CC BY
28
Health and Society
© Коллектив авторов, 2021 УДК 614.2
Гиль А. Ю.1, Хальфин Р. А.1, Криницкий С. М.2, Никифоров С. А.1, Ильченко И. Н.1, Косаговская И. И.1,
Фаттахова Л. Ф.2
УПОТРЕБЛЕНИЕ СУРРОГАТНОГО АЛКОГОЛЯ ЛИЦАМИ С РАССТРОЙСТВАМИ, СВЯЗАННЫМИ СО ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕМ АЛКОГОЛЕМ (НА ПРИМЕРЕ СУБЪЕКТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ)
'ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет имени И. М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский
Университет), '19991, г. Москва; 2ГАУЗ «Республиканский наркологический диспансер Минздрава Республики Татарстан», 420082, г. Казань
Целью исследования стало описание разновидностей употребляемого непитьевого алкоголя, оценка взаимосвязанных с его потреблением социодемографических факторов и определение эффективности предпринятых с 2005 г. мер алкогольной политики, направленных на снижение его потребления.
В период с декабря 2015 г. по апрель 2017 г. опрошено 302 пациента наркологического диспансера. Распространенность употребления непитьевого алкоголя среди сообщивших о статусе его потребления составила 75,8% среди мужчин и 57,7% среди женщин. Самая высокая распространенность употребления (86,9%) выявлена среди мужчин, занятых на нерегулярной оплачиваемой работе. В многофакторном анализе факторами, положительно взаимосвязанными с употреблением непитьевого алкоголя, были мужской пол (ОШ 2,48; 95% ДИ 1,14—5,43), занятость на нерегулярной оплачиваемой работе (ОШ 5,0; 95% ДИ 2,16—11,56), безработица с одновременным поиском работы (ОШ 3,55; 95% ДИ 1,45—8,71) и безработица при отсутствии поиска работы (ОШ 3,90; 95% ДИ 1,09—13,95). Виды употребляемого для питья непитьевого алкоголя включали медицинские настойки в таре объемом 25 мл, 40 мл и 100 мл, спиртовые косметические лосьоны, одеколоны, технический/медицинский спирт, гигиенические спиртовые растворы, пищевые спиртосодержащие ароматизаторы. Более низкая цена по сравнению с обычными алкогольными напитками была названа основной причиной употребления непитьевого алкоголя (61,7%).
Требуется усиление ранее введенных ограничительных мер, а также разработка и реализация новых законодательных инициатив для более эффективного контроля потребления непитьевого алкоголя. Ключевые слова: непитьевой алкоголь; суррогатный алкоголь; незарегистрированный алкоголь; этанол; Россия.
Для цитирования: Гиль А. Ю., Хальфин Р. А., Криницкий С. М., Никифоров С. А., Ильченко И. Н., Косаговская И. И., Фаттахова Л. Ф. Употребление суррогатного алкоголя лицами с расстройствами, связанными со злоупотреблением алкоголем (на примере субъекта Российской Федерации). Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2021;29(3):486—491. DOI: http://dx.doi.org/10.32687/0869-866X-2021-29-3-486-491 Для корреспонденции: Гиль Артем Юрьевич, профессор Высшей школы управления здравоохранением Института лидерства и управления здравоохранением ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет имени И. М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет), e-mail: [email protected]
Gil A. Yu.1, Khalfin R. A.1, Krinitsky S. M.2, Nikoforov S. A.', Ilchenko I. N.1, Kosagovskaya 1.I.1, Fattakhova L. F.2 THE USE OF SURROGATE ALCOHOL BY INDIVIDUALS WITH DISORDERS RELATED TO ALCOHOL ABUSE AS EXEMPLIFIED BY THE SUBJECT OF THE RUSSIAN FEDERATION
1The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education "The I. M. Sechenov First Moscow State Medical University" (Sechenov University) of Minzdrav of Russia, 119991, Moscow, Russia;
2The State Autonomous Health Care Institution "The Republican Narcological Dispensary of Minzdrav of the Republic of Tatarstan", 420082, Kazan, Republic of Tatarstan, Russia
The purpose of the study was to describe the types of non-beverage alcohol consumed, to evaluate socio-demographic factors associated with its use and to establish effectiveness of the alcohol policy measures taken since 2005 and targeted on reducing non-beverage alcohol consumption.
From December 2015 to April 2017, 302 patients of the narcological dispensary were interviewed. The prevalence of non-beverage alcohol drinking among those who reported on their non-beverage alcohol consumption status amounted to 75.8% among males and 57.7% among females. The highest prevalence of non-beverage alcohol consumption (86.9%) was identified among males employed in irregular paid work.
According to multivariate analysis, the factors positively associated with the use of non-beverage alcohol were male gender (OR 2.48, 95% CI 1.14—5.43), employment on irregular paid work (or 5.0, 95% CI 2.16—11.56), unemployment in case of seeking work (or 3.55, 95% CI 1.45—8.71), unemployment in case of non-seeking work (OR 3.90, 95% CI 1.09— 13.95). The types of non-beverage alcohol used for drinking included medicinal tinctures in 25, 40 and 100 ml vials, spirit cosmetic lotions, colognes, technical/medical ethanol, hygienic spirit solutions, alcohol-containing food flavor enhancers. The lower price as compared with conventional alcoholic beverages was indicated as main reason of non-beverage alcohol consumption (61.7%).
The enhancement of previously introduced restrictive measures as well as the implementation of new legislative initiatives
are required for more effective control of non-beverage alcohol consumption.
Keywords: non-beverage alcohol; surrogate alcohol; unrecorded alcohol; ethanol; Russia.
For citation: Gil A. Yu., Khalfin R. A., Krinitsky S. M., Nikoforov S. A., Ilchenko I. N., Kosagovskaya 1.1., Fattakhova L. F. The use of surrogate alcohol by individuals with disorders related to alcohol abuse as exemplified by the subject of The Russian Federation. Problemi socialnoi gigieni, zdravookhranenia i istorii meditsini. 2021;29(3):486—491 (In Russ.). DOI: http:// dx.doi.org/10.32687/0869-866X-2021-29-3-486-491
For correspondence: Gil A. Yu., professor of the Higher School of Health Administration of the Institute for Leadership and Health Management, The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education "The I. M. Sechenov First Moscow State Medical University" of Minzdrav of Russia. e-mail: [email protected] Conflict of interests. The authors declare absence of conflict of interests. Acknowledgment. The study had no sponsor support
Здоровье и общество
Received 10.11.2020 Accepted 11.02.2021
Введение
Непитьевой алкоголь (НА) включает промыш-ленно произведенные спиртосодержащие продукты, не предназначенные для питья, которые могут употребляться вместо алкогольных напитков. В России их чаще всего называют суррогатным алкоголем, они не регулируются как алкогольные напитки и могут производиться легально и нелегально, в том числе кустарным способом. Значительная часть этих жидкостей может быть фальсификатом легально производимых для различных хозяйственных и технических целей спиртосодержащих продуктов. Их химический состав часто не соответствует составу легальных продуктов [1—3]. Тара, в которой производятся и продаются различные виды НА, и его потребительские характеристики часто не соответствуют заявленному на упаковке предназначению, но делают этот алкоголь доступным для питья.
К наиболее часто употребляемым для питья разновидностям НА относятся медицинские настойки и антисептики, фальсифицированные парфюмерно-косметические спиртосодержащие продукты (лосьоны, тоники, одеколоны), концентрированный технический и медицинский спирт [4—7]. В России НА может продаваться легально и нелегально в широком спектре точек розничной продажи: аптеках, продуктовых и хозяйственных магазинах, уличных киосках и павильонах, супермаркетах, крытых и открытых рынках [8].
Употребление НА имеет длительную историю в России и является важным аспектом опасного паттерна потребления алкоголя, связанного с повышенным риском смерти от разных причин [9—13]. В популяционном исследовании, проведенном в 2003—2005 гг. в Ижевске, 7% мужчин трудоспособного возраста употребляли НА вместо алкогольных напитков, что было связано с семикратным увеличением шансов наступления смерти после статистической поправки на курение, уровень образования и объем потребляемого из алкогольных напитков этанола [4].
С 2005 г. НА в России является предметом активного регулирования, направленного на предотвращение его употребления для питья [14]. Однако в литературе имеются сведения о том, что после 2005 г. употребление различных его видов вместо алкогольных напитков продолжалось [5—7, 15— 17].
Целью данного исследования является описание разновидностей употребляемого НА, связанных с его употреблением факторов и определение эффективности предпринятых с 2005 г. мер алкогольной политики, направленных на снижение его потребления.
Материалы и методы
В период с декабря 2015 г. по апрель 2017 г. было опрошено 302 пациента ГАУЗ «Республиканский наркологический диспансер Минздрава Республики Татарстан» в возрасте от 18 лет до 71 года (медиана 40; межквартильный размах 14,25). Отбор пациентов для опроса производился равномерно в течение всего периода проведения исследования, случайным образом из списка госпитализированных пациентов. Критериями включения в исследование были возраст 18 лет и старше, злоупотребление алкоголем в анамнезе, согласие принять участие в опросе. Критериями невключения в исследование были когнитивные нарушения, не позволяющие пройти опрос, и недостаточное владение русским языком.
Опрос проводился очно обученными интервьюерами из числа медицинских психологов, работающих в диспансере, с применением структурированного вопросника, который включал вопросы о со-циодемографических характеристиках участников исследования, частоте и объеме употребления алкогольных напитков, о разновидностях и количестве употребляемого НА, местах и причинах его приобретения. Все вопросы по оценке потребления алкоголя (питьевого и непитьевого) задавались в отношении периода в один год перед госпитализацией в наркологический стационар. В ходе проведения исследования в Казани были приобретены и сфотографированы образцы НА, отмеченные участниками исследования как употребляемые для питья.
Статистический анализ данных одномоментного исследования включал оценку распространенности употребления НА, в том числе его разновидностей, среди пациентов наркологического диспансера, госпитализированных в связи с расстройствами здоровья, связанными со злоупотреблением алкоголем. Проводился однофакторный и многофакторный анализ данных для определения связанных с употреблением НА социодемографических факторов. Для этого с применением бинарной логистической регрессии рассчитывали показатель отношения шансов (ОШ) с соответствующим 95% доверительным интервалом (95% ДИ). Статистический анализ данных проведен с применением пакета статистических программ SPSS for Windows, v.21 (SPSS, Inc. , США). Протокол проведения исследования и вопросник получили одобрение локального этического комитета Сеченовского Университета.
Результаты исследования
В числе опрошенных пациентов (n=302) были мужчины (n=193) и женщины (n=109) в возрасте от 18 лет до 71 года (медиана 40, межквартильный размах 14,25). Большинство (81,8%) опрошенных пациентов, получавших лечение по поводу заболеваний
Health and Society
Взаимосвязь между употреблением НА и социодемографическими факторами среди пациентов наркологического диспансера, проходящих лечение в связи с расстройствами, обусловленными злоупотреблением алкоголем, в Казани в 2015—2017 гг. (%, ОШ,
95% ДИ)
Социально-демографическая характеристика n*/N Доля, %* Однофакторный анализ Многофакторный анализ**
ОШ (95% ДИ)
Пол
Женский 30/52 57,7 1,0 1,0
Мужской 135/178 75,8 2,30 (1,20— 4,40) 2,48 (1,14— 5,43)
Уровень образования
Законченное или незаконченное высшее 31/50 62,0 1,0 1,0
Законченное среднее или среднее профессиональное 70/91 76,9 2,04 (0,96— 4,33) 1,52 (0,65— 3,58)
Начальное 43/61 70,5 1,46 (0,66— 3,24) 1,29 (0,51 — 3,28)
Незаконченное начальное или ниже 21/28 75,0 1,84 (0,66— 5,14) 1,51 (0,47— 4,91)
Семейный статус
В зарегистрированном или незарегистрированном браке 45/73 61,6 1,0 1,0
В разводе/живет отдельно/вдовец/вдова 75/96 78,1 2,22 (1,13— 4,37) 1,82 (0,85— 3,89)
Никогда не был(а) в браке 39/53 73,6 1,73 (0,80— 3,75) 1,09 (0,45— 2,68)
Занятость на работе
На регулярной оплачиваемой работе 25/53 47,2 1,0 1,0
На нерегулярной оплачиваемой работе 79/94 84,0 5,90 (2,73— 12,76) 5,0 (2,16— 11,56)
Безработный в поиске работы 42/56 75,0 3,36 (1,49— 7,56) 3,55 (1,45— 8,71)
Безработный, не ищущий работу 14/19 73,7 3,14 (0,99— 9,95) 3,90 (1,09— 13,95)
Примечание. *Употребляли НА как минимум один раз в течение года перед проведением интервью; **со статистической поправкой на возраст, введенный в многофакторную модель в виде непрерывной переменной, и с поправкой на все другие факторы в таблице.
и расстройств, связанных со злоупотреблением алкоголем, поступили в стационар с синдромом зависимости средней и тяжелой степени тяжести (код МКБ-10 F10.2). Были госпитализированы с абстинентным состоянием с делирием 13,9% ^10.4), с абстинентным состоянием ^10.3) 2,3%, с психическими и поведенческими расстройствами, связанными с употреблением психоактивных веществ ^19) 2,3% и с психотическим расстройством ^10.5) 0,7%.
Сообщили о статусе употребления НА 76,2%, из которых 77,4% составили мужчины и 22,6% женщины. Распространенность употребления НА составила 75,8% среди мужчин и 57,7% среди женщин. Наиболее высокая распространенность употребления НА зарегистрирована среди лиц обоих полов, которые имели нерегулярную оплачиваемую работу (84,0%). Среди мужчин на нерегулярной оплачиваемой работе находились 86,9% (см. таблицу); 72 пациента (из 302 опрошенных), которые не сообщили о том, употребляли они НА или нет в течение последнего года перед госпитализацией в наркологический стационар, не отличались по полу, возрасту, уровню образования, семейному статусу и статусу занятости на работе от пациентов, которые сообщили о своем статусе употребления НА (р>0,05).
По результатам однофакторного анализа: мужской пол (ОШ 2,30; 95% ДИ 1,20—4,40), проживание без супруга/супруги (в разводе, вдовец/вдова, раздельное проживание; ОШ 2,22; 95% ДИ 1,13—3,47) , занятость на нерегулярной оплачиваемой работе (ОШ 5,90; 95% ДИ 2,73—12,76), статус безработного с одновременным поиском работы (ОШ 3,36; 95% ДИ 1,49—7,56) были статистически значимо положительно связаны с употреблением НА.
По результатам многофакторного анализа: при взаимной статистической корректировке социоде-
мографических факторов, мужской пол (ОШ 2,48; 95% ДИ 1,14—5,43), занятость на нерегулярной оплачиваемой работе (ОШ 5,0; 95% ДИ 2,16—11,56), статус безработного с одновременным поиском работы (ОШ 3,55; 95% ДИ 1,45—8,71) и статус безработного при отсутствии поиска работы (ОШ 3,90; 95% ДИ 1,09—13,95) были статистически значимо положительно связаны с употреблением НА (см. таблицу).
Спектр разновидностей употребляемого для питья НА был достаточно широк и включал:
— медицинские настойки в таре объемом 25 мл (Боярышника, Перца стручкового, Валерианы, Пустырника, Эвкалипта, Мяты перечной , Полыни), 40 мл (Календулы), 100 мл (Боярышника, Перца стручкового, Герботон);
— спиртосодержащие медицинские растворы для приема внутрь (Лимановит), медицинские местнораздражающие средства для наружного применения и антисептики в таре 50 мл (Муравьиный спирт) и 100 мл (Асептолин);
— немедицинские антисептики (Антисептин Марат);
— спиртосодержащие жидкости для гигиены полости рта (Настойка дуба);
— средства для принятия ванн (Боярышник), стеклоомыватели;
— антиобледенители (Марат);
— дешевые неденатурированные одеколоны (Тройной, Шипр, Мистер-Х, Саша, Дипломат);
— фальсифицированные косметические лосьоны (Хлебный, Перец, Чистый люкс, Зеленое яблоко, Березовые почки, Дыня, Земляника, Люкс, Перцовый Chili) и тоники (с экстрактом красного перца);
Здоровье и общество
Типичные образцы употребляемого вместо алкогольных напитков НА, приобретенные во время исследования в г. Казани, 2015—2017 гг.
— спиртосодержащие пищевые ароматизаторы (Наполеон);
— медицинский этанол и технический спирт.
Типичные образцы НА, приобретенные в Казани
во время проведения данного исследования, представлены на рисунке.
Главной причиной употребления вышеперечисленных разновидностей НА была названа их дешевизна (61,7%). Большинство (58,8%) употреблявших НА пациентов отметили, что им требовалось в среднем не более 10 мин, чтобы дойти до точки его продажи.
Чаще всего НА приобретался в уличных киосках (58,2%) и аптеках (46,1%). В среднем в типичный день употреблялось 4,4 бутылочки этого алкоголя (медиана 4,0; минимум 0,5; максимум 30).
Из числа опрошенных 21,2% отметили, что употребляли НА в основном в одиночку, 10,3% — с друзьями на работе, 18,2% — с другими друзьями, 21,2% — с соседями по дому, 7,3% — с членами семьи/родственниками, 29,7% опрошенных отметили, что ситуации употребления каждый раз были разными.
До начала (инициации) потребления НА 32,1% опрошенных употребляли алкогольные напитки в небольших количествах, 30,3% употребляли их в больших количествах и уходили в запой (период затяжного непрерывного употребления алкоголя продолжительностью от 2 дней, когда человек выпадает по этой причине из нормальной социальной жизни), 26,1% употребляли алкогольные напитки в больших количествах, но без запоев.
Обсуждение
Результаты исследования свидетельствуют о том, что все основные разновидности НА употреблялись для питья в 2015—2017 гг. — через 10 лет после внедрения различных законодательных и других ограничительных инициатив, направленных на предотвращение его употребления. С 2005 г. НА в России был предметом активного регулирования, когда в действующие законы, регламентирующие оборот алкогольной продукции, вносились значимые поправки, а также утверждались приказы и постановления, направленные на снижение доступности непитьевого, нелегального и незарегистрированного алкоголя [8, 14, 18]. К наиболее важным принятым мерам алкогольной политики относятся введение новых денатурирующих добавок (бензин, керосин, кротоновый альдегид, денатониум бензоат), снижение объема тары медицинских настоек до 25 мл, внедрение системы ЕГАИС для мониторинга производства и оборота этилового спирта и алкогольной продукции, введение в 2016 и 2017 гг. (сразу после вспышки массовых смертельных алкогольных отравлений в Иркутске средством для принятия ванн «Боярышник» [17]) ряда запретов на реализацию дешевых спиртосодержащих жидкостей крепостью свыше 28%, усиление административной и уголовной ответственности за нелегальный оборот алкогольной продукции.
Несмотря на вышеперечисленные предпринятые меры, результаты данного исследования и проведенных другими авторами исследований свиде-
тельствуют о том, что НА в России продолжал употребляться не по назначению (для питья) как минимум до 2017 г. включительно [5—7, 15—17]. Кроме этого, несколько публикаций указали на достаточно высокую физическую доступность НА в разных городах России. Так, исследование, проведенное в 2007 г., сразу после введения законодательных мер 2005 и 2006 гг., снижающих доступность НА, показало, что в 17 городах России он был по-прежнему высоко физически доступен [8]. Различные виды НА, употреблявшиеся вместо алкогольных напитков, были доступны в 2015 г. в рознице в Новосибирске [7]. В Саратове в 2016 г. косметический лосьон «Боярышник» (75% этилового спирта по объему, 25 руб. за бутылку), употребляемый для питья, продавался в вендинговых автоматах [19]. Все это может свидетельствовать о недостаточности предпринятых мер либо о ненадлежащем их внедрении и исполнении в практике контроля оборота незарегистрированного алкоголя. В исследовании, проведенном в 2020 г., в котором проанализировано регулирование НА в России [20], было выявлено недостаточное качество принятых приказов, постановлений и поправок к законам, а также недостаточно широкий набор мер антиалкогольной политики, которые могли бы быть использованы для контроля НА. Кроме этого, были выявлены проблемы, связанные с согласованностью и координацией ряда государственных ведомств, имеющих отношение к регулированию различных типов НА, несвоевременность и отсроченный характер принятия некоторых мер, направленных на усиление контроля за оборотом и потреблением НА.
Заключение
Основные разновидности НА в России употреблялись для питья как минимум до 2017 г. включительно. Требуется усиление ранее введенных ограничительных мер, а также разработка и внедрение новых законодательных инициатив, направленных на увеличение эффективности контроля за потреблением НА.
Исследование не имело спонсорской поддержки.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
ЛИТЕРАТУРА
1.RehmJ., Kailasapillai S., Larsen E., Rehm M., Samokhvalov A., Shield K., Roerecke M., Lachenmeier D. A systematic review of the epidemiology of unrecorded alcohol consumption and the chemical composition of unrecorded alcohol. Addiction. 2014;109(6):880— 93. doi: 10.1111/add.12498
2. McKee M., Suzcs S., Sarvary A., Adany R., Kiryanov N., Saburo-va L., Tomkins S., Andreev E., Leon D. The composition of surrogate alcohols consumed in Russia. Alcohol. Clin. Exp. Res. 2005;29(10): 1884—8. doi: 10.1097/01.alc.0000183012.93303.90
3. Gil A., Savchuk S., Appolonova S., Nadezhdin A., Kakorina E. The composition of nonbeverage alcohols consumed in Russia in 2015—2017. Revue d'Épidémiologie et de Santé Publique. 2018;66:S355—6. doi: 10.1016/j.respe.2018.05.324
4. Leon D., Saburova L., Tomkins S., Andreev E., Kiryanov N., McKee M., Shkolnikov V. Hazardous alcohol drinking and premature mortality in Russia: a population based case-control study. Lancet. 2017;369(9578):2001—9. doi: 10.1016/S0140-6736(07)60941-6
Health and Society
5. Bobrova N., West R., Malutina D., Koshkina E., Terkulov R., Bobak M. Drinking alcohol surrogates among clients of an alcohol-misuser treatment clinic in Novosibirsk, Russia. Subst. Use Misuse. 2009;44(13):1821—32. doi: 10.3109/10826080802490717
6. Neufeld M., Wittchen H., Ross L., Ferreira-Borges C., Rehm J. Perception of alcohol policies by consumers of unrecorded alcohol — an exploratory qualitative interview study with patients of alcohol treatment facilities in Russia. Subst. Abuse Treat. Prev. Policy. 2019;53:1—14. doi: 10.1186/s13011-019-0234-1
7. Neufeld M., Lachenmeier D., Hausler T., Rehm J. Surrogate alcohol containing methanol, social deprivation and public health in Novosibirsk, Russia. Int. J. Drug Policy. 2016;37:107—10. doi: 10.1016/ j.drugpo.2016.08.001
8. Gil A., Polikina O., Koroleva N., McKee M., Tomkins S., Leon D . Availability and characteristics of nonbeverage alcohols sold in 17 Russian cities in 2007. Alcohol. Clin. Exp. Res. 2009;33(1):79—85. doi: 10.1111/j.1530-0277.2008.00813.x
9. Andreev E., Bogoyavlensky D., Stickley A. Comparing alcohol mortality in Tsarist and contemporary Russia: is the current situation historically unique? Alcohol Alcohol. 2013;48(2):215—21. doi: 10.1093/alcalc/ags132
10. Leon D., Shkolnikov V., McKee M. Alcohol and Russian mortality. a continuing crisis. Addiction. 2009;104(10):1630—6. doi: 10.1111/ j.1360-0443.2009.02655.x
11. Tomkins S., Collier T., Oralov A., Saburova L., McKee M., Shkol-nikov V., Kyrianov N., Leon D. Hazardous alcohol consumption is a major factor in male premature mortality in a typical Russian city. prospective cohort study 2003—2009. PLoS One. 2012;7(2):e30274. doi: 10.1371/journal.pone.0030274
12. Tomkins S., Saburova L., Kiryanov N., Andreev E., McKee M., Shkolnikov V., Leon D. Prevalence and socio-economic distribution of hazardous patterns of alcohol drinking: study of alcohol consumption in men aged 25—54 years in Izhevsk, Russia. Addiction. 2007;102(4):544—3. doi: 10.1111/j.1360-0443.2006.01693.x
13. Treml V. Alcohol in the USSR. A Statistical Study. Durham, N.C.; 1982.
14. World Health Organization (WHO). Alcohol policy impact case study. The effects of alcohol control measures on mortality and life expectancy in the Russian Federation. Copenhagen: WHO Regional Office for Europe; 2019.
15. Холдин В., Паронян И., Колдашкин А., Чумичева В. О характере и масштабах рынка нелегального алкоголя в одном из районов Московской области (мнение населения района). Медицина. 2014;3(7):47—67.
16. Кошкина Е. А., Павловская Н. И., Вышинский К. В., Горбачев И. А., Богданова Н. Е., Ленская Г. Г., Волков А. В., Зиновьева М. А., Холдин В. Н. Оценка характера и масштабов потребления неучтенного алкоголя в некоторых областях средней полосы России. Наркология. 2013;8(140):28—36.
17. Зобнин Ю. В., Выговский Е. Л., Дегтярева М. А., Малых А. Ф., Любимов Б. М., Тетерина И. П., Третьяков А. Б., Лелюх Т. Д., Остапенко Ю. Н. Массовое отравление метиловым спиртом в Иркутске в декабре 2016 года. Сибирский медицинский журнал. 2017;150(3):29—36.
18. Gil A., Khaltourina D., Korotaev A. Alcohol consumption in Russia: affordability of alcohol, changes, and effects of alcohol control policy and future prospects. In: Moscalewicz J., Osterberg E. (eds). Changes in alcohol affordability and availability. Twenty years of transitions in Eastern Europe, Helsinki: Juvenes Print — Suomen yliopistopaino Oy; 2016. P. 19—50.
19. Российская Газета. Косметика в розлив. На улицах города появились аппараты с «пьяными» лосьонами. 2016. Режим доступа: https://rg.ru/2016/02/09/reg-pfo/na-ulicah-saratova-poiavilis-apparaty-s-pianymi-losonami.html (дата обращения 14.12.2020).
20. Gil A. Gaps in the legal regulation of surrogate alcohols consumed for drinking in Russia. J. Epidemiol. Commun. Health. 2020;74:A83. doi: 10.1136/jech-2020-SSMabstracts.177
Поступила 10.11.2020 Принята в печать 11.11.2021
REFERENCES
1. Rehm J., Kailasapillai S., Larsen E., Rehm M., Samokhvalov A., Shield K., Roerecke M., Lachenmeier D. A systematic review of the epidemiology of unrecorded alcohol consumption and the chemical composition of unrecorded alcohol. Addiction. 2014;109(6):880— 93. doi: 10.1111/add.12498
2. McKee M., Suzcs S., Sarvary A., Adany R., Kiryanov N., Saburo-va L., Tomkins S., Andreev E., Leon D. The composition of surro-
Здоровье и общество
gate alcohols consumed in Russia. Alcohol. Clin. Exp. Res. 2005;29(10): 1884—8. doi: 10.1097/01.alc.0000183012.93303.90
3. Gil A., Savchuk S., Appolonova S., Nadezhdin A., Kakorina E. The composition of nonbeverage alcohols consumed in Russia in 2015—2017. Revue d'Épidémiologie et de Santé Publique. 2018;66:S355—6. doi: 10.1016/j.respe.2018.05.324
4. Leon D., Saburova L., Tomkins S., Andreev E., Kiryanov N., McKee M., Shkolnikov V. Hazardous alcohol drinking and premature mortality in Russia: a population based case-control study. Lancet. 2017;369(9578):2001—9. doi: 10.1016/S0140-6736(07) 60941-6
5. Bobrova N., West R., Malutina D., Koshkina E., Terkulov R., Bobak M. Drinking alcohol surrogates among clients of an alcohol-misuser treatment clinic in Novosibirsk, Russia. Subst. Use Misuse. 2009;44(13):1821—32. doi: 10.3109/10826080802490717
6. Neufeld M., Wittchen H., Ross L., Ferreira-Borges C., Rehm J. Perception of alcohol policies by consumers of unrecorded alcohol — an exploratory qualitative interview study with patients of alcohol treatment facilities in Russia. Subst. Abuse Treat. Prev. Policy. 2019;53:1 —14. doi: 10.1186/s13011-019-0234-1
7. Neufeld M., Lachenmeier D., Hausler T., Rehm J. Surrogate alcohol containing methanol, social deprivation and public health in Novosibirsk, Russia. Int. J. Drug Policy. 2016;37:107—10. doi: 10.1016/ j.drugpo.2016.08.001
8. Gil A., Polikina O., Koroleva N., McKee M., Tomkins S., Leon D . Availability and characteristics of nonbeverage alcohols sold in 17 Russian cities in 2007. Alcohol. Clin. Exp. Res. 2009;33(1):79—85. doi: 10.1111/j.1530-0277.2008.00813.x
9. Andreev E., Bogoyavlensky D., Stickley A. Comparing alcohol mortality in Tsarist and contemporary Russia: is the current situation historically unique? Alcohol Alcohol. 2013;48(2):215—21. doi: 10.1093/alcalc/ags132
10. Leon D., Shkolnikov V., McKee M. Alcohol and Russian mortality: a continuing crisis. Addiction. 2009;104(10):1630—6. doi: 10.1111/ j. 1360-0443.2009.02655.x
11. Tomkins S., Collier T., Oralov A., Saburova L., McKee M., Shkol-nikov V., Kyrianov N., Leon D. Hazardous alcohol consumption is a major factor in male premature mortality in a typical Russian city: prospective cohort study 2003—2009. PLoS One. 2012;7(2):e30274. doi: 10.1371/journal.pone.0030274
12. Tomkins S., Saburova L., Kiryanov N., Andreev E., McKee M., Shkolnikov V., Leon D. Prevalence and socio-economic distribution of hazardous patterns of alcohol drinking: study of alcohol consumption in men aged 25—54 years in Izhevsk, Russia. Addiction. 2007;102(4):544—3. doi: 10.1111/j.1360-0443.2006.01693.x
13. Treml V. Alcohol in the USSR. A Statistical Study. Durham, N.C.; 1982.
14. World Health Organization (WHO). Alcohol policy impact case study. The effects of alcohol control measures on mortality and life expectancy in the Russian Federation. Copenhagen: WHO Regional Office for Europe; 2019.
15. Kholdin V., Paronyan I., Kolgashkin A., Chumicheva V. On the nature and extent of non-commercial alcohol market in a district of the Moscow region (opinion of local population). Medicina. 2014;3(7):47—67 (in Russian).
16. Koshkina E., Pavlovskaya N., Vyshinski K., Gorbachev I., Bogdano-va N., Lenckaya G., Volkov A., Zinovieva M., Holdin V. Evaluation of the character and size of illegal alcohol consumption in some regions of middle Russia. Narkologia. 2013;8(140):28—36 (in Russian).
17. Zobnin Y., Vygovsky E., Degtyareva M., Lyubimov B., Malykh A., Teterina I., Tretyakov A., Lelyukh T., Ostapenko Y. Mass poisoning with methanol in Irkutsk in December, 2016. Sibirskiy meditsinskiy zhurnal = Siberian Medical Journal. 2017;150(3):29—36 (in Russian).
18. Gil A., Khaltourina D., Korotaev A. Alcohol consumption in Russia: affordability of alcohol, changes, and effects of alcohol control policy and future prospects. In: Moscalewicz J., Osterberg E. (eds) , Changes in alcohol affordability and availability. Twenty years of transitions in Eastern Europe, Helsinki: Juvenes Print — Suomen yliopistopaino Oy; 2016. P. 19—50.
19. Russian Newspaper [Rossiyskaya Gazeta]. Cosmetics in bottling, On the streets of the city there appeared vending machines with «drunk» lotions. 2016. Available at: https://rg.ru/2016/02/09/reg-pfo/na-ulicah-saratova-poiavilis-apparaty-s-pianymi-loson-ami.html (accessed 14.12.2020) (in Russian).
20. Gil A. Gaps in the legal regulation of surrogate alcohols consumed for drinking in Russia. J. Epidemiol. Commun. Health. 2020;74:A83. doi: 10.1136/jech-2020-SSMabstracts.177
