CC BY
33
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2017. № 1
Кирилл Геннадьевич Филимонов,
аспирант кафедры истории и теории политики факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова (Россия), e-mail: kirill.filimonov.spb@ gmail.com
УНИВЕРСИТЕТ В ПОЛИТИКЕ:
ДИСКУРС О НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
В ОТНОШЕНИЯХ УНИВЕРСИТЕТА И ГОСУДАРСТВА
Статья посвящена анализу теоретического соотношения двух тем: темы университета в политике и темы политики идентичности. Автор рассматривает академический дискурс о национальной идентичности и позицию политической теории, определяющую наиболее распространенный взгляд на политическую роль университета. На примере отношений между университетом и государством, которые возникают по вопросам формирования национальной идентичности, выявляется проблема концептуальной совместимости двух тем в одном исследовании. Эта проблема возникает в случае, если исследователь рассматривает роль университета в политике с позиции, доминирующей в современной политической теории и представляющей его в большинстве случаев лишь как объект политики. Решение проблемы, как показано в статье, возможно в случае пересмотра доминирующих теоретических подходов к теме университета в политике и к теме политики идентичности и дискурса о национальной идентичности.
Ключевые слова: университет, государство, нация, национальная идентичность, политика идентичности, дискурс, политическая теория.
Kirill Gennadievich Filimonov,
Graduate student, Program on History and Theory of Political Science, Political Science Department, Lomonosov Moscow State University (Russia), e-mail: [email protected]
ON THE ROLE OF THE UNIVERSITY IN POLITICS: A DISCOURSE ON NATIONAL IDENTITY IN THE RELATIONS OF THE UNIVERSITY AND THE STATE
This article is devoted to an analysis of the theoretical correlation of two topics: the theme of the university in politics and the theme of identity politics. The author examines the academic discourse on national identity and the position of political theory, which determines the most common view on the political role of the university. Using the example of relations between the university and the state that arise in the formation of national identity, the problem of conceptual compatibility of the two topics in one study is addressed. This problem arises if the researcher examines
the role of the university in politics from the position dominant in modern political theory and represents it in most cases only as an object of politics. A solution to the problem, as demonstrated in the article, is possible via revision of the dominant theoretical approaches to the theme of the university in politics and to the topic of identity politics and the discourse of national identity.
Key words: university, state, nation, national identity, identity politics, discourse, political theory.
Политическая роль университета как предмет академического изыскания обращает на себя внимание прежде всего разнообразием интерпретаций, в котором обнаруживается по меньшей мере одна точка пересечения, объединяющая взгляды исследователей. Она состоит в том, что влияние университета на политические отношения можно зафиксировать, наблюдая эффекты от реализации образовательных программ, которые, как считается, формируют политическое сознание человека и обеспечивают его социализа-цию1. Университет в данной позиции рассматривается как объект государственной политики и инструмент достижения необходимого эффекта. Для большинства исследований эта позиция является основополагающей даже в тех случаях, где университет выступает не только как объект политики.
Данная статья не направлена на опровержение этой точки зрения, однако предлагает рассмотреть случаи, которые обнаруживают вариативность роли университета — от объекта к субъекту политики, что позволяет считать университет не только инструментом правительственной политики или элементом системы высшего образования, но и активным субъектом политических отношений. Субъектность университета в социальных и экономических отношениях, разумеется, уже рассматривалась и в социальной теории, и в институциональной экономике. Однако в политических исследованиях такой подход распространения не получил. В статье будет рассмотрен случай, где университет вовлечен в политические отношения, связанные с формированием национальной идентичности. Предварительно необходимо проблематизировать понятие национальной идентичности в силу его двойственной природы: в дискурсе об идентичности оно выступает и как академический термин, и как элемент политического лексикона.
1 Данная позиция выявляется на пересечении политической теории, теории образования и социокультурных исследований в изучении эффектов «политического образования»: Hahn C.L. Citizenship Education: An Empirical Study of Policy, Practices and Outcomes // Oxford Review of Education. 1999. Vol. 25. No. 1-2. P. 231-250; Cam C.D., Palmer C.L. Reconsidering the Effects of Education on Political Participation // The Journal of Politics. 2008. Vol. 70. No. 3. P. 612-631.
Дискурс о национальной идентичности:
проблематизация понятий
В публичной политике тема идентичности интерпретируется как политический курс, направленный на достижение консенсуса и интеграции социально-политической сферы2. В основе этого курса лежат попытки правительств обеспечить формирование определенных идентификаций — сконструировать идентичности. В качестве основных «конструкторов» выступают элиты и правительственные ведомства, привлекающие к работе экспертов и других заинтересованных агентов. Политика идентичности — это институционализированная система политико-управленческих мер, ее цель состоит в том, чтобы обеспечить условия для устойчивого развития государства и для эффективного государственного управления. По сути, она обеспечивает легитимацию любого другого политического курса, так как достижение устойчивости политической системы возможно лишь при условии достаточного уровня единства политического сообщества.
Политику идентичности отличают по меньшей мере три составляющие. Во-первых, происходит артикуляция идентификационной модели в дискурсивной практике политического сообщества. Для идентификации, как правило, используется понятие «нация» и его производные. В публичной сфере правительство и эксперты обсуждают сущность нации, а главы государств регулярно апеллируют к исторической памяти, составляющей основу представлений о единстве нации3. Во-вторых, политические агенты (как правило, правительство) предпринимают попытки институционализировать наиболее общее понимание нации и ее интересов, создавая для этого специальные структуры в системе государственного управления4. В-третьих, все действия агентов политики, предпринятые, текущие или планируемые, получают нормативное оформление: принимаются стратегические документы, регламентирующие работу по обеспечению социальной интеграции и политической консолидации5.
Это наиболее распространенное видение политики идентичности. Оно вполне приемлемо, если автор претендует на интерпретацию
2 О других видах идентичности см.: Политическая идентичность и политика идентичности. Т. 1: Идентичность как категория политической науки: словарь терминов и понятий / Отв. ред. И.С. Семененко. М.: РОССПЭН, 2011.
3 В качестве примера см.: Послание Президента Федеральному Собранию // Президент России. 2014. 4 декабря. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/47173
4 В российском случае одной из таких структур является Федеральное агентство по делам национальностей (официальный сайт: http://fadn.gov.ru/).
5 См.: Государственная программа «Реализация государственной национальной политики» // Правительство России. 2016. 29 декабря. URL: http://government.ru/ programs/478/events/
политического курса правительства и исследует государственный интерес, состоящий в том, чтобы политическая система была управляемой. Однако тема национальной идентичности все же несколько шире и включает не только исследование государственных программ консолидации нации. Это первый аспект, который следует отметить в связи с проблематизацией концепции политики идентичности: необходимо учитывать влияние агентов политики, которые могут не вписываться в рамки официальных деклараций и не быть участниками программ государства по укреплению национального единства. На первый взгляд это замечание кажется очевидным, но анализ концепций политики идентичности показывает, что это не так. И если понимать политику идентичности и формирование нации не только как правительственный курс, то можно обнаружить гораздо больше проявлений национальной идентичности, чем фиксируют наиболее распространенные концепции политики идентичности.
Второй аспект состоит в том, что интерпретация политики идентичности как правительственного курса является преобладающей. В экспертной и академической сфере закрепляется то, что можно назвать «правительственным интересом»: исследовательские интенции совпадают с делами правительства. Это естественно, учитывая политическую роль экспертизы6. Однако в академическом исследовании применительно к национальной идентичности часто забывают разделить два понимания идентичности: идентичность как термин и идентичность как элемент политического лексикона нации. Невнимание к этому ведет к размыванию границ между академическими изысканиями и публичным политическим дискурсом.
Третий аспект касается возможных претензий концепции политики идентичности на новизну, которая может быть поставлена под сомнение, если мы обратимся к достижениям исторической науки7. История демонстрирует немало примеров политических практик, используемых для консолидации политических сообществ, в том числе с помощью риторики нации. История понятий, таких как нация, побуждает критически рассматривать концепцию политики идентичности, по меньшей мере когда рассматривают вопросы, касающиеся
6 Некоторые исследователи, в том числе изучающие политическую роль университетов, акцентируют внимание на роли экспертов и экспертных институтов в формировании национального государства. См., например: Nemec M.R. Ivory Towers and Nationalist Minds: Universities, Leadership, and the Development of the American State. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2006. P. 286. В более широкой исследовательской перспективе данная теоретическая линия представлена в работах П. Бурдье (Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. С. 498-550.
7 Ср. с проблематизацией политики идентичности в социальной теории: Bruba-ker F., Cooper F. Beyond "Identity" // Theory and Society. 2000. Vol. 29. No. 1. P. 1-47.
стремлений политических агентов к социальной интеграции и политической консолидации. Эти стремления не возникли в XIX в., в эпоху утверждения национального государства, а были характерны для всех форм организации политических сообществ8.
К определению национальной идентичности:
основа консенсуса политического сообщества
В ситуации, когда ставится под сомнение объяснительный потенциал концепции политики идентичности и нации как термина, выход возможен при переходе от постановки вопроса об истинной сущности и истоках национального (представляется, что это задача политиков) к постановке вопроса о том, как оно формируется. Вместо «овеществления» национальной идентичности необходимо наблюдать политические практики и риторику нации9. Возможно, определенная частота действий в каких-то случаях позволит говорить об устойчивости представлений, организованных в политический курс, направленный на формирование национальной идентичности.
С этой точки зрения важно наблюдать, насколько эффективно в политическом сообществе распространяется дискурс о национальной идентичности, которую можно определить, например, как политический дискурс, самоутверждающийся за счет общности представлений. Этот дискурс формирует «точки опоры», которые помогают политическим агентам выстраивать модели идентификации и иногда управлять ими. Использование слова «самоутверждающийся» отсылает к коммуникативному эффекту дискурса, его потенциалу к распространению и способности политических агентов управлять этим дискурсом, поскольку идентификация формируется в процессе коллективного действия и восприятия того, что «конструируется», а инициатива в «конструировании» всегда может перейти от одного политического агента к другому, она также может выйти из-под контроля, особенно когда выбраны неустойчивые и неуправляемые основания идентификации10.
8 Об обосновании данного аргумента см.: ВернерК.Ф., Гщницер Ф., КозеллекР., Шенеман Б. Народ, нация, национализм, масса // Словарь основных исторических понятий: Избранные статьи: В 2 т. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 367.
9 Развитие аргумента о проблемном характере идентичности и подробный обзор технологических и концептуальных ограничений для политики идентичности на примере европейских политических сообществ см.: Strath B. A European Identity: To the Historical Limits of a Concept // European Journal of Social Theory. 2002. Vol. 5. No. 4. P. 387-401.
10 Таким неустойчивым основанием может быть этничность. О негативных последствиях этноцентрической идентификации см.:ХабермасЮ. Вовлечение Другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001. С. 210-212, 229-267.
Резюмируем приведенные замечания. В политике идентичности интенции политических агентов состоят в том, чтобы найти, сформировать и поддерживать консенсус по поводу основных условий единства нации — определенным образом организованного политического сообщества. Таким образом, она практически не отличается от любой другой политики, различие состоит лишь в том, что определяет повестку дня — в нашем случае это актуализации представлений о единстве нации. Политические агенты — архитекторы национального государства апеллируют к нации и к набору тех качеств, которые, по их мнению, в силу традиции присущи данному политическому сообществу, поэтому их следует воспроизводить в ежедневных политических практиках, чтобы обеспечить политический консенсус. К данному консенсусу приходят разными путями, потому что существует множество линий политического поведения, которые определяются идентификациями. Основу одних идентификаций определяет лояльность государству и политической традиции, в основе других — культура, историческая память и отдельные моменты социальной истории, основу третьих составляют ценности индивидуализма, рынка и рационального выбора.
В конечном итоге формируется целая палитра идентификаций, среди которых национальную определить довольно непросто. Представляется, с одной стороны, что «национальное» формируется как результат деятельности всех членов конкретного политического сообщества, и наиболее устойчивые тенденции его развития можно обнаружить в истории практик сообщества. С другой стороны, о «национальном» и его формировании мы иногда гораздо больше можем узнать, наблюдая правительственную политику: речи в публичной сфере, учреждение профильных государственных структур и юридическое отражение представлений об идентичности в законодательстве. При этом не следует забывать, что ни один агент политики, в том числе правительство, не обладает монополией на формирование всего дискурса о национальной идентичности.
Университет в политике: академическая корпорация,
государство и дискурс о национальной идентичности
Переходя к политической роли университета, необходимо предварительно обозначить особенности развития научно-политического дискурса об «идее университета», касающиеся позиционирования университета по отношению к внешней среде — обществу, государству и рынку. Во-первых, речь идет о консенсусе университетской корпорации и внешней среды по поводу профессиональной деятельности и миссии университета. Вопрос здесь состоит в том, каким должно быть университетское образование и как оценивать
его социальное, экономическое и политическое влияние. Во-вторых, вопрос касается того, как университету следует вести себя по отношению ко внешней среде: выступить в активной позиции и способствовать решению значимых вопросов, или же наоборот — не вмешиваться в политику и публичные процессы.
Политические аспекты университетского образования рассматриваются преимущественно в концепциях политического образования (political education and citizenship studies). Ключевой их посыл в том, что университетское образование оказывает определяющее воздействие на политическое сознание, поведение и на идентификации. Исследовательское внимание сфокусировано на принципах, определяющих содержание образования как одной из профессиональных сфер деятельности университетской корпорации. Такой подход представляет университет как образовательный институт в системе государственного управления, отводя ему роль объекта политического воздействия государства и игнорируя его собственные интересы.
Безусловно, в отношениях университета и государства оба агента имеют интересы, которые в большинстве случаев (но далеко не всегда, как это будет показано далее) пересекаются в области деятельности университета как образовательной корпорации. В данной роли университет действительно выступает преимущественно как подчиненная структура, дополняющая институциональный дизайн государства в качестве ключевого элемента системы высшего образования. «Государственный» взгляд на роль университета отражает исследовательский интерес к эволюции самой распространенной традиции поведения университета как агента политики, которую за неимением устоявшегося обозначения назовем этатистской. Использование данного обозначения предполагает включение всех форматов политических отношений, которые когда-либо связывали университет и властные институты, воплощающие правительство1.
Если рассматривать практику позиционирования университета как академической корпорации подробнее, то можно установить, что соглашение университета и правительства как политических агентов не единственное в своем роде. Как показывает историческая практика, поле позиционирования университета как политического агента гораздо шире. Это обусловлено тем, что в основе устойчивых форм
11 В данном случае используется понятие «правительство», так как представленное определение охватывает периоды, когда властный институт «государство» находился в стадии формирования. О государстве как одной из форм организации правительства см.: Кревельд ван М. Расцвет и упадок государства. М.: ИРИСЭН, 2006. О развитии этой позиции в политической теории и исследовании политического лексикона о государстве см.: OakeshottM. The Vocabulary of a Modern European State // Political Studies. 1975. Vol. 23. No. 2-3. P. 319-314.
политического поведения, которые составляют традицию, может находиться лояльность к различным агентам политики: императору, князю, городу, церковной власти, сначала в рамках Pax Christiana, а затем и в национальных границах как духовной, так и светской власти. Тем не менее сегодня в качестве наиболее распространенной традиции можно идентифицировать именно этатистскую, которая в своем современном виде формировалась в политико-управленческой структуре национального государства. Связь университета и правительства национального государства стала определять линию политического поведения университетской корпорации.
Тем не менее в современных исследованиях технологий управления университетом (university governance and management) и управленческой практике все больше внимания уделяется необходимости активного и независимого позиционирования университета во внешней среде12. Соответствующая аргументация основана на концепции университета как предпринимательской структуры, или «предпринимательского университета» (entrepreneurial university), согласно которой университет, по аналогии с другими бизнес-корпорациями, способен получать доход от своей профессиональной деятельности: от образовательных услуг, исследований и экспертной деятельности. Средства, полученные от профессиональной деятельности, позволят обеспечивать развитие университета и поддерживать необходимый уровень автономии по отношению к внешней среде13.
Социологи, управленцы и институциональные экономисты уже довольно давно обратили внимание на «предпринимательский университет» и активную роль университета по отношению к внешней среде14. Однако они изучают данную проблематику в рамках своих дисциплин и в связи со специфическими вопросами этих дисциплин, а потому не склонны акцентировать внимание на политической роли университета и тем более на том, как она проявляется в вопросах национальной идентичности.
12 Обзор развития данной тенденции с акцентом на взаимосвязь традиционного университетского этоса и новых методов политического управления см.: Mora J.-G. Governance and Management in the New University // Tertiary Education and Management. 2001. Vol. 7. No. 2. P. 95-110.
13 Позиция университета как активного агента особенно характерна для США, где вопрос университетской автономии часто интерпретируется как вопрос о финансировании университета и его самостоятельном позиционировании в условиях глобальной экономики. Подробнее см.: Bok D. Universities in the Marketplace: The Commercialization of Higher Education. Princeton: Princeton University Press, 2009. P. 248.
14 См., например, обзорное исследование: Gaffikin F., Perry D.C. Discourses and Strategic Visions: The U. S. Research University as an Institutional Manifestation of Neoliberalism in a Global Era // American Educational Research Journal. 2009. Vol. 46. No. 1. P. 115-144.
Исторический подход свидетельствует о существенной трансформации отношений университета и властных институтов, воплощающих правительство. Лояльность академического сообщества по отношению к властным институтам, которую необходимо было проявлять для получения привилегий и защиты корпоративных интересов, всегда была разносторонней и многоуровневой. Вплоть до эпохи Возрождения университет выступал в качестве агента, чьи интересы варьировались между институтами папской, императорской или местной княжеской власти. Поэтому университеты занимали медиативную позицию, которую довольно удачно можно описать формулой "imperium — sacerdotium — Studium". Первые два понятия этой формулы означают светскую и церковную власть, последнее относится к проявлению власти знания, что подчеркивает возросшее значение образованности и экспертного знания для политики и управления.
Университетские корпорации монополизировали власть знания, а ее источником стали юридически подтвержденные гарантии властных институтов — императорские и королевские хартии и папские буллы. Эти документы давали корпорации право вести образовательную и исследовательскую деятельность (studium generale), а также присуждать ученые степени (ius ubique docendi)15. Университетская корпорация приобрела широкое экономическое и социокультурное влияние за счет одного из направлений своей профессиональной деятельности — подготовки образованных специалистов для светской власти и для церкви. Вторым источником влияния университета стал институт экспертного знания — привлечение квалифицированных университетских специалистов к осмыслению и решению значимых вопросов. Третьим источником является «поле науки», в котором университет также установил монополию, способствуя развитию «рынка академического знания» (market for academic knowledge)16. Однако несмотря на наличие такого количества источников влияния, позиционирование университета всегда отличалось непостоянством. В одни периоды университетские корпорации определяют политику, в другие — становятся ее объектами17. Нередко они были вынуждены
15 Подробный обзор развития университетских привилегий и генезиса университетской корпорации: Kivinen O., Poikus P. Privileges of Universitas Magistrorum et Scolarium and Their Justification in Charters of Foundation from the 13th to the 21st Centuries // Higher Education. 2006. Vol. 52. No. 2. P. 185-213.
16 Данная концепция подробно развивается в работе: Weik E. The Market for Academic Knowledge: Its Historical Emergence and Inherent Tensions // British Journal of Educational Studies. 2014. Vol. 62. No. 4. P. 431-447.
17 О подъеме, спаде и вариантах участия университетов в средневековой политике и церковных конфликтах см.: Swanson R.N. Universities, Academics and the Great Schism. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. P. 245.
конкурировать с другими агентами, как в случае с гуманистами и представителями монашеских орденов, которые к началу Нового времени оспорили университетскую монополию на "stadium".
К XVIII в. университеты оказались в состоянии кризиса18. Представления о собственной роли, которые лежали в основании первых университетских корпораций, были, по-видимому, большей частью утрачены. Спустя столетие можно было наблюдать, как прервалась традиция, обеспечившая включенность университета в политику19. В конечном итоге академические корпорации, разумеется, адаптировались к новым формам политического сообщества — национальному государству. Некоторые из них наряду с новыми принципами работы восприняли и новый источник социальной интеграции (дискурс о национальной идентичности) в качестве основополагающего элемента корпоративной идеологии. Возникшая в результате политико-административных реформ в Пруссии новая концепция университета базировалась на принципе сочетания преподавания и исследования. Она стала результатом совместной работы национального правительства и интеллектуалов, а ее воплощением стал Берлинский университет, созданный В. фон Гумбольдтом в 1809 г. «Гумбольдтовская модель» получила широкое распространение в континентальной Европе, принципы ее организации оказали влияние на развитие университетской системы США.
Данная модель показательна как пример политизации профессиональной деятельности академической корпорации национальными правительствами, стремящимися сформировать необходимые идентификации с национальным государством. Вопреки своей популярности в академическом дискурсе она не стала доминирующей в национальных университетских системах. Нередко образовательная политика и попытки правительства вмешаться в дела университетов встречали негласное или открытое сопротивление со стороны академической корпорации. Конфликты и длительный поиск консенсуса в отношениях университета и государства можно было наблюдать как за рубежом, так и в России. Во второй половине и конце XIX в. степень напряженности в отношениях университетов и государства в России зависела от решения двух ключевых вопросов — об объеме университетской автономии и принципах реформы высшего образо-
18 Подробнее в обзоре: СуворовН.С. Средневековые университеты. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012.
19 О трансформации университетской системы Франции в период Великой Французской революции и Наполеоновских войн подробнее см.: A History of the University in Europe / Ed. W. Rüegg. Vol. III: Universities in the Nineteenth and Early Twentieth Centuries. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 746.
вания и науки20. Правительство сомневалось в необходимости увеличения степени автономии, опасаясь распространения политического образования и радикализации студенческих движений. Поскольку радикализация движений к концу 50-х гг. XIX в. набирала обороты, правительство решило, что в отношениях с университетами должны преобладать «охранительные» меры21.
Конфликты, возникавшие по поводу автономии или политического поведения членов университетской корпорации, свидетельствуют, что университеты не всегда являлись проводниками политики идентичности и, следовательно, необходимо учитывать вариативность позиций университетов как агентов политики. Университеты могут быть как проводниками государственного политического курса, так и источником интеллектуальной моды, которая способна разрушить конструируемые правительством и желательные для широкого политического консенсуса представления о национальной идентичности.
Разумеется, приведенные примеры носят несколько обобщенный характер. Тем не менее они позволяют выявить различные интересы агентов политики идентичности: в одних ситуациях отношения университетов и государств способствуют социальной интеграции политических сообществ, а в других свидетельствуют о кризисе правительственной рациональности. Задача исследователя состоит в том, чтобы идентифицировать эти ситуации и описать соответствующие практики, обращая внимание на «национальные» моменты: на степень университетской автономии, в том числе финансовой, на роль экспертизы в политическом процессе и на контакты университетской корпорации с другими агентами политики.
Заключительные замечания
Рассмотрение двух тем — политической роли университета и политики идентичности позволило выделить случаи, когда интересы университетов и правительства являются тождественными и состоят в том, чтобы обеспечить необходимый уровень социальной интеграции в политическом сообществе. Именно в этих случаях университеты заинтересованы в распространении дискурса о национальной идентичности, стабильности политической системы и
20 Подробнее о противоречиях и ключевых тенденциях в развитии имперской университетской системы см.: Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX — начале XX века. М.: Институт истории Академии наук СССР, 1991.
21 Эймонтова Р.Г. Русские университеты на путях реформы: шестидесятые годы XIX века. М.: Наука, 1993. С. 34.
управляемости политического сообщества, несмотря на то что этот интерес формируется в политических коммуникациях и является разносторонним. По отношению к другим агентам политики идентичности университет может занимать либо подчиненную позицию, как объект политики, либо партнерскую, как субъект. Изложенная в данной статье позиция указывает на необходимость уделять больше внимания политическим практикам и тому, чем становится университет, вовлеченный в эти практики.
ЛИТЕРАТУРА
Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005.
Кревельд ван М. Расцвет и упадок государства. М.: ИРИСЭН, 2006.
ВернерК.Ф., Гщницер Ф, КозеллекР., ШенеманБ. Народ, нация, национализм, масса // Словарь основных исторических понятий: Избранные статьи: В 2 т. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 322-752.
Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX — начале XX века. М.: Институт истории Академии наук СССР, 1991.
Политическая идентичность и политика идентичности. Т. 1: Идентичность как категория политической науки: словарь терминов и понятий / Отв. ред. И.С. Се-мененко. М.: РОССПЭН, 2011.
Суворов Н.С. Средневековые университеты. М.: Книжный дом «ЛИБРО-КОМ», 2012.
Хабермас Ю. Вовлечение Другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001.
Эймонтова Р.Г. Русские университеты на путях реформы: шестидесятые годы XIX века. М.: Наука, 1993.
Bok D. Universities in the Marketplace: The Commercialization of Higher Education. Princeton: Princeton University Press, 2009.
Brubaker F, Cooper F. Beyond "Identity" // Theory and Society. 2000. Vol. 29. No. 1. P. 1-47.
Cam C.D., Palmer C.L. Reconsidering the Effects of Education on Political Participation // The Journal of Politics. 2008. Vol. 70. No. 3. P. 612-631.
GaffikinF, Perry D.C. Discourses and Strategic Visions: The U. S. Research University as an Institutional Manifestation of Neoliberalism in a Global Era // American Educational Research Journal. 2009. Vol. 46. No. 1. P. 115-144.
Hahn C.L. Citizenship Education: An Empirical Study of Policy, Practices and Outcomes // Oxford Review of Education. 1999. Vol. 25. No. 1-2. P. 231-250.
Kivinen O., Poikus P. Privileges of Universitas Magistrorum et Scolarium and Their Justification in Charters of Foundation from the 13th to the 21st Centuries // Higher Education. 2006. Vol. 52. No. 2. P. 185-213.
Mora J.-G. Governance and Management in the New University // Tertiary Education and Management. 2001. Vol. 7. No. 2. P. 95-110.
Nemec M.R. Ivory Towers and Nationalist Minds: Universities, Leadership, and the Development of the American State. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2006.
Oakeshott M. The Vocabulary of a Modern European State // Political Studies. 1975. Vol. 23. No. 2-3. P. 319-314.
A History of the University in Europe / Ed. W. Rüegg. Vol. III: Universities in the Nineteenth and Early Twentieth Centuries. Cambridge: Cambridge University Press, 2004.
Strath B. A European Identity: To the Historical Limits of a Concept // European Journal of Social Theory. 2002. Vol. 5. No. 4. P. 387-401.
Swanson R.N. Universities, Academics and the Great Schism. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.
WeikE. The Market for Academic Knowledge: Its Historical Emergence and Inherent Tensions // British Journal of Educational Studies. 2014. Vol. 62. No. 4. P. 431-447.
REFERENCES
Bok, D. Universities in the Marketplace: The Commercialization of Higher Education. Princeton: Princeton University Press, 2009.
Bourdieu, P. Sotsial'noe prostranstvo: polia i praktiki. Moscow: Institut eksperimental'noi sotsiologii; St. Petersburg: Aleteiia, 2005.
Brubaker, F., and Cooper, F. "Beyond 'Identity'," Theory and Society, Vol. 29, No. 1, 2000, pp. 1-47.
Cam, C. D., and Palmer, C. L. "Reconsidering the Effects of Education on Political Participation," The Journal of Politics, Vol. 70, No. 3, 2008, pp. 612-631.
Creveld, van M. Rastsvet i upadok gosudarstva. Moscow: IRISEN, 2006.
Eimontova, R. G. Russkie universitety na putiakh reformy: shestidesiatye gody XIXveka. Moscow: Nauka, 1993.
Gaffikin, F., and Perry, D. C. "Discourses and Strategic Visions: The U. S. Research University as an Institutional Manifestation of Neoliberalism in a Global Era," American Educational Research Journal, Vol. 46, No. 1, 2009, pp. 115-144.
Habermas, J. Vovlechenie Drugogo. Ocherki politicheskoi teorii. St. Petersburg: Nauka, 2001.
Hahn, C. L. "Citizenship Education: An Empirical Study of Policy, Practices and Outcomes," Oxford Review of Education, Vol. 25, No. 1-2, 1999, pp. 231-250.
Ivanov, A. E. Vysshaia shkola Rossii v kontse XIX — nachale XX veka. Moscow: Institut istorii Akademii nauk SSSR, 1991.
Kivinen, O., and Poikus, P. "Privileges of Universitas Magistrorum et Scolarium and Their Justification in Charters of Foundation from the 13th to the 21st Centuries," Higher Education, Vol. 52, No. 2, 2006, pp. 185-213.
Mora, J.-G. "Governance and Management in the New University," Tertiary Education and Management, Vol. 7, No. 2, 2001, pp. 95-110.
Nemec, M. R. Ivory Towers and Nationalist Minds: Universities, Leadership, and the Development of the American State. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2006.
Oakeshott, M. "The Vocabulary of a Modern European State," Political Studies, Vol. 23, No. 2-3, 1975, pp. 319-314.
Rüegg, W. (ed.) A History of the University in Europe, Vol. III: Universities in the Nineteenth and Early Twentieth Centuries. Cambridge: Cambridge University Press, 2004.
Semenenko, I. S. (ed.) Politicheskaia identichnost' ipolitika identichnosti, Vol. 1: Identichnost' kak kategoriia politicheskoi nauki: slovar' terminov i poniatii. Moscow: ROSSPEN, 2011.
Strath, B. "A European Identity: To the Historical Limits of a Concept," European Journal of Social Theory, Vol. 5, No. 4, 2002, pp. 387-401.
Suvorov, N. S. Srednevekovye universitety. Moscow: Knizhnyi dom «LIBROKOM»,
2012.
Swanson, R. N. Universities, Academics and the Great Schism. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.
Weik, E. "The Market for Academic Knowledge: Its Historical Emergence and Inherent Tensions," British Journal of Educational Studies, Vol. 62, No. 4, 2014, pp. 431-447.
Werner, C.; Gschnitzer, F.; Koselleck, R., and Schonemann, B. "Narod, natsiia, natsionalizm, massa," Slovar'osnovnykh istoricheskikhponiatii: Izbrannyestat'I, Vol. 2. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2014, pp. 322-752.
