CC BY
4А.Ю. Согомонов Университет versus профессий
Любая односторонность должна быть изгнана из высших учебных заведений.
Вильгельм фон Гумбольдт
Все чаще сталкиваешься в литературе с утверждением, что актуальный мир корпоративизируется активнее и масштабнее, чем когда-либо в новой и новейшей истории нашей цивилизации1. Одни исследователи воспринимают этот процесс как спасительный в условиях серьезного кризиса институтов общества «высокой» современности, другие - как главный вызов общественному и государственному устройству Модерна. При этом, чью бы сторону дискуссии мы ни приняли, в любом случае придется серьезно разобраться как в природе корпоративного ренессанса, так и в его культурных последствиях.
Одновременное включение человека в разные корпорации, формирующие и поддерживающие в нем множественные идентичности, не является исключительным феноменом нашего времени. Напротив, чрезвычайно сходную картину рисует нам эпоха, непосредственно предшествующая раннему Новому времени. И действительно, Европа, какой ее застал XVI в., была сложным и фрагментарным обществом, целостность которого обеспечивалась связями сугубо персонального характера. Человек был одновременно включен в различные холистические общности (корпорации), которые находились между собой в запутанных отношениях соподчинения, соперничества, конкуренции, проти-
1 Дискуссию на эту тему см.: Неприкосновенный запас. 2006. № 4/5; Спивак В.А. Корпоративная культура. СПб.: Питер, 2001.
воречия и прочее.2 К концу средневековья таких общностей становилось все больше и больше, а степень их сложности критически возрастала3.
Заметим при этом, что коммунитарность и корпоративизм выступали в то время фактически единственно доступными для позднесредневекового человека техниками коллективного спасения. В наше время мультиплицирование социальных общностей и триумф корпоративизма, безусловно, обладают сугубо светской мотивацией и вызваны прежде всего социальным кризисом модели общества «простой» современности.
Корпоративный ренессанс
В России наших дней, как и во многих других «продвинутых» обществах, причастных к смыслам «высокой» современности, корпоративность расцветает пышным цве-
Г}
2 Все это в медиевистике нередко именуется феноменом позд-несредневековой «гетерархии».
3 Подробнее см.: Согомонов А.Ю., Уваров П.Ю. Открытие «социального» (парадокс XVI века) // «Одиссей. 2000». М.: Наука, 2001. Во всех общностях (кроме родственных) позднесредневекового человека связывала с другим (другими) сопричастность к единому сакральному началу. Метафора «мистическое тело» подкреплялась клятвой на святых мощах, крестным целованием, культом святого патрона, совместным обладанием реликвиями, святым причастием. К тому же и приход, и городская община, и королевство, и Церковь, и весь христианский мир имели вполне определенную конечную цель своего существования - коллективное спасение души и спасение от Гнева Господня. Создается впечатление, что сила множественных солидарностей вовсе не была в равной мере присущей всему средневековью. В последний его период общностей и корпораций было несравненно больше, и они были куда сильнее, чем в период высокого средневековья. Пресловутый индивидуализм Ренессанса и «осени средневековья» вовсе не мешал укреплению духа гиперкоммунитарности. Ужесточение же требований к солидаристи-ческому единению стало адекватным ответом на стремительное усложнение до-современной жизни.
том4. Причем речь идет, разумеется, не столько о повсеместном распространении финансовых, хозяйственно-административных корпораций типа «Газпрома», «Лукойла» или РАО «ЕЭС», сколько о распространении этой модели социальной организации на все типы и виды акторов - группы, структуры и даже институты.
Закрытость и невнятность при формальной финансовой прозрачности. Иерархичность и жесткая «вертикальная» дисциплина. Управленческий диктат и неукоснительное подчинение. Харизматическое лидерство как норма. Агрессивность по отношению к внешнему миру. Внутренний кодекс поведения вплоть до формулирования собственной внутрикорпоративной этики. Свое понимание «индивидуальной» миссии и общественных задач. Коллективный эгоизм, граничащий нередко с откровенной социальной безответственностью. Обязательность целого комплекса корпоративных ритуалов, а не только весьма свободных корпоративных вечеринок. И т.д. И т.п.
Именно так сегодня выстраиваются не только крупные, средние и малые бизнес-структуры, но и PR-службы, ме-диаинституты, электронные и печатные СМИ, образовательные учреждения, шоу-бизнес, политические партии и общественные движения, множество неправительственных и некоммерческих организаций, образующих активно растущий «третий сектор». В соответствии с этой моделью реформируются многие из старых хозяйственных предприятий, государственные (федеральные и региональные) органы власти, бюрократии разных уровней (самоуправления. Даже внутри таких государственных и общественных институтов, как армия, спецслужбы, силовые ведомства, наука, медицина, высшее образование и церковь, складываются свои внутренние корпоративные группировки, конкурирующие друг с другом за ресурсы и брэнды, за господ-
4 Несмотря на тревожные прогнозы относительно скорого краха «корпоративного обустройства» мира. См.: Камрасс Р., Фарнкомб М. Алхимия корпорации. М.: Издательский дом «Секрет фирмы», 2005.
ство в своем ближнем контексте и право представлять собой целостные институты на внутреннем рынке общественных услуг.
В этом смысле наше социальное пространство постепенно трансформируется в невнятный конгломерат сплошного корпоративизма, где все корпоративные акторы желают влиять друг на друга и в конечном счете на государство (в свою очередь представляющее собой «конкубинат» противоборствующих внутривластных субкорпораций).
Еще совсем недавно - в 1960-70-е гг. - западные корпорации считались серьезным вызовом («социальной угрозой») рыночному обществу с его принципами индивидуальной свободы и laissez faire («либеральный антикорпоративизм»). И лишь в условиях «высокой» современности корпоративная модель ре-структурирования социального пространства перестала восприниматься западной культурой (если не принимать в расчет научную литературу откровенно левого толка5) алармистски. Более того, эта модель социального формотворчества принимается не только как эффективная и рациональная, но и как наиболее адекватная наступившим новым временам.
Профессиональные сообщества - в виде профессиональных ассоциаций и профессиональных союзов - постепенно уступают корпорациям в конкурентной борьбе за господство в профессиональных цехах, и сегодняшние профессионалы волей-неволей разбредаются по выстроенным для них корпоративным «хижинам». А те профессиональные сообщества, которые сегодня создаются «с нуля», чаще всего сами перерождаются в корпорации, захватывая, пусть даже и небольшие, но все же значимые сегменты профессиональных пространств, устанавливая внутри них новые корпоративные «правила игры», а рано или поздно включаются в более крупные корпоративные массивы. Такова судьба всех профессиональных сообществ, особенно
5 См., к примеру: Хардт М., Негри А. Империя. М.: Праксис, 2004.
в сфере «свободных искусств» - в журналистике, науке, образовании, художественном мире, в «третьем секторе».
Следует ли из всего этого, что «корпорация» становится базовым институтом «высокой» современности? Скорее да, чем нет.
Корпоративный ренессанс опасен экономически и политически, ибо он действительно изживает классические нормы и ценности свободного и либерального общества. Чреват он, в том числе, и социоантропологическими бедами, поскольку формирует довольно нетерпимую к культуре индивидуализма внешнюю среду.
В самом деле еще совсем недавно - в 90-е гг. - многим нашим современникам казалось, будто бы именно рефлексивные и ответственные за себя «одиночки» - «степные волки» нового профессионализма - смогут сформировать настолько критическую массу в обществе, что и все остальные его субъекты и акторы вынуждены будут перестроиться в соответствии с принципами и образцами индивидуализма и нестандартности. Нам всем тогда казалось, что человек вправе как можно чаще и сколь угодно много раз в течение свой жизни менять место работы, свои профессиональные занятия - при условии, если эти изменения вписываются в его биографический проект. А совмещение «работ», которое и поныне остается вполне нормальным явлением, не требовало от человека принятия ценностей и норм ни одного из «совмещаемых» профессиональных кодексов. Однако социальная динамика «высокой» современности пошла несколько по иному сценарию.
Сегодня перераспределение «профессионалов» между корпорациями достигло такого социального размаха и такой глубины проникновения в сознание людей, что мы вполне можем говорить о почти свершившейся «тихой» культурной революции, которая привела на общественную авансцену модульно-корпоративного человека. Человека, готового жертвовать своими интересами и жизненными притязаниями, а порой даже и идентичностью, во имя принадлежности
к той или иной корпорации и тех выгод, которые подобная аффилиация сулит ему, пусть даже и на довольно непродолжительное время.
Лояльность корпоративным кодексам ценится широкими массами выше индивидуализма и уж тем более - ответственного либерализма. Место профессиональной этики в этих сегментах общества «высокой» современности отвоевывает корпоративная этика (точнее сказать - отвоевывают корпоративные этики). От профессиональной этики она отличается тем, что в ней первым долгом служение профессии радикально маргинализируется и подчиняется принципу корпоративной лояльности, а жизненные смыслы и миссия предопределены интересами выживания и динамического развития самих корпораций.
Более того, сегодня вовсе не кажется неестественным и нелогичным наличие нескольких «цеховых» союзов в одном профессиональном сообществе, организованных по разным основаниям и исповедующих весьма отличающиеся ценности и идеалы. К примеру, в отечественном медиа-пространстве «прописаны» несколько союзов, сконструированные в соответствии с разными культурно-властными интересами и - главное - под влиянием несходной этической прагматики.
Мир искусств (как и сообщества журналистов и академической науки) раскалывается не столько субпрофессионально, сколько «подгребается» крупными властными, транснациональными и финансовыми корпорациями и, в этом смысле, тоже подвергается корпоративной эрозии. И все это, как представляется, не противоречит ни «духу» современных творческих профессий, ни необходимости участвовать в международных процессах и интеллектуальной глобализации.
Таким образом, мы отчетливо различаем сегодня антропологическое противостояние «корпоративного чело-
века» и «класса» либералов6, которые пока взаимодополняют друг друга, предоставляя каждому субъекту «высокой» современности, по крайней мере, две фундаментальные альтернативы жизненного проектирования, со всеми их преимуществами и недостатками. А главное - возможность переходить с одного ценностного «поля» на другое, причем делать это разными сценариями, неоднократно в своей трудовой жизни и без особых последствий для успешности своего биографического проекта.
«Профессия» и «Университет» как корпорации
Профессия профессии - рознь, а все университеты непохожи друг на друга. Несмотря на эти «банальные» констатации, ничто не мешает нам обобщенно считать и профессии, и, с недавних пор, университеты - корпорациями. Разумеется, за этими определениями скрывается когнитив-
6 Имеется в виду, прежде всего, активное и самозанятое население, удельный вес которого в развитых обществах неуклонно растет. Дэниел Пинк именует его «нацией свободных агентов», делая акцент на их структурной и организационной независимости (Пинк Д. Нация свободных агентов. Как независимые работники меняют Америку. М.: Издательский дом «Секрет фирмы», 2005). Ричард Флорида предпочитает называть его «креативным классом», делая упор на кардинальной трансформации не только пространства социальной стратификации общества «высокой» современности, но даже и сферы коллективного опыта их повседневной жизни (Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. М.: Классика XXI, 2007). В любом случае, о каком бы «ярлыке» мы ни говорили, этот «новый класс», унаследовав амбиции и притязания гипериндивидуалистов конца прошлого столетия, в развитых странах «высокой» современности становится лидерским, способным и готовым возглавить процессы социальных и культурных перемен. Список инновационных занятий и профессий «гиперлибералов» нового столетия составлен недавно Ричардом Барбруком. Этот список весьма красноречиво указывает и на приоритетные трудосферы, и на тот тип знаний, который востребован сегодня «новым классом», на его ценности и установки (см. подробнее: http://theclassofthe-new.net/).
ная установка метафорически ухватить самую суть их общественной природы. Тем более что в нашей школьно-исторической памяти встают красочные картинки средневековых университетов и ремесленных цехов, задающих нам эвристичную референциальную рамку социального воображения современных профессий и университетов. Впрочем, сегодня речь уже идет не только о метафоре корпоративности, но и о примордиальной заданности как профессий, так и университетов. Они хоть и кардинально трансформировались в эпоху «простой» современности, тем не менее генетически восходят к своим средневековым корпоративным прообразам.
Университет даже самим своим наименованием недвусмысленно указывает на родовую связь со средневековой «universitas» (цеховой корпорацией)7. В принципе по своему социальному формату тогда он не отличался от обычного городского «цеха», обязательно был локально «приписан» к одному городу, хотя в границах католической ойкумены воспринимался скорее интернациональной корпорацией.
С приходом Нового времени почти повсеместно в Европе реформированные университеты8 оказались жестко привязанными к национальным границам и в полном смысле
7 Классический университет высокого средневековья мог интерпретироваться и как учительствующая корпорация (universitas mag-istrorum), и как корпорация педагогов и учеников (universitas magis-trorum et scholarum). Подробнее о средневековом университете см.: Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в средневековой Западной Европе. М.: ИВИ, 2000; Уваров П.Ю. Интеллектуалы и интеллектуальный труд в средневековом городе // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М.: Наука, 1999; Ле Гофф Ж. Интеллектуалы в Средние века. Долгопрудный: «Аллегро-Пресс», 1997.
8 Блестящий историко-социологический очерк того, как сложились современные университеты на рубеже XVIII-XIX вв., см.: Clark W. Academic Charisma and the Origins of the Research University. Chicago and London: University of Chicago Press, 2006. Реферативный обзор этой книги публикуется в настоящем выпуске журнала «Ведомости» (от ред.).
огосударствленны. С одной стороны, они обрели современный вид и конкурентоспособность как общественный институт, с другой - расстались с большей частью своей автономности и самодостаточности. И сколь бы фундаментально мы ни различали университеты исследовательские и чисто учительские, их преподавательские коллективы и уж тем более администрации, практически везде в Европе (за исключением, пожалуй, лишь Великобритании), включая и Россию, все больше напоминали государственных служащих9.
Постепенный же «уход» государства в последней трети ХХ века из сферы высшего образования в значительной степени способствовал «возврату» университетов к досов-ременной модели автономных корпораций. Однако в них все меньшую роль играет профессура, а долгосрочный союз менеджмента и учеников (как актуального студенчества, так и выпускников) диктует свои «правила игры» и определяет ориентиры развития. Университеты сегодня вновь вынуждены искать эффективные модели участия на рынке (предоставляя отныне не только лишь образовательные услуги!), по-иному погружаться в локальные контексты. Граница между «исследовательским» и «учительским» университетами перестает быть столь заметной, как раньше. На первый план в жизни университетских корпораций скорее выходит дилемма их академико-образовательной функциональности и локальной культурной значимости. В каждом конкретном случае вырабатывается индивидуальное решение относительно собственной идентичности и общественной миссии, так что родовое понятие «университет» теряет свой raison d'être, ибо отныне мы имеем дело не с чем-то «стандартным», а с бесконечным институциональным разнообразием форм высшего образования.
9 В то время большого значения не имели ни модель финансирования университетов (чисто государственная или смешанная), ни его формально-юридический статус.
Профессии ныне тоже переживают не менее серьезную трансформацию10. И не так важно, какие новые профессии сегодня складываются на рынке труда. Важнее то, как перестраиваются вполне традиционные для общества «простой» современности классические профессии. Практически все они конвертируются в предпринимательскую модель. И даже те, которые еще совсем недавно считались в некотором роде антирыночными (медицина, наука, учительство, «третий сектор»), все активнее презентируют свое профессиональное дело как своего рода «бизнес». «Правила игры» и ценности публичной политики, шоу-бизнеса и большого спорта заимствуются академическими учеными, юристами, журналистами и, разумеется, широко используются в среде высшего образования.
Эти изменения неизбежно сказываются на понимании их общественной миссии и профессиональной этики, но главное - размывают ценностный и смысловой фундамент буквально всех профессиональных сообществ. И если раньше мы говорили о профессиональных сообществах как о «цехах» («корпорациях») сугубо метафорически, то теперь можно смело утверждать, что на месте этих старых
10 На тему социальной природы и эволюции «профессий» существует немалая библиотека публикаций. Мы будем придерживаться строгого социологического понимания «профессии» как экспертизы и компетенций, рожденных на базе фундаментального знания (к примеру, юрист, инженер, врач, академик). Список «профессий» крайне незначителен и в буквальном смысле не отражает общественного разделения труда. Широко распространено, однако, отождествление «профессии» и занятости, и как результат - признание за любым специализированным трудом профессионального качества (так с легкостью землекоп и почтальон превращаются в «профессии»). Специализированная же занятость, однако, совершенно не тождественна «профессии», и носитель некоего «профессионального знания» вовсе не обязательно трудоустроен именно в своей профессиональной сфере. О понятийных сложностях категории «профессия» см.: Parsons T. Professions // International Encyclopedia of the Social Sciences. New York: Macmillan & Free Press, 1968. P. 536-547.
сообществ складываются профессиональные субкорпорации. Они находятся в сложных отношениях друг с другом, поскольку борются между собой уже не только за ресурсы, властное влияние и положение на рынке, но и, прежде всего, за право присвоения профессиональных брэндов. Особенно отчетливо тенденция корпоративизации классических профессий11 видна в среде академической науки, юриспруденции, журналистики и медицины.
«Университет» и «профессии»: clash of corporations?
Сегодняшние университеты12, безусловно, гораздо больше зависят от рынка, чем еще пару десятилетий назад. Причем эта зависимость идет не столько от конъюнктуры рынка труда, сколько от рынка символического и человеческого капитала. Крупные рыночные игроки (прежде всего производственные и добывающие компании) делают прямые кадровые заказы. При этом многие корпорации предпочитают создавать свои собственные «корпоративные университеты» или другие по форме высшие учебные заведения. Эта практика в последнее время набирает силу, формируя у ряда экспертов предположение, что будущее
л л
11 Новые профессии изначально складываются вокруг определенных корпоративных координат или, по крайней мере, в «сетевых сообществах».
12 Любая универсализация сегодня чревата слишком большим количеством «исключений». Как само родовое понятие «университет» уже не имеет особого смысла (слишком уж разнообразна реальность актуального высшего образования), так и сведение университетов к неким общим знаменателям - не более чем попытка увидеть некоторые тенденции. Поэтому использование этого понятия во множественном числе - такая же условность, как и его употребление собирательно в единственном числе. Не случайно, к примеру, российские университеты сами прибегают к разным способам дифференциации, дабы уточнить свою идентичность. Им уже не достаточно простой привязки к городу (московский, тюменский, энский), а гораздо важнее показать свой внутренний тренд («классический», «педагогический», «технологический», «гуманитарный» и т.п.).
принадлежит именно корпоративному образованию13. Быстрое распространение «корпоративного образования» свидетельствует о многом. И о резко возросшем интересе к образованию. И о триумфе во всем мире модели перманентного образования. Но так же и о недостаточности обычного университетского образования для актуальной профессиональной востребованности (не говоря уж о резко возросшей «скорости» устаревания университетской подготовки). Впрочем, это и не удивительно, поскольку дивергенция «университета» и «профессиональной подготовки» в наше стремительно меняющееся время стала более чем очевидной.
Все дело в том, что «университет» не обучает профессии (он скорее «фабрика знаний», чем «кузница профессий»)14. Это парадоксальное утверждение и сейчас может показаться странным, в том числе и с точки зрения государственной политики в сфере образования. А для чего тогда университеты? Ведь государство по-прежнему финансирует многие из них, полагая, что таким образом оно пополняет необходимые для общества профессиональные кадры? Опыт централизованных образовательных систем
13 «Корпоративный университет» за последнее десятилетие стал весьма распространенной формой «education in the workplace». В западных странах число таких университетов исчисляется тысячами и по прогнозам в ближайшее время превысит общее число частных университетов. Постепенно появляются такие университеты и в России, что свидетельствует не только о вступлении страны в «экономику знаний», сколько о внимании, которое уделяют сегодня российские компании «человеческому капиталу». Подробнее см.: Meister J. Corporate Universities. Princeton: McGraw-Hill, 1998; Wheeler K. The Corporate University Workbook. Indianapolis: Pfeiffer, 2005.
14 Школяр обретает в университетских стенах, в лучшем случае, «специальность», познавательные навыки и социальные качества, ценности, задатки и склонности, ориентирующие его на освоение профессии, словом - прежде всего академические способности, а не профессию как таковую. См., в частности: Бабочкин П.И. Студент как социальный субъект образовательной деятельности // Философские науки. 2007. № 12.
(а таковым был буквально еще поколение назад весь коммунистический блок и многие западные страны) показывает, что даже в условиях «образовательного Госплана» вести грамотную и корректную кадровую политику в обществе «высокой» современности практически никому не удалось. Циркуляция профессиональных кадров, разумеется, в принципе невозможна без образовательного фактора, но и переоценивать его роль также не следует. Университетское образование - лишь фундаментально-информационный старт в жизни потенциально возможного профессионала, освоение же навыков профессии, проникновение ее «духом» и корпоративной этикой происходит всегда за пределами университетских стен. Возможно, преследуя именно эти цели, главные хозяйственные игроки приступили к созданию своих внутрикорпоративных университетов.
Профессия сегодня - это скорее уже не результат образовательных технологий (в красивой и удобной для рыночного потребления упаковке), а длительный - и, может быть, бесконечный - информационно-интеллектуальный процесс. И главное в нем в XXI веке очевидно будет принадлежать корпоративной культуре («корпоративной религии»15).
Университеты и корпорации сходны в своих «воспитательных» интенциях: и те, и другие систематически-и-наме-ренно формируют в человеке лояльность. Только в первом случае - это лояльность к университетской доксе (а она в свою очередь предполагает и лояльность к alma mater) и фундаментальному знанию (которое нарочито выдается за
15 Переход нашей цивилизации из «физического мира» в метафизический, переход от товарно-ориентированной экономики к новой экономики ценностей предполагает реконструкцию не только хозяйствующих субъектов (компании), но и обслуживающие их профессии. Концепция «корпоративной религии» позволяет увязывать производство товаров или услуг с внутренней смысловой организацией производителя. См. подробнее: Кунде Й. Уникальность теперь ...или никогда. СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2005.
«профессиональное»). А во втором - к самой корпорации и ее «корпоративной религии» (нишевой идентичности), предполагающей отныне не только свои ценности и «правила игры», но и свое аутентичное толкование «профессионализма». Налицо - столкновение намерений и притязаний16. Макс Вебер, наверное, определил бы намеренность университетов как ценностно-ориентированную, а намеренность современных корпораций как целеориен-тированную. Впрочем, и та, и другая культурная прагматика носят вполне рациональный характер. Новое корпоративное столкновение скорее враждебное по своей природе, хотя эта нарождающаяся враждебность не переросла пока в открытое ресурсное противостояние.
Корпорации не стремятся подчинить себе университеты (тем не менее такие попытки время от времени все же предпринимаются17). Они отчетливо осознают недостаточность своего корпоративного образования и склонны к сотрудничеству с университетами, но при этом продолжают активно наращивать свой корпоративно-образовательный ресурс. Университеты, в свою очередь, не поддаются искушению «продаться» корпорациям, понимая, видимо, что это будет означать конец их автономии и самодостаточности, и по-прежнему культивируют фундаментальность знания, из
16 Перефразируя известное утверждение С. Хантингтона о столкновении цивилизаций (clash of civilizations), мы можем сказать, что и во внутреннем обустройстве постсовременного общества мы наблюдаем не менее фундаментальное столкновение, сказывающееся на судьбе нашей цивилизации, это - столкновение корпораций разного свойства, разной культуры и разного происхождения (clash of corporations).
17 Достаточно вспомнить, как совсем еще недавно крупные нефтяные корпорации пытались «прикупить» себе университеты, но, столкнувшись со всей мощью бюрократического сопротивления, отступили. Вероятно, они поняли, что эффективнее создавать свои образовательные площадки, чем «приватизировать» государственные.
которого, правда, не извлекается прямая выгода или, по крайней мере, не всегда извлекается.
Современный «профессионал» - мэтр или мастер?
А что собственно происходит при этом с «профессионалом», получившим университетское образование и успешно включившимся в профессионально-корпоративное сообщество? Ответ на этот вопрос зависит не только от того, о какой конкретной личности или даже «профессии» идет речь, сколько от нашего общего представления об историческом времени, в котором мы живем.
В обществе «простой» современности - еще пару поколений назад - и университетское образование, и профессия выбирались, как правило, раз и навсегда (межпрофессиональные перемещения были крайне редкими и чаще не способствовали успеху «стандартной биографии»). Но тогда «жизненные пути» людей (т.е. ментальные образы биографической мобильности в строго иерархизированном социальном пространстве) были куда прозрачнее и конкретнее нынешних. Инвариантных путей было не много, возможно, поэтому мы и называем их «стандартными» биографиями. Нередко человек ни разу в своей жизни не менял даже места работы, и это не воспринималось биографической аномалией. Выборы профессионального «служения» тщательно подготавливались университетами и смыс-ложизненно реализовывались в жестко институциональном пространстве. Базовая идентичность лежала в сфере профессионального именования (статусного «величания» -профессор, главный редактор, заведующий лабораторией, заслуженный деятель искусств).
В обществе «высокой» современности профессионально-экономическая матрица мира становится несоизмеримо сложной и запутанной18, что приводит к резкому увеличе-
18 Проблема не только в сложности, но и в постоянстве изменений («текучая современность», как недавно обозначил актуальную цивилизацию З. Бауман). Эти изменения непредсказуемы и спонтан-
нию ментальных образов как социального пространства, так и «рефлексивных» биографий. И это вполне объяснимо, поскольку принцип дифференциации главенствует в институциональной логике организаций и компаний, а принцип индивидуализации становится стержневым в биографическом проектировании человека. Как результат - идентичности становятся договорными и ситуативными19. При этом материалом их конструирования выступают, прежде всего, образовательные, а порой и научные, звания и степени. Несколько реже - трудовой опыт и квалификация. Самовеличание «президентами», «генеральными директорами» и «главными» (с учеными степенями!) очень хорошо отражает «дух» времени.
Иными словами, «мэтр» и «мастер» сегодня вновь взаимодополняют друг друга. Но «мэтр» лепится в университете, а «мастер» куется в корпорациях. При этом «Мэтр» сертифицируется не единожды и не раз и навсегда, а постоянно верифицируется в процессе перманентного образования. «Мэтр» - не финализируемая цель, а бесконечная последовательность освоения нового и отказа от устаревающего знания. «Мэтр» - прагматик непрофитного знания (в лучшем случае опосредованно профитного знания).
«Мастер» при каждом межкорпоративном трансферте обретается снова и по-новому. «Мастер» - в принципе не
ны, их последствия для человека и общества - неоднозначны. Бауман З. Текучая современность. СПб.: Питер, 2008.
19 Совершенно сходную ситуацию описывают историки позднего средневековья. В то время человек, включенный в разные корпорации, каждый раз «играл» со своими именованиями («титулами», «званиями», «почетными эпитетами»), конструируя свою ситуативную идентичность. Но главное - и тогда, и сегодня континуум иден-тичностей (если речь шла не о государственных рангах) чаще всего фланкировали образовательные и профессиональные маркеры (Мэтр^Мастер). Подробнее см.: Уваров П.Ю. Социальные именования парижан в эпоху старого порядка // Социальная идентичность средневекового человека. Под ред. А.А. Сванидзе, П.Ю. Уварова. М.: Наука, 2007. С. 180-192.
достигаемый идеал в силу постоянно меняющихся внешних обстоятельств. «Мастер» - не эталон, а образец индивидуализации. «Мастер» - прагматик профитно-ориентиро-ванной гибкости.
Между «мэтром» и «мастером» нет биографического выбора как такового. И то, и другое состояние - обязательные проектные составляющие современного, нацеленного на жизненный успех «профессионала». Он волен «играть» ими по своему усмотрению и в зависимости от ситуаций. Но только, если воспользоваться известными этнополитиче-скими категориями, «мэтр» остается надпрофес-сиональным университетским «космополитом», а внутри-профессиональный «мастер» - корпоративным «националистом».
