CC BY-NC-ND
183
М.Д. Суслов
УТОПИЯ КАК ПРЕДМЕТ СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ НА ЗАПАДЕ И В РОССИИ
В статье рассматриваются современные тенденции в изучении утопий в Западной Европе и Северной Америке. Автор доказывает, что, несмотря на крах социализма в Восточной Европе и интеллектуальную традицию приравнивать утопизм и тоталитаризм, два последние десятилетия свидетельствуют о появлении новой научной дисциплины Utopian Studies, в которой преобладают защитники утопии. Они интерпретируют утопию не как совершенное общество, а как способ вообразить лучший мир, а также как интеллектуальную практику самоосвобождения от господствующих мифологий.
Ключевые слова: утопия, «воспитание желания», Г. Маркузе, Э. Блох, Т. Мойлан, Д. Сувин.
Судя по количеству публикаций и защищенных диссертаций в последние годы, интерес российских исследователей к проблемам утопизма заметно растет. Однако этот интерес носит «догоняющий» характер по отношению к западной «академии», где новая дисциплина Utopian studies («Исследования утопии») зародилась еще в 1970-х гг., переживая настоящий расцвет в наши дни. Поэтому анализ западных исследований необходим для понимания методов и подходов российских специалистов к данной теме.
В Западной Европе такие исследования начали складываться в научную дисциплину в 1960-1970-х гг. в связи с массовым про-тестным движением. Важнейшим стимулом для академического осмысления утопии стала лекция Г. Маркузе «Конец утопии» (1967), позже изложенная в его книге. Автор провозглашал, что классическая утопия социального изобилия и свободы «кончи-
© Суслов М.Д., 2013
лась», так как уже обнаружилась ее принципиальная достижимость; новая задача состоит в том, чтобы разработать утопию свободы и самореализации1.
Возникновение на Западе новой школы исследований утопии было связано и с разочарованностью в «реальном социализме» Советского Союза, и с серьезной критикой утопизма рядом авторитетных авторов. Так, Карл Поппер связывал утопизм с тоталитарной тенденцией регулирования и планирования всех сфер жизни, противопоставляя утопическому прожектерству «постепенное» реформирование общества2.
Особое значение для «оправдания утопии» имели работы Эрнста Блоха, Вальтера Беньямина и Герберта Маркузе. Э. Блох, П. Тиллих и Х. Ортега-и-Гассет разрабатывали представление об утопии как о свойстве человеческой натуры сплавлять в единое целое волю, эмоции и идеи о лучшем обществе как «принцип надежды». Начиная с 1970-х гг. в рамках «Нового левого движения» происходит переосмысление самой задачи исследователей данной темы. Теперь их целью стало создание «критической утопии» -критической не только по отношению к существующему строю, но и по отношению к себе самой, к собственной методологии. Исследование утопии сосредоточивается вокруг влиятельного журнала «Новое левое обозрение», с которым сотрудничают философы Франкфуртской школы, а также Лукач, Сартр, Адорно и другие «тяжеловесы» различных вариантов неомарксизма.
В 1980-е гг. воцарение правых (неоконсерваторов) в большинстве западных правительств создало атмосферу, неблагоприятную для подобных исследований. Утопия, которая традиционно (и не без основания) ассоциировалась с левым движением, казалась не только идеологически подозрительным предметом изучения, но и политически опасным экспериментом. Сами интеллектуалы, разочарованные в идеалах 1968 г., провозгласили «исчерпание утопической энергии», как чеканно выразился Юрген Хабермас в 1985 г.3
Но в те же годы появляется ряд текстов, ключевых для изучения утопии. В 1986 г. был издан перевод на английский фундаментального исследования Эрнста Блоха «Принцип надежды». С 1979 г. Дарко Сувин начинает публиковать работы, которые задали тон в литературном анализе утопии и фантастики. Опираясь на концепции Б. Брехта и В. Шкловского, Сувин интерпретирует утопию как литературную процедуру «остранения». Эффект достигается за счет изображения утопического мира как естественного и вполне возможного, тогда как реальность описывается как бы извне,
с позиции какого-то марсианина. «Остраненный» взгляд подрывает легитимность существующих режимов, показывает их исторически преходящий характер. Кроме того, Сувин отвечал на критику утопии как представления о совершенном обществе: по его словам, каждый понимает совершенство по-своему, и то, что Кампанелле казалось прекрасным, Сиоран называл «лучшим рвотным»4. Сувин утверждал, что утопия - это метод, а не состояние; про утопию нельзя сказать, реализуема она или нет, важно только одно: применяется ли она на практике5?
Важнейшей вехой в развитии «утопических» исследований стали события конца 1980 - начала 1990-х гг. Крах системы «реального социализма» в Восточной Европе и Советском Союзе опять вызвал дискуссии о бесперспективности изобретения социальных моделей, отличающихся от систем, господствующих на Западе. В начале 1990-х гг. появились публикации или переиздания таких влиятельных врагов утопии, как Иоахим Фест, Ральф Дарендорф и Аурел Колнай. Они были готовы повторять вслед за Зигмунтом Бауманом, что мечта об идеальном обществе закончилась в Дахау и в ГУЛАГе. Даже антология утопий, выпущенная известным издательством, была отредактирована Джоном Кэри в критическом духе: он подчеркивал, что утопия - это слишком опасная игрушка для человечества6.
Одновременно сторонники утопии пытались разработать ее новое понимание, чтобы «спасти дух утопии, а не ее букву»7. В работе с броским названием «Конец утопии» специалист по политической теории Якоби продолжает линию неомарксистов, предлагая отбросить «проективную утопию», чтобы «спасти» утопию «иконоборческую» (критикующую современный строй жизни). Исследователь утверждает, что без такой утопии мы потеряем способность видеть альтернативы, воображать иное мироустройство, желать лучшего8. Ряд других авторов развивают аргументацию о необходимости критической утопии как метода освобождения от власти господствующих стереотипов и противостояния манипуляциям правящих кругов. Так, Мартин Паркер утверждает, что негативизм по отношению к утопии - это способ «промывания мозгов», попытка показать, что альтернативы существующей капиталистической системе нет9.
Образцом подобной «освобождающей» утопии называют знаменитое сочинение Уильяма Морриса «Вести ниоткуда», которое противопоставляется другой классической книге - «Глядя назад» Беллами. Так, в последние 20 лет журнал Utopian Studies опубли-
ковал около 30 статей, посвященных Моррису или связанных с его темой10. Вита Фортунати, рецензируя очередное переиздание Морриса, замечает, что этот текст «продолжает поднимать самые современные проблемы, актуальные для нынешних читателей»11. Характерно, что за 1990-2011 гг. «Вести ниоткуда» были переизданы на Западе около 80 раз12; в России же единственное переиздание появилось только в 2010 г.
Другой источник вдохновения для современных исследователей утопий - это, разумеется, Эрнст Блох, взгляды которого на утопию продолжают изучаться. Онтологическое прочтение утопии приводит к ее апологии как неистребимого стремления человека к лучшей доле. В этом духе написана известная книга Рут Леви-тас «Концепция утопии»13. В эффектной инаугурационной речи с красноречивым подзаголовком «Почему социологи и прочие [ученые] должны принимать утопию всерьез» (2005 г.) Левитас развивает представление об утопии как о методе социального анализа, основанном на «воспитании желания»14.
Источником подобной интерпретации утопии является эссе Мигеля Абенсура о Уильяме Моррисе. Абенсур отмечает, что экзистенциальное «беспокойство» в той или иной мере свойственно любому тексту, но рациональное выражение оно получает именно в литературной утопии15. Подхваченное ведущими британскими неомарксистами Э.-П. Томпсоном и Раймондом Уильямсом, понятие «воспитание желания» прочно вошло в обиход философов и литературоведов. Например, в работах Тома Мойлана утопии интерпретируются как «окультуренное», рационализированное желание, способное мобилизовать людей на политическое дейс-твие16. Тем самым Мойлану удалось соединить «традицию Блоха» (онтологическое понимание утопии) и «традицию Маннхайма» (интерпретацию утопии как инструмента социально-политической мобилизации). Аналогичное представление об утопии широко распространено в современной западной литературе17.
Хорошо развитая немецкая традиция исследования утопий была обновлена Рихардом Зааге, который сейчас является ведущим специалистом в этой области знаний в ФРГ. В 2005 г. была опубликована его статья «Оправдание утопии», вызвавшая бурную дискуссию (впрочем, не вышедшую за пределы Германии). В этой работе Зааге подтверждал свои прежние выводы о том, что крах социализма в России и Восточной Европе - это не конец утопии. Говоря о несопоставимости утопизма и тоталитаризма, он ссылался на Ларса Густафсона, который подчеркивал, что классические уто-
пии Платона, Мора и Кампанеллы предваряли тоталитарные режимы в той же мере, как и современную буржуазную демократию18.
Но кроме «апологии утопии» в политическом смысле, Зааге выступил за реабилитацию классического понимания утопии как инструмента исследований. По его мнению, утопия как идеальное общество, смоделированное по образцу Томаса Мора, по-прежнему обладает эвристическим потенциалом. Тем самым Зааге выступил против расплывчатых, метафорических представлений, сформировавшихся в попытках «спасти дух утопии»19.
Близкую позицию в англо-саксонской «академии» занимает Питер Фиттинг20. В ходе дискуссии о его работе «Оправдание утопии» Барбара Холланд-Кунц высказала интересную мысль, что вместо противопоставления «линии Блоха» и «линии Мора» необходим их синтез - «Блох плюс Мор»21. Попыткой такого синтеза является работа неомарксиста Дэвида Харви: он выступает за «диалектику утопии», соединяющую реализм социального планирования с энергией утопического мышления22.
Другим заметным явлением считается способ анализа утопий, традиционный для Италии. Высокий статус имел Международный конгресс 1990 г. в Баньо ди Лукка, по материалам которого был издан блестящий сборник «Об определении утопии»23, а также ряд конференций 1995 г. Итальянские и французские исследователи тесно сотрудничают с англо-саксонской школой изучения утопии. Примером такого сотрудничества является «Словарь литературных утопий», изданный на английском языке международным коллективом специалистов под редакцией Виты Фортунати и Раймо-на Труссона24.
Впрочем, наиболее значительный вклад в современные международные исследования утопии принадлежит, пожалуй, английским и ирландским исследователям. Философское осмысление проблем утопии предлагается в работах неомарксиста Фредрика Джеймсона, опубликовавшего в 2005 г. значительную работу «Археология будущего». Автор ставит вопрос парадоксально: как наиболее успешно развивать воображение утопии? И поясняет: каким мы представим себе мир будущего, таким он и будет. А если мы «плохо», «некачественно», «неумело» или «несмело» его вообразим, то будущее у нас будет мало отличаться от настоящего. Таким образом, утопия - это не лучшее общество и даже не желание лучшего общества, а умение его желать25.
Другое направление современного марксизма связано с развитием традиции социологической интерпретации утопии в духе
Маннхайма. Это происходит, например, в блестящей монографии Мэтью Бомонта «Фирма "Утопия": Идеологии социальных фантазий в Англии, 1870-1900 гг.». По мнению автора, утопии возникают в те эпохи, когда старое уже отживает, но предпосылки для радикальной реформы еще не назрели. Это создает уникальную «культуру ожидания», сочетание надежды и отчаяния; именно таким настроением проникнуты произведения конца викторианской эпохи26. На наш взгляд, для анализа утопий весьма удачным оказалось сочетание подходов Блоха и Маннхайма, причем связующим звеном между ними стала неофрейдистская концепция рационализации «социального беспокойства».
Физическая невозможность хотя бы упомянуть обо всех исследователях и подходах к анализу утопии на Западе за последние 20 лет вынуждает нас остановиться только на ключевых темах и тенденциях. Однако и этот краткий очерк показывает, что «школа изучения утопий» уже прошла период становления, а также теоретического и методологического оформления.
Какое это имеет значение для российских исследователей утопий? Во-первых, надо признать, что мировая наука ушла от нас далеко вперед. Наиболее влиятельные работы о понятии «утопия» на Западе были опубликованы до и после 1990 г. Вероятно, сейчас для нас нужнее всего было бы основательное знакомство с ними, активная переводческая и издательская деятельность, академическое сотрудничество с европейскими и североамериканскими учеными.
Во-вторых, представляется перспективным перевод исследований утопии из области философии в область культурологии, где больше возможностей анализировать этот предмет в историческом контексте. Такая «историзация» позволила бы возвратиться от общего академического теоретизирования к конкретным фактам возникновения утопий в России. Удачным отправным пунктом могут послужить очерки по истории утопий Геллера и Нике27, а также работа Б.Ф. Егорова28. Большим подспорьем в решении этой задачи была бы публикация малодоступных источников и библиографии.
В-третьих, исследования утопии могли бы повлиять на образ мыслей интеллектуальных и политических элит России. С одной стороны, под влиянием православной традиции и резко отрицательного отношения к марксизму у многих сложилось негативное отношение к утопии как к греховной попытке построить рай на земле (или к «гибельному мечтанию», ведущему к ГУЛАГу). С другой стороны, чаще всего воспроизводятся примитивные формы
консервативных утопий, которые «опрокидывают» мышление элит в область компенсаторных фантазий о «добром старом времени» и «великой России». Такова, например, «Третья империя» М. Юрьева (СПб.: Лимбус пресс, 2007). Неспособность увидеть перспективы развития своей страны, а также инфантильные мечтания о территориальных приращениях свидетельствуют о «невоспитанности желания» в России. Думается, что серьезные исследователи данной темы могли бы дать «мастер-класс» утопического воображения для российских элит. Это тот случай, когда ученые могли бы (пользуясь афоризмом Маркса) не только описывать, но и изменять этот мир.
Примечания
1 Marcuse H. Five Lectures: Psychoanalysis, Politics and Utopia. Boston: Beacon Press,
1970. Р 62-69.
2 PopperK. The Open Society and Its Enemies. Vol. I: The Spell of Plato [1943]. Princ-
eton: Princeton University Press, 1966. Р 157-158.
3 HabermasJu. Die Krise des Wohlfertsstaates und die Erschoepfung utopischer Energi-
en // Habermas Juergen. Die neue Unuebersichtlichkeit: Kleine politische Schriften. Frankfurt a/M, 1985. S. 141-163.
4 Cioran E.M. History and Utopia. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1988. Р 85.
5 Suvin D. Metamorphoses of Science Fiction: On the Poetics and theory of a Literary
Genre. New Haven: Yale University Press, 1979. Р. 9.
6 Carey J., ed. The Faber Book of Utopias. London: Faber and Faber, 1999. 530 p.
I Jacoby R. Picture Imperfect. Utopian Thought for an Anti-Utopian Age. New York:
Columbia University Press, 2005. Р. 14. 8Jacoby R. The End of Utopia: Politics and Culture in an Age of Apathy. New York: Basic Books, 1999. 236 p.
9 ParkerM, ed. Utopia and Organization. Oxford: Blackwell Pub., 2002. Р. 22.
10 См., напр.: Beaumont M. News from Nowhere and the Here and Now Reification and the Representation of the Present in Utopian Fiction // Utopian Studies 47. 2004. № 1. Geoghegan V. The Utopian Past: Memory and History in Edward Bellamy's Looking Backward and William Morris's News From Nowhere // Utopian Studies 3. 1992. № 2. Kumar K. A Pilgrimage of Hope: William Morris's Journey to Utopia // Utopian Studies 5. 1994. № 1.
II Fortunati V. News From Nowhere (Review) // Utopian Studies 14. 2003. № 1.
12 Проверено по крупнейшему мировому каталогу: URL: http://www.worldcat.org. (дата обращения: 29 декабря 2012).
13 Levitas R. The Concept of Utopia. Syracuse; N. Y.: Syracuse University Press, 1990.
Р. 1-199.
14 См.: URL: http://www.bris.ac.uk/spais/files/inaugural.pdf (дата обращения: 29 декабря 2012).
15 Abensour M. Romanticism, Moralism and Utopianism: The Case of William Morris //
New Left Review 99. 1976. Р. 83-111.
16 См., напр.: Moylan T. To Stay with Dreamers: On the Use Value of Utopia // The
Irish Review. 2006. № 34. Р. 1-19.
17 Buchanan I. Metacommentary on Utopia, or Jameson's Dialectic of Hope // Utopian Studies 9. 1998. № 2. Fitting P. The Concept of Utopia in the Work of Fredric Jameson' // Op. sit.
18 Saage R. Politische Utopien der Neuzeit. Bochum, 2000. S. 5.
19 Saage R. Plaedoyer fuer den klassichen Utopiebegriff // Erwaegen Wissen Ethik 16.
2005. № 3.
20 Fitting P. Op. sit. P. 9.
21 Holland-Cunz B. Bloch versus Morus - eine Diskurs-Konstruktion der Utopiefor-
schung // Erwaegen Wissen Ethik 16. 2005. № 3. S. 306.
22 Harvey D. Spaces of hope. Berkeley: University of California Press, 2000. 293 p.
23 Fortunati V. Fictional strategies // Fortunati V., Minerva N., eds. Per una definizione
dell'utopia: Metodologie e discipline a confront. Ravenna, 1992. 512 p.
24 Fortunati V., Trousson R., eds. Dictionary of Literary Utopias. Paris: H. Champion,
2000. 732 p.
25 Jameson F. Archaeologies of the Future: The Desire Called Utopia and Other Science
Fiction. New York: Verso, 2005. 431 p.
26 Beaumont M. Utopia Ltd. Ideologies of Social Dreaming in England 1870-1900. Lei-
den: Brill, 2005. Р. 23.
27 Геллер Л., Нике М. Утопия в России. М.: Гиперион, 2003. 265 с.
28 Егоров Б.Ф. Российские утопии. Исторический путеводитель. СПб.: Искусство-
СПБ, 2007. 414 с.
