Устойчивые словосочетания (клише) в челобитных ХVII в Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

G.A. Zavarzina

NEOLOGISM-FORMATION PROCESSES IN THE LEXICAL SUBSYSTEM OF «STATE ADMINISTRATION»» SPHERE IN MODERN RUSSIAN LANGUAGE

The given work deals with the description of strong innovations in the lexical subsphere of «state administration» sphere in the Russian language of the modern period. The appearance of such innovations is caused by the essential changes of socio-political and economic character.

Key words: innovations, strong and weak neologisms, morphological neologisms, syntax neologisms, neologisms-borrowings, functional-semantic innovations.

Получено 19.10.2011 г.

УДК 81.373

Ю.Ю. Леонова, аспирант, 8-910-160-99-86, Afalina1686@rambler.ru (Россия, Тула, ТГПУ им. Л. Н. Толстого)

УСТОЙЧИВЫЕ СЛОВОСОЧЕТАНИЯ (КЛИШЕ) В ЧЕЛОБИТНЫХ XVII В.

На основе анализа лексико-фразеологического состава челобитных ХУП в. выявлены стандартизированные средства выражения (клише) житейских понятий, ситуаций, обстоятельств, послуживших причиной обращения с просьбой.

Ключевые слова: челобитная, просьба, документ, официально-деловой акт,

клише.

Челобитные своим возникновением были обязаны определенным критическим моментам в жизни того или иного лица или группы лиц. Челобитная - это прошение, составленное в результате стихийного или социального бедствия (война, неурожай, пожар и т. п.); это заявление в судебный орган в связи с разбойным нападением, кражей имущества, имущественными спорами, посягательством на личность (побои, оскорбление словом или действием, попытка закабаления и т. д.), нанесением ущерба при торговых или производственных отношениях; это просьба о содействии в каком-либо деле; это официальное уведомление (явка) о чьих-либо действиях, которые могут причинить (или причинили) материальный, физический или моральный ущерб челобитчику.

Анализ лексико-фразеологического состава челобитных ХУП в. показывает, что в практике составления челобитных для изложения в казусной части тех или иных событий или обстоятельств, которые послужили причиной или стали поводом для обращения с челобитьем

(просьбой, жалобой, судебным иском и т. д.), была выработана система типовых средств выражения определенных жизненных ситуаций, состояний, положений. Стандартизированные способы выражения (клише) выступали не только как средство номинативное, но и как экспрессивно-эмоциональный элемент, способствующий выполнению основной задачи челобитной как акта. Челобитчик старался не только сообщить о чем-то и попросить помощи, поддержки, решения того или иного вопроса, но и воздействовать на чувства адресата, от воли которого зависело удовлетворение просьбы, и тем самым добиться желаемого результата. Складывающиеся постепенно, отобранные практикой оформления челобитных эмоционально-экспрессивные приемы выражения некоторых типичных для того времени понятий, жизненных ситуаций, обстоятельств превратились в систему традиционных стандартизированных средств, которые стали одним из существенных элементов стиля челобитных.

В качестве стандартизированных средств выражения житейских понятий, ситуаций, обстоятельств широко использовались разного рода тавтологические словосочетания. Среди них первое место занимают тавтологические сочетания, состоящие из глагола-сказуемого и имени существительного в винительном (с предлогом или без предлога), родительном или творительном падеже. Тавтологические словосочетания в памятниках письменности Х1У-ХУ11 вв., в русском фольклоре ХУП-Х1Х вв. были уже объектом лингвистического изучения. Некоторые исследователи считают различные тавтологические словосочетания, известные в древнерусском языке, в фольклоре и в современном русском языке, эмоционально-экспрессивными, выразительными языковыми средствами [5]. Анализируя тавтологические словосочетания в устной народной поэзии ХУП-Х1Х вв., А. П. Евгеньева возражает против отнесения их к числу стилевых особенностей устной поэзии: «Тавтологию принято считать специфической особенностью устной поэзии, поэтому в тех редких случаях, когда она упоминается, примеры приводятся одни и те же: мосты мостить, дождь дождит и т. п. Однокоренные тавтологические сочетания как в устной, так и в письменной литературе выполняют определенные стилистические функции, но далеко не все сочетания этимологически родственных слов представляют собой художественное средство» [4]. Следует согласиться с А. П. Евгеньевой, что отмеченные в фольклоре ХУП-Х1Х вв., в древнерусском языке старшего периода и позднего средневековья тавтологические словосочетания выступают и как стилистический прием, и как лексико-синтаксическая категория, лишенная какой-либо особой стилевой, эмоционально-экспрессивной окраски. Это мы наблюдаем и в рассматриваемых челобитных.

Очень часто используются в челобитных тавтологические словосочетания: глагол-сказуемое в винительном или родительном падеже

без предлога - винительном или родительном падежом внутреннего объекта, который мог иметь при себе определение, т. е. словосочетания типа делать (какое-л.) дело, служить (какую-л.) службу. Они встречаются в челобитных сотни раз, их использование связано с тем, что сочетания подобного рода становятся «выражением исчерпывающей полноты глагольного признака в его типическом и общем, но не отвлеченном значении (т.е. не в значении действия или состояния вообще, безотносительно к чему-либо или в ряду других действий)» [4]. Сочетания эти употребляются в челобитных, как и в других разновидностях актовых памятников, для обозначения обычных повинностей населения в пользу государства или феодала, служебных обязанностей служилых людей-воинов и других подобных целях: Да на нево ж [воеводу] ... крестьянишка наши пашню пашут, и сено косят, изгороды городят и жердье кладут, и рыбу ловят (МАМЮ, № 76-3, 384, 1638). Жил муж мои, сидор, у кладашевца... во дворе ево, работал всякую работу (МДБП, 2, № 132, 117, 1692) А мы николи стрелецкой службы не служили, служим мы конную службу с дътьми боярскими вряд (АМГ, 2, № 597, 375, 1654).

Значительную группу составляют в челобитных-прошениях словосочетания с творительным тавтологическим, имеющие значение 'становиться должником (быть отягощенным, обременным долгами)'. В их состав входят глаголы должать, одолжать (обдолжать), задолжать, одолжиться (одолжаться) и существительное долг в творительном падеже единственного или, чаще, множественного числа, которое имеет при себе определение - прилагательное великий 'значительный по размерам, большой': И славитца твоему царскому дълу поруха и молчанъе, а я, холоп твой, должаю великим долгом. (СПП, 1, 10, 1613).

Особенно часто выступают в челобитных-прошениях и жалобах тавтологические сочетания с творительным падежом слова смерть, имеющие значение 'погибнуть (погибать, стараться погубить) какими-л. средствами, каким-л, путем': умереть (помирать, помереть; морить, заморить, уморить), какой-л. смертью. В качестве определений к существительному смерть в указанных тавтологических сочетаниях выступают прилагательные голодный, холодный, нужный 'мучительный, насильственный; обусловленный бедственным положением', томный 'мучительный', напрасный 'жестокий, тягостный'. Приведем лишь некоторые примеры:

С глаголом умереть: Вели, государь, в наше место людей на службу послати, чтоб... нам бы на твоей государевъ службъ голодную смертию не умереть. (АИ, 2 № 204, 237, 1609).

С глаголом помирать: И нынеча на Москвъ волочюсь з женишком и з детишками сам пят меж двор... и помираем голодную смертью (СПП, 1, 1, 1613).

Таким образом, тавтологические сочетания с творительным падежом мнимого орудия, образа и способа действия, причины, отражая реальные семантико-синтаксические отношения, используются в челобитных в подавляющем своем большинстве как усилительно-экспрессивное средство. Книжный и эмоционально-экспрессивный характер описанных тавтологических словосочетаний подчеркивается в значительной мере входящими в их состав прилагательными, книжными по своей стилевой принадлежности: великий, беспощадный, неокупный, неоплатный, смертный, томный, напрасный.

Экспрессивность устойчивых словосочетаний типа бить (смертным) боем, одолжать (великими) долгами и подобных создается не метафоричностью, характерной для фразеологизмов, а благодаря повтору, семантической близости составляющих оборот компонентов. Стандартность, привычность эмоционально-экспрессивных тавтологий приводит к тому, что в нужный момент они создаются по обычной модели.

Специфическая черта челобитных - это использование предложно-падежных форм существительных смерть, полусмерть, конец, основание, остаток в наречном значении: до смерти (полусмерти), на смерть 'очень сильно, безжалостно; не щадя', и в конец, до конца, до основания, без остатка (остатку) 'целиком, полностью' в сочетании с глаголами конкретного физического действия (бить, резать, колоть, убивать и др.), и погибать, погинуть; умереть, умирать; загибнуть, загинуть и др. со значением 'умирать (умереть) неестественной, насильственной смертью', и погубить, заколоть, ро(а)зорить, ро(а)зориться, погореть и т.п. 'привести (приводить), прийти (приходить) к гибели в результате (нанесения) физического или материального ущерба'. Предложно-падежные наречные конструкции используются в челобитных не только в сочетании с формой несовершенного вида указанных глаголов, но и с формой совершенного вида (и причастий от нее: разоренный, изувеченный, погубленный), которая выражает идею полноты, завершенности, исчерпанности действия (часто подчеркиваемую приставкой убить - побить - перебить 'умертвить, лишить жизни', погибнуть, загибнуть и т.д.). Приведем лишь некоторые примеры, хотя в рассматриваемых челобитных они представлены многими десятками.

До смерти (полусмерти), на смерть:

И бьет меня [приказчик] да смерти, а вины я... не знаю. (ИНРЯ, Ч, № 34, 241). И ныне я... сидячи в тюрьмъ, со всякие тюремные нужи в конец погибаю... (СиД, № 107, 177, 1646).

И медвед меня... ломал и драл... и меня ж изувечил на смрть (МДБП, 2, № 20, 55, 1635).

А меня... и женишку мою зять убил ['избил'] до полусмерти (МДБП, 2, № 13, 51, 1634).

Вместе с тем наречия до смерти, на смерть широко использовались и с приставочными глаголами совершенного вида, которые имели значение 'лишить жизни, убить, избить'.

В конец, до конца, до основания, без остатка 'совсем, целиком, полностью':

И ныне я... сидячи в тюрмъ, со всякие тюремные нужи в конец погибаю и голодною смертью помираю (СиД, № 107, 177,1646).

Пожалуй нас... чтоб мы... и до конца не погибали (СПП, 1, 5, 1613).

В нынешнем... году... сгорели до основания... До основания погибли, стали до конца разорены (АХБМ, 1, № 105, 167, 1651).

Стремление к усилению экспрессивности приводило к тому, что использовались одновременно рядом две наречные предложно-падежные формы: И мы, сироты твои, обдолжали и обсиротали и в конец до основания погибли... (ДАИ, 5, № 1-16, 26, 1666).

Нет никаких сомнений, что отмеченное употребление предложно-падежных форм в конец, до конца, до основания, без остатка(у) в челобитных - традиционный специальный стилевой прием, средство экспрессивно подчеркнуть данное действие, его полную исчерпанность, завершенность, сосредоточить на нем внимание.

Своеобразным экспрессивно-эмоциональным средством являются широко употребляющиеся в челобитных сочетания из двух или, реже, трех и более глаголов, прилагательных-определений или существительных, обозначающих то или иное преступное действие против какого-либо лица или его имущества (а также и лица, и имущества), характеризующих состояние, в котором находится челобитчик и т. д. и т. п. Глагольные словосочетания (в предложении они выступают как однородные сказуемые) неодинаковы по своей семантике.

Остановимся сначала на тавтологических повторах: сочетании глаголов-синонимов, в котором сочетание в целом имеет усилительный, эмоционально-экспрессивный характер, поскольку второй элемент используется исключительно для усиления, подчеркивания действия, названного первым глаголом. Для современного русского языка такое объединение с помощью сочинительных союзов совпадающих или предельно близких по своей семантике слов невозможно, если мы не имеем дело со специальным стилистическим заданием [4] или с фразеологизмами типа не знаю и не ведаю. В древнерусском языке (летописи, устное народное творчество) мы обнаруживаем «в одном линейном ряду разные наименования одного и того же понятия <...> многочисленные синонимы в самых разнообразных сочетаниях передают в совокупности понятия, связанные с психической деятельностью человека: эмоциями и побуждениями, а также сенсорным восприятием и мышлением» (радость и веселие, радоваться и веселиться, скорбь и туга, ужас и страх, переполошиться и устрашитися) [6].

В рассматриваемых челобитных находим: Прибрел к Москве и тепере брожу и скитаюсь без дела (СиД, 3, № 9, 11, 1671); Он меня пожегом клеплет и оглашает напрасно (МДБП, 2, № 10, 48, 1633); Стался со мною Андрей Хода пьян и учал меня лаять и бранить (СиД, № 2, 2, 1616).

Каждый из приведенных выше глаголов может употребляться в челобитных и отдельно, независимо от другого, передавая данное значение.

Глагольные сочетания, используемые в челобитных, могли быть и нетавтологическими, они могли объединять глаголы близкие, смежные по значению, обозначающие два действия, связанные причинно-следственными отношениями (лаять и позорить, лаять и бесчестить, таскать и убытчить, обеднять и одолжать и др.), или указывать на сопутствующее действие (бить и грабить, бить и увечить и др.), в цепочке глаголов каждый последующий глагол мог уточнять, детализировать то или иное преступное деяние (бил и грабил, и резал, и колол и др.).

Приведенные выше сочетания глаголов выполняют в челобитных не только номинативную, но и эмоционально-экспрессивную функции. Среди них имеются и такие, которые употребляются в рассматриваемых челобитных десятки раз, и такие, которые создавались по традиционной модели автором (или писцом) в зависимости от конкретных обстоятельств и носили индивидуально-авторский характер. Некоторые из них при аналогичных обстоятельствах могли быть образованы повторно, встретиться в других челобитных. Сочетания эти могли варьироваться даже в пределах одного и того же акта. Все это говорит о сознательном, целенаправленном употреблении рассмотренных словосочетаний в челобитных, о том, что они являются одним из стилеобразующих эмоционально-экспрессивных средств данной разновидности актовой письменности ХУ11 в.

Сокращения использованных источников

АИ - Акты исторические, собр. и изд. Археографической

комиссией. Т. 1-3. СПб., 1841. АМГ - Акты Московского государства / Под. ред. Н.А. Попова, Д.Я.

Самоквасова. Т. 1-3. СПб., 1890-1901. АПД - Акты писцового дела (1644-1661) / Сост. акад.

С.Б. Веселовский. М., 1977. АХБМ - Акты хозяйства боярина Б.И. Морозова. Под ред. А.И.

Яковлева. Ч. I и II. М, 1940-1945. АЮ - Акты юридические или собрание форм старинного делопроизводства. Изд. Археограф. комиссии. СПб., 1838.

МАМЮ - Сборник Московского архива Министерства юстиции. Т.6. м., 1914.

МДБП - Московская деловая и бытовая письменность ХУ11 века / Изд.

подготовили С.И. Котков, А.С. Орешников, И.С. Филиппова. М., 1968.

СиД - Слово и дело государевы: процессы до издания Уложения Алексея Михайловича 1649 года. Т.1 / Н. Новомбергский. М., 1911.

СПП - Первые месяцы царствования Михаила Федоровича (столпцы Печатного приказа) / Под. ред. Л.М. Сухотина. М., 1915.

Список литературы

1. Анкундинов И.Ю. Писцовые и переписные книги Старой Руси конца ХУ-ХУ11 вв. / М-во культуры Российской Федерации, Федеральное арх. агентство, Российский гос. архив древних актов, Гос. архив Новгородской обл.; подгот.: И.Ю. Анкудинов, К.В. Баранов, А.А. Селин; сост. И.Ю. Анкудинов. Москва: НП «Рукописные памятники Древней Руси», 2009.

2. Богоявленский Ф.К. Московский приказный аппарат и делопроизводство ХУ1-ХУ11 веков. М.: Знак: Языки славянской культуры, 2006.

3. Вомперский В.П. Памятники южновеликорусского наречия. Челобитья и расспросные речи / Рос. АН, Ин-т рус. яз.;отв. ред. В. П. Вомперский. М.: Наука, 1993.

4. Евгеньева А.П. Очерки по языку русской поэзии ХУ11 -XX вв. М.,

1963.

5. Селиванов Г.А. Тавтологические словосочетания как самобытные русские фразеологизмы // Русский язык в школе. 1955. С. 24-27.

6. Синочкина Б.М. Синонимичные пары слов в истории русского языка (на материале летописей ХУ11 в.). Минск, 1975.

J.J. Leonova

SET PHRASES (CLICHE) IN XVII CENTURY PETITIONS

On the basis of the analysis of lexicological and phraseological structure of petitions ХУП century are revealed the standardized means expressions (cliche) of everyday concepts, situations, the circumstances which have served by the reason of the reference with the request.

Key words: the petition, the request, the document, the officially-business certificate of XVII century, a cliche.

Получено 19.10.2011 г.

УДК 80

Е.В. Матвеева, аспирантка, 8 961 145 57 77, belty@bk.ru ( Россия, Тула, ТГПУ им. Л.Н. Толстого)

ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНАЯ ПРИРОДА МЕТАФОРИКИ ПОЗДНИХ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Л.Н. ТОЛСТОГО

Проанализирована и интерпретирована метафорика поздних публицистияеских произведений Л.Н. Толстого с позиций теории интертекстуальности.

Ключевые слова: метафора, интертекстуальность, интертекст-пересказ, прецедентное имя.

Поздним публицистическим произведениям Л.Н. Толстого присущ высокий индекс интертекстуальности. Одной из дифференциальных черт идиостиля писателя является использование образной системы Евангелия (интертексты-пересказы евангельских притч, цитация, использование метафор и сравнений из Евангелия).

Как отмечает Н.А. Фатеева, создание конструкций «текст в тексте» связано с активной установкой автора текста на диалогичность, которая позволяет ему не ограничиваться лишь сферой своего субъективного, индивидуального сознания, а вводить в текст одновременно несколько субъектов высказывания, которые оказываются носителями разных художественных систем [4, с. 5]. Возникает то, что ещё М.М. Бахтин назвал «полифонизмом» текста и определил как соприсутсвие в тексте нескольких «голосов».

Интертекстуальность рассматривается как важнейшая категориальная характеристика текста, отражающая его «разгерметизацию» и открытость другим смысловым системам, способность текста вступать в контакт с другими - предшествующими -