Урало-Сибирский звериный стиль под рукой Ю. В. Балакина Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

ЭТНОЛОГИЯ, ЭТНОГРАФИЯ, АРХЕОЛОГИЯ, ПЕРВОБЫТНАЯ ИСТОРИЯ

Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 1 (13). С. 150-155. УДК 902

А. В. Жук

УРАЛО-СИБИРСКИЙ ЗВЕРИНЫЙ СТИЛЬ ПОД РУКОЙ Ю. В. БАЛАКИНА

Посвящено одному из важнейших эпизодов жизни историка, археолога, философа Юрия Васильевича Балакина - его изысканиям в области семантики такого уникального феномена отечественной археологии раннего железа, как скифо-сибирский звериный стиль.

Ключевые слова: Юрий Васильевич Балакин; Омский государственный университет; археология Сибири; скифо-сибирский звериный стиль.

A. V. Zhuk

URALO-SIBERIAN ANIMAL STYLE UNDER HAND OF Y. V. BALAKIN

The article deals with one of the important part of the life of historian, archaeologist, philosopher Yuri Vasilyevich Balakin - his research in the field of the semantics of such a unique phenomenon of russian archaeology of early iron us Scythian-Siberian animal style.

Keywords: Yuri Vasilyevich Balakin; Omsk State University; archaeology of Siberia; Scythian-Siberian animal style.

Конечная цель археологического исследования - реконструкция условий и характера жизнедеятельности людей по остаткам их материальной культуры.

Ю. В. Балакин

За годы служения Юрия Васильевича Балакина на историческом, а затем на выделившемся из его состава богословском факультете Омского университета (это, между прочим, не такой уж малый период нашей истории: со 2-й половины 1970-х по 1-ю половину 2010-х гг.) за ним прочно закрепилась репутация историка, тяготеющего к философии. У многих поколений студенчества, прошедшего через Омский университет, с именем Юрия Васильевича ассоциируется прежде всего духовно-мировоззренческая проблематика в таких сферах, как архаика, античность, христианство. Эллинские любо-

мудры, Отцы и Учителя Церкви А. Ф. Лосев, Г. Узенер, К. Г. Юнг - вот фигуры, если можно так выразиться, епархии Ю. В. Балакина. Не случайно основным трудом Юрия Васильевича стал в конце концов фундаментальный справочник Христианские писатели 11-ХУ веков [1].

Со временем как-то отходило на задний план и постепенно стало забываться, что Ю. В. Балакин пришёл в науку, состоялся в ней и утвердил своё исследовательское имя как археолог. Тем более что сам Юрий Васильевич крайне неохотно вспоминал даже в кругу коллег свою археологическую ипостась, избегал имени археология в анонсируемых им лекционных курсах (при том что это имя было зачастую в означенных курсах вполне уместно) и всё реже принимал участие в археологических научных форумах. Так, в Исторических чтениях памяти

© Жук А. В., 2017 150

М. П. Грязнова, открытых в нашем университете три десятилетия назад по инициативе В. И. Матющенко и поныне благополучно здравствующих, Юрий Васильевич заявился лишь единожды - на шестых Чтениях в 2004 г. [2].

А между тем, будучи питомцем Томского университета, Ю. В. Балакин пришёл в науку именно через археологию как ученик таких замечательных людей нашей науки, как В. И. Матющенко, Л. А. Чиндина, Г. И. Пелих. Показателен в этом отношении скромный, увидевший свет в 1978 г. сборник статей Ранний железный век Западной Сибири, сборник не совсем обычный по той памяти, с какой он остался в истории нашей науки. И в самом деле, по внешности этот сборник не имеет никакого отношения к Омску. Сборник содержит материалы археологического семинара, посвящённого проблематике кулайской культуры, который был проведён в Новосибирском пединституте 2729 февраля 1976 г. Издан же этот сборник был Томским университетом; да и в числе городов, представленных на семинаре, Омск по понятным причинам не фигурировал вообще.

И тем не менее в археологическом обиходе за этой книжечкой (предельно скромным объёмом в 99 страниц) с самого начала, т. е. с её выхода в свет, закрепился титул омского сборника; так, собственно, и говорили, что с него начинается омская университетская археологическая книжность.

Это неудивительно: сборник открывает статья В. И. Матющенко, чьё местопребывание означено как Омск (хотя во время проведения семинара это был, конечно же, Томск). А далее по содержанию книги мы видим симпозиум в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова: Т. Н. Троицкая, Е. А. Сидоров, В. И. Молодин (все - Новосибирск), А. И. Мартынов и В. В. Бобров (оба -Кемерово), Л. М. Плетнёва и Л. А. Чиндина (обе - Томск), М. В. Елькина и Н. В. Фёдорова (обе - Свердловск), В. А. Могильников и М. Ф. Косарев (оба - Москва) и т. д. И посреди этого блестящего созвездия имён, которые уже тогда были лицом нашей науки, уютно и вполне органично разместился вчерашний студент, только что, в 1975 г., окончивший Томский университет, Юрий Ва-

сильевич Балакин [3] (чьё местопребывание также означено в сборнике не Томск, но Омск). Так вот, с учёных двух поколений -В. И. Матющенко и Ю. В. Балакина - и началась история Омской университетской археологии.

Двадцать лет спустя, в 1996 г., Ю. В. Балакин защитил в Совете при Институте археологии и этнографии Сибирского Отделения РАН диссертацию Урало-сибирское культовое литьё в мифе и ритуале. Через год была опубликована книга на основе этой диссертации уже как издание Омского филиала Объединённого института истории, филологии и философии Сибирского Отделения РАН [4].

Первое, что бросается в глаза, когда открываешь Урало-сибирское культовое литьё... - это то, что монография состоит не просто из двух глав, но фактически из двух вполне самостоятельных книг. К тому же эти книги примерно равны по объёму, что, конечно же, непринципиально, но по внешности производит впечатление. А вслед за тем замечаешь и куда более серьёзную вещь: исследовательское пространство этого труда очевидным образом открыто; оно при всём желании никак не может быть ограничено двумя увидевшими свет частями. И в самом деле, глава первая означена как История изучения семантики Урало-сибирского культового литья, т. е. это, по существу, вполне самостоятельное историографическое введение во всю заявленную тему.

Здесь важно, что сам Юрий Васильевич очень даже откровенно акцентирует выстраиваемую им историографию проблемы как полнокровную гносеологическую драму. «На протяжении всей истории изучения семантики (вещей скифо-сибирского звериного стиля. - А. Ж.) создавался золотой неразменный идейный фонд, к которому не раз ещё придётся обращаться. К сожалению, археологи, занятые изучением конкретных проблем, редко практикуют такое обращение и немалая часть этого фонда остаётся невостребованной» [Там же, с. 118-119].

В свою очередь, вторая глава этого труда никоим образом не исчерпывает его содержания: это далеко не вся семантика культового литья. Вторая глава посвящена лишь исходной позиции заглавной проблемы: Ми-

А. В. Жук

фо-ритуальное пространство культового литья. О культовом литье собственно как таковом (и даже о топографическом пространстве этого литья, которое, по логике, должно предварять в археологической реконструкции мифо-ритуальное пространство) речь не заходит: не случайно Юрий Васильевич принципиально отказался от размещения в рамках публикации 1998 г. иллюстративного ряда хотя бы и самого общего, дежурного порядка.

Оставляю для размышления читателю, как бы он сам, в силу собственных профессиональных пристрастий и понимания существа дела, окрестил, оказавшись на месте Юрия Васильевича, долженствующие последовать 3, 4 и 5-ю главы (книги) этого труда. Ведь даже и внешне, по структуре своей (а уж тем более по содержанию) опубликованное Урало-сибирское культовое литьё в мифе и ритуале не есть завершённое произведение; то, что издано, - это явным образом лишь начало большого исследования.

Самостоятельность частей этой монографии была очевидна, если можно так выразиться, всегда. Причём очевидна настолько, что задолго до публикации (т. е. в процессе подготовки диссертационной работы к защите) товарищи советовали Юрию Васильевичу представить каждую из глав (книг) создаваемого им текста по отдельности: первую -на кандидатскую, а вторую некоторое время спустя - на докторскую степени.

В конечном счёте Ю. В. Балакин не внял доброму совету и отверг эту идею. Чужую беду руками разведу - зря не внял и зря отверг; идея, во всяком случае, была очень даже резонна. Причём резонна она была не только тактически, т. е. как полезная Юрию Васильевичу утилитарно, по человечеству, но и методологически. Ибо, в случае реализации этой идеи, судьба замысла, лежащего в основе монографии, наверняка оказалась бы хоть несколько более счастливой...

Что же представлял собою этот замысел? Сам Юрий Васильевич формулирует его по тексту работы несколько раз в различных редакциях и с разными акцентами, как то обыкновенно и бывает. Вот в качестве примера один из вариантов такой формулировки, может быть, и не самый удачный из тех, что предложены автором, не самый выверенный

по терминологии, но зато типичный. Более того, эта формулировка великолепно воспроизводит лицо нашей науки рубежа ХХ-XXI вв., её потенциал, амбиции и потребы -лицо, уже заметно отошедшее в прошлое. «Ритуальное окружение культового литья с позиций современной науки невозможно детально реконструировать; но, думается, может быть выявлен ритуальный архетип, очерчен тот круг идей и чувств, центром которого был искомый обряд (полужирный и курсив мои. - А. Ж.)» [4, с. 119].

Ежели обобщить в придачу к только что процитированному и выделенному всё сказанное на этот счёт Юрием Васильевичем, то его стратегический замысел можно сформулировать в виде следующих вопросов. Как соотносятся друг с другом вещи, выполненные в скифо-сибирском зверином стиле, и культовый, мировоззренческий опыт, реальный жизненный опыт насельников того мира, в котором эти вещи были актуальными артефактами? Как соотносятся стилистика вещей звериного стиля (прошу извинить за тавтологию) и та действительная жизнь, те нравы, обычаи, обряды и ритуалы, ради которых эти вещи создавались и в рамках которых они были задействованы? Что представляет собой механизм этого соотнесения и какие формы в реальном историческом процессе этот механизм принимает?

Для того чтобы вполне оценить значение того, что сделал Ю. В. Балакин, необходимо принять во внимание, положить перед собой на стол рядом с книгой Юрия Васильевича ещё один труд - Искусство народов Центральной Азии и звериный стиль. Государственный музей искусства народов Востока издал Искусство... через четыре года после выхода в свет труда Юрия Васильевича [5]. Автор этой монографии - младший сверстник Ю. В. Балакина Владимир Александрович Кореняко (1952-2016).

Как и Юрий Васильевич, В. А. Кореня-ко провинциал: уроженец Дагестана, выпускник Ростовского университета (так что по жизни Владимир Александрович в какой-то степени земляк Юрия Васильевича, ибо последний проходил срочную службу на каспийском побережье Кавказа). Но вот судьба В. А. Кореняко как учёного оказалась замет-

но богаче судьбы Ю. В. Балакина внешними событиями.

Начинал Владимир Александрович очень романтично, в детской археологии, так что его полевой стаж идёт ещё со школьной скамьи, с 15 лет от роду (Юрий Васильевич, как мы знаем, пришёл в археологию гораздо позже - уже вполне взрослым, сложившимся человеком). В 1976 г. В. А. Кореняко окончил аспирантуру Института археологии АН СССР, где и определился на службу; но уже в 1980 г. Владимир Александрович переходит в Музей искусства народов Востока, с которым будут связаны последующие 35 лет его жизни. И если Юрий Васильевич прежде всего философ в нашей науке, то Владимир Александрович - музейный хранитель и археолого-этнографический полевик. Характерный пример - такие жемчужины Музея народов Востока, как уйгурская и дунганская коллекции в их нынешнем состоянии, фактически созданы трудами Владимира Александровича по результатам экспедиций 1980-х - начала 1990-х гг. И это лишь малая часть заслуг В. А. Кореняко перед нашей наукой.

Структура монографии В. А. Кореняко практически та же, что и структура монографии Ю. В. Балакина. Искусство народов... открывает обстоятельная история проблемы (Историографический обзор, как окрестил эту часть сам Владимир Александрович), а продолжает исходная, установочная часть (книга). Правда, по содержанию эта 2-я часть, оформленная в виде трёх глав, заметно отличается от таковой у Юрия Васильевича. Ю. В. Балакин как философ начинает с ми-фо-ритуального пространства исследуемого феномена; а вот В. А. Кореняко как музейщик начинает совсем с другого: с предельных частностей того же самого феномена, в данном случае - с характеристики декора стремян и голов животных (понятно, что труд В. А. Кореняко, в отличие от труда Ю. В. Балакина, сопровождает основательный иллюстративный ряд). Впрочем, финальный аккорд Искусства народов... заметно сглаживает это различие: книгу венчают (4-я глава, структурно стоящая на месте заключения) размышления Владимира Александровича о происхождении скифо-сибир-ского звериного стиля [5, с. 146-162].

Правда, разбираемые монографии различно, на первый взгляд, ориентированы и по месту: у Юрия Васильевича это Урал и Сибирь, а у Владимира Александровича -Центральная Азия. Согласимся, однако, что археолого-этнографическая грань между Сибирью и Центральной Азией предельно условна, проще говоря, этой грани на самом деле нет вообще. Так что обе книги вполне правомерно воспринимать заедино, как две части первого тома обширного труда, цель которого - понимание феномена скифо-сибирского звериного стиля.

Здесь я хотел бы обратить внимание читателя вот на что. Обе книги создавались практически в одно время; с другой стороны, они созданы совершенно независимо одна от другой и никоим образом - ни по замыслу, ни по исполнению - не представляют собой не то чтобы коллективный, но даже и хоть сколько-нибудь согласованный труд. Более того, эти книги сформировались в контексте очень разных научных школ и очень разных научных позиций их авторов. Всё это наглядно демонстрирует значение данных трудов как объективной научной реальности -той самой реальности, которая никоим образом не зависит от нашего сознания, но зато великодушно дана нам в ощущениях. Правда, на практике эти ощущения, как правило, темны и непонятны; но эта темнота и непонятность, в свою очередь, никоим образом не есть характеристика реальности - это характеристика нас.

Возвращаясь к различию вторых частей (книг) обеих монографий, следует согласиться, что различие это, по существу, тактическое: это лишь разные формы и способы подхода к решаемой задаче. Стратегически же Юрий Васильевич и Владимир Александрович, взявшиеся за одно дело, между собой вполне согласны. Оба они приступили к решению проблемы понимания скифо-сибир-ского звериного стиля с того, что первым, наверное, пришло бы в голову каждому из нас, - с сопоставления археологического и этнографического материала. Другими словами, оба начали с вещей собственно скифо-сибирского звериного стиля и с преломления этих вещей (а также светлых образов их) в позднейшей, этнографической, реальности.

А. В. Жук

Такая методологическая установка понятна: надо же с чего-то начинать. А всегда сподручнее начинать с той части источнико-вой базы, которая полнее всего обеспечена историческим контекстом; полнее же всего историческим контекстом у нас обеспечена этнографическая часть. Так, собственно, в истории нашей науки было всегда.

Припомним в качестве примера классику: постижение не только феномена первобытной культуры в целом, но и такой частности этой культуры, как функциональное назначение каменных орудий, начиналось у наших великих предшественников с этнографически известного им материала по дикарям -современникам учёных Викторианской эпохи. Понятое здесь, в живом, непосредственном наблюдении за примитивными людьми было переложено затем на материал ископаемый, археологический и сформировало в конечном счёте благополучно здравствующие по сей день представления о первобытной культуре. Алгоритм понимания звериного стиля у Юрия Васильевича и Владимира Александровича, собственно, тот же самый.

Случилось так, что в разное время мне довелось беседовать с авторами обеих монографий на предмет того, что может представлять собой дальнейшая работа в заданном ими направлении. И вот что примечательно. С одной стороны, никто из них - ни Юрий Васильевич, ни Владимир Александрович -не считал свои изыскания завершёнными; оба, не сговариваясь, позиционировали их как стартовые, пионерные труды, лишь кладущие начало делу понимания феномена скифо-сибирского звериного стиля.

При этом, однако, оба они (и опять-таки совершенно независимо друг от друга) откровенно холодно отнеслись к идее продолжения работы в заданном направлении. Ко времени этих разговоров от выхода в свет означенных монографий прошло уже немало по меркам человеческой жизни лет. Однако ни Юрий Васильевич, ни Владимир Александрович ни разу не проявили сколько-нибудь выраженного желания сформулировать возможный облик продолжения своих установочных работ (хотя бы эскизно, хотя бы как благое стратегическое пожелание).

И постепенно, от кулуара к кулуару складывалось впечатление (а с кончиною

коллег это впечатление обратилось в уверенность), что оба старших моих товарища просто не видели, каким же в отношении методологии должно предстать продолжение банкета? Оба очевидным образом оказались перед вопросом: а куда, собственно, дальше - в гносеологическом смысле - идти от столь ясной, так хорошо проявленной, столь уютной, столь привычной всем нам (уютной и привычной вот уже в котором поколении исследователей!) историко-этнографической параллели в деле понимания феномена скифо-сибирско-го звериного стиля?

Бывают странные сближения: в процессе создания этого текста мне припомнилась известная картина В. М. Васнецова Витязь на распутье, писанная им в двух изводах: сначала в 1878 г. по окончании русско-турецкой войны, а затем в 1882 г. по восшествии на престол императора Александра III. Важная особенность этой картины: в обоих вариантах былинный герой нарочито представлен со спины. Здесь Виктор Михайлович, конечно же, прав: случайному, праздному свидетелю и в самом деле не надобно видеть, как отражается на лице человеческом тяжесть выбора в момент принятия жизненно важного решения.

Впрочем, зная обоих коллег, не сомневаюсь: рано или поздно и Юрий Васильевич, и Владимир Александрович преодолели бы объективно неизбежный в этой ситуации кризис распутья, разорвали бы тесные рамки археолого-этнографических ассоциаций и вышли каждый своей колеёй на продолжение начатого труда. Случилось, однако, так, что оба оставили этот мир, успев лишь застолбить свои участки, очертить их внешние границы, сделать только самый первый шаг на столь счастливо найденном ими очень важном пути.

А потому и заключение к этой коротенькой историографической заметке я позволю себе представить как по внешности оборванное на полуслове. Вынесенная в эпиграф сентенция открывает монографию Юрия Васильевича, задаёт ей тон. Однако стоит лишь, открыв книгу, опустить глаза чуть ниже по тексту, и мы читаем: «Интерпретация памятников древнего искусства, к коим должно отнести и изделия культового литья, в большинстве случаев представляет собою поиск смысла

образов и изобразительных мотивов, заключённых в этом искусстве» [4, с. 3].

Поиск смысла образов и мотивов... Поиск смысла Урало-сибирского культового литья в частности и скифо-сибирского звериного стиля вообще. Это правильная методологическая установка, близкая и понятная сердцу каждого археолога. Но это по гамбургскому счёту лишь начало, лишь замысел методологической установки.

ЛИТЕРАТУРА

1. Балакин Ю. В. Христианские писатели II-XV веков (Византия и Латинский Запад) : словарь-справочник. - Омск, 2006. - 485 с.

2. Балакин Ю. В. О значении так называемых хозяйственных ям в жилищных комплек-

сах // Шестые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. - Омск, 2004. -С. 248-250.

3. Балакин Ю. В. К вопросу о взаимоотношении васюганского и саровского типов керамики // Ранний железный век Западной Сибири. -Томск, 1978. - С. 66-70.

4. Балакин Ю. В. Урало-сибирское культовое литьё в мифе и ритуале. - Новосибирск, 1998. - 287 с.

5. Кореняко В. А. Искусство народов Центральной Азии и звериный стиль. - М., 2002, -327 с.