CC BY
23
факты, он должен обращать внимание соответствующих органов и должностных лиц на эти обстоятельства в частных определениях (постановлениях).
Поскольку вред возмещается от имени государства, реабилитированный не обязан доказывать вину конкретных должностных лиц в совершении тех либо иных действий, повлекших за собой негативные последствия. Вместе с тем после производства выплат государственный орган вправе обратиться к должностному лицу с регрессным иском в порядке гражданского судопроизводства. Имущественные взыскания в итоге могут быть возложены на того конкретного представителя стороны обвинения, который осуществлял незаконное и необоснованное уголовное преследование.
В п. 24 постановления Пленума ВС РФ «О практике применения судами норм гл. 18 УПК РФ, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве» указано, что право требовать возмещения имущественного вреда, причиненного реабилитированному, в случае его смерти имеют наследники, однако это право не
распространяется на возможность требовать денежную компенсацию морального вреда, поскольку такой вред неразрывно связан с личностью реабилитированного. Однако в соответствии с ч. 3 ст. 137 УПК близкие родственники, родственники вправе требовать иных нематериальных форм компенсации морального вреда и восстановления доброго имени покойного.
Желательно было бы соотнести содержание положений гл. 18 УПК с нормами, закрепленными в Законе РФ «О реабилитации жертв политических репрессий». В частности, основанием для отказа лица в реабилитации не должны служить случаи, когда лицо было репрессировано без соблюдения формально установленного порядка уголовного судопроизводства.
Таким образом, у лица право на реабилитацию появляется одномоментно с принятием соответствующего процессуального решения. Отсутствие такого решения при наличии объективных оснований для его вынесения является нарушением закона и требует применения соответствующих мер реагирования.
УПК РФ: ЭТОТ ИСПРАВЛЯТЬ ИЛИ НОВЫЙ РАЗРАБАТЫВАТЬ?
А.Ф. ВОЛЫНСКИЙ,
профессор кафедры криминалистики Московского университета МВД России, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, заслуженный юрист РФ
Аннотация. УПК изобилует непоследовательными, противоречивыми, а порой нереальными для исполнения предписаниями.
Ключевые слова: уголовно-процессуальный закон, предписания, проблемы, изменения.
CODE OF CRIMINAL PROCEDURE OF RUSSIA: WHAT SHOULD WE DO FIX THIS OR DEVELOP NEW?
A.F. VOLINSKIY,
professor of criminology University of Moscow Russian Interior Ministry, doctor of juridical science, professor, honored scientist of Russian Federation, distinguished lawyer of the Russian Federation
Annotation. The author suggests that the Criminal Procedure Code is replete with inconsistent and contradictory, and sometimes simply not feasible for performance requirements.
Keywords: criminal procedure law, requirements, problems, changes.
За 11 лет действия УПК в него внесено изменений, дополнений, уточнений многократно больше, чем за 40 лет действия его предшественника — УПК РСФСР, но он не стал лучше и его по-прежнему не критикуют лишь ленивые. Проблема сложней и серьезней. В этом законе реализован концептуально несостоятельный подход. В нем желаемое представлено без оценки возможного и без учета действительного.
При разработке УПК явно не брались в расчет ни уровень криминализации нашего общества, ни состояние преступности и тенденции ее развития, ни удручающее положение правоохранительных органов, не говоря об особенностях экономического, географического и демографического характера. Иначе говоря, разработке этого закона не предшествовало обстоятельное, системное, целевое исследование предмета
правового регулирования, результатом которого должен быть соответствующий аналитический документ с научно обоснованными выводами, предложениями и рекомендациями. Были проигнорированы возможности науки уголовно-правового блока и рекомендации законодательной техники.
Между тем еще при обсуждении проекта УПК было понятно, что его разработчики пытаются революционно, по-большевистски реализовать в отечественном уголовном процессе прием «шоковой терапии» — «демократию сегодня и в полном объеме». Однако обозначив благородные цели и правильные, в известной мере позаимствованные из международного и западноевропейского законодательства принципы уголовного судопроизводства (гл. 2), они отвергли ту систему организационных форм деятельности следственных органов, методы и средства розыска и доказывания, с помощью которых там эти цели достигаются, а принципы успешно реализуются и развиваются. В этом отношении в УПК воспроизведены предписания УПК РСФСР 1961 г. (в чем и заключается особенность его концепции). Так или иначе, но этот закон предложил нам бороться с преступностью капиталистических, рыночных социально-экономических отношений. С преступностью XXI в. нельзя, невозможно успешно бороться по закону прошлого века, реализуя механизм, разработанный в советское время, в иных условиях жизни нашего общества.
По УПК оказалась ограничена процессуальная самостоятельность следователя, а вместе с ней и его ответственность за конечные результаты своего труда. Многоступенчатая система контроля и надзора за его деятельностью (начальник, прокурор, суд), включая безграничные возможности защитника «контролировать» расследование, по результатам ее функционирования напоминает ситуацию, когда у «семи нянек дитя без глаза», по существу оказалась системно коррупционной. Очевидно, что процессуальная самостоятельность следователя должна сочетаться с его персональной ответственностью за конечные результаты расследования находящихся в его ведении уголовных дел. Сегодня такая ответственность «размыта» в системе «процессуально-чиновничьих» отношений.
Положение осложняется и тем, что до сих пор в состоянии постоянного реформирования находятся органы, которые призваны раскрывать и расследовать преступления. Формирование полисистемы правоохранительных органов, т.е. множества организационно разобщенных и даже конкурирующих между собой служб и ведомств, естественно, обострило проблему их взаимодействия, что негативно сказывается на отношениях между следователями, органами дознания и оперативно-
разыскными аппаратами, а соответственно, на результатах их деятельности. И это в то время, когда преступность проявляет все большую организованность, все более тесную консолидацию, откровенно претендуя на свое место в структурах власти и на международные масштабы своей деятельности.
Все это объективно способствовало тому, что к настоящему времени в научной литературе и среди практических работников правоохранительных органов обозначились два резко различающихся подхода к дальнейшему совершенствованию уголовно-процессуального закона и механизма его реализации, т.е. организации деятельности следственных органов и оперативно-разыскных аппаратов. Первый — продолжает устранять изъяны в УПК путем дополнений, уточнений, поправок его отдельных положений; второй — разрабатывает новый УПК с концептуально иной идеологией уголовно-процессуальной деятельности1.
При множестве «разнокалиберных» проблем УПК актуальностью отличаются те, которые касаются доказательств и процесса доказывания, укрепления и расширения доказательственной базы по уголовным делам. Специфику таким проблемам придает противодействие расследованию, которое проявляется сегодня как негативное социальное явление, как элемент организованной преступной деятельности, но которое кое-кто из ученых-процессуалистов и криминалистов рассматривает как проявление состязательности сторон в уголовном процессе, как способ выполнения возложенных на защитника задач и функций2.
В криминалистике противодействие расследованию преступлений определяется как умышленная противоправная деятельность, в основе которой система криминализированных связей ее субъектов. Очевидно, в
1 Нужен новый УПК // Известия. 2006. 30 авг., 25 сент.
2 Баев М.О., Баев О.Я. Противодействие адвоката уголовному преследованию подзащитного // Расследование и противодействие ему в состязательном уголовном судопроизводстве: процессуальные и криминалистические вопросы. М., 2007. С. 32.
УПК следовало бы более содержательно сформулировать принцип состязательности сторон (ст. 15), жестче определить границы допустимого при его реализации, имея в виду его разграничение с противодействием расследованию или воспрепятствованием осуществлению правосудия и производству предварительного расследования, как это обозначено в ст. 294 УК. Кстати, содержание этой статьи следовало бы дополнить таким квалифицирующим признаком, как осуществление «тех же действий» группой и организованной группой.
Процесс расследования в его процессуальном выражении находится в зависимости от эффективности, с одной стороны, оперативно-разыскной деятельности и использования ее результатов в доказывании, а с другой — научно-технического или криминалистического обеспечения этого процесса. Как эти важнейшие, если не сказать ключевые, аспекты в деятельности следователя по собиранию, исследованию и использованию доказательств регламентируются в УПК?
Что касается оперативно-разыскной деятельности, ответ на этот вопрос может быть отрицательным. Единственная посвященная этой проблеме в УПК ст. 89 скорее запрещает использование данных оперативно-разыскной деятельности в процессе доказывания (ее текст с этого и начинается), чем разрешает и тем более ничего не регулирует. В специальной литературе нет недостатка в предложениях об изменении редакции этой статьи, однако такая мера вряд ли что-то изменит. Большего внимания заслуживают предложения, предусматривающие иной подход к организации взаимодействия следователей (дознавателей) с оперативно-разыскными аппаратами, а следовательно, к использованию возможностей оперативно-разыскной деятельности в раскрытии и расследовании преступлений.
В основе таких предложений все убедительней проявляются реалии следственной практики и опыт работы, в частности Следственного комитета РФ по раскрытию и расследованию тяжких и особо тяжких преступлений, в том числе прошлых лет. В этом ведомстве были изданы и действуют приказы, которыми определяются порядок создания и организация деятельности постоянно действующих следственно-оперативных групп (приказы от 7 сентября 2007 г. № 26 «О мерах по организации предварительного следствия» и от 2 сентября 2008 г. № 279 «О совершенствовании деятельности постоянно действующих следственно-оперативных групп по раскрытию преступлений, совершенных в условиях неочевидности»). И это вопреки формальному упоминанию оперативно-разыскной деятельности в ст. 89 УПК и аналогичной трактовке вопроса, принижающей роль этой деятельности в п. 2 ст. 163 в виде ни о чем не говорящей
двусмысленной фразы: «К работе следственной группы могут быть привлечены должностные лица органов, осуществляющих оперативно-разыскную деятельность». То есть «могут быть» и не привлечены. И это притом, что ни одно сложное, замаскированное преступление, а тем более совершенное в форме организованной преступной деятельности, не раскрывается без использования возможностей оперативно-разыскной деятельности. В.Ф. Стат-кус делает вывод, что «органы, занимающиеся раскрытием и расследованием преступлений в России, лишены возможности повысить эффективность своей деятельности». Между тем опыт, заслуживающий в этом отношении внимания, имеется в ряде западноевропейских стран, например не менее 30% доказательств, отражаемых в приговорах судов Франции получаются в результате оперативно-разыскной деятельности3.
При современном состоянии преступности в нашей стране и негативных тенденциях ее развития против более широкого, разумеется, обстоятельно законом регламентируемого применения данных оперативно-разыскной деятельности в процессе доказывания выступают либо те, кто имеет об этой деятельности извращенное, заштампованное представление, либо лоббисты от криминалитета. Между тем «не мыслимые» в этом отношении законодательные меры предприняты в Латвии, где многие, известные у нас по Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности» мероприятия включены в УПК в виде отдельной главы из 22 статей, названной «Следственные действия, осуществляемые в особом порядке»4.
Очевидно, что редакционной правкой отдельных положений УПК такие меры реализовывать невозможно. Однако отечественный законодатель пока не готов не только на такие кардинальные решения, но и на более простые — на осмысленное признание значения оперативно-разыскной деятельности в раскрытии и расследовании преступлений и соответствующую регламентации порядка легализации ее результатов в процессе доказывания. Современная преступность и практика борьбы с ней все настойчивее обозначают необходимость рационального решения этой проблемы.
Не менее противоречивая и непоследовательная в УПК регламентация порядка использования в раскрытии и расследовании преступлений научно-технических методов и средств. Создается впечатление, что соответствующие предписания механически перенесены в него из УПК РСФСР. Иначе как в нем могло
3 Статкус В.Ф. Следователь по особо важным делам. М., 2007. С. 43.
4 Кавалиерис А.К. Некоторые проблемы использования и тактики специальных следственных действий // Вестник криминалистики. 2007. Вып. 3. С. 53—57.
появиться упоминание о киносъемке (ст. 179, 190 и др.), которая и раньше не находила сколь-нибудь заметного применения в следственной практике (сложно, дорого, не было специалистов), а с появлением средств видеозаписи и их широкого распространения о киносъемке не вспоминают даже в криминалистических музеях.
Казалось бы, это частный случай, и о нем можно было бы не упоминать, но если бы в этом случае, как в капле воды, не отражалось несовершенство всей системы изложенных в УПК предписаний, касающихся научно-технического обеспечения расследования преступлений и доказывания по уголовным делам. Основной недостаток этой системы заключается в том, что в ней отсутствует системность подхода к изложению соответствующих предписаний.
УПК в отличие от своего предшественника продекларировал возможность применения технических средств и способов обнаружения, фиксации и изъятия следов преступления и вещественных доказательств (п. 6 ст. 164), но дальше этого не пошел. Нерешенными остались важные вопросы, касающиеся законодательного закрепления критериев допустимости научно-технических средств в уголовном процессе, процессуальных форм их применения, правовой оценки получаемых с их помощью результатов и др. Непонятно, по какой логике некоторые предписания о порядке применения технических средств изложены в ст. 179 и 190 УПК, посвященных освидетельствованию и допросу, хотя они имеют непосредственное отношение и к другим следственным действиям.
Проблему правового регулирования использования научно-технических средств в уголовном процессе следует решать в контексте таких задач, поставленных Президентом РФ, как формирование электронного судопроизводства, замена института понятых, используемого при производстве большинства следственных действий, применением средств видеозаписи. Очевидно, что решить эту проблему частной правкой, изменением редакции отдельных статей УПК проблематично.
Использование видеозаписи снимет остроту длящейся десятилетиями дискуссии о ее доказательственном значении, но потребует пересмотра предписаний УПК, начиная со ст. 74, логически непоследовательно определяющей понятие доказательства (п. 1) и дающей их перечень (п. 2). Непонятно, что все-таки является доказательством: «любые сведения» или «показания, заключения, протоколы и т.д.». Форма и содержание в этом случае едины, учили нас всех в юридических вузах. Однако философские постулаты и реалии жизни не одно и то же. В специальной литературе появились рациональные предложения определить в УПК понятие не только до-
казательств, но и их источники (потерпевший, свидетель, подозреваемый, документы, вещественные доказательства и т.д.), средства и методы их фиксации (письменные, изобразительные, технико-видовые, технико-звуковые и т.п.). Формой их представления в уголовном деле, разумеется, в любом случае остается протокол5.
Требует своего решения проблема о соотношении в уголовном процессе судебных экспертиз и так называемых предварительных исследований. Результаты последних на практике оцениваются как «доказательство», дающее основание для применения такого важного процессуального решения, как возбуждение уголовного дела и начала уголовного преследования человека. Однако после возбуждения уголовного дела они вдруг утрачивают эту значимость, пока по тем же объектам и, как правило, теми же экспертами с применением тех же методик исследования не будет «проведена» экспертиза, а проще говоря, пока результаты исследования не будут оформлены в виде заключения эксперта.
Исследователи этой практики не приводят хотя бы единичные случаи, когда заключением эксперта опровергались выводы специалиста. Получается, что содержание соответствующей деятельности принесено в жертву процессуальной форме, а в итоге дублируется огромный объем технико-криминалистической работы, сопряженной с колоссальными материальными и временными затратами на «нулевой» для уголовного процесса результат. Чтобы представить масштаб этой «дубль-деятельности», криминалистическими подразделениями ОВД проводятся в год около 1300 тыс. экспертиз и до 1 млн предварительных исследований. Почему бы результаты предварительных исследований не признать доказательством, разумеется, при четко определенных условиях, касающихся тяжести преступления, формы предварительного расследования, методики исследования и т.д. Достоверность выводов специалиста, при необходимости, достаточно было бы подтвердить путем его допроса после возбуждения уголовного дела с предупреждением об уголовной ответственности за дачу ложного заключения и показания.
Положение в этом отношении оказалось еще более запутанным после издания Федерального закона от 4 июля 2003 г. № 92-ФЗ, признавшего в качестве доказательства заключение и показание специалиста, разумеется, не на стадии возбуждения уголовного дела. Причем какие-либо исследования в этом случае вообще не требуется проводить, а по существу, реализуется помощь специалиста в оценке ранее полученных
5 Миленин Ю.Н. Исследование аудио- и видеозаписи по уголовным делам по дорожно-транспортным преступлениям: моногр. Орел: ОЮИ МВД РФ, 2011. С. 7—9.
доказательств, как правило, заключений экспертов, на основе их умозрительного, а потому субъективного восприятия и толкования. Неслучайно возможности таких специалистов (их показания и заключения) реализуются в основном по инициативе адвокатов и в процессе судебного рассмотрения уголовных дел. Что это значит, понятно без комментариев.
Проблему специалиста и его показаний можно было бы решить проще и точней, например добавив в содержание ст. 88 УПК положение о том, что для оценки доказательств при необходимости может быть приглашен специалист.
Законодательные решения вышеперечисленных и подобных им проблем могут рассчитывать на удачу, если им будут сопутствовать меры по совершенствованию механизма их реализации, т.е. если будет сформировано соответствующее организационное, кадровое, научно-техническое обеспечение деятельности всей системы правоохранительных органов и судопроизводства. Именно всей системы во взаимосвязи всех ее структурных элементов. Попытки решать проблемы разных элементов этой системы фрагментарно, разрозненно, а как следствие несбалансированно, настолько же бессмысленны, как и попытки приделать новые ворота к старому забору. В организационно-правовых системах (система судопроизводства одна из них), как в механике, «прочность цепи определяется слабостью одного из ее звеньев».
Можно как угодно и сколько угодно реформировать суды, но если полиция и следственные органы не
будут раскрывать и расследовать преступления, им некого будет судить, а обществу, государству и гражданам не будет гарантирована безопасность. Следственный комитет РФ не сможет раскрывать и расследовать тяжкие и особо тяжкие, глубоко законспирированные преступления, если не будет сформирована равнозначная по статусу, положению и престижности труда оперативно-разыскная служба и если взаимодействие между ними не станет постоянно действующим фактором и органически единой системой их совместных действий. Можно законодательно определить возможность более широкого использования средств аудио-и видеозаписи, но все это останется благим пожеланием, если не будут соответствующим образом подготовлены к этому не только «специалисты по технике», но и сами следователи, которые (по данным разных исследователей, около 90%) боятся показаться в видеозаписи профессионально беспомощными, тактически неуверенными. Здесь очевидны задачи соответствующих вузов.
Проблемы УПК во многом способствуют формированию системы коррупционных отношений в нашем судопроизводстве. И с этих позиций более чем очевидной представляется необходимость разработки нового УПК или издания его «в новой редакции» (высказываются и такие предположения), но в любом случае в его основе должна быть иная концепция — менее забюрократизированного и затратного, более мобильного и эффективного судопроизводства.
О СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ДОСУДЕБНОГО ПРОИЗВОДСТВА
В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ
В.Н. МАХОВ,
профессор кафедры уголовного права и процесса Российского университета дружбы народов,
доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ
Аннотация. Несовершенство УПК проявляется в множестве изменений, внесенных в него за прошедшие 10 лет. Многие из них принимались без должного обсуждения научной общественностью и учета ее мнения. Ключевые слова: уголовно-процессуальный закон, научное сообщество, проблемы, изменения.
ON IMPROVING THE PRE-TRIAL PROCEEDINGS IN THE CRIMINAL PROCESS
OF THE RUSSIAN FEDERATION
V.N. MAHOV,
pProfessor of criminal law and procedure of the Russian Peoples' Friendship University, doctor of juridical science, professor, honored lawyer of Russian Federation
Annotation. The imperfection of russian criminal procedure code appears in a large number of changes made to it over the past 10 years. Many of them were taken without due deliberation and consideration of the scientific community of their views. Keywords: criminal procedure law, the scientific community, requirements, problems, changes.
