М. г. Кудреватый
уроки Мастера (к 90-летию А. А. Мыльникова)
В статье предпринята попытка рассказать о влиянии обучения в мастерской профессора А. А. Мыльникова на дальнейшую самостоятельную работу автора статьи.
Ключевые слова: портрет; мастер-класс; галерея; развитие цвета.
M. G. Kudrevaty
Learned Skill (to the Ninetieth Birthday of A. A. Mylnikov)
The paper tells about the influence of teaching in the studio of Professor A. A. Mylnikov on the further independent work of the author. Key words: portrait; master-class; gallery; evolution of color.
Прошло уже почти тридцать лет после окончания Института, и, казалось, многое должно забыться, однако память периодически возвращает меня в далекое и светлое время студенчества. Прекрасно, когда на нашем пути в нужный момент встречаются духовно богатые творческие люди, которые задают верный ориентир и новые импульсы к работе... Считаю, что в жизни мне очень повезло. Довелось учиться у великолепных мастеров, среди которых для меня на первом месте мой любимый учитель - народный художник СССР, профессор Андрей Андреевич Мыльников, один из крупнейших мастеров современного русского искусства.
Я считаю огромным подарком судьбы, что мне посчастливилось учиться в его мастерской, беседовать с ним, бывать у него дома. Его уроки, практические советы, само его творчество многократно оказывали мне неоценимую помощь. Один из таких случаев хотелось бы вспомнить.
Летом 2005 г. я проводил мастер-классы по рисунку и живописи в городе Тайпэй на Тайване, куда был приглашен своими бывшими студентами. Как часто бывает в подобных поездках, программа была очень насыщенной. Помимо преподавания, я был занят подготовкой своей персональной выставки, периодически происходили выезды за город, на этюды. Параллельно шла работа над портретами известных людей Тайваня, с которыми мне довелось познакомиться. В их числе была знаменитая на Тайване дизайнер-ювелир Лин Чинг-Мэй.
Работа над ее портретом шла в несколько коротких сеансов. Приступив к живописи, я понял, как непросто передать образ изысканно-утонченной, одетой с большим вкусом восточной женщины. Причем нельзя было сказать, что в работе не возникало портретного сходства. Оно явно присутствовало, однако, зная и видя всю неповторимость оригинала, хотелось передать нечто большее, почти неуловимое, может быть то, что было в ювелирных произведениях самой Лин Чинг-Мэй. В ее лучших работах природные материалы - нефрит, янтарь, жемчуг соединялись с простотой, которая скорее свойственна японскому, а не китайскому искусству. Художница действительно долгое время жила и работала в Японии, и это не могло не сказаться на ее творческом стиле.
На выходные дни, когда работа над портретом была приостановлена, меня пригласили в город Тайнань, где в галерее «Дер Хорнг» должна была открыться моя персональная выставка. В галерее я зашел в один из залов ее постоянной экспозиции, где располагались полотна современных русских живописцев. Меня сразу же привлек портрет молодой темноволосой женщины в открытом белом платье и легкой летней шляпке на фоне пронизанной солнцем зелени. Скомпонован портрет был очень смело, почти фрагментарно, верхний срез холста проходил по краю головы, но, по-
жалуй, это придавало образу особую остроту, живость. Казалось, что модель стремится преодолеть тесноту отведенных ей рамок полотна. Каждый сантиметр живописи «дышал», излучал естественность и тепло. Я не видел раньше этого портрета, но руку автора узнал сразу, даже если бы работа не была подписана. Как мог оказаться в столь отдаленном от России месте, в тропической жаре Тайваня портрет кисти моего учителя - Андрея Андреевича Мыльникова? Мне сразу вспомнились годы учебы в мастерской монументальной живописи и постановка четвертого курса - женская модель в белой кофте на активном, состоящем из разных оттенков зеленом фоне с включением небольшого количества черного. Тогда нам, студентам, эта задача казалась почти невыполнимой - передать звучность, декоративность цветовых отношений, не жертвуя при этом пластикой и проработкой формы. И в дальнейшем таких сложных и гармоничных постановок мы не видели ни в одной из мастерских нашего Института.
Настоящим откровением для нас были высказывания Андрея Андреевича о музыкальном развитии цвета, о его силе, о его порой поистине «симфонической мощи». Помню одну из первых постановок на третьем курсе - загорелая золотая фигура модели на холодном лиловато-голубом фоне и то, как Андрей Андреевич сравнил звучание цвета постановки с букетом васильков, в который брошено несколько ржаных колосьев.
Фантазии, изобретательности Мастера не было предела. Его постановки всегда были блестящими импровизациями, каждая из которых несла в себе новую, неповторимую задачу. Были постановки, которые своим построением обращали нас к колористическому строю древнерусской фрески, иконописи. Были такие, где ставились задачи погружения модели в густую тень, порой даже с использованием теплого искусственного освещения, «выхватывающего» из тьмы лишь самые необходимые куски формы, шел разговор о тональной «режиссуре», «оркестровке» холста.
В таких случаях Андрей Андреевич вспоминал имена Жоржа де Ла Тура, своих любимых испанских мастеров, караваджистов. Другие постановки, напротив, были плоскостными, на прямом ярком
свету, в своей цветовой звонкости они доходили почти до диссонансов, но, тем не менее, сохраняли свою цельность и ясность задачи, которая настолько четко ставилась Мастером, что, казалось, решить ее было не так уж и сложно.
Обо всем этом я вспоминал, стоя перед женским портретом в тайваньской галерее. Через несколько дней я вернулся к портрету Лин Чинг-Мэй. Живописные задачи не стали проще, но теперь я уже не чувствовал неуверенности, появился «ход», благодаря которому работа могла быть завершена. Фон стал светлее, декоративнее, ушли ненужные детали, появились цельность пятна и ясность силуэта фигуры, что подчеркнуло характер этой изящной модели. Появилась возможность сосредоточить внимание на лице. Работа была завершена, и по улыбке Лин Чинг-Мэй я понял, что она удалась. Это было видно и по реакции моих тайваньских учеников, которые внимательно следили за всем процессом работы над портретом. Мне было приятно осознавать, что традиции, привитые моим Учителем, традиции нашей отечественной реалистической школы так благотворно проявили себя на далекой тайваньской земле.