CC BY
59
••• Известия ДГПУ, №2, 2008
УДК 82:7.03
УСТОЙЧИВЫЕ ЛЕЙТМОТИВЫ КАК ОТРАЖЕНИЕ ПОДТЕКСТОВОЙ ИНФОРМАЦИИ (Л. Н. Толстой и А. П. Чехов)
© 2009 Алиева М.Ч.
Дагестанский государственный педагогический университет
Материалами отдельных произведений Л. Н. Толстого и А. П. Чехова проиллюстрирована стилистическая функция лексико-синтаксического повтора. Показан символический характер повтора, который раскрывает подтекст всего произведения.
Stylistic function of the lexico-syntactic refrain has been illustrated by the materials from L.N. Tolstoy’s and A.P. Chekhov’s several works. The symbolic refrain nature has been shown, which reveals the subtext of the whole work.
Ключевые слова: Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, синтаксический повтор, параллельные конструкции, художественный текст.
Keywords: L. N. Tolstoy, A. P. Chekhov, syntactic refrain, parallel constructions, artistic text.
Все компоненты художественной структуры (факты, набор фактов, их расположение, характер и способ описания и т.д.) важны не сами по себе, не в сопоставлении с фактом из другой системы (бывает или не бывает то, что описано в произведении искусства, в жизни?), а в соотношении с другими фактами художественного текста. Это позволяет выявить функцию отдельного факта в художественной структуре. И при таком понимании художественного текста открывается перспектива проникновения в тайны художественной формы [3. С. 82].
Одним из средств декодирования текста служит лексико-синтаксический повтор, который создает устойчивый лейтмотив, пронизывающий все произведение, несколько глав, отдельные фрагменты. Чеховская повторяющаяся деталь выступает в более общем значении, она рисует бытовой уклад, состояние души, образ
мыслей персонажа.
Значимым ориентиром в изучении повтора является анализ стилистикограмматической природы его в текстовом ракурсе. Как отмечает И. М. Астафьева, «сущность синтаксического повтора заключается в том, что синтаксическая конструкция одного высказывания повторяется в
последующих высказываниях с другим или частично с другим лексическим наполнением, т.е. для синтаксического повтора необходимо наличие двух или более синтаксических конструкций» [1. С. 2].
В реальной языковой
действительности наличествует именно лексико-синтаксический повтор. К нему мы относим повторяющиеся лексические единицы, занимающие определенное положение не только в параллельных синтаксических конструкциях, но и в непараллельных. Выполняя
грамматическую функцию, повтор
одновременно очень часто осуществляет и стилистическую функцию -целенаправленное отклонение от нейтральной синтаксической нормы, для которой достаточно однократного употребления слова с целью особой эмфатизации высказывания [2. С. 55]. Так, в рассказах Чехова дважды-трижды проходят перед читателем одни и те же сцены, даже целые эпизоды.
Рассмотрим следующие примеры:
«Однажды после вечернего чая он сидел на балконе и читал. В гостиной в это время Таня-сопрано, одна из барышень - контральто и молодой человек на скрипке разучивали известную серенаду Брага. Коврин вслушивался в слова - они были русские
- и никак не мог понять их смысла. Наконец, оставив книгу и вслушавшись внимательно, он понял: девушка,
больная воображением, слышала ночью в саду какие-то таинственные звуки, до такой степени прекрасные и странные, что должна была признать их гармонией священной, которая нам, смертным, непонятна и потому обратно улетает в небеса. У Коврина стали слипаться глаза. Он встал и в изнеможении прошелся по гостиной, потом по зале. Когда пение прекратилось, он взял Таню под руку и вышел с нею на балкон...
Вдруг в нижнем этаже под балконом заиграла скрипка, и запели два нежных женских голоса. Это было что-то знакомое. В романсе, который пели внизу, говорилось о какой-то девушке, больной воображением, которая слышала ночью в саду таинственные звуки и решила, что это гармония священная, нам смертным
непонятная... У Коврина захватило дыхание, и сердце сжалось от грусти, и чудесная, сладкая радость, о которой он давно уже забыл, задрожала в его груди.» (Черный монах, Т.8. С. 190, 213)
Повторяющиеся детали в данном примере несут ощущение несчастья, героем владеют чувства неизбежного ухода из жизни.
Интересен в произведениях Чехова,
на наш взгляд, и символический повтор, который раскрывает подтекст всего произведения: «Она вдруг позвала
старика.
- Помнишь, Яков? - спросила она,
глядя на него радостно. - Помнишь, пять лет назад нам бог дал ребеночка с белокурыми_волосиками? Мы с тобой тогда все на речке сидели и песни пели. под вербой. - И, горько
усмехнувшись, она добавила: - Умерла девочка. Яков напряг память, но никак не мог вспомнить ни ребеночка, ни вербы... А вот широкая старая верба с громадным дуплом.
А на ней вороньи гнезда. И вдруг в памяти Якова, как живой вырос
младенчик___с белокурыми волосами и
верба, про которую говорила Марфа. Да, это и есть та самая верба - зеленая, тихая, грустная. Как она постарела бедная! (Скрипка Ротшильда, Т.8. С. 257, 259).
Символический повтор несет информацию скрытого характера: ребенок и верба - символы утраченной жизни, и воспоминания о них - это тоска по жизни, которая не получилась, которую не дано пережить заново.
Устойчивый лейтмотив намекает на то, что герой потерпел фиаско, его иллюзии и надежды разбиты:
«Слышался оттуда шепот женских голосов, сдержанный смех, и кто-то тихо-тихо играл на балалайке. Пахло липой и сеном. Шепот невидимок и этот запах раздражали Лаптева._ За забором в чужом дворе послышались легкие шаги.
- Моя дорогая, моя милая. прошептал мужской голос у самого забора, так что Лаптев слышал даже дыхание. Вот поцеловались. Лаптев был уверен, что миллионы и дело, к которому у него не лежала душа, испортят ему жизнь и окончательно сделают из него раба.
Но что же мешает ему бросить и миллионы, и дело, и уйти из этого садика и двора, которые были ненавистны ему еще с детства. Шепот и поцелуи за забором волновали его. Он вышел на середину двора, и ему
казалось, что он сейчас велит отпереть калитку, выйдет и уже более никогда сюда не вернется.» (Три года, Т.8. С. 3) В чеховских произведениях повтор детали усиливает ее смысл, это уже не просто подробность, но образ нищего или богатого духовно человека, характеристика однообразной или, наоборот, наполненной жизни.
Художественный эффект
повторяющейся подробности хотя и не был оставлен без внимания Толстым, но применен им в очень узкой сфере, в качестве портретной характеристики.
Рассмотрим с этой целью иллюстративный материал из произведений Л. Толстого:
«Мы увидали моего соседа, седого одинокого господина с блестящими глазами, который во время разговора, очевидно интересовавшего его, незаметно подошел к нам. Видя взволнованное состояние собеседника, дама постаралась ответить ему как можно мягче и обстоятельнее...
- Что разуметь под любовью истинной? - неловко улыбаясь и робея, сказал господин с блестящими глазами...
Засим. - продолжал речь адвокат, но нервный господин с горевшими огнем теперь глазами, очевидно, с трудом удерживался и, не дав адвокату договорить, начал.» (Крейцерова
соната, Т.10. С. 273, 274).
В этом контексте по одной детали создан образ, ставший устойчивым лейтмотивом. Этот повтор позволяет обратить внимание на блестящие глаза господина, которые выдают глубокие тайные страдания человека.
«И как только переставали его ругать, он улыбался и брался за то дело, которое было перед ним. Только и слышно было: «Сбегай, брат, или: Алеша ты это устрой». И Алеша бегал, устраивал, и смотрел, и не забывал, и все успевал, и все улыбался. Отец много говорил.
Алеша стоял и вздыхал. Когда отец кончил, Алеша улыбнулся». (Алеша
Горшок, Т.12. С. 352, 355)
Единственный раз Алеша заплакал, когда отец не позволил ему жениться. Финал весьма трогательный,
наполненный глубоким смыслом: он
полез счищать снег с крыши, но поскользнулся, упал и умер. Но, умирая, он по привычке улыбался.
В данном контексте повторяющаяся деталь создает характеристику
персонажа, услужливого, беззащитного, доброго человека, всегда улыбавшегося. Можно только представить, что творилось у него в душе, что он так тщательно скрывал. Нам кажется, что смерть стала его спасением от всяческого зла, с которым он сталкивался.
По одной детали, формирующей устойчивый лейтмотив, создается образ, закрепляемый повторением в сознании читателя. Внешний облик, отражающий основную характерность человека,
обладает такой устойчивостью, неизменностью (особенно в сравнении с текучестью психологических состояний и непрестанной изменчивостью условий жизни), что Толстой считает возможным прибегнуть к не свойственным ему обычно повторам.
Таким образом: «У Толстого картина быта складывалась незаметно, объективно, из многих признаков,
подробностей и характеристик; у Чехова яркие штрихи, нередко усиленные
повторением, заменяют
последовательность и «обстоятельность» описаний, концентрируют в себе художественное содержание. Поскольку Чехов, рисуя человека или событие, пропускает множество признаков, подробностей, на иные детали ложится у него особая нагрузка, эмоциональное ударение. Деталь начинает тяготеть к поэтическому обобщению - символу» [5. С. 333].
Примечания
1. Астафьева И.М. Виды синтаксических повторов, их природа и стилистическое использование: Автореф. дис... канд. филол. наук. М., 1962. 23 с. 2. Геллер Э.С. Синтаксические средства экспрессивности и их роль в абзаце научных текстов (На материале специальной литературы по
физике): Дис... канд. филол. наук. М., 1991. С. 55. 3. Кайда Л.Г. Стилистика текста: от теории композиции - к декодированию: учебное пособие. М. : Флинта, 2004. С. 82. 4. Кожина М.Н. О понимании научного стиля и его эволюции в период научно-технического прогресса // Научнотехническая революция и функционирование языков мира. М. : Наука, 1977. 5. Лакшин В.Я. Толстой и Чехов. М., 1975. С. 333. 6. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. В 12 т. Т.10, 12. М., 1958. 7. Чехов А.П. Полное собрание сочинений. В 12 т. Т.8. М., 1982.
Статья поступила в редакцию 14.12.2008 г.
