CC BY
30УДК 343.791
БОНДАРЬ О.О., МАКАРЕНКО А.И., СОЛОННИКОВА Н.В. УНИЧТОЖЕНИЕ ЧУЖОГО ИМУЩЕСТВА, КАК ИМУЩЕСТВЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ, И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ЕГО СОВЕРШЕНИЕ
В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Ключевые слова: имущественные преступления, уничтожение имущества, уголовное наказание, поджог, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных.
В статье рассматриваются особенности уголовно-правового регулирования ответственности за уничтожение чужого имущества в российском уголовном законодательстве XIX - начала ХХ вв. Показано, что с изданием Свода законов Российской Империи, а позже Уложения о наказаниях уголовных и исправительных в первой половине XIX в. в российском уголовном праве были впервые систематизированы уголовно-правовые нормы об ответственности за уничтожение чужого имущества. В частности, в них четко отделялись умысел и неосторожность, группировались квалифицирующие и привилегирующие признаки. наряду с этим, сохранялась преемственность в признании особого значения поджога, как наиболее опасного способа уничтожения (повреждения) имущества. Вместе с тем законодателю не удалось до конца освободиться от казуистичности в конструировании составов соответствующих преступлений.
BONDAR, O.O., MAKARENKO, A.I., SOLONNIKOVA, N.V.
DESTRUCTION OF ANOTHER PROPERTY AS A PROPERTY CRIME AND RESPONSIBILITY FOR ITS
IMPLEMENTATION IN THE RUSSIAN EMPIRE
Keywords: property crimes, destruction of property, criminal punishment, arson, Code of Criminal and Correctional Penalties.
In the article considered the features of criminal-legal regulation of responsibility for the destruction of another's property in the Russian criminal legislation of the XIX - early XX centuries. It is shown that with the publication of the Code of Laws of the Russian Empire, and later the Code of Criminal and Correctional Penalties in the first half of the XIX century in the Russian criminal law were systematized for the first time the criminal law norms on responsibility for the destruction of another's property. In particular, intent and negligence were clearly separated in them, qualifying and privileging characteristics were grouped. along with this, continuity in recognizing the special significance of arson, as the most dangerous method of destruction (damage) of property, was preserved. At the same time, the legislator did not succeed in completely freeing himself from casuistry in the design of the elements of the corresponding crimes.
История российского уголовного права показывает, что выделение отдельных видов преступных деяний происходило неравномерно. Так, в Древней Руси законодатель в Русской Правде (и в Краткой, и в Пространной редакциях) такого состава общественно опасного деяния не выделял [1]. Это касается и периода Московской Руси. Даже в Соборном уложении 1649 г. [2], представлявшем собой довольно обширный нормативно-правовой акт, уголовное наказание за уничтожение (повреждение) чужого имущества отсутствовало. Такое положение можно объяснить еще относительно невысоким уровнем развития правотворческой практики. Кроме того, нужно иметь в виду, что мы ведем речь об уголовной ответственности за уничтожение чужого имущества. Что касается гражданско-правовой (имущественной) ответственности, то таковая имело место всегда. В XVIII в. как раз именно гражданское право получило значительное развитие, особенно при Екатерине II. Однако и ей не удалось осуществить систематизацию российского законодательства. Как известно, Уложенная комиссия, которую она учредила с этой целью, не смогла справиться с огромным объемом работы. К тому времени вопрос об уголовной ответственности за уничтожение чужого имущества уже назрел и, рано или поздно, этот вопрос должен был решиться, поскольку гражданско-правовой ответственности для предотвращения такого рода деяний было недостаточно.
И так получилось волей исторического движения российского законодательства, что уничтожение (повреждение) чужого имущества, как самостоятельный вид преступления, был выделен в рамках известной фундаментальной систематизации российского законодательства, осуществленной в первой трети XIX в. под руководством и при активном
личном участии выдающего российского государственного деятеля М.М. Сперанского [3]. При этом важно подчеркнуть, что в процессе формирования составов преступлений в томе 15 Свода законов Российской империи (раздел «Свод законов уголовных») довольно четко проводилась грань между умышленной и неосторожной виной при совершении действий, приведших к уничтожению чужого имущества, при этом уголовная ответственность предусматривалась за умышленный характер указанный действий. Следует еще отметить, что тогда законодатель еще не пришел к одному обобщающему составу преступления, и формулировал несколько составов - в зависимости прежде всего от способа совершения преступления (в частности, особо выделялся поджог имущества), а также от субъекта данного преступления (имело значение должностное положение лица, совершившего уничтожение чужого имущества).
Следующим важнейшим этапом развития российского уголовного законодательства стало принятие в 1845 г. Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. [4], которое стало первым полномасштабным уголовным кодифицированным законом в истории права России. Здесь был обособлен Раздел XII - «О преступлениях и проступках против собственности частных лиц». Сразу заметим, что предложенные здесь составы уничтожения чужого имущества не претерпели существенных изменений в течение последующих нескольких десятилетий, что говорит об основательности разработки Уложения о наказаниях уголовных и исправительных [5, с. 185]. А если при этом еще учесть то обстоятельство, что последний в Российской империи уголовный кодекс (Уголовное уложения 1903 г.) в части, касающейся уголовной ответственности за преступления против собственности, так и не вступил в действие, то есть основание полагать, что составы уничтожения чужого имущества сохранялись необычайно долго. По существу, они были актуальны вплоть до вступления в юридическую силу новых уголовных законов, которые принимались советском государством после октябрьской революции 1917 г.
Более конкретный анализ состава рассматриваемого преступления мы сделаем по нормам Уложения о наказаниях уголовных и исправительных в редакции 1885 г. [6] , когда в этот акт были внесены существенные изменения, отразившие переход Российской империи на рельсы буржуазных реформ (введение адвокатуры, отмена телесных наказаний, декриминализация должностных проступков и др.). Прежде всего, отметим, что регулирование составов уничтожения чужого имущества осуществлялось уголовно-правовыми нормами Главы 2 указанного выше раздела Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Выделение отдельной главы свидетельствует о том, что законодатель довольно четко определяет для этого состава объект преступления, а именно имущество, статус которого для преступника определялся как «чужое имущество» [7, с. 41]. В свою очередь, данная глава включает в себя два отделения. Как и ранее, в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных особо выделяется такой способ уничтожения имущества, как поджог (в самом Уложении о наказаниях уголовных и исправительных используется термин «зажигательство»). Это было сделано потому, что поджог, еще исстари, считался наиболее опасным деянием. В подтверждение этого можно указать на то, что поджогу (точнее, ответственности за совершение) уделялось ни много ни мало целых десять статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (ст. 1606-1615).
При этом базовый состав поджога регулируется в ст. 1606, где говорится о «поджоге с умыслом какого-либо обитаемого здания». За совершение данного преступления законодатель предусматривал уголовное наказание в виде лишения всех прав состояния, а также и ссылку в каторжную работу на срок от 8 до 10 лет. В других статьях Уложения о наказаниях уголовных и исправительных законодатель довольно подробно излагал признаки, которые, по нынешней уголовно-правовой терминологии, являлись квалифицирующими, особо квалифицирующими и привилегированными. Таким образом, в рассматриваемый период российское уголовное право вполне отвечало прогрессивным принципам регулирования уголовно-правовых отношений [8, с. 38].
К квалифицирующим признакам, наличие которых «возвышало наказание» российский законодатель относил, в частности, следующие: когда подожжена церковь; когда пожог касался имущества, принадлежащего Государю императору, а равно члену императорской фамилии; когда поджог совершался в разных частях города с целью его распространения на всю городскую территорию; когда поджигатель ранее был наказан за аналогичное преступление и др. Как видно, здесь наблюдалась дифференциация наказания, что было характерно для уголовного права России того времени [9, с. 63].
В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных отдельно определялось уголовное наказание за поджог рудников. В данном случае предусматривалась: ссылка в каторгу до двенадцати лет, как максимальное наказание, отдача в исправительные арестантские отделения на срок до пяти лет - как минимальное наказание (ст. 1608). Там же указывалось, что если преступнику заранее было известно, что в рудниках могли находиться люди, то ответственность существенно увеличивалась - ссылка в каторгу без срока, то есть, по сути дела, - самое жесткое наказание, учитывая, что смертная казнь могла быть назначена в редких случаях [10, с. 15].
В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных (ст. 1609) указывалось также, что умышленный поджог нежилого строения или судна и в такое время, когда в нем не было и не могло быть людей, имел последствием уменьшение наказания (исправительные арестантские отделения на срок до шести лет). В той же норме определялось, что если рядом с нежилым строением были другие постройки, куда пожар мог распространиться, а равно поджог складов или лавок с товарами или нежилого строения в ночное время, то ответственность ужесточалась до ссылки в каторгу до 6 лет. При этом законодатель достаточно подробно учитывал объективную сторону преступления. В частности, указывалось, что наказание уменьшается, если пожар был ликвидирован самим преступником или иными лицами, но по информации самого поджигателя. Также отдельно в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных определялось наказание за приготовление к поджогу (исправительные арестантские отделения на срок до 1,5 лет), за поджог чужого леса, торфяников, садов и других насаждений (исправительные арестантские отделения на срок до 6 лет). Эти нормы говорят о том, что законодатель четко определил поджог как общеопасный вид уничтожения имущества [8, с. 73].
Теперь рассмотрим некоторые нормы второго отделения рассматриваемой главы Уложения о наказаниях уголовных и исправительных («О истреблении и повреждении чужого имущества взрывом пороха, газа или иного удобовоспламеняющегося вещества, или же потоплением или иным образом» (ст. 1616-1625). Здесь законодатель при обобщении соответствующих уголовно-правовых норм за основу брал способ уничтожения имущества, что, в свою очередь, позволило более определенно отрегулировать цель наказания [11, с. 45]. Характер изложения диспозиций уголовно-правовых норм, расположенных в данном отделении, такой же, что и применительно к поджогу.
Однако здесь законодателем выделялись некоторые новые предметы данного общественно опасного деяния (в их числе такие, как письменные акты, рыба в пруду, чужой скот и др.), а также иные способы совершения преступления (заражение скота, отравление посевов). Кроме того, оговаривались случаи неосторожного преступления. Например, в ст. 1620 говорилось о потоплении вследствие «нарушения предписанных правил осторожности» (максимальное наказание - заключение в тюрьме на срок до 4 месяцев). Законодатель подчеркивал в данном случае, что если за нарушение правил предусмотрено более тяжкое наказание, то применяется более тяжкое, то есть давалось указание по квалификации при конкуренции уголовно-правовых норм. Но при этом обобщенная норма о неосторожном совершении преступления в виде уничтожения чужого имущества отсутствовала, а абсолютное большинство диспозиций предусматривали умышленный характер преступления. Можно еще отметить, что особо указывалось также, что во всех случаях виновные сверх установленного наказания «приговариваются к вознаграждению за все причиненные ими кому-либо вред или убытки» (ст. 1625 Уложения о наказаниях уголовных
и исправительных). Что касается уничтожения госимущества (ст. 551 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных), то ответственность наступала в соответствии с нормами, предусматривавшими преступления против частной собственности.
Что касается упомянутого выше Уголовного уложения 1903 г. [12], то следует отметить, что принципы регулирования ответственности за уничтожение чужого имущества изменились в нем незначительно. В числе новелл можно указать на то, что в Уголовном уложении содержались нормативные положения, предусматривавшие неосторожное уничтожение (повреждение) чужого имущества, что свидетельствует о влиянии на законодателя соответствующих научных воззрений [13, с. 42]. Подробно рассматривать соответствующие нормы мы не считаем целесообразным ввиду того, что они так и не были ведены в действие.
Таким образом, с изданием Свода законов Российской Империи, а позже Уложения о наказаниях уголовных и исправительных в первой половине Х1Х в. в российском уголовном праве были впервые систематизированы уголовно-правовые нормы об ответственности за уничтожение чужого имущества. В частности, в них четко отделялись умысел и неосторожность, группировались квалифицирующие и привилегирующие признаки. наряду с этим, сохранялась преемственность в признании особого значения поджога, как наиболее опасного способа уничтожения (повреждения) имущества. Вместе с тем законодателю не удалось до конца освободиться от казуистичности в конструировании составов соответствующих преступлений.
Литература и источники
1. Русская Правда (Краткая и Пространная редакция) // Хрестоматия по истории отечественного государства и права. Дооктябрьский период / Под ред. Ю.П. Титова и О.И. Чистякова. - М., 1990. - С.7-28.
2. Соборное уложение 1949 г.: текст и комментарии / Под ред. А.Г. Минькова. - Л., 1990.
3. Старков О.В., УпоровИ.В. Юриспруденция. - М., 2005.
4. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. - СПб.,1852.
5. Упоров И.В. Исторический опыт формирования и реализации пенитенциарной политики России в XVIII-XX вв. Дисс. ... докт. ист. наук. - Краснодар, 2001.
6. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных ( в ред. 1885г.)// Свод законов Российской империи. T.XV. - СПб.,
1887.
7. Хун А., Упоров И. Объект уголовно-правовых отношений: содержание и различие со сходными понятиями // Уголовное право. - 2003. - №4.
8. Упоров И.В. Преступное имущественное насилие: понятие, уголовно-правовое регулирование и предупреждение. - М., 2015.
9. Медведева Н.Т., Упоров И.В. Истоки и развитие уголовного наказания. - Рязань, 1997.
10. Турицын И.В., Упоров И.В. Уголовное наказание в уголовных и теоретических конструкциях (историко-правовой аспект) // Право и практика. -2014. - № 4. - С. 11-19.
11. Упоров И. Целеполагание отдельных видов наказания в российском уголовном праве// Уголовное право. - 2001. - №3. -С. 45.
13. Уголовное уложение 1903 г. // Свод законов Российской империи. T. XVI. -СПб., 1832.
14. Старков О.В., Упоров И.В. Теория государства и права / Под общ. ред. О.В. Старкова. - М., 2012.
References and Sources
1. Russkaya Pravda (Kratkaya i Prostrannaya redakciya) // Hrestomatiya po istorii otechestvennogo gosudarstva i prava. Dooktyabr'skij period / Pod red. YU.P. Titova i O.I. CHistyakova. - M., 1990. - S.7-28.
2. Sobornoe ulozhenie 1949 g.: tekst i kommentarii / Pod red. A.G. Min'kova. - L., 1990.
3. Starkov O.V., Uporov I.V. YUrisprudenciya. - M., 2005.
4. Ulozhenie o nakazaniyah ugolovnyh i ispravitel'nyh 1845 g. - SPb.,1852.
5. Uporov I.V. Istoricheskij opyt formirovaniya i realizacii penitenciarnoj politiki Rossii v XVIII-HKH vv. Diss. ... dokt. ist. nauk. - Krasnodar, 2001.
6. Ulozhenie o nakazaniyah ugolovnyh i ispravitel'nyh ( v red. 1885g.)// Svod zakonov Rossijskoj imperii. T.HV. - SPb., 1887.
7. Hun A., Uporov I. Ob"ekt ugolovno-pravovyh otnoshenij: soderzhanie i razlichie so skhodnymi ponyatiyami // Ugolovnoe pravo. - 2003. - №4.
8. Uporov I.V. Prestupnoe imushchestvennoe nasilie: ponyatie, ugolovno-pravovoe regulirovanie i preduprezhdenie. - M., 2015.
9. Medvedeva N.T., Uporov I.V. Istoki i razvitie ugolovnogo nakazaniya. - Ryazan', 1997.
10. Turicyn I.V., Uporov I.V. Ugolovnoe nakazanie v ugolovnyh i teoreticheskih konstrukciyah (istoriko-pravovoj aspekt) // Pravo i praktika. -2014. -№ 4. - S. 11-19.
11. Uporov I. Celepolaganie otdel'nyh vidov nakazaniya v rossijskom ugolovnom prave// Ugolovnoe pravo. - 2001. - №3. - S. 45.
13. Ugolovnoe ulozhenie 1903 g. // Svod zakonov Rossijskoj imperii. T. HVI. -SPb., 1832.
14. Starkov O.V., Uporov I.V. Teoriya gosudarstva i prava / Pod obshch. red. O.V. Starkova. - M., 2012.
БОНДАРЬ ОЛЕГ ОЛЕГОВИЧ - кандидат экономических наук, преподаватель кафедры конституционного и административного права Краснодарского университета МВД России (2jul83@gmail.com).
МАКАРЕНКО АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ - преподаватель кафедры гражданского права и процесса Краснодарского университета МВД России (Makarenkoai87@mail.ru).
СОЛОННИКОВА НИНА ВАЛЕРЬЕВНА - кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры криминалистики Краснодарского университета МВД России (2jul83@gmail.com).
BONDAR, OLEG O. - Ph.D. in Economics, Lecturer of the Department of Constitutional and Administrative Law, Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia (2jul83@gmail.com).
MAKARENKO, ANDREY I - Lecturer, Department of Civil Law and Process at the Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia (Makarenkoai87@mail.ru).
SOLONNIKOVA, NINA V. - Ph.D. in Law, Senior Lecturer, Department of Criminalistics of the Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia (2jul83@gmail.com).
УДК 343.979
БОНДАРЬ О.О., СОЛОННИКОВА Н.В. ОРГАНИЗАЦИОННО-ПРАВОВОЕ РАЗВИТИЕ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ В ГОДЫ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ И НАЧАЛЕ 1930-Х ГОДОВ
Ключевые слова: уголовно-исполнительные отношения, новая экономическая политика, советская власть, государство, закон, кодекс, лишение свободы, ГУЛАГ, чрезвычайные комиссии.
Исследуются особенности уголовно-исполнительных отношений в советском государстве в годы новой экономической политики и в начале 1930 гг. в их организационно-правовом преломлении и взаимосвязи указанных временных периодов. Анализируются законодательные акты, научные публикации по теме статьи, делаются соответствующие обобщения. В частности, отмечается, что в период нэпа имела место относительно гуманная уголовно-исполнительная политика, однако после его окончания советская власть значительно ее ужесточила. В виду ужесточения репрессий стало увеличиваться количество лагерей, которые оставалась в ведении органов государственной безопасности, то есть, подчинялись ОГПУ. Такое положение повлияло на решение советской власти о новой реорганизации системы уголовно-исполнительных учреждений, при которой осуществлялась централизация управления этой системой и значительно усиливалась роль органов государственной безопасности, которые вышли на передний план в сфере уголовно-исполнительных отношений.
BONDAR, O.O., SOLONNIKOVA, N.V.
ORGANIZATIONAL-LEGAL DEVELOPMENT OF CRIMINAL-EXECUTIVE RELATIONS IN SOVIET RUSSIA IN THE YEARS OF NEW ECONOMIC POLICY AND THE BEGINNING OF THE 1930-IES
Keywords: criminal-executive relations, new economic policy, Soviet power, state, law, code, imprisonment, GULAG, emergency commissions.
It researched the features of the criminal-executive relations of the Soviet state in the years of the new economic policy and in the early 1930-ies and its organizational-legal refraction and the relationship of these time periods. It analyzed the legislative acts, scientific publications on the topic of the article, made relevant generalizations, in particular, it is noted that during the NEP there was a relatively humane penitentiary policy, but after the end of NEP, the Soviet government significantly tightened it. In view of the tightening of repression, it began to increase the number of camps that remained under the jurisdiction of the state security agencies, that is, subordinated to the Joint State Political Directorate (JSPD),. This situation influenced to the decision of the Soviet government on the new reorganization of the system of penitentiary institutions, at which the management of this system was centralized and the role of the state security agencies, which had come to the fore in criminal relations, was greatly enhanced.
Развитие некоторых элементов рыночных отношений в годы новой экономической политики (далее - нэп), вызванное, как известно, сложным экономическим положением советской России, сложившимся в результате революционных потрясений 1917 г. и последующей Гражданской войны, сопровождалось изменениями и в других сферах общественных отношений. В частности, некоторым образом была трансформирована карательная политика советской власти, характерной чертой которой до этого было достаточно широкое применение мер государственного принуждения, включая уголовные наказания, в административном порядке. В годы «военного коммунизма» это право приобрели Всероссийская чрезвычайная комиссия и ее органы на местах, наркоматы, местные исполкомы и их отделы, милиция, различные чрезвычайные уполномоченные и т.д. [1, с. 169].
С введением нэпа в советской России была отменена ответственность за ряд ранее запрещенных видов деяний. Одновременно, в связи с общим улучшением социально-
