CC BY
74
УДК 347 (091)
УНИКАЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ ПРИВЛЕЧЕНИЯ К ОТВЕТСТВЕННОСТИ ВЫСШЕГО ДОЛЖНОСТНОГО ЛИЦА В 1-Й ПОЛОВИНЕ XIX в.*
UNIQUE CASE OF IMPOSING LIABILITY UPON A HIGHER PUBLIC OFFICIAL IN RUSSIA DURING THE FIRST HALF OF THE 19TH CENTURY
В. В. ЕФИМОВА (V. V. EFIMOVA)
Описан один из случаев привлечения к ответственности высших должностных лиц в Российской империи в 1-й половине XIX в. - это дело, «героем» которого оказался архангельский, вологодский и олонецкий генерал-губернатор С. И. Миницкий.
Ключевые слова: высшие должностные лица; ответственность; судопроизводство по должностным преступлениям особ І-ІІІ класса.
Russian history of the first half of the 19th century knows at least two cases of imposing liability upon higher public officials, but only one of them - the trial against Prince Alexey Gorchakov, the head of the War Ministry under Alexander I - is described in literature. This article presents the details of the second case - the trial against Stepan Minitsky, Governor General of Arkhangelsk, Vologda and Olonets.
Key words: higher public officials; liability; legal proceedings for official misconduct of I-III grade public officials.
Отрешение от должности и привлечение к ответственности представителей высшей бюрократии, т. е. особ 1-111 класса по «Табели о рангах», - явление в Российской империи 1-й половины XIX в. уникальное. В исследовательской литературе упоминается лишь один такой пример, это дело управлявшего в 1812-1815 гг. Военным министерством генерала князя А. И. Горчакова [1], кото -рое, к тому же, было произведено с нарушением установленной законом процедуры [2]. Вторым и, по-видимому, последним примером такого рода было дело архангельского, вологодского и олонецкого генерал-губернатора С. И. Миницкого, который в 1830 г. был отрешен Николаем I от должности за «предосудительные и пользе службы несоответственные» действия, а через год вовсе уволен со службы со «строжайшим» выговором. К сожалению, это дело до сих пор не стало
объектом специального изучения, хотя некоторые упоминания о нём мы можем найти ещё в дореволюционной научной литературе [3]. Данный пример [4] даёт нам редкую возможность выяснить, в чем и почему царь посчитал нужным не следовать закону 1822 г., в котором была установлена процедура привлечения к ответственности сибирских генерал-губернаторов. Исследование проведено на основе законодательных актов, извлечённых из Полного собрания законов и Свода законов Российской империи, а также документов из пяти архивов и частной переписки С. И. Миницкого.
Как известно, чины І-ІІІ класса на статской службе присваивались в 1-й половине XIX в. членам Государственного совета, министрам, сенаторам и генерал-губернаторам. В случае совершения должностных преступлений сенаторы согласно п. 12 указа «О правах
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ (проект № 12-11-100001) и Программы стратегического развития ПетрГУ в рамках реализации комплекса мероприятий по развитию научно-исследовательской деятельности.
© Ефимова В. В., 2014
и обязанностях Сената» 1802 г., судились в Общем собрании Сената [5, т. 27, № 20405]. В 1811 г. в § 287-296 «Общего учреждения министерств», разработанного М. М. Сперанским, был впервые определён порядок привлечения к ответственности министров (они же члены Государственного совета по должности) [5, т. 31, № 24686]. Об ответственности других членов Государственного совета и чиновников I класса (не министров по должности) в этих узаконениях прямо не говорилось, но следует предположить, что отныне и они должны были подпадать под порядок, установленный в 1811 г. Точно так же в этом законе не упоминались генерал-губернаторы. Однако нам известны намерения Александра I в их отношении. Так, например, в § 49 3-й главы «Степень и пределы власти наместника и его ответственность» проекта «Учреждения наместничеств», составленного неизвестным автором в 1816 г. по личным указаниям царя, было прописано: «По мере важности вины, Наместник призывается к ответу по Высочайшему повелению и подвергается суду на основании правил о подсудности Министров постановленных» [7, с. 24]. В 1821-1822 гг. возвращённый из Сибири М. М. Сперанский по приказу царя разрабатывает новый проект «Учреждения областного управления», где в § 167-173 предполагает обратить порядок привлечения к ответственности министров на повсеместно вводимых генерал-губернаторов [6, с. 108109]. В этой связи мы не можем согласиться с мнением К. Боленко, который пишет, что Сперанский чуть ли не самовольно распространил процедуру привлечения к ответственности министров на сибирских генерал-губернаторов [2, с. 114]. Как видно из вышесказанного, это было намерение самого императора, которого он твердо придерживался на протяжении нескольких лет. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в июне 1822 г. царь утвердил «Учреждение для Управления Сибирских Губерний», в § 589595 которого указывалось, что сибирские генерал-губернаторы подлежали ответственно -сти на правилах, установленных для министров [3, т. 38, № 29125]. В этой связи возникает вопрос, а готов ли был Александр I сделать следующий формальный шаг, т. е. обратить механизм предания суду сибирских ге-
нерал-губернаторов на других их коллег? Ведь сделал же он нечто подобное в 1823 г., когда в ответ на просьбу архангельского, вологодского и олонецкого генерал-губернатора С. И. Миницкого распространил и на него предоставленное в 1820 г. его предшественнику право утверждать не все, а лишь наиболее важные уголовные приговоры [5, т. 38, № 29610]. Мы полагаем, что император сделал бы это посредством утверждения проекта М. М. Сперанского, но внезапная смерть летом 1825 г. помешала ему ввести в действие этот проект.
Теперь кратко опишем процедуру привлечения к ответственности министров и сибирских генерал-губернаторов по законам 1811 и 1822 гг. Основаниями для её возбуждения могли стать: 1) жалобы, обращённые непосредственно к императору, 2) донесения «Местных Начальств, когда бы побуждаемы были» этими особами к принятию или исполнению незаконных мер; 3) судебные дела, возбужденные против подчинённых лиц, которые смогли доказать, что их неправильные действия были вызваны точным исполнением предписаний, отданных этими особами; 4) особенные обозрения губерний;
5) рассмотрение ежегодных отчётов (§ 287, 591). Далее законодатель оговаривал, что все такие причины должны были быть основаны на «ясных доказательствах» или иметь своим последствием «важный государственный ущерб или злоупотребление» и поступать сначала на «Высочайшее усмотрение», от которого только и зависело предание суду (§ 288-290, 592-594). В таком случае донесение передавалось на рассмотрение Общего собрания Государственного совета, который избирал из своего состава Комиссию для производства следствия и принятия от министра (или генерал-губернатора) объяснений (§ 291-292, 595). Затем Государственный совет, рассмотрев донесение Комиссии и дополнив его в случае необходимости новыми объяснениями, должен был сделать заключение, в котором могло быть постановлено:
1) лишить звания, если при производстве следствия выяснилось, что министр или генерал-губернатор хотя и не нанес государству ущерба, «но образом управления своим лишился Высочайшего доверия» (п. 1 § 295);
2) предать Верховному уголовному суду, если
откроются с их стороны «важные государственные вины» (§ 293, п. 2 § 295; § 595). Верховный уголовный суд, не производя нового следствия, определял «существо и степень вины» по следствию, произведённому в Го -сударственном совете, и постановлял «окончательный приговор по законам» (§ 296, 595). К. Боленко, безусловно, прав, когда говорит, что М. М. Сперанский весьма неопределённо прописал заключительную стадию расследования, так как было неясно, из кого будет формироваться этот суд и какова будет процедура рассмотрения в нём дел. Но автор считает, что всё это Сперанский предполагал сделать при реорганизации Сената, которую планировалось произвести в этом же году [2, с. 102]. Однако этого нельзя сказать о стадии предания суду, которая всецело зависела от императора, так как только он: 1) определял судьбу поступившей к нему информации о «злоупотреблении» особ I-III класса, 2) утверждал или не утверждал мнение Государ -ственного совета, 3) принимал решение об учреждении Верховного уголовного суда. Лишь несколько лет спустя, а именно с 1 января 1835 г., после вступления в законную силу Свода законов Российской империи порядок привлечения к ответственности сибирских генерал-губернаторов был распространен на всех генерал-губернаторов [7, ст. 1262, 1342]. Из этого факта, однако, следует, что «дело Миницкого», возникшее и решенное в 1830-1831 гг., формально не подпадало под законы 1811 и 1822 гг. В связи с этим мы можем, установив фактическую сторону и «ход» этого дела, выяснить, какой порядок был применен в данном конкретном деле.
Всё началось с дела «о расследовании доносов о поставке недоброкачественной муки в архангельские адмиралтейские магазины в 1825/26 гг.», к которому оказался причастен архангельский, вологодский и олонецкий генерал-губернатор С. И. Миницкий как Главный командир Архангельского порта. По жалобе матросов одного из флотских экипажей по «высочайшему повелению» в
1826 г. для проведения следствия в Архангельск были отправлены друг за другом флигель-адъютант Свиты его императорского величества князь Голицын и вице-адмирал Сарычев. Собранные ими следственные материалы были переданы в военный суд, а в
1827 г. ревизовавший это уголовное дело Аудит-департамент Морского министерства вынес решительное определение: провиантских и контрольных чиновников Архангельского адмиралтейства за приём «недоброкачественной» муки лишить чинов, дворянского звания, орденов и разжаловать в рядовые, а её поставщиков купцов Грибановых как лиц, не принадлежащих к военному ведомству, предать гражданскому суду. Противоправные действия С. И. Миницкого были сформулированы в докладе следующим образом: 1) допущение нарушений процедуры проведения торгов в пользу подрядчиков Грибановых; 2) отдача 26 июля и 2 августа 1826 г. приказов, которые «вовсе несообразны с порядком службы и даже, смеем думать, что меры, им принятые, клонились к прикрытию того, что в магазины провиант был принят дурной»; 3) присылка в Адмиралтейств-
коллегию отношения от 17 июля 1827 г., в котором он доказывал ошибочность приговора военного суда. Николай I, утвердив 24 апреля 1828 г. доклад Аудит-департамента в отношении адмиралтейских чиновников и купцов Грибановых [8, д. 3, л. 18], по поводу С. И. Миницкого написал на докладе следующую резолюцию: «Главному командиру Миницкому сделать строгий выговор за несообразные распоряжения с долгом начальника» [9, д. 331, л. 21]. Кроме этого на него была возложена часть денежного взыскания за убытки, понесенные казною. Царь до такой степени был недоволен Миницким, что, несмотря на его неоднократные просьбы о личном представлении или отпуске, запрещал ему под предлогом ещё не законченного «провиантского дела» приезжать до начала
1829 г. в Санкт-Петербург [9, д. 350, л. 3-6; д. 560, л. 5, 24].
С. И. Миницкий понимал, что для восстановления доверия императора ему следовало предпринять все меры к тому, чтобы «дело Грибановых» не просто было решено как можно скорее, но чтобы оно закончилось для него благоприятно. Впоследствии предпринятые им в этом направлении «меры» будут охарактеризованы архангельским губернатором С. В. Филимоновым как правосудие «по-архангельски». Заключалось же оно в следующем. Принявший в своё рассмотрение «дело Грибановых » в качестве суда 1-й ин-
станции архангельский городовой магистрат почему-то удовлетворился объяснениями только одних заинтересованных в этом деле лиц, а именно: купца Я. Грибанова и А. Чег-лакова, бывшего непременным членом Главной конторы Архангельского порта и участвовавшего в проведении торгов и заключении контракта с Грибановыми. В итоге в конце
1828 г., сославшись на ряд статей Соборного уложения, Воинских процессов, Генерального регламента и некоторые другие указы, магистрат вынес решение об освобождении купцов Грибановых вообще из-под суда как невиновных [8, д. 2, л. 2-7; д. 3, л. 2-8, 1114]. Дело переходит по установленной процедуре на ревизию в Архангельскую палату уголовного суда.
Генерал-губернатор по представлению морского министра 3 февраля 1829 г. наконец-то удостаивается аудиенции у государя, содержание которой он сам описал в письме к Чеглакову 5 февраля. Николай I начал её с благодарности Миницкому «за устроение кораблей», на что он не преминул заметить, что успех этот не мог бы быть без усилий подрядчика еврея Кагнова, без которого «казна всегда вдвое против настоящей цены платила». На это государь сказал: «Как же еврей? Им не позволено нигде жить. Но я сказал: Государь! Он купец Витебский, но занимается в Архангельске, имеет полную доверенность от всех, и что я, по обязанности моей, весьма нужным и необходимым нахожу, чтобы он был. Государь на сие не отвечал». Затем, продолжает Миницкий, он, упомянув о полученном выговоре, говорил, что «все пострадавшие по провианту совершенно невинны и пострадали от каприза г. Голицына, который, оскорбясь отзывом первоприсутствующего Контрольной экспедиции, чтоб уведомил его для донесения Начальству, на что он сказал: А! так он почитает меня подьячим; я же ему дам, и от сего многие несчастными сделались. Что сие правда, то разрази меня Господи, ежели несправедливо. Потом царь спросил меня: долго ли я проживу? Я сказал: прошу дозволения прожить несколько по времени. Он сказал: живи сколько хочешь - и так расстались» [10]. Такой исход аудиенции, а затем состоявшееся 17 марта пожалование С. И. Миницкому чина вице-адмирала, безусловно, дали генерал-губернатору повод
думать, что он сумел восстановить доверие императора.
Миницкий 11 июля 1829 г., возвратившись из столицы, получает от Уголовной палаты обревизованное ею «дело Грибановых», из которого видит, что своим «решительным приговором» палата утвердила мнение магистрата «во всей силе» [9, д. 331, л. 167]. Однако, как следует из «объяснения», данного генерал-губернатором 20 марта 1830 г. сенатору А. Д. Гурьеву, он оставил это дело у себя до приезда нового губернатора, «ибо оное не следует к моему утверждению». Затем в личном разговоре с прибывшим 16 июля в Архангельск В. С. Филимоновым, как объяснял далее генерал-губернатор, он заявил, «что дело купца Грибанова есть по моему учинено совершенно справедливое, что весь ход оного будучи исследованным, известно, .. .что не токмо он не заслуживает обвинения, но даже благодарность. Когда же узнал я, что Губернатор не согласен со мной и мнением Палаты, то я объявил ему, что хоть и знаю, что мне не следует утверждать дело Грибановых, но почитаю долгом совести защитить его невиновность. Вследствие чего просил о возврате дела в мою канцелярию. Во всех сих поступках не имел другого побуждения как честь и совесть» [8, д. 12, л. 1-2]. Факт уговоров подтвердил в своих рапортах от 25 января Николаю I и от 30 января 1830 г. министру внутренних дел и губернатор Филимонов, уточнив при этом последнему, что делать это кроме Миницкого пытались и другие лица, но он не поддался, и тогда ему «объявили войну». Лагерь противников возглавил лично правитель генерал-губернаторской канцелярии Шамарин, которого губернатор даже назвал в рапорте «архангельским мефистофелем» [11, л. 8].
Генерал-губернатор 28 сентября 1829 г. представляет «дело Грибановых» в Сенат. Своё мнение по нему он полностью основал на объяснениях Я. Грибанова и решении архангельских судебных мест, а в заключение, написав, что находит их «по существу дела правильными и с законами согласными», особо добавил, что [8, д. 3, л. 16-17] «всякое несправедливое притязание к подрядчику может произвести затруднение для самого Начальства иметь желающих входить в подряд, а с тем совокупно и должна будет казна
приобретать вещи за более высокие цены особливо в здешнем отдаленном краю, где подобных купцу Грибанову благонадёжных контрагентов почти вовсе нет» [9, д. 331, л. 167-170]. Однако Сенат в своём указе от 24 декабря 1829 г. обратил внимание генерал-губернатора на то, что ему по этому делу уже вынесен от государя строгий выговор, и поэтому он не имел права утверждать решение уголовной палаты, ибо манифестом от 21 апреля 1787 г. ещё раз подтверждено «запрещение в собственном деле сделаться судьей». Сенат ставил такой поступок С. И. Миниц-кому «на вид» [8, д. 3, л. 18-19] и предписывал отослать это «дело» к губернатору «для рассмотрения решения Уголовной Палаты и представления с мнением его на ревизию» в Сенат [9, д. 331, л. 171-172].
Дальнейшие события разворачивались, судя по рапорту губернатора В. С. Филимонова царю от 25 января, так: зная о его несогласии с решением Уголовной палаты, в субботу 18 января к нему явился еврей Кагнов и предложил 12 тысяч рублей ассигнациями за то, чтобы он с ним согласился. Губернатор принял эти деньги, а в 4 часа «по полуночи» 19 января в присутственной комнате Архангельского губернского правления сдал их под расписку протоколисту при полицмейстере Шене и чиновнике Шульце, доставивших туда же и Кагнова. Но генерал-губернатор, как с горечью отмечал далее губернатор, «вместо похвалы об умножении денег Приказа дал предложение Архангельскому губернскому правлению в защиту еврея». Действительно, когда утром этого же дня о случившемся ночью «происшествии» С. И. Миниц-кому подали жалобу Кагнов и рапорт Шене, то он приказал им немедленно представить обо всём от себя лично в Сенат и министру внутренних дел. Сам же генерал-губернатор в понедельник 20 января предложил Архангельскому губернскому правлению немедленно истребовать от губернатора объяснение - «почему было ночью собрание и почему я неизвестен?» [8, д. 2, л. 1]. Правление отозвалось в этот же день рапортом, в кото -ром подробно излагались «ночное происшествие» [9, д. 331, л. 177-181].
Генерал-губернатор 24 января представил Николаю І свою версию произошедших событий. Впрочем, свой рапорт он начал не с
«ночного происшествия», а с подробного перечисления всех «противоправных поступков» губернатора, которые он успел совершить за своё недолгое служение в Архангельской губернии. Случай с взяткой был указан последним. Комментируя его, Миниц-кий, между прочим, справедливо недоумевал, почему губернатор не изобличил Кагнова в момент дачи денег, а прибегнул к столь «необыкновенным распоряжениям» в «столь необыкновенное время, как бы по случаю государственной и особой важности заслуживающему». Более подробная версия рапорта государю была представлена от него также и министру внутренних дел в представлении от 30 января [9, д. 331, л. 186-190].
А 25 января уже губернатор отсылает в Санкт-Петербург сразу два рапорта: первый -императору со своей версией «ночного происшествия»; второй - Сенату со своим мнением по «делу Грибановых». В нём В. С. Филимонов, будучи юристом по образованию, оспорил каждое положение приговора. «Из всего открывается, - заключал он, - что решение Архангельского Магистрата и Архангельской Уголовной Палаты о купцах Грибановых не только с обстоятельствами дела об оных и с законами не согласно, но даже ощутительно пристрастно». Губернатор предлагал наказать Грибановых так, как закон предписывал поступать с неисправными подрядчиками казны, и впредь не допускать их к подобным подрядам. Решения архангельских судебных мест и поступок губернского прокурора, согласившегося с ними, он оставлял на усмотрение Сената [8, д. 2, л. 8-25]. Филимонов 30 января отправляет рапорт министру внутренних дел, в котором излагает подробности дела о взятке [11, л. 12-21].
Такой поток донесений и жалоб, обрушившийся на Сенат, министра внутренних дел и самого Николая I, заставил последнего прибегнуть к чрезвычайному средству: высочайшим рескриптом от 10 февраля 1830 г. сенатору А. Д. Гурьеву было приказано произвести исследование как «о несогласиях» между генерал-губернатором Миницким и губернатором Филимоновым, так и «о случившемся там произшествии, которое выходит из всех мер порядка и терпимости». Сверх этого сенатору было предписано «остановить действия генерал-губернатора, если
найдете их неправильными, объявив ему повеление отправиться в Санкт-Петербург; ес-тьли же виновным окажется гражданский губернатор, то отрешить его от должности, и в обоих случаях донести Мне немедленно» [8, д. 1, л. 1-4].
Результаты своего расследования сенатор представил в подробной записке, приложенной к рапорту императору от 29 марта 1830 г. Из неё следовало, что в ходе проведённых им допросов и очных ставок купцы Я. Грибанов и Х. Кагнов признались в ежегодных, начиная с 1823 г., безденежных «подношениях» генерал-губернатору Миниц-кому, правителю его канцелярии Шамарину и чиновнику Иванову, состоявшему «домоправителем» при генерал-губернаторе. В дополнении к этому Кагнов показал по «делу Гри -бановых», что когда оно вернулось из Сената, то Грибанов письмом просил его «стараться дать сему делу выгодный оборот» и делать «необходимые издержки», которые обязывался «с благодарностью» возвратить. В свою очередь, Иванов сознался в том, что: а) принимал как для себя лично, так и в дом генерал-губернатора «безденежно» от этих купцов всякие продукты и товары, б) брал от Кагнова ежегодно для себя 2000 рублей, а также для передачи генерал-губернатору Миницкому 6000 рублей, в) содействовал Кагнову во взятке губернатору «посредством советов и дачи ему взаймы» на это 1300 рублей, г) известил в тот же вечер, когда Кагнов поехал с деньгами к губернатору, об этом генерал-губернатора. Шамарин в получении натуральных «подношений» от купцов Каг-нова и Грибанова, ежегодном принятии, начиная с 1824 г., от Кагнова по 4000 рублей, а также жемчуга и 2400 рублей от Грибанова за содействие по его «делу» не сознался, но был уличён во всём этом показаниями семи свидетелей и очными ставками с Кагновым и Грибановым. С.И. Миницкий в уже упомянутых нами выше «объяснениях», данных сенатору Гурьеву 30 марта 1830 г., показания Иванова, Кагнова и Грибанова «совершенно опроверг», показывая, что не только ничего не брал, но и не знал, что это делали его подчинённые. Однако сенатор, подводя итоги проведённого им расследования, назвал действия генерал-губернатора по «делу Грибановых» предосудительными, так как полагал,
что «вся сила Начальственного влияния была употреблена, чтобы поколебать судебное беспристрастие». Кроме этого Гурьев был убеждён, что Миницкий знал о готовящейся взятке. Все прочие обвинения генерал-губернатора Миницкого против губернатора Филимонова сенатор признавал «ничтожными», представленными «единственно для подкрепления чем бы то ни было жалоб своих» [8, д. 12, л. 1-3; д. 13, л. 2-9]. В своём рапорте императору А. Д. Гурьев сообщал, что «нашел себя вынужденным» объявить генерал-губернатору Миницкому «Высочайшую волю», изложенную в рескрипте от 10 февраля
1830 г., а также отправить участвовавших в открытых им злоупотреблениях Кагнова, Иванова и Шамарина, «из коих первые два сознались, а последний нет, но обвиняется в лихоимстве», в Санкт-Петербург для «дальнейших о них повелениях» [8, д. 13, л. 1].
Николай I отправил эти бумаги вместе со следственным делом на рассмотрение Комитета министров, который, заслушав их на заседании 5 апреля 1830 г., постановил предать суду Санкт-Петербургской уголовной палаты «за взятки и другие злоупотребления» Шамарина, Иванова и Кагнова. В отношении же генерал-губернатора было сделано весьма осторожное определение: «если бы по производству дела о них понадобилось требовать от бывшего Архангельского Генерал-Губернатора Вице-Адмирала Миницкого объяснений и он привлекался бы к ответу, то Уголов -ной Палате предписать, дабы она, отделив всё то, что б относилось лично к Миницкому, представила на рассмотрение в Правительствующий Сенат». Николай I утвердил это решение Комитета, о чем ему и было объявлено 29 апреля, но ещё ранее, своим рескриптом от 18 апреля, найдя действия Миницкого «по вверенному ему управлению не только слабыми, но званию его предосудительными и пользе службе не соответственными», отрешил его от должности [9, д. 748, л. 99; д. 707, л. 1-3].
С. И. Миницкому ничего не оставалось, как ждать судебного решения Петербургской уголовной палаты. Если судить по его письму, адресованному графу Аракчееву в феврале 1831 г., то за всё время рассмотрения этого дела от него «ни единого слова не спрашивали» [13, л. 520-521]. В конечном итоге, ре-
шением Сената, поддержанным Государственным советом и конфирмированным 18 марта 1831 г. Николаем I: 1) Шамарин и Иванов как лихоимцы лишались чинов, дворянства, орденов и отправлялись на каторжные работы в Сибирь, 2) купец Кагнов за чистосердечное признание был «высочайше прощен», 3) «дело Грибановых» передавалось на новое рассмотрение в архангельские судебные места, которым вменялось в обязанность учесть, что он также участвовал в «подношениях». В отношении же С. И. Ми-ницкого Сенат находил, что хотя «в настоящем деле содержатся обстоятельства, касающиеся лично до действий бывшего вицеадмирала Миницкого по званию Генерал-губернатора», но так как при производстве суда над Шамариным, Ивановым и Кагновым «не вошло в состав сего дела никаких новых обстоятельств, касающихся до Миницкого, какие были открыты при следствии сенатора Гурьева», то на основании «высочайшего» рескрипта 18 апреля 183G г. и «повеления», данного на положение Комитета министров от 5 апреля 183G г., согласно которому уголовному суду предавались только эти лица, он «признает себя не в праве входить в суждение обстоятельств, относящихся до бывшего Генерал-Губернатора». На это решение Сената, представленное в докладе Государственного совета на «высочайшее имя», Николай I наложил такую резолюцию: «Миниц-кому, сделав строжайший выговор за несоответствие званию поступки, уволить от службы со следующим пенсионом». Сенат 7 апреля заготовил соответствующий указ с предписанием разослать его «во все Губернские и Областные правления», что и было исполнено [9, д. 331, л. 196-2G1]. Этот указ обнаружен в «книге указов Сената» Олонецкого губернского правления [14]. Впрочем, как следует из письма С. И. Миницкого к графу А. А. Аракчееву от 14 апреля 1831 г., выговор ему по морскому ведомству был всё-таки объявлен без «распубликования». Более того, приказ о его отставке с должности Главного командира Архангельского порта последовал 8 апреля «с поздравлением», предоставлением права ношения мундира и «пенсионом» за «свыше чем 35-летнюю военную службу» [13, л. 522-523]. Однако в послужной список вице-адмирала Миницкого выговор был всё-
таки внесён, чем и была завершена его служебная карьера [15, с. 365].
Теперь сопоставим ход «дела Миницкого» с порядком привлечения к ответственности особ І-ІІІ класса, установленным законами 1811 и 1822 гг. Мы видим, что этот порядок был использован лишь частично. Возбуждение ответственности генерал-губернатора началось по причинам, указанным в п. 1, 4 § 287 (§ 589). Материалы следствия, проведённого сенатором А. Д. Гурьевым, были в соответствии с § 289-290 (§ 593-594) представлены к государю и «удостоены» его «Высочайшего усмотрения». Однако далее порядок, примененный в отношении «дела Ми-ницкого», разительно отличается от указанного в законе. Оно не было отправлено императором в Общее собрание Государственного совета и, как нам представляется, по следующим причинам - самые важные, компрометирующие генерал-губернатора С. И. Ми-ницкого обвинения (принятие им «подношений» и денег от купцов Кагнова и Грибанова) доказаны надлежащим образом во время сенаторского следствия не были. Согласно же применяемой тогда в уголовном процессуальном праве теории формальных доказательств показания Иванова и Кагнова как взяткодателей и Иванова, сознавшегося в получении от них этих «подношений» и денег, не могли быть признаны ни одним судом в качестве совершенных доказательств. К тому же генерал-губернатор Миницкий категорически отверг все возведённые на него обвинения, утверждая, что не только ничего не брал, но и не знал о том, что этим занимаются его подчинённые. Действовать далее по процедуре, прописанной в § 292-293, не имело смысла, так как трудно представить, чтобы генерал-губернатор изменил свои показания при даче «объяснений» Комиссии, избранной из состава членов Государственного совета. Вот, полагаем, почему Николай І обратил следственное дело в Комитет министров, который совершенно обоснованно постановил предать суду только Кагнова, Иванова и Ша-марина, чья вина могла быть формальным образом доказана в суде. В современном праве существует норма, позволяющая Президенту Российской Федерации (далее - РФ) отрешить от должности высшее должностное лицо субъекта РФ (руководителя высшего
исполнительного органа государственной власти субъекта РФ) с похожей формулировкой, а именно: «в связи с утратой доверия Президента Российской Федерации за ненадлежащее исполнение своих обязанностей», а одним из оснований «утраты доверия» является выявление в отношении такого лица «фактов коррупции» [16]. Однако рассмотрение их дела сначала в Петербургской палате уголовного суда, а затем в Сенате и Государ -ственном совете дало все основания Николаю I применить к С. И. Миницкому формулировку, указанную в п. 1 § 295, а именно: уволить его от звания генерал-губернатора как лицо, лишившееся его доверия. Однако допущенные в «деле Миницкого» отступления от порядка, установленного в законах 1811 и 1822 гг., были вполне допустимы, так как их действие, как мы уже замечали в начале своей статьи, до 1835 г. формально не было распространено, за исключением сибирских, на других генерал-губернаторов. В подобных случаях порядок производства дела зависел исключительно от воли государя.
1. Российское законодательство Х-ХХ веков : в 9 т. - Т. 6: Законодательство первой половины XIX века. - М., 1988. - С. 87.
2. Боленко К. Г Верховный уголовный суд в системе российских судебных учреждений 1-й половины XIX в. : дис. ... канд. ист. наук.
- М., 2009. - С. 115-117.
3. Исторический обзор деятельности Комитета министров : в 5 т. - Т. 2. - Ч. 1: Комитет министров в царствование Николая I / сост.
С. М. Середонин. - СПб., 1902. - С. 111-112, 119.
4. История Правительствующего Сената за 200 лет. 1711-1911 : в 5 т. - Т. 3: Правительствующий Сенат в XIX ст. до реформ 60-х годов / сост. В. А. Гоген, И. А. Блинов, С. К. Го -ген. - СПб., 1911. - С. 647.
5. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 1. 1649-12 декабря 1825 г. : в 45 т. - СПб., 1830.
6. Материалы, собранные для Высочайше учрежденной Комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений. Отдел административный. - Ч. 1: Материалы исторические и законодательные. - Отд. 1. - СПб., 1870. -
С. 24.
7. Свод законов Российской империи : в 15 т. -Т. 15: Законы уголовные. - СПб., 1832.
8. РГИА. - Ф. 1613. - Оп. 1.
9. Государственный архив Архангельской области (ГААО). - Ф. 1367. - Оп. 1.
10. РГИА. - Ф. 1409. - Оп. 2. - Д. 5370. - Л. 1-2.
11. Государственный архив Российской Федерации. - Ф. 109. - Оп. 5. - Д. 34.
12. РГИА. - Ф. 1286. - Оп. 4. - Д. 431. - Л. 66-71.
13. Российская национальная библиотека. Отдел рукописей. - Ф. 29 (А. А. Аракчеева). - Т. 34/2.
14. Национальный архив Республики Карелия. -Ф. 2. - Оп. 68. - Д. 431. - Л. 991-993.
15. Веселого Ф. Ф. Общий морской список : в 12 ч. - Ч. IV (К-С). Царствование Екатерины II. - СПб., 1890.
16. Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1999.
- № 42. - Ст. 5005 (в ред. ФЗ от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции»).
