CC BY
241
УДК 364+316.3
Шахбанов Ахмед Магомедкамилович
кандидат исторических наук, доцент кафедры социальной работы, филиала Дагестанского государственного университета в г. Хасавюрте ahmed77.77@mail.ru
УСЛОВИЯ И ПРИЧНЫ РАЗВИТИЯ БЕДНОСТИ В РОССИИ В 1990- е гг.
В статье рассматриваются особенности формирования класса бедных в результате социальноэкономических реформ в 1990-е гг. Предпринята попытка осмыслить характер социальных трансформаций, выразившихся в существенном расслоении общества. На основе анализа статистических данных, выявлено влияние экономических процессов и неравномерного распределения материальных благ на уровень и качество жизни преобладающего большинства населения страны.
Ключевые слова: бедность, безработные, доход, общество, социальное неравенство, социальная политика, социальная стратификация.
В социальной политике России 1990-х гг. возникла весьма неожиданная и актуальная проблема, которую можно было обозначить, как «проблема двух полюсов» социальной стратификации, иными словами, наблюдалось сильное расслоение общества, которое негативно отразилось на социальном самочувствии россиян. Именно в это время с особой значимостью обозначились две крайние социальные точки - очень богатые и очень бедные, причем в эти точки могли попасть вчерашние одноклассники, или родственники, волей судеб оказавшиеся в разных социальных условиях. Российскому обществу и российским властям так и не удалось решить проблему соотношения этих двух, практически изолированных друг от друга миров.
Источник получения доходов является также одним из важных структурообразующих характеристик. Рост имущественного неравенства среди россиян в результате либерально-экономических реформ 1992-1993 гг. интенсифицировал процессы поляризации населения, а финансовый кризис августа 1998 г. однозначно акцентировал остроту социальной напряженности. Его основой является социальное неравенство, которое характеризуется неравномерным распределением дефицитных ресурсов общества - денег, материальных благ, власти, образования и престижа
- между различными стратами общества. При этом выстраивается шкала неравенства, демонстрирующая социальную структуру социума.
От более или менее монолитного советского общества в 1990-е гг. не осталось и
Shakhbanov Ahmed Magomedkamilovich
PhD in History, Associate Professor of the Department of Social Work, affiliated centre of Dagestan State University in Khasavyurt ahmed77.77@mail.ru
CONDITIONS AND REASONS FOR POVERTY DEVELOPMENT IN RUSSIA IN THE 1990S
In the given article the features of poor class formation as a result of social and economic reforms in the 1990s are considered. The author makes an attempt to comprehend the character of the social transformations manifested themselves in considerable stratification of society. On the basis of the analysis of the statistical data, it is possible to reveal the influence of economic processes and unproportional distribution of material benefits on the level and quality of life of the prevailing majority of the population of the country.
Key words: poverty, the unemployed, income, society, social inequality, social policy, social stratification.
следа. Либерально-демократические реформы постсоветского периода реформы Президента Б.Н. Ельцина сформировали совершенно новую структуру российского общества. Особой вехой здесь стали два ключевых для социальной истории современной России события: приватизация 1992 г. и дефолт 1998 г. Это были два исторических судьбоносных события в корне изменившие социальное лицо современной России.
Система социальной стратификации общества 1990-х гг. выглядит крайне запутанной и противоречивой. Положение усугубляется, когда мы добавим к этому укоренившиеся в общественных науках стереотипы восприятия этой стратификации - общество меняется быстрее, чем научные представления о нем.
В 1990-е гг. существовало несколько вариантов деления россиян по уровню материальной обеспеченности. Согласно одному из них, на вершине общества находится узкий слой богачей - 3%, слой среднеобеспеченных составляет 7%, бедных - 25%, нищих - 65%. По другому, слой богатых охватывает 3 - 5% населения, средне обеспеченных - 12-15%, бедных - 40%, нищих - 40%. Официальная статистика сообщает, что люди с доходом ниже прожиточного минимума (в декабре 1993 г. он равнялся 42 тыс. р.) составляли 27% населения России [1, c. 90].
Все варианты подсчетов показывают, что в стране неуклонно шел процесс имущественной поляризации населения и массового обнищания. Социальная наука давно уже установила зависимость уровня дохода от при-
надлежности индивида к той или иной социальной страте. В середине 1990-х гг. российская наука эту зависимость классифицирует следующим образом [2, а 36]: 1. «богатые» (не более 1,5% населения): «высший высший слой» - совокупный средний доход свыше 50 тыс. дол. США в месяц на семью из 4 человек; «средний высший слой» - доход 25-50 тыс. дол. США; «низший высший слой» - 10-25 тыс. дол. США; 2. «средний класс» (около 25% населения): «высший средний слой» - доход 5-10 тыс. дол. США; «средний средний слой»
- доход от 2-2,5 тыс. до 5 - 6 тыс. дол. США; «низший средний слой» - доход от 1 тыс. до 2-2,5 тыс. дол. США; 3. «бедные» (примерно 70 % населения): «высший низший слой» - от 450-500 до 1 тыс. дол. США на семью; «средний низший слой» - от 150 до 450-500 дол. США; «низший низший слой» - на уровне и ниже прожиточного минимума, т.е. ниже 150 дол. США на семью. Данная схема весьма условна, поскольку относится ко времени предшествующему августовскому кризису
1998 г. После указанного рубежа, приведенные выше цифры должны быть существенно пересмотрены в сторону понижения.
Уровень социального неравенства в России в 1990-х гг. находился на отметке 1213 (в СССР он не превышал 5, в Швеции - 6), что свидетельствовало об углубившемся в эти годы разрыве между тонким слоем богатых и нищающим большинством общества. Отечественные исследователи относительно этого периода отмечали, что «большинство российского населения стало равным в бедности и сильно зависимым от государства (задержки с выплатой зарплаты, отсутствие частной собственности у большинства населения и т.д.), сужается пространство индивидуальной свободы и прав (скажем, право на труд серьезно поставлено под угрозу); более 1/3 населения страны едва в состоянии удовлетворить свои основные потребности, а еще 1/3 находится на границе бедности. Речь идет просто о выживании.
Модель социальной стратификации России 1990-х гг. обычно представлялась в виде пирамиды с заостренной вершиной (правящая элита и богатые примерно 3-5% населения), слабовыраженной средней частью (формирующиеся средние слои предприниматели, менеджеры, фермеры и проч. примерно 12-15% населения) и довольно широким основанием бедных и беднейших слоев трудящихся (почти 65%). Эта модель являлась приблизительной, так как не отражала маргинальные, промежуточные слои, а также процесс расслоения внутри конкретных социальных слоев. Соотношение доходов 10% самых бедных и 10% самых богатых (децильный коэффициент) к концу 1993 г. составляло 11:1,
что уже превысило критическое для мировой практики значение (10:1); в 1994 г. это соотношение составляло уже 15:1, хотя в отдельных регионах оно достигало 27:1. В социалистический период (60-80-е гг.) этот коэффициент колебался по разным оценкам от 3:1 до 5:1. Социальный кризис ударил в первую очередь по слабо защищенным слоям российского общества - пенсионерам, студентам, инвалидам, безработным. Естественным показателем уровня бедности для индустриально развитых стран является уровень в 8,7-9%. В России этот показатель в 1991 г. составил 11,7%, в марте 1992 г. - 57%, в декабре 1993 г. - 28,2%, в сентябре 1993 г. - 38,5%, в 1994 г. - 40,2% [3, с. 331].
По данным Министерства труда, количество «самых бедных» равнялось 40-50%, а «просто бедные» - в пределах 30-35% населения. Наиболее многочисленный в прошлом средний слой населения в середине 1990-х гг. составил всего лишь 10-15%. Таким образом, 1/5 населения России к концу 1996 г. жило за чертой бедности. К сентябрю 1998 г. этот показатель вырос до 30%. Эта тенденция определенно продолжалась увеличиваться и в дальнейшем. Развитию бедности в России в 1990-е гг. способствовала сильно возросшая инфляция, при норме 5-6%. В течение 1992 -
1993 гг. в США она составила - 3%, в других развитых странах от 1,7 до 4%. При инфляции от 6% до 10% в этих странах разрабатываются и предпринимаются специальные меры по ее сдерживанию. При 50% годовых темпах инфляции должны применяться чрезвычайные меры, при 50% месячных и выше наступает гиперинфляция, когда деньги начинают утрачивать свою функцию [12, а 98]. В начале 1990-х гг. темпы инфляции в России не поддавались никакой регуляции: 1991 г. - 168%, 1992 г. - 2508,8%, 1993 г. - 844,2%, 1994 г. -214%, 1995 г. - 131,4% [4, а 14]. Правительство предпринимало определенные меры, направленные на снижение инфляции, но они оказались неэффективными и результатов не принесло.
До 1992 г. в нашей стране использовался термин «малообеспеченность», а не понятие «бедность». Можно сказать, что эти понятия равнозначные по смыслу и содержанию, хотя рассчитывались они по-разному. И «черта бедности», принятая в 1992 г., оказалась в два раза ниже «малообеспеченности». До этого эта цифра составляла 130 руб., а в 1992 г. она оказалась равной всего лишь - 65 руб. Если бы при подсчетах использовалась бы предыдущая метрика, то в России бедных было бы в два раза больше. Именно по этой причине в некоторых публикациях тех лет можно увидеть цифру 70 - 80% бедных. Но признать, что в России 65% бедных, означало
согласиться, что вся страна бедная, поэтому сформировали так называемый прожиточный минимум на уровне биологического выживания, за чертой которого в 1992 г. находилось всего лишь 40% населения России. Большую часть этого прожиточного минимума занимала продуктовая корзина (70%). Оставалось всего 30% на «неэластичные потребности», то есть те, которые невозможно отложить на завтра: транспорт, ботинки для ребенка (для сравнения: в развитых странах лишь 10-15% от доходов расходуется на питание).
В 1992 г. власти считали, что сформированный уровень бедности сохранится на год, максимум на полтора. Но жизнь складывалась таким образом, что эта черта бедности без изменения просуществовала до 2000 г. Уровень жизни, при котором 70 % доходов тратится на питание - это самая настоящая нищета. Всем было ясно, что нельзя сохранять эту черту бедности, поэтому в 2000 г. была разработана новая методика построения прожиточного минимума. Он был фактически увеличен на 20% в результате чего вес продуктовой корзины в расходах в 2000 г. стал равен 50%.
Еще одной серьезной проблемой усугубившей и без того печальное состояние социальной обстановке в России стала безработица. Резкое ухудшение социальной обстановки в России повлияло не только на снижение качества жизни, но и на ее продолжительность: в трудоспособном возрасте в России 1990-х гг. умирало более 50% мужчин и 12% женщин.
Если крупный капитал к концу 1990-х гг. стал активно пробиваться во власть, то значительная часть российского общества напротив старалась от этой власти отстраниться. Эта деполитизированная часть общества, как правило, состояла из наиболее незащищенных слоев населения. Тем самым российское общество поделилось на политически активное меньшинство и политически пассивное большинство.
Понятие «власть» все чаще начинает ассоциироваться с понятием «богатства», а понятие «бесправие» с «бедностью». Первые оказывались социально и политически более маневренными и более организованными, чем последние, которые оказались дезорганизованными и скованными свалившимися на них социальными проблемами. Материальное положение отдельных групп населения стало настолько катастрофическим, что исследователи социальных процессов заговорили уже о появлении новых страт.
Именно в это время появился еще один термин, ставший символом российской нищеты - «бомж»: лицо без определенного места
жительства, то есть полностью деклассированный и деградированный элемент российского общества, которое его сделало весьма похожим на западное. «Бомж» стал полностью десоциализированным индивидом, судить о достоинстве личности которого можно лишь с большими оговорками. Люмпенизация российского общества именно в это время достигла своих критических размеров. Заслуживает особого внимания ставшее чрезвычайно популярным в 1990-е гг. клише массового сознания: «Мы не живем, а выживаем».
Вместе с тем, исследования сходятся на том, что в то время никто не мог однозначно ответить на вопрос, что такое бедность («бедный») и богатство («богатый») в России 1990-х гг. Бедность понималась и как низкий уровень дохода, и как отсутствие ресурсов, и как невозможность поддержания стандартов образа жизни, воспринимаемых как «нормальные». Примерно то же самое можно было сказать и о так называемых «богатых». Социальным наукам оставалось лишь констатировать факт отечественной стратификации и спорить о правильности употребляемых при их анализе терминов.
Примерно половина всех россиян (45,0%) в 1997 г. были обеспокоены резким социальным расслоением, однако в целом представители массовых слоев озабочены социальной несправедливостью меньше, а представители элитных групп и «сильных» сред больше, чем можно было предположить.
Давно расхожая формула - «тот, кто находится у власти, тот и проводит политику в своих собственных интересах» - получила в России 1990-х гг. свое самое живое подтверждение. Пришедшие во второй половине 1990-х гг. к власти олигархи стали проводить социально-экономическую политику исключительно в своих частных интересах.
В сфере борьбы с бедностью было принято много неправильных решений. Прежде всего, это касается «плоской шкалы» подоходного налога, которая не дала желаемого эффекта: люди не желали легализовывать свои доходы. Это отражало интересы довольно тонкого слоя - богатых людей. Основная масса населения (65%) от этого лишь проиграла (подоходный налог был сначала 12%, затем 13%), при этом его платить были обязаны даже те, зарплата которых была ниже прожиточного минимума. А в России таких была одна треть.
В ходе исследований выясняется, что резкое расслоение на богатых и бедных, которое, казалось бы, представляет собой наиболее существенное нарушение «социальной справедливости», тревожит россиян меньше,
чем конкретно задевающие их социальноэкономические неурядицы (невыплаты зарплаты, рост цен, безработица), меньше, чем кризис и спад в экономике, а также рост числа уголовных преступлений, занимая в перечне беспокоящих проблем твердое 5-6 место. Если доля недовольных задержками выплат достигает почти двух третей (65,5% в июле 1997 г.), то доля обеспокоенных резким социальным расслоением не дотягивает до половины (45%, а в 1996 г. и того меньше) [5, а 82].
На декабрь 1993 г. прожиточный минимум (верхний порог бедности) определен в 54 тыс. р. на человека в месяц. Ниже этой границы оказались 45 млн российских граждан, или 30% населения. Физиологический минимум, или уровень выживания (нижний порог бедности) был установлен в размере 28 тыс. р. на человека в месяц. За этим порогом находились 7 млн чел., или 5% населения. На январь
1999 г. по России прожиточный минимум составил 1300 р. (с учетом специфики регионов эта цифра меняется), тогда, как минимальная заработная плата составляет всего 83 р. 49 коп.
По официальным статистическим данным, децильный коэффициент дифференциации заработной платы к концу 1993 г. достиг 27 - это самый высокий показатель в мире, а децильный коэффициент дифференциации душевого дохода достиг 11 - это означает, что миллионы россиян жили за чертой бедности.
Уровень концентрации доходов, а, следовательно, степень неравенства измеряются с помощью коэффициента Джини и к началу
1994 г. этот показатель в стране достиг 0,346. Это меньше, чем в США, где этот коэффициент равняется 0,49. Но следует учитывать, что в 1991 г. он составлял в России всего лишь 0,256. Такая динамика является беспредельной. Согласно официальным данным, 20% самых богатых россиян сейчас присваивают 43% совокупных денежных доходов, а 20% самых бедных - только 7% [6, а 52].
Реальный уровень имущественного неравенства (расслоения) был весьма высоким, поскольку состоятельные люди располагали возможностями держать доходы в формах, исключающих их инфляционное обесценивание. Слабая структурированность российского потребительского рынка вела к увеличению разрыва в реальных доходах.
Социально-экономическая нестабиль-
ность, процесс приватизации жилья увеличили численность лиц без определенного места жительства («бомжи», бродяги). Параллельно с этим наметился и рост преступности. В 1992 г. было зарегистрировано 1 млн преступлений, что на 27% выше, чем в 1991 г. Подрост-
ковая преступность увеличилась в два раза за этот же период. С 1989 г. по 1992 г. число умышленных убийств выросло на 69,8%. Многие авторы тех лет открыто стали констатировать процесс деградации нации [7, с. 25].
В социально-стратификационных процессах следует также учитывать наличие специфической возрастной групп населения -пенсионеров. Россия относится к числу стран СНГ, где отмечается более «старая» структура населения и поэтому численность трудовых ресурсов за 1990-е гг. снизилась на 20%. Доля пенсионеров среди горожан увеличилась почти на 40%, среди сельчан на 3,5%. В середине 1990-х гг. почти каждый четвертый житель России являлся пенсионером [8, а 87].
В социальном отношении эта группа была не гомогенна. Среди лиц, не участвующих по возрасту или болезни в общественном производстве или других видах общественной деятельности, были и бывшие рабочие, колхозники, служащие, средние и крупные чиновники, номенклатура и т.д. Обычно они сохраняли прежние социальные связи, образ жизни, ценностные ориентации и политические предпочтения. Однако был целый ряд специфических интересов, объединявших основную часть этой группы и создававших у нее чувство групповой солидарности. Члены этой группы были особо уязвимы инфляционными процессами, ростом цен и т.п. Появившаяся конкуренция на рынке труда вынудила еще способных на трудовую деятельность людей пенсионного возраста покидать свое рабочее место не по собственному желанию, а по требованию администрации.
В России 1990-х гг. обострился и жилищный вопрос. В развитых странах доля удовлетворения потребностей в жилище в составе расходов велика (более 20%), практически она наибольшая в США (25%), Японии (24%), Франции (17%) и т.д., тогда как в бывшем СССР она составляла всего 8%. Расходы на оплату собственной жилой площади в стране в 1990-х гг. равнялись 1,3%, а с учетом коммунальных услуг - 4,3% (1995 г.), что свидетельствует о плохой обеспеченности населения жильем, в частности, 5-6% российских семей (2,5 млн семей) продолжали в это время жить в коммунальных квартирах, причем 70% из них занимало всего одну комнату; более 4% россиян продолжали жить в общежитиях [9, а 47].
Прогрессирующее выталкивание из производственного процесса массовых категорий работников, при постоянно сокращающейся возможности использовать их в других отраслях хозяйства, привело к возникновению массовой, устойчивой группы работоспособного населения, лишенного возможности выступать в качестве «самодеятельного». Срав-
нительно длительное существование группы безработных неизбежно придавало ей характер специфического социального слоя с особым групповым сознанием, интересами и т.д., поэтому Закон «О занятости населения в Российской Федерации» юридически определил статус безработного, очертил его права и обязанности.
Как известно, безработица может быть явной и скрытой, полной и частичной, структурной и фрикционной. Благодаря поддержке со стороны государства многим предприятиям удалось избежать массового высвобождения работников. Однако отсрочивание увольнения работников в большинстве случаев проблему занятости не решает. На предприятиях постоянно накапливалась скрытая безработица. В целом по России в вынужденных отпусках в течение 1993 г. находилось более 4036 тыс. чел., что составляло около 10% занятых в народном хозяйстве населения. В среднем по стране показатель работающих неполный рабочий день 3,44%, тогда как в каждом отдельном регионе этот процент был весьма высоким, например, в Ленинградской области -21,1%, в Кировской - 15,85% и т.д. [10, а 9].
Среди безработных СНГ наибольший удельный вес занимают работники, высвобожденные с предприятий и организаций России. Они составляют 20 %, а на долю молодежи (16-29 лет) приходится 37%. Удельный вес получающих пособие по безработице 64%. В целом по России в сентябре 1993 г. число лиц не занятых трудовой деятельностью в сельской местности и зарегистрированных в службе занятости в качестве безработных, составляло 164 062 тыс. чел. Специалисты выявили признаки застойной безработицы. В эти годы порядка 50% безработных искали работу более четырех месяцев, что было весьма чревато тяжелыми последствиями для страны. Общая численность лиц, не имеющих работу и активно ее ищущих, составила в декабре 1993 г. 1,1 млн чел., а в последующие годы, эта цифра также имела тенденцию к росту [11, а 10].
Реформирование и сокращение Вооруженных сил РФ, переход на контрактную систему, вывод войск из ближнего и дальнего зарубежья породили проблему безработицы среди военнослужащих. В 1994 г. на рынок труда, по оценкам Правительства РФ, пришло около 195 тыс. чел. Отставных офицеров, число которых в последующие годы стало неуклонно расти.
Новым и массовым явлением для России стал процесс вынужденной миграции населения (беженцы). На конец 1992 г. в России было 162 тыс. чел., а на конец октября 1993 г.
беженцы составили уже 390 тыс. чел. Большинство из них (33%) проживали ранее в Таджикистане, Грузии (22%), Азербайджане (17%), Молдове и Узбекистане (по 4%); 120 тыс. чел. покинули территорию Чечни и Ингушетии, 6 тыс. чел. территорию Северной Осетии. Из общего числа состоящих на учете в России беженцев 33% составляют женщины, 29% - дети в возрасте до 16 лет, 56% - трудоспособное население и 15% - лица старше трудоспособного возраста [12, а 43-44].
Социально-экономические, политиче-
ские проблемы, вкупе с несовершенной миграционной политикой государства беженцев, потерявших жилище, средства к существованию, попавших в инокультурную среду выталкивали в непривычную среду обитания и т.п., оказываться в разряд маргинальных слоев. Основная часть вынужденных переселенцев и мигрантов пополняли низшие слои российского общества и тоже нуждались в социальной поддержке со стороны государства.
В северокавказском регионе, при высокой рождаемости, проблема безработицы стала одной из самых болезненных. Особенно тревожная ситуация сложилась в Республике Дагестан, ставшей за короткое время депрессивным регионом. В 1995 г. экономика Дагестана, как аграрной республики, по-прежнему оставалась дотационной более чем на 90%. Госкомстат республики констатировал, что спад сельскохозяйственного производства (промышленности в республике практически нет) в 1994 г. по сравнению с предыдущим достиг 52%; 34% населения проживало ниже уровня прожиточного минимума, а безработица составляла - 35% [13, с. 47].
Исследователи констатировали рост протестных выступлений против социального расслоения общества. За сравнительно небольшой период с июля 1995 г. по июль 1997 г. доля недовольных существующим положением вещей в российском обществе увеличилась с одной трети населения (33,2%) до почти половины (45%).
Ученые природу такого расслоения усмотрели в том, что это было не какое-то преходящее (временное) явление, связанное с общественной ломкой, а одна из характерных черт нового социального уклада. Это было не какое-то преходящее (временное) явление, связанное с общественной ломкой, а одна из характерных черт нового социального уклада.
Конфликт по линии элитарность/социальность, такой острый в начале XX в., к концу его оказался в тлеющем состоянии. Отчетливо это «тление» проявляется, прежде всего, в подрывающем легитимность государства отчуждении от власти, от
политики и политических институтов. Доверие к центральным институтам власти (президенту, правительству, обеим палатам парламента) к концу 1997 г. испытывало примерно 1420% электората. Другое проявление конфликта заключалось в недовольстве перехода от бесплатного образования и здравоохранения к частично платному, что затрагивало, прежде всего, неимущих, а также ухудшение положения пенсионеров и многодетных семей. Известно, насколько велика была роль именно этих мотивов в расширении электората так называемого «протестного» и оппозиционного голосования на всех выборах этого времени. Наконец, социальное недовольство составляло общий фон всех разрозненных экономических и политических выступлений, спровоцированных главным образом невыплатами заработной платы и пенсий.
В общем, какими бы причинами ни был обусловлен переходный кризис в современной России, его особые, большие, чем в прочих странах, глубина и тяжесть не вызывают сомнений. В связи с этим кризисом, потенциал прогресса, обусловленный устранением гос-социализма, реализуется пока лишь в ограниченной степени. Наоборот, последствия спада производства (на треть или половину) и нарушение привычных порядков ощущаются самым непосредственным образом. В результате вместо повсеместного улучшения и подъема уровня благосостояния происходят более чем противоречивые перемены. Одни составляющие жизненной обстановки улучшаются, другие ухудшаются, третьи остаются неизменными. В некоторых отношениях возросло фактическое потребление массовых групп населения: большинство носит лучшую одежду и обувь, почти в каждом доме появились цветные телевизоры, телефонизация охватила половину горожан, загородные домики и личный автомобиль вошли в быт каждой третьей-четвертой семьи. Но одновременно в полтора-два раза понизилась оплата
труда основной массы наемных работников, возникла безработица, ухудшилась структура питания, резко сократились привычные возможности отдыха, приобщения к активным формам досуга и культурного потребления. При этом кажется, что в целом воздействие на условия жизни подавляющей части населения понижающих факторов пока что превосходит влияние факторов, повышающих благосостояние.
Аналитики 1990-х гг. признавали, что социальное расслоение российского общества существует, и оно было гораздо выше, чем констатировала официальная статистика тех лет. Эта картина была далека от упрощенной схемы двухполюсного общества с зоной бедности и полюсом богатства. Основная масса российского населения находилась между этими полюсами бедности и богатства. По оценкам Независимого института социальной политики, к неимущим, к социально уязвимым группам, которые просто не выживут без поддержки государства, относилось около 25% населения, а вовсе не 10% как показывает Госкомстат, относя к социально уязвимым тех, у кого доходы ниже прожиточного минимума. Еще 20% населения способны были жить без поддержки государства - это были вполне самостоятельные граждане, но не совсем тот средний класс, который мы видим, например, в США или Европе. И здесь возникает вопрос: «А кто же остальные 70% населения страны?» Можно отнести их к нуждающимся, но поддержать 80% (70% + 10%) населения невозможно. По отношению к 70% населения нужна была не прямая поддержка (это все же не откровенно бедные), а реформы, гарантирующие доступность социальных институтов -образования, здравоохранения и т.д. Но российское общество, к сожалению, оказалось не способным преодолеть противоречие между реальностью и амбициозными лозунгами и целями. Все это время оно находится на перепутье.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Россия: надежды и прогнозы // Социально-политический журнал. 1994. № 3-6.
2. Лепехин В.А. Стратификация в современной России и новый средний класс // Общественные науки и современность. 1998. № 4.
3. Сакс Дж. Рыночная экономика в России. М., 1994.
4. Илларионов А. Попытки проведения политики финансовой стабилизации в СССР и в России // Вопросы экономики. 1995. № 7.
5. Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1995. № 6.
6. Лившиц А. Социальные проблемы: ситуация после выборов // Человек и труд. 1994. № 1.
7. Морозова Г.Ф. Деградация нации - миф или реальность? // Социологические исследования. 1994. № 1.
8. Основы экономической безопасности (Государство, регион, предприятия, личность). М., 1997.
9. О рынке труда в государствах Содружества // Человек и труд. 1994. № 7.
10. Голодец О. Тенденции массового высвобождения на рынке труда в России // Человек и труд. 1994. № 7.
11. Россия: надежды и прогнозы // Социально-политический журнал. 1994. № 3-6.
12. О рынке труда в государствах Содружества // Человек и труд. 1994. № 7.
13. Эскеров Д.Н. Социально-экономические проблемы формирования рынка труда и управления занятостью в депрессивно-трудоизбыточном регионе: на примере Республики Дагестан. Махачкала, 1998.
Филологические науки
