CC BY
39ОРИГИНАЛЬНАЯ СТАТЬЯ
DOI: 10.34022/2658-3712-2021-42-1-36-44 УДК 316.334.2; 316.334.22 ^ Ш; М2
УРОВЕНЬ ПРЕКАРИЗАЦИИ РАБОЧЕЙ МОЛОДЕЖИ УРАЛА
В.Ю. Бочаров
Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева, Самара, Россия https://orcid.org/0000-0002-3915-2189
АННОТАЦИЯ
Статья посвящена исследованию прекаризации в социально-трудовой сфере и возможностям использования систематизированных социологических данных для измерения уровня прекарности трудовых отношений. Объект исследования - рабочая молодежь (15-29 лет), занятая в промышленности и в сфере услуг и сервиса. На основе кластерного анализа данных массового анкетного опроса, проведенного в УрФО в 2018 г., рассматривается гендерная, отраслевая и территориальная специфика уровня прекарности трудовых отношений трех социальных типов рабочей молодежи: «зарабатывающих», «выживающих» и «адаптированных».
Цель данной работы - сконструировать методику и измерить уровень прекарности трудовых отношений среди рабочей молодежи Уральского Федерального округа (УРФО).
Автор использует общенаучные и специальные методы исследования, в том числе анализ кластеризованных данных массового социологического опроса с применением сконструированного логического индекса прекарности трудовых отношений (Ипто). Результаты исследования могут быть востребованы органами государственного управления для измерения уровня прекарности трудовых отношений в своем регионе и выработки региональных целевых программ эффективного использования трудовых ресурсов.
Ключевые слова: прекаризация; рабочая молодежь; трудовые отношения; индекс прекарности; кластерный анализ.
Для цитирования: Бочаров В.Ю. Уровень прекаризации рабочей молодежи Урала. Социально-трудовые исследования. 2021;42(1):36-44. ЭЭ!: 10.34022/2658-3712-2021-42-1-36-44.
ОRIGINAL PAPER
PRECARIOUS EMPLOYMENT AND YOUNG WORKERS IN THE URAL REGION
V. Yu. Bocharov
Samara National Research University, Samara, Russia https://orcid.org/0000-0002-3915-2189
ABSTRACT
The article is devoted to the study of precarious employment in the social and labor sphere and the possibility of using systematized sociological data to measure the precarity level of labor relations. The object of the research is young workers (15-29 years old) employed in the industrial and services sphere. Based on the cluster analysis of data from a mass survey conducted in the Ural Federal District in 20l8, gender, sectoral and territorial features of the precarity level of labor practices of three social types of young workers were identified: "earning", "surviving" and "adapted". The aim of this study is to develop a methodology and measure the precarity level of labor relations among working youth of the Ural Federal District.
© Бочаров В.Ю., 2021
The author applies general scientific and special research methods, including the analysis of cluster data from a mass sociological survey using the constructed logical precarity index of the labor relations (Ipto). The results of the study may be useful to the state public authorities to measure the precarity level of labor relations in their region and develop regional target-oriented programs for the efficient use of labor resources.
Keywords: precarious employment; young workers; labor relations; precarity index; cluster analysis.
For citation: Bocharov V. Yu. Precarious employment and young workers in the Ural region. Social and labor research. 2021;42(1):36-44. DOI: 10.34022/2658-3712-2021-42-1-36-44.
ВВЕДЕНИЕ
Одним из наиболее важных показателей успешного регионального развития является состояние социальной трудовой сферы и, соответственно трудовых отношений между работодателем и наемным работником. Именно стабильные трудовые отношения, основанные на принципах социального партнерства, обеспечивают наемному работнику достойную заработную плату, благоприятные условия труда, гарантии занятости, работодателю - прибыль и эффективное функционирование бизнеса, а в территориальном плане - привлекательный инвестиционный климат для региона, отсутствие в нем социальной напряженности и достойный уровень жизни населения.
Между тем, общемировые тенденции свидетельствуют о демонтаже традиционных форм трудовых отношений, сложившихся со второй половины прошлого века. С одной стороны, государство все больше дистанцируется от регулирования процессов происходящих в социально-трудовой сфере, а с другой - меняется технико-технологический уклад производства, наблюдается рост неиндустриального сектора услуг, в котором не остается места для коллективно-договорного регулирования трудовых отношений [1].
В результате этих процессов происходит индивидуализация трудовых отношений, растет доля их дистанционных форм, ослабевает формальная регламентация [2]. Таким образом, в условиях формирующегося постиндустриального общества появляются новые формы трудовых отношений, характеризующиеся неустойчивостью и низким уровнем социальной защиты для наемных работников [3]. В новой ситуации исследователи все чаще стали говорить о трансформации самого рабочего класса и возникновении целого слоя слабо защищенных в своих социально-трудовых правах работников - пре-кариате.
Появление феномена прекариата характеризуется И.Л. Сизовой как форма господства и эксплуатации, основанная на психологии незащищенности и уязвимости наемных работников [4]. В свою очередь З.Т. Голенкова и Ю.В. Голиу-сова отмечают такие признаки прекариата, как его материальное неблагополучие и психологическую нестабильность [5]. Кроме того, этот феномен связывается Г. Стендингом с широким распространением краткосрочных трудовых контрактов (договоров) [6]. Поэтому неслучайно многие исследователи отмечают, что с прекари-атом как социальной группой связано понятие «прекаризация трудовых отношений», проявляющаяся в основном в «неполноценных правовых и социальных гарантиях занятости, вследствие чего эти отношения могут быть расторгнуты работодателем в любое время» [7, с. 202]. При этом новые формы «гибких» трудовых отношений приводят ко многим негативным последствиям: снижают возможности наемных работников для долгосрочного планирования1, нивелируют их чувство привязанности к рабочему месту, не позволяют развиваться рабочей солидарности [8] и в целом насыщают жизнь работника неопределенностью [9].
Обратим внимание, что некоторыми авторами утверждается, что в России появление прекариата связано не столько со становлением постиндустриального уклада производства, сколько со слабой активностью государства в регулировании трудовых отношений [10], а численность группы прекариев оценивается от трети до половины всех россиян в возрасте от 15 до 72 лет [11]. Такие данные, безусловно, должны беспокоить государственных чиновников, однако не дают возможности принимать обоснованные управленческие решения в каждом отдельном регионе, а также по отношению к различным целевым группам экономически активного населе-
1 Прекариат: становление нового класса: коллективная моно-
графия. Под ред. Ж.Т. Тощенко. М.: Центр социального прогнозирования и маркетинга; 2020. 400 с.
ния. Для обоснованного подхода к реализации эффективной региональной политики в социально-трудовой сфере необходимы, с одной стороны, четкая дифференциация (типологизация) различных социально-демографических групп, а с другой - методически надежный инструмент для измерения уровня (степени) вовлеченности наемных работников в прекаризированные трудовые отношения.
Важно отметить, что конвенциональным мнением среди социологов является признание факта, что молодежь, вступающая в трудовые отношения - одна из наиболее сильно подверженных прекаризации групп населения2. И это характерно не только для России, но и для всех развитых стран мира, где в настоящее время проживают почти 90 % мировой молодежи, которая часто трудится в условиях неполной занятости, имеет временные трудовые контракты или работает в неформальном секторе [12, с. 79].
ПОДХОДЫ К ОЦЕНКЕ УРОВНЯ ПРЕКАРНОСТИ ТРУДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ
До последнего времени было выработано три основных методологических подхода к измерению прекарности трудовых отношений: 1) выявление отдельных тенденций на макроуровне (федеральный уровень), 2) сравнение качества рабочих мест между различными видами занятости; 3) измерение прекаризации для каждого отдельного работника на основе условий его занятости и с учетом его субъективных оценок трудовых отношений [13]. При этом в качестве индикаторов уровня прекарности разными исследователями рассматривается довольно большой перечень показателей состояния социально-трудовой сферы: уровень безработицы; доли работников, работавших неполное рабочее время или неполный рабочий день; доли простаивающих работников и работников, находящихся в отпусках без сохранения заработной платы; уровень реальных располагаемых денежных доходов населения и реальных заработных плат и т.д. [14, с. 89]. Более того, в зарубежных странах разработаны как минимум три комплексных методики измерения прекаризации: 1) «EPRES» (Employment Precariousness Scale) - шкала пре-каризации занятости, включающая 22 индикатора [15]; 2) Интегральный индекс флексибиль-ности («гибкости») и прекаризации («flexibility
2 Молодежь: конструирование трудовой биографии. Отв. ред. М.К. Горшков. М.: Институт социологии ФНИСЦ РАН; 2018. 148 с.
and precariousness»), состоящий из 13-ти исходных индикаторов [16]; 3) «Employment Precarity Index» - индекс прекаризации занятости, состоящий из 10-ти индикаторов3.
В свою очередь, отечественными социологами предлагаются собственные методики измерения прекарности. Так, например, в коллективной монографии «Прекариат: становление нового класса» изданной под редакцией Ж.Т. Тощенко, говорится о 5-ти основных индикаторах пре-карной занятости (наличие/отсутствие трудового договора, тип занятости, продолжительность рабочего времени, место работы и тип найма), а другие российские ученые - И.О. Шевченко и П.В. Шевченко - выделяют 7 таких индикаторов («признаков прекарности»): оформление труда без договора или с договором не более чем на 1 год; полное несоответствие образования работе; постоянная переработка (более 8 часов); подработка в своей или сторонней организации (регулярная или нерегулярная); зарплата в конверте (систематическая или иногда случающаяся); смена работы за последние 3 года более 1 раза; невозможность влиять на важные решения в своей организации [17].
Использование таких комплексных методов измерения, очевидно, в полной мере может позволить организовать тщательное наблюдение за уровнем прекарности трудовых отношений в регионе, но связано с необходимостью сбора и последующей обработки большого массива данных, а поэтому не может осуществляться в оперативном режиме без существенных финансовых затрат и привлечения значительных человеческих ресурсов. На наш взгляд, на уровне отдельно взятого региона целесообразно опираться на более узкий подход, позволяющий оперативно получить информацию об уровне прекарности занятого населения, используя социологические данные. В связи с этим мы поддерживаем подход З.Т. Голенковой и Ю.В. Го-лиусовой, согласно которому в российской практике прекарную группу можно рассматривать как занятую по временному контракту, на основе устной договоренности или по договору подряда по основному месту работы. Эти авторы подчеркивают, что такой критерий выделения прекарности, безусловно, не является
3 It's more than poverty: Employment precarity and household well-being. Poverty and Employment Precarity in Southern Ontario. S. McBeth (ed). https://socialsciences.mcmaster.ca/ pepso/documents/2013_itsmorethanpoverty_report.pdf. (дата обращения: 17.01.2021).
единственным, но его достоверность не вызывает сомнений [18]. Другими исследователями также подчеркивается превалирующая значимость именно характера трудового договора для выделения группы прекариев. Так, например, согласно исследованию Г.А. Монусовой, обладатели срочных трудовых контрактов (даже высококвалифицированные) чаще, чем постоянно занятые, подвержены депрессивным настроениям, тревожности и неуверенности в завтрашнем дне [19].
МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ
Данные официальной статистики свидетельствуют, что в целом доля вовлеченности рабочей молодежи УрФО в неформальную занятость не превышают 17 %. При этом подавляющее большинство рабочей молодежи, занятой в формальном секторе экономики, трудится по основному месту работы полный рабочий день [20]. Все это позволяет говорить о достаточно низком уровне распространенности прекарных форм трудовых отношений, по крайней мере, в городах. Однако такие данные, недостаточны для принятия обоснованных управленческих решений в области региональной молодежной политики, т. к. не позволяют дифференцировать рабочую молодежь на социальные типы (тем более с учетом ген-дерной и отраслевой специфики), а также определять характер трудовых договоров (например, по критерию бессрочный/срочный).
В качестве объекта нашего эмпирического исследования выступала рабочая молодежь (1529 лет), проживающая на территории УРФО. В эту категорию молодежи (молодежь нового рабочего класса) мы включаем занятых во всех сферах экономической деятельности, но не участвующих в управлении и не имеющих прав собственности в организации, в которой они трудятся. При этом труд таких работников рути-низирован и разделен на стандартизированные сегменты, а также поддается алгоритмизации и количественному нормированию результатов. Используя возможности интерсекциональной методологии [21] рабочая молодежь рассмотрена нами с учетом трех стратификационных признаков: социальный класс (новый рабочий класс), гендер и возраст.
В качестве инструмента исследования использовалась целевая многоступенчатая выборка (ошибка выборки не превышает 5 %) по четырем критериям: возраст, пол, место жительства
(город и сельская местность в соответствии с распределением населения в УрФО), сфера занятости (промышленность и сфера сервиса). Анкетный был проведен в 2018 г. в трех городах (Екатеринбурге, Кургане и Тюмени) и типичной для этих регионов сельской местности. Всего опрошено 1534 респондента4.
Обработка результатов исследования проведена с помощью статистического пакета IBM SPSS Statistics Version 20. Проведенный анализ данных анкетного опроса (метод вращения Varimax с нормализацией Kaiser) позволил выделить две группы факторов: удовлетворенности работой и достаточности/дефицита свободного времени. На основе полученных факторов был осуществлен кластерный анализ (методом К-Means было отобрано 1342 наблюдения) и выделены три социальных типа рабочей молодежи: «зарабатывающие», «выживающие», «адаптированные». Теоретическим основанием такой типологии явилась концепция баланса работы и личной жизни [22].
«Зарабатывающие» (N=478) успешно реализуют свои профессиональные навыки, не обращая внимание на низкий уровень комфорта на рабочем месте. Такие работники ориентированы на материальный успех даже в ущерб своему свободному времени. Их основная стратегия - зарабатывание денег. Занятость для «выживающих» (N=540) не является приоритетом, а является вынужденной стратегией выживания в условиях дефицита свободного времени и низкой удовлетворенности социальных потребностей. Наконец, «адаптированные» (N=324) - ориентированы преимущественно на свободное время. Они не готовы жертвовать комфортной обстановкой и общением с коллегами ради более высокого заработка или движения по карьерной лестнице, адаптируясь к различным видам трудовой деятельности, не имеющей для них первостепенного значения5.
Для четкого выделения уровня прекарности трудовых отношений нами был разработан и рассчитан «Индекс прекарности трудовых отношений» («Ипто»). Подобные логические индексы ранее успешно апробированы и применялись в ходе многолетних мониторинговых исследований социально-трудовой сферы Самарской об-
4 Молодежь нового рабочего класса современной России: коллективная монография. Под ред. Т.В. Гаврилюк. М.: Флинта; 2019. 392 с..
5 Жизненные стратегии молодежи нового рабочего класса. Под ред. Т.В. Гаврилюк. М.: Флинта; 2020. 408 с.
Таблица 1 / Table 1
Тип договора трудового найма среди респондентов гендерных групп / Type of employment contract among
respondents in groups by gender
Уровни прекарности трудовых отношений / Levels of precarity of labor relations Зарабатывающие / Earning Выживающие / Surviving Адаптированные / Adapted
Мужчины / Men Женщины / Women Мужчины / Men Женщины / Women Мужчины / Men Женщины / Women
1. Отсутствие прекарности (с работником заключен бессрочный трудовой договор) 71,8 % 61,4 % 53,6 % 57,9 % 67,7 % 54,1 %
2. Средний уровень прекарности (с работником заключен срочный трудовой договор, договор подряда или другие договора ГПХ) 16,2 % 22,1 % 30,2 % 27,8 % 21,4 % 24,6 %
3. Высокий уровень прекарности (отсутствие трудового договора) 12,0 % 16,5 % 16,2 % 14,3 % 10,9 % 21,3 %
Итого: 100 % 100 % 100 % 100 % 100 % 100 %
Индекс прекарности 0,52 0,34 0,22 0,30 0,46 0,21
Источник/Source: разработано автором / compiled by the author.
Таблица 2/ Table 2
Тип договора трудового найма среди респондентов территориальных групп / Type of employment contract among
respondents in groups by territory
Уровни прекарности трудовых отношений / Levels of precarity of labor relations Зарабатывающие / Earning Выживающие / Surviving Адаптированные / Adapted
Город / City Село / Village Город / City Село / Village Город / City Село / Village
1. Отсутствие прекарности (с работником заключен бессрочный трудовой договор) 76,3 % 38,8 % 58,9 % 47,4 % 65,6 % 47,1 %
2. Средний уровень прекарности (с работником заключен срочный трудовой договор, договор подряда или другие договора ГПХ) 11,7 % 40,5 % 25,0 % 40,6 % 23,3 % 18,9 %
3. Высокий уровень прекарности (отсутствие трудового договора) 12,0 % 20,7 % 16,1 % 12,0 % 11,1 % 34,0 %
Итого: 100 % 100 % 100 % 100 % 100 % 100 %
Индекс прекарности 0,58 -0,02 0,30 0,15 0,43 0,04
Источник/Source: разработано автором / compiled by the author.
ласти6 [23]. В данном случае расчет «Ипто» производится по ответам респондентов на вопрос анкеты «По какому типу найма Вы работаете на основной работе?» следующим образом:
1. Доля ответов «По письменному трудовому договору на неопределенный срок» умножается на коэффициент +1,0.
2. Доли ответов «По письменному трудовому договору на определённый срок» и «По договору подряда и другим договорам гражданско-правового характера в письменной форме» суммируются и полученная сумма умножается на коэффициент +0,5.
6 Социально-трудовая сфера сельского хозяйства Самарской области: состояние, тенденции, перспективы: монография. Под ред. А.Ф. Боковенко, В.Ю. Бочарова, Е.Ф. Моле-вича. Самара: Самарский университет; 2010. 528 с.
3. Доли ответов «На основе устной договоренности без оформления документов» и «Работаю на испытательном сроке, пока без официального оформления» также складываются и их сумма умножается на коэффициент -1,0.
4. Все три полученные цифры суммируются и делятся на 100. Рассчитанный таким образом «Ипто» изменяется в пределах от -1,0 (минимальный уровень стабильности трудовых отношений и их максимальная прекаризация) до +1,0 (максимальный уровень стабильности трудовых отношений и их минимальная прекаризация).
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
В наиболее стабильных трудовых отношениях находятся мужчины социальных типов «зарабатывающие» и «адаптированные». Среди мужчин
Таблица 3/ Table 3
Тип договора трудового найма среди респондентов групп по сфере деятельности / Type of employment contract among
the respondents of the groups by field of activity
Уровни прекарности трудовых отношений / Levels of precarity of labor relations Зарабатывающие / Earning Выживающие / Surviving Адаптированные / Adapted
Промышленность / Industrial sector Сфера услуг / Services sector Промышленность/ Industrial sector Сфера услуг / Service sector Промышленность / Industrial sector Сфера услуг / Service sector
1. Отсутствие прекарности (с работником заключен бессрочный трудовой договор) 76,1 % 59,6 % 63,3 % 50,3 % 71,3 % 53,5 %
2. Средний уровень прекарности (с работником заключен срочный трудовой договор, договор подряда или другие договора ГПХ) 13,7 % 23,2 % 21,9 % 34,3 % 18,9 % 26,4 %
3. Высокий уровень прекарности (отсутствие трудового договора) 10,2 % 17,2 % 14,8 % 15,3 % 9,8 % 20,1 %
Итого: 100 % 100 % 100 % 100 % 100 % 100 %
Индекс прекарности 0,59 0,31 0,38 0,18 0,52 0,20
Источник/Source: разработано автором / compiled by the author.
социального типа «выживающие» (по сравнению с другими социальными типами) максимально выражена группа находящихся на среднем уровне прекаризации. Каждая пятая женщина социального типа «адаптированные» - находится в состоянии неформального найма - прекарных трудовых отношений. Самые низкие величины Ипто - среди «выживающих» мужчин и «адаптированных» женщин (табл. 1).
Среди респондентов всех социальных типов, живущих в городах, заметно превалирование работников, находящихся в стабильных трудовых отношениях по сравнению с сельскими жителями, где уровень прекарности трудовых отношений выше. Наиболее высокий уровень Ипто отмечен среди городских социальных типов «зарабатывающие» и «адаптированные», а самые низкие - среди сельских респондентов этих же социальных типов (табл. 2).
Уровень прекарности трудовых отношений среди респондентов всех социальных типов, работающих в сфере услуг, выше, по сравнению с занятыми в промышленности. Наиболее стабильны трудовые отношения (наиболее высокие значения Ипто) у респондентов социальных типов «зарабатывающие» и «адаптированные», занятых в промышленности, а наиболее прекарные - среди «выживающих», занятых в сфере услуг (табл. 3).
ВЫВОДЫ
1. В настоящее время многими исследователями признается актуальность и даже необходимость проведения эмпирических исследова-
ний прекаризации и, в частности, определения эффективных механизмов регулирования пре-карных трудовых отношений [24, с. 44]. Такие исследования могут способствовать разработке региональных целевых программ, направленных на снижение социальной напряженности на рынке труда и уровня прекаризации занятого населения. Уже существует ряд отечественных и зарубежных комплексных методик, позволяющих детально оценить степень прекарности трудовых отношений в регионе. Наша исследовательская группа также работает в этом направлении.
2. Меняющийся характер трудовых отношений требует построения новых типологических моделей объектов анализа, которые, с одной стороны, должны учитывать специфику изменений в целом в социально-трудовой сфере, а с другой, обеспечить возможность точного определения места различных социальных субъектов в социальной системе общества [25]. Только в этом случае социологические исследования, выполняемые на региональном и муниципальных уровнях могут дать управленцу адекватную информацию относительно объекта управления. Поэтому подход к анализу данных массовых количественных опросов по потенциально дифференцированным, но рассматриваемым как единое целое социально-демографическим и иным группам, -сегодня выглядит сомнительным. Выделение в нашем исследовании социальных типов рабочей молодежи является одним из примеров необходимой подготовки социологических данных для дальнейшего аналитического использования.
3. Предложенная методика оценки уровня пре-карности трудовых отношений является своеобразным экспресс-тестом, позволяющим быстро и без излишних затрат определить уровень прекарности занятого населения на уровне муниципального образования или всего региона. Отметим, что такую методику, учитывая наш опыт многолетних мониторинговых исследований состояния социально-трудовой сферы предприятий и организаций Самарской области, в первую очередь, могли бы использовать региональные министерства труда, занятости и миграционной политики при осуществлении ведомственного оперативного контроля в социально-трудовой сфере. Безусловно, для ее применения необходима предварительная работа по типологизации респондентов, что повышает вероятность принятия эффективного управленческого решения по отношению к группам занятых.
4. Мы признаем, что феномен прекаризации гораздо более многогранен и в рамках комплексного социологического исследования не может быть всесторонне оценен по единственному основанию. Однако, с другой стороны, необходимо признать, что практически все проблемы трудовых отношений, в том числе, проблемы нестандартного и неполного рабочего времени, низкая оплата труда и задержки выплаты заработной платы, «сверхзанятость», отсутствие гарантий занятости и «социального пакета», диктат работодателя на рабочем месте, отсутствие коллективно-договорного процесса и другие, - являются следствием отсутствия четко зафиксированных в трудовом договоре норм.
5. Известно, что даже наличие трудового договора не является гарантией четкого следования сторон его формальным нормам и более широко - нормам трудового законодательства. И в этом случае невозможно не признать необходимость усиления мер госрегулирования трудовых отношений и ликвидации элементов прекарности занятости наемных работников. В первую очередь, такие меры необходимо принимать по отношению к рабочей молодежи, как одной из наиболее уязвимых социально-демографических групп на рынке труда.
6. Результаты нашего исследования показывают, что наиболее прекаризированными по типу найма среди рабочей молодежи являются: молодые мужчины (соцтип - «выживающие») и молодые женщины (соцтип - «адаптированные»), занятые в сфере услуг, а также рабочая молодежь всех социальных типов, работающая в организациях сельских муниципальных районов.
Именно для этих групп, учитывая гендер-ную, территориальную и отраслевую специфику занятости, региональным министерствам труда, занятости и миграционной политики необходимо разрабатывать программы повышения квалификации и уровня профессионального образования, в первую очередь, для «адаптированных»; применять реальные механизмы поддержки, учитывая низкий материальный уровень доходов «выживающих»; сфокусироваться на программах карьерного роста и возможности для трудовой мобильности - для «зарабатывающих».
БЛАГОДАРНОСТЬ
Статья подготовлена по результатам исследований, выполненных в рамках поддержанного РНФ научного проекта №17-78-20062 «Жизненные стратегии молодежи нового рабочего класса в современной России».
ACKNOWLEDGMENTS
The article is based on the results of the study carried out with the support of the Russian Science Foundation, project No. 17-78-20062 "Life strategies of young people - the new working class in modern Russia".
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Тощенко Ж.Т. Общие и специфические критерии прекарной занятости (опыт эмпирического анализа). Социологические исследования. 2020;(9):90-102. DOI: 10.31857/S013216250009905-8.
2. Руденко Г.Г., Долженкова Ю.В. Дистанционная занятость: современные тенденции трансформации. Социально-трудовые исследования. 2020;41(4):50-56. DOI: 10.34022/2658-3712-2020-41-4-50-56.
3. Долженко Р.А., Попов Э.И. Взаимосвязь новых форм трудовых отношений и прекаризации труда в условиях постиндустриальной экономики. Вестник Алтайского государственного аграрного университета. 2014;12(122):179-185.
4. Сизова И.Л. Прекаризация в трудовой сфере России. Петербургская социология сегодня. 2015;(6):122-158.
5. Голенкова З.Т., Голиусова Ю.В. Новые социальные группы в современных стратификационных системах глобального общества. Социологическая наука и социальная практика. 2013;(3):5-15.
6. Standing G. The precariat: the new dangerous class. London, New York: Bloomsbury Academic; 2011. 198 р. URL:https:// journals.sagepub.com/doi/full/10.1177/1536504214558209(датаобращения:17.01.2021).DOI:10.1177/1536504214558209.
7. Маслова Е.В. Прекариат как проявление нестандартной занятости и его особенности (на примере Воронежской области). Вестник Омского университета. Серия: «Экономика». 2016;(3):201-208.
8. Сеннет Р. Коррозия характера. М.: Тренды; 2004. 296 c.
9. Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос; 2005. 390 c.
10. Черепанцева Ю.С. Прекариат и его влияние на развитие трудовых отношений. Труды Оренбургского института (филиала) МГЮА. 2017;1(31):140-145.
11. Анисимов Р.И. Прекаризированная занятость в России: опыт определения основных индикаторов. Социологические исследования. 2019;(9):64-72. DOI: 10.31857/S013216250006652-0.
12. Русяев К.В. Возникновение прекарных отношений в сфере труда. Научно-исследовательские публикации. 2016;4(36):77-81.
13. Кученкова А.В. Прекаризация занятости: к методологии и методам измерения. Вестник РУДН. Серия: «Социология». 2019; 19(1):134-143. DOI: 10.22363/2313-2272-2019-19-1-134-143.
14. Багирова А.П., Ильвес Э.В. Параметры состояния социально-трудовой сферы общества как индикаторы роста пре-каризации труда. Национальные интересы: приоритеты и безопасность. 2016;(12):85-93.
15. Vives A., Vanroelen Ch., Amable M., Ferrer M., Moncada S., Llorens C., Muntaner C., Benavides F.G., Benach J. Employment precariousness in Spain: Prevalence, social distribution, and population-attributable risk percent of poor mental health. International Journal of Health Services. 2011;41(4):625-646. DOI: 10.2190/HS.41.4.b.
16. Tangian A. Is flexible work precarious? A study based on the 4th European survey of working conditions 2005. WSI -Diskussionspapier. 2007;153. URL:https://www.econstor.eu/bitstream/10419/21599/1/p_wsi_diskp_153_e.pdf. (дата обращения: 17.01.2021).
17. Шевченко И.О., Шевченко П.В. Гендерные особенности прекарности. Социологические исследования. 2019;(9):84-95. DOI: 10.31857/S013216250006671-1.
18. Голенкова З.Т., Голиусова Ю.В. Прекариат как новая группа наемных работников. Уровень жизни населения регионов России. 2015;1(195):47-57.
19. Монусова Г.А. Тип трудового контракта и субъективное благополучие. Социологический журнал. 2019;25(3):46-66. DOI: https://doi.org/10.19181/socjour.2019.25.3.6675.
20. Бочаров В.Ю., Гаврилюк В.В., Гильтман М.А. Современное положение молодежи «нового рабочего класса» на рынке труда УрФО. Уровень жизни населения регионов России. 2018;4(210):42-53. DOI: 10.24411/1999-9836-2018-10038.
21. Гаврилюк Т.В., Бочаров В.Ю. Интерсекциональность как способ концептуализации гендерного и классового неравенства. Журнал исследований социальной политики. 2018;16(3):537-545. DOI: 10.17323/727-0634-2018-16-3-537-545.
22. Бочаров В.Ю. Концепция баланса работы и личной жизни как основание для типологии стратегий трудового поведения рабочей молодежи. Социально-трудовые исследования. 2020;39(2):113-129. DOI: 10.34022/2658-3712-2020-392-113-129.
23. Бочаров В.Ю. Социальный институт трудового найма в современной России. Самара: Самарский университет; 2010. 640 с.
24. Логинова Л.В. Прекаризация в системе социально-трудовых отношений: проблемы и перспективы институциона-лизации. Вестник СПбГУ. Серия 12. Социология. 2016;(3):34-47. DOI: 10.21638/11701/spbu12.2016.303.
25. Макарова М.Н. Особенности трансформации рабочего класса в условиях глобализации. Журнал социологии и социальной антропологии. 2006;2(35):59-67.
REFERENCES
1. Toshchenko Zh.T. General and Specific Criteria for Precarious Employment: Empirical Analysis. Sotsiologicheskie issledo-vaniya = Sociological Studies. 2020;(9):90-102. DOI: 10.31857/S013216250009905-8. (In Russ.).
2. Rudenko G.G., Dolzhenkova Yu.V. Remote employment: current trends of transformation. Sotsial'no-trudovye issledovani-ya= Social and labor research. 2020;41(4):50- 56. DOI: 10.34022/2658-3712-2020-41-4-50-56. (In Russ.).
3. Dolzhenko R.A., Popov E.I. Interrelation of new forms of labor relations and labor precarization in conditions of a post- industrial economy. Vestnik Altaiskogo gosudarstvennogo agrarnogo universiteta. 2014;12(122):179-185. (In Russ.).
4. Sizova I.L. The Precarization in the Labor Sphere of Russia. Peterburgskaya sotsiologiya segodnya = St. Petersburg Sociology Today. 2015;(6):122-158. (In Russ.).
5. Golenkova Z.T., Goliusova Yu.V. New social groups in today's global society stratification systems. Sociologicheskaya nauka i social'naya praktika = Sociological science and social practice. 2013;(3): 5-15. (In Russ.).
6. Standing G. The precariat: the new dangerous class. London, New York: Bloomsbury Academic; 2011. 198 p. URL:https:// journals.sagepub.com/doi/full/10.1177/1536504214558209 (accessed on 17.01.2021). DOI: 10.1177/1536504214558209.
7. Maslova E.V. The precariat as a manifestation of nonstandard employment and its features (on the example of Voronezh region). Vestnik Omskogo universiteta. Seriya: «Ekonomika» = Herald of Omsk University. Series "Economics". 2016;(3):201-208. (In Russ.).
8. Sennet R. The Corrosion of Character. M.: Trendy; 2004. 296 p. (In Russ.).
9. Bauman Z. The Individualized Society. M.: Logos; 2005. 390 p. (In Russ.).
10. Cherepantseva Yu.S. The precariat and its impact on the development of labor relations. Trudy Orenburgskogo instituta (filiala) MGYuA. 2017;1(31):140-145. (In Russ.).
11. Anisimov R.I. Precarious Employment in Russia: Specifying Major Indicators. Sotsiologicheskie issledovaniya = Sociological Studies. 2019;(9):64-72. DOI: 10.31857/S013216250006652-0 (In Russ.).
12. Rusyaev K.V. The emergence of precarious relations in the sphere of labor. Nauchno-issledovatel'skie publikatsii = Journal of Scientific Research Publications. 2016;4(36):77-81. (In Russ.).
13. Kuchenkova A.V. Precarious employment: Methodology of measurement. Vestnik RUDN. Seriya: "Sotsiologiya" = RUDN Journal of Sociology. 2019; 19(1):134-143. DOI: 10.22363/2313-2272-2019-19-1-134-143. (In Russ.).
14. Bagirova A.P., Il'ves E.V. Aspects of the social and labor sphere of society as labor precarization growth indicators. Natsional'nye interesy: prioritety i bezopasnost' = National Interests: Priorities and Security. 2016;(12):85-93. (In Russ.).
15. Vives A., Vanroelen Ch., Amable M., Ferrer M., Moncada S., Llorens C., Muntaner C., Benavides F.G., Benach J. Employment precariousness in Spain: Prevalence, social distribution, and population-attributable risk percent of poor mental health. International Journal of Health Services. 2011;41(4):625-646. DOI: 10.2190/HS.41.4.b.
16. Tangian A. Is flexible work precarious? A study based on the 4th European survey of working conditions 2005. WSI -Diskussionspapier. 2007;153. URL:https://www.econstor.eu/bitstream/10419/21599/1/p_wsi_diskp_153_e.pdf. (accessed on 17.01.2021).
17. Shevchenko I.O., Shevchenko P.V. Gender features of precarity. Sotsiologicheskie issledovaniya = Sociological Studies. 2019;(9):84-95. DOI: 10.31857/S013216250006671-1. (In Russ.).
18. Golenkova Z.T., Goliusova Yu.V. Prekariat as a New Group of Employees. Uroven' zhizni naseleniya regionov Rossii = Living Standards of the Population in the Regions of Russia. 2015;1(195):47-57. (In Russ.).
19. Monusova G.A. Type of Employment Contract and Subjective well-being. Sotsiologicheskiy Zhurnal = Sociological Journal. 2019;25(3):46-66. DOI: https://doi.org/10.19181/socjour.2019.25.3.6675. (In Russ.).
20. Bocharov V.Yu., Gavrilyuk V.V., Gil'tman M.A. Current situation of new working class youth in the labor market of the Ural Federal district. Uroven' zhizni naseleniya regionov Rossii = Living Standards of the Population in the Regions of Russia. 2018;4(210):42-53. DOI: 10.24411/1999-9836-2018-10038. (In Russ.).
21. Gavrilyuk T.V., Bocharov V.Yu. Intersectionality as a Way of Conceptualizing Gender and Class Inequality. Zhurnal issledovanii sotsial'noi politiki = The Journal of Social Policy Studies. 2018;16(3):537-545. DOI: 10.17323/727-0634-2018-16-3-537-545. (In Russ.).
22. Bocharov V.Yu. The concept of work-life balance as the basis for a typology of strategies for labor behavior of working youth. Sotsial'no-trudovye issledovaniya = Social and labor research. 2020; 39(2):113-129. DOI: 10.34022/2658-3712-2020-39-2113-129. (In Russ.).
23. Bocharov V.Yu. Social Institute of Labor Hiring in Modern Russia. Samara: Samara University; 2010. 640 p.
24. Loginova L.V. Precarization of labor relations: problems and prospects of institutionalization. Vestnik SPbGU. Seriya 12. Sotsiologiya = Vestnik SPbSU. Series 12. Sociology. DOI: 10.21638/11701/spbu12.2016.303. (In Russ.).
25. Makarova M.N. Features of the transformation of the working class in the context of globalization. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii = The Journal of Sociology and Social Anthropology. 2006;2(35):59-67. (In Russ.).
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ / ABOUT THE AUTHOR
Владислав Юрьевич Бочаров - кандидат социологических наук, доцент кафедры социологии и культурологии Самарского национального исследовательского университета имени академика С.П. Королева, ассоциированный научный сотрудник Социологического института ФНИСЦ РАН (Санкт-Петербург), научный сотрудник Тюменского индустриального университета, председатель НИК РОС «Социология труда», Самара, Россия
Vladislav Yu. Bocharov - Cand. Sci. (Sociol.), Assoc. Prof., Department of Sociology and Cultural Studies, Samara National Research University; Associate Researcher, Institute of Sociology, Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences (Saint-Petersburg); Scientific Researcher, Tyumen Industrial University, Chairman, Research Committee of the Russian Society of Sociologists "Sociology of labor", Samara, Russia [email protected]
Статья поступила в редакцию 22.01.2021; после рецензирования 24.01.2021, принята к публикации 26.01.2021. Автор прочитал и одобрил окончательный вариант рукописи.
The article was received on 22.01.2021; reviewed on 24.01.2021; accepted for publication on 26.01.2021. The author read and approved the final version of the manuscript.
