CC BY
41
УДК 980.930.85
Григорьева Ю.В. Grigor'eva Yu.V.
Условия жизни и труда учителей на Дальнем Востоке России в конце XIX - XX вв.
Terms of Life and Labor of Teachers in the Far East of Russia at the End of the XIX - the Beginning of the XX centuries
В статье рассматривается условия жизни и труда учителей Дальнего Востока России в XIX — начале XX вв. Значительное количество школ не имело собственных помещений, в связи с тем, что сельские общества не могли выделять средства на строительство начальной школы. По этой причине, в подавляющем большинстве крестьянских немноголюдных селениях края, школьные занятия проводились в случайных малоприспособленных помещениях, взятых сельскими и городскими обществами в аренду. Сложная ситуация с условиями труда учителей была связана с финансированием народного образования. Среди многочисленных проблем главной считалась отсутствие школьных зданий.
Ключевые слова : учительская семинария, Инспектор Народных училищ, переселенческое управление, епархиальные наблюдатели, церковноприходская школа
♦
The article contains analysis of the terms of life and labor of teachers in the Far East of Russia at the end of XIX — the beginning of XX centuries. Most of the schools did not have their own apartments on account of the impossibility of the rural societies to provide funds for building initial schools. On this account, in the majority of remote villages lessons were conducted in the casual малоприспособленных apartments taken by rural and municipal societies in a lease. A difficult situation with the terms of labor of teachers was connected with financing of elementary education. Among numerous problems, the most urgent was lack of school buildings.
Key words : teaching seminary, Inspector of Folk schools, migrant management, diocese observers, church school
Отличительная особенность дальневосточного учителя — стремление улучшить положение населения отсталой окраины царской России. Педагоги делали всё возможное для развития начального образования на Дальнем Востоке России, реализация данного стремления заключалась в ликвидации неграмотности, особенно в сельской местности.
Условия жизни и труда большинства представителей учителей оставляли желать лучшего. Следует понимать, что жилищные условия в разных регионах различались. Дальний Восток в XIX — начале XX вв. с его слаборазвитой промышленностью, крайней национальной пестротой, большой разбросанностью деревень, станиц и хуторов, бездорожьем, отдалённостью от культурных центров страны был одной из наиболее отсталых частей страны [16, с. 159]. Находясь на далёкой и глухой окраине империи, жители Дальнего Востока нуждались в гра-
ГРИГОРЬЕВА Юлия Викторовна, аспирант Дальневосточного федерального университета (г. Владивосток). E-mail: sitore87@mail.ru
мотных людях, способных преподавать в школах, таким образом, большинство педагогов были приезжими: либо переселенцы, перебравшиеся на берега Тихого океана по программе переселения, либо специалисты, прибывшие по направлению. Как правило, большинство приезжих учителей собственного дома не имели. В редких случаях педагоги имели собственные квартиры, которые могли получить по наследству от родителей или от других родственников. Но такая ситуация с квартирами была исключением. Касалась она тех педагогов, которые трудились в городских школах.
Значительно хуже обстояла ситуация с проживанием учителей, работавших в начальных и средних учебных заведениях сельских районов. В этом случае они жили либо в собственных домах, либо на казённых квартирах, которые находились при учебном заведении или снимались сельским обществом специально (под квартиру учителя) и самим педагогом (на выданные квартирные деньги). Учителями в сельских школах могли работать лица с разным уровнем образования. В конце XIX — начале ХХ вв. на Дальнем Востоке идеальным сельским учителем считался выпускник учительской семинарии, но на деле было немало учителей, которые хоть немного знали грамоту; в церковноприходских школах повсеместно трудились лица, имеющие духовное образование.
Рост потребности населения в образовании на территории Дальнего Востока привёл к тому, что во второй половине XIX в. развернулось строительство школ и училищ, соответственно увеличилось количество преподавательского персонала. В то же время количественный рост отнюдь не означал качественного улучшения. Ввиду незначительных расходов казны на народное образование, эту проблему пришлось взять на свои плечи земству и церкви. Но и им не всегда удавалось в полной мере решить давно назревшие проблемы.
Значительное количество школ на территории Дальнего Востока России не имело собственных помещений в связи с тем, что сельские общества не могли выделять средства на строительство начальной школы. По этой причине в подавляющем большинстве крестьянских немноголюдных селениях края школьные занятия проводились в случайных малоприспособленных помещениях, взятых сельскими и городскими обществами в аренду. В этих тяжёлых условиях положение учителей оставляет желать лучшего: «Скудно вознаграждаемый учительский труд, тяжёлые условия жизни и службы в сёлах, особенно удалённых от
Таблица 1. Сведения о количестве обучающихся в школах
в 1893-1894 гг. на Дальнем Востоке.
Города, районы Всего детей с 8 до 15 лет Процент обучающихся
Владивосток 1935 20,0
Хабаровск 1125 26,5
Ю.-Уссурийские округа 7035 10,3
Уссурийская казачья округа 1155 14,0
Софийская округа 1335 6,8
Удская округа 1575 11,7
Охотская округа 645 10,2
Источник: [16, с. 161].
городов и населённых центров, расположенных в тайге и других глухих местах, заставляют учителей бросать свою работу» [15, с. 398].
В общеобразовательных школах в 90-х гг. XIX в. на Дальнем Востоке училось очень мало детей. В табл.1 приведены данные о количестве обучающихся в школах в 1893—1894 гг.
По результатам переписи 1897 г. видно, что во Владивостоке, считая всех жителей старше 9 лет, было 47,2 % неграмотных, в Хабаровске — 53,9 %, в Николаевске-на-Амуре — 61,1 %, а в сельской местности Приморья — 70 %. Если учесть, что грамотными считали во время переписи всех имеющих кое-как читать, станет ясно, что фактическая неграмотность была ещё выше [16, с. 161]. Примечательно то, что количество учеников колебалось между пустотой класса и его переполнением.
Условия работы сельских учителей, особенно удручают. Так, например, были случаи, когда уроки проводились поочерёдно в избах крестьян, когда скамейки и учебники переносились от одного ученика к другому. Инспекторские поездки чиновников Переселенческого Управления, Инспекторов Народных училищ Приморской области и Епархиальных наблюдателей Владивостокско-Камчатской епархии оставляли печальные записи об убогости школьного дела. Они обращали серьёзное внимание на крайнюю тесноту классных помещений, недостаток воздуха и света, а также сырость и другие неудобства, признав это не соответствующим ни требованиям гигиены, ни целям и задачам учебно-воспитательного дела». Об этом писали и народные учителя: строки из письма (1909 г.) сельской учительницы, которую пригласили на работу в деревню, где отсутствовало специальное школьное помещение. Она пишет: «Детей набралось около 50, а помещений нет, хоть на лужайке занимайся» [12, с. 398].
В железнодорожной школе обстановка для работы и учёбы была не лучше. Пребывая с 1909 г. в Никольск-Уссурийске, инспектор народного образования писал о состоянии учебных кабинетов так: «Переполненность школы была такова, что в некоторых классах учителям приходилось заниматься чуть ли не стоя: заняты даже углы за печками, куда ученики могли добраться только через парты. Здание совершенно не соответствовало требованиям школьной гигиены как по количеству площади, так и по кубическому содержанию воздуха на одного учащегося» [18, с. 22].
Бывали случаи занятий в переполненных классах, которые буквально в течение получаса приводили к тому, что «у ребят начинает болеть голова от спёртого воздуха. Если учитель задержит ребят ещё на четверть часа, чтобы закончить урок, то у наиболее слабых детей появится головокружение и их необходимо вывести из класса на свежий воздух» [2, с. 323].
К примеру, в дневнике сельского учителя из с. Михайловка Иннокентия Быстрова описано несколько аналогичных случаев, процитируем два коротких фрагмента: «В конце второго урока многие стали жаловаться на головную боль; вскоре после этого один ученик шарахнулся на пол. Я прекратил занятие и выпустил всех на двор. С учеником, упавшим в классе, началась рвота, и вскоре он потерял сознание. Я бросился к нему, но в то же самое время раздался крик одной девочки, которая начала плевать и тоже потеряла сознание. Девочка оказалась слабее мальчика, и я, поспешно дав ему при помощи других учеников нашатырного спирту и ещё кое-чего, бросился к девочке, лежавшей совершенно неподвижно. Быстро заметил я, что дыхание у последней захватило и мертвенная бледность покрыла лицо» [8, с. 519]. До прибытия врача учитель сумел оказать первую медицинскую помощь: «Я немедленно по-
ложил девочку, снял ботинки и велел одной ученице взять тёплой воды и поливать на ноги, растирая их щёткой, а сам принялся вызывать искусственное дыхание, поливая голову тёплой водой. В это время другие ребята заплакали и многие жаловались на головную боль. Я немедленно послал за военным врачом. После искусственного дыхания, мне удалось привести девочку в сознание, дав ей нашатырного спирта. Мальчик же очнулся сам, ему сделал уксусный компресс. Я сам почувствовал сильную головную боль. Менее угоревшие мальчики и девочки усердно мне помогали. Пока я возился с другими, та девочка опять лишилась сознания. Я, признаться изрядно испугался, весь задрожал; но быстро схватив её, потащил в холодное помещение. Я стал класть ей на сердце холодные компрессы, продолжая растирать щёткой ноги, щекотать нос, растирать виски спиртом. Она через 5 минут пришла в полное сознание. Поручил её здоровым девочкам и побежал к другим. Многие из них уже ушли домой, а прочие плакали не столько от боли, сколько по девочке; многих успокоил, но сам чувствовал полное изнеможение» [8, с. 520]. Вскоре прибыл врач, осмотрел классную комнату, нашёл в ней угар. Он сказал, что «в таком помещении с такой «оравой» заниматься нельзя» и предупредил, что «дети всегда будут жаловаться на голову» [8, с. 520], причину угара тогда так и не нашли. Оказалось, что «школьную печь с вечера ещё не топили, может быть, дело было в другой печке» [8, с. 520]. Истинную причину не установили, поэтому никаких действенных мер не приняли. Через месяц всё повторилась.
Несколько лет в убогих церковных сторожках размещались Воздвиженская и Николаевская школы. Приведём фрагмент из письма неизвестной учительницы (1909 г.): «Я пришла к церковному сторожу и переговорила с ним на счёт сторожки. Он согласился уступить её под школу. В сторожке одна железная печь. Топись — жарко, не топить — холодно» [12, с. 159].
В отчёте за 1905 г. помещение Угловской школы характеризовалось следующим образом, состоит из двух комнат: первая - классная, другая — сборная комната. О том, что это соседство негативно сказывается на учебном процессе, писали учителя Угловской школы: «в смежной комнате, через которую был единственный выход из школы на улицу, помещалось сельское правление. В сборном пункте, бывало во время занятий, собирались обыватели, иногда крестьяне громко кричали, курили табак, даже были моменты, что позволяли ругаться непристойными словами. Площадная ругань плохо влияла на нравственность учащихся» [7, с. 452-453]. Чтобы предотвратить губительное влияние, педагоги неоднократно просили переместить сходки в другой дом. «Староста только обещал, но ничего не делал; это продолжалось месяца четыре вплоть до избрания нового старосты, благодаря которому школа была совершенно изолирована от общественных сходок» [6, с. 128]. Более всего возмущало учителей то обстоятельство, что в третьей небольшой пристройке к общественному дому-школе была «кладовка — кутузка, зимой — это кладовка, в летнее время служит также и карцером для арестованных. В ней содержались безопасные китайцы» [7, с. 453]. Староста предложил учителю вычистить карцер, чтобы подготовить помещение под школьные нужды. Осталось описание этого жилища: «очень узкое и низкое, можно было спокойно достать до потолка. Через две недели вырубили окно; вымазали стены; поставили печку. Можно было спокойно помещаться в этой кладовке: она показалась мне очень уютной, даже обширной, хотя без всякой мебели. Было очень холодно, и я часто болел» [7, с. 453], — вспоминал впоследствии угловский учитель. Жилищные условия педагогов имеют те же существенные недостатки,
что и помещения для учеников, при этом далеко не в каждой школе они даже есть как таковые.
Удалось обнаружить такие же примеры в других регионах Дальнего Востока. Так, в воспоминаниях путешественника по Южному Сахалину есть упоминание о том, что «первое, что остановило моё внимание и вместе поразило по приезду в селение — это школа. Громаднейшее, только что выстроенное здание — школа «отцвела», не успевши «расцвести»! На окна здания навесили из толстых прутьев железные решётки, внутри понаделали в два яруса нары, у дверей привинтили болты и засовы, из школы получилась тюрьма, куда из Корсаковска перевели арестантов. Учитель из ссыльных, бывший офицер, поступил в дружину» [11, с. 126]. Таким образом, факты размещения начальной школы рядом с тюрьмой не были столь уж редки.
Случалось, что заведующие школой или учитель проводил уроки в своей квартире. Так, в 1908—1909 учебном году «жалкое на вид и тесное помещение Спасской школы не вмещало всех желающих учиться (90 девочек). Проблема преодолевалась за счёт сердоболия местного священника, заведующего церковноприходской школой. Священник о. Пётр Воронов, недолго думая, уступил две лучшие комнаты своей квартиры (гостиную и столовую) для девочек; тех, кто не поместился в классах школы, матушка безвозмездно стала обучать грамоте 46 девочек, которым предстояло остаться вне школы» [13, с. 288].
«Унизительное состояние» школьного дела в целом ряде селений вынуждало педагогов принимать крайние меры и толкало их на отчаянные поступки. Об этом красноречиво свидетельствует фрагмент письма сельской учительницы, опубликованный в марте 1909 г. в журнале «Владивостокские епархиальные ведомости». Она пишет: «В школе набралось около 50 учеников. Ближе к 3 ноября прибавилось ещё более 20. Теперь всех учащихся 74. Заниматься приходиться в два приёма: сначала старшие и средние, а потом — младшее отделение, то очень неудобно и утомительно, но всех вместе поместить нельзя. Поэтому я совсем перестала церемониться с местным сельским обществом. В деревне большой общественный дом, который планировалось отдать под торговлю. 1 ноября я сказала ученикам, чтобы они переносили парты в общественный дом. С криком и шумом ребята переносили столы. Любопытные останавливались и смотрели на это переселение, и никто ничего не сказал. Если здание отдадут под торговлю, то опять придётся перетаскивать парты на третье место» [12, с. 159].
Лучше всего условия, в которых проходили занятия, иллюстрируют свидетельства современников. Приведём фрагмент из отчёта «О состоянии учебно-школьного дела» (1905 г.): «Несмотря на усердное отношение к делу учителей особых успехов от школьного дела в Камчатке нельзя ожидать... Из школьных помещений некоторые далеко не удовлетворяют своему назначению. По свидетельству Окружного Наблюдателя в одной из школ не могло быть занятий потому, что школа стояла без окон, а последние были съедены собаками (был голодный год), так как эти окна были устроены, за неимением стекла из медвежьих кишек» [9, с. 234]. Эти слова подтверждают воспоминания учителя Д.Я. Бондарева. Он пишет: «... большинство школ на Камчатке церковно-приходские. Знакомый учитель, который прослужил учителем на Камчатке восемь лет, рассказывал мне про своё учительство. «Зимой мы занимаемся в избах. Сырость, холод круглый год. Книги и все школьные принадлежности казённые. Вместо тетрадей занимаются на грифельных досках». Знал я учителей из Сахалина и Якутска, там условия учительской службы ещё хуже, чем в Уссурийском крае. Если сравнивать положение учителя
Хабаровского района с Владивостокским, то нужно сказать, что, чем ближе к морю, тем жизнь и условия службы лучше» [1, с. 307, 309].
Ещё один пример: «из-за тесноты и скученности в Лучкинской школе учителя расставили парты «глаголем», причём передняя парта, за которой сидели ученики старшего отделения, лицевой стороной примыкала непосредственно к стене, так что при занятиях с учителем дети должны были писать что-либо на классной доске, то должны были неестественно изгибаться для того, чтобы видеть, что написано» [14, с. 130].
Нередко, если не удалось исправить условия для организации учебного пространства, то школу закрывали. Например, «Чумаковская школа грамоты (1902) помещается в небольшой крестьянской хате и производит печальное впечатление. Два простых кухонных стола с низкими скамьями, около стены кровати учителя, на окне — пять потрёпанных книжек, несколько ручек и карандашей. Чернильница, грифельная доска и прошлогодний классный журнал, вот и весь убогий инвентарь этой полузабытой школы. Со смертью учителя, в 1903 г., Чумаковская школа была закрыта» [4, с. 475]. Аналогичная судьба постигла и школу в с. Дубки близь г. Никольск-Уссурийского.
В деревне Даниловка для школы грамоты «крестьяне соорудили небольшую избу. Площадь класса составило 18 на 9 аршин. Рядом в пристройке 8 на 7 аршин расположили кухню, в которой постоянно проживал учитель» [20, с. 39]. Значит, учителю Даниловской школы пришлось постоянно проживать на кухне. Таким образом, при строительстве первых школьных зданий обнаружилась серьёзная проблема: допускались грубые ошибки с планировкой внутреннего пространства, исправление которых было невозможно или требовало больших затрат.
Ещё на одну ошибку в планировке школьных зданий указал Крестьянский Начальник VIII Верхне-Уссурийского участка Ф.А. Бе-ляцкий. По его словам, «зачастую стены между классной комнатой и квартирой учителя представляет собой тонкую перегородку из тёса, не доходящую до потолка» (РГИА ДВ Ф. 1. Оп. 1. Д. 1571. Л. 63-71об). «Квартира учителя (кухня) отделена от класса очень тонким тёсом и все запахи проникали в класс. Потребовалось провести капитальный ремонт, чтобы отделить квартиру учителя от класса более основательной стеной» [10, с. 565].
В 1911—1913 гг. Благовещенское училище располагалось в двух домах мещанки А.Н. Чернышёвой. Судя по докладной записке заведующего училищем А.А. Маслова и попечителя Н.Г. Шелудякова, «эти помещения были плохо приспособлены для образовательных целей, особенно зимой. Детям приходилось бегать из дома в дом по морозу, выбегать «по нужде» на улицу. Здания плохо протапливались, температура в классах не превышала 16-18 градусов до занятий, 5-6 градусов - к концу занятий, в результате учитель и дети весь день занимались в верхней одежде» [19, с. 19].
Примеры благополучных условий жизни и труда народных учителей были единичны. К примеру, Славянская церковно-приходская школа (1904 г.). «Школа была расположена на возвышенном месте, производила приятное впечатление своим наружным видом. Высокое, просторное с достаточным количеством окон и вполне приличной квартирой для учителя оно весело выглядывается среди невзрачных малороссийских мазонок. Классная комната высокая, светлая, просторная — вместительность на 70 человек учащихся, была уже вполне закончена и производила приятное впечатление по обилию света и воздуха. Квартира учителя, отделённая от классной комнаты коридором-раздевальней, состоит из двух довольно просторных комнат и кухни» [5, с. 39]. Таким образом, можно предположить, что работа учителя в такой школе была
весьма продуктивной и содержательной, т.к. условия труда благоприятно воздействовали на обучающий процесс и соответственно на условия труда учителя.
Немало важным фактом для школы и для самого учителя, являлась потребность в земляной площади, обусловлена она была не только необходимостью разместить на ней школьное здание и сельскохозяйственный надел, в этом видели возможность обеспечить народных учителей самой необходимой сельскохозяйственной продукцией. Даже назначение учителей ставили в зависимость от того, сумеет ли он обработать надел, вырастить основные овощи и фрукты, чтобы обеспечить свою семью продуктами на целый год. Например, для школы в деревне Андреевке долгое время искали «учителя, который любил бы сельское хозяйство, поскольку при школе есть усадебная земля и условия для занятий сельским хозяйством весьма благоприятные» [3, с. 116].
К примеру, в 1919 г. учителя Никольск-Уссурийского реального училища свой школьный двор превратили в огород, на котором преподаватели училища выращивали овощи [18, с. 61]. В целом, на пришкольной территории могли располагаться не только здание школы и общежития (интерната), а также учительские квартиры (двухкомнатные — для семейных педагогов, однокомнатные — для холостяков, незамужних учительниц).
Таким образом, дальневосточное учительство, играло особую роль в жизни общества конца XIX — начала XX веков. От условий его жизнедеятельности и быта, содержания профессионального уровня, зависело образование на территории Дальнего Востока России, тесно связанное с экономической и социокультурной сферой российского общества. Несомненно, в тяжелейших условиях приходилось трудиться учителям далёкой окраины России в конце XIX — XX вв.
Школьные помещения страдали такими санитарными недостатками, как теснота, сырость, холод, темнота, которые, соответственно, препятствовали полноценному учебному процессу и существенно подрывали здоровье детей и преподавателей.
Кроме того, вместимость школьного здания определяла количество классов и учеников в них, что, в свою очередь, влияло на общее количество учеников, приходившееся на одного учителя. Были довольно резкие колебания — на одного учителя могло приходиться от 20 до 80 учеников. Это, несомненно, приводило к физической и моральной перегруженности преподавателей.
Положительные примеры условий жизни учителей были малочисленны. И это понятно, так как организация школьного дела была обязанностью сельских обществ. Государство (в лице Святейшего Синода или министерства народного просвещения) обращало своё главное внимание на развитие средних учебных заведений и центральных просветительных учреждений. Но прямой зависимости между ростом сети школ и улучшением условий в них учителям не прослеживается, что говорит о второстепенности этих вопросов в исследуемые годы.
Итак, можно сделать вывод, что условия жизни и труда учителей на Дальнем Востоке России в конце XIX — XX вв. продолжали оставаться тяжёлыми. Сложная ситуация с условиями труда учителей была связана с финансированием народного образования. В нём было так много проблем, что из многого выделяли главное — наличие школьных зданий. На решение других вопросов о том, в каких условиях приходилось жить и работать учителям, по-видимому, не хватало ни сил, ни средств. Следствием плохих производственных и жилищно-бытовых условий являлись заболевания учителей: астма, чахотка, малокровие и ревматизм.
Однако, несмотря на жизненные трудности, учителя Дальневосточной окраины ответственно занимались своей профессиональной деятельностью, вторая половина XIX — начала XX веков характеризуется процессом формирования учительства и становлением его профессиональной деятельности. Поэтому они развивались тяжело и медленно, характеризуясь разнотипностью образования учителей и контрастностью их профессиональной подготовки.
Д.Я. Бондарев в своих воспоминаниях «Далёкая окраина» завершает свои размышления о судьбе Дальнего Востока следующими словами: «... несмотря на все недостатки местных учителей, за ними всё же нужно признать большую заслугу перед родиной. Скрашивает серую жизнь края, будит ленивую мысль переселенца, просвещает и указывает ему путь в жизни — народный учитель. Отнимите у края народные школы, и он заглохнет. В непробудном пьянстве, в погоне за золотом, в хищническом хозяйстве, среди сопок и тайги один народный учитель
скромно и тихо ведёт своё маленькое дело» [1, с. 310].
♦
Литература
1. Бондарев Д.Я. Далёкая окраина (Мои воспоминания) // Проблемы истории образования на Дальнем Востоке России: Материалы научной конференции Выпуск III / Отв. ред. О.Б. Лынша. Уссурийск: изд-во ДВФУ (филиал в г. Уссурийске), 2013. С. 296—311.
2. Благовещенские епархиальные ведомости. 1902. 31 июля.
3. Владивостокские епархиальные ведомости. 1903. 15 марта.
4. Владивостокские епархиальные ведомости. 1903. 15 декабря.
5. Владивостокские епархиальные ведомости. 1904. 15 января.
6. Владивостокские епархиальные ведомости. 1905. 15 марта.
7. Владивостокские епархиальные ведомости. 1905. 1 октября.
8. Владивостокские епархиальные ведомости. 1905. 15 ноября.
9. Владивостокские епархиальные ведомости. 1906. 1 июня.
10. Владивостокские епархиальные ведомости. 1908. 15 ноября.
11. Владивостокские епархиальные ведомости. 1908. 15 февраля.
12. Владивостокские епархиальные ведомости. 1909. 1 марта.
13. Владивостокские епархиальные ведомости. 1909. 1 мая.
14. Владивостокские епархиальные ведомости. 1913. 1 марта.
15. История Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма (XVII в. — февраль 1917 г.) / А.Р. Артемьев, Л.И. Галлямова, Л.Я. Иващенко, др., Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДвО АН СССР ; Отв.ред. Андрей Иванович Крушанов . Москва: Наука, 1991. 398 с.
16. Крушанов А.И. Народное образование и культура Приморья в конце XIX — начале XX столетия // Материалы по истории Владивостока. Книга первая 1860—1917. Владивосток. 1960. С. 159—166.
17. Лынша О.Б. Железнодорожная школа при станции Никольск-Уссурийский 1897—1917 гг. // Материалы XIII Международной научной конференции / Отв. ред. А.М. Антипова. Уссурийск: изд-во УГПИ, 2011. С. 20— 27.
18. Лынша О.Б Никольск Уссурийское реальное училище 1906—1922 гг. // Материалы IX Международной научно-методической конференции / Отв. ред. А.М. Антипова. Уссурийск: изд-во УГПИ, 2007. С. 32—38.
19. Позняк Т.З. Условия обучения и санитарное состояние учебных заведений в городах Дальневосточной окраины (вторая половина XIX — начало XX) УУ Материалы XIII Международной научно-методической конференции У Отв. ред. A.M. Aнтипова. Уссурийск: изд-во УГПИ, 2011. С. 17—20.
20. Пчела И.В. «Квартира для народного учителя». Опыт решение жилищных проблем педагогов Приморья (конец XIX — начало XX в.) УУ Национальные приоритеты современного российского образования: проблемы и перспективы: Сборник научных статей и докладов VIII Всероссийской научно-практической конференции. Владивосток: ДВФУ, 2014. С. 34—43.
Транслитерация по ГОСТ 7.79-2000 Система Б
1. Bondarev D.YA. Dalyokaya okraina (Moi vospominaniya) ^ Problemy istorii obrazovaniya na Dal'nem Vostoke Rossii: Materialy nauchnoj konferentsii Vypusk III У Otv. red. O.B. Lynsha. Ussurijsk: izd-vo DVFU (filial v g. Ussurijske), 2013. S. 296—311.
2. Blagoveshhenskie eparkhial'nye vedomosti. 1902. 31 iyulya.
3. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1903. 15 marta.
4. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1903. 15 dekabrya.
5. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1904. 15 yanvarya.
6. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1905. 15 marta.
7. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1905. 1 oktyabrya.
8. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1905. 15 noyabrya.
9. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1906. 1 iyunya.
10. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1908. 15 noyabrya.
11. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1908. 15 fevralya.
12. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1909. 1 marta.
13. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1909. 1 maya.
14. Vladivostokskie eparkhial'nye vedomosti. 1913. 1 marta.
15. Istoriya Dal'nego Vostoka SSSR v ehpokhu feodalizma i kapitalizma (XVII v. — fevral' 1917 g.) У A.R. Artem'ev, L.I. Gallyamova, L.YA. Ivashhenko, dr., Institut istorii, arkheologii i ehtnografii narodov Dal'nego Vostoka DvO AN SSSR ; Otv.red. Andrej Ivanovich Krushanov . Moskva: Nauka, 1991. 398 s.
16. Krushanov A.I. Narodnoe obrazovanie i kul'tura Primor'ya v kontse XIX — nachale XX stoletiya ^ Materialy po istorii Vladivostoka. Kniga pervaya 1860—1917. Vladivostok. 1960. S. 159—166.
17. Lynsha O.B. ZHeleznodorozhnaya shkola pri stantsii Nikol'sk-Ussurijskij 1897—1917 gg. УУ Materialy XIII Mezhdunarodnoj nauchnoj konferentsii У Otv. red. A.M. Antipova. Ussurijsk: izd-vo UGPI, 2011. S. 20—27.
18. Lynsha O.B Nikol'sk Ussurijskoe real'noe uchilishhe 1906—1922 gg. Materialy IX Mezhdunarodnoj nauchno-metodicheskoj konferentsii У Otv. red. A.M. Antipova. Ussurijsk: izd-vo UGPI, 2007. S. 32—38.
19. Poznyak T.Z. Usloviya obucheniya i sanitarnoe sostoyanie uchebnykh zavedenij v gorodakh Dal'nevostochnoj okrainy (vtoraya polovina XIX — nachalo XX) УУ Materialy XIII Mezhdunarodnoj nauchno-metodicheskoj konferentsii У Otv. red. A.M. Antipova. Ussurijsk: izd-vo UGPI, 2011. S. 17—20.
20. Pchela I.V. «Kvartira dlya narodnogo uchitelya». Opyt reshenie zhilishhnykh problem pedagogov Primor'ya (konets XIX — nachalo XX v.) УУ Natsional'nye prioritety sovremennogo rossijskogo obrazovaniya: problemy i perspektivy: Sbornik nauchnykh statej i dokladov VIII Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferentsii. Vladivostok: DVFU, 2014. S. 34—43.
