CC BY
74
УДК 172, 316.752
УСПЕХ КАК ЦЕННОСТЬ: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АСПЕКТ
М.Л. Гельфонд, О.Н. Мищук, Е.Ю. Мирошина
Посвящается компаративному анализу ведущих способов понимания аксиологических основании и критериев успешности. В фокусе исследовательского интереса находится типология основных моделей успеха, представленных в современном общественном сознании.
Ключевые слова: аксиология, человек, общество, культура, успех, ценность, гедонизм, прагматизм, перфекционизм, идеал.
Мера успеха: цена или ценность? Эта символическая дилемма является ключом к пониманию природы и значимости успеха [1, с. 161-168] как в социально-историческом, так и в индивидуально-психологическом его измерении. «Чувство личной ценности может возникать лишь из достижений, из способности преодолевать», - справедливо и емко подметил А. Адлер [2, р. 61]. И этим в значительной мере объясняется то очевидное обстоятельство, что именно аксиологические характеристики и критерии успешности составляют нормативно-смысловую матрицу восприятия данного социокультурного феномена не только в общественном мнении, но и в структуре современного академического дискурса [3, с. 416-420]. Именно поэтому осмысление ценностной специфики различных моделей успешности [4, р. 9-15] как в ее ретроспективном, так и в футурологическом аспектах может стать весьма интересной и актуальной задачей как для научного сообщества, представителей политической, бизнес или творческой элиты, так и для любого рефлексирующего индивида, стремящегося выстроить траекторию своего личностного роста.
Общество неизменно предъявляет к человеку целый комплекс достаточно жестких требований, соответствие которым не только определяет меру его личной успешности, но и служит своеобразным индикатором потенциала успешности самой социальной системы в целом. Устанавливается же это соответствие посредством прохождения людьми ряда традиционных для того или иного культурно-исторического образования ментально-психологических, когнитивно-творческих и конкретно-практических инициаций, призванных установить не что иное, как степень адаптированности и устойчивости человека и социума к тем или иным вызовам природы или социальной среды. В этом контексте мера успешности стратегии мышления и действия - величина, прямо пропорциональная адекватности ответа на поступающий вызов. Иными словами, по-настоящему успешен тот, чьи усилия оказались своевременными и соразмерными решаемой задаче.
Следовательно, в ходе решения вопроса о соотношении цены и ценности успеха можно выдвинуть как минимум три в равной мере логически обоснованные гипотезы:
• во-первых, успех есть оптимальное соответствие или симметрия духовных и физических затрат и результативности действий в сложившихся обстоятельствах;
• во-вторых, успех есть результат соответствия личных достижений социальным ожиданиям и стандартам.
• в-третьих, успех есть объективно фиксируемая оценка превосходства результатов или максимального совершенства, мастерства, достигнутых субъ-ектом(ами) какой-либо деятельности.
Демаркация этих гипотетических посылок проходит по линии, разделяющей прагматическую оценку целесообразности и эффективности наших действий, их социальную обусловленность и аксиологическую значимость. Причем успешность может одновременно ассоциироваться в сознании среднестатистического современного человека как с ее утилитарной, так и с перфекционист-ской атрибутикой.
Подобный синкретизм, на первый взгляд кажущийся вопиющим диссонансом на фоне архетипических дефиниций успеха как меры заслуженного признания социально значимых достижений человека, вполне объясним и даже в некоторой степени предопределен спецификой самого ценностного сознания, а именно, исходной антиномичностью его предпосылок и выводов. В основании ценностных представлений человека одновременно обнаруживаются два способа рассуждений. С одной стороны, субъективно-релятивистская логика отождествления ценности с произвольностью и вариативностью индивидуальных предпочтений и исторически сложившихся преференций в той или иной сфере человеческого бытия. В этом смысле ценность объекта есть показатель его желаемости субъектом, проявляющейся как чувство удовольствия, приятности или полезности, которые доставляют человеку окружающие его вещи, явления или события. Таким образом, ценность в пространстве нашего житейского опыта чаще всего воспринимается как производная субъективных ожиданий и потребностей конкретного человека или социальной группы.
Однако, с другой стороны, это утверждение обнаруживает явное противоречие с избирательностью отношения людей к предметам, способным удовлетворить возникающие у них желания, а нередко и с очевидной нецелесообразностью их выбора в том случае, если человек оказывает предпочтение не по принципу полезности, склонности или удовольствия, а по соображениям более высокого порядка (долга, сострадания или самопожертвования). Следовательно, можно предположить и обратный ход рассуждений: мы делаем выбор в пользу той или иной вещи или идеи не потому, что для нас это выгодно, а, значит, представляет ценность, а в силу того, что избираемый предмет сам по себе уже обладает той ценностной качественностью, которая и обусловливает наше предпочтение. Иначе говоря, желаемым для нас становится далеко не любой
способный их удовлетворить объект, а именно тот, который изначально обладает ценностью сам по себе или является более ценным, чем другие.
В результате подобных рассуждений о природе ценностей философский разум вплотную сталкивается с антиномией, выражающей себя в форме предельного вопроса о том, является ли ценность вещей субъективной проекцией их желательности для человека или само желание формируется как следствие осознания объективной ценности конкретного предмета? Является ли ценность свойством самого предмета или явления, т.е. его сущностной характеристикой, или ценностью их наделяет мыслящий субъект (человек), вовлекающий объекты окружающего мира в сферу своего индивидуального и социального бытия и интересов? Тем самым, традиционная антиномия философии ценностей заключается в принципиальной невозможности окончательного установления субординации объективного и субъективного оснований ценностного сознания, а соответственно и убедительного рационального разрешения дилеммы относительного и абсолютного в пространстве аксиологических критериев и оценок.
Применительно к специфике интерпретации успеха в качестве ценности рассмотренная выше антиномия может быть представлена в виде предельно жесткой оппозиции двух способов восприятия данного феномена: успех как цель сама по себе и успех как средство достижения иных целей. Так в первом случае концепт успешности приближается к некоему абсолютному значению, достижение которого знаменует высшую целесообразность бытия человека и его предназначения в жизни; во втором успех служит средством, позволяющим обеспечить эффективную реализацию тех или иных личностно или социально значимых целей. Причем успех - средство, имманентно обнаруживающее два возможных варианта трактовки, а именно общую и локальную. Согласно первой, успех аккумулирует в себе весь комплекс социально значимых преференций, позволяющих человеку получить доступ к благам высшего порядка (положение в обществе, власть, приобщенность к кругу рафинированных ценителей мировых вершин культуры и т.п.). В свете же второй, успех - величина дискретная, т.е. распадающаяся на множество конкретных средств достижения, ограниченных рамками определенной социальной практики или сферы индивидуальных интересов задач.
Столь очевидно неоднозначная и отчасти провокативная эвристика ценностной интерпретации успеха является характерной чертой современного гуманитарного и общественно-политического знания. Причем универсальный смысл проблемы успешности придает ей неизменную актуальность и значимость в контексте исследования структуры и доминант ценностных представлений современного человека.
Действительно, ориентированность наших повседневных усилий на успех создает некую успехоцентрическую систему жизненных координат у большинства представителей современного общества потребления [5, с. 120-129], придавая концепту успешности статус универсальной социально обусловленной ценности человеческого существования. В этом интерпретационном контексте не-
редко происходит поспешное и неоправданное смешение или прямое отождествление содержания понятий «успех» и «смысл» применительно к характеристике качества как «внутренней», так и «внешней» сторон жизни личности.
Так, зачастую экзистенциально необходимая смысложизненная апология человеческого существования приобретает в индивидуальном и общественном сознании редуцированную форму демонстрации (нередко нарочитой) собственной успешности в качестве доказательства состоятельности и оправданности своего пребывания в мире. Эта показательная тенденция свидетельствует о том, что современный человек склонен идентифицировать свою субъектность с внешнеобусловленной успешностью как обладанием неким стандартизированным набором атрибутов социального статуса, профессиональной квалификации и бытового комфорта.
Если использовать терминологию программной работы Э. Фромма, то подобная концептуальная диспозиция смысла и успеха наиболее емко и лаконично выражается в форме альтернативы, вынесенной автором в название своего труда - «Иметь или быть?» [6]. В ней субъектность человека получает полярную маркировку: она определяется либо как внутренняя сущностная идентичность человека, либо как внешне (физически или социально) опредмеченная совокупность его жизненных приобретений (конкретного опыта, различных преференций и благ).
Ввиду этой внутренней конфронтации экзистенциальных ориентиров человека как автономного субъекта, перманентно созидающего самого себя («проекта самого себя» [7, с. 333]) и преобразующего окружающую его действительность, успех может быть корректно соотнесен со смыслом человеческого бытия только при условии исходного выбора одной из двух рассмотренных нами выше аксиологических платформ: абсолютизма или релятивизма. В результате неизбежным итогом подобных рассуждений оказывается антитеза понимания успеха как универсального смыслозадающего мотиватора существования человека, обусловливающего ценность его жизни в целом, и успеха как индикатора ценности отдельных временных фрагментов и сфер нашей жизненной активности, суммарная оценка которых (даже при условии гипотетической возможности ее исчисления) отнюдь не эквивалентна экспертному заключению о наличии или отсутствии позитивного смысла всей жизни конкретного индивида.
Таким образом, успех, понимаемый как ценность для отдельного человека или какой-либо совокупности людей, лишен не только логически единого содержательного определения, но и однозначно заданного места в общей иерархии человеческих ценностей. К примеру, попытка найти место ценности успеха и успешности в архитектонике ценностных рядов М. Шелера, являющейся одной из наиболее известных и влиятельных иерархических систем ценностей в истории европейской философии [8, с. 305-328], приводит к неразрешимому сомнению в том, следует ли отнести ее к ценностям второго или все же третьего ряда, ибо практически все используемые немецким мыслителем осно-
вания дифференциации высших и низших ценностей (долговечность, (не)делимость, обоснованность другими ценностями или самодостаточность, глубина приносимого их обладателю удовлетворения и степень зависимости от конкретного носителя) обнаруживают качественную амбивалентность успеха.
Принимая во внимание все сказанное выше, мы склонны квалифицировать успех как внутренне динамичную и не гомогенную по своему критериальному наполнению ценность, постоянно эволюционирующую, исторически вариативную и одновременно обнаруживающую противоположно направленные тенденции глобализации и локализации своего культурного влияния. При этом в современном общественном сознании и гуманитарном академическом дискурсе можно выделить три наиболее устойчиво сложившиеся модели или «образа» успеха (успешности):
• гедонистическую, представляющую успех как прямой результат удовлетворенности конкретных потребностей и ожиданий субъекта, выбор которых сугубо произволен, а критерии всецело субъективны (как правило, ассоциируются с достижением удовольствия или выгоды);
• контракторную (конвенциональную), конструирующую успех по аналогии с выполнением условий договора, сторонами которого выступают социум, задающий основополагающие стандарты успешности, а также устанавливающий условия и критерии их достижения, и индивидуум, обязующийся соблюдать условия договора ради получения желаемых дивидендов - статуса и преференций успешного члена общества;
• перфекционистскую, конституирующую успех как достижение наивысшего совершенства или воплощение идеала, т.е. реализацию самодостаточных целей и созидание ценностей высшего порядка.
Далее размышления подводят к вопросу о связи вышеперечисленных моделей успеха с архетипами нравственной культуры, обозначающими фреймовые границы нравственных норм и поведения, которым должен следовать человек социальный и нравственный [9, с. 25-27]. На наш взгляд, индивид в перманентном поиске средств достижения успеха и, что немаловажно, ощущения успеха находится в рамках нравственного кода данного социума и вынужден выбранную модель достижения успеха встраивать в тип культурной группы, к которой он принадлежит.
Современное общество, диктующее, а часто и навязывающее жизненные и культурные традиции, не просто маркировано гедонистическими идеалами, а все чаще демонстрирует гипергедонистические настроения, то есть повышенное стремление части общества к удовольствиям. Параллель, которую авторы проводят между моделями успеха и культурными моделями, фундируется на идее, что типичный представитель гедонистической культурной группы выберет соответствующую гедонистическую модель достижения успешности. Данный архетип ассоциирует успех в получения жизненных благ (в большей степени материальных) с ощущением удовольствия и удовлетворенности.
В «обществе потребления» изменившийся уклад и стиль жизни повлек за собой изменения культурного кода нации, ее нравов, создав типаж современного человека, преимущественно заботящегося о себе и своем благополучии [10, 105-112]. На первый план выдвигается персонификация личности с деформированной ценностной шкалой, господством материального над духовным, индивидуализм и эгоцентризм. «Утилитарные и гедонистические ценности «цивилизованного мира», - отмечает Б.Н. Тарасов, - производят такую огранку человеческой души, при которой незаметно атрофируется ее «высшая половина», а воля приковывается к низшим этажам существования» [11, с. 250].
Однако нивелирование духовных ценностей делает представителей данной культурной группы свободными от общественного мнения, социальных фреймов; пренебрежительное отношение к созидательной деятельности и культивирование потребительского поведения руководит их стремлением получить наивысшее удовольствие, а значит, и успех, как он им представляется, не только внутри своей культурной среды. В интерпретации современных гедонистов ценность успеха перестает быть духовным идеалом, и успех рассматривается сквозь призму ценового и количественного коэффициента.
Контракторная, или конвенциональная, модель успеха коррелирует, по мнению авторов, с традиционной и прагматической нравственной культурой. Своего рода симбиотическая комбинаторность вырисовывает типичный образ индивида, следующего культурным кодам данных групп и выбирающего для себя договорную модель достижения успеха.
Современное общество диктует стандарты существования человека не столько культурного, внутренне одухотворенного, сколько успешного, внешне благополучного, независимого, таким образом ослабляя позиции традиционных культурных постулатов. Наряду с этим, современное российское общество, в отличие от западного, не утрачивает своей ментальной укорененности в традиционной «общинной» (коллективистской) культуре. Этим объясняется наличие в нем значительной категории индивидов, сохраняющих предрасположенность к исполнительской деятельности, неукоснительно соблюдающих нормы корпоративной этики и нуждающихся в социальных эталонах проявления ответственности и нравственности. Яркие представители традиционного типа культуры социально фреймированы и индивидуально депривированы. Достижение и осознание успеха данной группой не самоцель и не самоценность, а всего лишь оправдание общественных ожиданий.
К прагматической культурной группе принадлежат энергичные, готовые к инновациям индивиды. На первый план выходит желание созидать, создавать общество благополучных людей. Однако с развитием предпринимательской деятельности, финансового культа и прагматизма данная группа нравственных характеристик позволяют им достигать успеха, не просто следуя определенным социально-экономическим парадигмам, но и проявляя свою индивидуальность, инициативность и креативность и не разрушая при этом целостность их зоны ответственности и свободы [12, с. 169-175;13, с. 117-124].
Выявленная нами вторая модель успеха подразумевает причастность к ней представителей как традиционной, так и прагматической культурных групп. Однако, основываясь на разной степени проявленности партикулярных и универсальных моральных черт, авторы говорят о поливариантном характере применения данной модели достижения успеха.
Перфекционистская модель успеха, по нашему мнению, неразрывно связана с трансформированными новым временем основами христианского учения о возможности достижения человеком совершенства, как личного (самосовершенствование), так и социального. С одной стороны, перфекционизм может рассматриваться в качестве движущей силы и мотиватора успеха. Но опыт его достижения в данном случае может носить трагически-утопический характер. Ведь совершенствование по определению бесконечно, а, значит, путь к успеху может вести к заведомо нереалистичной цели и в итоге к личностной капитуляции - краху как собственных идеалов, так и социальных ожиданий. Как остроумно заметил Уинстон Черчилль: «Перфекционизм - паралич!», т.е. установка, блокирующая любую человеческую активность как ввиду принципиальной недостижимости ее результата, так и в силу отсутствия надежды на получение удовлетворенности от подобной деятельности. В этом смысле, перфекционист-ский образ успеха - антипод гедонистическому и неизменный повод для психологической дискредитации самой идеи успеха.
С другой стороны, перманентное стремление к идеалу может иметь и конструктивный характер при условии отождествления сущности и критериев успеха не с результатом, а с качеством деятельности. Перфекционизм по природе своей созидателен и при поэтапной постановке адекватно-достижимых промежуточных целей, соизмеримых с человеческими возможностями, способностями и навыками, стимулирует индивида к совершенствованию тех качеств, которые будут вести к оптимизации его усилий и достижению максимального уровня мастерства. В данном контексте, успех представляется нам вполне осязаемой целью и ценностью бытия, задающей правильную траекторию движения к ней, тем самым помогая избежать негативных форм личностной фрустрации.
Результаты социологических исследований подтверждают, что рассмотренные выше модели успешности действительно реализуются в общественном сознании и социальной практике. В начале 2019 года Фондом общественного мнения (ФОМ) был проведен опрос, участников которого просили описать успешного человека [14]. Основные параметры, предложенные респондентами, можно сгруппировать в соответствии с означенными моделями успеха.
Для гедонистической модели характерны такие ответы как: успешный человек - это тот, у кого есть материальное благополучие, достаток (28 %); тот, кто удовлетворен своей жизнью, испытывает спокойствие, счастье (8 %); человек с хорошим здоровьем (6 %).
С точки зрения контракторной модели успех описывается с учетом социально-значимых параметров: успешный человек - это тот, кто достиг своих целей (13 %); тот, у кого есть хорошая, интересная работа (13 %); тот, у кого
есть хорошая семья (10 %); тот, кто живет хорошей, благополучной жизнью в целом (6 %).
В основе перфекционистской модели лежит следующее определение успешности: человек, который добился самореализации, нашел свое место в жизни (7 %). Исходя из полученных данных, можно сделать вывод о том, что наиболее распространенными являются гедонистическая и контракторная модели успешности, а перфекционистсткая встречается значительно реже.
Таким образом, все выделенные и описанные нами модели успеха могут рассматриваться и как самостоятельные тактические программы обретения успешности, и как отдельные уровни единой стратегии успеха, поэтапно восходящей от его элементарно-первичных до универсально-финальных форм.
Список литературы
1. Гельфонд М.Л., Мищук О.Н., Мирошина Е.Ю. Философско-терминологический анализ понятия «успех» // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2017. Вып. 1. С. 161-168.
2. Adler A. Superiority and social interest: A collection of later writings (H. L. Ansbacher & R. R. Ansbacher, Eds.). New York: Viking Press, 1964.
3. Мирошина Е.Ю., Мищук O.H., Гельфонд М.Л. Феномен успеха: лингвистический, философский и социально-экономический аспекты // Научно-методический электронный журнал «Концепт». 2017. Т. 31. С. 416-420.
4. Gelfond M.L., Mishchuk O.N., Miroshina E.Yu. Success as a philosophical category and a social phenomenon // Modern European Researches. 2018. № 4. P. 9-15.
5. Гельфонд M. Л., Мищук О. H., Мирошина Е. Ю. Новый гуманизм или общество потребления: альтернативы современной цивилизации // Научно -методический электронный журнал «Концепт». 2018. № 4. С. 120-129.
6. Фромм Э. Иметь или быть? URL: http://cpp-p.ru/wp-content/uploads/2015/05/Fromm_E%60rih Imet_ili_byit.pdf (дата обращения: 06.02.2017).
7. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм - это гуманизм // Сумерки богов. М.: Политиздат, 1989. С. 319-344.
8. Шелер М. Формализм в этике и материальная этика ценностей // Избр. произв. М.: Гнозис, 1994. С. 305-328.
9. Гельфонд М.Л. К вопросу о соотношении морали и цивилизации // Этическая мысль. Вып. 14. М.: ИФ РАН, 2014. С. 25-34.
10. Мирошина Е.Ю. Общество потребления: критика и пути преображения // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2017. Вып. 2. С. 105-112.
11. Тарасов Б.Н. Непрочитанный Чаадаев, неуслышанный Достоевский (христианская мысль и современное сознание). М.: Academia, 1999. 288 с.
12. Филатов В.И. Свобода и равенство как аксиологическая проблема современного общества // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2017. Вып. 1. С. 169-175.
13. Филатов В.И. Эволюция свободы: ценностное измерение // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2016. Вып. 1. С. 117-124.
14. База данных ФОМ. URL: http://bd.fom.ru/pdf/d02ou2019.pdf (дата обращения: 20.01.2019).
Гелъфонд Мария Львовна, д-р филос. наук, доц., зав. кафедрой, mlgelfond@,gmail.com, Россия, Тула, Тульский филиал Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова,
Мищук Оксана Николаевна, канд. филол. наук, доц., [email protected], Россия, Тула, Тульский филиал Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова,
Мирошина Евгения Юрьевна, канд. экон. наук, доц., [email protected], Россия, Тула, Тульский филиал Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова
SUCCESS AS A VALUE: SOCIAL AND PHILOSOPHIC ASPECT M.L. Gel'fond, O.N. Mishchuk, E.Y. Miroshina
The article is devoted to the comparative analysis of the existing methods of understanding axiological bases and criteria of success. The research focuses on the typology of the fundamental models of success in the modern social conscience.
Key words: axiology, individual, society, culture, success, value, hedonism, perfectionism, pragmatism, ideal.
Gel'fond Mariya Lvovna, doctor of philosophy, docent, manager of department, mlgelfond@,gmail.com, Russia, Tula, Tula Branch of Plekhanov Russian University of Economics,
Mishchuk Oksana Nikolaevna, candidate of philology, docent, [email protected], Russia, Tula, Tula Branch of Plekhanov Russian University of Economics,
Miroshina Evgenia Yurievna, candidate of economic sciences, docent, [email protected], Tula, Tula Branch of Plekhanov Russian University of Economics
