CC BY
25
дискуссия
журнал научных публикаций
А. С. Ковалев, канд. ист. наук, доцент, кафедра социальной педагогики и социальной работы, Красноярский государственный педагогический университет им. В. П. Астафьева, г. Красноярск, Россия, [email protected]
УСЛОВИЯ ПРОЖИВАНИЯ В ИНВАЛИДНЫХ ДОМАХ СИБИРИ В 20-30-Х ГГ. ХХ В.*
Когда одним из «трофеев» гражданской войны стало увеличение численности инвалидов, советская власть, задумавшись о том, как наилучшим образом устроить их существование, не смогла придумать ничего лучше, как поместить их в «закрытое учреждение интернатного типа». Социальное обеспечение в условиях инвалидного дома надолго стало основным видом государственной защиты нетрудоспособного населения. Однако замена домашних условий проживания принципами «социалистического общежития» фактически означала, что инвалиду или пожилому человеку придется привыкать делить свою жилую площадь с другими людьми. Анализ условий проживания в инвалидном доме, прежде всего, позволит оценить эффективность государственной социальной политики в отношении нетрудоспособного населения с точки зрения создания комфортного обслуживания инвалидов и пожилых людей.
В первую очередь, надо заметить, что на протяжении исследуемого периода никаких норм размещения инвалидов в жилых комнатах не существовало,
Замена домашних условий проживания принципами «социалистического общежития» фактически означала, что инвалиду или пожилому человеку придется привыкать делить свою жилую площадь с другими людьми.
гг. ХХ в. проживало разное количество человек в зависимости от количества комнат в учреждении. Так, в Красноярске, в инвалидном доме № 1 в 1922-1923 гг. в шести комнатах проживало 23-26 чел.1, в инвалидном приюте № 2 в четырёх комнатах — 13 чел. (в одной комнате — 4 чел., в другой всего 1 чел., в третьей — 3 чел., в четвертой — 5 чел.)2.
Чаще всего в учреждениях было достаточно тесно. Например, в приюте № 4 в тех же четырех комнатах (правда, уже на двух этажах) ютилось 45 чел.: из них 20 мужчин и 25 женщин. Мужчины жили на первом этаже в 2 комнатах по 10 чел. в каждой. Женщины проживали на втором этаже, также в двух комнатах, в одной 11, в другой — 14 чел3. Примерно в такой же плотности проживали и обеспечиваемые в инвалидном доме по улице Советской — там содержалось 93 чел.
- в 8 комнатах (11-12 чел. в одной комнате).4
Из доклада «О положении приютов губ-собеса в г. Красноярске» за 1924 г. известно, что в инвалидном доме № 1 было 20 комнат, и проживало 23 инвалида. Однако не стоит думать, что инвалидам
и в сибирских инвалидных домах в 20-30-х была предоставлена возможность жить ком-
* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта №13-11-24001 при участии ККФПНиНТД
фортно, по одному человеку. Одну комнату занимал заведующий, другую — швея, две комнаты были заняты прислугой, еще две — под столовую и кухню, =
в трех комнатах располагались мастерские, а еще 7 комнат были просто свободными. Зато в остальных четырех ютились 23 инвалида.5
Проблема с размещением была и во II инвалидном приюте в г. Красноярске, где =
размещались 13 беспомощных инвалидов, за которыми следили заведующий и кухарка. Однако половина помещений, отданных под учреждение, были заняты членами профсоюза советских служащих, инвалидам пришлось разместиться в двух палатах, еще одну выделили под кухню, а для персонала места не нашлось вовсе. 6
В Красноярском инвалидном доме № 4 (для хроников) насчитывалось 63 инвалида, которые были поровну разделены на 4 комнаты (примерно по 16 чел.), в двух комнатах жили служащие, остальные палаты были отданы под кухню, кладовую и подвал.7
В феврале 1926 г. в Омском инвалидном доме в палатах, рассчитанных на двоих человек, практически везде проживало по 3 человека, причем все они нуждались в постоянном уходе. Зато одна большая комната была занята политруком, который вел просветительскую работу по 2 часа в неделю, и за 8 часов работы в месяц получал жалование, в два раза превышавшее зарплату си
Одна большая комната была занята политруком, который вел просветительскую работу по 2 часа в неделю, и за 8 часов работы в месяц получал жалование, в два раза превышавшее зарплату сиделки, да еще и готовую квартиру.
делки, да еще и готовую квартиру.8
А вот в Бердском инвалидном доме в каждой комнате проживало не более 5-6 чел., но это было возможно только благодаря тому, что сам инвалидный дом размещался в нескольких зданиях.9 = Таким образом, в начале 1920-х гг. для инвалидных домов была характерна чрезвычайная высокая плотность проживания. Размещение инвалидов и стариков
Потребность же в социальном обеспечении как можно большего числа инвалидов и пожилых людей, оставшихся без попечения родственников, приводила к тому, что приходилось принимать инвалидов больше, чем могло принять заведение, в ущерб их проживанию в полноценных, комфортных условиях.
не удовлетворяло их потребности в изолированном и комфортном проживании. Специализированных учреждений для нетрудо-= способных граждан после гражданской войны было крайне мало. Потребность же в социальном обеспечении как можно большего числа инвалидов и пожилых людей, оставшихся без попечения родственников, приводила к тому, = что приходилось принимать инвалидов больше, чем могло принять заведение, в ущерб их проживанию в полноценных, комфортных условиях.
К тому же вплоть до конца 20-х гг. в условиях низкой оплаты труда в качестве одной из мер социальной поддержки учреждения выступало предоставление жилья в инвалидном доме его сотрудникам, которые вынужденно занимали жилые помещения, предназначенные для инвалидов.
Некоторые собесы пытались решить проблему с нехваткой мест в инвалидных домах по-своему. Так, уникальный опыт размещения инвалидов существовал в Минусинске. Местный уездный инвалидный дом в 1925 г. вмещал 30 человек и еще двоих содержал на частных квартирах. Основную массу составляли «беспризорные» инвалиды (23 чел.), остальные были инвалидами гражданской войны (2 чел.), империалистической войны (2 чел.), 3 инвалида труда и 2 «дефективных», т.е. умственно отсталых.10 Проживание и обеспечение за счет инвалидного дома на частных квартирах было переходной формой. Поскольку эти инвалиды должны были в скором времени перейти на пенсию, дабы они не занимали места в инвалидном доме, их на время перевели на под-= селение. Правда, обследователи из губернского отдела социального обеспечения инициативы инвалидного дома не оценили, заявив, что такой «порядок, являющийся как бы третьим способом
собеса, недопустим и может всегда вызвать недовольство как со стороны пенсионеров, так и призреваемых». По мнению «защитников» интересов последних, проживающие на частных квартирах получали одежду и довольствие, превышающие размеры пенсий. Однако скорее речь шла о недовольстве власти, которая, как всегда, была озабочена самоуправством низовых работников.
Конечно, даже подобные «изобретения» не могли решить проблему с размещением в инвалидных домах всех желающих, которых в условиях резкого сокращения численности граждан, имевших право на получение пенсии, и параллельно с этим перевода на «натуральные» формы социального обеспечения становилось еще больше.
Понимая это, Наркомат социального обеспечения РСФСР (НКСО) принял решение о «повсеместном уплотнении» учреждений для нетрудоспособных граждан. Однако в ходе так называемой «концентрации» инвалидных домов никто из руководства НКСО не обратил внимания на то, что фактически уменьшались площади комнат в учреждениях и тем самым ухудшались жилищные условия инвалидов. В 1926 г. по результатам проведенных в ходе «концентрации» мероприятий обнаружилось уменьшение площадей пола и кубатуры воздуха, приходящихся в среднем на одного обеспечиваемого (см. таблицу 1).
Сибирские инвалидные дома изначально не попали под «концентрацию», и оказались более благополучными в отношении жилищных условий. Так, в Бердском инвалидном доме жилой площади на каждого обеспечиваемого в среднем приходилось 12,5 м3, а покомнатно даже 16 м3, но это только потому, что вместо 50 человек проживало 45 инвалидов. Если же считать все
50 мест, то в среднем получалось на одну койку 11,26 м3.12
Сравнивая этот показатель с современными требованиями к размещению в стационарных учреждениях социального обслуживания (7 м2 на одного человека), условия проживания в Бердском инвалидном доме можно признать вполне приемлемыми. Однако как только сибирский краевой отдел социального обеспечения взял курс на сокращение инвалидных домов-«карликов» и уплотнение крупных учреждений, последние сразу же столкнулись с проблемой перенаселенности.
К примеру, в 1928 г. в Томском краевом доме инвалидов только на одном нижнем этаже, по сведениям обследующей комиссии, размещалось 117 инвалидов труда и престарелых, все палаты были заполнены сверх нормы, которая составляла 12 человек на одну палату. В реальности же в каждой комнате проживало 20 и более человек.13
Из акта обследования Томского инвалидного дома следует, что в 1928 г. в двухэтажном инвалидном доме было 11 палат для инвалидов, где палаты были разной величины, и поэтому размещение инвалидов было неравномерным. В одних палатах проживало 3-5 чел., в других — 7-8 чел., но были и очень большие палаты, рассчитанные на 10 чел., где размещались 13, 16 и даже 21 чел. Нехватка помещений приводила к тому, что даже в столовой проживали 3 инвалида, еще 6 нашли прибежище в деревянном доме рядом с основным зданием, где была баня и подсобные помещения.14
Конечно, в палатах на 2-3 человека старались поселить самых слабых и маломобильных инвалидов. Но при общей перенаселенности, характерной для инвалидных домов конца 20-х гг., это обстоятельство практиче-
Таблица 1.
Изменение площади пола и кубатуры воздуха в инвалидных домах РСФСР после «концентрации»11
Местонахождение инвалидных домов Полезная площадь пола в спальнях, в среднем на одного обеспечиваемого (в квадратных аршинах) Кубатура воздуха в среднем на одного обеспечиваемого в спальнях (в кубических аршинах)
1923 г. 1926 г. 1923 г. 1926 г.
В сельской местности В городах 15,8 12,4 9,5 10,4 71,6 56,5 39,1 44,3
В общем 14,1 9,9 64,1 41,9
ски перестало играть свою роль, и даже если в инвалидный дом поступал новый инвалид, не способный к самостоятельному обслуживанию, его селили туда, где было место.
Одним из самых :
сложных вопросов этого времени были условия проживания для лиц с разной категорией инвалидности. Изначально устроителями инвалидных домов предполагалось, что инвалиды войны, труда и «беспризорные» будут жить отдельно друг от друга, в разных палатах. И действительно, сначала в Красноярске существовал особый дом для инвалидов войны, содержавшийся за счет местного отделения комитета помощи инвалидам (компома),15 а в Иркутске в 1920-х годах в инвалидном доме им. Н.А. Милютина были специальные палаты для военных инвалидов.16 Однако основную массу поступавших в обычные инвалидные дома составляли «трудовики» и «беспризорные» инвалиды, совместное проживание которых часто приводило к неравноправию и дискриминации.
Акт обследования инвалидов труда в Иркутском инвалидном доме (март 1924 г.) рисует довольно плачевную картину сосуществования инвалидов различных категорий, волей советского законодательства в области социального обеспечения наделенных различным объемом привилегий. Проверяющие от органов соцстраха говорили о том, что «в 2-3 комнатах помещены все вместе инвалиды: труда, войны и беспризорные, хроники, больные дети, слепые. Все беспризорные валяются в грязных лохмотьях... среди этой грязи помещается инвалид труда или войны, у которого целый тюфяк, брюки, белье... и паек хороший. Такое совместное сожительство, когда одного содержат лучше, а другого хуже в одной и той же комнате, вызывает антагонизм среди призреваемых».17
Удивительнее всего в этой ситуации даже не то, что советский чиновник открыто признает наличие «антагонизма» среди инвалидов в стране, где декларировалось социальное равенство, а то, что этот чиновник
В 1928 г. в Томском краевом доме инвалидов только на одном нижнем этаже, по сведениям обследующей комиссии, размещалось 117 инвалидов труда и престарелых, все палаты были заполнены сверх нормы, которая составляла
12 человек на одну палату. В реальности же в каждой комнате проживало 20 и более человек.
в определенной мере даже «поощряет» подобное противоречие, традиционно выделяя инвалидов труда, обеспечиваемых за счет средств социального страхования, в привилегированную группу. Далее проверяющий обращается к заведующему домом с вопросом, «почему инвалиды труда и войны, которые находятся в лучших условиях, не выделены в особое помещение, хотя бы в отдельные комнаты», аргументируя свое предложение тем, что «они могли бы поддерживать чистоту и порядок и не валяться тут же в грязи».18
Получается, что «беспризорным» инвалидам «поддерживать чистоту и порядок» вовсе ни к чему, а «находиться в грязи» (в отличие от привилегированных инвалидов) вообще чуть ли не социальная норма. При этом чиновник-доброхот от соцстраха искренне убежден, что выделение инвалидов войны и труда в отдельное помещение является панацеей от пресловутого «антагонизма».
Интересно и объяснение заведующего инвалидным домом, который будто вовсе не замечал никакого антагонизма, доказывая комиссии, что совместное проживание разных категорий инвалидов вызвано тем, что «инвалиды-трудовики и войны переженились на беспризорных (большая часть слепых), у многих из них есть дети, и они не хотят выделяться от своей семьи и живут в тех углах, где ютится беспризорная [супруга] с детьми». Или приводил другой довод: «Есть просто среди беспризорных и инвалидов-трудовиков и войны друзья, которые не хотят расставаться».19 Инвалиды-«друзья» подтвердили правоту заведующего.
После этого обследования начальник Иркутского губернского отдела социального страхования Бесеневич распорядился «в кратчайший срок выделить инвалидов труда от беспризорных в особое помещение, выдавать полностью нормы довольствия, согласно заключенного договора».20 В противном случае Бесеневич грозился расторгнуть договор с органами социального обеспечения.
Необходимо отметить, что подобная «бесчеловечная» позиция иркутского чиновника является характерной для того времени. Новоиспеченный глава соцстраха меньше всего думал о дружеских или семейных привязанностях различных категорий инвалидов, он следовал букве закона и государственной идеологии, поставившей «беспризорных» инвалидов в состояние социальной эксклюзии.
Требование Бесе-невича было удовлетворено, и уже в акте комиссии по обследованию инвалидных домов г. Иркутска, проведенному через полтора месяца, можно найти следующее сообщение: «Инвалиды в палатах размещены по следующим категориям: 1) инвалида: войны, 2) инвалида: труда, 3) инвалиды беспризорные».21 В то же время Иркутский губернский отдел социального обеспечения, пожалуй, впервые обратил внимание на материально-бытовые проблемы самой незащищенной категории обеспечиваемых за счет государственных средств граждан — «беспризорных» инвалидов, основную массу которых составляли «инвалиды старости». В акте обследования положение престарелых характеризуется так: «наблюдается самое хаотическое состояние ... получают неудовлетворительное питание, в палатах стоит смрад, постельного белья острый недостаток... палаты у беспризорных темные, уход и уборка плохие».22
Неравноправие и дискриминацию среди инвалидов нередко порождали сами чиновники. Члены комиссии, куда входили представители органов социального страхования, внимательно следили за тем, чтобы инвалиды труда находились в более привилегированном положении. Поэтому они жаловались в собес, когда обнаруживали, что «инвалиды-трудовики разбросаны по всему корпусу среди беспризорных»,23 настойчиво требовали, чтобы трудовиков размещали по 3-5 человек в палатах (что в условиях постоянно прибывающей массы новых инвалидов и перегруженности было практически невозможно).
Что же до «беспризорных», то в столь ужасающем положении этой категории нет ничего необычного, это прямое последствие политики в отношении стариков в годы нэпа, которую лучше всего характеризует брошенная одним из руководителей собеса фраза: «отдайте им [беспризорным инвалидам] все самое старое».
Жилищные условия были настоящей головной болью и для заведующего Омским инвалидным домом, размещенным в сельской местности, Князева, которому удалось отвоевать для своего заведения несколько домов. Всего их было 13, но при этом 4 жилых дома пришлось отдать под кухню, кладовые, баню и административное помещение. В результате даже при увеличении жилого пространства квадратная площадь на одного человека составила в среднем 3-3,5 м2. В каждом доме была всего одна палата, где, в зависимости от размеров дома, а также от степени тяжести заболевания размещались от 4 до 20 инвалидов. Всего в 5 палатах проживало 50 женщин и в 4 палатах — 34 мужчины. Все 9 палат были разбросаны по деревне на километровые расстояния.24
В комнатах было всего 75 кроватей, а инвалидов приняли 81 чел., шестерым места не нашлось, и они спали на полу «без коек и матрацев», да и матрасов было всего 50 шт., и те, кому не повезло, спали прямо на деревянных досках, «одеял имеется 30 шт., остальные призреваемые укрываться чем не имеют».25 Самое любопытное, что даже 50 одеял пришлось приобретать самому заведующем Князеву за счет собственных доходов и средств расформированных домов-карликов, которые ему передали при открытии сельского дома.
К середине 1935 г. картина существенно изменилась. Все 83 инвалида, размешенные в 8 отремонтированных, выбеленных домах, имели кровати с матрасом, простыней, подушкой и одеялом, у всех были две смены постельных принадлежностей «с по-
удивительнее всего в этой ситуации даже не то, что советский чиновник открыто признает наличие «антагонизма» среди инвалидов в стране, где декларировалось социальное равенство, а то, что этот чиновник в определенной мере даже «поощряет» подобное противоречие, традиционно выделяя инвалидов труда, обеспечиваемых за счет средств социального страхования, в привилегированную группу.
лотенцем и мылом для мытья рук... хватает всем».26
В том же году в Омске с целью улучшения состояния инвалидных домов был объявлен конкурс на звание лучшей палаты. Для премирования Омский городской отдел социального обеспечения назначил 3 премии, которые получала лучшая в санитарном отношении палата. Первая премия составляла 50 руб., вторая — 40 руб. и третья — 20 руб. на всех проживающих в палате. Также премировались инвалиды, «содержащие в наилучшем состоянии свои койки», но премии были не денежными, а вещевыми (например, шаль стоимостью 40 руб. и брюки за 30 руб.)27
Как видно из приведенных данных, жилищные условия в инвалидном доме, размещенном в сельской местности, не сильно отличались от городских инвалидных домов. Здесь также принималось инвалидов больше, чем могло обеспечить учреждение; жилые помещения, как и в городе, отводились под технические службы; наряду с недостаточным размещением инвалиды и пожилые люди не получали должного материально-бытового обеспечения, следствием чего становились многочисленные нарушения санитарно-гигиенических правил. В то же время, в условиях постоянного дефицита тех или иных вещей поддержание чистоты в помещении становилось для проживающих в палате инвалидов серьезным стимулом улучшить свое материально-бытовое обеспечение.
В чем-то инвалидный дом был похож на большую коммунальную квартиру. Советские партийные функци- = онеры гордо именовали это «социалистическим общежитием», но сами работники инвалидных домов прекрасно понимали, что в условиях, когда 100-150 человек с ограниченными возможностями постоян-
но «дерутся» между собой из-за «кипятильника и ванны», ни о каком общежитии и речи быть не может.
Интересные сведения об условиях проживания в инвалидном доме можно найти
Новоиспеченный глава соцстраха меньше всего думал о дружеских
или семейных привязанностях различных категорий инвалидов, он следовал букве закона и государственной идеологии, поставившей «беспризорных» инвалидов в состояние социальной эксклюзии.
в акте ревизионной комиссии, составленном после обследования Иркутского инвалидного дома осенью 1925 г. Этот акт заметно отличается от многих подобных документов, поскольку речь в нем идет не только о том, что «нет точного плана зданий, по которому можно было бы увидеть, как размещены инвалиды» или что «кровати расположены неправильно», «не палатным порядком».28 Основную часть документа составляет подробное описание того, в каких условиях проходила повседневная жизнь инвалидов и стариков.
Инспекторы от собеса увидели, что «инвалиды живут очень тесно», порой «помещается 10 человек, но помещение для жилья совершенно не пригодное», во многих комнатах «кровати расположены по стенкам вплотную и таким образом создается впечатление, что это не общежитие [а тюрьма]».29 Даже там, где кровати были расположены «правильно... палатным порядком», проживающие ставили кровати спинками друг другу, чтобы и без того хрупкие и расшатанные кровати окончательно не развалились.
Сильно негодовали представители собеса по поводу того, что «размещение инвалидов по комнатам не совсем правильное, зачастую инвалиды, размещенные на третьем этаже, должны были быть на первом этаже, т.к. им трудно ходить на третий этаж».30 Пожалуй, это первое признание чиновников в том, что особые потребности инвалидов учитывались администрацией инвалидных учреждений крайне редко, но в то же время уже само признание этого факта свидетельствует о постепенном изменении отношения бюрократов из органов социального обеспечения к проблемам инвалидов в сторону признания их права на специфическое обслуживание. Это становится еще заметнее, когда руководители собеса разбирали следующую ситуацию. В некоторых комнатах инвалидного дома совместно проживали совершенно нетрудоспособные инвалиды и те, кто сохранил работоспособность. Последние сапожничали, но тем самым причиняли некоторое
беспокойство своим физически слабым соседям. Такое положение было неприемлемым и для тех, и для других, поэтому было принято решение о расселении их в разные палаты.
Внутреннее убранство жилых комнат отличалось крайне спартанской обстановкой. Входные двери обычно обивали старыми, вышедшими из употребления одеялами. Сами комнаты инвалидов были обставлены определенным количеством деревянных коек, столиками и «другим инвентарем, принадлежащим и являющимся собственностью инвалидов, что является ненужным и несколько загромождает помещение». Обследователь из Иркутска писал в 1925 г... что «ни в одной комнате нет... вешалок для платья... Во всех палатах стенки избиты гвоздями и завешаны верхним платьем», в комнатах не было ни одного шкафа или тумбочки, где проживающие могли бы хранить свои вещи, поэтому нередко находили «под многими кроватями... все, начиная от тряпья и заканчивая дровами и железом». При этом посетители инвалидных учреждений нередко жаловались, что в комнатах для проживания «отсутствуют совершенно табуретки или стулья» и «инвалиды весь день проводят на койках».31
Подводя итоги, в первую очередь следует отметить заметное отставание количества инвалидных домов от роста численности одиноких инвалидов и пожилых людей. При этом очевидно, что с точки зрения современных требований к организации жилого пространства учреждения для инвалидов и пожилых людей условия проживания в инвалидных домах Сибири не выдерживают никакой критики. Комнаты для проживания не отвечали потребностям инвалидов и пожилых людей, особенно в той области, которая касалась их физических возможностей. В палатах не было специальных приспособлений и даже элементарной мебели для хранения личных вещей. Руководство инвалидных домов и органов социального обеспечения не смогло предоставить каждому обеспечиваемому жилую площадь с учетом требований обеспечения уединенности, тишины и комфорта и индивидуальных потребностей. Серьезной проблемой было и то, что в течение длительного периода сохранялась дифференциация инва-
лидов и пожилых людей по принадлежности к «пролетарским» элементам, в том числе и в предоставлении более комфортного проживания. Обитатели инвалидных домов в первую очередь нуждались в улучшении жилищных условий, но в условиях недостаточного внимания государства к проблемам «закрытых» учреждений эта проблема так и осталась неразрешенной. ^
1. Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф.Р-241. Оп 1. Д.58. Л.80-81об.
2. Там же. Л.69-70об.
3. Там же. Л.37
4. Там же. Д.18. Л.13-13об.
5. Там же. Ф.Р-270. Оп.1. Д.55. Л.66.
6. Там же. Л.68.
7. Там же. Л.68об.
8. Исторический архив Омской области (ИАОО). Ф. Р-490. Оп.1. Д.11. Л.250.
9. Государственный архив Новосибирской области. Ф.Р-2004. Оп.1. Д.2. Л.23.
10. ГАКК. Ф.Р-49. Оп.1. Д.445. Л.40об.
11. А.К. Убежища социального обеспечения // Вопросы социального обеспечения. 1926. №12-13. С.10-11.
12. Государственный архив Российской Федерации. Ф.А-406. Оп.12. Д.1671. Л.19об.
13. Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф.Р-198. Оп.1. Д.60. Л.1-1об.
14. Там же. Д.59. Л.80-80об.
15. ГАКК. Ф.Р-49. Оп.1. Д.404. ОЛ.12об.
16. Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Ф. Р-558. Оп.1. Д.60. Л.23.
17. Там же. Л.45.
18. Там же. Л.45об.
19. Там же.
20. Там же. Л.44.
21. Там же. Л.120.
22. Там же.
23. Там же. Л.45.
24. ИАОО. Ф.Р-1026. Оп.1. Д.132. Л.60об.
25. Там же. Л.21.
26. Там же. Л.44.
27. Там же. Л.1.
28. Там же. Д.90. Л.64об.
29. Там же.
30. Там же. Л.65.
31. ГАИО. Ф. Р-558. Оп.1. Д.60. Л.41; Д.90. Л.65.
