XVI как от «государства тотального обеспечения»43: «Государство, желающее
29 Здесь, возможно, также проявляется возникшая в результате влияния Ницше психологическая интуиция, которая хотя и не свободна от солидарности, но по меньшей мере борется за понимание внутренних движущих мотивов другой стороны (см. об этом подробнее: Petersen J. Nietzsches Genialität der Gerechtigkeit. S. 25 и др.), к которой выносящий приговор не принадлежит никоим образом, как это было в случае с самим Ратенау по отношению к «упорствующим в праве и владении», несмотря на все его огромное богатство.
30 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 65.
31 Rathenau W. Ibid. S. 74. Заменяемость причины характерна для Ратенау. По его мнению, «решающим является не то, по каким причинам и потребностям был создан организм, а то, какой необходимости он служит на самом деле и в настоящее время» (Ibid. S. 80).
32 Rathenau W Ibid. S. 77. Интересно, что из-за своего происхождения (потомок основателя «Альгемейне электрицитетс гезельшафт» (AEG)), он в качестве «определённого внутреннего оправдания» приводит все возможные доводы, в частности непрерывную связь предприятий: «Предприятие переживает поколения, и требует поэтому непрерывной череды подготовленных руководителей и хозяев, как это предусматривает порядок наследования и как это было распространено в сельском хозяйстве (в усадьбах)». Однако подобные идеи насаждаются им сравнительно поздно и произвольно.
33 Rathenau W. Ibid. S. 74.
34 Подробнее см.: Petersen J. Wilhelm von Humboldts Ideen im Lichte der anglo amerikanischen Rechtsphilosophie. Potsdam, 2005; 2-е изд.: Wilhelm von Humboldts Rechtsphilosophie. Berlin; NY., 2007.
35 См.: Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского (1651). В рус. пер. см.: Гоббс Т. Соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991. C. 591-623.
36 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 79; дополнительное замечание, за исключением типичного для Ратенау протеста, напоминает о духовном. Ст. 2 абз.1 Основного закона.
37 Ibid. S. 79.
38 Ibid. S. 87; см. также: Ibid. S. 90: «Потребление — это не личное дело, а дело общества, дело государства, нравственности, порядочности и человечности».
39 Cicero Marcus Tullius. De re publica (Цицерон Марк Тулий. О государстве) Здесь, как видим, у него имелся предшественник.
40 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 89.
41 Ibid. S. 85.
42 Ibid. S. 85.
43 Первая энциклика Папы Римского Бенедикта XVI «Deus cari-
tas est» (2006). Рус. пер.: URL: https://archive.today/20131015173042/
papst.pro/ru/1353#selection-1145.492-1145.1085.
взять на себя заботу обо всем, поглощающее все в себя, становится, в конечном счете, бюрократической инстанцией, которая не может обеспечить главного, в чем нуждается страдающий человек — каждый человек: любовной заботы, обращенной лично к нему. Мы нуждаемся не в государстве, которое регулирует и управляет всем, но в государстве, которое, в соответствии с принципом вспомоществования, великодушно признает и поддерживает инициативы, исходящие из различных социальных сил и сочетающих в себе принцип добровольности с деятельным состраданием к нуждающимся в помощи людям»44. Ра-тенау изобрел для этого проявления названного им несправедливым требования ещё одно понятие-метафору: «Государство-дармоед возникает в государстве»45.
III. Попытка оценки
Трактат Ратенау, при всем глубоком уважении к автору, содержит, как и его прочие историко-философские труды, много пустого пафоса.
1. Сомнения и возражения
Его идеалистическая постановка цели иногда утомляет и нередко выглядит тривиальной46. Кроме того, многие пассажи свидетельствуют о его склонности к сентиментальности, когда автор мечтает об «империи духа», которая кажется ему наивысшей ценностью. Однако, не принимая во внимание эти обстоятельство, можно сказать, что Ратенау отчасти был эклектиком, который объединял в своем новом понимании мира элементы тех мировоззрений и направлений, которые были ему известны и которые он обнаруживал благодаря своему разностороннему образованию, хотя и не всегда одинаково понятно, чем обусловлены некоторые его философские суждения. При этом нельзя, конечно, не заметить, что именно «империя духа» соответствовала духу времени, во всяком случае, это понятие употребляли приверженцы известного теософского гуманизма. О том же говорил и великий дирижер Бруно Вальтер, по уровню образования не уступающий Ратенау: «Непосредственное эмоциональное воздействие музыки показывает, насколько музыка родственна душе человека <...> широкая трансцедентальная империя духа таит в себе источник, в котором музыка берет своё
начало»47. Это высказывание могло бы принадлежать и Ратенау и является прямо-таки художественным выражением сущности его идей. Так, вновь и вновь встречаются, даже если и разрозненные, представления, которые показывают, что он был на гребне интеллектуальной полемики того времени. И если, как говорится, «наука измеряет и взвешивает, описывает и объясняет, но не даёт оценки, за исключением общепринятых норм»48, то это достойно внимания по меньшей мере по отношению к почти одновременно возникшей «свободе от оценки» Макса Вебера49 в социологических науках. Но ход мысли не всегда характеризуется убедительной логикой. Затруднительные для понимания скачки мысли, несвязные остановки в логической цепочке, а также непосредственные попытки новых мыслительных экспериментов усложняют чтение, задача читателя не облегчается также и тем, что содержание, за исключением введения, подразделяется, по сути, только лишь на разделы «Цель» и «Путь»50.
2. Перераспределение путём «морализации» богатства
Совершенно несправедливо думать, что Ратенау предстает в своих историко-философских трудах как болтун и хвастун; скорее, он проявлялся в них, если воспользуемся словами короля Филиппа о маркизе Поза: «как своеобразный мечтатель, идеалист»51. Реалистом он был постольку52, поскольку отдавал себе отчёт в том, что для осуществления или преобразования его «утопической концепции», если она вообще возможна хотя бы частично, потребуются по меньшей мере десятилетия53. Ратенау был, как писал
44 См.: Horster D. Jurgen Habermas und der Papst. Glauben und Vernunft, Gerechtigkeit und Nächstenliebe im säkularen Staat. XTexte, 2006. S. 286 и далее; Petersen J. Wilhelm von Humboldts Rechtsphilosophie. 2007. S. 119 и далее.
45 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 85.
46 Роберт Музиль, рассуждя о книге Ратенау «О механике духа», к огорчению автора, резко раскритиковал этот труд как наивный и оторванный от жизни; по мнению другого биографа, сочинение Ратенау «Критика времени» содержит «банальнейшие положения», см.: Schölzel C. Op. cit. S. 139.
47 Walther B. Thema und Variationen. Erinnerungen und Gedanken, 1947; см. также: Harold C. Schonberg H.C. Die großen Dirigenten, 1970. S. 252.
48 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 14 и далее.
49 Weber M. Der Sinn der «Wertfreiheit» der soziologischen und Ökonomischen Wissenschaften // Logos. Internationale Zeitschrift für Philosophie der Kultur. 1917. Bd. 7. S. 40-88. Влияние Макса Вебера было отмечено уже в другой связи Альфредом Керром: Kerr A. Weltpolizei // Pan. 1912. № 6. S. 132 и далее. Ср. также: Petersen J. Max Webers Rechtssoziologie und die juristische Methodenlehre. Berlin, 2008. S. 29.
50 Вышеупомянутую статью охватывает 3 направления: науку, стоящую во главе угла (с. 73 и далее.), обычаи (с. 152 и далее) волю (с. 219 и далее).
51 Шиллер Ф. Дон Карлос (акт III, сцена X, стих 3217).
52 Ср. также: Rathenau W. Von kommenden Dingen S. 86 и далее: «Мы знаем, что не единовременное механическое владение (пользование) всемирным капиталом приводит к справедливому и нравственному регулированию сути владения; мы должны будем проверить наши представления о собственности, о потреблении и о притязаниях, чтобы узнать, какое непреходящее право, какое устаревшее наследие вины и заблуждения лежит в основе этого понятия, и чтобы определить, какой путь выберет разумная и непоколебимая реальность, чтобы приблизить нас на пути материального к цели, которая называется и нравственностью, и душой».
53 Schölzel C. Op. cit. S. 216; согласно «Новой экономике» (1916) Ратенау, это же относится и к mutatis mutandis в «О грядущем».
его сосед54, друг и биограф Альфред Керр55, настоящим «идеалистом»56.
Но все то, что мы с сегодняшней точки зрения расцениваем как неосуществимость и преувеличение, не должно заслонять того, что социальная и историческая философия Ратенау предлагает вполне достойные внимания выводы, заслуживающие того, чтобы быть принятыми к сведению философией права, теорией права, а также экономическим правом.
Не будучи даже отдалённо социалистом, Ра-тенау, наследник миллионов, упоминал о справедливом распределении «механистических преимуществ»57. Его представление о перераспределении было не в последнюю очередь меценатским требованием деятеля искусства и имело цель «морализовать»58 унаследованное им богатство. Созданная им концепция «морализации общественного и экономического порядка, подчиняющихся закону о личной ответственности»59, стала для него основным принципом и основным законом его действий.
3. Земная и божественная справедливость
Итак, утопия Ратенау, при всех возражениях, которые можно против неё выдвинуть, наряду с определённым тщеславием, была несомненно пронизана гуманизмом. Этот гуманизм был присущ его семье, и она сохранила его после убийства Ратенау преступниками-правоэкстремиста-ми: его мать, Матильда Ратенау, написала матери одного из преступников, покушавшихся на её сына, трогательное письмо, основной темой которого была справедливость: «С невыразимой болью я протягиваю Вам, самой несчастной из всех женщин, руку. Скажите Вашему сыну, что я прощаю его от имени убитого, как и Господь простит его, если он чистосердечно признается перед земной справедливостью и раскается перед небесной. Если бы он знал моего сына, благороднейшего человека, когда-либо жившего на земле, то он скорее направил бы оружие на себя, чем на него. Пусть мои слова принесут мир в вашу душу»60.
4. Оценки (признания)
Реакция общественности на трусливое убийство была сильной. Не кто иной, как Альберт Эйнштейн, с которым Ратенау часто и остро дискутировал, был одним из авторов некролога61. Но особенно точно оценил Ратенау не только как политика, но и как писателя Макс Варбург в письме брату: «Убийство Вальтера Ратенау ужасно, постыдно, достойно сожаления. Неимоверно тяжело для старой матери, гордящейся своим сыном, к которой он был сильно привязан, которую ежедневно навещал и с которой я познакомился несколько месяцев тому назад, в день ее рождения. Ужасно, что Ратенау был убит в тот момент, когда он действительно отдал все свои силы, не имея никакого другого интереса, для улучшения безотрадного положения своей страны62, он был мне близок, мы обсуждали все друг с другом очень открыто, но наши мнения не совпадали, поскольку он слишком был заинтересован внешним результатом, был слишком тщеславен и слишком часто менял свои взгляды; у него был великий дар комбинатора, но великим Ратенау все же не был, у него было больше таланта, чем величия, он не был честным до конца и находил удовлетворение в затушёвывании происходящего, вместо того чтобы стремиться к ясности»63.
Ратенау сознательно отдавал себе отчёт в своей противоречивости, которая делает его еще интереснее. Так, однажды он записал в своём дневнике: «Каким лакомым кусочком я буду для приват-доцентов в 1950 году!»64 Карло Шмид лучше всех оценил труды Ратенау: «Ратенау очаровывает пророческим раскрытием глубинных причин тех правил игры, которые являются движущими в наше время и открывают нам глаза на новое, лежащее вне нашего восприятия, а также осознанием тщетности поиска уверенности в результате раздумий о будущем и необходимости, вопреки этому, ради интеллектуального достоинства человека, отважиться на это задуманное идейное первопроходство»65.
54 Альфред Керр в 20-е годы проживал на Хофманнш-трассе 6, позднее он переехал на виллу на Дуглаштрассе 10 (BAlkow-Golitzer, Reitmeier, Biedermann, Riedel — Prominente in Berlin-Grünewald, 2006, с. 266), откуда он был изгнан в 1933 г/ национал-социалистами, см. гл. 3 книги: Kerr J. Als Hitler das rosa Kaninchen stahl (When Hitler Stole Pink Rabbit, 1971).
55 Nadolny S. Ullsteinroman, 2004; автор приукрасил дружбу между Керром и Ратенау.
56 Kerr A. A Walther Rathenau, N.V.; Amsterdam: Querido-Verl. 1935. S. 36.
57 Rathenau W. Zur Kritik der Zeit. 1912.
58 Schölzel C. Op. cit. S. 143; к сочувствующим, видимо, принадлежали в какое-то время Эдвард Мунк и Герман Гессе.
59 Rathenau W. Von kommenden Dingen. S. 79.
60 Böttcher H. Walther Rathenau: Persönlichkeit und Werk.
Bonn, 1958. S. 315. Автор говорит по поводу этого письма
«героизме, напоминающем античность».
61 Einstein A. Wassermann J., Moszkowski A., Kessler H.G., Flake O, Jensen J. von, Renner K., Ludwig E., Loerke O., Reisiger H., Geitner H., Reuter G., Reicke G. In memoriam Walther Rathenau // Die Neue Rundschau. XXXIII. 1922. № 8. S. 805-834.
62 Ратенау был всего лишь несколько месяцев министром иностранных дел рейха.
63 Письмо Макса Варбурга Паулю Варбургу от 24 июня 1922 г. цит. по: Schölzel C. Op. cit. S. 372 и далее. В письме дается ясный диагноз и мрачный прогноз: «Это убийство постыдно, так как оно снова делает очевидным дикость немецких обычаев; уже снова ощущается приближение грозы <...>. Это <...> подстрекательство, которое порождает такие акции <...> а затем следует, конечно, антисемитизм. <...> Возможно, это убийство положит начало другим беспорядкам».
64 Rathenau W. Tagebuch. S. 159.
65 Schmid C. Gesammelte Werke. T. III. Bern, München, Wien: Scherz, 1979. S. 94.
Библиография:
1. Böttcher H. Walther Rathenau: Persönlichkeit und Werk. — Bonn: Athenäum-Verl., 1958. — 322 s.
2. In memoriam Walther Rathenau // Die Neue Rundschau. XXXIII. 1922. № 8. — S. 805-834.
3. Petersen J. Nietzsches Genialität der Gerechtigkeit. — Berlin; NY.: Walter de Guyter Recht, 2008. — 251 s.
4. Schölzel C. Walther Rathenau. Eine Biographie. — München: Ferdinand Schöningh Verl., Paderborn , 2006. — 652 s.
Перевод с немецкого Г.В. Балашовой, канд. филол. наук, доцента кафедры иностранных языков Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
Материал поступил в редакцию 11 июля 2013 г.
LEGAL UTOPIA OF WALTER RATHENAU
Petersen, Jens — Dr. iur. habil., Professor, Head of the Department of Civil Law, German and International Economic Law of the Law Faculty of the University of Potsdam, Germany. [golovnenkov@googlemail.com] 14482, Deutschland, Potsdam, August-Bebel-Str., 89.
Review. Jurisprudence is not limited just to application of law. Legal discussions were enriched by the renowned lawyers and representatives of the intellectual history, who have made a significant input into the development of law of their time. Among them, there was Walter Rathenau, who lived and worked at the time of the Weimar Republic, and who later held the position of the Minister of Foreign Affairs, while not being sufficiently appreciated in this position. The article contains the first ever attempt to analyze the works of this great thinker and politician in order to discuss the legal issues, which did not lose their relevance with time, and to explain how they are presented in the works of W. Rathenau. It then becomes obvious that his life and death, his work as a politician and a writer concern various problems of philosophy of law. It is also obvious how great the role of this thinker, who was influence by Nietzsche, and who, in turn had a great influence (even if a negative one) upon other great thinkers, such as F.A. von Hayek. Keywords: Walter Rathenau, legal science, thinker in the sphere of law, history of thought (thinking), Weimar Republic, Minister of Foreign Affairs, politician, legal issues, philosophy of law, Friedrich Nietzsche, Friedrich August von Hayek.
