CC BY
69
ИСТОРИЯ
В.И. Федорова
УРОВЕНЬ ЖИЗНИ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
ЕНИСЕЙСКОЙ ГУБЕРНИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
Крестьянское хозяйство, доходность, бюджет, уровень потребления, прожиточный минимум,
физическое здоровье, социокультурные потребности.
Статья посвящена проблеме уровня жизни как совокупности условий для физического, социального и духовного воспроизводства земледельческого населения Енисейской губернии во второй половине XIX в. Дается характеристика бюджетов крестьянских хозяйств, относившихся к разным социальным группам. Анализируется влияние фактора социальной дифференциации на питание, обеспеченность жильем, физическое здоровье, структуру материальных и духовных потребностей. Источниковую базу исследования составляют материалы демографической и социальной статистики.
V.I. Fedorova
Standard of living of agricultural population of the Yenisei province
IN THE SECOND HALF OF THEXIXTH CENTURY
Country farm, profitability, budget, consumption level, living wage, physical health, sociocultural needs.
The article is devoted to the problem of standard of living as a set of conditions for physical, social and spiritual reproduction of the agricultural population of the Yenisei province in the second half of the XlXth century. The characteristic of budgets of the country farms referred to different social groups is given. The influence of the factor of social differentiation on food, provision with housing, physical health, the structure of material and spiritual needs is analyzed. The source base of the research consists of the materials of demographic and social statistics.
Исследование уровня жизни населения дореволюционной России имеет довольно обширную отечественную историографию. Советскими историками этот вопрос изучался главным образом через призму проблемы социально-экономических предпосылок Октябрьской революции. Внимание исследователей акцентировалось на показателях экономики и изменениях в социально-классовой структуре, тогда как собственно уровень жизни как совокупность условий для физического, социального и духовного воспроизводства человека не рассматривался. В постсо-
ветской историографии обращение к теме было стимулировано появившимися в политической публицистике и кинодокументалистике утверждениями о якобы очень высоком уровне социально-экономического развития царской России, опасаясь которого её конкуренты на мировом рынке спровоцировали политические катаклизмы через финансируемые ими революционно-социалистические партии. В 1990-е гг. появились публикации Н. Ерофеева, И.Д. Ковальченко, А.М. Анфимова, в которых были вскрыты спекулятивный характер и научная несостоятельность завышения уровня социально-экономического развития царской России и народного благосостояния.
Безусловно, самой фундаментальной разработкой проблемы следует признать монографию Б.Н. Миронова «Благосостояние и революции в имперской России» (М., 2010), в которой проанализирован огромный пласт документального материала, характеризующего, прежде всего, антропометрические показатели населения. Однако, несмотря на общую высокую оценку исследования Б.Н. Миронова в кругах научной общественности, многие концептуальные положения автора о повышении биостатуса населения как следствия роста общего благосостояния страны и методика анализа статистического материала были подвергнуты основательной критике. Дискуссия, развернувшаяся вокруг книги, показала, что проблема не исчерпана и ждет дальнейшего изучения. Плодотворным направлением могут стать исследования на региональном уровне, что для такой страны, как Россия вполне правомерно. В представляемой статье предметом исследования является благосостояние земледельческого населения Енисейской губернии во второй половине XIX в.
В географическом отношении губерния занимала срединное положение между Западной и Восточной Сибирью, что во многом предопределило специфические черты развития региона. Она была в большой степени удалена от европейской части страны, откуда шел основной колонизационный поток, поэтому заселение её громадных пространств шло очень медленно. За тридцать пореформенных лет 1863-1897 гг. численность населения выросла в 1,56 раза. В общей массе населения Сибири на долю Енисейской губернии приходилось 10,4 % [Первая всеобщая перепись..., 1904, с. IV].
Лишь после проведения Транссиба, существенно облегчившего условия для переселенческого движения, положение начинает меняться. Енисейская губерния в конце 1890-х гг. по численности переселенцев занимала 3-е место, уступая лишь Томской и Тобольской губерниям.
Далекая Сибирь рисовалась переселенцам обетованным краем, где вдоволь землицы, богатые зверем леса, обильные рыбой реки. Эти представления отвечали крестьянской мечте о сказочном Беловодье, однако реальность оказывалась гораздо суровей. На новом месте никто не ждал прибывавших крестьян. Губернская власть только с 1893 г. начала проводить работы по землеустройству переселенцев. Однако их темпы и качество зачастую не отвечали масштабам переселенческого движения. Несмотря на все трудности, большая часть переселенцев не только успешно укоренялись в новых местах, но и довольно скоро улучшали свое хозяйственное положение. По данным обследования населения Минусинского, Канского, Красноярского и Ачинского округов, проведенного в начале 1890-х гг., новоселы в них составляли 50 % середняков, что превышало долю этой группы среди старожилов — 46 %. Достаточно весомой была доля новоселов и среди зажиточных крестьян — 33,6 % [Материалы по исследованию..., 1894, вып. 4, с. 130].
На общероссийском фоне процессы социальной дифференциации в среде крестьянского населения Енисейской губернии очень сильно отличались по своей ди-
намике. По материалам обследования 4-х южных округов губернии в 1890— 1892 гг., охватившего 50340 хозяйств, выделяются следующие группы. Бедняцкая — 26,2% при средней запашке 1,8 десятины, из них 17,2%— безлошадные; 9 % — с одной лошадью. Промежуточное положение между этой группой и середняцкой занимали 13 % крестьянских дворов с наделом 5,4 десятины и двумя головами рабочего скота. К середняцкой группе было причислено 26,1 % крестьянских дворов с 3—4 головами рабочего скота и средним наделом 8,2 десятины. Группу крепких середняцких хозяйств — 27,7 %, приближавшихся по своему экономическому положению к зажиточным слоям, составляли дворы, в которых в среднем приходилось по 5—9 рабочих лошадей и 19 десятин пашни. Зажиточную верхушку енисейской деревни составляли 7 % крестьянских хозяйств, в каждом из которых насчитывалось более 10 голов рабочего скота и более 35 десятин запашки. На долю этой группы приходилось 17—26 % посева и 13—25 % рабочего скота. Среди зажиточной верхушки преобладали старожилы — 42,4 %, и совсем мизерной среди них была доля поселенцев — 5,7 % [Там же, с. 132]. В целом, доля середняков в Енисейской губернии была выше по сравнению с соседней Иркутской губернией и Алтаем, где она составляла 38 %.
Причины относительной однородности енисейского крестьянства следует искать в сохранении вплоть до конца XIX в. значительного резерва свободных земель и слабом развитии товарно-денежных отношений. Поэтому благосостояние местного крестьянина выгодно отличалось не только от положения российских крестьян, страдавших от малоземелья, но и даже от своих соседей — сибиряков. В среднем на одно крестьянское хозяйство приходилось по 12—13 десятин земли.
Несмотря на суровые климатические условия, крестьянам губернии удавалось поддерживать такую урожайность, чтобы в достаточной степени обеспечить себя хлебом. Средний сбор всех зерновых в расчете на 1 душу населения в губернии составлял 44 пуда, или 5,5 четверти, при норме потребления 2,5. Валовой сбор хлебов оставался вполне достаточным, чтобы не только обеспечить потребление крестьян, но и определенный излишек, который шел на рынок. Так, по данным обследования сельского хозяйства губернии на 1890 г. по 4-м южным округам, сбор зерновых составил 21 млн. пудов, из которых на посев ушло 3,5 млн. пудов и 6,5 млн. пудов составил излишек [Там же, с. 89]. Хлебная торговля, особенно для крестьян пригородных волостей, давала немалый прибавок к семейному бюджету. Однако в целом доходность одной десятины пашни не превышала 25 руб.
Важным подспорьем в хозяйстве енисейского крестьянина было скотоводство. Благодаря обилию лугов и покосов крестьянин не экономил на кормах, подавая скоту столько корму, сколько животное могло съесть. Поэтому обеспеченность скотом в губернии намного превышала показатели в Европейской России. По отдельным видам скота на 100 душ населения приходилось: лошадей — 131, крупного рогатого скота — 110, овец, свиней и коз — 203. В пересчете на крупный рогатый скот на 100 человек приходилась 291 голова. Тогда как в российских деревнях аналогичный показатель составлял 76,8 [Анфимов, 1980, с. 213].
Неотъемлемой частью хозяйства сибирского крестьянина был огород. В пореформенное время огородничество все больше приобретает промысловый характер. На продажу шла примерно пятая часть производившейся продукции. К примеру, средняя выручка от продажи урожая в начале 1890-х гг. составляла по Канскому округу 2,90 руб., по Красноярскому - 3,70 руб., по Ачинскому - 2,70 руб., по Минусинскому - 2,90 руб. [Материалы по исследованию..., 1894, вып. 4, с. 148].
Кроме того, что давало земледелие, на внутреннее потребление семьи и на продажу шла продукция традиционных промыслов. Таким образом, бюджеты местных крестьян складывались из нескольких источников, что позволяло обеспечивать устойчивый уровень потребления крестьянской семьи. По данным обследования крестьянских бюджетов в Ачинском, Минусинском, Красноярском и Канском округах в начале 1890-х гг., доходность бедняцкого хозяйства составляла 314 руб. в год; середняцкого - 523 руб.; зажиточного - 920 руб.; богатого - 3388 руб. [Материалы по исследованию..., 1894, вып. 5, с. 344]. Для сравнения: в европейской части страны доходность бедняцкого хозяйства не превышала 120 руб. Однако в силу того, что уровень товарных отношений в Сибири был несравненно ниже, чем в Европейской России, большую часть дохода крестьянина составляла натуральная продукция, доля денежной составляющей была невелика. Поэтому, покупая в лавке промышленную продукцию, он расплачивался за неё хлебом, скотом, изделиями крестьянского промысла.
Конечно, определенная часть крестьянских доходов уходила на уплату податей, которые подразделялись на казенные и земские. Несмотря на общую тенденцию роста податей (за 1870—1890-е гг. платежи крестьян в Восточной Сибири выросли в 2 раза), в целом до налоговой реформы 1898 г. податные платежи крестьян Енисейской губернии не превышали 20 % от доходности хозяйства. В то время как бывшие помещичьи крестьяне теряли более 1/3 части своего дохода в виде всяких платежей.
Таким образом, общий баланс доходов и расходов позволял сибирскому крестьянину обеспечить достаточный для воспроизводства своей семьи и хозяйства уровень жизни. Даже бедный крестьянин Енисейской губернии мог полностью обеспечить прожиточный минимум семьи. Питание его хотя было и без изысков, но в рацион входили все необходимые для физиологического восстановления продукты: хлеб (39,8 пуда в год на 1 человека, т. е. по 1,7 кг в день); мяса — не менее 1/4 фунта в день; молока - 16 ведер в год (примерно по пол-литра в день); по 20 г. сливочного масла в день; 1/2 фунта рыбы в день; чаю по полтора фунта [Там же, с. 413—414]. Для сравнения: бедняк в центре страны потреблял мяса в день 39— 48 г; хлеба и картофеля - 500-675 г; молочных продуктов - 365 г [Нефедов, с. 313]. Потребление в разных социальных группах енисейских крестьян ни в количественном, ни в качественном отношении сильно не отличалось. Например, в богатых семьях на одного человека мяса потреблялось 3/4 фунта, молока — 0,6 л, сливочного масла - 30 г в день, рыбы - 1/2 фунта в день, чаю - 1,9 фунта.
Жилища крестьян, относившихся к разным социальным группам, различались прежде всего габаритами и внутренним убранством, но с точки зрения комфорта они относились к однотипным жилым постройкам, характерным для сибирской деревни. Таким образом, представители полярных социальных групп отличались в первую очередь по своим производственным возможностям, что же касается качества жизненного уровня, то в этом плане существенных различий, которые бы разводили их по разные стороны баррикад, в этот период пока не наблюдалось. Приходивший на новое место переселенец не мог подняться без работы по найму у зажиточного старожила, у него он в первое время нередко арендовал рабочий скот, инвентарь. А старожилы, особенно в малолюдной местности, были заинтересованы в новых поселенцах как в дополнительном ресурсе для облегчения натуральных повинностей, относительно дешевой рабочей силе и как потенциальном покупателе своей продукции. Таким образом, обеспечивался баланс интересов между зажиточными старожилами и не успевшими укорениться переселенцами.
В правовом отношении бедные и зажиточные крестьяне стояли на одном уровне: относились к податному сословию и должны были добывать хлеб свой насущный тяжким крестьянским трудом. Также и в плане доступа к социокультурным благам богатый и бедный сибирский крестьянин были практически равны. Доступность начального образования для сибирских крестьян была ограничена. В начале 1890-х гг. на всю губернию приходилось 183 начальные школы, а уровень грамотности среди крестьян Енисейской губернии, по данным Первой всероссийской переписи 1897 г., составлял 10,3 %. Енисейская губерния по охвату населения школьными учреждениями уступала даже ближайшим своим соседям. Так, если в Иркутской губернии процент учащихся ко всему населению в 1890-е гг. составлял 1,4 %, то в Енисейской губернии — 0,9 %.
Однако не только доступ к культурному достоянию был затруднен для сибирского крестьянина. Любой деревенский житель Енисейской губернии независимо от материального достатка практически был лишен квалифицированной медицинской помощи. До проведения в 1897 г. реформы в системе врачебной помощи сельскому населению в Енисейской губернии по штатному расписанию полагалось по одному врачу и 3 фельдшера на население каждого округа. А территория каждого округа равнялась площади некоторых европейских стран. Можно не сомневаться в том, что енисейскому крестьянину в деле поддержания собственного здоровья приходилось полагаться исключительно на доставшуюся ему от предков хорошую наследственность и народную медицину.
Надо признать, что показатели физического здоровья сибиряков отличались от аналогичных показателей жителей европейской части страны в лучшую сторону. Как следует из данных медицинских комиссий, обследовавших состояние здоровья призывников, среди сибиряков преобладали группы высокорослых и среднерослых — 89,5 %. По причине малорослости из сибиряков забраковывались призывными комиссиями всего лишь 9,9 %. Тогда как аналогичный показатель по России составлял 25,5 %. По причине увечности из сибиряков освобождались от службы 42 на 1000 человек, а по России — 78,4, по хроническим болезням — соответственно
45.8 против 81,8 [Материалы по исследованию..., 1894, вып. 2, с. 90]. При этом основную часть освобождавшихся от службы по состоянию здоровья составляли не коренные сибиряки, а ссыльнопоселенцы. Это специфический контингент, численность которого в Енисейской губернии колебалась в пределах 14—18 %. Они, как правило, с трудом адаптировались среди сибирского населения. Лишь очень незначительная их часть обзаводились семьями, но, как правило, такие семьи были малодетными. Смертность среди ссыльных вдвое превышала показатель смертности местного населения.
О сравнительно благополучном состоянии здоровья населения губернии говорят демографические показатели. Так, на протяжении всего пореформенного периода в губернии рождаемость на селе превышала смертность, составляя 50,7 на 1000 человек, тогда как смертность равнялась 39,2 на 1000 человек [Шнейдер, 1928, с. 20-21].
Больше среди сибиряков было и долгожителей. Доля групп пожилого возраста от 60 и более лет составляла 8,6 против 8,4 % по европейской части России [Материалы по исследованию..., 1894, вып.2, с. 78]. Единственно, в чем демографические показатели по Енисейской губернии уступали российским, так это по детской смертности. Анализ данных смертности по возрастным группам показывает, что наибольший ее процент приходился на две группы детского возраста: до 1 года -
40.9 % и от 1 года до 5 лет - 18,7 % [Материалы по исследованию..., 1894, вып. 2, с. 70]. По России детей от года до 5 лет умирало 57,4 %. И здесь, безусловно, сказывался недостаток врачебной помощи населению.
Конечно, было бы ошибочно представлять сибирскую деревню таким патриархальным заповедником. Проникновение товарно-денежных отношений в деревню способствовало формированию среди зажиточной части крестьянства буржуазной прослойки, занятой торгово-промышленной деятельностью. Именно из крестьян вышли основатели многих купеческих династий Енисейской губернии: Кытмано-вы, Матонины, Пашенных и др. Однако, поднимаясь вверх по социальной лестнице, они фактически порывали связи с крестьянским миром.
Итак, подводя итоги уровню жизни земледельческого населения Енисейской губернии в пореформенный период, можно констатировать, что материальное благосостояние сибирского крестьянства, несомненно, было выше, чем у крестьян в европейской части страны. Переселенцы, покидавшие свои родные места, находили в Сибири все то, о чем веками мечтало крестьянство: землю и волю. И уже через 10—20 лет, укоренившись на новом месте, они считали себя сибиряками, а прибывавших из-за Урала своих собратьев пренебрежительно называли «рассейскими лапотонами».
Библиографический список
1. Анфимов А.М. Крестьянское хозяйство Европейской России 1881 - 1904 гг. М., 1980.
2. Анфимов А.М. Тень Столыпина над Россией // История СССР. 1991. № 4. С. 112-121.
3. Анфимов А.М. Царствование императора Николая II в цифрах и фактах (опыт подтверждения и опровержения) // Из истории экономической мысли и народного хозяйства России. М., 1993. Ч. 1.
4. Ерофеев Н. Уровень жизни населения в России в конце XIX - начале XX века // Вестник Московского университета. Сер. 8: История. 2003. № 1. С. 55-70.
5. Ковальченко И.Д. Столыпинская аграрная реформа: мифы и реальность // История СССР. 1991. № 2. С. 52-72.
6. Материалы по исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской и Енисейской губернии. Иркутск, 1894. Т. IV, вып. 2, 4, 5.
7. Мендкович Н. Народное питание и крах российской монархии в 1917 г. URL: //info@ac-tualhistory. ru
8. Миронов Б.Н. Благосостояние и революции в имперской России. М., 2010.
9. Нефедов С.А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV - начало XX века. Екатеринбург: Изд-во УГГУ, 2005.
10.Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Енисейская губерния / ред. Н.А. Тройницкий. Спб., 1904. Т. LXXIII.
11.Шнейдер А.Р. Население Приенисейского края. Красноярск, 1928.
