CC BY
44
Владимирский государственный университет им. А. Г. и Н. Г. Столетовых, Владимир
УСТОЙЧИВЫЕ ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ И ИХ ФИКСАЦИЯ В ИСТОРИЧЕСКИХ СЛОВАРЯХ
Юрий Сергеевич Сорокин в своем фундаментальном труде «Развитие словарного состава русского литературного языка. 3090-е гг. XIX в.» указывает, что предметом исторической лексикологии является «исследование словарного состава языка в его изменениях во времени», а «основная задача такого исследования состоит в установлении общих закономерностей и путей, по которым проходят эти изменения» [Сорокин 1965: 8].
Общеизвестно, что важной составляющей словарного состава языка в его изменениях во времени являются состоящие из двух и более лексем устойчивые лексико-семантические единицы, которые фиксируются в исторических словарях полного типа начиная с «Материалов для словаря древнерусского языка по письменным памятникам» И. И. Срезневского. Например: Ариевъ ледъ— ‘холм Арея, Марса’; въ оутробЬ баснъ, уотробныя басни — ‘чревовещание’; безъ лЬпа— ‘напрасно, попусту’; бестелесный призоръ— ‘призрак’; бесудъная грамота— ‘грамота, выданная против не явившегося к суду для ответа в обвинении’; благодать воздати — ‘возблагодарить’; идти къБогови — ‘умереть’; бклое мЬсто — юридический термин:
(1) Поемъше Павла на Ариевъ ледъ ведоша. Деян. XVII. 19. сп.
XIV в. [Срезн. I: 27].
(2) Да не послушаете оутробныхъ басни. Лев. XIX. 31.
[Срезн. I: 45].
(3) Словеса добрая без лЫа еси просьталъ. Жит. Андр. Юр.
XXXI. 122. [Срезн. I: 66].
(4) Непъщеваша бестЫесныи призоръ быти. Мр. VI. 49. Ев. Холм. д. 1300 г. [Срезн. I: 78].
(5) А кто на кого челомъ бъетъ, дворяне и подвоиские позовутъ къ суду, а онъ не стантъ у суда и на того нам'Ьстници дадутъ грамоту правую безсудную. Уст. Дв. Грам. 1397 г. [Срезн. I: 78].
(6) Благодать въздавъ Богоу иде въ домъ свои. Георг. Ам. 236. [Срезн. I: 97].
(7) Аже Смолнянинъ (...) не росплативъся поидЬтъ къ Богови, а кто его задъницю възъметъ, т£мъ и гостиныи тъваръ дастъ. Смол. гр. п. 1230 г. [Срезн. I: 138].
(8) Продалъ есми (...) дворъ свой на Дослан'Ьулицы, на бкгомъ м'Ьст'Ьне тягломъ. Купч. Вяж. Мон. 1583 г. [Срезн. I: 219].
Следует отметить, что при изучении устойчивых сочетаний в древнерусских текстах многие исследователи проводят параллели с современным фразеологическим составом языка, используя для их наименования термины фразеологизм, фразеологическая единица, фразеологический оборот, фразема и предлагая классификации, в основу которых чаще всего положен современный критерий степени семантической спаянности (или аналитичности) компонентов, предложенный В. В. Виноградовым [Архангельский 1950; Селиванов 1953; Антадзе 1965; Виноградов 1977: 118-141; Ларин 1977: 148; Копыленко 1967; Мокиенко 1973; 1980: 163-174; Шулежкова 1999; Зиновьева 2000 и др.]. С другой стороны, ряд ученых употребляет самые различные терминологические определения для данных единиц (словесные формулы [Лихачев 1979: 81], литературные формулы [Творогов 1964], формулы-синтагмы [Колесов 1989: 137-138; 2005: 14], устойчивые словесные комплексы [Ломов 1969], традиционные словосочетания-штампы [Кандаурова 1970: 120], коллокации [Верещагин 2001: 19-21], фигуры (figurae) — синсемические комбинации слов [Пиккио 2003: 38, 483], формулы-матрицы [Двинятин 2006] и др.), чем имплицитно указывает на их отличие от современных фразеологизмов, хотя среди критериев выделения указываются в большинстве случаев традиционные «фразеологические» дифференциальные признаки, отличающие фразео-
логизм, с одной стороны, от слова, с другой стороны, — от свободного словосочетания и сочетания слов (нерасчлененность значения, или идиоматичность, то есть невыводимость цельного значений из значений составляющих данную единицу компонентов; устойчивость, воспроизводимость, постоянство лексикограмматического состава, единство синтаксических функций и под.).
Безусловно, каждый из вышеприведенных терминов по-своему справедлив и, безусловно, имеет право на существование, однако все они в большинстве случаев используются изолированно, вне какой-либо терминологической системы. Мы предлагаем обозначать устойчивые лексические единицы древнерусского текста термином синкретемы (корень синкрет- + суффикс -ем), который находится в одном ряду с терминами, указывающими на минимальные единицы различных языковых уровней — синтаксема, фразема, лексема, семема, морфема, фонема и под. Древнерусские устойчивые единицы отличаются прежде всего с семантической точки зрения, поскольку реализуют отражающее древнюю концептуальную форму ментальности (ментализацию — В. В. Колесов) синкретичное значение, основанное на метонимии (а не на метафоре, как большинство современных фразеологических единиц), причем особенности метонимии как переноса по смежности ([Колесов: 2005: 13-14]) предопределяют их следующие частные дифференциальные признаки: а) регулярность метонимии— относительную лексико-семантическую системность данных единиц (в отличие от метафорической нерегулярности, индивидуальности и вторичности фразеологизмов); б) построение метонимией синтагмы (а не парадигмы) — синтагматический (линейный) характер проявления всех типов отношений между знаками в древнем тексте; в) разработка объема (а не содержания) понятия — особую/преимущественную связь значения с денотатом, предопределяющую особенности семантики отдельных видов (подробнее см.: [Пименова 2007: 50 и сл.]).
Так, парные именования указывают на денотат, который возникает в результате синкретичной парности двух предполагающих друг друга предметов, явлений и т. д., например: мать и отец — ‘родители’, день и ночь — ‘сутки’, небо и земля — ‘вселенная’, сЪмо и овамо — ‘везде’, щит и меч — ‘оружие’, горы и холмы — ‘возвышенности’ и др. [Артамонова 2005: 3 и сл.]. При-
ведем примеры фиксации данного типа синкретем в исторических словарях (не всегда, правда, эксплицированной):
(9) Дана ми есть въсака власть на небеси и на земли. Мф. XXVIII. 18. Остр. Ев. [Срезн. I: 273].
(10) И си вся видЬвъ, възрадуися и възвеселися, и похвали благааго Бога, всімь симъ строителя. Илар. Зак. Благ. [Срезн. I: 368].
(11) Възрадуемся и възвеселимся. Кир. Тур. 17. [Срезн. I: 368].
(12) Всъка гора и хлъмъ сьміриться. Лук. III. 5. Остр. Ев. [Срезн. I: 551].
(13) Небо и земля мимо идетъ, а словеса мои не мимо йдуть. Мф. XXIV. 34. Остр. Ев. [Срезн. II: 357].
(14) Тобі дастьсж всжка власть і сила на нбси і на зе(м). КТур XII сп. XIV, 48. [СДРЯ I: 445].
(15) Днь(с) горы и холми точать сладость. КТур XII сп. XIV, 8 [СДРЯ II: 354].
Словосочетания с постоянными эпитетами указывают на денотат, соответствующий представлениям о том, каким он должен быть, отвечающий норме, стандарту, идеалу (добрый молодец, красна девица, белый свет, белый день, белые руки, буйна голова, цветное платье, синее море, черный ворон, серый волк, бела лебедь, чистое поле, ярый воск, зелено вино, стрелы каленые, скатный жемчуг, идолище поганое и т. д.).
Примеры неэксплицированной фиксации постоянных эпитетов в исторических словарях:
(16) Боянъ бо віщий, аще кому хотяше піснь творити, то растікашется мыслию по древу, сЬрммъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы. Сл. плк. Игор. [Срезн. I: 159].
(17) Всядемъ, братие, на свои бръзыя комони. Сл. плк. Игор. [Срезн. I: 199].
(18) Игор (Игорь) въвръжеся на свои бръзъ комонь. Сл. плк. Игор. [Срезн. I: 199].
(19) Се бо Готъскыя красныя дівьі въспкиа на брезЬ синему морю. [Срезн. I: 780].
(20) ПоЪхапо чистому полю. Сл. плк. Игор. [Срезн. II: 1125].
Словосочетания с устойчивыми книжными атрибутами
(УКА), на наш взгляд, представлены двумя основными лексикосемантическими разновидностями.
Словосочетания с УКА первой разновидности называют денотат, обладающий признаком, выделяющим его из однородного ряда, превращающим его именно в этот денотат (объект, явление) в сопоставлении с денотатом «родовым». Ср.: («именно этот/это»): великая кънязъ (‘титул верховного правителя Древней Руси’) — князь, сынъ божии (‘наименование второго лица святой троицы’) — сын, слово божие (‘священное писание’) — слово; царствие небесное (‘рай’) — царствие; правая віра (‘православие’) — вера; чърныя ризы (‘монашеская одежда’) — ризы; труба архангелова (‘звуковой знак, возвещающий о начале Страшного суда’) — труба; зълыи съвЬтъникъ (‘дьявол’) — советник; тьма кромЬшъная (‘ад’) — тьма; воровское время (‘ночь’) — время и др. Например:
(21) Иже послани о(т) Олга великаго князя Рускаго, и от вс£(х), иже суть по(д) рукою его, св£тълыхъ бояръ. Дог. Ол. 911 г. [Срезн. I: 1402].
(22) Остриже и и въ черны ризы облече. Нест. Жит. Феод. 7. [Срезн. III: 121].
(23) Никто же бо имъ проповідаль слова Б(ож)ия. Нест. Бор. Гл. 5. [Срезн. III: 420].
(24) Моужественое твое тіло лежитъ, жда троубы арханг(е)л(о)вы. Ип. л. 6796 г. [Срезн. III: 1005].
(25) Вьврьзіте въ тьмоу кромішьнюю. Мф. XXII. 13. Остр. ев. [Срезн. III: 1081].
Словосочетания с УКА второй разновидности с семантической точки зрения не отличаются от словосочетаний с постоянными эпитетами, поскольку, как и данные единицы, указывают на денотат, представляющий собой то, что должно, являющийся таким, каким он должен быть, соответствующий норме, идеалу.
Ср. («именно такой/-ая/-ое/-ие»): благовЬрный/христолюбивыи князь, святая богородица, святое евангелие, святыи святители, святыи пророки, святыи епископы, святая пасха, святая троица, святая молитва, святые иконы, святой соборъ/храмъ, святая церковь, злов'Ьрный Мамай, безбожные татары и др. Например:
(26) Чюдо видевши самъ благоверный кн(я)зь Ярославъ (...) и вси людие, хвалу воздаща Б(го)ви»Иж. Бог Гл. 124. [Срезн. I: 92].
(27) Б(ог)ъ ны поможе и Святая Бца. Поуч. Влад. Мон. [Срезн. III: 307].
(28) Поставилъ есми церковъ святыи великыи Иванъ на Петрятин'Ь дворище. Грам. кн. Всевол. д. 1136 г. и др. [Срезн. III: 308].
(29) Противоу безбожьнымъ печенЬгомъ. СкБГ XII, 9а. [СДРЯ I: 109].
Устойчивые сравнения (с союзами ако, яко, како, чъто, акы) указывают на денотат, уподобляемый другому, например: аки агнъцъ (свЬтила, сълнъце, свЫца, звЬзда, мълния, дънъница, луна) — святой, яко сокол млады — богатырь; ако звери диви {акы волци, акы н'Ькаа ехидна)— враги и др. [Богрова 2012: 3 и сл.]. Святой-праведник чаще всего уподобляется символам наивысшей положительной оценки, денотативное значение которых связано с представлением о естественных и искусственных источниках света. Например:
(30) Светозарна явистася, яко свЬтилЬ. озаряюща вся землю Русъскую. Пов. вр. л. 6523 г. [Срезн. I: 290].
(31) [Ольга] аки дьница предъ солнцемъ и аки зоря предъ сеЬтомъ. Си бо съяше аки луна в нощи. Пов. вр. л. 6477 г. [Срезн. I: 771].
Символами смирения, кротости, невинной жертвы в древнерусских памятниках являются агнъцъ, агня, агница, овъца, восходящие к образной системе Ветхого и Нового Завета, в которой агнец — животное жертвоприношения, связываемое с именем Иисуса Христа [Михайловская 1980: 101-103]. Например:
(32) Поваръ же Гл&бовъ, именемъ Торчинъ, вынезъ ножъ, зарЬза Гліба, акы агня непорочно и безлобиво. Нест. Бор. Гл. 25 [Срезн. I: 6].
Если жертва уподобляется ягненку, то убийцы — дикому зверю [Михайловская 1980: 107-108]. Например:
(33) И се нападоша акы звЬрье дивии около шатра, и насунуша и копьи. Нест. Бор. Гл. 29 [Срезн. I: 966].
Пейоративные сравнительные обороты связаны, как правило, с библейскими образами «нечистых» животных. Например:
(34) Да аще сице стеоримъ, всЬхъ грЬхъ прощени будемъ; но мы на злое еъзеращаемся, акы свиния въ калі гріховені присно калящеся и акы пьси на своя блювотины еъзеращающееся, тако пребываемъ. Изб. 1073 г. л. 38. [Срезн. III: 272].
Описательные глагольно-именные обороты связаны с «раздваивающимся» денотатом, например: ‘победить’ — взяти /створити победу; ‘мириться’ — сътворити/възяти миръ; ‘любить’ — любы деяти; ‘заплакать’ — источити/испустити слезы; ‘молиться’ — творити/приносити молитвы, ‘согрешить’ — грех сотворити', ‘верить’ — веру яти; ‘чествовать’ — възложити чъстъ и под. Примеры использования глагольно-именных оборотов в древнерусском тексте:
(35) И сроубиша новгородци городъ новь, а с Литвою миръ взяша. Новг. I л. 6706 г. [Срезн. II: 150].
(36) Самъ, вьлізь въ шатъръ, и начать млтву творити вечернюю. Иак. Бор. Гл. 71. [Срезн. II: 166].
(37) Слышав же владыка Семеонъ особую рать промежи своими дітми и испусти слезы изъ очию. Новг. I л. 6926 г. [Срезн. III: 438].
(38) И на срачины побідоу створи. Пр 1383,1066. [СДРЯ VI: 453].
Этимологические фигуры обозначают качественно и количественно «удвоенный» денотат — объект, существующий только в процессе реализации определенного признака или во время соответствующего действия [Пешковский 1935: 232], например: свет светлый, жить жизнью, воровством воровать,
сослужить службу, взглянуть взглядом, мосты мостить, радоваться радостью и др. Примеры фиксации этимологических фигур в словаре И. И. Срезневкого:
(39) Его же вид£въше отьци ти възрадовашася радостию великою. Новг. I л. [Срезн. I : 368].
(40) Уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни ммслию смыслити, ни думою сдумати. Сл. плк. Игор. [Срезн. I : 743].
(41) И рече Володимиръ: требите путь и мостите мость. Пов. вр. л. 6522 г. [Срезн. II: 176].
(42) И рече ему буи туръ Всеволодъ: одинъ брать, одинъ свЬтъ светлый ты Игорю. Сл. плк. Игор. [Срезн. III: 296].
(43) Трубы трубять въ Нов'Ьград'Ь. Сл. плк. Игор. [Срезн. III: 1004].
Развитие содержания понятия привело к постепенному разрушению древнерусской системы синкретем и формированию новой лексико-фразеологической системы на сигнификативной (а не денотативной) основе.
Данный процесс отражается в «Словаре русского языка XVIII века», в котором много внимания уделяется фразеологии (идиоматике) (см. главу VI Проекта словаря [Сорокин (ред.) 1977: 100-106]). СРЯ XVIII фиксирует, во-первых, древние устойчивые синкретемы {день и ночь — ‘все время, непрестанно’, думу (думушку) думать, сделать мир, приносить молитву), во-вторых, устойчивые единицы, функционирующие, судя по историческим словарям, только в течение XVIII — первой трети XIX вв. (навесить на нос кому что— ‘намекнуть о чем-либо’, гнуть колышки — ‘врать, говорить вздор’, булавка в голове бродит у кого — ‘кто-л. пьян’, съесть гриб — ‘потерпеть досадную неудачу’, всякая копейка алтынным гвоздем прибита у кого — ‘кто-л. скуп’), в-третьих, основанные на метафоре фразеологизмы, встречающиеся и в современном русском языке (точить балясы — ‘вести шутливые или обманные речи; болтать’, с булавочную головку — ‘очень маленький; очень мало’, сломя голову — ‘очень быстро’, не солоно хлебавши — ‘не добившись желаемого’, утереть нос
кому — ‘доказать свое превосходство в чем-либо перед кем-либо’ и т. д.).
(44) День и ночь работать. Спб. в. 1735 49. [СРЯ XVIII 6: 95].
(45) А живет де он, государь, все у німцов и думы думает с ними. СД 151. [СРЯ XVIII 7: 27].
(46) И так естьли ты хочешь сділать со мною мир, то будь завтра в маскараді в білом доминЬ. Зрит. II 98. [СРЯ XVIII 12: 203].
(47) Кадм принес краткую молитву божествам Фессалийским. Хрс. Кадм 102. [СРЯ XVIII 13: 6].
(48) | Крючкод'Ьй (шатаясь и кривя язык):] У меня многоре-ченнаго сильно в голові булавка бродит. Мтн. 73. [СРЯ XVIII 2: 162].
(49) [Аксен:] Да чтож ты так больно толкаешься? Вишь, у них грыб сьіл, так и хочет все на мні вьімістить. Плв. Бобыль 140. [СРЯ XVIII 5: 234].
(50) [Маркитант:] ТебЪ было от них идти далі. А то с ним начал точить деревенския балясы. Интерл. 47. [СРЯ XVIII 1: 135].
(51) Шагрин или шагрен; коневья, ослиная, или нЪкотораго роду рыбы нарочно и особливым искусством выделанная шероховатая кожа, а по ней крошешные холмики с булавочную головку. ЛВ1 I 399. [СРЯ XVIII 2: 163].
В заключение необходимо отметить, что дальнейшее изучение процесса формирования устойчивых лексико-семантических единиц различных типов и видов позволит в диахронии представить лексико-фразеологическую систему как внутренне организованную совокупность языковых элементов, «закономерно связанных между собой относительно устойчивыми отношениями и постоянно взаимодействующих» [Сорокин 1965: 10].
Литература
Антадзе 1965 — Н. Л. Антадзе. Лексико-фразеологический состав Судебников 1497 и 1550 гг.: Автореф. дисс. (...) канд. филол. наук. Тбилиси. 1965.
Артамонова 2005 — М. В. Артамонова. Парные именования в древнерусском тексте: Автореф. дисс. (...) канд. филол. наук. М. 2005.
Архангельский 1964 — В. Л. Архангельский. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д.: Изд-во Ростов, ун-та. 1964.
Богрова 2012 — К. М. Богрова. Устойчивые сравнения в древнерусском тексте: семантика и структура. Иваново: Изд-во ИвГУ. 2012.
Верещагин 2001 — Е. М. Верещагин. История возникновения древнего общеславянского литературного языка: Переводческая деятельность Кирилла и Мефодия и их учеников. М.: Мартис. 2001.
Виноградов 1977 — В. В. Виноградов. Избранные труды: Лексикология и лексикография / Под ред. В. Г. Костомарова. М.: Наука. 1977.
Двинятин 2006 — Ф. Н. Двинятин. Бинарные формулы-матрицы в Торжественных словах св. Кирилла Туровского //Грани русистики: филологические этюды: Сб. ст., посвященный 70-летию проф. В. В. Колесова. СПб.: Изд-во СПбГУ. 2006. С. 260-269.
Зиновьева 2000 — Е. И. Зиновьева. Записные кабальные книги Московского государства ХУ1-ХУ11 веков: Структура, Лексика. Фразеология. СПб.: Изд-во СПбГУ. 2000.
Кандаурова 1970 — Т. Н. Кандаурова. К вопросу о традиционных сочетаниях-штампах в древнерусских памятниках Х1-Х1У вв. // Вопросы языкознания и русский язык: Учен. зап. МГПИ. 1970. № 353. С. 114-157.
Колесов 1989 — В. В. Колесов. Древнерусский литературный язык. Л.: Изд-во ЛГУ. 1989.
Колесов 2005 — В. В. Колесов. История русского языка. СПб.; М.: Издательский центр «Академия». 2005.
Копыленко 1967 — М. М. Копыленко. Исследование в области славянской фразеологии древнейшей поры: Автореф. дисс. (...) д. филол. наук. Л. 1967.
Ларин 1977 — Б. А. Ларин. История русского языка и общее языкознание: Избранные работы. М.: Просвещение. 1977.
Лихачев 1979 — Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд., доп. М.: Наука. 1979.
Ломов 1969 — А. Г. Ломов. Устойчивые словесные комплексы древнейших русских летописей: Автореф. дисс. (...) канд. филол. наук. Самарканд. 1969.
Михайловская 1980 — Н. Г. Михайловская. Системные связи в лексике древнерусского книжно-письменного языка Х1-Х1У вв.: Нормативный аспект. М.: Наука. 1980.
Мокиенко 1973 —В. М. Мокиенко. Историческая фразеология: этнография или лингвистика? // Вопросы языкознания. 1973. № 2. С. 21-34.
Мокиенко 1980 — В. М. Мокиенко. Славянская фразеология. М.: Высшая школа. 1980.
Пешковский 1935 — А. М. Пешковский. Русский синтаксис в научном освещении. 5-е изд. М.: Учпедгиз. 1935.
Пиккио 2003 — Р. Пиккио. 81а\та ОгЙюс1оха: Литература и язык / Отв. ред. Н. Н. Запольская. М.: Языки славянской культуры. 2003.
Пименова 2007 — М. Вас. Пименова. Красотою украси: выражение эстетической оценки в древнерусском тексте: Монография. СПб.: Филологический ф-т СПбГУ; Владимир: Изд-во ВГПУ. 2007.
Сорокин 1965 — Ю. С. Сорокин. Развитие словарного состава русского литературного языка. 30-90-е гг. XIX века. М.-Л.: Наука. 1965.
Сорокин (ред.) 1977 — Словарь русского языка XVIII века. Проект / Отв. ред. Ю. С. Сорокин. Л.: Наука. 1977.
Творогов 1964 — О. В. Творогов. Задачи изучения литературных формул Древней Руси // ТОДРЛ. Т. 20. М.-Л.: Наука. 1964. С. 29-40.
Шулежкова 1999 — С. Г. Шулежкова. Состояние и перспективы развития исторической фразеологии // Русский язык: История и современное состояние / Материалы научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения А. А. Дементьева. Самара: Изд-во Самарского ун-та. 1999. С. 73-77.
Словари
СДРЯ— Словарь древнерусского языка (Х1-Х1Увв.). Т. 1-1Х. М.: Русский язык. 1988-1991; М.: Азбуковник. 2002-2012.
СРЯ XVIII — Словарь русского языка XVIII века. Вып. 1-19. Л., СПб.: Наука. 1984-2011.
Срезн. — И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам: В 3-хтт. идоп. М.: Знак. 2003.
